Иудино дерево

ГЛАВА ПЕРВАЯ


«РАСПЯТИЕ». ВОЛЬДЕМАР

Лето в этот год просто зверствовало. Ялта утопала в раскалённом мареве, казалось на город и окрестности надвинулась из ниоткуда живая, полупрозрачная масса, которая должна была поглотить всё вокруг – измученных жаждой и праздностью людей, вялые пальмы, и поражающие своей гордой осанкой, и даже надменностью кипарисы. Единственным спасением было море, только оно было прохладным и чистым, хотя таким же флегматичным и сонным, как всё вокруг. Уютная и чистая Ялта в очередной раз принимала многотысячную толпу туристов. Сотни иностранцев бродили среди тенистых аллей, щёлкали затворами фотоаппаратов, вертели головами по сторонам. Их можно было узнать невооружённым глазом. Почему?… Какое-то особое излучение… Было в них нечто … инопланетное. Художники, музыканты, непризнанные гении поэзии, мистики, миссионеры, лохотронщики, наркоманы и жрицы любви, подозрительные мальчики, пахнущие женскими духами, просто прохожие – благопристойные и не очень… Вся эта разношёрстная и разноликая масса растекалась в дрожащем воздухе и гудела, как улей.
Александр Ястребцев, или просто Саша – молодой поэт из Алупки, не спеша, шёл по направлению к автобусной остановке. Он шёл к своему другу – художнику Вольдемару Персидскому. Вольдемар как – то говорил, что его звучная фамилия не случайна, он потомок, какого - то древнего рода Персидских, корни которого ещё в начале 18 – го века. Но обо всём этом Саша слышал только от самого Вольдемара. Не будем забегать вперёд, потому, что очень скоро мы с ним познакомимся…
Автобус подъезжал к старенькой остановке в Кореизе, в одном из посёлков в окрестностях Ялты. Застать Вольдемара дома всегда было проблемой, вот и сегодня он был на пленере в сосновом бору, вместе с женой Анжелой..
-Сашенька! Боже мой! -, Анжела первая увидела его и, подбежав к нему с букетом полевых цветов, схватила за руку и потащила к Вольдемару. – Сашенька, вы прелесть, что нас нашли! Вольдемар просто одичал в последнее время, он стал каким-то нервным… Вы не знаете в чём дело? Впрочем, это совершенно не важно. Вот уже неделю мы пропадаем здесь целыми днями, но я ни чуточки не жалею… Здесь просто эдем!
-Александр… Какими судьбами? -, наконец увидел его друг, обернувшись и разводя руками…
Это был высокий стройный, интеллигентного вида мужчина лет сорока, с «академической» бородкой  рыжего цвета и отчего-то чёрными усами. В самом деле, он как-то натужно улыбался и вяло подал руку.
-Сашенька, посмотрите на этого нудного типа. Я пытаюсь поднять ему настроение и обратить внимание на свою скромную персону вот уже целую неделю… Вы умница, что приехали…
Анжела без конца говорила и во все глаза смотрела на Сашу. Я думаю, самое подходящее время описать вам это жизнерадостное создание. Представьте себе женщину лет двадцати семи, о ней можно смело сказать: очень приятная, весёлая блондинка. Прежде всего, она обращала на себя внимание глазами… Бывают такие глаза, которые мерцают, словно капельки росы, кажется, эти росинки вот-вот сорвутся и легонько скользнут по нежным свежим щекам… Её нельзя было бы назвать красавицей, но магнетизм этих глаз действовал на мужчин безотказно.
-…Жарко сегодня. – Бросил Вольдемар, вытирая кисти и, по видимому, собираясь уходить.
-Сашенька, идёмте к нам, - продолжала свой нескончаемый монолог Анжела. – Вот уж пять дней вас ждёт холодное шампанское!
-Против такого предложения устоять трудно, - согласился Саша, - но что скажет по этому поводу хозяин? Вольдемар, может быть у тебя другие планы?…
-Не обращайте на меня внимание. Я прошу не замечать меня и развлекаться. Простите мне мою меланхолию…
-Меланхолию!… Это он называет «меланхолия», - всплеснула руками Анжела и присела на сухое сломанное дерево. – Вольдемар, ты просто невыносим!
-У меня кончились сигареты, - не обращая внимания на жену, сказал он. – Идёмте. Я готов выпить, и закурить хорошую сигарету…
В доме Персидских было прохладно, но расположиться решили в уютном тенистом дворике под раскидистыми смоковницами. Одноэтажный домик с мансардой, как ласточкино гнездо, ютился на небольшом пятачке, с которого открывался удивительно красивый вид на море. Казалось, дом был совсем рядом, но на самом деле пешком нужно было добираться к нему по бесчисленным тропинкам и каменным древним лесенкам почти час. Внизу, сквозь зелёную массу проглядывали элитные пансионаты. Но мы снова немного увлеклись, в то время как наши герои уже за столом, и слышен звонкий смех Анжелы и музыка хрусталя…
«Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо, остро!…»
-…Скажите, Сашенька, почему…, - картинно подняв бокал, а потом, беззвучно поставив его на столик, вздохнула и заговорила Анжела. – Почему мы не можем жить полной искристой жизнью!… Нам нужно учиться жить у шампанского – вот так же шумно выплеснуться, оглушив мир взрывом, дать выпить себя до дна…
-Браво! Браво! -, закричали, хлопая, Саша и Вольдемар.
-Мадам, да вы сама Поэзия, - улыбаясь, заметил Вольдемар. – Ты приятно поражаешь меня, малыш, но давайте послушаем нашего мэтра… Александр, над чем сейчас трудишься и чем новеньким порадуешь?
-Знаете, казалось бы, здесь, в этом земном раю, должны рождаться такие же чистые и светлые строки, но парадокс… В этом буйстве красок, солнца и неба меня охватывает осенняя тоска…
-Прочь тоску! -, воскликнула Анжела, разливая остатки шампанского по бокалам мужа и Александра. – Вы скучные и приземлённые существа. Мне придётся покинуть вас! Я отправляюсь к Инге, чтобы не погибнуть от скуки… К морю! К солнцу!
-Кто эта Инга? -, спросил Саша, когда они остались вдвоём.
-Это её новая подруга, - лениво ответил Вольдемар и закурил. – Кстати, Инга будет завтра у нас. Если хочешь познакомиться с ней, оставайся сегодня на ночь. А сейчас пойдём-ка в мою келью. У меня там припасено кое, что покрепче этой кислятины. Я хочу тебе кое-что показать.
-Новая работа? -, с интересом спросил Саша.
-Пойдём. Ты сам всё увидишь.
«Кельей» Вольдемар называл в шутку довольно просторную и светлую мансарду, которая одновременно была и мастерской художника. Думаю, не стоит описывать очень подробно этот уголок; он похож на все художественные мастерские, когда либо виденные вами, а если для читателя это в новинку, то он может легко представить себе, расставленные по всей комнате античные бюсты, торсы, оригинальные фрагменты орнаментов на обломках керамики, услышать запах краски и холста, а кроме этого, стены, увешанные, буквально от потолка до пола законченными и полузаконченными пейзажами, портретами и натюрмортами, но несколько особняком, так сказать, «в публичном одиночестве» стоял мольберт, накрытый серым холстом. К нему и направился Вольдемар с загадочной улыбкой. Он словно преобразился, движения его стали резче и увереннее, он как – то странно поглядывал на Сашу, который уже с нетерпением ждал чего-то особенного и гадал, что же это всё-таки будет…
Вольдемар резким движением руки сорвал холст, и….. Сначала не последовало никакой реакции, даже некоторое разочарование мелькнуло в глазах Саши, но всего лишь на несколько секунд. На картине было изображено распятие… Иуды! Вверху над крестом висела грубая табличка с надписью «Святой Апостол Иуда». Руки, ноги, всё тело Иуды было оплетено корявыми ветвями какого-то странного, уродливого дерева, побеги пронизывали тело насквозь, и в местах проникновений не было крови, а робко алели маленькие нежные цветы, горло было перехвачено одной из ветвей… Всё это на фоне глаз… Саша вспомнил: где он видел эти глаза! Однажды в одном журнале была напечатана фотография «Туринской плащаницы», обошедшая весь мир; это были глаза Христа! Они были именно такие, как на той фотографии, - живые человеческие глаза с печатью боли и страдания.
Ястребцев закурил и молча выдохнул сизый дым прямо в холст, струя его тяжело упала на поверхность картины и медленно растеклась в стороны. От этого «Святой Апостол» на секунду стал ещё более загадочным, могло даже показаться, что он зажмурился от дыма…
-Мистика! -, невольно содрогнулся Саша и повернулся к автору, который, кажется, был доволен произведённым впечатлением и чувствует себя победителем.
-Нет, мой друг, это не мистика, - откликнулся из угла комнаты Вольдемар. Он уже разлил коньяк по рюмкам и торжествующе улыбался. – Присаживайся. Я привёз это из Израиля…. Отличный коньяк, жаль только, что мало..
-А это?… -, Саша указал на картину, - Это ты тоже привёз оттуда?
-Если говорить об идее, то да, - согласился Вольдемар, и выпил ещё рюмочку.
-Что за идея?
-А я тебе говорю, присаживайся… Выпей и послушай, - продолжал он. – Ну вот, так будет лучше… Человечество всегда было у будет неправедливо к своим собратьям, которые двигали прогресс, которые жертвовали собственными жизнями лишь для того, чтобы заставить человека мыслить. Они гибли от руки Бога или дьявола, чтобы не закостенели наши мозги! Идеал – это смерть! Когда ты сидишь, как идиот, на вершине, а вокруг тишина и пустота!… Помнишь в Гамлете: «А ДАЛЬШЕ  - ТИШИНА…» Как удобно иметь эталон времени… Боже мой!.. Какая глупость! Дойти во всём до совершенства, обрести совершенный разум – это значит постепенно деградировать, это уход от внешнего мира. Нет больше тайны!!!…
-Всё это довольно интересно, хотя и спорно, - заметил Ястребцев, и снова подошёл к картине, - но мне кажется, что всё это лишь преамбула к сути…
-Ты совсем не пьёшь… Знаешь, когда я бродил по улочкам Иерусалима, мне в голову пришла очень любопытная мысль… Вот та дорога, думал я, тот камень, о который споткнулся Христос, неся свой крест, вот тот сад, известный веках как Гефсиманский, тот сад, где всё свершилось… Здесь по воле Отца был предан Сын, здесь он подставил щёку для поцелуя своему любимому ученику…
-Поцелуя предателя Иуды, - бросил Саша, всё это время стоявший у холста.
-Молодец! -, рассмеялся Вольдемар. – Другого я от тебя и не ожидал, и это естественно, но не спеши с выводами и не повторяй, как попугай, это клише, которое навязло в зубах… Прости… Выслушай меня до конца. Иуда Искариот был величайшим философом своего времени, оказавшийся пешкой в руках Бога, но это он понял только тогда, когда увидел Христа в руках властей, когда он увидел ужасные раны на теле Христа… До этого момента, до того, как он решил покончить жизнь самоубийством, им вынашивалась идея, повернувшая ход истории, воплощение которой решило судьбу целого народа. Весь еврейский народ сегодня обречён на скитания, над ним ещё века будет висеть проклятие, но не Божье!… Это людское проклятие! Мелких людишек и упитанных священников в засаленных рясах!
Сегодня еврей – это уже не национальность, а образ жизни, состояние души! Лучшие умы человечества в науке, литературе, музыке, живописи…, ДА ПРАКТИЧЕСКИ ВЕЗДЕ – ЕВРЕИ, лучшие портные и врачи тоже, извини меня, не Ивановы! Недавно я прочитал в одном журнале любопытную статистику. Это ответы ста опрошенных еврейских интеллигентов Москвы на вопрос о том, кто может считаться евреем:
*Еврей – это тот, у кого родители евреи.
*Тот, кто исповедует иудаизм.
*Тот, у кого в паспорте записано, что он еврей.
*Тот, кого преследуют.
*Тот, кто чувствует себя евреем.
*Человек с особыми психическими свойствами и нравственными характеристиками, особыми способностями.
Ну, и как тебе такая информация?
-Зачем ты мне всё это говоришь? -, не вытерпел Саша. – Для меня давно всё ясно с этим. Этой «информацией ты никого сегодня не удивишь…
-Я хочу сказать о том, что иудеи навечно останутся избранным народом, а земля Израиля – землёй Обетованной. То, что Христа признали Богом и на тысячелетия человечеству была подарена новая религия, заслуга великого мыслителя  - Апостола Иуды, который не меньше других одиннадцати  любил своего учителя, но всё – таки, по  - видимому, больше Сына он любил Отца. Ослушаться Бога-Отца, Иуда не посмел бы… Следует приказ свыше, и покорный ученик идёт на убийство во имя спасения человечества!
-Бред! - , воскликнул Ястребцев раздражённо. – О каком спасении ты говоришь?! Представь себе другой поворот событий… Что если бы Христос остался жив…
-Мальчик мой, - улыбнулся Вольдемар, - ты «переел» Никаса Казандзакиса… А могло ли быть по другому?… Всё было предрешено и расписано, как по нотам, и Иуда был лишь орудием в руках Господних. Пережить это он не в силах, и поэтому лучше смерть, чем позор и унижения до конца дней… Так кого же обвинять в произошедшем, да и надо ли?. Не правильнее было бы возвести Иуду в лик святых и поклоняться ему наравне с Христом!… Я напишу Евангелие от Иуды – единственно правдивое! Я создам новую религию! Я переверну этот закостенелый и серый мир!… Я….
…Почти теряя сознание, Вольдемар не мог вымолвить ни слова, и Саше вдруг стало страшно. Он бросился к столу за графином с водой, схватил его и выплеснул воду из него прямо в лицо другу…
-Что это было? - , спросил Саша, когда тот пришёл в себя. – Наверное, ты слишком много выпил, а в такую жару…
-Нам нужно спуститься вниз на воздух, - хрипло прошептал Вольдемар.
-Ты в порядке? -, беспокоился Саша.
-Всё нормально… Голова немного болит… -, успокоил он.
Внизу они встретились с Анжелой. Улыбка слетела с её лица, когда она глянула на мужа, и тут же раздался испуганный крик:
-Что случилось?!..
-Всё в порядке… Немного закружилась голова, - успокаивал её Вольдемар, - уже всё прошло.
-Вы ещё пили? -, Анжела строго посмотрела на Сашу.
-Да так… Немного коньяка, - ответил он, отводя глаза в сторону виновато.
-Я так и знала, что этим сегодня всё закончится, - покачала головой Анжела.  – Ну ладно, идёмте ужинать…
Саша сегодня останется у нас, - заявил Вольдемар.
-Я непротив. Места всем хватит, - согласилась Анжела.
-Я мог бы устроиться на дворе, - предложил Ястребцев.
Так и решили. После лёгкого ужина и сонного бдения у телевизора, Саша, пожелав спокойной ночи, отправился спать во двор на диванчик под смоковницу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

САША. ПРИКОСНОВЕНИЕ.

Сон не шёл. В голове роились мысли по поводу предыдущего разговора с Вольдемаром, на душе остался неприятный мутный осадок. К чему он затеял эту еврейскую тему?… Выставить Иуду спасителем всего человечества!… «Святой апостол…»! Нет, после этого паломничества в Израиль Вольдемар очень изменился, и потом, эти потери сознания, нервозность… Анжела, кажется, не очень волнуется по этому поводу, а сможет быть и не замечает. Интересно, видела ли она это «распятие»?…. 
Обо всём этом Саша размышлял, глядя сквозь сеть ветвей смоковницы в небо. Наверное, ещё не видела… Она, вообще мало интересуется делами мужа. Вот уже пять лет сама она не работает, а её «корочка» дизайнера давно куда-то затерялась. Вольдемар успешно продавал картины одному состоятельному французу. Благодаря этому удалось даже купить вот этот самый домик, который понравился Анжеле. Сегодня у Вольдемара новая клиентура – немцы, американцы, есть даже один араб. Частые поездки в Абрамцево с женой и без, стали нормой. И вот теперь эта, недавняя, в Израиль, которая круто изменила, кажется, направление творчества Вольдемара.
«Распятие» стояло перед глазами, стало причиной бессонницы и страха. Эта ночь стала живым организмом, дыхание его было глубоким и прерывистым, волнующим и успокаивающим одновременно. Саша смотрел на звёзды и слушал…. Где-то в Мисхоре играла музыка, и звуки голосов, то возникали, то, теряясь, растворялись в сизом ночном воздухе. Сверчки дополняли таинственную картину своей вечной музыкой, назойливые цикады вторили им из всех уголков двора. Казалось, земля остановилась, и вершилось какое-то таинство… Земля и небо сливались воедино. Этот великий брачный союз сопровождался серебристой лунной симфонией. Но страх, робко рождавшийся внутри, охватывал теперь всё существо Ястребцева, он был совершенно один в этом храме без начала и конца. Уходить от этого страха почему-то не хотелось. Хотя вокруг никого не было, но всё-таки ощущалось чьё-то присутствие… Ожидание встречи с этим «чем-то» заставляло на время забывать о страхе. Резкие порывы ветра снова наполняли мозг настоящим паническим ужасом, приковывающим к постели. Двинуться, и обернуться не было сил, но очень хотелось. Кричать, и звать на помощь тоже не было возможности. Голоса не было, слова начинали забываться, и сам процесс их произнесения тоже… «Оно» было здесь! «Оно» играло с ним в какую-то свою игру. Мозг отказывался мыслить, анализировать… Малейшее сопротивление на клеточном уровне тут же подавлялось. Мельчайшие атомы замедляли своё движение. Стена за спиной словно притягивала, огромной силы магнитом, впереди воздух будто плавился и медленно, как прозрачный голубоватый воск, стекал на замершею листву деревьев и на землю. Чувство страха сменилось спокойствием и невыносимым блаженством. Это было не земное преходящее блаженство, а вселенское, необъятное, непознаваемое. Наверное, этой силы стало бы достаточно, чтобы заставить человека закричать: «Хватит!», но сил и возможности это сделать, по-прежнему не было. Существо будто почувствовало, что сила его слишком велика, и «пленнику» стало легче. Этот сладостный плен продолжался уже, казалось, вечность. Человек, накрепко прижатый спиной к стене – «венец природы», был превращён в ничто. Оставалась только способность видеть то, что происходило перед ним. Это тоже стало правилом игры, прихотью незримого хозяина, правилом жестоким и несправедливым. Так океан играет с крохотной щепкой, чувствуя своё немыслимое превосходство. Цвет плавящегося воздуха начал меняться, сначала он горел фиолетовым огнём, затем ярко-красным и, наконец, янтарно-зелёным.
В природе такого оттенка не существовало, по крайней мере, человеческий глаз никогда не воспринимал его. Музыка, звучащая всё это время, становилась тише, и наконец, наступила абсолютная тишина. Но, Боже мой!… Уж лучше бы гремело в сотни децибелов! Если в природе существовала абсолютная тишина, подобно абсолютному нулю в температуре, то это была именно она; оглушительная и снова бросающая в ужас. Теперь человек у стены ощутил на себе взгляд. По - прежнему, кроме фантастических переливов света, впереди ничего не было, но постепенно плавящаяся глыба сворачивалась в водоворот, образуя бесконечный, изумрудный тоннель. Пленник начал чувствовать себя так, как будто его постепенно, по сантиметру поднимают из воды на поверхность. «Стена» за спиной начала терять свою силу, и наконец, совсем отпустила, а тоннель словно приглашал войти, он был похож на глотку какого-то гигантского животного.
Невидимый эскалатор неспеша увлекал Сашу в таинственную глубину «глотки».
«Не оборачивайся! Я жду тебя!» -, услышал он вдруг голос, властный женский голос. Долгое время движение было горизонтальным, но вдруг резко путь, как будто оборвался, и тот же эскалатор понёс поражённого гостя в обратном направлении…  Изменился цвет тоннеля на нежно-розовый, он постепенно расширялся, и вот, наконец, впереди показалась женщина удивительной красоты, она была просто невероятных размеров, даже на большом расстоянии это впечатляло. Лёгкое белое одеяние её развевалось под ветром. Она заговорила…
-Я ждала тебя! -, голос её, красивый и властный, проникал, кажется, в каждую клеточку мозга, и привыкнуть к этому было трудно. – У нас очень мало времени. Выслушай меня!
-Кто ты? -, спросил Саша и испугался собственного голоса, ведь до этого он не мог произнести не слова. – Что тебе нужно?…
-Я лишь выполняю волю того, кто послал меня, - ответила женщина. – Бесконечный разум, который есть Чрево Миров. Это Отец Разум. Вы дали имя Отцу Дух, но это просто название, и вы пользуетесь этим названием, поскольку человеческий ум не может до конца познать Отца, который создаёт в себе бесконечные миры, существующие эры времени. Для него создание, развитие, упадок и смерть миллионов миров по времени подобны мгновению ока. Но ТАЙНА ТАЙН – ДУХ человеческой души не уничтожается, а бесконечно развивается; Творение и Творец сливаются. Легенды о падших ангелах основаны на различных фактах. За стремлением к абсолютной власти неизбежно падение ещё более низкое. Но даже таким душам дана возможность возврата, и такие души совершают обратное путешествие, жестоко расплачиваясь в соответствии с неизменным Законом Вселенной.
Живущий тысячи лет назад по вашему исчислению  Иуда Искариот, предавший на смерть Христа, сегодня движется к верхним планам. Он всё так же одержим идеей спасения человечества, но это лишь искусная маска, за которой скрывается Зверь с жаждой власти и разрушения. Сейчас это уже не тот Иуда из плоти и крови, он гораздо сильнее и опаснее, так как не материален, за ним огненная свита, пожирающая всё живое на своём пути. Но он не король, а лишь покорный слуга Великого Князя Тьмы, возомнивший себя единственным и великим хозяином. Он похож на огненный шар, вырвавшийся из глубины своего заточения. Мы пытаемся его остановить, но необходимо и ваше участие в трёхмерном мире.
Кровь, смерть, предательство – это пища, которой питается это ужасное создание Князя Тьмы. Армия его огромна, но одна из главных целей его – создание, как можно большего количества воинов на земле. Каждый из них мыслит себя Правителем мира до тех пор, пока не придёт Пастух, обращая их в рабов, и сам становится рабом Князя Тьмы. На земле, а точнее под землёй найден сильнейший источник, из которого питается зверь. На поверхности есть дверь в это место. Зерно было брошено давно, и теперь близко время для сбора плодов…
-Но кто?! -, не веря до сих пор своим глазам и ушам, закричал Саша.
-Не спеши и обернись, - гулко прогремело в пустоте. Он обернулся и вдруг увидел всё ту же водянистую голубоватую стену, за которой стоял дом Персидских, но…что это?!!… Дом оплетён уродливыми ветвями, они живые, и всё сильнее сжимают дом в кольцо. Слышатся стоны, и из всех щелей дома струится кипящая алая кровь.
-Не может быть, - невольно вырвалось у Ястребцева, - но..
-То, что ты сейчас видел, - снова заговорила женщина, - невозможно увидеть из вашего мира. Теперь ты знаешь, насколько всё опасно…
-Но мне казалось, что… Вольдемар не одинок в своих рассуждениях… В мире бушуют войны, люди убивают друг друга без особых причин, умирают дети от неизлечимых болезней, а взрослые тупо делят между собой клочки земли, пополняя армию мёртвых… Всё это происходит перед глазами тех, кто убивает, и тех, кто умирает. Десять заповедей продолжают оставаться для многих тяжким грузом за семью замками, но где же ключ!…
-Добро и зло на самом деле всего лишь два различных полюса одного и того же. Картина, написанная художником, и тот образ, который был создан им, впитывают душу своего создателя. Происходит ассимиляция, и вот уже гений рождает помимо своей воли Тьму.Рождается Третий и завладевает умами тысяч и миллионов смертных. «Распятие Иуды» - не что иное, как дверь для Зверя. Зерно брошено…
-Но что я должен сделать? -, поспешил спросить Саша, так как образ женщины постепенно растворялся, а на её месте возникала яркая изумрудная звезда…
-Я всегда буду с тобой, - звучал всё тот же голос. – Храни свой разум на звезде, но пусть твои глаза следят за твоими шагами, чтобы ты не упал по причине того, что смотришь ввысь… Я всегда буду с тобой….
И снова звенящая тишина… Звезда разгоралась изумрудным светом всё ярче и ярче, и наконец сильный всплеск энергии, подобно фотовспышке ударил в глаза, и всё погрузилось в абсолютную темноту…Саша открыл глаза, но свет снова залил глаза… Это солнце!!!… Боже мой, это солнце! Он вдруг рассмеялся и вдохнул полной грудью утренний воздух. Так это был…сон! Вот дом, в котором, вероятно, ещё спят Анжела и Вольдемар, и выглядит он как обычно… Половина седьмого… Но, всё же надо вставать. Саша нехотя поднялся и пошёл умываться. Несколько минут он с удовольствием плескался в холодной воде под краном на дворе, временами засматриваясь на живую сверкающую струю. Он подставлял ладони и лицо в шумящий поток, и снова вглядывался и задумывался. Вот она – свобода, думал он, вот поэзия, которая не подчиняется  ямбам и хорреям, которая понятна каждому. Здесь не нужно преодолевать языковой барьер, ведь говорит сама природа, а для неё нет границ. Нужно только настроиться и хотеть видеть, хотеть слушать и услышать. Как это просто иногда…
-Доброе утро! – Услышал он у себя за спиной и, резко обернувшись на корточках, так и плюхнулся в небольшую бетонную выемку, наполненную водой. Перед ним стояла и звонко хохотала светловолосая голубоглазая девушка. Её стройную упругую фигурку подчёркивала полупрозрачная маечка с «ниточками» - бретельками, и коротенькая юбочка из «мокрого» шёлка. Загорелая, смеющаяся, с выгоревшими от солнца волосами, в лёгких спортивных тапочках и с потёртой самодельной джинсовой сумочкой на плече, она показалась Саше поначалу нереальной и в то же время такой знакомой, близкой и понятной… На минуту он забыл, что сидит в луже в плавках и глупо хлопая глазами, рассматривает девушку.
-Доброе утро, - повторила она.
-Доброе… -, смущённо проговорил Саша.
-Что вы там увидели? – спросила с улыбкой девушка.
-Где?… -, ещё больше смутился «наблюдатель» и отвёл взгляд, потом вдруг опомнился. – Извините, я оденусь…
-Пожалуйста, пожалуйста, - всё с той же белозубой улыбкой сказала девушка. – А где Анжела?… Вольдемар?
-Да спят, наверное, ещё, - Бодро ответил Саша. Он уже оделся и чувствовал себя более уверенно. – Саша… - Он протянул руку и встретил тёплую узенькую «лодочку» Инги, как выяснилось. Та самая, к которой вчера убегала Анжела и окоторой говорил Вольдемар. Инга… Суламифь библейская… Жаль только, я не царь Соломон, подумал Саша.
-А мы к морю собрались с Анжелой, - весело сообщила Инга. – А вы не хотите с нами? – Но вдруг осеклась: - Ой! Простите. Я вот всегда так… Может, вы заняты…
-Да ничего, - пожал плечами Саша, - но, к сожалению, я на самом деле сегодня занят… Но только сегодня! Провожу экскурсии в Алупкинском дворце – музее…Кстати, приглашаю вас в любое время «ко мне во дворец». Я очень люблю посидеть в библиотеке, побродить по парку…
-Благодарю покорнейше, граф! – пошутила Инга и снова рассмеялась. – А по вечерам вы, вероятно, за бокалом шампанского в кругу высшего общества и крепостных актрис наслаждаетесь поэзией или покуриваете трубку в курительной комнате при свечах…
-Вечером я свободен, - улыбаясь, коротко ответил Саша.
-Ну, вот и замечательно, - искренне обрадовалась Инга. – Я жду вас…
Такой неожиданной удачи Саша не знал со времён студенческой юности. «Синей бородой» его нельзя было назвать, и девчонки липли к нему – молодому красивому поэту, но со временем ажиотаж несколько поутих, и тут… Саша не стал дожидаться, пока проснутся хозяева, и ушёл, оставив Ингу в ожидании, но уже в автобусе проклинал себя за то, что не узнал точного адреса своей новой знакомой. Казалось, он знает её очень давно. Всё в ней располагало; её молодость и озорство, бесспорная красота приятно соседствовала с добротой и умом. Таким сочетанием могла похвастаться не каждая женщина. Есть старая банальная истина, что глаза – зеркало души. Если следовать этой формуле, то её душа была чиста, как Байкал. Саша вспомнил, как не хотелось отпускать эту узенькую загорелую руку…
«Ты попался, дружок, - констатировал он про себя, улыбаясь. – И всё – таки я её найду… Благо, Анжела её, кажется, хорошо знает…» Эта мысль его успокоила, и до Алупки он ехал, невольно улыбаясь и думая о чём то своём.
Литературный институт, потом первый поэтический сборник, публикации в Московских газетах и в некоторых толстых журналах сделали его популярным среди литературной элиты и просто «полЛИТЕРОВ», как он сам их называл. И всё – таки жизнь текла тихо и грустно. Были встречи и расставанья, была любовь, которая принесла боль и разочарование, но вдохновение, пришедшее с ней, стало толчком к написанию самых лучших стихов. Зачем молодой, подающий большие надежды поэт приехал сюда – на берег Крыма, он сам и не мог толком объяснить. Конечно, его привлекал этот поистине райский уголок своим климатом, солнцем, потрясающе красивой природой, но всё-таки это было не главное. Здесь он отдыхал душой и телом, хотя очень часто хотелось всё бросить, убежать в сумасшедшую суетливую Москву, с нова окунуться в толпу, запутаться в словесных сетях… Работу экскурсовода он, можно сказать, получил по наследству. Мать Саши, Галина Петровна Ястребцева, была прекрасным журналистом и искусствоведом, знала почти в совершенстве английский и французский, сама писала стихи. Совсем недавно она уехала на постоянное жительство в Австралию, познакомившись с одним из богатых туристов. Эта встреча и решение уехать были для неё совершенно неожиданными. Существует такое понятие, как поздняя любовь. Говорят, что это чувство сильнее, чем первая любовь, наверное, потому, что оно осознанно, и когда тебе перевалило за сорок, начинаешь видеть человека немного по другому. Другое качество приобретают слова, жесты, взгляды любимого человека, да и себя к этому времени изучил и понимаешь, что тебе нужно….
Вот уже третий год Саша получает письма и открытки, часто полные грусти. Живёт он здесь же, в Алупке, в квартире оставленной матерью. Отец его умер давно, когда Саше ещё не было и четырнадцати лет. Это было очень трудное время. В доме поселилось одиночество прочно и надолго, но тоже самое время лечит, и боль постепенно утихала. Матери предложили работу в Ялте, а Саша остался в Москве, где закончил литературный институт… И вот теперь он здесь.
В Алупкинском дворце соединились, кажется, два несовместимых стиля – суровость и мрачность английской и шотландской готики, лёгкость, вычурность арабской, мавританской культуры. Местный камень – диабаз глубокого серо-зелёного цвета подчёркивает эту мрачность и строгость. Северная часть дворца словно высечена из сплошной скалы, а контуры её стен и башен, будто тень гряды Ай Петри. Есть во дворце залы и уголки, что невольно напоминают давние шотландские баллады Роберта Бернса и романы Вальтера Скотта, весёлые комнаты из романов эпохи Возрождения Саша больше всего любил посещать. В одном из уголков парка, прилегающего к дворцу, спрятался в тени фонтанчик – уменьшенная копия знаменитого Бахчисарайского фонтана, описанного и обессмерченного Пушкиным. В нижнем парке сказка только начинается, а при подъёме в верхний просто захватывает дух. Глаза и сердце впитывают первобытную силу… Естественные нагромождения обломков скал, озерца с прозрачной манящей водой, могучие вековые деревья; кедры, платаны, кипарисы, секвойи… Долгое время владельцем дворца был граф Воронцов. В глубине нижнего парка в камне выбит грот, это могильник любимых собак графа… Вообще Ялта и её окрестности были излюбленным местом отдыха царей, принцев, графов, просто особ, более или менее приближённых к великим мира сего. Изменилось не многое, и новоявленных или же возрождённых князей и графов сегодня предостаточно…
Вот в этой сказке жил и работал Саша. Сегодня у него две группы туристов. Работы не так много, и можно расслабиться… Инга… давно он не встречал такой девушки и не увлекался так быстро. Она просто ворвалась в его сердце и не уходила ни на секунду. Эти голубые смеющиеся глаза, пышные волосы, скользящие по загорелым крутым плечам… Фантазии кружились, обгоняя друг друга, и иногда становились на мгновенье почти реальностью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ИНГА. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВОЛЬДЕМАРА

У Персидских никто не подходил к телефону… «Вероятно, они снова выбрались на природу, - подумал Саша, но, отправившись в их любимую сосновую рощу, никого не обнаружил. На пляже их тоже не было. Ожидая почти час во дворе, он в отчаянии собрался, было уже уходить, как вдруг у самой калитки столкнулся с Анжелой.
-Саша! -, вскрикнула она и бросилась ему на грудь, она всхлипывала, и, взглянув ей в глаза, Саша понял, что что-то случилось, и очень серьёзное. Анжела никак не могла успокоиться, её буквально трясло от рыданий, и чувствовался большой жар.
-В чём дело, Анжела? -, испуганно пробормотал Саша. От неожиданности он не знал как себя вести. – Пойдем, сядем… Выпей воды и объясни, наконец, что стряслось?…
Не проходя в дом, они остались во дворе, и Анжела, выпив залпом, стакан холодной воды немного успокоилась и начала рассказывать:
-После того, как ты утром ушёл, мы с Ингой отправились на пляж, а Вольдемар остался, как всегда, дома, сославшись на то, что он плохо себя чувствует… Он, на самом деле не хорошо выглядел. Часа в три дня мы вернулись и ещё долго сидели с Ингой у нас… Потом она ушла… Я осталась одна и ждала всю ночь Вольдемара, но так и не дождалась, звонила тебе, но телефон почему-то не отвечал или было занято, я даже приходила к тебе домой и не застала… Я совершенно запуталась, и не знаю, куда ещё идти, ведь это первый! Слышишь, первый случай, когда он ушёл, не сказав мне ни слова!
-Ну не волнуйся, - успокаивал её Саша, стараясь не улыбаться, - может быть он очень срочно уехал куда-то по делу, и скоро вернётся… Вот увидишь!
-Но он мог мне позвонить, - снова расплакалась Анжела, - значит у кого-то из знакомых или родственников несчастье, и он не захотел меня волновать… Ну нельзя же так!.. И потом эта картина…
-Какая картина? -, не понял Саша сначала, но вдруг его осенило. – Распятие?!..
-Д-а-а-а, - задумчиво протянула Анжела, и, закурив, продолжала, - странная картина. Я только вчера увидела её, когда искала Вольдемара. Я зашла в мастерскую, и первое, что мне бросилось в глаза, - эта картина. Сняла холст и не могла оторваться… Смотрела, смотрела…, словно какая-то сила держала меня! Ты не поверишь, но мне временами казалось, что он … где-то рядом, что он смотрит на меня!! Откуда-то.… Наверно, я схожу с ума…
Она снова закрыла лицо руками и замотала головой.
-Ты просто устала, - успокаивал её Саша, - тебе нужно поспать. Я постараюсь что - ни будь сделать для тебя, а сейчас тебе нужно отдыхать.
Отведя Анжелу в комнату, и уложив спать (она почти сразу уснула), он поднялся наверх в мастерскую и снова подошёл к картине. Она была открыта, а холст, накрывавший её ранее, валялся на полу. Вероятно, Анжела в волнении забыла накрыть им холст. Картина выглядела немного по - другому, она отличалась от прежней чёткостью линий, более изысканной цветовой гаммой. Чувствовалось, что Вольдемар усердно поработал над ней, но когда он успел это?… Тот магнетизм, о котором говорила Анжела, почувствовал и Саша. Полотно завораживало, пугало и звало к себе.
Отведя с трудом взгляд, он собрался уже уходить, но заметил на журнальном столике, среди красочных зарубежных журналов по искусству толстую «общую» тетрадь в светло-коричневой обложке из кожи. На первой титульной странице было выведено красивым почерком «Евангелие от Иуды», далее шёл текст:
«Время развенчало мои мечты, как ветер – пух одуванчика, обратив в прах все мои надежды. Я многое осознал, многое переосмыслил, и теперь да будет так, как я хочу. Через сумерки судьбы я пойду к своему последнему утру, чтобы с горы блаженства посмотреть в пропасть разочарований и встретить закат жизни. Бывают минуты, которые решают судьбу веков и переживают эпохи. Святые смертью искупают грехи других, но их имена сохраняют легенды и их устами говорят цивилизации…
Мечта не должна сбываться, ибо,  воплотившись во что-то ,она  перестаёт быть мечтой. Только недостижимость идеала создаёт веру в него. Самые несчастные существа на свете – боги, потому, что бессмертны и всё могут…
Будущее, каким бы далёким оно не было, осуждено на то, чтобы стать прошлым. Время – это рок, властвующий над миром, и перед ним любая сила – ничто. Всё должно умереть, за то, что родилось…»

«Умереть, за то, что родилось…» -, эхом прозвучала последняя фраза в голове. На ней текст не обрывался, но читать дальше уже не было сил. Отложив тетрадь в сторону, он долго смотрел в одну точку на полу, забрызганном краской, потом долго ходил по комнате, снова и снова, бормоча слова из текста в тетради… Банальная мысль об обращении в милицию, сразу же отпала, как глупая и бесполезная. Здесь было нечто иное – ещё непонятное и, временами, внушающее страх. Это страх приходил ниоткуда и опускал на колени. В памяти всплывали сейчас – беседа с Вольдемаром, странный сон, теперь вот это «Евангелие»… Как -  то всё это связано между собой и это всего лишь начало, но ЧЕГО?!…
…. Тетрадь он решил дочитать позже и, взяв её с собой, поехал домой. Если Вольдемар неожиданно появится и хватится её, то объяснение всегда найдётся… В автобусе он снова открыл её…
… «Человечество захлёбывается фарисейством. Слабость душевная, почивание на лаврах, неспособность к Действию, постепенное методичное самоубийство, что есть вмешательство в Дело Бога. Жалкое и слабое создание ставит себя вровень с Отцом. Бессмысленное убийство себе подобных – это последняя цель «высшего» существа на этой планете?… Тела этих злобных каннибалов необходимо сохранить, ведь многие из них почти совершенны. Мужчины и женщины, а особенно дети должны обрести новую жизнь. Каждый человек – творение небесного духа, божественный замысел. Как великие гении перебирают и отвергают тысячи идей, а, затем собрав воедино весь океан мыслей, получают те самые золотые зёрна, мудростью которых восхищается весь просвещённый мир, так и Бог отвергает и предаёт проклятию тысячи судеб и из миллиона находит всего несколько избранников, которым принадлежит вся слава человечества. Какое ему дело до тех, кого он считает своим погибшим замыслом и забытой надеждой? Цель – Жизнь, Путь – Разум…»
Всё яснее становилось, что без специалиста здесь не обойтись, и Саша знал пару таких людей. К одному из них – Виктору Евгеньевичу Загорскому он и решил обратиться, но немного позже, а сейчас его интересовала встреча с Ингой. В этих нахлынувших событиях, в которые он ушёл с головой, как-то мало места оставалось для неё, и вот теперь он решил, наконец позвонить Анжеле, чтобы узнать телефон Инги и адрес…
Уставший заспанный голос Анжелы сообщил Саше всё, о чём он просил, и он тут же созвонился с Ингой, договорившись о встрече…
Кажется, они не виделись целую вечность, потому что для Саши всё в Инге виделось сегодня по другому. Может быть её новый наряд, легкий, еле заметный макияж и чёрное платье, чуть прикрывающее круглые коленки, создавали новое впечатление. Чёрные лакированные туфельки на «шпильках» изменили её походку, сделав её неторопливой и плавной. Инга, конечно же, прекрасно понимала, что на неё с затаённой завистью смотрят даже девушки, проходящие мимо. С ней рядом Саша чувствовал себя немного неловко, но в то же время его переполняла гордость, и приятным тёплым бризом накатывала радость.
Часа три они бродили по улицам… Уже начинало темнеть, но находились всё новые и новые темы для разговора. Саша рассказывал о себе, читал стихи, слушал Ингу и многое о ней узнал. Выглядела она лет на девятнадцать, но на самом деле ей было двадцать пять, и у неё был сын трёх лет. Она ещё не была официально разведена, а муж её жил в Краснодаре. В Ялте она живёт у матери с отцом и младшей сестрой. Она говорила, говорила… О чём думал Саша когда, молча взял обе её «лодочки» и начал целовать их… Руки не сопротивлялись, а только напротив нежно и осторожно прижимались к его щекам, млея, как два тёплых бельчонка. Она смотрела ему прямо в глаза, а на полуоткрытых губах пряталась неуловимая улыбка. Она молчала, и словно чего-то ждала. И даже тогда, когда Саша приблизился к ней, отпуская руки и, окунувшись в размётанные вечерним ветром волосы, прошептал: « Я ни за что не хочу тебя терять…», она не отстранилась, но продолжала молчать. Лишь глубокое учащённое дыхание Саша чувствовал на своей шее и невероятно нежное прикосновение блуждающих влажных губ. Её ладони скользнули за его шею, а сама она, закинув голову, подалась вперёд, подчиняясь неведомому голосу, воплощённому в мужские руки и горячее дыхание…
-Отпусти меня, - наконец вырвался прерывистый шёпот Инги, но Саша словно не расслышал её слов, да и сама она совершенно не сопротивлялась, покрывая лавиной горячих влажных поцелуев его лицо, глаза…
-Отпусти… Не здесь же… -, шептала она, теперь уже отстраняя осторожно и неохотно Сашу, потому что он уже расстегнул несколько пуговиц платья у неё на груди и жадно целовал тугую впадинку, уже, кажется, не помня себя от страсти и удивительно тонкого запаха, то ли духов, то ли самой тайны, которую женщине подарила природа и теперь вечно хранит её, как зыбкую, едва уловимую ауру…
На самом деле, хотя на улице было уже темно, а редкие прохожие не могли заметить их, стоящих в глухой плохо освещённой улочке, здесь было не место…
-Идём ко мне, - сказал Саша, и она только закрыла глаза, соглашаясь. При слабом свете фонарей в уголках её глаз блеснули капельки слёз и, сорвавшись, скользнули по щекам.
-Ерунда… Не обращай внимания, - сказала Инга, заметив удивлённый взгляд Саши, улыбнулась и быстро спряталась на его груди. Помолчав немного, добавила, - Пойдём…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...