Мертвая соната Густава

От того, что могло хотя бы частично пробудить отголоски моих смутных воспоминаний, ровным счетом не осталось практически ничего. Сказывается столетняя отлучка от того места, которого я в течении десяти лет смел считать своим домом. Теперь уже далекая, но все-же родная Hercogans Street потерпела координальные изменения: бесследно исчезла широкая мостовая дорога, ведущая от порта к третьей западной улице, а вместе с ней и огромная Корская Черная аллея, являющаяся поистине шедевром архитектуры, духом культуры великого города, по которой в разные времена ходили величайшие актеры, музыканты, поэты... Самое главное, что детально рассмотрев улицу, я не обнаружил среди словно вымерших груд серых громад то, ради чего сюда вернулся: ничуть не утратившее своё величие, игравшее главную роль, внося свой мистический, даже жуткий характер в обстоятельства моей и без того трагичной кончины, баснословно древнее, полуразрушенное пожаром, трехэтажное здание- моя святыня, венчавшая всю прорисованную моей фантазией о предстоящем облике города, картину... Мой отчий дом, по совместительству большой театр пропал бесследно.
Владение генетической памятью, вероятно значительно приблизило бы меня к целе своих изысканий, но увы случиться желаниям моим уже не дано, так как я лишен связи с прямыми потомками; род Хьюлиндз прервался, так как мне, единственному наследнику фамилии, погибшему в пожаре в ночь с 13 на 14 апреля 1874 года, едва ли исполнилось шестнадцать лет. Отныне же, находясь в роли зрителя, являясь неотъемлемым звеном цепи описываемых ниже событий, пренебрегая временем и пространством, созерцая извне роковые нижеизложенные события, транслируя их в хронологическом порядке своей новоявленной материальной оболочке, для поиска всех разрозненных деталей трагедии великого Шенгена; мое стремление к разгадке тайны инструмента выросло стократно, предмета, затмившего все самое ценное моего сознания.
История моя берёт начало, когда в возрасте шести лет, после трагической смерти своих родителей в 1864 году я перешел под полную опеку своего деда Робина Хьюлинзда, владельца Шенгенского Большого театра. Всему своему умственному и духовному развитию я обязан, в первую очередь приобщению деда к его огромной библиотеке, собранную им за все время существования театра. Должен упомянуть, что при жизни мне доводилось встречаться с известными фигурами как в области музыки, так и великими театральными актерами. Так или иначе, самые яркие мои детские воспоминания занимает вечер 9 апреля 1874 года;
дата последнего исполненного знаменательного концерта, с участием рокового исполнения Стюардом Байндоном «Хоссаны» Кристофера Гиббонса. Так же причиной собрания всей элиты города стал трехвековой старинный орган, привезенный накануне гастрольной труппой из предыдущего, с неизменным его участием, выступления из Нью-Йорка. По истечению столетнего срока, ознакомления с некоторыми архивами, относящихся к этому инструменту, я понимаю, что обвал старого Нью-Йоркского здания филармонии был далеко не случаен.
Смею упомнить, что из отведенной мне старой каморки, некогда служивжей для хранения театрального реквизита, расположенной относительно под сценой центрального зала, после привезения органа, я стал по ночам отчетливо слышать хриплый, завораживающий голос старого инструмента. После благодарностей, по поводу звучания прекрасной музыки, воспринятой мною как одной из репетиций Стюарда Байндона, я заметил неподдельное удивление на лице Органиста. Он утверждал, что представления не имеет о ночных симфониях. Ночью, после отыгранного концерта, уже третьей по счету прибывания органа в театре, Стюард с намериниями развенчать упорные слухи о своих псевдо-репетициях отправился к уже закрытым дверям центрального зала. Неведомо, что стало причиной разрыва сердца пожилого органиста, обнаруженного мною же, лежавшего навзничь с широко раскрытыми глазами, застывших от поистину,от  холодящего душу ужаса. Был ли  этот трагический инцидент причиной, утверждаемой врачами,больного  сердца, или слухов о инструменте, издающего звуки из сотен своих труб, самого по себе, имеющего особо рьяное обсуждение среди членов семьи Стюарда, на тот момент оставался загадкой. Вероятно, трагичная кончина органиста и стала началом конца нашего театра...
Последними моими воспоминаниями при жизни остались внезапное пробуждение ото сна, от едкого запаха гари доносившегося сверху. Выскочив со своей каморки, я наткнулся на уже порядком истлевшую, обугленную от огня винтовую лестницу, ведущую в хол, на первый этаж. Я вынужден был бежать в другую сторону, рискуя быть заживо погребенным в результате обвала многовековых перекрытий потолка. Выход был один- продвигаться по узскому коридору, вплоть до лесницы в западную часть крыла, замыкающегося на входе в концертный зал...
Доселе мне ничего не было известно о судьбе деда, пока я не наткнулся на архивные записи вековой давности, описывающие пожар, унесший с собой двадцать две жизни, покойном владельце здания, задохнувшемся в собственном кабинете.  Рассказ об обугленном теле юноши,сжимающего в руках старинную ручку канделябра, лежащего на сцене театра, в месте, как было позже мною установленно, где всего лишь день назад покоился проклятый орган, просто не поддается описанию...
        Этим юношей был я.

К счастью, в ходе доскональных исследований, не без труда добытых исторических городских летописей, все мои опасения, связанные с невозможностью обращения в материю были исчерпанны; не могу сказать, что Гарри Байндон является точной копией меня самого девяносто четыре года назад, но факт того, что это правнук хорошо мне известного покойного Стюарда Байндона, у меня сомнений не вызывает. Мне неведом источник столь значительного набора знаний юноши, в интересующих меня вопросах; были ли они последствиями углубленного изучения истории, либо отпечатком физических воспоминаний, столь прекрасно сохранившихся в мозгу моего нового тела, относительно загадочной истории о смерти прадеда, неведомых домыслов и легенд родственников, ставших со временем семейным фольклором. Учитывая нашу схожесть в темпераменте и остром уме, я не опасался, что кто-либо сможет заметить перемены в бывшем выпускнике Оксфорда. Именно руками этого человека я перелистал в архивах и библиотеках сотни страниц исторических документов, непосредственно относящихся к архитертурным изменениям Шенгена, в надежде вычислить точную дату сноса Большого Театра. Благодаря наводке, полученной мною от хранителя Гринконского музея, расположенного в западной части Северной Америки, я без труда смог раскопать в центральном архиве кипу бумаг, относящихся к июлю 1874 года, отбрасывающих тень не столько на моего деда, сколько на его юридическую полноправность владения театром... Особое мое внимание привлек манускрипт, датированный началом девяностых годов прошедшего столетия, схожий по содержанию со старыми выписками статей с газет, обнаруженных мною в одной частной коллекции известного писателя-мистика. Именно благодаря этой выписке я смею полагать, что расположение "Густава" в пределах Соединенных Штатов, что дает мне слабую надежду о скором открытии и уничтожении дьявольского инструмента.
Подобно сведениям, полученных от вышеупомянутой частной хроники, в которой описывалось происхождение легендарного духового органа, и в частности культового мастера, породившего этого "Короля инструментов" на свет, потертый манускрипт также располагал информацией, которую я незамедлительно, по памяти, переведу читателю,о зловещем музыкальном инструменте, который, как выяснилось, по показаниям в полицейском участке,одного задержанного участника тайнственной секты в Новом Орлеане, способствовал своей загробной музыкой связи с Духами усопших... О происхождении загадочного инструмента, с выгравированной серебряной Латыньской надписью, сектанту ничего известно не было.
Итак, рукопись гласила примерно следующее:
-" В ночь с пятницы на субботу 13-14 мая сего года, по жалобам соседей на странные песнопения после полуночи, доносившихся из ныне заброшенного семейного особняка "Корнс", расположенного в западной части Нового Орлеана, прибыл полицейский отряд из пяти человек, возглавляемый старшим сержантом центрального окружного участка Нового Орлеана Джеймсом Райном. В последствии взлома входной двери, отряду полиции удалось задержать семерых сектантов; в ходе оказания сопротивления при задержании, три человека были легко ранены, остальных четверых, во главе с Ником Дугласом, предположительно предводителем секты, отправили в ближайший полицейский участок. По словам Джеймса Райна его не столько
насторожил, сколько удивил тот факт, что во время всего задержания, он со своими подчиненными отчетливо слышал духовую, мелодичную музыку, доносящуюся из-за закрытых дверей подвала, с того места, которое так рьяно защищал Дуглас. Взломав двери помещения музыка моментально стихла; перед полицейскими предстал огромный, старинный духовой орган... Заведомо обесточив от электричества эту часть дома,вокруг инструмента стояли старинные чугунные канделябры, отражая свой тусклый свет на рассеченном пентограммой каменном полу. Более всего Джеймса удивило то, что в закрытом снаружи
подвале, разумеется не имеющим окон и прочих вентиляционных отверстий, не было ни единого человека... Какой цельюбыли одержимы сектанты, принося в жертву бездомных животных и распевая свои таинственные куплеты в полночь, пока выясняется. Как вещественное доказательство ОргАн был конфискован полицией до выяснения обстоятельств"

Могу сказать, что прочтение биографического очерка прародителя, непосредственно, создателя проклятого Органа,меня взволновало больше, чем указанная статья. Я ни сколько не сомневаюсь в том, что с подобных шабашей разномастных культов и сект, инструмент и черпает свою энергию, словно забирает живую, жизненную силу из всего,окружающего его вокруг. На ряду с былыми перемещениями "Густава", я не удивляюсь тому, что за месяц, учитывая с момента участия инструмента в нашем симфоническом оркестре он волею судеб преодолел без малого семидесятимильное расстояние...
Боюсь представить, сколько всего живого успел погубить этот адский инструмент после нашего памятного концерта, не говоря уже за все свое трехвековое существование. Кто бы мог подумать, что огромный полированный ящик упирается корнями своего происхождения во времена великого гонения ведьм Новой Англии XVII века. Ссылаясь на сведения частной хроники я твердо знаю, что ни одному человеку, прикоснувшегося к творению Бенджемина Эйлнгоунса под именем "Густав" выжить не удалось. Отношение музыкального мастера к старинному Грихконскому роду, приемников дела небезызвестного алхимика Корского Маркуса, сомнений не вызывало. Подобно своему отцу и деду, почитаемых как наследственных магов, Бенджемину так же пришлось бежать из Англии. Местом, в котором мастеру пришлось волочить свое жалкое существование, вплоть до упомянутого самоубийства, правда так и не получившего документального подтверждения, стала заброшенная ферма, на границе Франции. Далее легенды гласят, что собрав десять искусных мастеров, Бенджемин Эйлнгоунс принялся за постройку "Короля инструментов, якобы в жертву Английскому Величеству, с целью искупить прегрешения предков перед Англией. Сомнительно, что ученым лингвистам удастся когда нибудь расшифровать выгравированные серебрянные надписи, имеющих место над мануалом, кроме единственного слова, схожего по написанию с именем "Густав". Предоставив тщательное выбитое предписание Эйнгоунса, я так же объясню читателюпричину своей уверенности в вечных скитаниях по окрестностям Шенгена...
Будучи уверенным в полной принадлежности к инструменту, я шел на его зов... Я шел на холодящую душу музыку, на голос мертвой сонаты, на вой плачущего "Густава" и попадал в самые отдаленные участки Франции, Германии, Англии, находя инструмент наслаждался музыкой. Я прибывал душою с теми, кто после игры органа погибали в припадках, сгорали в огне и страшных завалах зданий, вызванными неизвестными силами. Неизвестно, кто наблюдал за моими муками, и сколько тысяч душ, обретенных на заточение
в проклятом органе, воют в его адских трубах. Да будет спокойна душа безумного, ныне покойного Джеймса Райна, человека, ставшего свидетелем какофонии органа, и избежавшей страшной участи, да прибудет сила в моей душе, цель уничтожить инструмент, прийдя на НЕВЕДОМЫЙ мне уже почти как сотню лет голос мертвой сонаты:

- "Yungergh kolb; gerhastis dermi'nhchucyua,
bokuterh cenut kollorith
Nevcuо'nclon'gs ntenb [cezE'nk'le'ng fche
klgnhl;n ykgl;nh fgn f;gn;lfnlth!"

- Yungergh kolb; gerhastis dermi'nhchucyua,
bokuterh cenut kollorith
Nevcuо'nclon'gs ntenb [cezE'nk'le'ng fche
klgnhl;n ykgl;nh fgn f;gn;lfnlth!!!!!!"*