Я, лестничный марш

Кто задумывался над тем, почему лестничный марш, тянущийся от пролета к площадке последнего этажа мрачной, старой трёхэтажки в начале улицы, всегда чистый, как будто его только что заботливо подмели веничком? Почему его выщербленную, истертую множеством шагов бетонную поверхность не покрывают плевки, окурки и конфетные обертки, как это бывает в постсоветских подъездах? Почему даже в самые жаркие летние дни каждый считающий его ступеньки человек чувствует прохладу? Никто не замечает, никто не задумывается, никто не знает. Всем всё равно.

Давно уже ушли в вечность свидетели молодости трёхэтажки, её первые жильцы. Но даже они никогда не придавали особого значения тем происшествиям, которые иногда случались за толстыми, покрытыми выцветшей и потрескавшейся бордовой краской рамами подъездных окон.
Кто-нибудь был впечатлен, узнав о том, что хмурого типа со злобными глазками, жившего на втором этаже, однажды поутру выняли из петли? Кто-нибудь особенно жалел его? Вряд ли. Хотя все считали, что он вроде как давно исправился. Говорили, что он даже взялся за написание стихов. Хотя, впрочем, все считали, что он писал чушь. Революционную, но вместе с тем довольно унылую чушь, которую выдавливали из его души предчувствия приближающихся перемен. Ну и что? Хмурого типа унесли, его квартиру занял другой жилец, и жизнь вернулась в свое обычное русло. Людей сложно чем-либо впечатлить, правда? А на то обстоятельство, что хмурый тип приладил свою петлю к перилам третьего этажа и сучил худыми ножками над бетонными ступеньками, вообще никто не обратил внимания. Всем всё равно.

А кто-нибудь обдумывал то, почему человек в костюме, спустя несколько лет стремительно ворвавшийся в подъезд, мгновенно пронесшийся через все три этажа и бесследно растворившийся в пыльном пространстве чердаков, сделал это с такой легкостью, будто за ним и не гнались? А почему топот кованых сапог одного из преследователей оборвался вместе с руганью и проспиртованным дыханием, так и не добравшись до последнего этажа? Почему он, споткнувшись о ступеньку лестничного марша, падая и разбивая о бетон свою тяжелую голову, нажал на курок, посылая пулю в грудь бегущему за ним товарищу? Какая разница! Ведь в жизни всякое бывает, верно?

Когда же я, лестничный марш, обрёл свою душу?
Не тогда ли, когда командированные из-за колючей проволоки работнички, замешивая бетон, щедро отправляли сдобренные табачным дымом плевки в неприветливую землисто-серую бетонную жижу? Может, и тогда.
Не тогда ли, когда эти самые трудяги нещадно избивали своего прораба, перемежая ругань угрозами утопить в только что залитой бетоном форме? Может, и тогда.
Не тогда ли, когда готовый, извлеченный из формы лестничный марш неожиданно сорвался при погрузке и переломал все кости двоим труженникам поневоле? Может, и тогда... И тогда тоже.

Как же правы те, кто сказал, что даже у камней есть душа! Никто и не подозревает, насколько они правы! А если есть душа, значит, будет и судьба, будут и предпочтения, будет и выбор.

Почему пьяница, поселившийся в последней квартире и больше недели пивший какую-то химическую дрянь, наконец-то выполз из своей трущобы и, вытирая бетонный пол подъезда, стащил своё сине-бурое тело на три этажа вниз в поисках спасения, но так и застыл на выходе из парадной, скорчившийся в углу, воняющий гнилью и спиртом и никому не нужный? Почему именно это благоухающее апрельское утро стало для него последним, хотя в его жизни была тьма более худших рассветов? Может быть, он бросал окурки на лестничный марш, ведущий на его площадку? Хотя причём здесь это, правда?

Пара бродяг, решивших найти временный ночлег и переждать лютую зимнюю ночь, вряд ли осознавали, что скоро превратятся в две глыбы льда, украшая плевками и селедочной требухой подъездные ступеньки.

Пацан-мальчишка с первого этажа, никогда никого не слушавший, делавший всё назло и любивший разрисовывать стены верхних этажей, тоже вряд ли подозревал, что в один из ярких осенних дней его жизнью распорядятся за него. За него всё будет решать нелюдь-извращенец, которому не будет дела до того, что пацан увидит сквозь мутное стекло подъездного окна между вторым и третьим этажами, подумает ли о солнце, паутине и желтых листьях перед тем, как сделать отчаянную последнюю попытку закричать.

А вот человеку, почти добравшемуся до последнего этажа и осевшему на ступеньки, оставляя на стене кровавые следы, удалось выжить. Он выжил не смотря ни на что — ни на неудачный день, ни на стечения обстоятельств, ни на злых, тупых и завистливых врагов, ни на удары ножей в подворотне. Он выжил, не имея никаких шансов. Выжил, дождавшись спасения на лестничном марше, в двух шагах от последнего этажа.

Каждый из нас является лестничным маршем на чьем-то пути. Мы услужливо подставляем свои спины, помогая идущим преодолевать их путь. Мы стремимся делать добро, облегчать жизнь окружающим. Но в жизни, как известно, бывает всякое. Что-то идет не так, кто-то не ценит, кто-то не понимает. В итоге для одних путь по всякой лестнице гладок и легок, а другие разбивают головы и ломают спины на ровном месте. А на лестничных маршах появляются выбоины, трещины, они ветшают и разрушаются.

Согласно законам физики, подобное отталкивается, разноименное притягивается. Несмотря на то, что физика — неотъемлемая составляющая жизни, эта самая жизнь нередко доказывает обратное. В реальной жизни исключений может быть гораздо больше, чем самих правил. В реальной жизни, случается, и лестничные марши могут выбирать дом, в котором их установят. Они могут выбирать тех, кто будет по ним ходить. Они могут решать, как по ним будут ходить. Ведь, как говорят, даже у камня есть душа!

Каждый сам создает свою жизнь. Каждый получает то, к чему стремится. А всем всё равно.