Жизнь на окраине. Прод. 33

"Украинка" и «Филипп»…  Зинаида Яковлевна и Юрий Филиппович…

Эти двое -  учителя словесности - почему-то  в памяти  всегда рядом.

Филипп…   Раздался звонок на урок.  В классе обычная суматоха. Мальчишки, устав бороться между собой, начинают приставать к девчонкам – дёргать за волосы, сбрасывать  учебники на пол. Всё  как всегда.  Открылась  дверь. И, как мне в тот момент показалось,  в  помещение, ставшее внезапно маленьким,  стремительно вошёл, можно сказать, ворвался,  высокий  крупный мужчина  с портфелем, раздутым до невероятных размеров, и длинной указкой. Несколько ударов  по столу, и шум никогда более не возникал в присутствии этого человека.

От  неожиданности, вызвавшей страх,  я сползла под парту…
 
Так  все мы познакомились с учителем русского языка и литературы.  С этого момента он и стал Филиппом.

При виде его во  мне всё замирало.  Много позже поняла, не его боялась, стеснялась показаться глупой. На протяжении всей последующей жизни радовалась нашей встрече.
И всегда  хотелось, чтобы он мной гордился.


Филипп, как и все окружающие нас люди,  человек того времени, в котором мы все находились, но, возможно, всё он же был более, как видится мне сейчас, раскрепощенным, менее зажатым.

Страсть к чтению у меня не от него.  Я всегда читала много, хотя и  хаотично, то, что находила  в общественных библиотеках или у друзей. Мечтала о своих книжных шкафах.   

В главной нашей семейной  мебели, буфете, на полочке стояли книги, оставшиеся после ухода отца. Я их перечитывала, перелистывала, протирала, переставляла.


Однажды ночью  размечталась: откроется дверь, незнакомые люди начнут вносить коробки с книгами, их будет много, очень много. И пришлёт мне их Леонид Ильич Брежнев…

Трудно поверить в такие девичьи мечтания. Пишу и улыбаюсь. Но что было,то было...

Юрий Филиппович  смог привить интерес к грамоте.  Приходилось выучивать сложные правила, стараться писать умно и верно.  Кропотливая работа над собой, над ленью, над « как получится, так и получится» или « ну и пусть» принесла плоды.

Я была старательной ученицей, одной из первых в своём классе, но мне нравилась в нём справедливость- кем бы ты ни был, если ответил верно, получай заслуженную похвалу, не выучил, принимай то,что заслужил  без оглядки на двоечников и отличников.

Если необходимо было по программе писать сочинение, он  разбивал  тему или темы  на фрагменты, озаглавливая их.  Пускал лист по классу.  Каждый из нас мог выбрать близкое душе. Это был верный ход. Думалось, дышалось легче...

Филипп…  Ну, учитель и учитель из далёкого прошлого,а воспоминаний много, и они не меркнут…

Однажды получила  от него по шее при одноклассниках, но не обиделась.

Русский язык и литературу моей сестре и её соученикам  преподавала милейшая женщина, всё было распрекрасно до тех пор, пока в их класс не  пришёл наш учитель. Оказалось – с грамотностью  не всё в порядке. С литературой проблем не было -  начитанные, умные, развитые ребята   составляли костяк этого класса.   Но при  выпуске из школы овладеть всеми азами языка почти что невозможно, как ни старайся.

Когда получалось,  на переменках я пробиралась в её класс  и из-под парты проверяла  тексты сочинений.

То ли он сам заметил, то ли кто проболтался из сестриного окружения, но весомый удар под хохот  моего класса  я- таки   получила.  Он не ругал, не упрекал, а просто отпустил оплеуху и иди себе. И тогда, и сейчас я воспринимаю  это только как похвалу.

Филипп…  Однажды лень было сочинять, как я сейчас помню, на  патриотическую тему. Не любила восклицательные знаки, пафос. На ум пришла мысль переписать у кого-то из старшеклассников.

Отыскала, «перекатала»,как мы говорили, списала автоматически, не вникая, не вчитываясь в текст. Сдала без зазрения совести. Она, моя совесть, тихонько  себя вела. Чего ж её будить?

Но удача меня  покинула: на новогоднем вечере оказалась я рядом с преподавателем.
Он покачал головой и сказал: "как можно было  написать такую ерунду? Не ожидал…»

Столько десятков лет пролетело, пронеслось, не одна река с тех пор пересохла и исчезла с карт мира, а я помню  тот стыд,  жар пылающих щёк.

Не могла же я ему открыться -  не моё…

Запомнились и  редкие двойки, полученные за невыученные стихи.

Я сама себя не знала, как смогла бы  другим  объяснить странность: учила, зубрила, вроде бы знала, но сразу же забывала выученное. Бывали и исключения. Например, с поэзией Лермонтова проблем не возникало.

Запоминать  прозу  для меня  всегда было   много проще. Парадоксы. Но как без них!


...Зинаида Яковлевна, Зина, «Украинка» - учительница украинского языка и литературы.

Холодная, неприступная, в неизменно  тёмном костюме и белой блузке под пиджаком,  с волосами, выложенными  «буклями», она напоминала мне снежную королеву из сказки Андерсена.

Украинский язык, как и другие, изучаемые в школе,  был  безоговорочно мною принят. Ни с ним, ни с преподавательницей конфликтов не возникало. На  уроках  не вертелась, не разговаривала с соседкой по парте,  слушала внимательно, отвечала по существу.

Зинаида Яковлевна всегда с симпатией и уважением отзывалась о моей семье. Её обрадовало мамино возмущение  в связи с тем, что истинные украинцы отказывались от изучения родного языка. В нашем доме к любому языку относились с уважением и  любые дополнительные знания приветствовались.

Мне же странно было слышать, как Зина ставила в пример другим нашу семью. Оторванная от еврейства, ассимилированная,  я была вне национальностей,  просто жила в той среде, которую выбрала для меня судьба.

Нас  удивляла  та поспешность, с которой некоторые  родители освобождали по тем или иным причинам  своих детей от посещения уроков украинского языка.

Помню,  как мама  неодобрительно покачивала головой  после очередного родительского собрания.

В век книжного дефицита  я  с лёгкостью читала  всё, что попадалось   на обоих  языках. Для меня  не составляло особого труда прочесть на украинском  сложнейший   детектив с бесконечными поворотами в сюжете, массой действующих лиц.  Иногда  тем  удивляла знакомых. Многие из них, родившись и постоянно проживая  на Украине (в Украине), не стремились  к  доскональному изучению  языка.

 И я  ни читать, ни писать на идиш не умела, хотя  моей вины в том не было.  Язык  находился в опале. А украинский, хотя  общение происходило на русском, стал навсегда родным и близким…

У Зинаиды Яковлевны несколько её выпускников  поступили в театральный институт.  Они приносили ей контрамарки на  экзаменационные спектакли, « капустники». Я  попадала в ряды тех счастливчиков, которые посещали эти  премьеры.  Будущие артисты казались мне богами.  Не отрывая взгляда от сцены, затаив дыхание, слушала,  впитывала, проживала с героями постановок их жизни.  В  эти редкие  моменты моё существо,  всегда  находящееся  в непроходимой борьбе  с самим собой,  наполнялось счастьем, радостью.


Строгого взгляда учительницы я побаивалась, она казалась  недоступной, с другой, неизвестной мне  планеты.

Но однажды на перемене я увидала совершенно иного человека - живого,  ранимого, просто женщину, громко всхлипывающую.

Я  давным-давно поняла: то, что на поверхности, ещё не есть сущность…


...В девятом объединённом  классе,  из двух  восьмых  собрали ребят в один, классной руководительницей стала Нина Тимофеевна, «физичка».   Она была более гибким человеком, старалась быть ближе к ученикам, ладила с родителями. Физику я никогда не понимала, учила, получала хорошие оценки, но даже сейчас, на пороге старости, я всё так же не понимаю простейшего: и как же это получается, что  ток всё  бежит и бежит по проводам!

Отношения между людьми, к животному миру, природе никогда не были и не будут простыми. И не школой единой жив человек. Много дел необходимо переделать на своём пути.

Пусть  из прошлого помнится самое наилучшее!

Моя душа наполняется теплом, вспоминая всё то хорошее, что связано со школой.

А Учителям, покинувшим нас - Светлая Память, живущим поныне – Долгих Лет в здравии!



26-28 04.11



http://www.proza.ru/2011/05/03/875