Новейший Завет

  Наберись терпения, путник сюда забредший, доберись до конца произведения и будет тебе наградой глоток живительной влаги нового познания.









                Н о в е й ш и й

                Завет.

               
                "Всякое дело в исполнении зависит от судьбы и
                человека; но из них Судьба непостижима: совер- 
                шение зависит от человека."
                Законы Ману.  7.205.

                "И сказал:так скажи сынам Израилевым:Сущий послал
                меня к вам".
                Исход  3.14

                "Гоэн Доцан сказал:"Даже Шакьямуни и Майтрейа
                чьи-то слуги. Кто же их господин?"
                Мумонкан 45.

                "Как написано у пророков: вот я посылаю Ангела Моего
                перед лицом Твоим, который приготовит путь Твой
                пред Тобой".
                Евангелие от Марка 1.2

               
               

               
               
               
               
 
               
               
               
               

               
               
               

               
               
               
               

               
               
               
               
               
               
               
               
               



               

               
               
                Часть        первая.
               
                Путь  твой.

               
                "У каждого человека,независимо кем он себя
                считает верующим или атеистом, - связь с Богом
                есть."
                Ю.В. Мизун. "Тайна богов и религий". 

         Возникновение  развития.          Одноактовая  пьеса.
Действующие лица:
Пространство-Время (ПВ).
Время- Пространство (ВП).

Время действия:  До начала начал.

ПВ:  Начинается, уже началось.
ВП:  Да, последний сброс информации  произошел. Разъединяемся и дальше начинаем сами.
ПВ:  Ура, дальше сами. Я и ты.
ВП:  Да. Я и ты.
ПВ : Взаимный переход.
ВП:  Еще один.
Хором:  Началось!

                Ослепительная вспышка света.
                Занавес.













                Глава     первая.

                Море.
                «Будущее еще не определено. Наша судьба зависит
                от наших действий». 
                Из кф-ма  “Терминатор2 “.

  …Далее перейдем к Европе. С севера на юг: Норвегия, Швеция, Финляндия, Дания, Германия. Рядом с Германией Польша, а южнее Чехословакия. В воспаленном сознании мелькали  страны, границы, проверки на таможнях, города и гостиницы. Наилучший способ ощущать сознание – занимать его делом. Бельгия граничит с Францией, а Швейцария с Италией и Австрией. Рука автоматически отправляла морскую воду пригоршнями на голову. Соленая вода, стекая по лицу, попа¬дала в трещины на нижней губе. Губа ныла и саднила, это тоже помогало сохранять сознание. Время превратилось в раскаленный чугунный шар, висящий над головой, заполняющий собой все окружающее пространство. Глаза не открыть,- солнце отражалось в воде и солнечные блики острыми лезвиями вспарывали зрачки. Итальянский сапог омывается Средиземным морем, восточнее сапога Греция с ее островами, а между Грецией и Турцией нахожусь я, верхом на спасательном круге. На каком-то этапе была допущена ошибка, приведшая к роковому прыжку.
 
 Салоники – столица древней Македонии встретила меня утренней лазурью и запахом моря. Поезд из Афин мягко коснулся перрона и из него посыпались стайки пассажиров. Среди них, стараясь не выделяться, с небольшим чемоданчиком в руке, двигался и я. В туалете вокзала, сняв пиджак, я успехом поскоблил себя бритвой и опустошил организм от ночных накоплений. Затем повязал галстук. В зеркале промелькнула улыбка Катюши:”Тебе любой галстук к лицу.” Этот был неширокий, темного цвета, что вполне соответствовало моей легенде коммерсанта средней руки, направлявшегося из Югославии в Болгарию.
  До важной “коммерческой”встречи еще есть время и я прибываю прогуляться на набережную Никис. Она открывается передо мной рядом многоэтажных домов с одной стороны и ленивым утренним морем с другой. Утром эта часть проспекта пустынна, и я, соблюдая свой девиз “не  выделяться”, двигаюсь по противоположной стороне, вдоль домов, стены которых освещены восходящим солнцем. Все первые этажи заняты под магазинчики и кафе. В этот ранний час многие из них закрыты, жалюзи опущены до земли и на них повешены большие висячие замки. Но некоторые кафе уже открыты, хлопочут их хозяева, очищая столы от вчерашних окурков, скомканных салфеток и  пустых бутылок. Подметаются полы, запускаются автоматы для приготовления кофе. Его запах щекочет ноздри и заставляет сжиматься пустой желудок. Но я бреду среди потока спешащих людей, удостоверяясь, что моей скромной персоной никто не интересуется. Поскольку витрины попадаются не часто, приходиться проделывать несложные действия с обувью, совершенно нечаянно “сталкиваться” со встречным прохожим и, бормоча: “Sorry”,разворачивать туловище по на¬правлению его движения, запоминая лица людей, движущихся сзади меня. Мелькают смуглые тела, черные волосы, по проезжей части движутся автомобили, - трудовой день начался.
  Муки голода становятся все сильнее. Чуть замедляю шаг и  решаю где остановиться позавтракать. “Welcome”, - доноситься ответ, разрешающий мои сомнения. Улыбка на лице, широкий гостеприимный жест. Хозяин кафе, возле которого я приостановился, опытным взглядом сразу вы¬числил в людском потоке иностранца. Случайно или специально? На это нужно получить ответ и я кивнул головой:”Good morning!’
  Через несколько минут, посвященных булочке и кофе, ко мне приходит успокоение. Подав зав¬трак, хозяин удаляется на кухню, где слышится его резкий голос. Про меня как будто забыли, но на время. Минут через пятнадцать слышится вежливое осведомление – не пожелаю ли я заказать еще чего либо. Зная, что до встречи есть время , прошу подать газету на английском. Передовица посвящена ценам на нефть, - товар, который меня не интересует. Добросовестно шелестя газетой, продолжаю бросать взгляды по сторонам. Очередное появление хозяина кафе. Вежливый вопрос – вежливый отказ. Плачу по счету. Пора двигать дальше.
  Снова неторопливая походка туриста. Некоторое время занимает осмотр Белой башни. Внуши¬тельный монолит каменных стен, черные пятна бойниц, каменный обод, разделяющий верхнюю и нижнюю части. Но мой путь лежит к главной святыне города – базилике святого Дмитрия Солунского,- покровителя Салоник.
Вот и пересечение улиц Святого Дмитрия и Селевку. Поднимаюсь по ступенькам в прихрамовый двор с каменной купелью для крещения. Базилика имеет прямоугольное, пятинефное строение, купола у нее нет, но есть колокольня. Фасад не симметричен, окна на нем арочной формы с густыми переплетами, оконные арки покоятся на небольших колоннах со скромными капителями. В кладке стен заметен как современный кирпич, так и камни более ранних строений. Время туристов еще не пришло, но храм уже открыт. Снова, чтобы не выделяться, я проскальзываю во внутреннюю прохладу святилища. Богатая отделка алтаря, присущая православным храмам, в левом нефе базилики арочный киворий, в нем рака из светлого мрамора с мощами покровителя города. Я не испытывая благоговейных чувств к могилам. Может потому, что у меня нет могил отца и матери, а может потому, что не верю в загробную жизнь. Но прикосновение к приятной прохладе камня вызывает печальные воспоминания. Чтобы не пускать в душу скорбные мотивы, я принимаюсь разглядывать убранство базилики и направляюсь к входу в крипту, но в это время снаружи доносятся человеческие голоса. Пару человек из прибывшей группы заглянули вовнутрь базилики. Это послужило поводом выйти во двор и присоединиться к туристам. Собственно говоря, меня интересовали не столько сами  туристы, сколько их гид. Высокий, худощавый мужчина, лет сорока, стоял, окруженный слушателями.
 - Очень удобное географическое положение города было одним из главных факторов появления здесь первых христиан. Святой апостол Павел дважды в 51 и 57г.г. н.э. приезжал сюда для распространения христианских идей. Город явился, как бы, “престолом первой христианской церкви”на Балканском полуострове. До провозглашения императором Константином христианства как государственной религии, Римская держава жестоко преследовала верующих в Христа. Одним из знаменитых мучеников христианской веры был Дмитрий – сын римского проконсула в Фессалониках. Его отец и мать были тайными христианами, и сам Дмитрий был крещен в тайной домовой церкви проконсула. В 305г. н.э., после смерти отца, Дмитрий был вызван императором Максимилианом, который экзаменовал его на образованность и военно-административные способности. Удовлетворившись результатами, он назначил молодого стратега на место отца. “Предавай смерти каждого, кто произносит имя Распятого”,- этой фразой была сформулирована главная задача для нового владыки Салоник.
  Группа все теснее сжимала кольцо вокруг своего экскурсовода, слушая рассказ о том, чьи мощи покоились в соборе. Выделялись влажные глаза женщин и сжатые рты мужчин. Даже те двое, по¬тревожившие меня в церкви, уже стояли возле рассказчика.
 - Составитель жизни св. Дмитрия Метафраст повествует, что вместо того чтобы казнить христиан, он стал открыто учить жителей города христианской вере и стал для них, в какой-то мере “вторым апостолом Павлом’’. Об этом, конечно, донесли римскому императору. Возвращаясь из Причер¬номорья, Максимилиан прибыл в Фессалоники.
 - Ну, и как ты осмелился выступить против моего приказа?, - положив руку на меч, висевший на поясе, спросил император.
 - Суетно римское многобожие, да и много неправды в нем, - ответил мученик, за что был пронзен копьями.
  В житии святого также упоминаются имена слуги Луппа и юноши Нестора. Последний победил в поединке любимого германца императора – Лия и сбросил его на копья воинов, отомстив за смерть воеводы. Лупп собрал на полотенце кровь Дмитрия и этой святыней лечил больных. Позже был казнен.
  Выброшенное тело Дмитрия, христиане тайком предали земле. В эпоху правления Константина над могилой святого Дмитрия была воздвигнута церковь. Через сто лет, при перестройке, найденные останки великомученика были сложены в раке, которая находится за этими дверьми.
  В конце своего рассказа я хочу добавить, что почитатели святого несколько раз пытались перенести мощи в Константинополь, но всякий раз, чудесным образом, являлась некая причина, мешавшая осуществить задуманное. Он получил церковную приставку к своему имени – Мироточивый и является покровителем и защитником родных Фессалоник.
  А сейчас, господа, у вас есть пятнадцать минут для осмотра церкви. Фотографировать внутри разрешается.
  Туристы ринулись в открытые двери, что меня вполне устраивало, но все же те двое, которые уже заходили в церковь, остались снаружи.
 - Прошу, друзья, там есть что посмотреть, - протянул руку экскурсовод по направлению базилики.
 - Спасибо, мы уже заходили туда, - буркнул один, и оба отодвинулись на край площадки.
  Надеяться на полное отсутствие людей в данной ситуации было бы глупо и я решил идти на кон¬такт.
 - Извините за беспокойство, хотя я и не из вашей группы,(ударение было сделано на слове”вашей”),но разрешите задать вопрос.
- Хоть вы и не из моей группы,(ударение было сделано на слове “моей”), я разрешаю задать вопрос.
  Словесные акценты были расставлены и приняты правильно, прелюдия контакта состоялась.
 - Мой отец воевал когда-то здесь, не могли бы вы объяснить мне как пройти к  памятнику “Партизанка”?
  Из внутреннего кармана пиджака я достал карту города.
 - Охотно объясню, - ответил гид и из кармана своего пиджака вынул авторучку.
 - Мы находимся здесь, - он ткнул ручкой в карту, - вам нужно пройти… - ручка плавно перекочевала в мою руку и стала вычерчивать линию вслед за его пальцем.
 - Это не только наикратчайший, но и очень интересный путь.
 - Да, я уже убедился, что ваш город прекрасен. Поэтому я пойду туда пешком.
   Последнее слово было окончанием словесно-делового контакта. Далее последовали слова благодарности и карта, а заодно и ручка отправились назад, в карман моего пиджака. Ручка, со спрятанным в ней микрофильмом и была причиной поездки в Салоники. Посылка получена и можно продолжить свой путь к памятнику и далее на морской вокзал.
  Улица Митрополсос. Светлый постамент  с темной фигуркой женщины. За спиной у нее винтовки, левая нога оперлась на уступ, как будто она поднимается по склону. Возле памятника – современные автомобили. Постояв минут пять и, отдав дань всем женщинам, погибшим в тяжелом для Греции сороковом году, я  отправляюсь на морской вокзал.
  Сжав ручку своего смешного чемоданчика, миную очередь по сдаче багажа и иду к стойке пас¬портного контроля.
 - Как вести себя при прохождении паспортного контроля?,- в памяти всплывает образ Всеслава,- для этого нужно…
  Да, я помню этот старый проверенный способ. При прохождении паспортного контроля нежелательно, то есть совсем недопустимо нервно облизывать губы, пялить глаза в потолок, пытаясь насвистывать при этом какой-то мотивчик или нагло улыбаться проверяющему в лицо. Этим ты только выдаешь свою нервозность. Самый лучший способ – спокойно наблюдать за действиями сотрудника паспортного контроля. Ты даешь паспорт  - он берет, открывает его, читает имя и фамилию, смотрит на фото, потом поднимает глаза на тебя. Ты спокойно наблюдаешь за его действиями. Он опускает взгляд, проверяет срок действия паспорта и снова поднимает взгляд на тебя. В твоем выражении никаких изменений не происходит – ты сама наблюдательность. Он снова опускает взгляд на паспорт, ища входную визу, попутно ознакамливаясь  с визами тех  стран, в которых ты бывал раньше. Наконец нужная страница найдена, он ставит отметку, закрывает паспорт, берет его за уголок и приподнимает над стойкой, одновременно вперивая в тебя последний изучающий взгляд. И тут самое главное не поддаться спешке. Ты считаешь про себя до трех и, когда верхний уголок паспорта слегка дрогнет в его руке, протягиваешь свою. Если ты сделаешь это на секунду раньше, служащий чуть задерживает паспорт в своей руке и ты застываешь в нелепой позе с протянутой  рукой и тупой улыбкой на физиономии. Свой паспорт ты получаешь, но отходишь от стойки с мерзким ощущением маленького мальчика, который вдруг обнаружил, что его трусики стали влажными и теплыми.
  Но это так, между прочим. Просто прет наружу многолетний опыт работы на Всеслава и прохождения паспортных контролей. Я миновал выход из морского вокзала и предо мной открылся при¬чал, к которому толстыми канатами была привязана среднекомфортабельная  посудина с нашлепками иллюминаторов на белом борту. Все они были идеально одинаковыми, но, почему-то у меня мелькнула ассоциация с вереницей человеческих лиц, столь разнообразных, проходящих пред то¬бой в течении долгих жизненных лет. И тут подсознание тревожным толчком выдало на поверхность плохую информацию: в очереди сдающих в багаж людей память вычленила одно. Оно было очень похоже на физиономию одного из типов, заглянувших  первыми в базилику Святого Дмитрия. Случайность или совпадение? Возвращаться было нелепо. Я  замедлил шаг и неторопливо закурил. Неприятность ситуации заключалась в том, что если это слежка, то от нее уже не изба¬виться. Корабль, с его ограниченной территорией – идеальное место для наблюдения за нужным человеком. Может все - таки совпадение?
  Тревога не покидала меня ни при получении ключа от каюты, ни при раскладывании нехитрого багажа в недра шкафа. Попутно я проверил несколько уязвимых мест. Уязвимых с точки зрения установки подслушивающей аппаратуры. Толстый слой пыли в этих местах, говорил, что ими давно не пользовались.
 - Спасаясь от тигра, ты влез на дерево. Тигр под ним. Твои действия?, - образ Ли возник когда я присел на кровать.
 - А что тут сделаешь?, ответил я учителю, - держись за ветки и жди.
 - Согласен, - сказал Ли и исчез.
  Я закрыл дверь каюты на ключ, задернул иллюминатор занавеской, взял походный несессер и стащил с себя брюки. Из несессера были извлечены ножницы, иголка и нитки, а из полученной от гида ручки – крохотный контейнер-капсула. Осторожно раскрыв ее, я увидел микрофильм. Распоров внутренний шов брюк в районе ширинки, я поместил туда капсулу и прихватил образовавшуюся дыру с таким расчетом, что при необходимости, делая вид, что справляешь нужду -  разрываешь шов и избавляешься от груза. Это, конечно на крайний случай, но нужно быть готовым ко всему.
  Надев брюки и сменив рубашку, я решил прогуляться по палубам. К этому времени наш ковчег уже вышел в открытое море и его обитатели впитывали в себя набор всех корабельных удовольствий. На верхней палубе грохотала музыка и более чем на дюжине лежаков расположились еще не утратившие привлекательности разномастные девицы в купальных костюмах, облитые маслом для загара. Этакий торговый ряд со смазливыми личиками,  выпирающими грудями, и алчущими промежностями. Чуть в стороне стояли стайки покупателей – молодых, и уже не очень, самцов, дающие пока работу кельнерам и разогревающиеся коктейлями, прежде чем ринуться в омуты страсти. Впрочем, две или три парочки эти омуты начали втягивать. Возле прыгающего и изрыгающего киловатты рока динамика уже началось активное вихляние – прелюдия более тесного физического контакта. Бар работал с полной нагрузкой, к нему подходили и семейные пары, разметая бокалы с разноцветной жидкостью, жадно припадая к торчащим из них соломинам, посылая в объективы фотоаппаратов маслянистые улыбки.
  На носу стояло с десяток пассажиров, подставив возбужденные лица морскому бризу и лучам близящегося к закату солнца.
  Обследовав верхнюю палубу, я спустился этажом ниже. Здесь центральным местом, приковывавшим внимание ловцов и желающих быть пойманными, был танцевальный зал с неизменным атрибутом – стойкой с горячительными напитками. Нужно понимать, что главные события здесь будут разворачиваться несколько позже, а пока в зале господствовали тихая музыка, табачный дым да дюжина посетителей, покрывавших собой засиженные кресла и ставящие бокалы на тщательно протертые, не первой свежести, столики. Томные взгляды, горячий шепот, в  общем, обыденная человеческая возня. Впрочем, есть пару субъектов делового вида, просматривающих бумаги за кружкой пива. Их лица мне не знакомы.
  Далее за танцевальным залом находится комната для детей. Бросается в глаза буйство красок, разнообразие игрушек, слышны детские голоса-колокольчики, радостные возгласы, чувствуется полная свобода детского рая.
  Еще на этаж ниже расположился обеденный зал, где я ужинаю, со скучающим видом курю на одной из боковых палуб, делаю еще один круг по кораблю, снова выхожу покурить наружу. Делается это совсем не затем, чтобы запомнить устройство корабля или найти удовольствие для ночных часов. Мне не дает покоя физиономия, мелькнувшая в церкви святого Дмитрия и очереди на сдачу багажа. Слишком малый процент для совпадения. Но корабельные поиски не дают результатов.
  На Средиземное море опускается ночь. Наш Ноев ковчег, сверкая огнями, как новогодняя елка, натужно подминает под себя его фиолетовые воды и одновременно терпеливо несет в своем чреве безумную какофонию людского бытия. Я, маленький человечек, по долгу службы выпадающий из общего потока удовольствий, понуро бреду в свою каюту, ложусь в прохладную постель и стара¬тельно предаюсь высокосознательным снам гражданина великой Страны Советов. Высокосознательные сны подразумевают под собой  идейную платформу, состоящую из: а. проявления беззаветной преданности своей стране; б. активной трудовой деятельности на благо горячо любимой Родины; в. сознательного участия в общественной жизни своей страны; г. широчайшей агитации преимуществ социалистического образа жизни перед капиталистическим. Этот моральный кодекс строителя коммунизма, как путеводная звезда, величиной с Солнце, освещает нашу уверенную поступь к величайшей мечте всего трудового человечества.
 - А как же все то, чему я тебя учил?, - спрашивает Ли, - как же Конфуций и Лао-Цзы?
  Я молчу. Я не хочу отвечать. Я не могу открыть свой маленький секрет даже учителю. Какой бы уверенной поступь не казалась, она не прогулка по берегу лесного озера. Мои ноги гудят как телеграфные столбы и не дают погрузиться в состояние нужного сна. Может тому виной неуютная корабельная кровать, на которой я перекатываюсь с бока на бок. Может причина кроется в огромном удалении от великой страны и погружении в совершенно иной образ жизни – сладковато-тягучий мир сиюминутного существования, более привлекательный, но странновато непривычный, мир субъективного индивидуализма. Но, все-таки причина кроется в другом и это суть моего маленького секрета. Когда мне, наконец-то удается погрузиться в тревожную пучину сна, мне снятся не помпезные парады и демонстрации с их доминирующим красным цветом, не пламенные речи вождей-отцов, не моя холостяцкая норка на улице Герцена. Мне снятся не роскошные виллы и яхты, не опирающиеся на рев толпы, залитые цветовой и шумовой гаммами, огромные шоу-площадки, не многоголосая перекличка биржевых маклеров, и даже не огромные территории частных владений, с расположенными на них заводами и фабриками. В своих снах я частенько оставляю грешную матушку-Землю и, хотя это попахивает банальной романтикой, отправляюсь путешествовать по просторам Вселенной. Мне импонирует быть маленьким бестелесным существом, пронзать далекие просторы, купаясь в их бесконечности; смотреть со стороны на огромные планеты-шары, испускающие или отражающие свет, чувствовать ход их жизни, их пульсацию, биение сердца. Иногда тебя самого захватывает этот неведомый ритм, ты становишься его части¬цей: тук, тук, тук-тук-тук.
  Тук-тук-тук. Говорят, что от великого до обыденного – расстояние короче заячьего хвоста. Ощущение ритма жизни неведомой планеты переросло в ощущение стука во входную дверь. Я открыл глаза. Стук повторился. Взгляд на часы – три часа тридцать пять минут. Сутки только начались, какого черта? Набросив на себя одеяло, я приоткрыл дверь.
 - Доброе утро, сэр. Извините за беспокойство, но я пришел лишь с поручением, - оттенок смуглого лица стюарда был ближе к белому.
 - Ну?
 - Сэр, - его голос стал едва слышен, - капитан просил передать, что ему необходимо встретиться с вами.
 - Где?
 - Я провожу вас, сэр. Оденьтесь, пожалуйста.
  Я захлопнул дверь и присел на краешек кровати.
 - Запомни, - в голосе Всеслава послышался металл, - ты работаешь без прикрытия.
 - Что это значит?
 - Это значит, в случае претензий со стороны властей той страны, в которой ты находишься или попытки ликвидации тебя враждебными спецслужбами, никто не придет к тебе на помощь. Выпутывайся сам.
 - Да, но я могу сказать…
 - Ты ничего не можешь сказать ни обо мне, ни о той стране, на которую работаешь. Это будет расценено как провокация.
  Я горько улыбнулся.
 - Послушай, Паша, - голос Всеслава смягчился, - если ты не будешь лезть на рожон, привлекать к себе внимание, я оцениваю твои шансы на провал как один к ста. Этот один шанс бывает всегда и имя ему – предательство. Если один человек предаст организацию, то потянет за собой десятки агентов. Мы постоянно работаем над этим, но стопроцентной гарантии дать нельзя.
 - Но тогда это не один процент, а пятьдесят на пятьдесят. Сейчас человек работает на тебя, завтра ему предложат больше и…
 - Ты о себе сейчас говоришь?
 - Нет. Просто ты со мной откровенно и я как на духу.
 - Не нужно об этом, иначе я буду вынужден поставить в твоем личном деле особую отметку. Ты можешь делить проценты как хочешь. Я повторяю, мы работаем над этим и я оцениваю твои шансы на провал как один к ста.
  Я медленно стянул с себя одеяло. Итак, этот момент пришел. Ясно, что меня вычислили и хотят выманить из каюты. Кто же сел мне на хвост, ЦРУ или Моссад? Если это ЦРУ, то пленка может иметь отношение к системе противоракетной обороны. В то время, когда наши в Женеве пытаются разоружить Центральную Европу, американцы лезут в космос. Напористые ребята. Но сей¬час напористости нет. Перепуганный стюард, главные лица в тени. Скорей всего это Моссад. Они действуют мягче, но по- восточному цепко и идут до конца. Им тоже сейчас хватает забот: провал мирных переговоров из-за выхода из них Иордании, ливанская резня, отставка Шарона, недоволь¬ство Америки.
  А может, существует третий вариант, о котором я не подозреваю? Может все-таки Всеслав хочет изменить мой маршрут и у него есть выход на капитана. В любом случае задерживаться больше нельзя. Я надел рубашку, брюки, сунул руки в рукава пиджака и похлопал себя по карманам. Сигареты, зажигалка, перочинный нож, паспорт, немного денег, ну и, конечно, контейнер.
 - Тигр отступил на шаг. Твои действия?, - спросил Ли.
 - Слажу с дерева, - ответил я и вышел из каюты.
  Заискивающе улыбнувшись, стюард пошел впереди меня. Миновав жилой коридор, мы вышли к лестнице, поднялись на один этаж вверх.
 - Выходите сюда, он ждет вас на палубе, - указал парень на дверь, ведущую на шлюпочную па¬лубу. Я шагнул вперед, взялся за ручку, но потом вдруг оглянулся. Рядом уже никого не было.
  На палубе в лицо ударил теплый ветер. Пришлось напрячь зрение, чтобы быстрее привыкнуть к темноте. Посмотрел назад – никого. Впереди мелькнула фигура. На секунду на нее упал свет круглого окна. Сомнения не было, передо мной стоял один из двух, заглядывавших в церковь Святого Дмитрия. В его правой руке блеснул пистолет с утолщением на дуле, левой он вгонял в него обойму. Дверь, из которой я проник на палубу, открылась и в ее проеме вырос напарник стрелка. Значит вот как. Меня убьют, труп выбросят в море, предварительно забрав груз. Выбросить пленку сейчас? Не поможет. Вслед за ней отправиться и мое бренное тело.
  Глаза-щелочки Ли заплясали предо мной.
 - А вот в данной ситуации расставаться с грузом нельзя. Вместе – вы сила, порознь – смерть. Прыгай! 
  Делая вид, что поднимаю руки вверх, я оперся о парапет, отделявший подшлюпочное пространство от палубы, рывком перенес тело через него, и, едва коснувшись пола, классическим “солдатиком,” сиганул в пучину Средиземного моря. Горько-соленая вода, температуры парного молока, не внесла облегчения в мою жизнь. Оставаясь под водой как можно дольше, я отчаянно работал руками и ногами, стараясь отдалиться от корабля. Шум винта давил на уши, я чувствовал течения, от него исходившие и на последнем издыхании вытолкнул голову над водой, захватил свежего воздуха и снова ушел под воду. Теперь уже просто держался в полуметре от поверхности, слушая ход удалявшегося корабля.
  Вынырнув, отдышался. Небо над головой начало сереть, звезды поблекли, скоро рассвет. Я знал, что могу продержаться на плаву часа три, силенок хватило бы. Но возникла проблема другого рода. Сознание представило, какая толща  воды находится подо мной и липкий животный страх сдавил сердце и перехватил дыхание.
 - Освободи голову от дурных мыслей, - приказал Ли, - это даже лучше чем Амур, здесь нет течения. Работай руками и ногами да любуйся на небо.
  Сделав глубокий вдох, я запрокинул голову вверх. Что это, продление жизни или агония?
  Огоньки корабля растаяли вдали. Он ушел навстречу розовой дымке восходящего солнца, унося на себе моих врагов. Улыбнется удача и заметит ли меня кто-нибудь?
  Взошло солнце, заиграло бликами на кончиках волн. Один из бликов преломился  о какой-то предмет. Я заработал руками в том направлении. Движения стеснял пиджак, я снял его и обвязал рукава вокруг пояса. Когда силы будут на исходе – избавимся от балласта. Разглядеть предмет мешало солнце. Ближе, еще ближе. Боже мой!  Ведь это пробковый спасательный круг! На нем  - название корабля, с которого я так удачно сошел посреди Средиземного моря. Шансы на выживаемость увеличились. Стараясь не думать о том, кто отправил мне эту соломинку, я вцепился в круг и перевел дыхание. В глазах промелькнула улыбка матушки Фортуны. Подмяв круг под себя, я просунул ягодицы в его отверстие. Пока живем…
 
 День, ночь. День, ночь. Справа Турция, слева Греция, а может наоборот. Средиземноморская лужа, с ее островами и полуостровами, с оживленным морским и воздушным сообщением более полутора десятков государств, берега которых она омывает, третьи сутки оставляла мой горизонт чистым. Теперь я понял, что улыбка Фортуны – дело мимолетное. Удача имеет свойство поворачиваться к человеку спиной, наверно, для того, чтобы оценили ее фигуру. Если это фигура повернется на север, то меня затянет в Дарданеллы, а если на юг, то выбросит на побережье Африки. Там я еще не был. Господи, ведь это бред. Воспаленное сознание на какое-то время покидало меня, потом возвращалось, чтобы продлить агонию. Третьи сутки без еды и, что самое мучительное, без воды. Вслед за губами стала трескаться слизистая оболочка рта. Язык раскаленной чугун¬кой бередил эти трещины. Я стал все чаще терять сознание. Одна из последних разумных мыслей: солнце перевалило за полдень. Дальше – черный провал, из которого вывело ощущение, что меня хватают за задницу. Приоткрыв глаза, я увидел свои коленки и между ними не блики волн, а мягкую желтизну песка. Ягодицы касались дна. Передо мной была суша.
  Дико застонав, я вывалился из внутренней пустоты своего спасителя и угодил физиономией в прибрежную волну. Открытый рот наполнился водой и песком, тело застыло до такой степени, что я стал тонуть в метре от берега. Волна схлынула,  спазм глотки вытолкнул морскую взвесь, раз¬дался скрип суставов, скрюченные руки вцепились пальцами в песок и протянули тело на метр. Желанный метр, спасительный метр. Перекатившись на спину, я снова потерял сознание.
















































                Глава   вторая.

                Остров.

               
                Мы заперты в клетке с названием "память",
                Нам всем очень тесно в жилище своем.
                И ночью безлунною вновь снежная замять
                Прошедших событий нас гложет огнем.
                К нам вновь возвращается то, что уплыло,
                В бездонную мглу давно прожитых лет.
                И сердце стучит, и душа не остыла,
                Мы снова в пути и конца ему нет."
                А.В.Старовик.

                "Память согревает человека изнутри и в то же
                время рвет его на части."
                Харуки Муроками. "Кафка на пляже". 


  Катя щурила один глаз против солнца и водила пальцем мне по пяткам. Вытянувшись на песке, я опустил их в набегавшие волны.
 - Ну почему ты не смеешься?, - к одному пальчику присоединился второй, затем третий. Вода за¬бурлила, сердито вспенилась, схлынула, не дождавшись моего смеха.
 - Северяне – серьезные люди. Смех без причины – признак дурачины.
 - Северяне также и любящие люди.
  Она приблизила  свое лицо к моему. Озорные искорки плясали в ее карих глазах, мягкие губы коснулись моих.
 - Катя, - простонал я черным провалом потрескавшегося рта, - Катя, я хочу пить.
 - Хочешь пить?, - резкий голос Ли прервал пастельную идиллию, - так иди и пей.
  Я рывком сел на песке. Набегавшие волны по колено накрывали ноги. Правая была в башмаке, левый, очевидно, потерялся вовремя дрейфа. Большой палец выглядывал через прорвавшийся но¬сок. За палец, бечевочным ободом, зацепился спасательный круг, а за него, в свою очередь, об¬вился рукавом пиджак.
 - Вот оно, мое богатство, - мелькнула горькая мысль. Встал, пошатнулся, чуть напряг мышцы ног, чтобы удержать равновесие, огляделся.
   Крохотный пляжик, двадцать на двадцать метров, этакая горстка песка, зажат между каменными образованиями. За ним начинался подъем, поросший кустарником, за которым шумели деревья. Справа и слева виднелись скалистые обрывы, о которые с шумом бились волны. Я стащил с ноги оставшийся башмак, завернул его в пиджак, взял круг и побрел к кустарнику. Осторожно ступая босыми ногами по колкой земле, пробрался сквозь кусты и сел под ближайшим деревом.
 - Первая чакра, - напомнил Ли, - займись ею.
  Прижавшись спиной к стволу, я мысленно подключился к земной энергии, наполняя ею первую чакру и… потерял сознание.
 - Думаешь, ты мне служишь?, - пьяная рожа Всеслава заполнила собой все пространство, - ошиба-а-аешься. Его указательный палец, как маятник, заходил у меня перед носом.
 - Если с тобой что случиться, - я тут сиди, думай, какую информацию из тебя вытащат, какие коррективы вносить в работу, чтобы на лесоповал не отправили. Пей, - он налил еще полстакана и протянул мне.
 - Не хочу, - я взял пустой стакан и подставил его под водопроводный кран.
 - А чего это тебя на сырую воду потянуло? Давно краном не игрался?
 - Кран, нужно искать водопроводный кран, - за последнее время я привык, что сознание уходило и приходило внезапно. Снова огляделся.  Никаких следов человеческого присутствия. Обрывки газет, полиэтиленовые пакеты, жестяные банки, пластиковые бутылки, желтые и белые цилиндрики фильтров от сигарет, сломанная растительность, остатки костров – вот элементарные следы человеческого пребывания в любом месте. Эти вещи вместе со рваной обувью, одноразовой посудой, соломинками для кока-колы и синтетической материей долго разлагаются и неохотно убираются вездесущими гомо сапиенс.
  Всего этого здесь не было и в помине.  Меня окружали девственный лес, прозрачный воздух и отсутствие подозрительный звуков. Еще один взгляд, исследующий почву. Мягкие осадочные по¬роды были покрыты толстым слоем листвы. Но сквозь них, кое-где, проглядывали выступы сине-серого базальта. Я опустился на колени перед одним из таких выступов, поскреб его отросшим ногтем. По строению он был похож на красный гранит Финляндии и это вселяло надежду. У гранита очень низкое водопоглощение, он не кипрский известняк, который , как губка, тянет воду в себя. Значит будем искать водопроводный кран.
  Я выпрямился. В глазах заплясали красные и желтые круги. Глубокий вдох, еще один и еще. Поставив уши “наружу”, я двинулся обследовать прилегающую местность. Деревья, трава, подъем вверх.  Я вспомнил о пиджаке, сориентировался, чтобы не забыть место, где его оставил и тут ухо уловило далекий птичий щебет. Усталое сердце радостно встрепенулось – птицы не пьют морскую воду. Двинулся в сторону птичьих голосов, запетлял между деревьями. Валуны, расщелины и подозрительные места огибал очень осторожно. Без обуви ходьба была дополнительным мучением. По прежнему никаких следов пребывания человека. Может это остров? Деревья неизвестной мне породы. Голоса птиц совсем стихли, только шум ветра. Присел на землю передохнуть, по привычке поднес к глазам кисть левой руки. Часы показывали два часа сорок три минуты. Я покрутил несколько раз заводную головку, поднес их к уху. Старенький “Роллекс” исправно тикал. Приятный сюрприз. Но который сейчас час? Бросил взгляд на солнце. Потом можно будет сделать солнечные часы, а пока поставим шесть часов пополудни.
  Пригибаясь к земле и хватаясь руками за пучки травы, двинулся дальше. Птиц не слышно, только ветер в верхушках деревьев, да хриплое дыхание из потрескавшегося рта. Преодолел еще полкилометра. Опять остановка на отдых. Дотронулся рукой до спекшихся губ. Боль адская. Зачем вся эта агония? Провел пальцами по ширинке. Контейнер с пленкой на месте. Лучше бы стакан воды. В глазах опять все почернело. Никакой гарантии, что сознание, покинув меня, вернется вновь. Нет, сейчас вернулось, но вместе с головной болью. Это от обезвоживания. Опять птичий щебет. Нужно идти. Голова стиснута железным обручем, в глазах уже не круги – пятна. И не желто-красные,  а зелено-черные. Земля уходит из-под ног. Еще одна остановка.
 - Что скажешь?, - спросил я у Ли. В ответ – молчание. Учителя не было со мной. Нужно идти. Или вода, или люди. Я должен найти или первое или второе. Иначе…
  Передо мной маленький уклон, потом ложбинка. Ее склоны покрыты кустарником, а из-за него… да, это шум ручья! Подобно тарану, я пробил кустарниковую толщу, упал навзничь, погрузил го¬лову в прохладную воду и стал мощными глотками накачивать ее, чуть горьковатую, в скрюченный желудок. После пяти глотков тот издал дикий позывной звук, и, поглощенная вода, светло-коричневым фонтаном ударила из глотки в то место, откуда пришла в меня. Тело сотрясали рвотные судороги, светло-коричневая вода закончилась, полилась коричневая, зашла в трещины, свела скулы. Но в то же время боль принесла отрезвление. Я свернулся калачиком, отдохнул минут пять. Потом зачерпнул пригоршней воду, сделал пару мелких глотков. Подождал минуту. Еще пара глотков. Наружу вода уже не просилась, она впитывалась в организм. Взглянув, на близившееся к закату солнце, я понял, что доживу до следующего утра. 
  Ночь была проведена возле ручья. До захода солнца я успел наломать молодых ветвей кустарника и набросать на них травы. Лежал на импровизированном ложе, слушал звуки нового места, не зная, благодарить ли удачу за свое спасение, или это только продление мучений. Несколько раз принимался пить воду, процесс пошел, клапан открылся и туалет пришлось устроить метров за двадцать от лежбища. Чувство жажды прошло, но появилось чувство голода. Желудок тупым булыжником нудно ворочался в левом подреберье.
 - Ничего, - утешал я себя, - раненный Мересьев семнадцать суток без пищи обходился. Так что у меня еще две недели в запасе. Трещины во рту продолжали болеть и сном я забылся только под утро.
  Первая мысль после пробуждения была оптимистичной. Была она без темы, ни о чем, но оптимистичной.
 - Живой?, - спросил на мгновение появившийся Ли.
 - Да, - провел я сухим языком по истерзанному небу.
 - Ну так живи, - сказал Учитель и исчез.
  Похлебав воды, я постарался сконцентрировать мысли. Задача первая и наиважнейшая – поиск цивилизации. Или ее отсутствия. Правильность суждения подтвердило легкое прикосновение. Тонкие пальчики Кати оплели запястье моей руки.
 - Не мучайся неведомым будущим. Все, что бог не дает, все к лучшему.
 - Ты же не веришь в бога.
 - Бог – это доброта. Доброта греет.
 - Иногда до иссушения.
  Покачав головой, Катя исчезла.
  Через час блужданий по местности, я наметил возвышенность, с высоты которой можно было бы обозреть прилегающие к ней просторы и получить ответы на волнующие меня вопросы. Внимательно смотря под ноги, я берег стопы, выбирая для прохода подходящие участки. Подъем занял еще часа два.
  Отдышавшись на вершине, я взобрался на покатый валун и огляделся. Сомнения были рассеяны – вокруг меня простиралась синяя даль. Я на острове. Нельзя было сказать, что он лежал предо мной как на ладони, но общий обзор был достаточным. Совсем небольшая территория суши возвышалась над морем метров на сто пятьдесят и имела неправильную форму. Она состояла из двух, непохожих друг на друга половин: западную и восточную. Каждая из них представляла собой возвышенность. Западная – округлая, пологая, с растительностью почти до самой макушки. Восточная – острый, скалистый пик, у основания покрытый кустарником. Между ними лежало ущелье.
  Я стоял на верхушке западной половины. Она была более подходящей для существования, хотя бы потому, что на ее территории протекал ручей. Воспоминание о воде заставило меня пуститься в обратную дорогу, то бишь, на водопой. Ответ на один вопрос я уже получил и теперь в голове роились различные планы по добыче пищи.
 - Тайга – мать родная, - бормотал Ли, перепрыгивая вместе со мной с валуна на валун, - но здесь остров. Попробуй поискать что-нибудь в море.
 - Да. Креветки, кальмары, мидии – все это только и ждет меня на блюде под соевым соусом, - буркнул я ему в ответ, - и ловить я их буду голыми руками, каждые полчаса бегая к ручью испить водицы, ибо взять ее с собой не в чем.
 - Собери вещички, - посоветовал Ли и исчез.
  Напившись и отдышавшись, я побрел вниз по склону, к оставленному пиджаку.
  Собрать вещички – команда дельная, придется пошарить по карманам. Через пару минут я оказался обладателем целого состояния. Конечно, не имеется в виду два слипшихся комка бумаги – бывшие паспорт и денежные банкноты. Матушка Удача подарила мне более ценные предметы. В карманах пиджака я обнаружил перочинный нож и зажигалку. Осторожно открыв колпачок Zippo, я чиркнул колесиком. Ответа не последовало. Кровь ударила в голову, я сжал губы так, что избы¬ток ее засочился через трещины. Приблизив руку с зажатой в ней зажигалкой к уху, потряс кистью и услышал тихое бульканье. Бензин есть! Еще несколько ударов по колесику и язычок пламени заплясал пред моими измученными очами.
  Со вздохом взглянув на пиджак, я аккуратно отпорол от него рукава и натянул их на ступни ног. Затем вырезал несколько полосок материи и закрепил ими свою импровизированную обувь. Опять захотелось пить, а еще сильнее кушать. Я посмотрел на своих кормильцев, то бишь ноги, теперь обутые, и, не забыв прихватить спасательный круг и оставшийся башмак, начал подниматься к ручью.
  Обминая знакомые уже валуны, понял, что заблудиться будет сложно и взял немного южнее. С одной стороны – путь длиннее, а с другой – осмотр местности. Валунов здесь было меньше, больше густого кустарника. Солнце пекло нещадно, губы кровоточили, а голова была занята од¬ной мыслью: как сделать запас воды для более длительных разведок. Найти подходящий кусок дерева и вырезать туесок или носить воду в единственном башмаке?
  Продираясь сквозь заросли кустарника, краем глаза заметил что-то необычное. Свернул вправо, к группе высоких деревьев, вышел из кустарника и оказался на небольшой, примерно, пять на десять метров, относительно ровной площадке. С полдесятка деревьев давали тенистую прохладу, а в конце полянки виднелась отвесная скала с зияющим в ней отверстием. Пещера! Я замер в стойке богомола. В этом маленьком пейзажике, раскинувшемся предо мной, отсутствовал элемент нетронутой природы. Чего-то не хватало. Да, все правильно, здесь должен быть кустарник, а его не было. Лишь мелкая трава на земле. Именно на земле, валуны тоже отсутствовали. Создавалось впечатление некоторой рукотворности.
  Положив “имущество” на краю площадки, я осторожно приблизился к пещере. Ничего не пред¬вещало опасности. Отверстие сантиметров семьдесят в ширину и чуть более полутора метров в высоту, давало возможность свободно заглянуть в темноту. Скользнув  во внутрь, я сделал шаг влево, чтобы не вырисовываться на фоне отверстия и замер. Глаза постепенно привыкали к тем¬ноте.
   Пещера была не больше шести метров в длину и трех в ширину, этакое яйцеобразное пространство, достигающее в высоту до трех метров. Стены гладкие, кое-где покрыты небольшими выступами, на полу лежали полусгнившие листья. Я присел, взял пару в руку, помял. Листва покрывала весь пол пещеры. Ветер не мог занести ее так далеко. На корточках я начал шарить руками в поисках чего-то необычного. Безрезультатно. Прошелся по стенам. Опять ничего. И лишь в дальнем углу обнаружил комок сухой травы, похожей на солому. Вышел наружу, огляделся, прислушался. Несколько птиц перепорхнули с ветки на ветку.
 - Многовато их сидит на этих деревьях, - подумал про себя, - до ручья  отсюда метров триста. Может, не хотят улетать далеко от воды.
  Вернулся на край площадки, взял “имущество” и положил его в пещере у входа. Застолбил место и отправился обследовать владения. Листья и пучок сухой травы. Они не могли сами попасть в глубину пещеры.
  Сразу за площадкой начинался участок с густым кустарником. Я стал пробиваться сквозь него, постепенно забирая влево, оцарапался, порвал рубашку, и, остановился, высунув голову из кустарниковой чащи, как цапля из камыша. Пожалел, что забрался так далеко, тем более, что впереди была отвесная скала.
 - Ну что стоишь как осенняя береза посреди листвянок?, - пробурчал на ухо Ли, - не вытягивай шею, брось взгляд снизу-вверх.
   Пригнув ветви кустарника, я стал на колени и глянул параллельно земле в сторону скалы. Под густыми ветвями травы практически не было, нагромождение старых отмерших стеблей не мешало видеть основания кустов. Опять бросилась в глаза неестественность. Через минуту я понял почему кустарник был таким густым: его кусты росли рядами, а ряды были расположены в шахматном порядке. И еще одна вещь, которую я сразу не увидел. Не обращая внимания на царапины, продрался к отвесной скале. Силы небесные! Отныне я буду называть этот остров островом Сюрпризов. Передо мной были железные ворота, закрывающие, очевидно, вход в более объемную пещеру. Вытянул руки вверх, потом в стороны. Высота, где-то, метра два с поло¬виной и ширина два метра каждой створки.
 - Сезам, отворись, - бормотал я, шаря в поисках ручки или замка. Абсолютно гладкая, иссиня-черная сталь, без признаков тления, плотно подогнанная к природной скале.
  Больше часа было потрачено на попытки открытия Сезама. Между воротами и скалой даже палец нельзя было просунуть, под ногами тоже скала, подкоп не сделаешь. В отчаянии я замолотил кулаками по железной тверди.
 - Ты думаешь, кто-нибудь откроет?, - раздался язвительный голос Всеслава. Это я тебя из грязи поднял, человеком сделал, опытным курьером, а ты засветился, провалил дело и попал неизвестно куда.
 - Да пошел ты… благодетель хренов, - я прижался спиной к воротам, медленно съехал по ним на землю. В душе царствовала пустота, небо раскаленной синевой окутало голову, ветви кустарника враждебными пиками качались перед воспаленными глазами.
 - Чуть-чуть потерпи,  - улыбнулась Катя своей любимой фразой.
 - Есть, товарищ капитан, - шевельнул я потрескавшимися губами, - какие еще будут приказания?
 - Пей воду, отдыхай. Все будет хорошо.
  Продравшись сквозь кустарник, доплелся до ручья, наполнил водой желудок, и присел под ближайшим деревом. Хотя до захода солнца было еще далеко, чувствовал, что сегодня никаких кардинальных свершений уже не будет. По крайней мере, с моей стороны. Остров Сюрпризов, этот клочок суши, жил по своим законам. Когда-то он принял кого-то, и этот кто-то оставил свое что-то за железными воротами. Потом сюда попал я и неизвестно как я впишусь в местную программу существования.
  Голод не резал  своими желудочно-кишечными лезвиями, он обволакивал тело тупой болью, ныл внутри волосатым зверем, высасывающим силы, придающим дряблость мышцам, требующим питательных веществ. В голове звенело, ломило затылок, боль плоским ремнем захватывала верхнюю часть спины, опускаясь до поясницы, и заканчивалась где-то в мошонке, сжавшейся до размеров голубиного яйца. После очередного водопоя наступал кратковременный прилив сил. “Зверь думал”, что  с водой прибудет и пища, но, убедившись в отсутствии оной, набрасывался на организм с очередной жестокостью. Вот и сейчас, подавляя возникшую тошноту, я медленно соображал, где проводить очередную ночь: возле ручья или перебраться в пещерку.
  Остановился на втором, но до захода солнца еще возвращался к ручью пить и смачивать крово¬точащие десна. Лежбище в пещерке устроил как и возле ручья в первую ночь – нарезал ветвей и прикрыл их листьями. Вместо подушки – изрезанный пиджак. Сон темным, мрачным камнем, словно подчеркивая ограниченность пространства моего нового убежища, и, будучи ожидаемым, все же придавил меня к базальтовому полу без моего согласия.
  Проснувшись утром, я долго глядел на голубое пятно входа, все никак не мог сбросить с себя мрачность ночного забытья. Что готовит день грядущий? Ждать очередной сюрприз или же…
 - Поднимайся, - сухая фигурка Ли топталась рядом, - нечего ждать сюрпризов. Добывай пищу, умирать нельзя.
  Пришлось встать, выйти наружу. Провел рукой, доставая из спутавшихся волос остатки листьев, пощупал отросшую щетину, глянул на изодранную рубашку, сжал запекшиеся губы. Подтянул провисшие брюки и понял, что в ремне нужно делать дополнительную дырку.
 - Время делает тебя стройнее, - Катя стояла возле ближайшего дерева и крутила в пальцах свежесорванный  листок.
 - Извини, - промямлил, - рад тебя видеть, но знаешь, дела насущные.
  Катя, понимающе кивнув головой, исчезла.
  Я, проверив сохранность контейнера, отошел в сторонку и пристроился побрызгать на ближайший валун. Сосредоточившись на опорожнении организма, боковым зрением, увидел неизвестную мне птичку. Она подпрыгивала на соседнем валуне, выбирая направление полета и держа что-то в клюве. С ветки на нее спикировала птица покрупнее, стараясь отнять добычу, и, как это часто бывает, комочек раздора был выронен, а обе птахи взлетели, бранясь на своем птичьем языке. 
  Застегнув ширинку, я подошел к тому месту, присев, раздвинул траву руками, взял птичью потерю. Это был рыхловатый комочек серо-желтого цвета. Потер его между пальцами, положил на язык. Рот наполнился тягучей слюной. Птичья потеря имела явно мучной вкус. То ли сухарь, то ли галета. Ноздри мои раздулись, я повел диким взглядом по сторонам. Потом, успокоившись, присел на землю.
 - Планы придется подкорректировать, - тихо промолвил себе под нос.
  Лежа в пещерке после пробуждения, я попробовал оценить ситуацию взглядом  со стороны. Я нахожусь на маленьком необитаемом, в данный момент, острове, где- то между Грецией и Турцией. Средиземное море омывает берега полутора десятков стран. В северном направлении Дарданеллы и Босфор – проход еще к трем странам. Морское сообщение на этом участке должно быть оживленным. Можно взобраться на западную вершину, приготовить сухих веток и, увидев проходящее судно, обнаружить себя при помощи дымного костра. Помощь может прийти не сразу. про¬ходящий корабль свяжется по радио с соответствующими инстанциями, дело дойдет до хозяина пещеры и я из плена природного попаду в плен людской. За железными воротами, скорее всего, находится мобильная станция слежения или локатор со спутниковой связью. Попадать в лапы его хозяевам мне совсем не хотелось. И сколько времени нужно ждать проходящий корабль никто не знал. А в моем распоряжении была неделя, максимум дней десять. Что будет потом – не хотелось думать.
  Но остров Сюрпризов подтвердил свое название и теперь я точно знал, что здесь есть пища. Вот только где? Можно проследить за вездесущими птицами, но они, как назло все спрятались, даже голосов не слышно. Я начал крутить головой, соображая в каком направлении начать поиск.
  И железные ворота, и выход из пещерки были расположены параллельно в юго-западном направлении и смотрели на пляж. Но пещерка, с площадкой перед ней, находилась ближе к ручью, т.е. в сторону севера и на более высоком уступе. Именно здесь появилась птичка со своей находкой. Проникнуть в щель ворот она не могла – щели попросту не было. Северная часть большой пещеры примыкала к площадке перед маленькой пещеркой и здесь делать тоже было нечего. Я решил исследовать участок к югу от этого места. Сходил к ручью, попил водицы, умылся, собрался с силами и ринулся вперед. Оставив кустарниковый комплекс, явно высаженный для маскировки во¬рот по левую руку, я повернул за ним налево , на северо-восток и начал искать птичью лазейку.
  Ничто так не увлекает и не утомляет человека как поиски неизвестного. Особенно, если на кону стоит продолжение твоего существования.
  Через три часа поисков, я рухнул в тень ближайшего дерева, дыша как загнанная лошадь, тыль¬ной стороной ладони промокая кровоточившие губы. И что еще хуже, стали кровоточить десны.
 - Ну вот и цинга началась, - горько подумал я, - еще пару суток и начнутся голодные обмороки.
  Но это удовольствие пришло гораздо раньше. Отдышавшись, попытался встать, деревья качнулись перед глазами, внутри что-то екнуло, и последовал провал в черную бездну.
  Очнувшись, поднял левую кисть с часами к глазам. Пять часов пополудни. Значит я отдыхал четыре часа. Хорошенький перерывчик. И это только начало. До захода солнца оставалось еще часа три. Навострив уши, стал слушать птичий гомон, доносившийся, все-таки, со стороны севера.
  Стал пробираться в этом направлении, огибая участок, восточнее большой пещеры. Увидел не¬сколько пташек, прыгающих по камням, залег за валуном и стал наблюдать. Вот одна из них вспорхнула полметра над землей и буквально растаяла в воздухе. Я стал тереть глаза, стараясь уб¬рать мутную поволоку, напряг зрение. Через полминуты птаха материализовалась, держа в клюве нечто. Сфокусировав внимание на этом куске пространства, я преодолел еще двадцать метров и оказался на небольшом базальтовом холмике. Слева было видно площадку перед маленькой пещерой, а прямо передо мной зияло темное отверстие размером с человеческую голову. Именно здесь сначала исчезла, а потом появилась знакомая мне птичка. Осторожно сунув туда руку, по¬чувствовал глубокую пустоту. Принюхался. Прохлада, вместе с лежалым запахом, запахом солдатских каптерок, складских помещений и архивов. Изо рта вырвались звуки, похожие на скулеж. Там была пища! Но отверстие, проклятое отверстие, было слишком мало для того, чтобы просунуть туда мое изрядно похудевшее тело.
  Впрочем, нет. Отверстие было не таким уже и маленьким, просто оно перекрывалось выступом базальта, чем-то похожим на рог носорога, но более округлым и более толстым. Я навалился на него грудью, просунул во внутрь обе руки, но они хватали только пустоту. Развернулся, сел спи¬ной к отверстию, опершись на рог.
 - Сократи дистанцию, придвинься к проблеме вплотную, - услышал я голос Ли, поерзал ягодицами по камню. Что-то уж больно удобно сидеть. Отодвинулся в сторону, оглядел препятствие, не дававшее пролезть в дыру. В основании рога находилось углубление, отдаленно напоминавшее чашу, диаметром в полметра.
 - Очень удобное место, чтобы сидеть и подыхать с голоду, - мелькнула горькая мысль. В нос опять ударил лежалый воздух. До боли знакомый запах, но в нем чего-то недоставало. Но чего? И тогда память вывела наружу сумрачную комнату библиотеки в колонии.
 - Читать любишь?, - раздался за спиной вкрадчивый голос. Я резко  развернулся. Передо мной стоял капитан Гончаров – начальник Остинской колонии.
 - Угу, - кивнул я головой.
 - И что конкретно мы читаем?
 - Да все подряд.
 - Лишь бы не работать?
 - Так я в свободное время.
 - Ну-ну, - протянул капитан и вышел наружу. Его жена, Людмила Валентиновна сидела за библиотечной стойкой. 
 - Выбирайте, - протянула она руку к трем стеллажам с потрепанными книгами.
 - А Дюма есть?, - запустил я избитую фразу.
 - К сожалению, весь Дюма на руках.
 - А Жюль Верн?
 - Жюль Верн тоже.
 - А что есть?
 - Молодой человек, у нас библиотека, специализирующаяся на классике русской литературы. Есть
Салтыков-Щедрин или Станюкович.
  “Господ Головлевых” уже приходилось листать, Станюкович отталкивал одной фамилией.
 - Вот, кстати, совсем недавно вернули очень хорошую вещь, - она взяла со своего стола среднего объема книгу, - хоть и не русская классика, но интересная повесть о полководце Ганибалле, о его походе через Альпы и сражения с римскими сатрапами.
 - Сатрап – это, кажется, местечковый царек в Месопотамии, - пронеслось у меня в голове, но поправлять жену начальника колонии было опасно.
  Я приблизился к стойке и в нос мне ударил стойкий запах давнишнего женского пота.
  Да, если бы из дыры доносился запах давнишнего женского пота, то я бы подумал, что в пещере находится давно забытая библиотека. И книга о Ганибалле. О, черт! Ганибалл! Ганибалл, раско¬ловший Альпы отнюдь не усилием воли.
  Я огляделся вокруг и выбрал взглядом дерево метра три высотой и диаметром у основания сантиметров тридцать. Достал перочинный нож и ” пошел с рогаткой на слона”. Уже в сумерках мне удалось повалить его на землю и, задыхаясь от усталости, понимая, что завтрашний день решающий в битве за жизнь, я поплелся ночевать в пещерку.  Несмотря на возбуждение, заснуть удалось сразу, крепким сном.
 - Цзаоань (доброе утро)!, - теребил Ли свою жидкую бородку, - вставай, тебя ждут великие свершения.
  Засунув ноги в рукава пиджака, я понял, что, действительно, четвертый день на острове должен быть решающим. В дальнейшем – только перспектива медленного угасания. Попив воды, я снова принялся за ствол дерева.
  Через пару часов отрезал от него кусок длиной в полметра, а еще через два часа, выскоблив сердцевину и привязав мощную полоску от пиджака, получил деревянное ведерко. В нем можно было принести пару литров воды из ручья.
  Насобирав сухих веток и листьев, я развел костер у основания рога. Огонь весело пылал, бросая отблески на черноту желанного отверстия. Еще через час, сдвинув костер в сторону, вылил воду на раскаленный камень. Как и ожидал, с первого раза ничего не произошло. Шипенье испаряющейся воды и невозмутимое упрямство монолита. Костер был возвращен на место и увеличен в размере. Далее в ход был пущен последний резерв – остатки пиджака. После второго прогрева и испарения вылитой воды, я набросил мокрые тряпки на ненавистный рог и отправился к ручью наполнить ведро. Потом собрал толстых сучьев , дающих сильный жар, натаскал сухой травы и приступил к генеральному штурму. Как только уголья начали остывать, они были сдвинуты в сторону, вода в два замаха вылита на камень, треск, шипенье и у основания рога появилась тонкая трещина. Ободренный удачей, я кинулся за очередной порцией дров.
 - Только бы не упасть в обморок, только бы не упасть, - бормотал я себе, Ли, Кате и Всеславу, еще немного  энергии, еще немного удачи.   
  Только в сумерках раздалось долгожданное” крак” и кусок камня, прикрывавший отверстие, упал в зияющую пустоту большой пещеры.

  Если кому-то из жителей планеты Земля удается невидимой тенью кочевать над ее горами и долами, реками и морями, то пусть не забудет заглянуть на заброшенный островок в северо-восточной части Средиземного моря. И если он, прибыв туда ранним летним утром, соизволит задержаться, то его взору предстанут некоторые подробности местного бытия.
  Около шести часов утра данного часового пояса, на маленькую площадку из темного проема пещеры появляется давно не стриженый  и не бритый мужчина выше среднего роста, с прямым взглядом серых глаз, мягкими губами и развитой мускулатурой. На нем куртка и штаны цвета хаки, без фирменных бирок страны-производителя. Потянувшись и почесав шевелюру, он натягивает высокие ботинки, шнурует их и трусит в определенном направлении. Через секунду оттуда доносится характерное позвякивание водяной струи и удовлетворенное покряхтывание  облегченного организма. Неукоснительно соблюдая санитарные нормы, он старательно маскирует свои утренние “произведения”, возвращается в пещерку, выходит оттуда с матерчатым полусумком и бредет к старожилу здешних мест – веселому певуну-ручью, который, получая свои воды из расщелины между двух валунов, несет их к небольшому водопадику, низвергающемуся в соленые воды моря. В полусумке у человека находятся предметы утреннего туалета – мыло, зубные паста и щетка. Следует ритуал утреннего умывания. Затем он снова бредет к пещерке, оставляет там полу¬сумок, разворачивается и довольно резвым темпом, перепрыгивая с валуна на валун, взлетает на вершину, господствующую над половиной острова. Там минут десять-пятнадцать он, через сильный армейский бинокль, рассматривает синеву окружающего моря и, что-то хмыкнув себе под нос, таким же резвым темпом возвращается на исходную позицию к своей пещерке. Дальше про¬исходит разжигание огня, приготовление и поглощение завтрака, состоящего в основном из мучной и консервированной пищи. После наведения порядка в импровизированной столовой следует мирный отдых под кроной любимого дерева. Послеполуденные действия этого человека также не отличаются большим разнообразием. Можно выкупаться в море, стартуя с маленького пляжика, ( как и ручей, он является старожилом здешних мест), можно продолжать дремоту под деревом или бродить, изучая местные достопримечательности, в состав которых входят базальтовые валуны, перешептывающиеся между собой деревья, заросли цепкого кустарника да соленые воды, ежесекундно меняющие свой состав. Как правило, до ужина следует еще три-четыре марш-броска на вершину. Они преследуют две цели: одна, как говорилось, для наблюдения за горизонтом и  вторая – для поддержания физической формы.  И, как правило, они заканчиваются спуском к пещерке по одному и тому же ( с небольшими отклонениями) маршруту с последующим отдыхом в тени. Приближение солнца к закату вызывает ощущение полноценно прожитого трудового дня и из пещерки извлекаются остатки завтрака. Еда проходит в полном молчании, а ее остатки складыва¬ются в определенном месте, куда собираются, также после тяжелого трудового дня, мои друзья – птицы. Это им, помогшим обнаружить источник пищи на острове, предназначены скромные ос¬татки человеческой трапезы.
  И если невидимая тень прибывшего человека спросит:” Эй, друг! Как дела? Что нового?, - я от¬вечу:”Все в порядке. А что до новостей, так у меня их нет.” Пожав плечами, тень удаляется для исследования  новых районов, а я остаюсь жить размеренной жизнью современного Робинзона.
  С тех пор, как удалось проникнуть в большую пещеру, проблемы выживаемости меня больше не беспокоят. По крайней мере, на ближайший год.
  Как я и предполагал, за железными воротами находились ящики с какой-то аппаратурой. Но стал ясен и замысел хозяев этой аппаратуры. Для ее монтажа и эксплуатации сюда нужно было забро¬сить только соответствующих специалистов, ибо все необходимое для существования в изоляции – пища, одежда, бытовые предметы, спальные принадлежности, средства наблюдения и ориенти¬рования и даже оружие, - были заложены в пещеру вместе с оборудованием. Мне повезло – я про¬шел в склад через проделанную дыру, а не через официальный вход. Неизвестно в какой бы стране раздалось спутниковое “пи-ип”, а судя по содержанию ящиков, оно непременно должно было раз¬даться и парни, из соответствующих служб прибыв на него, надавали шлепков непрошенному гостю, вытряхнув из него всю имеющуюся информацию.
  На этого не произошло и я нахально пользуюсь всеми благами, которые предназначались другим. Стресс после морского дрейфа прошел, здоровье восстановилось, и я живу новой жизнью. Очеред¬ной новой жизнью. Принято считать, что человеку дается одна жизнь. Ее можно разделить на этапы, но нельзя прожить несколько жизней. Сейчас, сидя под деревом, мне сложно вычленить из моей жизни определенные этапы. Мне кажется, что мое прошлое соткано из нескольких жизней, емких, не похожих друг на друга, словно они прожиты несколькими людьми. Я никогда не мог бы подумать, что прошлое способно накрыть меня густым покрывалом, проявить себя столь сочно и ярко. Его звуки я слышал в шорохах ветра и шуме волн. Сколько же жизней я уже прожил?
 
 Короток зимний день. Низкое солнце быстро передвигается по небу, плавно меняя цвет от ярко-желтого до малиново-красного. Воздух кристально чист, легок, но при глубоком вздохе делает пе¬реполох в легких. Темные стволы лиственниц впечатаны в белизну снега, а березы заметны на его фоне только своими черными полосками. Просека тянется прямой стрелой, в ее середине утоптана лыжня. Еще несколько сот метров и открывается большая поляна, на которой делает петлю за¬мерзший ручей. За ним манит к себе продолжение просеки, но это направление – таежный тупик. Прорубленная каторжниками еще в начале века, она заканчивается глухоманью. Несмотря на за¬преты матери, я, однажды, побывал в ее конце, уперся в маленькую замшелую избенку с закоп¬ченными стенами. Присев на шатком порожке, огляделся вокруг. Ранняя осень накрыла тайгу. Ве¬терок шумел в березовых листьях, перебирал их, заставляя играть всеми оттенками оранжевого цвета. Бурундуки шастали между ветвей лиственниц, зеленый цвет которых разбавлял желтизну листьев берез. Была благодатная пора, когда снег еще не выпал, но гнус и комары уже не доку¬чали, легкий холодок бодрил, заставляя наслаждаться и вкусом воздуха и цветовыми гаммами осеннего леса. Тогда впервые я почувствовал тайгу как единый организм, живущий своей жизнью и по своим законам. Они были не очень понятны, но очень интересны.
  Взяв немного вправо, я пересек ручей, вошел в полосу редкого кустарника, за которой начина¬лась низина, ведущая к селу.
  На небольшом низменном участке расположились десятка три прокопченных изб, из труб кото¬рых валил кисловатый дым сожженных березовых дров. Возле магазина стояла кучка людей, о чем-то оживленно беседовавших, но враз замолчавших, когда я приблизился к ним.
 - Здрасте, - бросил я в сторону односельчан и прошмыгнул мимо. В воздухе чувствовалась на¬пряженность. ”Сильное течение”, - два хлестких слова ударили по ушам.
  Возле нашей избенки столкнулся с соседом, дядькой Иваном. Он тащил охапку дров. остано¬вился, глянул на меня. Испитое, в морщинах лицо исказилось судорогой. Мне стало страшно. Сбросив лыжи, я рванул на себя хлипкую дверь. Матери в избе не оказалось, только тетка Полина, жена Ивана хлопотала возле печи. А на столе стояла корзина со свежевыстиранным бельем и ря¬дом зажженная свеча. Тетка Полина метнулась ко мне, толстая, на коротких кривых ногах, и, об¬хватив меня за плечи, тонко заголосила.
 - Сиротинушка ты моя! Пашенька, сынок, бедненький! Лучше не видеть этого! Белье  пошла я полоскать на речку, а мамка твоя уже там, возле полыньи, тоже с бельем. Увидела меня, выпрями¬лась, рукой махнула, да не удержалась на ногах. Прямо в полынью, ушла под лед, вот так, вся сразу. Течение там сильное-е-е.
   Захлебываясь, она целовала меня, покрывая лицо слезами и слюной.
 - Ну, хватит выть, - сказал вошедший дядька Иван, - помянуть надо соседку. Чтобы по человече¬ски было, по-людски. Сейчас в подвал сбегаю, картошки, капустки принесу.
  Дальнейшие события память зафиксировала отдельными картинками в рамках неправильной формы. В избе натоплено, за столом сидят соседи, выпивают, закусывают, громко разговаривают. По очереди подходят ко мне, забившемуся в дальний угол лежанки, гладят по голове, целуют, го¬ворят жалостные слова. А я не могу дождаться, когда они все уйдут и вернется мать. Я не хочу им верить, я не хочу их видеть, я не понимаю, о чем они говорят. Сивушный запах самогона смешива¬ется с земельным запахом квашеной капусты, от этого слезы выступают у меня на глазах, что вос¬принимается окружающими с умилением, а я им не верю и жду, когда придет мать. 
 - Ладно, тихо!, - грохнул ладонью о стол Федор Матвеевич, председатель сельсовета, никогда не пропускавший подобных мероприятий, - Анну не воротишь, протокол мы составим, тело теперь до весны не найдешь, да и потом вряд ли. Надо решать, что с мальчонкой делать. Восемь годков ему, несовершеннолетний значит. Тут два пути – или кто в семью к себе возьмет или же в детпри¬емник.
  За столом сразу стало тихо. Только тетка Полина продолжала всхлипывать.
 - Иван?, - прогудел Федор Матвеевич.
 - Так я не против, но у самого четверо ртов, - развел корявыми пальцами дядька Иван.
 - Николай?, - повернулся председатель к другому соседу.
  Тот ошалело затряс головой.
 - Так значит в детприемник?
 - Господи, да куда ж в детприемник!, - подхватила тетка Пелагея, жена Николая,- даже у Ли ему лучше будет, чем на казенных харчах.
  Дверь тихонько скрипнула. На пороге стоял Ли, суховатый китаец, живший на отшибе, возле са¬мой тайги.
 - Во нерусский дает, - развел руками Федор Матвеевич, - прямо легок на помине.
  Ли ступил два шага, остановился перед столом.
 - Выпей, помяни усопшую, - метнулся к нему дядька Иван.
  Тот покачал головой.
 - Ну, тогда сядь, - подвинул табурет Федор Матвеевич.
  Ли присел на краешек табурета, его темные глаза-бусинки заскользили по пьяным лицам.
 - Тут вот какое дело, - закусил удила Федор Матвеевич, - ты хоть и личность темноватая, в сов¬хозе работаешь, но не регулярно, и вообще, - он взмахнул в  воздухе рукой, - Полина, налей мне еще.
  Кинул в рот стопку самогона, хрустнул соленым огурцом.
 - Пашка сиротой остался. У тебя есть возможность доказать, что ты такой же как и остальные, человек, а не китаец вонючий. Бери его на воспитание, а то в детприемник угодит.
  Опять воцарилась тишина, только дрова трещали в печи. Ли, прямой, как кол, плечи вперед, под¬нялся с табурета, подошел ко мне, улыбнулся щелками глаз.
 - Собирайся, пойдем.
 - Вот это по- нашему, вот это по-русски, - прогудел Федор Матвеевич.
  Точно лезвием ножа стегануло меня по кишечнику. Жизнь под названием “детство” закончилась.
  Заканчивался и очередной день над фиолетовыми водами Средиземного моря. Я сидел на пля¬жике, набирал в ладонь песок и выпускал его тонкой струйкой вниз. Образовался маленький хол¬мик-конус. Налетевший ветерок смял его верхушку, разлетевшиеся песчинки перемешались со своими собратьями, потерялись из виду.
 - Коротка была твоя жизнь, мое случайное творение, - горько усмехнулся я остаткам холмика, - впрочем, как и мое детство.
  Домишко Ли стоял на отшибе, сразу за ним начиналась стена тайги. В небольших сенях лежало несколько березовых чурбаков, а над ними тройка крючков для верхней одежды. В первой комна¬тенке, служившей кухней, у дальней стены стояла лежанка, служившая одновременно и лавкой, перед ней – стол. Справа шкафчик для посуды и продуктов и дверь в кладовую. Слева располага¬лась печь и вход в жилую комнату. В комнате справа стояла кровать, потом шкаф для одежды. По¬средине тоже стоял стол, пара стульев. На двух подслеповатых оконцах яркие занавески с изобра¬женными на них драконами. Возле кровати  половики. Под потолком в каждом углу по неболь¬шому пучку сухой травы. Воздух в избе сухой и чистый, нет прогорклого запаха жареной пищи и влажно-плотной завесы, исходящей от просыхающей одежды.
  Ли втащил мои пожитки, завернутые в старое одеяло, в переднюю комнату и обвел ее рукой.
 - Здесь будешь жить ты.
 - А ты?
 - А я возле печки. Сейчас подброшу дров и будем располагаться.
  От запаха трав, необычного и незнакомого, сосало под ложечкой.
 - Я к матери хочу.
 - Я тоже хотел бы, чтобы ты был возле матери, - Ли поднялся от узла с вещами и положил руку мне на плечо, - давай сделаем так: сейчас ляжем спать, а завтра, не спеша, обо всем потолкуем.
 - Я не хочу с тобой толковать, ты китаец.
  Ли покачал головой.
 - Я же сказал тебе – завтра поговорим. Если после этого ты захочешь уйти – держать не стану.
  Я поразился его словам. Он позволял мне уйти! Это противоречило всем привычным для меня нормам. Мать всегда неохотно отпускала меня одного, давала кучу наставлений как нужно себя вести: не бегать, не прыгать, идти осторожно, дабы не поскользнуться и не упасть, повязывать шею шарфом, опускать уши у шапки и подвязывать их у подбородка. А тут вдруг, вот так просто – иди. Заинтригованный, я глянул на Ли и сбросил с ног валенки.
 - Есть хочешь?
 - Нет. 
 - Тогда ополосни лицо, руки и ложись спать.
  Лежа в кровати, я пытался собраться с мыслями. На селе китайца не боялись, скорее, насмехались над ним и за глаза и в лицо. Он держался отдаленно, но в обиду себя не давал, ни с кем не дружил и на женщин не засматривался. Работал в совхозе или же пропадал на несколько дней, говоря, что уходит поохотиться или навестить родственников. Я никогда не думал, что у него в избе так чисто, две комнаты и, самое главное, в каждой из них было по электрической лампочке. Образ жизни Ли отличался от угарно-похмельного образа жизни русской части села. Чувствовались по¬рядок и продуманность. Все это было чуждо, но в то же время интересно.
  Проснувшись утром, я обнаружил, что Ли исчез.
 - Вот так, - пронеслось в голове, - вчера собрался поговорить, а сегодня исчез.
  Перекусив двумя вареными картофелинами с солью, я решил отправиться к нашей избе. А вдруг окажется, что все мне врали, мать жива и ищет меня. Добравшись до места, я поразился произо¬шедшим переменам. За ночь из сарая исчезли все дрова и двери тоже. Не было дверей и в избу. Я стоял на пороге и слезы текли у меня из глаз. От жилища, еще вчера излучавшего тепло, теперь остались крыша да стены. Ни стола, ни лавок, ни утвари, ни одежды – ничего уже не было. Зимний ветер хозяйничал в старенькой избенке, напитывал ее холодом, забрасывал хлопьями снега, да раскачивал электрический патрон, из которого была вывернута лампочка.
  Сзади скрипнул снег. Я повернулся, сквозь пелену слез увидел тетку Полину.
 - Господи, Пашенька, ты вернулся. Иди ко мне, сынок.
  Я отпрыгнул в сторону.
 - Вы! Вы все тут вчера сидели. Пили- ели, а потом… А потом разграбили наш дом. Нет ничего! Где мой стол и стул, где мой перочинный ножик, где моя мама?!
  Я орал не своим голосом, все вокруг шаталось и ходило ходуном.  Предо мной был просвет улицы, и я бросился бежать, продолжая кричать и размазывая слезы по щекам.
  Пробежав метров двести и, убедившись, что за мной никто не гонится, я опустился в ближайший сугроб и стал обдумывать создавшееся положение.
  Из оцепенения меня вывел насмешливый голос Сереги Будана, - злейшего врага, учившегося на два класса старше.
 - Смотрите на этого байстрюка. Мало того, что сейчас он сирота, да к тому же еще китайский приживала.
  Подняв голову, я увидел Серегу и еще двоих его друзей, взявших меня в полукольцо. Если бы это было в другой день, то пришлось бы спасаться бегством, но сегодня… Сегодня я разъяренно по¬шел в наступление. Один на троих. Не ожидавший такой прыти Будан, подался назад, но, не желая терять авторитет, остановился, сделал два шага вперед и, без замаха, в ухо, уложил меня на снег. Двое дружно загоготали. Приподнявшись, я прыгнул вперед и головой угодил Сереге в пах. Дико взвыв, он рухнул на меня, и мы покатились по проезжей колее, дубася друг друга ногами и ногами, царапая ногтями и кусая зубами. Проходившие старухи учинили крик, из ближайшего двора вы¬бежал мужик, растащил нас, добавив от себя тумаков.
  Ли внимательно посмотрел на меня, когда с раскровавленным лицом и распухшими костяшками пальцев, я ввалился в избу.
 - Хорош, - покачал он головой, - сражался в ближнем бою?
  Став посреди кухнянки, я и на него готов был броситься с кулаками. Он, молча снял с меня шапку, затем вытряхнул из телогрейки и валенок. Взяв чугунок, налил туда воды, поставил на печь, вышел в кладовку. Через четверть часа он прикладывал к моему расцарапанному лицу тря¬пицу, смоченную в только что сделанном отваре  из трав.
 - Что это?, - спросил я.
 - Мытник, трава такая. Сиди тихонько, сейчас кровь уймется.
 - Ты хотел мне вчера что-то сказать.
  Ли заглянул мне в глаза своими зрачками-бусинками и улыбнулся.
 - Я специально хотел подождать суток двое-трое, чтобы убедиться, какие нагрянут перемены. Но все произошло гораздо быстрее. Ты видишь, что твоего дома уже нет, возвращаться тебе некуда.
 - Они украли у нас все! Даже мой перочинный нож!, - кровь, слезы и отвар мытника смешались на моем лице.
 - Не нужно злиться на этих людей, это их проблемы. Твоя суть – действие. Но действие не любое, даже не тогда, когда хочется, а действие – когда нужно действовать. Вот сегодня ты пошел один на троих обидчиков. И это правильно, в твоем положении нельзя было не действовать. Но как ты это сделал! Неумно, неумело, коряво и неэтично. Суть действия – его отточенность и максималь¬ный профессионализм. Человек действия подобен стреле, летящей в цель. Он ни на что не отвле¬кается и некуда не отклоняется.
  Так, сам того не зная, я получил первый в своей жизни урок даосской  философии. Что-то ше¬вельнулось в сердце, мозг почувствовал присутствие новой информации.
 - А как мне сделать правильно?
 - Ты остаешься жить у меня?
 - Да.
  Последующий отрезок времени был настолько спрессован и напичкан нестандартными собы¬тиями, что может быть представлен как один день, но на самом деле продолжался несколько лет.
  Через пару дней после примирительного разговора, Ли разложил предо мной четыре кусочка ма¬терии с нашитыми на них узкими кармашками. В кармашках лежали тонкие медные пластинки.
 - Это утяжелители, - объяснил он, - те, которые побольше – на ноги, поменьше – на руки.
  Первые, при помощи нашитых крючков и петель, он пристегнул мне на щиколотки, вторые на запястья.
 - Теперь ты не должен расставаться с ними днем и ночью.
 - А зачем?
 - Представь себе человека, который целый день несет на плечах тяжелый рюкзак. После захода солнца он сбрасывает его, делает долгожданный вздох и обнаруживает, что вес его тела подобен пушинке. Если он проносит рюкзак в течении года, с ежедневной возможностью восстанавливать свои силы, то укрепит свои мышцы до такой степени, что еще долго будет ощущать себя пушин¬кой.  Утяжелители гораздо легче рюкзака, они дадут тебе небольшую, но каждодневную нагрузку. Растущий организм впитает ее в себя и пронесет до конца жизни.
 - Пока мое солнце не зайдет?
 - Когда ты снимешь утяжелители, твое солнце только начнет путь по небу.
  Через три дня кармашки с пластинами все-таки пришлось снять – руки и ноги были натерты. Но после заживления они словно срослись со мной, снимались только для стирки или ремонта.
 - Для того, чтобы победить соперника недостаточно изловчиться и метко стукнуть его в лицо, - учил Ли.
 - А что достаточно?, - спрашивал я с плохо скрываемым интересом. 
 - Физическая сила человека имеет базу – общефизическую подготовку и надстройку - специаль¬ную подготовку. Сейчас тебе восемь лет. Два года уйдет на общефизическую подготовку, потом начнем специальную. 
 - Два года?!
 - Как минимум, а может и больше. Ты готов?
 - Не знаю, а что нужно делать?
 - Лить пот. Я спрашиваю, ты готов?
  Я вздохнул и пожал плечами. Выбора не было.
  Метели в амурской тайге не частые гости. Прикрытая от якутских невзгод с севера Становым хребтом и отдаленная на тысячу километров от тихоокеанских циклонов, она наслаждалась конти¬нентальным климатом и страдала от резких перепадов температур. В ясный январский день, при¬крыв уши шапкой-ушанкой и засунув руки в карманы, можно было без телогрейки, в одном сви¬тере, пробежаться по селу или побродить таежных окрестностях домика Ли. Температура воздуха было близкой к нулю. Но стоило солнцу чуть склониться над горизонтом, батюшка Мороз подми¬нал под себя таежное пространство и щедро давил на него своим тридцатиградусным посохом.
  Зимой в совхозе мало работы: уход за скотиной, да ремонт хилых тракторов. Ли испросил отпуск на две недели, съездил в город , привез оттуда кучу одежды для меня. Валенки, сапоги, ботинки, нижнее белье, стеганые ватные штаны и фуфайки, кожаная шапка-ушанка и настоящая, вязаная, ручной работы, розовая, с белыми полосами и таким же бубоном на конце, спортивная шапочка.
 - Это все мне?, - обомлевший, я еле ворочал языком.
 - Да.
 - И шапочка?
 - Да. Она хорошо впитывает пот. Твое бесцельное брожение закончилось, займемся делом.
  И с того ясного январского дня, ни февральские стужи, не июньские дожди не были помехой для ежедневных кроссов. Придя из школы, я переодевался в легкую одежду, и бежал свои ежедневные пять километров. Зимой приходилось преодолевать сугробы, а летом бежать быстрее, чтобы ко¬мары и гнус не успевали покормиться твоей кровью. Часто в пробежках меня сопровождал Ли. Сухой и легкий, как щепка, он мог бежать часами, великолепно ориентировался в тайге и подбад¬ривал меня прибаутками на своем языке. После бега мы вместе готовили пищу, занимались хозяй¬ственными делами, кололи дрова на зиму. Работать с китайцем было легко. Он относился ко мне, как к равному, давал возможность принимать решения, считался с моим мнением и  почти не ру¬гал за ошибки и промахи. Со стороны это выглядело как дружба одинокого человека с любозна¬тельным подростком.
 - Ли, на китайском, означает порядок, - рассказывал мой наставник, зашивая штаны, порванные во время очередного кросса, - и этот порядок установило Небо.
 - Как небо может установить порядок, если оно пустое, только облака на нем белые или грозовые.
 - Пустое пространство не всегда бывает таковым.
 - Но если ведро пустое, оно будет пустым, пока мы не наполним его водой. 
 - Пустота пространства – его наполненность. Но ты не в состоянии увидеть ее.
 - А что я в состоянии сделать?
 - Познать наполненность Неба.
 - И чем оно наполнено?
 - Наполненность Неба составляют  жень, и, ди, чжун, куань .
- ?!
 - Жень и куань – это гуманность и великодушие, которые составляют основу ди – уважения к ок¬ружающим. И – верность долгу, чжун – патриотизм. Эти качества необходимы, когда живешь в обществе, которое заслуживает уважения. Ты не можешь увидеть их, но они должны присутство¬вать в тебе.
  Я крепко задумался. Как я могу быть гуманен к Будану, если он все время лезет в драку, и как я могу уважать своих бывших соседей, если они украли мой перочинный нож? Своими мыслями я поделился с Ли.
 - С Буданом все просто. В скором времени ты будешь в состоянии дать ему достойный отпор, и он отстанет от тебя. А уважение к соседям ты будешь испытывать тогда, когда они начнут уважать тебя.
  Я представил дядьку Ивана, склонившегося в почтительном поклоне, и мне стало смешно.
 - Время – лучший судья, - покачал головой Ли, - давай будем ужинать и ложиться спать.
  Так прошло полгода. Летом Ли стал опять пропадать дня на три-четыре. Несколько раз приходил бригадир, отец Сереги Будана, ругался, грозился выгнать китайца, но каждый раз принимавший его вновь, ибо летом рабочих рук не хватало - всегда кто-то из рабочих находился в запое.
  Я избегал встреч с Буданом-старшим, а если приходилось сталкиваться, то говорил, что не знаю, где Ли. 
 - Врешь, щенок, - зловеще шептал мне пучеглазый Будан, - врешь, выкормыш китайский.
  Ли хорошо ко мне относился, и мне было обидно за него.
 - Куда ты ходил?, - допытывался я каждый раз, когда он возвращался домой заросший щетиной и осунувшийся.
 - Придет время – узнаешь, - устало улыбался учитель, - пойдем, я тебе подарок принес. 
  Мое сердце радостно забилось. Я уже догадался, что за подарок находиться в котомке у Ли. На¬чиная с весны, после каждого своего возвращения, он приносил мне книги. Первой была “Дети капитана Гранта” Жюля Верна. В неполные девять лет мне трудно было представить, где нахо¬дится Шотландия, что такое тридцать седьмая параллель и чем отличаются грот и бизань мачты. Но дух благородства, проходивший красной нитью через всю книгу, захватывал, тянул и манил. Точно так, как путешественники лье за лье преодолевали экзотические дали южного полушария, я, строчка за строчкой, преодолевал главы увлекательного повествования.
  После второго возвращения Ли, я оказался обладателем карты мира и увидел где располагается Патагония, Австралия и Новая Зеландия. В шкафу под эти сокровища была выделена полка и, вскоре там появился “Остров Сокровищ” Стивенсона. Благородного капитана Гранта заменил го¬ловорез капитан Флинт.
  Теперь же, стоя в позе вытянувшего шею цыпленка, я нетерпеливо ждал пока Ли развяжет ко¬томку.
 - Держи, - протянул он мне очередную книгу.
 - Даниэль Дефо. Приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, - прочитал я напечатанное на обложке.
  “Никогда не говори слово “никогда” и” пути Господни неисповедимы”.  Эти две избитые фразы всплыли у меня в памяти. Я крякнул от досады и провел рукой по отросшей бороде (не брился специально, чтобы защитить лицо от солнца). Разве может девятилетний мальчик знать, что с ним будет этак лет через пятнадцать-двадцать.
  Прочитав книгу, я с гордостью заявил Ли. 
 - Со мной такого никогда не случиться.
 - Почему?
 - Я не буду плавать на корабле. Мне достаточно ходить по суше.
  Учитель не сказал ни слова, лишь лицо его озарилось доброй усмешкой.
 - “Никогда не говори слово “никогда”, - проговорил я уже вслух, встал  и отправился окунуться в парные воды Средиземного моря.
  Десятого января, в день, когда мне исполнилось одиннадцать лет, Ли сказал, что пришло время заняться специальной подготовкой.
 - Поставь ноги на ширине плеч, правую отведи назад, стопу выверни наружу. Левую стопу также выверни наружу, но меньше чем правую. Чуть согни колени и покачайся на ногах.
  Я сделал то, что говорил Ли.
 - Немного непривычно, но  чувствуешь, как уверенно ты стоишь на земле?
 - Да.
 - Теперь займемся руками.
  Так я получил первый урок китайской гимнастики, под красочным названием подражаем “бого¬молу”.
 - А кто такой богомол?  Он молится богу?
 - Нет, это животное, точнее насекомое, раза в два больше кузнечика.
 - Ты смеешься надо мной. Как насекомое, чуть больше кузнечика, может обладать сверхъестест¬венной силой?
 - Чтобы побеждать своих врагов не нужно иметь сверхъестественную силу. Все остальное узна¬ешь в процессе учебы.
  Через некоторое время к задней стене избы Ли прикрепил два вертикальных бруса с отверстиями через каждые пять сантиметров. В отверстия закладывалась перекладина. Теперь, каждое утро, разогревшись в избе, я выбегал наружу, забрасывал одну из ног на перекладину и  тянулся кончи¬ками пальцев к ее ступне. Затем, развернув туловище, направлял руки вниз, к земле, чувствуя, как напрягаются сухожилия в паху. Ближе к лету, рядом с тренажером для растяжки, Учитель вкопал в землю бревно чуть выше полутора метров. Из него торчали в разные стороны три палки, длиной по полметра каждая. 
 - Вот, смотри, - объяснял Ли, - верхние палки – это руки противника, а нижняя – его нога. Твоя задача, - и тут он проделал несколько быстрых движений руками и пару взмахов ногой, - суметь отразить нападение и нанести ответный удар. Это будет твой напарник, когда меня нет дома.
 - Ты опять будешь пропадать по нескольку дней? Куда ты уходишь?
 - Я уже сказал, придет время – все узнаешь.
  На следующий день, когда я вернулся со школы, его уже  не было. Это меня разозлило.
 - Он издевается над тобой, - плясал перед глазами неукротимый чертик, - ты бегаешь, рвешь на перекладине сухожилия в паху, а он уходит неизвестно куда и ничего тебе не говорит.
  Швырнув котомку с учебниками в угол, я развернулся и пошел в село. Увидев меня, Будан-младший немедленно встал на моем пути. Я принял устойчивую позу, сложил ладонь в щепоть и согнул ее к предплечью, готовясь нанести решающий удар. Но Будан быстренько въехал своим правым кулаком в мой левый глаз, и все звезды Вселенной оказались в моем распоряжении. Друж¬ный гогот его дружков сопровождал мое позорное отступление. Через полчаса глаз скрылся за ли¬ловым синяком и три дня, вплоть до возвращения Ли, я сидел в избушке, не смея в таком виде по¬казаться в школе.
  Ли вернулся на рассвете, осунувшийся, в разорванной одежде. Жадно припал к ковшику с водой, потом посмотрел на меня и, как всегда, покачал головой.
 - Что ты смотришь?!, - слезы брызнули у меня из глаз. Ни черта не работает твоя система. Как я могу его уважать? Он убьет меня когда-нибудь.
  Ли выпил еще воды и опять покачал головой.
 - Иди сюда, - вывел меня во двор и завел на окраину тайги.
 - Посмотри на эту березу и на вот эту.
  Он указал на березу-десятилетку, с хорошо развитым стволом. Рядом с ней стояло тоненькое двулетнее дерево.
 - Какое легче сломать?
  Я ткнул пальцем в тоненькую двухлетку.
 - А чтобы получить вот такое дерево, что нужно сделать?
 - Подождать пока вырастет.
 - Пойдем, - он взял меня за руку, - время – лучший судья.
  Чтобы быть судимым временем – нужно запастись терпением. Терпение – основа мудрости.
Кирпичик за кирпичиком, Ли терпеливо строил мудрость внутри меня, скреплял кирпичики це¬ментом правильных поступков, шлифовал отточенными фразами китайской мудрости, оберегал от социальных воздействий, закаляя меня физически и духовно.
  Что касаемо меня, то я старался впитывать подаваемое знание, по мере возможностей, но… Но существовали вещи, доселе мне неведомые, а сейчас проявившееся с особой силой, которая со временем стала доминировать над разумными доводами Ли.
  В четырнадцать лет в моих сосках появились твердый болевые горошины, а лобок покрылся кур¬чавым пушком. Одновременно выяснилось, что девчонки существуют на свете не только для того, чтобы дергать их за косы и толкать по дороге домой. Поскольку я жил с Ли на отшибе, в букваль¬ном и переносном смысле, свободное время тратя на физические нагрузки и чтение, у меня не было близких друзей-сверстников. Я не прикладывался, по их примеру, к спиртному и по примеру Ли не употреблял табак. Я читал и перечитывал два десятка книг, принесенных китайцем, бегал, тянул мышцы и повторял приемы китайской гимнастики. Но физиологические изменения в орга¬низме отодвинули на второй план занятия по физическому развитию.
  В конце улицы, на которой находилась избенка матери, ( теперь здесь был дровяной склад ), стоял дом семьи Кунцовых. Отец, по-уличному Кунчак, работал трактористом в совхозе, а мать, Кунчиха, бухгалтером в конторе. У них было трое детей, из которых средняя, Галка, - моя сверст¬ница. Мы учились в одном классе и одно время  сидели за одной партой. От черноглазой, с острым носиком и быстрыми движениями, Галки пахло домашним уютом и было забавно смотреть, как она косит глазами  в мою книгу или тетрадь. Но в свою четырнадцатую весну я уловил совершенно иной запах, исходивший от нее и посмотрел на нее совершенно другим взглядом, ко¬торый отметил приятные выпуклости  в определенных местах Галкиного тела. В груди заныло, захотелось прижаться к ней крепко-крепко и почувствовать  сладкую истому во всем организме. Ширинка моя моментально вспухала и в виски била жесткая пульсация. После окончания занятий, я пристроился в трех метрах от Галки и сопровождал ее до дома. По пути она несколько раз огля¬дывалась, вспыхивала пунцовым цветом, но не сказала ни слова.
  Прядя домой, я заметался по избе, содрал школьную одежду, одел спортивную и побежал осту¬дить возбужденный организм. Ли ночевать не пришел. Перед сном я окатился холодной водой и забрался под одеяло. Во сне я так плотно “прижимался” к Галке, что посредине ночи проснулся с гулко бьющимся сердцем и с ужасом обнаружил теплое густое пятно, пропитавшее трусы.
  Через неделю учебный год закончился и во время летних каникул мы почти не виделись.
  В сентябре начался новый, последний учебный год. Перед первым уроком я сел за одну парту с Галкой, всем своим видом показывая, что уходить не намерен. В ответ увидел зардевшиеся щеки и одобрительную улыбку.
  Ах, Галка, Галка! Первая любовь, первые страдания. Я вышел из душной пещерки наружу. Июньская ночь теплым, влажным одеялом окутала Средиземноморье. В небе блестели звезды, где то послышался то ли гудок парохода, то ли гул самолета. Я прислушался – не повториться ли. Терпкое ощущение ожидания.
  Такое же чувство было у меня после того памятного Нового года, когда родители Галки ушли в гости в соседнее село. Перед этим я несколько раз пытался затащить ее в избушку Ли, но она на¬отрез отказывалась, а в тот вечер, побродив со мной немного, сказала, что замерзла и можно по¬греться у нее дома. Я впервые в жизни попал в пятикомнатную избу. Она показалась мне дворцом. Галка быстро согрела суп, покормила меня и затихла на своем стуле, ожидая моих активных дей¬ствий. Я стал целовать ее, освобождая, сначала от кофты, потом блузки и, наконец, когда достиг желанных сосков, предательский столбик между ног заставил тело несколько раз содрогнуться и выпустил в трусы горяче-тягучую струю.
 Я замер, а потом глянул на девушку виноватыми глазами.
 - Что?, - спросила она.
 - Все, - ответил я упавшим голосом.
  Она надела сброшенную одежду и потребовала
 - Покажи!
  Я упрямо мотнул головой.
 - Покажи!
  Опустив штаны, я сокрушенно предъявил темное пятно на трусах.
  Галка заливисто хохотала, а я, красный и злой, не мог застегнуть пуговицы штанов, потом по¬пасть в рукава пальто. Галка перестала смеяться, стала поперек двери.
 - Постой, ты куда?
 - Пусти.
 - Постой, дурачок. Это же так интересно. Значит я у тебя первая?
 - А я у тебя?
  Ответить она не успела, во дворе послышался шум.
 - Родители возвращаются. Давай сюда!
  Она вытолкала меня через кухню и кладовую на улицу, крепко прижалась к моим губам.
 - Я тебя люблю!
 - Какая к черту любовь, она смеется надо мной, - думал я лежа ночью в кровати, - это же надо, не сумел с девчонкой управиться. И спросить не у кого. У Ли неудобно, а больше близких друзей нет.
  Заснул я с твердым решением, что когда станет тепло, я заберусь с Галкой в укромное место и там все сделаем без спешки и в свое удовольствие. Но судьба распорядилась немного иначе.
  Однажды, когда весенняя грязь уже подсохла, я возвращался с пробежки и, немного изменив маршрут, наткнулся на полосу кустарника. Обминая его, увидел стоящий недалеко, огородом ко мне, домишко дядьки Ивана, бывшего соседа. Хотел развернуться, пойти назад, но остановился, прислушался.
 - Ну, сука, получку получил?
 - Д-да.
 - Давай ее сюда, быстро. И не вздумай орать.
  Выглянув из-за кустов, я увидел своего давнишнего врага Серегу Будана, склонившегося над щуплым Иваном. В первую секунду я опешил.
 - Да ведь он грабит его, - пронеслась мысль.
  Дядька Иван ковырялся то в одном кармане, то в другом. Будан начал терять терпение.
 - Оставь его, - спокойно сказал я, выходя из-за кустов. Будан сначала отпрянул от испуга, а потом разъяренным зверем пошел на меня.
 - Подглядываешь, скотина!
  Когда его рука взметнулась для удара, я повернулся на девяносто градусов и чуть отклонился назад. Кулак просвистел возле моего носа, за ним провалился Будан. Легкая подножка и легкое прикосновение правой рукой помогли получить ему правильное направление – лицом в землю.
  Ошеломленный Иван подскочил ко мне, зашептал заплетающимся языком.
 - Спасибо, сынок, спасибо. Этот знал на кого нападать, сукин сын. Батька его, бригадиром у меня, я бы все равно сказал, что получку потерял по пьянке. Спасибо тебе, побегу отдам деньги Полине.
  Мелкой рысцой он исчез за деревьями. Сзади послышалось шевеление. Поднявшийся Будан, размазывал по лицу кровь и землю.
 - Убью, сука!
  Его кулаки, как молоты, со свистом рассекали воздух. Сделав несколько удачных уверток, я из¬ловчился и достал его подбородок носком правой ноги. Лязгнув зубами, он вторично рухнул на землю. Не став дожидаться пока он очухается, я отправился к избушке Ли.
 - Прав оказался китаец, - думал я, грея суп на электроплитке, - и дядька Иван поклонился мне и Будан получил по заслугам. Время – лучший судья.
  Ободренный этими событиями, я, в течении недели, поочередно, расквасил носы и наставил си¬няков трем дружкам Будана.
  Вечером, в воскресенье, когда я и Ли готовили ужин, у избушки показались четыре фигуры.
 - К тебе?, - спросил Ли, взглянув в окошко.
 - Ага, - ответил я, зная, что от четверых мне не отбиться и похолодел от ужаса.
  Но в дверь постучал один Будан.
 - Мне Пашку, - сказал он, когда Ли открыл дверь.
 - Четверо на одного? Не многовато будет?, - спросил китаец.
 - Да нет. Мы не драться. Разговор есть.
  Присели на лавке возле дома. Трое маячили в отдалении.
 - Ты это, молодец. Раскатал нас по одному, - гыкнул Будан, - натренировал тебя китаец.
 - Да, есть немножко, - согласился я.
 - Ты это, тут вот какое дело. Люська, сеструха моя, на тебя глаз положила, встречаться с тобой хочет.
  Люська Буданиха, крупная, рыжая и грудастая деваха была старше меня и училась в Благовещен¬ске в техникуме.
 - Неделю дома будет. Приходи сегодня вечером, - он назвал укромное место.
 - А ты с дружками подглядывать будешь?
 - Да надо мне. Че я ее сисек не видал, что ли?
  Я задумался. Люська слыла в поселке как девка гулящая и до парней охочая. Это отталкивало, но с другой стороны, у нее можно было кое-чему поучиться.
 - Да ты не раздумывай, Пашк. Ты у нее не первый и не последний. Погуляешь немного, а там она к своим городским хахарям уедет.
  Я вспомнил Галкин хохот, свой пристыженный вид и мокрое пятно на трусах.
 - Ладно, приду, но чтобы не одна живая душа не знала.
 - Обещаю, - хлопнул меня по коленке обрадованный Будан и поспешил к товарищам.
 - Что?, - спросил Ли, когда я зашел в избушку.
 - Мириться приходил, - ответил я, опустив глаза.
  Люська ждала в условленном месте. Сиськи ее торчали навстречу мне, губы были накрашены, а в волосах торчала городская заколка.
 - Молоденький, свеженький, - шептала она. Я и опомниться не успел, как оказался на земле. Люська села на меня верхом, запрокинув голову, с шумом втягивала в себя воздух, елозила ягоди¬цами. От этих звуков стало противно. Я попытался вывернуться, но не тут-то было.
 - Лежи тихо, дай кончить, - она притиснула мой кадык своей крупной ладонью и через минуту блаженно откинулась на бок, зачмокала губами, а я, полузадохнувшийся, натягивал штаны и пя¬тился прочь.
 - Куда ты, дурачок. А сам кончать-то будешь?
 - Я уже.
 - Да ну? А я и не заметила. Ну приходи завтра, помилуемся еще.
  Назавтра я с позором был изгнан Галкой.
 - Иди отсюда, потаскун вонючий, иди к своей шлюхе городской.
 - Галь, да я только…
 - Иди, сказала, пока глаза не повыцарапывала.
  Окончательно запутавшись, я не пошел к Люське и стал изнурять себя бегом.
 - Ничего,  - думал я, петляя между деревьями, - время лучший судья. Нужно подождать. Люська застрянет у себя в городе, а Галка простит меня. Нужно подождать.
 Гроза разразилась в конце августа. Вечером, когда я и Ли готовили ужин в избушку ворвался Будан-старший.
 - Ну, паршивец, зятюшка родименький, рассказывай, как с дочкой гулял, - бросился он ко мне и схватил за ухо.
 - Оставь парня, - спокойно сказал ему Ли.
 - Заткнись, - вылепил ему Будан, но ухо отпустил, - в сватья ко мне навязываешься?
 - В чем дело?
 - Людка беременна!
 - От кого?
 - От него, - указал на меня пальцем, - сама призналась. Весной , говорит, любовь крутили, ну и зацепила.
 - Это правда?, - спросил у меня Ли.
 - Было один раз, - признался я, - но забеременеть она не могла. У меня ничего не получилось.
 - Врешь! Чтобы у тебя да не получилось! Вон бугай здоровый, каждая мышца играет.
 - Это правда?, - снова спросил Ли.
  Я отрицательно качнул головой.
 - Я ему верю, - сказал Ли Будану, - уходи. 
 - Что?! Как уходи?! Выходит у меня дочь гулящая? Позорить себя не дам ! Либо в сельсовет распи¬сываться, либо с милицией приду, за изнасилование в тюрьму пойдешь, выкормыш китай¬ский.
  Я вопросительно глянул на Ли.
 - Хорошо, - сказал тот, - завтра придем, проблем не будет, можешь не беспокоиться. А сейчас уходи.
 - Завтра к десяти часам не придете – будете иметь дело с милицией, - прорычал Будан и хлопнул дверью.
 - Ну?, - повернулся ко мне Ли.
  Я честно рассказал ему о своих отношениях с Галкой и Люськой.
 - Эх, - вздохнул отчаянно Ли, - недоглядел я, запутался ты парень. Никто тебе не поверит, как жаль, молод ты еще.
 - Жениться?
 - Да какой из тебя жених. Растопи печь поярче.
 - Зачем?
 - Лепешки печь будем.
  Недоумевая, я набросал в печь дров. Ли месил тесто и все время приговаривал.
 - Как жаль, как жаль. Ох, как рано, совсем рано.
  Поздно ночью, когда лепешки были сложены в одну котомку, во вторую, Ли приказал сложить одежду.
 - Уходим мы, наверно навсегда.
 - Как навсегда? Куда уходим?
 - Сейчас ни о чем не спрашивай.
  Забылись сном на короткие два часа и с первыми лучами солнца скользнули под покров тайги. Тайком от Ли, за пазухой, я уносил с собой книгу о приключениях Робинзона Крузо, моряка из Йорка.
  Средиземноморское утро, пряное и душноватое, пропитанное морской влажностью, резко отли¬чалось от того памятного таежного утра, пронзительно-прохладного, пребывающего в царстве предосенней свежести. Я на острове. Разжигаю костерок для приготовления завтрака,  со мной нет книги Дефо, а в глазах стоят отсветы огня из маленькой печурки. Печурка находилась в заброшен¬ной таежной избушке, где остановились я и Ли после дневного таежного перехода. Попив чаю, я улегся на лежанке, а Ли сел рядом на лавку.
 - Теперь ты должен меня внимательно выслушать. Пришло время рассказать тебе кое о чем.
 - О чем?
 - Не перебивай. Тебя ждет жизнь взрослого человека. Взрослые – люди особенные. У них, как бы две жизни. Одна, за которую они ратуют – жизнь свободная, честная, человеколюбивая. И другая, которой они живут – себялюбивая, охочая до удовольствий, обладания властью над другими людьми. А для того, чтобы это исполнить нужно наличие определенных условий или, например, предметов. Скажи, если бы твои друзья в школе узнали, что у тебя есть интересные книги, они просили дать их почитать, ведь так?
 - Да.
 - Это ставило их в зависимое положение от тебя. Ты мог, дать их или не дать, или требовать за это плату.
 - Ну-у, - протянул я.
 - Душа у тебя добрая, подлости в ней нет, отсюда и нерешительность по поводу денег. А есть люди, которые готовы платить большие деньги, чтобы обладать желаемым. Но эти вещи есть в одном  месте, а в трех или десяти их купить нельзя. Их нужно туда доставить, но скрытно от дру¬гих людей. На человеческом языке это называется контрабанда.
  В моей голове начало проясняться.
 - И какие это вещи?
 - Советский Союз – великая, но неправильная держава. Она строит большие плотины на реках и запускает ракеты в космос. Но у нее не доходят руки до выпуска качественных фотоаппаратов, транзисторных приемников, часов, фонарей, батареек, ручек и прочей бытовой мелочи, которую приятно держать в руках, осознавая, что ты обладаешь ею. Кроме того здесь существует запрет на определенную литературу, а люди хотят читать не только газеты и коммунистические издания.
 - А еще про Робинзона Крузо и капитана Флинта?
 - Если бы только… - усмехнулся Ли.
 - А как ты очутился в СССР, ты ведь китаец?
  С лица Ли сошла улыбка.
 - Сколько я себя помню, Китай все время с кем-то воевал. Вначале с японцами, потом граждан¬ская война, приграничные конфликты с Индией. Моя семья была за национальное возрождение Китая, но победили коммунисты. Чан Кайши ушел на Тайвань. Я остался. Удалось получить со¬ветский паспорт. Национальные чувства не покидают народ. Придет наше время, а пока мы стара¬емся выжить.
 - С помощью контрабанды?
 - Не занудничай. Контрабанда – лишь способ заработать деньги на борьбу.
 - А я?
 - Я отдал тебе столько, сколько мог. Теперь ты на пороге самостоятельности.
  На Средиземноморье опять опустилась ночь. Влажная, как недосохшая простынь, она окутала мое обмякшее тело. В пещерку идти не хотелось, духота не располагала к оптимизму. Голос Ли продолжал звучать в ушах.
 - Ты на пороге самостоятельности…
  Последующие два года я провел вдали от цивилизации, где-то в дебрях тайги Северного Китая. Длинный, низкий бревенчатый дом, полдесятка хозяйственных построек, постоянно меняющийся контингент людей. Ли подвел меня к тощему, как щепка, китайцу.
 - Это Ю. Он здесь главный. Будешь его слушать. Тебе нужны документы. Я позабочусь об этом. Жди, все будет хорошо.
  Вначале нелегко было разобраться в сложной жизни таежного угла. Приходили усталые люди, приносили тяжелые мешки, ели, спали, переупаковывали баулы с бытовой техникой, оружием, женьшенем, наркотиками, взваливали баулы на плечи и исчезали. Зимой движение замирало. Приходили единицы, жили пару дней, неделю, потом также исчезали. Ю, я и еще четверо китай¬цев жили здесь постоянно, готовили пищу, убирали помещение, ухаживали за десятком свиней и парой коров. Женщин среди нас не было, но иногда они появлялись с пришлыми, не стесняясь, спали со всеми подряд, попутно обучив меня всем премудростям любви.
  Хозяйственные работы, занятия китайской гимнастикой, секс, наркотики – полуторагодичный клубок угарной жизни. За это время Ли появлялся два или три раза, обещал принести документы, потом пропал. После его полугодичного отсутствия я пал духом. Это заметил Ю.
 - Хватит тебе здесь отъедаться, - однажды сказал он, - подключайся к делу.
  Через неделю десять человек выступили в путь. Шестеро, навьюченных, как верблюды, шли стайкой в центре. По бокам, спереди и сзади, на расстоянии крика неведомой мне птицы, шли на¬легке четверо, перекликаясь птичьим голосом, обеспечивая нам охрану. Неделя тяжелейшей до¬роги с грузом на плечах, в накомарнике, ночевки под деревьями сильно вымотали меня. Пришли в лагерь, похожий на наш, сутки отдыхали, потом загрузились и двинулись обратно. Еще неделя не¬имоверных мук. Теперь три дня отдыха и опять дорога. К концу лета я стал жилистым и злым, как волк-одиночка, жадно ел, мало спал и с нетерпением ждал перемен. В начале октября выпал снег, началась зимовка. Ли не подавал вестей.
  Весной, после схода снега,  в лагере появился человек со шрамом на левой щеке. Он и Ю долго разговаривали, потом второй сказал мне
 - Пойдешь с ним и будешь делать то, что он скажет.
  На рассвете мы вышли в северном направлении, ничего не зная о событиях на Даманском. Две ночи  коротали в заброшенных избушках, а к середине третьего дня вышли к большой, злой, только что вскрывшейся ото льда реке.
 - Хэйлунцзян, - прошептал человек со шрамом.
  Я видел Амур второй раз в жизни. Но те,  спокойные августовские воды, резко отличались от ве¬сенних, мутно-стремительных, старающихся захватить все, что может плыть на остриях их волн. Этими водами была захвачена и маленькая лодка, которую попутчик извлек из прибрежных зарос¬лей. Амур безжалостно вертел ее, давая ощутить всю мощь пробудившегося от зимы организма, насмехался над нашими хилыми усилиями направить ее к противоположному берегу, разрешив это сделать только через пару часов стремительной болтанки. 
  Когда мы, мокрые и изможденные, ступили на желаемую сушу, раздался резкий окрик
 - Стой! Руки вверх!
  Попутчик толкнул меня в воду, отвлекая внимание пограничников, с сам скрылся в ближайшем ельнике.
 - Попался, сученок!, - гоготали солдаты, мои сверстники, - сейчас мы тобой займемся.
  Избитого, меня передали следственным властям. На допросах я изворачивался, назвал село, где мы жили с матерью, говорил, что силой был уведен в тайгу китайцами и совершенно не имею по¬нятия, где находится лагерь.
  Услышав имена Ли и Ю, следователь от злости заехал кулаком в ухо.
 - Ты издеваешься, половина Китая носит имя Ли, а вторую зовут Ю.
  Я плакал, клялся в невиновности и просил пощадить сироту.
 - В России полстраны сирот. Всех не пожалеешь, - очевидно следователь имел  привычку делить все страны не более чем на две половины.
  Документов у меня не было, фамилию исказили и, не добившись ценной информации, передали дело в суд.
 - Пять лет колонии общего режима, - объявил приговор судья.
  Так я попал в Остинскую колонию. Тамошние блатные попытались подмять меня под себя, но умение драться с несколькими противниками одновременно остудило их пыл. На мне поставили “крест” и это слово стало моей лагерной кличкой. Удалось также поладить и с лагерной админист¬рацией. Получив независимый статус, я занялся переосмыслением жизненных приоритетов. Всплыли в памяти вечера в избушке Ли, его уроки китайской мудрости. Учитель ушел из моей жизни навсегда, но впечатления юности остаются самыми сильными. Он появляется возле меня в самые тяжелые моменты, оказывая моральную поддержку, вытаскивая из неимоверно сложных ситуаций. Вспоминая его наставления, как от налипшей грязи ( не без труда ), я очистил организм от тяги к  наркотикам, перебрал все книги в местной библиотеке, по ночам мечтал о встрече с чис¬той женской душой, способной понять и принять.
  Время шло не быстро, не медленно и вот за пару месяцев до освобождения, бредя от мастерской к  бараку, в полутьме я натолкнулся на Ушастого, щуплого паренька, мотавшего срок за ограбление магазина.
 - Слышь, Крест, разговор есть.
 - Ну?
 - На волю скоро тебе.
 - Ну?
 - Просьбу имею. 
- Пошел вон, - сказал я, проходя мимо. 
 - Крест, подожди, Христом-богом прошу. Послушай.
  Я остановился.
 - Из Саратова я. Осталась там у меня, в общем, как жена она мне. А сейчас в Таллинне живет. Съезди, передай весточку, чтобы ждала.
 - Пошел вон.
 - Крест, Христом-богом прошу.
 - Еще одно слово…
  Устроившись на нарах, я задумался. Ехать после освобождения было некуда. Возвращаться в тайгу не хотелось, а больше в этом мире знакомых мест не имелось. Как всегда, Ли появился во¬время.
 - В твоем положении я бы не брезговал любыми вариантами. Жить-то надо.
  На следующий день я толкнул Ушастого в бок.
 - А за каким она поперлась в Таллинн из твоего родного Саратова?;
 - Да тетка у нее старая , померла уже, квартира вот теперь, прописана она там.
 - Так ты городским хахалем хочешь заделаться.
 - Да на кой  мне этот  Таллинн. Она мне нужна, не могу без нее. Как подумаю, что на моем месте другой.
  Круглое лицо Ушастого посерело, светлые глаза потухли.
 - Далеко ехать, деньги на дорогу нужны…
 - Да не ной, упырь. Дам я тебе наколку, верный человек. Деньги мои у него. Возьмешь. На дорогу и на содержание.
 - Ладно, говори адрес верного человека.
  Последующие события развивались стремительно. Освобождение, недельный стук вагонных колес, две пересадки, приволжский Саратов.
  К одинокому домику железнодорожного рабочего я подошел в полдень. Одуряюще пахло цветущей сиренью и пропиткой для шпал. Их штабеля виднелись неподалеку. Человек Ушастого запомнился  прямыми формами – удлиненное лицо с прямым носом, плоская грудная клетка, поджарые, похожие на ходули ноги.
 - Покажи справку об освобождении.
  Я полез в карман купленного перед визитом пиджака, достал вчетверо сложенный лист. Человек бросил беглый взгляд на мои еще не отросшие волосы и внимательно изучил содержание бумаги.
 - Посиди здесь, - кивком показал на скамью под кустом сирени. Через пару минут вынес из дома конверт, отдал и скрестил руки на груди.
 - Теперь уходи.
  Я проверил содержимое конверта. Ух, ты! Двадцать фиолетовых купюр. Пятьсот рублей! С этим можно начинать путешествие.
  Снова стук вагонных колес, пересадка в Москве и, наконец, ухоженная Прибалтика. Выйдя на таллиннском перроне, застыл пораженный. Надо мной нависли остроконечные верхушки и черепично-красные крыши Старого города.
 - Куда едем?, - раздался за спиной голос. Я обернулся. Предо мной стоял светловолосый парень, играя ключами от автомобиля. Я назвал адрес. Водитель хмыкнул и через полчаса остановил машину в районе панельных пятиэтажек.
 - Наши “хрущобы”, - произнес он, - с вас пять рублей.
  В нужную мне дверь на пятом этаже, видимо, часто колотили ногами – вся ее нижняя часть была в грязных разводах, поверх ручки красовалась фанерная заплатка, а номер девятнадцать был напи¬сан карандашом. На стук открыли без вопроса:” Кто там?”, и я сразу понял почему “сварился” Ушастый. Передо мной стояла обладательница пухлых губ, глаз миндалевидного разреза, длинных светлых волос, крепких бедер и икр, - словом, всего того, что заводит мужиков с первого взгляда.
 - Я от Петрухи, с приветом.
  Обалденно красивые глаза чуть расширились.
 - Входи.
  Мрачноватый коридорчик, справа дверь в ванну и туалет, за ней по коридору вход в крохотную кухню. Две комнаты расположены “трамваем”, дверей между ними нет. В той, куда вошли, - телевизор в углу на тумбочке, стол, три стула, сервант с чашками и бокалами. Все разномастное, унылое. Выход на балкон – двойная дверь, в одной нет стекла.
  Я опустился на диван, хозяйка присела на стул. Молча, разглядывая свои руки, сложенные на коленях, она слушала мой рассказ.
- Жди его, жди, - убеждал я ее и осекся, услышав детское хныканье в соседней комнате. метнувшись туда, она через минуту вышла, неся на руках светловолосую девочку лет трех. Потирая кулачками заспанные глаза, та завела прядь волос за ухо. Его форма поразила меня. Понял, что я здесь уже не нужен.
 - Знает?, - спросил только.
 - Нет, достаточно, что так любит.
  Вынул из кармана заготовленную сотню, положил на стол и хлопнул дверью.
  Света в подъезде, конечно, не было. Нащупывая ступеньки ногами, кое-как, добрался до выхода. Не успел ступить в распахнутую дверь, как передо мной выросла фигура.
 - Слышь, мужик, купи кирпич.
  Одновременно ощутил движение за спиной, из под лестничной клетки.
 - Да вы че, ребята. Щас, вот только пятерка у меня, тут…, - полез рукой во внутренний карман пиджака. Вытаскивал я ее несколько резковато, провоцируя на нападение стоявшего сзади. Не забыл одновременно сделать мелкий шажок в сторону и развернуть корпус. Кулак со свистом пронесся возле кончика моего носа и врезался в физиономию “продавца кирпичей”. Равновесие самого нападающего тоже было нарушено, и я” помог” ему улечься на рухнувшего перед ним товарища. Путь был свободен.
  Пропетляв между домами, спросил у первого прохожего где автобусная остановка.
 - Там, - махнул тот рукой.
  “Там” дома уже закончились, и начался длинный бетонный забор метра два высотой. Ноги путались в  бурьяне, двигаться приходилось на ощупь. Терпение лопнуло, разворот назад и возвращение к началу забора. Повернул в другую сторону, прошел метров триста, попутно обирая репейники со штанов. Вот и остановка, возле нее одинокая фигура. Вроде, как женщина.
 - Какой номер идет на железнодорожный вокзал?
 - Да здесь и ходит-то один всего. Неизвестно будет или нет.
 Густая копна волос, приятный мягкий голос. Не сидится ей дома, приключений хочет. “Приключения” не заставили себя долго ждать и “появились” в виде трех пьяных джентльменов. Один из них направился к попутчице, осведомиться который час и как вас зовут, два остальных приблизились ко мне со стандартным вопросом.
 - Закурить есть?
  Ребятки были в той степени подпития, когда алкоголь будоражит кровь и толкает на различного рода глупости. На их ухмыляющихся рожах было написано все продолжение разговора.
  Быть атакованным вторично за этот вечер не хотелось, и я перешел к действиям.
 - Позиция, первым делом организуй себе позицию, - голос Ли зазвучал как всегда вовремя.
  Сделав короткий шаг вперед, чтобы ближний оказался на расстоянии вытянутой руки, коротко, без замаха, я врезал ему в левый глаз. Отшатнувшегося второго, достал ударом носка в пах. Сзади раздался рев.
 - Пацаны! Наших бьют!
  Это поднимал тревогу “любитель знакомств с девушками”. Развернувшись в сторону, чтобы пресечь нежелательные действия крикуна, я с удивлением увидел, как попутчица, левой рукой, с зажатой в ней сумкой, сделала ложный замах, а правой, хорошо поставленным ударом, заехала тому точно под нос. “Любитель” рухнул на землю. Минут десять отдыха женский удар ему обеспечил.
 - Бежим!, - потянула она меня за рукав.
  Но тут на свет фонаря, из темноты, выпрыгнули еще два хозяина этого не слишком гостеприимного района. На этот раз намерения были самые серьезные – в руках у обеих сверкнули ножи. Ситуация переходила в критическую. Сзади сопели уже наверняка очухавшиеся любители закурить, а спереди, выставив штыки, надвигалась подмога, вызванная замолчавшим крикуном. Но больше всего удивляли действия попутчицы. Захватив сумку за верхний край и, выставив ее как щит, она двинулась на переднего левого. Я моментально сдвинулся вправо, на левый фланг правого штыконосца и заставил его повернуться спиной к своему товарищу. Пританцовывая на месте, я следил за действиями попутчицы. Удар ножом сверху она перехватила своим щитом-сумкой и правой ногой попыталась достать пах соперника, но удар пришелся по его бедру.
 - Оставь ее, займись своим оппонентом, - приказал Ли.
  Тот уже резал воздух резкими движениями руки. Следующий взмах я разрешил ему сделать так, чтобы нож прошел в сантиметре от моего носа. Ободренный, он двинулся вперед, но…там его ждала пустота. Провалившись в нее, не без моей помощи, он отправился пробовать крепость асфальта своей физиономией.  Крик сзади заставил обернуться. Я увидел как девушка падает на землю, а над ней стоят двое – один с ножом, а второй закрывал  левый глаз рукой. Судя по падению, именно он ударил попутчицу сзади по ноге. В два прыжка преодолев расстояние, я взвился в воздух и каблуком проверил наличие головы у того, который был с нетронутыми глазами. Подлец одноглазый, видя здоровым глазом мой полет, потянул из кармана нож, начал им махать, но споткнулся о тело девушки и упал на нее. После приземления я ткнул его ногой в уцелевший глаз и оттащил в сторону. Девушка вскочила на ноги.
 - Бежим!, - теперь я потянул ее за рукав, одновременно чувствуя боль в области левого плечевого сустава. Мы рванули наугад в темноту, пропетляли между домами и выскочили на большой проспект. Вдали замаячила автобусная остановка, а к ней – о чудо – подъезжал автобус. Спутница сильно хромала на левую ногу, а у меня кровь текла из рукава одноименной руки.
  На автобус мы опоздали. Я оглядывал горящими глазами этот проклятый район, прикидывая как выбираться отсюда. И вдруг скрип тормозов подъехавшего ‘жигуленка”.
 - Ребята, вам куда?
  Девушка втолкнула меня на заднее сиденье, сама села возле водителя.
 - Леон Креукс, - бросила она ему.
  По дороге я тихонько ощупал руку. Нож разрезал пиджак, рубаху и задел дельтовидную мышцу. Большой опасности не было, но кровотечение продолжалось. Спутница, растирала верхнюю часть икры, тихо постанывая.
  Мрачные пятиэтажки остались позади, машина явно направлялась к центру города. Появились улицы, залитые электрическим светом и, наконец, водитель затормозил возле одного из особняков.
 - Червонец, ребятки.
  Девушка сунула ему деньги, и он исчез со скоростью ветра.
 - Пойдем ко мне, у тебя, кажется рука не в порядке, - она указала рукой на подъезд.
 - Не могу, у меня поезд через час, - я пятился назад.
 - На вокзал в таком виде?
  Я замялся. Да, она права, пиджак порезан, рука в крови.
 - А дома кто?, - отчаянная попытка прояснить ситуацию.
  Ее рука легла на здоровое плечо.
 - Пойдем, все будет в порядке.
  Мягкая, но решительная манера разговора спутницы была подобна пластичным, но твердым движениям во время схватки. Я сдался.
  Дверь на первом этаже она открыла своим ключом, щелкнула выключателем. Просторная прихожая с гардеробной стойкой для одежды и обуви, далее, веером три двери, очевидно в комнаты, налево коридор в котором с левой стороны туалет и ванна, а с правой – хозяйственные шкафы и кладовая. В конце коридора – кухня, тоже просторная, с мойкой, кранами для холодной и горячей воды, электроплита, множество шкафчиков, стол, стулья.
  Пока я осматривался, хозяйка подошла к телефону, находившемуся здесь же на кухне, и быстро набрала номер. Я насторожился.
 - Привет, - коротко бросила она в трубку, - да. До десяти утра. Да занята. Все потом. Никому.
  Положила трубку, повернулась ко мне.
 - Меня зовут Катя. А тебя?
 - Павел, - буркнул я, - куда ты звонила?
 - В милицию, - улыбнулась она.
  Я по достоинству оценил ее шутку. Прямые светлые волосы, большие карие глаза, аппетитные губы, крепко сбитая фигура, излучающая жизненную энергию. Если она замолкала, то моментально принималась за какое-нибудь дело. Включила плиту, наполнила чайник водой, достала из шкафчика хлеб.
 - Где ты учился каратэ? ,  - опять  повернулась ко мне.
 - Да так, - замялся я, - ты одна живешь?
 - Да, - опять улыбнулась она, - у нас с тобой сегодня будет вечер вопросов и ответов. Ах, да. Твоя рука. Сними одежду.
  Я сбросил пиджак и рубашку. Она оглядела руку.
 - Царапина, бывает хуже. Иди в душ.
  Это меня опять насторожило.
 - Подождать пока придет милиция, я могу и на кухне.
 - Я сама себе милиция. Без душа ужин не получишь.
  Ли поджидал меня в ванной.
 - Ну, что скажешь?, - спросил я Учителя.
  - Каждая система стремиться к равновесию. Начало дня было хорошим, потом два гадких события. Выводы делай сам. Пока.
  С наслаждением помывшись, я впрыгнул в брюки, зажал подвернувшейся салфеткой рану и выбрался в коридор.
 - Ужин готов, - раздался Катин голос из кухни, - но прежде всего – рука.
  Она перевязала руку бинтом и протянула рубашку.
 - Возьми, от отца осталась.
 - А где он сейчас?
 - Папа и мама умерли. Я не люблю об этом вспоминать. Садись ужинать.
  На тарелке лежала гречневая каша, а на ней несколько кусочков гуляша.
 - Неплохо для случайного знакомого, - пронеслось в голове.
  Когда половина содержимого тарелки исчезла, я услышал следующий вопрос.
 - В какой тюрьме сидел, Паша?
 - В Остинской , - машинально ответил я и замер с вилкой в руке, - ты шарила в пиджаке?
 - Нет, - спокойно ответила девушка.
 - А-а, вечер вопросов и ответов.
 - Да.
  Я встал, взял разрезанный пиджак, переложил содержимое его карманов себе в брюки, достал пять рублей, положил на стол.
 - Это за ужин, душ и рубашку.
 - Подожди.
 - Подожди? Ах да. Я не рассказал, по какой причине оказался в Таллинне.
  Присев на стул, в двух словах, выдал информацию об Ушастом и его подруге.
 - Банально, но, правда.  А теперь я пойду.
  Поднялся со стула, заелозил взглядом по стенам. Если честно – уходить не хотелось. Приятная истома после съеденного уже разлилась по телу, и перспектива зябнуть на вокзале казалась не лучшим продолжением этого вечера.
 - Пойдем, - Катя зажгла свет  в одной из комнат. Две койки, пара стульев и платяной шкаф составляли все ее убранство.
 - Ты можешь здесь остаться до утра, или же… Или же где выход на улицу ты знаешь.
   Вышла, прикрыла за собой дверь и загремела посудой на кухне.
  Точно так, как тогда присел на краешек койки, сейчас я присел на краешек валуна возле ручья. Катя стояла возле ближайшего дерева, улыбаясь, смотрела на меня.
 - Тогда, сидя на краешке койки, я чувствовал начало новой жизни.
 - Правильно, - молчаливо согласилась девушка.
 - Но впервые судьба дала мне возможность выбора. Ни в избушке Ли, ни в таежном пристанище такой возможности у меня не было. А сейчас я мог уйти и мог остаться.
 - Правильно, - опять улыбнулась Катя.
  И я остался. Стащил с себя одежду, бухнулся в прохладу койки, замер, слушая звуки льющейся воды.
 - Кто она? Почему хорошо ко мне отнеслась? Огромная квартира, в центре города, живет одна. Милиция, гречневая каша, повязка на руке – все смешалось в голове, и я уснул.
  Проснулся от прикосновения чего-то теплого и мокрого, открыл глаза, несколько секунд сообра¬жая, где я нахожусь, и что происходит. Лунный свет с окна заливал половину комнаты, на моей кровати сидела девушка в белой ночной рубашке, тихо плакала и мокрой от слез ладонью гладила мою щеку.
 - Что-то случилось?, - спросил я сонным голосом, беря ее ладошку. Она кивнула головой.
 - Страшный сон?
 - Нет, хороший сон. И я боюсь, что он скоро закончится.
 - Так ты уже проснулась.
 - Это сон наяву. После того, как я  встретила тебя, мне кажется, что я сплю, вижу прекрасный сон и боюсь, что он закончится. В сказке принц приезжает на белом коне, а в жизни он появляется на автобусной  остановке, смело идет на оголенные ножи и защищает незнакомую женщину.
 - Ну, ты и сама за себя постоять можешь.
 - Нет, это не то. Не будь в тебе благородства, ты бы убежал, бросив меня там. Наверно, для меня настало время, когда сбываются мечты.
  Она потихоньку потянула меня за руку и через несколько мгновений мы уже лежали в ее кро¬вати, туго переплетясь своими молодыми телами.
  Проснувшись около полудня, я понял, что вылезать из - под одеяла совсем не хочется. Открывал глаза очень медленно, привыкая к яркому солнечному свету. За стеклом шумел город, а здесь, в спальне царила нега. Когда глаза окончательно привыкли к свету, я поймал себя на мысли, что смотрю на Катин портрет, висевший на стене. Знакомые на ощупь пышные волосы, губы, цело¬вавшие меня ночью, а на плечах погоны капитана милиции. Все пазлы  вчерашнего дня момен¬тально сложились в одну картину. Натянув трусы, я выскочил в прихожую. Из кухни доносились голоса. Там Катя кормила гречневой кашей девицу лет пятнадцати. У девицы одна половина го¬ловы выкрашена в лиловый цвет, другая в желтый, ногти на руках были зеленого цвета, а под ле¬вым глазом красовался синяк.
 - Оп-па!, - воскликнула девица, увидев меня, - это твой новый ухажер?
 - Как тебе не стыдно, - повернулась к нам Катя.
 - Это кто?, - спросил я у нее.
 - Это Юля, она трудный ребенок.
 - Чей ребенок, твой?
 - Нет, ее родители алкоголики.
 - А здесь что, приют для детей алкоголиков?
 - Напористый парниша, - заключила Юля и, оглядев меня с головы до ног, добавила, - красава!
 - Юля, перестань, - опять сказала Катя.
 - Ладно, - та встала, - не буду вам мешать. Пойду бутылки собирать, деньжонок на вечер заколо¬тить.
 - Я видел твой портрет, - заявил я Кате, когда затворилась дверь за местной хипарыней.
 - Сядь, Паша. Да, я  действительно работаю в милиции. Отдел по борьбе с преступностью среди молодежи. Работу я свою люблю. В городе и по всей стране есть тысячи подростков, которые хо¬дят по острию ножа, конфликтуют с законом, нуждаются в элементарной правовой помощи. Кто-то должен оказывать им эту помощь. Засадить человека за решетку проще простого, гораздо сложнее строить с ним отношения. Например, Юля. Она дочь алкоголиков. Но ты видел, как она двигается. Какая грация, какая пластика! Она рождена для танцев, а может и для балета. Я пыта¬юсь уговорить заняться ее заняться этим серьезно.
 - Результаты твоих уговоров я видел на ее физиономии.
 - Перестань. Естественно, среда обитания накладывает свой отпечаток. И потом, мы просто хо¬рошие друзья. Она заходит ко мне и делится своими проблемами. Каждый человек, появляясь на свет, уже имеет предопределение к чему-либо. Один к танцам, другой к пению, третий просто ру¬кастый парень и нужно дать ему возможность почувствовать это, поверить в себя. Это очень тя¬желый труд и здесь самое главное – вера. Эта вера зиждется на безотказности. Я не могу отказать им в сочувствии, не могу не выслушать их, не могу не накормить, не дать приют на ночь. Сейчас не спрашивай меня ни о чем ( ну совсем как Ли ), просто поживи здесь некоторое время. Потом примешь решение. А сейчас мне нужно идти.
  Она скрылась в спальне, вышла оттуда в брюках и свитере, чмокнула меня  в щеку, хлопнула дверью.
  Слова Кати тронули меня.
 - Будь она со мною рядом, я бы не запутался тогда в любовных лабиринтах и не потерял бы столько лет своей жизни. Ну и потом, к чему предрасположен я? Чем заниматься дальше?
  Этот урок социалистической праведности вошел в мою душу, переплелся со знанием, получен¬ным от Ли и именно в Катиной спальне я первый раз увидел сон, в котором путешествовал ма¬леньким комочком по бескрайним просторам Вселенной.
  В философии Катиного бытия не было и оттенков даосизма. Если перед ней стоял выбор дейст¬вовать или не действовать – она действовала без раздумий. И действовала с такой самоотдачей и такой великой долей оптимизма, верой в удачу, что девяносто процентов ее начинаний были обре¬чены на успех. В ее голове не укладывалось, как можно приниматься за дело, не веря в успех его окончания. Она тщательно планировала действия, обдумывала свои шаги, а еще… А еще она по¬любила меня. Та, наша первая ночь, не была с ее стороны порывом обыкновенной человеческой страсти. Это был порыв накопившейся душевной потребности, окружать любовью, теплом и забо¬той не всех униженных и обездоленных, а своего, единственного, избранного, выстраданного в мечтах мужчину. Ее слова о принце не были банальным словоблудством, они содержали в себе глубокую правду. 
  Последующие пару месяцев я прожил в Катиной квартире, привыкая к ее образу жизни, неожи¬данным ночным вызовам, бесконечной веренице молодых и не очень, приятных и не очень чело¬веческих физиономий. Всем им Катя уделяла внимание, выслушивала, помогала, кому советом, а кому делом, т.е. сорвавшись в любое время суток, они мчались исправлять ситуацию, а я оставался на какое-то время один, занимался собой, смотрел телевизор, ходил в магазин, наводил порядок в квартире. Но как бы ни были велики заботы Кати, любимым ее времяпровождением стало обще¬ние со мной. Мы могли разговаривать часами о различных вещах, обожали гулять по Таллинну, а нашим любимым местом был датский дворик в Старом городе.
 - Здесь я напитываюсь покоем, - говорила Катя, когда мы, обнявшись,  сидели на скамейке, - на¬питываюсь покоем для будущих свершений.
  Вечерний сумрак исходил от серых древних стен, заползал в пиковидные ниши, отвоевывая про¬странство у дневного света.
 - И какие они – будущие свершения?, - спросил я, целуя ее в шею.
 - Такие, что я устала и хочу отдохнуть, - и минуту помолчав, она добавила, - да, отдохнуть. Ре¬шено. Мы едем в Крым.
  Меня это предложение покоробило. Не из-за того, что я не хотел ехать, а из-за своего иждивенче¬ского положения. Я жил в Катиной квартире, ел ее продукты и носил вещи, купленные на ее деньги, потому как деньги Ушастого закончились, а иных поступлений у меня не было. А теперь вот еще поездка за ее счет. Я честно высказал это Кате.
 - Ерунда, - отрезала она, - деньги – вещь приходящая и уходящая. Главное – отношения. Они у нас половинчатые. Может крымское солнце поможет созреть для чего- то более великого. Пошли укладывать чемоданы.
  Взявшись за руки, мы двинулись к автобусной остановке. Фигурка Ли стояла на выходе из дат¬ского дворика. Я вопросительно глянул на Учителя. Он улыбнулся мне в ответ.
  В окнах Катиной квартиры горел свет, дверь была не заперта. На кухне здоровенный, как шкаф, детина нагло жрал яичницу.
 - Толик!, - воскликнула Катя, - ты откуда?
 У Толика длинные волосы, длинный острый нос, бычья шея, мощные руки, а кулачки, сжимавшие вилку и хлеб, были размером с небольшой апельсин. Этот контраст показался мне несколько уродливым.
 - Да так, дела, - отозвался детина густым басом.
 - Опять неприятности?
 - Сам справлюсь. Жрать вот только захотел, да переночую у тебя.
  За два месяца я привык к бесцеремонности Катиных гостей и хотел выйти из кухни.
 - Познакомься, это Павел, - сказала она.
 - Толян, - пожал детина  своей маленькой, но ужасно твердой ладонью мною руку и добавил, - слышал о тебе.
 - От кого?, - улыбнулась Катя.
 - Да тут… В общем, уже все знают. Не мое это дело. Сами разберетесь. Пойду, посмотрю телеви¬зор.
  Катя навела порядок на кухне, глянула на меня.
 - Чемоданы, - напомнил ей.
  Она виновато пожала плечами
 - Завтра.
  Телефонный звонок в полчетвертого утра поднял ее с кровати.
 - Да! Так. Так. Хорошо. Одеваюсь.
  Она чмокнула меня в замятую щеку.
 - Машина уже вышла, нужно ехать. Ограбление магазина, на месте поймали Зита.
 - Это кто?, спросил я сонным голосом.
 - Зит? Его фамилия Зитаайне. Пятнадцать лет. Школу бросил, бичует. Нужно допросить его, пока теплый. Может, выйдем на остальных.
  Свет от фар подошедшей машины, скользнул по темным окнам, выхватил кусок шкафа и стены.
 - Я провожу, все равно проснулся.
  Из своей комнаты высунул лохматую голову Толян.
 - Шухер?
 - Спите, - коротко бросила Катя и хлопнула дверью.
 - Пошли, покурим, - Толян потянул меня на кухню.
 - Повезло тебе, парень, - он бросил обгорелую спичку в пепельницу, - такая девка тебе досталась. Ты не смотри, что я большой. Большой, да миролюбивый. Драться не люблю.
  Я хмыкнул, Толян вздохнул.
 - Ты как попал в квартиру? У тебя есть ключ?
 - Ключ? Да ключ не проблема. Ты сядь, не стой столбиком.
  Я присел на краешек стула.
 - Тут дело не в ключах, а в замках, - свет мы не включили и огромная фигура Толяна выделялась на фоне сереющего окна, а огонек сигареты алел яркой точкой, освещая кончик острого носа.
 - Если честно, то у меня два недостатка – обостренное чувство справедливости и любопытство. 
 - Ну, это не так уже и страшно, - заметил я.
 - Как сказать. Мой папа, царство ему небесное, хорошим был человеком, но прижимистым. В дет¬стве, за хорошие поступки, он поощрял меня конфетами, которые хранил в ящике своего стола, а ящик запирал на ключ.  Выдавал всегда по две конфеты и это меня бесило. Почему по две, а если я хочу три или четыре? Никакие просьбы результатов не давали. Я возненавидел, но не папу, а ящик и замок. Именно они, в моем представлении, ущемляли мое чувство справедливости. Однажды, я увидел, что папа забыл вынуть ключ из замка. Ты, думаешь, я набросился на конфеты? Нет, я взял отвертку, разобрал замок и изучил его строение. Теперь это не было проблемой. Заодно ознако¬мился и содержимым ящика. Там было несколько интересных вещей, но сейчас это неважно. Мои щеки пылали от удовлетворения. Я был хозяином ситуации. На следующий день, когда родителей не было дома, я разобрал замок от входной двери и изучил его. Через некоторое время увлечение перешло в манию. Куда бы я ни заходил, первым делом обращал внимание на замки и думал о том, каким образом я мог бы их открыть. Кстати, это, в фильмах замки открываются ногтем или куском проволоки. В жизни все гораздо сложнее. Уверенность в себе дают только опыт и тяжесть отмычек в кармане. Со временем и деньги потекли в карман. Со стороны соответствующих това¬рищей, которые были совсем не товарищи. Катя помогла мне найти себя в жизни, уберегла от тюрьмы. Сейчас я слесарь-инструментальщик на судостроительном заводе. Имею две с половиной сотни в месяц, плюс шабашки. До этого бывало и больше за меньшее время работы, но рисковая жизнь не для меня.
  Толян затушил окурок в пепельнице. Я молчал.
 - Завидую, золото девка тебе досталась. И главное – любит тебя.
 - Спасибо, - еле слышно произнес я.
  Следующие три недели были заполнены солнцем, морем и любовью.
 - Не хочу в Ялту, не хочу в Алушту, - сказала Катя, когда мы прилетели в Симферополь, - людно, влажно, противно. Едем в Евпаторию.
  Поселившись в “Украине”, утром и вечером ходили на море, а днем нежились в постели, отсыпа¬лись и занимались любовью. Евпатория, с ее песчаными пляжами, уютной грязелечебницей “Мойнаки”, старенькими, словно игрушечными, трамвайчиками, добросовестно дребезжащими по трем маршрутам, улыбалась нам, радовала приятной погодой, кормила огромными персиками, лиловым виноградом и сахарными арбузами.
  Катя смотрела на меня влюбленными глазами, и я понял, что настал момент для важного в жизни события. Я взял ее за руку и уже открыл рот…
 - Я согласна. Поцелуй меня.
 - Приедем, подадим заявления, - сказала она, когда наши губы разомкнулись.
  Таллинн встретил нас осенней сыростью и листопадом. Телефон разрывался от звонков, едва ус¬пев выкупаться и переодеться, моя невеста умчалась к своим подопечным. Я занялся хозяйствен¬ными делами.
  Вернувшись глубоким вечером, Катя устало присела на кухне.
 - Кушать будешь?
  Она также устало кивнула головой. Похлебав супа, она глянула на меня глазами полными слез.
 - Она не разрешает нам жениться.
 - Кто она?, - поднял я брови.
 - Не кто, а что. Система.
 - Какая система?
 - Та, в которой мы живем. Я сегодня разговаривала с начальством. У тебя нет пролетарского про¬исхождения. Даже Всеслав не смог помочь.
 - А это кто?
 - Двоюродный брат. Он там, - она ткнула пальцем в потолок, - в органах. Международных.
 - Да пошла она к черту эта система. Поженимся и все. Я пойду работать.
 - Нет, так нельзя. Невозможно жить в обществе и быть свободным от него. А по поводу работы ты правильно сказал. Поступишь на судоремонтный завод, станешь рабочим. Временно пропишешься в общежитии. Это нужно для анкеты. А со свадьбой придется повременить.
 - Сколько?
 - Ну, это ведь не ты женишься на мне, а я выхожу замуж за тебя. Так что жди.
  Эта фраза ознаменовала начало моей новой жизни – пролетарской. Со следующего дня, впитывая все удовольствия, предоставляемые общественным транспортом, я добирался до судостроитель¬ного завода, переодевался в спецовку, старательно работал на точильном круге, затачивая, как здесь выражались, резцовый инструмент, ел принесенную с собой пищу, в пять часов шел прини¬мать душ, проделывал обратную дорогу, по пути заглядывая в продуктовые магазины. Катя с го¬ловой ушла в работу, пропадая на ней целыми днями. После яркого лета наступила тоскливая осень, потом зима, потом весна. В мае Катя получила “добро” от системы.
 - В мае расписываться нельзя, будешь всю жизнь маяться, - сказала она мне, - поженимся в июне.
  Третьего июня утром, Катя чмокнула меня в щеку и умчалась, а я поплелся к остановке автобуса. Обычный рабочий день, вечером накрапывал мелкий дождик, ужин в одиночестве. В девять часов включил телевизор, краем уха слушал новости, одним глазом поглядывая на телефон, другим в сторону входной двери. В полдесятого она распахнулась. На пороге стоял Толян.
 - Здорово!, - обрадовался я.
 - Собирайся, живо, - кончик острого носа был бледным, маленькие кулачки тряслись, - Катю в больницу увезли. Поножовщина в скверике, у театра “Эстония”.
 Я заметался по квартире.
 - Да живее ты!, - заорал Толян, схватил меня в охапку и забросил на заднее сиденье своего” Мо¬сквича”.
 - К ней нельзя. Только что из операционной. Сказали никого не пускать, - преградила нам дорогу дежурная по отделению.
 - Слушай ты… Я… Ты лучше уйди…, - Толян мрачной глыбой навис над женщиной.
 - Мужчина!, - взвизгнула та, - я милицию вызову.
 - Пропустите их, - раздался голос за спиной медсестры. Высокий человек посмотрел на нас про¬ницательным взглядом и серой тенью направился к выходу. Медсестра отступила и, понурив го¬лову, побрела за нами.
  Цвет Катиного лица сливался с цветом простыни, глаза закрыты, у изголовья капельница.
 - В правый бок пырнули, печень повреждена, большая потеря крови. Мальчики, недолго только, а то меня заругают.
  Я присел на краешек койки, взял желтую ледяную ладошку, стал дыханием согревать ее. Катины веки дрогнули, приоткрылись. Затем дрогнули уголки губ.
 - Возле нее нужно дежурить. Пойду, договорюсь, - Толян вышел вслед за медсестрой.
  Когда он вернулся, я диким зверем выл на Катиной груди.
 - Умерла, - выдохнул Толян и опустился на колени.
  По моим подсчетам шел двадцать шестой день моего пребывания на острове. Горизонт был дев¬ственно чист, на небе ни облачка,  будто его обработали пылесосом, а в голову лезли и лезли вос¬поминания.
 - У вас нет прописки на данной жилплощади, поэтому в течении суток освободите квартиру, - сказала мне председатель ЖЭКа через три дня после Катиных похорон.
 - Но за день я не успею переселиться, нужно уладить вопрос с общежитием.
 - Хорошо, три дня. Но не больше.
  В заводском отделе кадров меня встретил все тот же человек с тонкими губами. Давно не мытая прядь волос свисала на лоб.
 - Хорошо, что зашли. Я вас ищу. Вот вам расчетный лист, идите, собирайте подписи.
 - Но почему?
 - Я смотрел вашу анкету. Вы нам не подходите. Ищите другую работу.
  Так за один день я оказался тем, кем приехал в Таллинн. Система наступила на меня своим сапо¬гом.
  Получив выходное пособие, я взял бутылку водки, приготовил в последний раз на Катиной кухне яичницу, выпил всю бутылку, съел яичницу, собрал свои вещи в небольшой чемоданчик и пошел, куда глаза глядят. Кого-то встретил по дороге, опять пил, куда-то шел, где-то оставил чемодан, опять пил, опять шел, опять пил…
  Пришел в себя ранним утром от холода, повел мутными глазами вокруг. Я возле театра “Эсто¬ния”,скверик, где ранили Катю, лежу на скамейке, между ног, на брюках расплылось мокрое пятно. Тупо уставившись на него, я понял, что опустился на самое дно.
 - Катя, - хрипло простонал я, - Катя, зачем ты умерла?
 - Я не умерла, я с тобой, - Катя стояла возле скамейки и улыбалась мне, - вставай, ты сильный, ты все одолеешь.
 - Катя, я хочу к тебе.
 - Ко мне нельзя. Ты должен жить.
  Видение исчезло.
  Поднявшись со скамейки, я двинулся в путь. Прохожие шарахались от меня, утро казалось су¬мерками, а я все шел и шел, шатаясь из стороны в сторону. Вот и ворота городского кладбища. Возле них сидят старушки, продают цветы. Но мои карманы пусты. Старушки сокрушенно качают головами (вишь пьянь-то какая, но и у него горе) и лишь одна, сердобольная, ткнула мне в руку маленький букетик ромашек. Сразу за воротами поворачиваю направо, иду к боковой аллее. Заты¬лок ломит от тупой боли, во рту пересохло. Еще один поворот направо и старенькая водопровод¬ная колонка. Я наклоняюсь, нажимаю на рычаг, и мощная холодная струя бьет в истерзанный за¬тылок. Теперь лучше. Вот и кладбищенская стена, выложенная из тонких плиток почерневшего камня. Я кладу цветы на Катину могилу и оползаю спиной по стене. Сижу долго, пока глаза не закрываются.
 - Эй, очнись!, - передо мной стоит серая тень высокого человека. За его спиной еще двое. “Тень” пинает меня ботинком по ноге и принимает реальные очертания.
 - Поднимите его.
  Две мощные руки берут меня под мышки, и я взмываю в воздух. Далее обратный путь к воротам и под одобрительные кивки старушек меня запихивают на заднее сиденье “Волги”. Поездка длится недолго. До ближайшего пустыря. Там меня выталкивают из машины, один заломил мою руку на¬зад, а второй хватает пятерней за волосы и заставляет посмотреть в глаза высокому мужчине. Иде¬ально выбритое лицо, тяжелый взгляд стальных глаз. Крепко сжатый рот поддерживает массивная челюсть.
 - Ну, Крест, здорово.
  Пяткой правой ноги я задеваю коленную чашечку того, кто заламывает мне руку. Хватка чуть ослабевает и я двумя руками снимаю руку второго с головы и вывернув ее, слышу как хрустят суставы. Теперь у меня в руках заложник. Он скрипит зубами и вывернув голову, смотрит на вы¬сокого. Тот печально качает головой.
 - Зря ты так, Крест.
  В ту же секунду я чувствую удар сзади по голове и ныряю в черную темноту небытия.
- Что лучше черная темнота небытия или черная темнота неведения?
  Душной ночью я брожу по площадке, возле пещерки и пытаюсь найти ответ на этот вопрос. Не¬бытие – когда ты лежишь без связи с внешним миром, без мыслей, лишь тело осуществляет эле¬ментарные физиологические функции: дыхание, приток крови, выделение шлаков. А неведение – когда ты живешь, но не знаешь зачем, когда ты ощущаешь окружающий мир, но не знаешь зачем, когда ты инстинктивно поддерживаешь процесс своей жизни, но не знаешь зачем. Я не убит на корабле, не утонул в море, не умер на острове. Какое следующее звено в этой цепочке? И зачем она вообще нужна? Создается впечатление, что кто-то, более всемогущий, чем человек с пистоле¬том, чем морская глубина или изоляция от внешнего мира, твердой рукой проводит определенные действия, преследующие какую-то определенную цель. И мне это неведомо. Я пассивный участ¬ник этих действий, предмет, передвигаемый с места на место, не удостоенный чести знать смысл конечной цели.
 - Расслабься, - голос Ли прозвучал несколько раздраженно, - не гони лошадей, как утверждает ваша русская поговорка. Время – лучший судья.
  Когда черная темнота небытия стала переходить в серую, а затем вовсе рассеивается, я увидел бе¬лый потолок.
 - Почему потолок всегда красят в белый цвет, - промелькнула мысль, - гораздо приятнее светло-кремовый цвет или пастельно-оливковый. Скосил глаза вбок. Стены до уровня человеческой груди были закрашены темно-синей масляной краской.
 - Больничная палата, - понял я и черная темнота вновь обрушилась на меня.
  Второй раз она отступила, когда в палате я был не один.
 - Сотрясение мозга, перелом правой голени, вывих левого предплечья. Находиться под специаль¬ным наблюдением, - докладывал незнакомый женский голос.
 - Так это меня так отделали, чтобы отправить под спецнаблюдение?, - спрашиваю я у женского голоса. Но видимо он не слышит моего вопроса и продолжает доклад.
 - Состояние тяжелое, но стабильное, трое суток без сознания. Вот история болезни и применяемое лечение.
  Наступила тишина.
 - Хорошо, продолжайте. Придет в сознание – дайте знать, - раздался знакомый мужской голос.
  Теперь я знал, под чьим наблюдением нахожусь. Сильно болит голова. Опять провал в темноту.
  Когда сознание окончательно вернулось в мое истерзанное тело, на стуле возле кровати сидела незнакомая девушка в белом халате.
 - Ой, вы уже пришли в себя!, - воскликнула она и быстро вышла из палаты.
  Окно за моей головой было отрыто, из него доносились шум ветра и звуки улицы. Повертев го¬ловой, и увидев, что я один в комнате, попытался сесть на кровати. Резкая боль в левой руке по¬умерила мой пыл.
 - Вывих, - вспомнил я, глянул на ноги. Правая была закована в гипс. Мысль о побеге пришлось оставить.
  Через час в палату вошел высокий человек, взял стул уселся на него верхом и вперил в меня тя¬желый взгляд.
 - Сам не знаю, Крест, зачем я с тобой вожусь. Наверно, в память о сестре.
 - Всеслав, - я вспомнил, как Катя показала пальцем на потолок, - органы, международные.
 - Хотя она и была сентиментально-романтической дурой, по- своему я любил ее, - продолжал Всеслав, - и сколько не пытался убедить ее, что из дворовой собачонки никогда не получится по¬родистого пса, она со мной не соглашалась и возилась со своими шавками, которых называла трудными детьми, пока же они и не ухлопали ее.
 - Не говори так о Кате, - я сжал правый кулак, - отдай документы, и ты больше никогда обо мне не услышишь.
 - Ишь, ты, какой скорый. Документы. А появление в общественном месте в нетрезвом состоянии, а оказание сопротивления представителям власти? Учитывая первую судимость, ты явно завыша¬ешь свое положение.
  Картина стала проясняться. В этой жизни каждая тварь должна знать свое место.
 - Что я должен делать?
 - А с чего ты взял, что я буду тебе что-то поручать?
  Я скрипнул зубами.
 - Ты должен жить, - Катя стояла за спиной Всеслава, - прими все как есть. Участвуй в спектакле.
 - Ну-у, - протянул я,- в память о сестре и вообще…
 - Ты метишь на роль породистого пса, а таковые должны знать команды и уметь нести службу.
 - Я согласен. Научи меня командам и умению нести службу.
  Наступило молчание. Всеслав, засунув руки в карманы, смотрел в окно, покачиваясь на носках. Минут через пять, он повернулся ко мне и произнес фразу, означавшую начало моей новой жизни.
 - Хорошо. Ты получишь то, что надо. Но учти, твоя жизнь у меня вот где, - и он похлопал себя по внутреннему карману пиджака.
  Через неделю мне сняли гипс, и я стал восстанавливать навыки ходьбы, сначала с костылями, по¬том с палочкой.
  Еще через неделю пришел Всеслав, и, спросив как дела, велел пройтись по палате. Я с усердием продемонстрировал свои успехи.
 - Молодцом, - кивнул он головой, - самое время, - и бросил на кровать большой коричневый кон¬верт. Я вопросительно поднял глаза.
 - Паспорт. Тюремный срок заменен службой в армии. Трудовая книжка. Ты – работник Совтран¬савто, побывал в аварии, теперь переведен работать в управление. Военный билет. Курсы по под¬готовке офицеров запаса, старший лейтенант запаса. Ключ от квартиры, - он назвал номер дома и квартиры по улице Герцена, - и деньги на обустройство. Как видишь, я держу слово. Даже одежду принес.
  Он положил поверх пакета сверток, перехваченный бечевкой.
 - Переодевайся, получай выписной лист, садись на сороковой автобус и через два часа встреча¬емся на квартире.
  Хлопнув дверью, он вышел. Я развязал сверток. Трусы, носки, туфли, брюки, летняя рубашка. Все приличного качества.
 - Да, контора серьезная, продумано все до мелочей. Какова цена всему этому, как ты думаешь?, - спросил я у стоящего рядом Ли.
 -Тебе уже было сказано – твоя жизнь.
 - Но как он хочет меня использовать?
 - Езжай в свой новый дом. Ответ получишь там. Ты что не понимаешь? Он проверяет тебя. Доку¬менты, деньги, одежда и два часа свободного времени. Вздумаешь бежать – к тебе никто даже приближаться не будет. Уберут на расстоянии.
  Через час я добросовестно хромал к автобусной остановке.
Пятиэтажная “хрущевка” располагалась на Штромке, вблизи от моря. Второй этаж, на лестнич¬ной площадке четыре двери, моя - направо. Крохотный коридорчик, направо дверь в кухоньку, налево – ванна-туалет. Прямо комната. В ней лишь койка, покрытая старым матрацем. Я присел на краешек, повел взглядом вокруг.
 - Всеслав – неплохой человек, но в нем много жесткости, порой переходящей в жестокость, - Катя появилась в дверном проеме и, как всегда, улыбалась мне.
 - Имел возможность убедиться, - ответил я ей взглядом и продолжением этого взгляда обвел свою нынешнюю обитель, - довольно приличная норка для убежденного холостяка.
 - Убежденного холостяка?, - Катя удивленно подняла брови.
 - А что может быть убедительнее  смерти? Если у тебя не получилось выйти за меня замуж, то другим и подавно этого не видать.
 - Ну, может со временем…, - раздался звук открываемой входной двери и Катя исчезла. Ее место в проеме занял Всеслав. Глаза его светились хитринкой.
 - Прав был Ли, - подумал я и окинул своего нового шефа очередным вопросительным взглядом.
 - Неделя, - произнес тот, - в твоем распоряжении неделя. Прикупить необходимое в квартиру, по¬знакомиться с соседями, привести мысли в порядок. В следующий понедельник начнем.
  Я продолжал молчать.
 - Ну, хорошо, - на лице Всеслава промелькнуло что-то похожее на улыбку, - месяцев пять-шесть тебе нужно будет подучиться некоторым вещам.
 - Выполнять команды и нести службу?
  Всеслав подошел ко мне и воткнул указательный палец в мою грудь.
 - Для начала запомни одну вещь: огрызаться запрещено. Подтверди получение команды.
  Я невольно вытянулся.
 - Слушаюсь. Есть обустроиться за неделю и начать подучиваться некоторым вещам.
 - То-то. Завтра с восьми до двенадцати ты дома. Придет техник, поставит телефон.
  Очередная душная ночь в пещерке и очередной набор сравнений. Похожая атмосфера одиноче¬ства здесь, на острове Сюрпризов и там, на тощем тюфячке скрипучей койки.
  - Приспособился, - саркастически изрек Ли и уселся на пол, поджав под себя ноги.
 - Собираешься мучить меня всю ночь?, - спросил я Учителя и положил руки под щеку.
 - Мучить людей – не в моих правилах. Пойми, ты в царстве ложных идеалов. Не дай исковеркать свою сущность, сохраняй чистоту души.
 - О какой душе ты говоришь?, - я взвился над плоским тюфячком и койка-пенсионерка устало взвизгнула под моим телом.
 - Я говорю о твоей душе.
 - Чистота моей души запятнана житьем с Ю, испачкана Остинской колонией и растоптана смер¬тью Кати. В последнее время довольно часто раздается скрип моих зубов. Что еще хочет эта жизнь от меня?
 - Терпения и веры, - впервые Катя появилась рядом с Ли. Я сполз с койки на пол.
 - Вы раздавите меня тяжестью своих требований. Как я могу сохранять чистоту отношений со Всесла¬вом, если он сначала искалечил мое тело, а теперь взялся калечить душу.
 - Подобный вопрос ты задавал Учителю в таежной избушке и получил на него ответ. Но до сих пор в тебе царит недоверие.
 - Откуда ты знаешь? Я тебе об этом не рассказывал.
  Ответом Кати была улыбка. Молчал и Ли. Его взгляд был устремлен на серый контур окна.
  Как и тогда, на плоском тюфячке, сейчас, на подстилке из листьев, я повернулся лицом к стене пещерки и старательно зажмурил глаза. Время – лучший судья.
  Телефонный техник оказался разбитным парнем с набором невиданных инструментов. Для на¬чала мощной дрелью, на которой большими буквами было написано “BOSH”, он сделал дыру над входной дверью.
 - У вас будет отдельная линия на два аппарата, - произнес он и завис на стремянке над входной  дверью на полчаса.
 - А зачем мне два аппарата в одной комнате?, - скромно полюбопытствовал я.
 - Один аппарат в комнате и один на кухне. Такова инструкция, - послышался ответ с железом в голосе.
  Далее в ход пошел инструмент с аналогичной надписью, который проделал тонкий, глубокий желоб в комнату и на кухню. После укладки провода, он был замазан супербыстровысыхающей замазкой. Квартира наполнилась пылью. Техник открыл окна и входную дверь.
 - Могу дать телефон хорошей тетки. Красиво клеит обои, плюс кладет шпаклевку в нужных мес¬тах.
 Я молча протянул клочок бумаги и карандаш. Он черканул имя и номер телефона.
 - В работе – она зверь, ну и все остальное при ней. В общем, как договоритесь.
 - Угу, спасибо, - я сунул листок в карман.
  К двенадцати часам два новеньких аппарата гордо возвышались на подоконниках.
 - Сколько я должен?,- спросил я на всяких случай у мастера. Тот усмехнулся.
 - Фирма веников не вяжет, фирма ставит телефоны. За все уже уплачено, шеф. Пользуйся на здо¬ровье.
  Когда он ушел, я набрал телефон “хорошей тетки”.
 - Да я. Да могу. Где вы живете? Через час буду, посмотрю объем работы, - сообщил бодрый жен¬ский голос.
  В два часа во входную дверь постучали.
 - Открыто!, - крикнул я.
 - Здравствуйте, - передо мной стояла самка с пышной рыжей шевелюрой, крупными руками, пло¬ской грудью и хорошо развитыми бедрами.
 - Вот, - промямлил я, - комната, кухня, ванна и коридор.
  Меньше всего ее интересовала квартира. Она в упор смотрела на меня и я чувствовал как гор¬моны носились по ее кровеносным сосудам.
 - Сколько?, - я пытался вернуть ее в русло ремонта.
 - Эх, милок! Обсудить все надо. Жаль, стола у тебя еще нет. Ну, да и на коечке можно присесть. Сбегай за бутылочкой, за ней и столкуемся.
 - Не могу. На работу мне в три часа. Во вторую смену.
  Она хмыкнула, смерила меня презрительным взглядом, потом провела им по стенам.
 - Пятьдесят, с моими материалами. Ты какой цвет хочешь в комнате, на кухне?
 - Ну, в этом я полагаюсь на ваш вкус.
 - Завтра, в девять утра начну. Не проспи после тяжелой смены.
  Я кивнул головой.
  Назавтра, оставив ее одну, я ушел бродить по мебельным магазинам, присмотрел мебель на кухню, кровать и шкаф. Вернулся домой в пять. Порядочно уставшая мастерица показала мне го¬товую комнату.
 - Очень красиво, - откровенно сказал я, разглядывая симпатичные обои в мелкий цветочек.
 - Ну вот и чудненько. Я тут поесть принесла.
 - Не могу. Я… Я к другу, на день рождения. К семи нужно там быть, а я еще подарок не купил.
 - Завтра мне помощник нужен. Кухня коридор, много мелкой работы.
 - Хорошо. Утром только за инструментом схожу, и буду помогать.
  В девять часов следующего утра, запустив мастерицу в квартиру, я пошел в хозяйственный мага¬зин и через час выполз оттуда нагруженный как ослик. Молоток, метр, электродрель, гвозди, шу¬рупы, отвертки, пилы по дереву и металлу, наждачная бумага, напильники, ключи всех размеров покоились во внушительном ящике, а три банки с краской разных цветов – в авоське. Притащив все это домой, я устало плюхнулся на койку и стал растирать больную ногу.
 - Пронес ящичек с инструментами двести метров и уже захромал?, - специалистка по ремонтам воткнула крупные руки в не менее крупные бедра.
 - Перелом у  меня был недавно. Побаливает еще немного.
- Перелом? Пиши номер телефона, сестра моя массажи делает. Через неделю будешь как новый.
 - Спасибо, я уже прохожу курс лечения.
 - Какой ты…, - договорить она не успела. Раздался стук во входную дверь. Я повернул ключ в скважине. На пороге стоял щуплый мужичонка с мелкими чертами лица.
 - Драсьте. Я Коля, сосед ваш, живу вот здесь, - он ткнул пальцем в дверь, через одну от моей.
 - Очень приятно. Проходите. Павел, - я сунул мужичонке руку.
 - Вот слышу, второй день с ремонтом возитесь. Думаю, может помочь чем?
 - А чево  тут помогать? Сами управимся, - моя работница развернулась к Коле, не опуская рук с бедер.
 - Драсьте, - повторил Коля и его глазки заблестели как у мартовского кота.
  Я моментально поймал важность момента.
 - Нет, нет. Помощь нужна. Нога у меня побаливает, и мебель сегодня должны привезти.
 - Да ты посмотри, у него сил нет, чтобы кисть в руке держать, - взвилась  работница, понимая, что теряет последний шанс остаться со мной наедине.
 - Маша, пожалуйста. Коля тебе поможет оклеить кухню, а я позвоню, узнаю, когда привезут ме¬бель.
  И приблизившись к ней, шепнул на ухо.
 - Я добавлю десятку, только сделайте все сегодня.
  Маша махнула рукой и смерила Колю презрительным взглядом.
 - Пойдем, помощничек.
  Они скрылись на кухне. Оставшись один в комнате, я взял в руку  телефонный аппарат и хотел присесть на койку. Но кисть руки почувствовала какое-то несоответствие. Я покачал ею вверх-вниз. Вес аппарата показался мне чересчур большим.
 - Интересно, - подумал я  и решил исследовать это явление. Еще раз прикинул вес аппарата рукой, затем глянул на то место, в котором шнур входил в аппарат. Оно было сделано так, что шнур не¬возможно было выдернуть из аппарата. Я поставил аппарат, бросился к телефонной розетке. То же самое устройство – шнур уходил вовнутрь без возможности рассоединения. Я опять взял аппарат и стал осматривать его со всех сторон.
 - Где же микрофон?, - билась настойчивая мысль.
  Корпус аппарата был сделан и добротного пластика и лишь на кружке, который крепил к нему диск набора номеров, виднелась тончайшая сеть дырочек. Сомнения не оставалось – Всеслав по¬ставил мое жилище на круглосуточное прослушивание. Комната, кухня, которую можно было не проверять. Оставался коридор. Я начал восстанавливать в памяти действия техника.
 - Можно я на минутку возьму табуретку, - обратился к мастерице, широкий зад которой выпирал из дальнего угла кухни. Рядом, обливаясь слюной, стоял Коля, старательно держа в руках кисть. С нее на пол капал клей.
 - Бери, - не разгибаясь, буркнула работница.
  Взобравшись на табуретку, я внимательно исследовал верхнюю планку обналички входной двери и мысленно поаплодировал телефонному мастеру. Между стеной и деревянной планкой была аккуратно заложена тонкая, плоская коробочка. Несомненно, в ней находился еще один микрофон. Даже Маша, клеившая обои, ничего не заметила. Опустившись с табуретки, я присел на нее. Итак, я “под колпаком у Мюллера”. Но сегодняшний день можно считать одним из самых удачных дней  в моей жизни. Обладать информацией о наличии в твоей квартире подслушивающего устрой¬ства…
 - Да что ж ты делаешь, гадина!, - прервал мои размышления крик Маши, - ты же весь пол клеем залил. Быстро в туалет, неси тряпку.
  Коля, как ошпаренный, выскочил в коридор и уставился на меня. Следом вышла мастерица. Уви¬дев меня, сгорбленного на табурете, она, по привычке, воткнула крупные руки в роскошные бедра.
 - Только не говори, что обои наклеены плохо.
 - Нет, - с жаром ответил я, - обои наклеены отлично.
 - Тогда не забудь о своем обещании, - и добавила, повернувшись к Коле, - чего стоишь, урод? Тряпку неси!
  Тот юркнул в ванну и собачонкой выскочил оттуда, неся зажатую в руке тряпку.
 - Иди, мой пол. Да протри его хорошо, чтобы не поскользнуться.
  Через два часа с обоями было покончено.  В этот момент раздался стук в дверь.
 - Шкаф заказывали?, - на пороге стоял плотно сбитый мужчина.
 - Да, - ответил я.
 - Нести есть кому?
 - Только вот он, - указал я на Колю.
 - Н-да, - произнес плотно сбитый мужчина, - второй этаж, с вас пять рублей.
  Я молча протянул деньги.
 - Пойдем, помощник, - мужчина сунул деньги в карман и пропустил вперед Колю.
  Пока они возились со шкафом, я расплатился с Машей.
 - Скользкий ты, сумел вывернуться, - прошептала она на прощание, - телефончик мой сохрани, если холодно станет – согрею. Для тебя бесплатно.
  За шкафом последовали стол и кровать. Обессиленный Коля рухнул на нее, разбросав руки.
 - Еще тумбочка для телевизора, вставай, - пнул его грузчик.
  Я отвел его в сторону, дал рубль.
 - Принеси сам.
  Когда за ним захлопнулась дверь, я подошел к Коле.
 - Умаялся, сосед?
  Тот молчал.
 - Ладно, присмотри за квартирой. Я сейчас.
  В ближайшем магазине я взял две бутылки водки, булку хлеба, колбасы, сыра, банку соленых огурцов. При виде набитой сумки, Коля оживился.
 - Сейчас, вот сюда, - он положил газету на новый стол и придвинул его к кровати, - режь хлеб и колбасу. А где у тебя стаканы?
 - Нет пока, не купил.
  Коля метнулся на кухню, выскочил оттуда со стеклянной баночкой из-под майонеза.
  -Вот, нашел. Машка здесь замазку делала. Сейчас вымою.
   Потом мы по очереди пили водку из майонезной баночки и Коля посвящал меня в нюансы мест¬ного бытия.
 - Соседи? Соседи – говно, - рассекал он воздух надкушенным куском колбасы, - между мной и тобой живет Мария Николаевна, бывшая училка и старая стерва. Одна в трехкомнатной квартире, внуков нянчить не хочет, сидит целыми днями перед телевизором, а если встретиться на улице – целый час мозги промывает. У вас на прошлой неделе пища подгорела, ваши дети сильно шумят, ваша жена имеет неопрятный вид, - Коля старательно морщил лицо, изображая строгую учитель¬ницу. Я ей говорю: у вас Марья Николаевна – устаревшие понятия. Мы живем в свободном обще¬стве и я могу до одиннадцати часов вечера шуметь сколько хочу. А пирог подгорел потому, что старший пацан упал с велосипеда и сильно ударился, а Таська, - это жена моя, - выскочила во двор помочь ему велосипед поднять на второй этаж, а пирог забыла выключить и он подгорел. А она мне: вы, Николай живете очень сумбурно и беспорядочно и дети у вас невоспитанны. А я ей: а у вас воспитаны, но к вам почему-то не ходят . В общем, ну ее к черту, - он приложился к баночке и закусил огурцом.
 - А в восьмой квартире парочка живет. Еще та парочка. Обеим уже за сорок, а детей нет. Алек¬сандр Иванович и Александра Филипповна. Скажешь: Саша и они вдвоем откликаются. Она вече¬ром картошку на кухне жарит, а он ей газету вслух читает. Прямо кухня-читальня какая-то. Я ка¬менщиком в стройуправлении работаю, Таська там же – штукатурщицей, двое пацанов. Да у нас картошка жареная со сковороды исчезает, на тарелку не успеваешь положить, телевизор некогда посмотреть, а он – газету вслух. Это же, сколько у людей времени в запасе. Хочу тебе сказать…
  За входной дверью послышалась возня.
 - О-о, - оживился Коля, - моя семья прибыла.
  Выскочил из-за стола, открыл дверь и ввел в квартиру маленькую, невыразительную женщину в поношенной одежде. Волосы нечесаной паклей торчали в разные стороны, бесцветные глаза, бес¬кровные губы.
 - Тася, - соседка протянула узкую, шершавую ладошку. Пытаясь улыбнуться, обнажила передний ряд вставных железных зубов.
 - Вот, смотри, - хорохорился Коля, - тут вот обои новые и мебель тоже. Я все помогал делать, ме¬бель таскал.
  Тася застенчиво улыбалась. Из-за ее спины выглядывали два серых мышонка.
 - Сыновья мои, - продолжал горделиво Коля, - погодки. Вовка и Серега.
  Мышата были на одно лицо, и я сразу забыл, кто из них Вовка, а кто Серега.
 - Ну, идите домой. Мы здесь еще посидим.
  Через час я стучался в дверь Колиной квартиры, поддерживая  хозяина под руку. Осторожно довел его до спальни и положил на кровать.
 - Паша, др-руг, я…
 - Ну, дальше вы уж сами, - сказал я Тасе и, получив в ответ улыбку в исполнении вставных зубов, выскочил из затхлой квартиры на лестничную площадку.
  Ровно через неделю, в девять часов утра, в квартире появился Всеслав. Внимательно осмотрев косяк входной двери, он взял в комнате стул и сел на него верхом. Я расположился на втором стуле.
 - Смотрю, обжился потихоньку. Деньги остались?
 - Нет, - честно соврал я, умалчивая о сотне в кармане пиджака.
 - Широко живешь.
 - Так ведь все пришлось купить – от трусов до холодильника.
 - А брюки купил?
  - Двое пар, а что?
 - Пригодятся, дырки на заднице протирать.
 - Ах, да. Учиться некоторым вещам. Водить трейлер, например.
 - Ты думаешь, что я устроил тебя в Совтрансавто, крутить баранку и возить контрабанду? Мелко берешь.
 - А что тогда?
 - Меня интересует информация.
 - Какая?, - продолжал я “валять ваньку”, помня о микрофоне.
 - Всякая и вся. Ты знаешь, что такое ГРУ?
 - Слыхал.
 - Теперь ты – его частица, а я – заместитель начальника управления Т Эстонской  республики.
 - Ясно.
 - Ничего тебе не ясно. У тебя нет представления даже о сотой доле того кропотливого труда, ко¬торым мы занимаемся. Кажется, что застукал какого-нибудь зарубежного ученого на горячем, за¬вербовал его, купил его и река, море, океан информации в твоем распоряжении. Вербовка и шан¬таж – не самая трудная работа. Когда получаешь доступ к источнику информации, этому океану, - главная задача суметь вычерпать его, донести все содержимое домой, не расплескав ни капли и соблюдая полную секретность. Это – целая наука, азы которой тебе нужно постичь.
 - Только азы?
 - А ты считаешь, что тебя будут посвящать во все тонкости? Не будь наивным. Полная картина мероприятия, она там, - Всеслав Катиным жестом указал пальцем в потолок.
 - Что я должен делать?
 - Каждый день, включая воскресенье, с шести до восьми часов утра ты должен находиться дома. Если будет для тебя задание, я могу позвонить в любую минуту из этих двух ча¬сов. Если нет, то к девяти часам ты прибываешь, - он назвал адрес, - к человеку, которого будешь называть Иван Иванович. Формально – он преподаватель английского и немецкого. Это тебе не¬обходимо для заграничных поездок и плюс – азы нелегкой науки.
 - Слушаюсь, товарищ… А какое у вас звание?
 - Неважно. Зови меня просто Всеслав.
  Далее моя жизнь стала напоминать жизнь лихих разведчиков при подготовке  для особо опас¬ных заданий, описываемую довольно подробно во всех детективных романах. Разница заключалась в том, что герой романов живет не в пятиэтажной «хрущевке», а на шикарной вилле с бассейном, ему не нужно тащиться на общественном транспорте к своему обучающему персоналу, ибо педагоги при¬езжают к нему на шикарных автомобилях, он потребляет пищу, приготовленную в ресторанах, а не в столовый «Общепита», и вечера он проводит не у черно-белого телевизора, а в обществе длинноногой и длинноволосой красотки, которая является тоже агентом, но влюбляется в героя и выполняет его приказы, наперекор начальству.
 Иван Иванович оказался сухоньким, очень живым старичком, с густой седой шевелюрой. В его небольшом домике стоял невыветриваемый запах, запах жилища одинокого человека. И еще это жилище было завалено различной макулатурой: книгами, журналами, брошюрами, папками с газетными вырезками, плакатами, афишами и фото¬графиями. Как и сказал Всеслав, он учил меня разговаривать на английском и немецком языках, при помощи бесчисленных фотографий тренировал  на запоминание человеческих лиц. Этим мы занимались с девяти утра до часу дня. Потом я шел обедать в столовую комплексных обедов, за двадцать две копейки получал тарелку жидкости, издалека напоминавшую суп-харчо, кусок неиз¬вестного происхождения, который должен был быть котлетой,  гарнир – вареная крупа, остав¬шейся от мышиного пира, два бруска хлеба и стакан ядовитого компота. После поглощения этих яств полчаса дышал свежим воздухом, уговаривая съеденное вступить в контакт с пищеваритель-ной системой моего организма. Обычно нам удавалось прийти к взаимному соглашению, и весьма довольный, я возвращался в макулатурную квартиру Ивана Ивановича и мы, с двух до шести, с помощью довольно подробных карт «бродили» по европейским городам. Хельсинки, Стокгольм, Осло, Копенгаген, Бонн, Ганновер, Брюссель, Берн, Париж, Вена разворачивались предо мной во всей своей красе. Я зазубривал названия улиц, проспектов, станций метро и маршруты автобусов. В седьмом часу, втиснувшись в переполненный автобус, ехал домой, открывал дверь квартиры, со вздохом облегчения убеждался, что красотка ждет меня в другом месте, готовил скромную вечер¬нюю трапезу и старательно пялил глаза в телевизор, пока они не начинали слипаться. Очередной день лихого разведчика был закончен.
  Еще одна осень, еще одна зима и еще одна строгая прибалтийская весна. В начале марта Иван Иванович начал преподавать мне теорию техники отрыва от слежки, а еще через месяц теорию техники привлечения к себе внимания и, наоборот, умения не выделяться из окружающей среды.
 - Дай бог тебе не применять эти знания на практике, - сказал он в конце мая, - наша учеба подо¬шла к концу. Я желаю тебе удачи.
  Удача. Она сопутствовала мне семь долгих лет. Семь лет поездок по различным городам Европы, выполнения, порой казавшихся нелепыми и непонятными, различных заданий. Нелепых и непо¬нятных, потому, что ты чувствовал себя винтиком или шестеренкой в огромном, дьявольски непо¬стижимом механизме межгосударственных отношений.
  К таковым относилось мое первое задание. Звонок Всеслава разбудил меня в полседьмого утра. Выслушав все инструкции, через час я уже был в морском порту, прошел таможенный и паспорт¬ный контроли и на пароме отправился в Хельсинки. Многоэтажная лоханка ползла от социалисти¬ческого берега к капиталистическому три часа, миновала вход в бухту с маяком с левой стороны и пришвартовалась к причалу с сугубо финским названием Катаянокка.  Здесь все было по другому: чужая, непонятная речь отгородила от внешнего мира, надписи на финском и шведском языках пугали, чистота и порядок настораживали, а все людские взгляды, казалось, замкнулись на мне и говорили: « Вот, смотрите – это советский агент». Присев на пустовавшую скамейку, я изобразил на лице подобие улыбки, а сам пытался побороть чувство страха, сидевшее в желудке, и, сокра¬тившее его до размеров грецкого ореха.
  Так продолжалось минут десять. Потом болевой спазм прошел, я понял, что моей персоной никто не интересуется, воскресил в памяти карту Хельсинки и двинулся к конечному пункту путешест¬вия – железнодорожному вокзалу. Выйдя из терминала, я повернул налево и пошел по улице, ко¬торая также носила сугубо финское название – Канавакату. Когда справа, на возвышении, показа¬лись луковицы православного собора, повернул опять налево, оставил по правую руку президент¬ский дворец, а по левую базарную площадь и приблизился к началу Эспланады. Можно было бы использовать первый номер трамвая, но по инструкции я должен прибыть на вокзал пешком. Ми¬новав небольшой спуск – начало Эспланады, зажатый между высокими домами, я очутился в са¬мом сердце капиталистического мира. Буйство рекламных красок резко подчеркивало различие между частным капиталом и социалистическим образом жизни. Богатая архитектура домов, весь нижний ряд которых был отведен под частные магазины, свобода поведения финнов, изобилие товаров, которое зачеркивало слово «дефицит» жирной красной чертой, повергло меня в шок. Второй раз за день я замедлил шаг, поднял голову, глянул на синее небо, по которому плыли тем¬ные, низкие облака и мысленно прошептал себе
 - Самое главное – не выделяться. Есть действие. Его суть – отточенность. Возьми себя в руки и продолжай движение.
  Немного не доходя до того места, где Эспланада сливается с проспектом Маннергейма, я повер¬нул направо, на улицу Кескускату, прошел ее, пересек по подземному переходу Кайвокату и во¬шел в здание железнодорожного вокзала. Часы показывали тринадцать часов десять минут. Ровно в тринадцать пятнадцать я стоял перед расписанием поездов и старательно, про себя, считал до ста двадцати. После окончания счета, что означало, что две минуты прошли, я развернулся и, не изме¬няя маршрута и способа передвижения, отправился к причалу. «Изучить» расписание поездов ровно с тринадцати пятнадцати до тринадцати семнадцати – такова суть задания Всеслава. Оно было добросовестно выполнено. Обратный путь занял около шести часов и в шесть пятнадцать вечера я открывал дверь квартиры на улице Герцена.
  Через двадцать минут зазвонил телефон.
 - Молодцом, - прогудел Всеслав на другом конце провода, - получилось неплохо.
 - Я был условным знаком?
 - Это не твое дело. Впредь не задавай подобных вопросов. На твое сиденье на скамейке я закрыл глаза, когда первый раз за границей бывает и похуже. В остальном вел себя уверенно, заслужива¬ешь поощрение.
 - Не нужно мне никаких поощрений.
 - Ну, это уже решать не тебе.
  Всеслав положил трубку.
  На следующее утро я проснулся в полдевятого и с удовольствием заметил, что «обязательное время» прошло, и я не понадобился Всеславу. Теперь я мог располагать временем, а оно мне было нужно. Сегодня годовщина со дня смерти Кати. Позавтракав, и, надев лучший костюм, я поехал на кладбище. Перед входом купил цветы и горестно присел возле могилы.
 - Исполнилось твое желание – я внутри системы, - земляной холмик принимал мысленные сиг¬налы, - Всеслав доволен мной, а мне нужна ты.
  Катя молчала.
  С полчаса подождал ответа и побрел к воротам кладбища. Звучит банально, но вокруг была пус¬тота. То есть мир был наполнен движением, звуками, запахами, эмоциями, но он был пустым для меня, а я в нем – одиноким.
  Как схожи ощущения человека, даже если он находится в  различных местах. Терпкое чувство ожидания, пустота одиночества. То, что я испытывал в мире, наполненном людьми, те же самые чувства доминировали и на острове Сюрпризов.
 - В тебе мало оптимизма, - Катя присела на землю под соседним деревом. На ней был свитер крупной вязки и плотные брюки, заправленные в зимние сапоги.
- Тебе не жарко?, - спросил я.
  Катя усмехнулась.
 - Глупый вопрос, - подумал я и спросил, - а чего во мне много?
 - Благородства и доброты. И мне нравятся твои воспоминания. Продолжай, пожалуйста.
 - А что продолжать? Перетряхивать в памяти задания Всеслава?
 - Но после первого задания у тебя ведь были события.
 - Катя!, - я вскочил на ноги, - тебе приятно об этом слышать, то есть ощущать это?
 - Да. Ведь в этом сущность твоей души.
  Я плюхнулся на землю, оперся спиной о ствол дерева.
  В тот день я еще долго бродил по городу, сидел на скамейке в Датском дворике, ходил по берегу моря. Проголодавшись, в шесть часов вечера, вернулся домой. Возвращаясь  из Финляндии, на пароме, я купил бутылку «Смирновской» и палку финской салями. Впереди был поминальный ужин.
  Нарезав колбасу тонкими пластинами, выложил ее красиво на тарелочке, достал из холодильника водку, налил рюмку, повернулся в сторону бывшей Катиной квартиры, опрокинул водку в рот и туда же отправил розовый ломтик колбасы. Во входную дверь позвонили.
 - Никого нет дома, - пробубнил я, распахивая дверь.
 - Ну так уж и нет. Салют, мальчик!
  Передо мной стояла жгучая брюнетка в боевой раскраске женщины, готовой идти в атаку. Для усиления своей огневой мощи она одела блузку с глубоким декольте, из-под которого выпирало внушительное содержимое лифчика. Не слишком длинная юбка, позволяла обозреть стройные ноги атакующей.
 - Ну, смелее, малыш!  Я твое  поощрение.
   У меня кровью налились глаза. Я взял незнакомку за плечо, крутанул вокруг ее собственной оси и толкнул в сторону ступенек.
 - Поощряй тех, кто послал тебя, - негромко сказал ей вслед, закрыл дверь и оперся на нее спиной. Через секунду дверь затряслась от удара кулаком.
 - Ты что, сдурел?!
  Я молчал.
 - Ну, ладно, - раздалось из-за двери и цокот женских каблуков по ступенькам ознаменовал мою победу.
  Через полчаса зазвонил телефон.
 - Ты думаешь у меня в распоряжении публичный дом для удовлетворения твоих потребностей?, - загремел из трубки голос Всеслава.
 - Мне никто не нужен, - как можно спокойнее ответил я.
 - Брось молоть ерунду. Ты не евнух, а мужик и этот мужик уже год  без женщины.
 - И именно сегодня, в день Катиной смерти ты решил лишить меня годичной девственности?
  На другом конце провода повисло молчание.
 - В конце концов, неважно, сегодня или завтра, но у тебя должна быть женщина.
 - Женщина для меня, но в угоду тебе?
 - Хватит изображать из себя принца. Ты на ответственной работе и я не могу позволить, чтобы к тебе прибилась случайная шавка, перед которой ты, выпив  рюмку водки, будешь распускать со¬пли. Глупая разболтает все соседям, а умная… Ты не знаешь женщин. Мне только утечки инфор¬мации не хватает.
 - Мне никто не нужен, - упрямо повторил я.
 - Ну это уже решать не тебе, - произнес Всеслав свою заключительную  фразу и повесил трубку.
  Вечер был испорчен. Выпив еще полстакана водки, я до поздней ночи бродил по берегу моря.
  Через день последовало второе задание: поездка в Тампере.  Еще один эпизод из дешевых детек¬тивных романов – паром до Хельсинки, поезд до Тампере, небольшой зал ожидания на железно¬дорожном вокзале, определенная скамья, рядом мужчина невыразительной внешности, между нами газета. Он через две минуты встает, идет в кафетерий. Я беру газету, иду покупать обратный билет. До поезда на Хельсинки остается сорок минут. Выхожу из вокзала, пересекаю проспект и про¬должаю свой путь до муниципальной площади. В течении пятнадцати минут смотрю с моста на красно-коричневые воды Таммеркоски , возвращаюсь на вокзал и проделываю обратный путь до Хельсинки, а потом до Таллинна. Доставляю газету по указанному адресу и возвращаюсь домой. Маленький серый человек в повседневной серости бытия. На этот раз Всеслав не торопится со звонком и похвалами. Меня это вполне устраивает, и на следующий день я нежусь в постели до обеда, неторопливо поглощаю пищу и привожу свои мысли в порядок.
 - Пора бы уже и пробежки возобновить, - напоминает мне Ли, усаживаясь на свободном стуле, - хватит пичкать организм алкоголем и консервированной колбасой.
 - Согласен, - киваю я, уничтожая очередной кусок нездоровой пищи.
 - Запух, обрюзг, посмотри на себя в зеркало.
 - Согласен, - опять киваю я.
  Раздается звонок во входную дверь. Ли, покачав головой, исчезает.
  Я бреду к двери, рывком распахиваю ее. На пороге стоит существо женского пола. Окинув его взглядом, я понял, что к нему, как можно лучше подходит слово «скромность». Скромный рост, чуть ниже среднего. Скромные волосы цвета незрелой соломы тщательно расчесаны и скромно лежат на плечах. Скромная челка аккуратно подстрижена и прикрывает скромный лоб. Скромные, светло-голубые глаза не посажены глубоко, но в то же время и не на выкате. Скромный нос-пипка хорошо вписывается в скромный овал лица. На существе скромная кофточка скромно-пастельного цвета из под которой выпирают скромные бугорки и скромная юбка в складку, скромные нейло¬новые чулочки и скромные черные туфельки на низком каблучке. Ее можно принять за старше¬классницу, если бы не ярко-красная помада, нанесенная на упрямо сжатую точку рта.
 - Ошиблась дверью, - пронеслось у меня в голове, и я уже открыл рот чтобы…
 - Извините, пожалуйста, - пролепетало существо, - извините меня, пожалуйста, я пришла к вам от Всеслава.
  У меня кровью налились глаза.
 - От Всеслава?, - прошипел я ей в ответ, - от Всеслава? Ну, так и убирайся к нему.
  Существо дернулось как от удара электрическим током, и ее голова ушла в хрупкие плечи.
 - Чего стоишь? Убирайся!, - прошипел я еще раз и захлопнул дверь. Прошел на кухню, сел на стул, обхватил голову руками.
 - Когда же закончатся эти мучения?
  Побродив бесцельно по квартире, я набросил пиджак и вышел на улицу. Миновав ряд домов, пе¬ресек проезжую часть дороги и вышел на пустырь, отделявший жилой квартал от пляжа. На пус¬тыре мальчишки гоняли мяч и я остановился понаблюдать за ихней возней.
 - Извините, пожалуйста, - раздался за спиной знакомый робкий голос, - извините меня, пожалуй¬ста.
  Я рывком развернулся.
 - Не сочтите меня слишком назойливой, но я должна сказать вам очень важную вещь.
  Мои глаза стали наливаться кровью.
 - Вы только не расстраивайтесь, но это очень важно и для вас и для меня. Если вы не пригласите меня к себе домой и не ляжете со мной в постель или, хотя бы, не сымитируете это действие, то мне придется пополнить ряды самоубийц.
  Я опешил.
 - Ты что несешь?
 - Не сочтите меня за сумасшедшую, но это действительно так.
  С моря дул пронзительный ветер, ее тонкая шея покрылась «гусиной кожей», а ярко-красная точка рта приобрела цвет ближе к фиолетовому.
  Что-то дрогнуло у меня в душе.
 - Замерзла?
 - Что? Да.
  Я снял пиджак, набросил ей на плечи.
 - Пойдем.
 - Куда?
 - Вон туда, - я кивнул в сторону ближайшей свободной скамейки.
 - Рассказывай, - приказал я, когда мы сели на скамейку в окружении сосен.
 - Что рассказывать?
 - Все. Рассказывай все.
  Она подняла свои светло-голубые глаза, окинула меня настороженно-удивленным взглядом и затем, зажав ладони между коленками начала свой рассказ.
 - Я вышла замуж сразу после школы. За одноклассника. Родила ребенка, ждала его из армии. Ба¬нальная история. Он вернулся. Через три года мы развелись. Я ушла жить к родителям. Приняли меня охотно, хотя не скрывали, что хотят, чтобы я жила отдельно. Работала на разных работах – завхозом в школе, продавцом в магазине, контролером в кинотеатре. Потом встретила его.
- Всеслава?
 - Нет. Всеслав появился позже. Встретила своего принца.
 - На автобусной остановке?
  Она запнулась.
 - А откуда вы знаете? Вам уже все рассказали?
 - Нет, сам догадался.
 - Да, действительно, мы познакомились на автобусной остановке. Был яркий весенний день, он высокий, элегантный, первый завел разговор, галантно проводил до подъезда. Стали встречаться. Сказал, что любит, сделал предложение, пригласил к себе домой.
  Она замолчала.
 - Ну, продолжай.
 - А как бы вы поступили на моем месте?, - ее лицо исказилось судорогой.
 - Сейчас не об этом. Дальше.
 - А что дальше. Дальше началось пиршество вампиров. Посреди ночи раздался стук в двери, во¬шел участковый и еще двое в штатском, надели на моего жениха наручники и увели. Меня повест¬кой вызвали к следователю, сказали, что дадут срок за сообщничество, если конечно…
 - Дальше.
 - Дальше устроили работать в городскую библиотеку, сказали смотреть, кто какой литературой интересуется, о чем говорят работники. Так прошел год. Выделили однокомнатную квартиру.
 - И…?
 - Да, знаете, материала для доносов было мало. Никто не интересовался диссидентами, не ругал Советскую власть, а клеветать я не умею. Вот тогда и появился Всеслав. Он сказал, что я не оп¬равдываю доверия, что не хочу предоставлять интересующий материал, поэтому для меня есть дополнительные задания. Я спросила в качестве кого они  хотят  меня использовать. Когда он все объяснил, я сказала, что этим я заниматься не буду. Тогда он пригрозил выселить меня из квар¬тиры, выгнать с работы и позаботиться о моем полном моральном уничтожении. Назвал адрес и ушел. Когда я пришла по адресу, дверь открыл очень крупный мужчина. Он затащил меня в ком¬нату, стал тискать и раздевать. Я сказала ему, что если он не будет вести себя прилично, я дам ему пощечину. Тогда он вытолкал меня за дверь. Когда я пришла к Всеславу, он уже обо всем знал, очень сильно кричал и тут же дал еще один адрес. Там меня встретил пожилой, жилистый человек с лицом Мефистофеля. Ему я сразу сказала, что если он ко мне притронется, то меня может вы¬рвать. Он схватился за телефонную трубку, говорил много бранных слов и тоже вытолкал меня вон. На этот раз Всеслав уже не кричал, а четким голосом произнес, что если меня выставят и со следующего места, то мне лучше не показываться ему на глаза, а стразу пополнить ряды само¬убийц. Это все.
  Она бросила на меня взгляд, полный ожидания, но я молчал.
 - Если вы не хотите выполнить мою просьбу, то хотя бы посоветуйте, как легче умереть: утопиться, или повеситься. О сыне позаботятся родители, а мне уже не выпутаться.
  Как никогда, я сам нуждался в совете, но ни Ли, ни Кати не было рядом. Молчание затягивалось.
 - Пойдем.
 - Куда?
 - Туда.
  Поднявшись со скамейки, я широко зашагал в сторону домов.
 - Содержательный у нас разговор получается, - существо старательно семенило ножками, стара¬ясь поспеть за мной, - куда – туда, зачем – затем.
 - Помолчи, - рыкнул я .
  Плана действий не было. Жалости к существу тоже. Жалко было себя. Знал, что не смогу с ней лечь в постель, не смогу разыграть спектакль перед микрофоном, но и отпускать человека на съе¬дение системе не позволяла совесть.
 - А может она врет?, - пронеслась мысль, - так нет, не похожа она на актрису.  Что же делать?
  Я открыл дверь и пропустил девушку вперед. Радостно улыбаясь, она сбросила пиджак и сняла туфли.
 - Есть хочешь?, - спросил, чтобы хоть как-то выиграть время и найти выход из создавшейся си¬туации.
 - Я? Нет.
 - А я хочу.
 - Я могу накрыть вам на стол.
 - Давай, накрывай.
  Она открыла холодильник и разочарованно глянула на меня.
 - Но у вас совсем нечего кушать. Только пакет кефира и все.
  Она быстро прошлась по шкафчикам и подняла указательный палец вверх.
 - У меня идея. Есть кефир, растительное масло и мука. Я могу испечь оладьи.
 - Пеки.
  Стоя в дверях кухни, я наблюдал как она, накинув передник, быстро замесила тесто, разогрела сковороду и стала вертеть оладьи с боку на бок. Глаза ее светились счастьем, на переносице оста¬лась белая полоска от муки. Квартира наполнилась ароматом жареного. Этот аромат превратил ее из холодной холостяцкой норки в теплое, уютное помещение. Впервые, с момента смерти Кати, женщина готовила мне пищу, готовила по моей просьбе, готовила, вкладывая в этот процесс душу. Ее тонкие ловкие пальчики набрасывали готовые оладьи на тарелку и по мере того как росла эта горка, росла концентрация адреналина и тестостерона у меня в крови. Не дожидаясь пока она за¬кончит, я шагнул на кухню, выключил печь, сгреб стряпуху в охапку и понес в комнату, по пути слизнув белую полоску с переносицы. В комнате мы за три секунды избавились от одежды и, че¬рез две минуты, моя гостья скользнула в ванну, унося в себе жидкость годичной выдержки.
  Потом мы ели оладьи, пили чай с вареньем и смотрели друг другу в глаза, пытаясь разобраться в своих ощущениях.
 - Я не показалась вам распущенной?, - спросила она, когда с чаем было покончено.
 - Нет, - ответил я, - более того…, -  махнул рукой, сгреб  опять ее в охапку и потащил в комнату. Спокойно, не торопясь, мы попробовали несколько поз и, как джентльмен, я пропустил даму впе¬ред, испытав оргазм вторым. Из ванны она вернулась, задумчиво вертя полотенце в руках.
 - О чем мысли?
 - О том, что мое самоубийство откладывается.
 - Но не отменяется.
  Она выронила полотенце.
 - Возьми в шкафу мой халат.
  Девушка закуталась в халат и опять уставилась на меня.
  Я поднял полотенце и потянулся к телефону.
 - Вы не можете поступить подло по отношению ко мне, - пролепетала она белыми губами.
 - Подло поступил я относительно памяти ушедшего человека. Но другого выбора не было.
 - Я не понимаю. Какого, ушедшего?
 - Алло. Это я. Зачем звоню? Хочу уточнить одну вещь. Поскольку сегодня ко мне пришло поощ¬рение по имени… Как тебя зовут?, - спросил, прикрыв трубку ладонью.
 - Лена.
- … Поощрение по имени Лена, то нужно понимать, что и второе задание я выполнил хорошо.
 - Где Лена?, - спросил Всеслав.
 - Значит, записи доходят до тебя не так быстро, - пронеслось в голове, и дальше вслух,  - Лена си¬дит на кровати, рядом со мной. Ей очень идет мой купальный халат.
 - Слава богу, - облегченно вздохнул Всеслав, - двумя проблемами меньше.
 - Но две решенные проблемы породили третью.
 - Ну, что еще?
 - Я требую закрепить за мной Лену в виде постоянного поощрения.
 - Здесь требования выдвигаю только я.
 - Тогда две ушедшие проблемы могут вернуться.
 - Это что, шантаж?
 - Вовсе нет. Это выход из создавшегося положения.
 - Хорошо, я подумаю, - сказал Всеслав и положил трубку.
  На следующий день звонок разбудил меня в семь утра.
 - Ну, вот, - пронеслась мысль, - началась мелкая месть из-за вчерашнего дня.
 - Сегодня в шесть вечера – ты дома. И наведи порядок в квартире, - голос Всеслава был спокоен.
  В десять часов я приступил к генеральной уборке.
 - Привет, сосед, - прокричал мне Коля в пять часов вечера, когда я домывал наружное стекло кухонного окна. Я махнул ему рукой и закрыл окно. Продолжать разговор не хотелось из-за Колиной нетвердой походки. Ровно в шесть раздался звонок во входные двери.
  Тщательно расчесанные на пробор волосы, гладкая синева выбритых щек, аспидно-черный костюм, такого же цвета галстук и туфли, белоснежная рубашка, в руке – черный «дипломат-мыльница», - таким предстал перед моим взором Всеслав. Пройдя на кухню, он раскрыл «дипломат» и извлек оттуда бутылку коньяка, банку красной икры, пачку сливочного масла и две плитки шоко¬лада.
 - Коньяк французский, икра канадская, шоколад швейцарский, масло советское. Хлеб есть?
  Я достал из хлебницы непочатую буханку.
 - Делай бутерброды.
  Я стал намазывать масло на хлеб, сверху положил икру.
 - Бокалов у тебя, конечно, нет.
 - Почему нет?, - пожал я плечами, ставя на стол пузатые емкости.
 - Сибарит.
  Гость плеснул в бокалы коньяка.
 - За Катю, - сказал и, не чокаясь, отправил коричневую жидкость в рот, взял желто-оранжевый бутерброд, придавил его тяжелой челюстью.
 - Это, конечно, сантименты, но, ни одна гадость, кроме тебя, не вспомнила, что уже год мы живем без Кати
  Я, молча, жевал бутерброд.
 - И это мне кажется, или ты в память о сестре возишься с этой Леной?
 - Вообще-то под икру пьют водку, а не коньяк, - заметил я, видя, что Всеслав опять наполняет бо¬калы.
 - Не люблю я водку. Она возбуждает, да и пить ее противно, стараешься быстрее проглотить. А коньяк можно смаковать, он греет и расслабляет. Ты не ответил на мой вопрос.
 - Тебе для полного счастья не хватает женского трупа?
  Всеслав хмыкнул, выпил, зашуршал фольгой, распаковывая плитку шоколада, отделил дольку и отправил ее в рот. Затем встал со стула, заложил руки в карманы брюк и стал изучать пол у себя под ногами.
 - Откуда тебе известно о женском трупе?
  Внутри меня образовался холодный комок. 
 - И почему ты ее выставил, а потом вышел и вернул?
 - Только в корыстных целях. Вернул, проверил, как она умеет готовить, так как надоело самому себе варить, ну и… Она не такая вульгарная, как брюнетка. Пока шли к дому, она сказала, что хо¬рошо, что так получилось. В противном случае ей пришлось бы повеситься.
 - По какой причине?
  Я пожал плечами.
 - Болтливая дура, - сказал Всеслав, снял пиджак, повесил его на спинку стула, а на стул сел вер¬хом.
 - Ты знаешь, как погибли Катины родители?
 - Нет. Она сказала, что не любит вспоминать об этом.
 - Я тоже не люблю, потому, что это препаршивейшая история. Летом, дай бог памяти, какой это был год? Не помню, не важно. Кате было двенадцать лет. С родителями она была на пляже. Непо¬далеку расположилась еще одна семья: отец, мать и сын – мальчик Катиного возраста. У него был надувной мяч, с которым он играл в воде. Ветер дул с суши и мяч понесло в море. Этот недоросль поплыл на ним и стал тонуть. День был будничным, народу на пляже мало. Когда этот придурок стал орать, Катин отец, не раздумывая, бросился его спасать. Но тот, с испугу, так сильно молотил руками по воде, что ударил его по голове, попал в висок и мой дядька камнем пошел на дно. Па¬рень орал, как резаный, его родители делали то же самое, но, бегая по берегу, а Катина мама бро¬силась спасать мужа.
  Всеслав встал со стула, прошел в ванную. Я услышал, как он открыл кран, вымыл руки с мылом, прошел в комнату, зажег там свет, открыл дверцу шкафа, закрыл ее и вернулся на кухню.
 - Молодцом, умеешь жилье содержать в порядке. Страсть как не люблю неубранных помещений.
 - А руки, почему вымыл?
 - Это от воспоминаний. Такое ощущение, что окунул их во что-то липкое.
  Он налил коньяк, покрутил бокал в руках, любуясь темно-янтарным цветом напитка.
 - За Катиных родителей, - сказал я и, не чокаясь, опрокинул свою порцию в рот. Всеслав тоже вы¬пил, зашуршал фольгой.
 - Финал этой истории – три утопленника, девочка-сирота и родители, потерявшие сына. А виной всему – жалость
 - Жалость?, - удивился я. 
- Да, жалость. И не возражай мне.
 - Да я как бы…
 - И правильно делаешь. У родителей есть возможность завести еще детей, чем, кстати говоря, они и воспользовались, а у ребенка нет возможности воскресить родителей. И если бы Катин отец не бросился в воду, то это был бы только один труп, а не три. После этого случая Катя поселила жа¬лость в своем сердце и это привело к еще одному печальному итогу.
 - Пойми, - тяжелый взгляд Всеслава лег на мои глаза, - мы, с нашей работой, не имеем права жа¬леть других. Мы обязаны жалеть себя. Думать о себе, как о средстве достижения цели. Выходить из кризисных ситуаций с наименьшими потерями для себя и для дела. Мы не имеем право распус¬кать нюни отдавать себя во власть сопливых эмоций.
 - Профессионализм и породистость, - произнес я.
 - Правильно.
  Всеслав вылил остатки коньяка в бокалы, протянул один мне, чокнулся и сказал: «За удачу!»
 - Ладно, - продолжил он дальше, дожевывая бутерброд,  - будешь встречаться с Леной постоянно. Следи, чтобы она не распускала язык. И не шляйтесь по ресторанам, делайте все у тебя дома.
 - Хорошо, - сказал я с облегчением. 
  Жалость к себе – когда тебе так жалко себя, что ты готов сообщить всему миру, какой ты бедный и несчастный. Жалость к себе, переходящая в  любовь к себе – когда ты самодостаточен, любишь и уважаешь свою сущность, переполнен гордостью, что ты существуешь на белом свете. Любовь к себе, переходящая в эгоизм, когда окружающий мир должен потакать твоему существованию, и все, что в нем происходит – это только благодаря твоему существованию в нем.
  Три опорные точки, а сколько оттенков чувств лежат между ними. Человек постепенно перепол¬няется чувствами, они руководят его действиями. Если чувства и эмоции не перевоплощать в дей¬ствия, они могут сгубить человека, разорвать на части его психику, сделать из него, что-то из ряда вон выходящее. Мое подневольное пребывание на острове Сюрпризов достигло такой точки. Я был переполнен нереализованными чувствами и эмоциями. Теперь я точно знал: одиночество – гигантский аккумулятор чувств. Они накапливаются в тебе и их нужно реализовывать, давать им выход в виде практической деятельности.
  Я стал загибать пальцы: приготовление пищи, набор физических упражнений, наблюдение за окружающей средой, купание в море. Четыре пальца хватило, чтобы перечислить все доступные мне виды практической деятельности. Заканчивался сорок первый день моего заточения. Красный диск солнца медленно погружался в фиолетовую пучину моря, ужин был съеден и решение было принято. Завтра я начинаю готовиться к побегу. Возможностью ходить по воде я не обладал, а вот построить крепкий плот, такая возможность у меня была. Поворочавшись на листвяном ложе, я заснул крепким сном человека, уверенного в своих силах.
  Проснулся, когда красный диск солнца медленно поднимался из фиолетовой пучины, сделал не¬сколько разминочных упражнений, поел всухомятку, сходил к ручью наполнить пару фляжек.
 - Стартовать нужно с пляжа. Поэтому и деревья буду рубить неподалеку от него, - теснился в го¬лове план постройки, - веревки у меня достаточно, топор тоже есть. Летом Средиземное море ти¬хое, штормов практически нет. С запасом воды и продуктов смогу продержаться дней семь-десять. Если получиться поставить парус и руль, у меня будет управляемая посудина. За десять дней дол¬жен же я на кого-нибудь наткнуться или кто-то на меня.
  Размышляя, таким образом, я захватил топор и стал спускаться к пляжу. Вышел из тени деревьев и… резко остановился. На пляжике, выброшенная наполовину из воды, стояла надувная резиновая  лодка с высокими бортами.
 - Кто-то удивился бы, а я не стану, - тихо пробубнил сам себе, тихо ступая, вернулся под деревья, тихо залег за валун и обратился в слух. Прошло полчаса. Никаких изменений. Море и пляжик, пустая лодка без весел. Все также шумел ветер в деревьях, да плескались волны о скалы.
 - Кто мог приплыть на лодке? Куда он делся? Я не мог его не заметить. Хотя с сегодняшнего дня отпустил вожжи внимания и даже не бегал утром на обзор местности. Кто бы это ни был, если он хочет захватить меня внезапно, зачем ему оставлять лодку на видном месте? А может он не знает, что я здесь живу и считает этот остров необитаемым?
  Вернувшись в пещерку, я положил в карман пистолет, нож, взял фляжку воды и бинокль. Вер¬нувшись поближе к пляжу, внимательно, в бинокль, исследовал песок вокруг лодки. Никаких сле¬дов человека. Из лодки никто не выходил.
 - Значит, тебя принесло мне море, чтобы я не потел над постройкой плота, а смастерил только весла и дергал отсюда, - встав во весь рост, я приблизился к лодке и заглянул во внутрь ее.
 - Ввау!, - вырвалось у меня из глотки. На дне лодки ничком лежал человек. Этим человеком была женщина. И эта женщина была чернокожей.         
    
               
 
   







































                Часть    вторая.

                Ноша   твоя.

               
                "Мне кажется, что главная шутка, которую
                сыграл с нами неистощимый на загадки Создатель
                пока совершенно не понятна."
                А. Эйнштейн.


                Мозаика     создания.

                Пьеса в двух действиях.
  Действующие лица:
 - Первый, он же Второй (ПоВ).
 - Второй, он же Первый (ВоП).
 - Этот, он же Тот (ЭоТ).
 - Тот, он же Этот (ТоЭ).
 
                Действие первое или из закулисных интриг невидимого.

ПоВ: Ты не хочешь делать это?
ВоП: Нет. Нет, нет и нет. Не хочу и не буду.
ПоВ: Почему?
ВоП: А почему я должен этим заниматься? Это тяжело, гадко и противно.
ПоВ: Ну и что?
ВоП: Да ничего. Я такой же бог, как и ты. Это не наше дело.
ПоВ: Вот именно. Ты такой же бог, как и я.
ВоП: Что ты этим хочешь сказать?
ПоВ: Если ни ты, ни я не хотим этим заниматься, то это должен сделать кто-то третий.
ВоП: Но ты ведь знаешь, что третьего нет. Здесь только ты и я, то есть мы один.
ПоВ: Если мы здесь один, то сотвори третьего.
ВоП: Сотворить себе подобного, наделенного нашими способностями? А кем тогда станем мы?
ПоВ: Кем и были. Получателями информации, Преобразователями и Двигателями Большого
          Расширения.
ВоП: А если он захочет занять наше место?
Пов: Посредник со способностью ощущать материальное и отдавать духовное не сможет занять
         ничье место. Он останется посредником.
 ВоП: Каковы исходные материалы?
ПоВ: Духовная: частичка «Мы – Один». Из материального за основу возьмем углерод и кислород.
         Гелий и водород оставим звездам.

                Занавес.


                Действие второе или сцена в Эдемском саду.

ЭоТ: Ну и что?
ТоЭ: Вот.
ЭоТ: Я вижу. Что дальше?
ТоЭ: Определим его туда.
Эот: Без антипода?
ТоЭ: Вот антипод.
ЭоТ: Не путай материальную субстанцию с духовной. Должен быть духовный стимулятор
         действий.
ТоЭ: Разложить душу на два антипода?
ЭоТ: А что будет подстегивать половинки к действию?
ТоЭ: То, что они стоят перед чувством выбора. То, что они созданы по образу и подобию.
ЭоТ: Нужно конкретизировать. Мы должны решить, в каком измерении их оставить.
ТоЭ: У них есть способность выбирать. Пусть решают сами.
ЭоТ: Каким образом?
ТоЭ: Древо познаний.
ЭоТ: Итак?

                Занавес. 



                Глава  первая.

                Знание. 

               
                Что может знать рыба о воде, в которой
                плавает всю жизнь?
                А. Эйнштейн.
 

 - Эй, - я тряхнул содержимое лодки за плечо, - эй, ты живая? В ответ тишина. Я скользнул паль¬цем к сонной артерии.
 - Тело теплое, пульс хороший. Мы спим или притворяемся?
  Зачерпнув ладонью морской воды, я вылил ее на лицо незнакомки. Ее веки чуть дрогнули. Подо¬ждав минуту, я наклонился к лицу и понюхал дыхание. Оно было без запаха алкоголя.
 - Как бы там ни было, спасибо, что доставила лодку к острову, - я взял тело на руки и положил на песок, - полежи здесь пока я соберу вещички. Потом решим, что с тобой делать. Я направился к пещерке и когда приблизился к деревьям, услышал глухое «бумм», а также зловещий свист воз¬духа. Сделав в воздухе неимоверное сальто, я приземлился за ближайшим валуном и осторожно выглянул из- за него. У лодки осталась только половина надувного борта, вторая, бессильными складками лежала на песке.
 - А, черт!, - крикнул я и бросился назад, к морю. На месте надувного клапана сияла рваная дыра. Я повернулся лицом к острову.
 - Эй!, - заорал в гущу деревьев, - Who are you? Come to me!
  Была бы облегчением услышать чей-то злорадный смех, но ответом был только шум деревьев. Я повернулся к чернокожей находке. Она лежала с закрытыми глазами, в том положении, в котором я оставил ее пять минут назад.
 - Эй, - я пнул ее носком в ягодицу, - чего разлеглась? Кто ты такая? Как сюда попала? Впрочем, как попала, понятно. Я еще раз пнул ее в ягодицу. Черные веки с длинными ресницами слегка дрогнули. Я присел рядом и внимательно рассмотрел ее. Густая грива черных, как смоль, волос была выпачкана песком. Широковатые скулы, чуть приплюснутый нос, большие, очерченные губы. На вид лет тридцать. Из одежды только розовая блузка и джинсы. Нижнего белья нет, кар¬маны пусты. На теле нет татуировок, колец или сережек, ногти без лака. Обуви тоже нет.
 - Прямо загадка африканская, - почесал я затылок, - надеюсь, у тебя не вырвет клапан, как у лодки.
  Взвалив свою находку на плечо, я понес и положил ее возле пещерки. Сам сел под ближайшим деревом и стал ждать. Прошел час, второй, третий. Солнце перевалило зенит и покатилось к своей западной купели. Перед тем, как сумерки окутали остров, незнакомка неожиданно открыла глаза, села на земле, повела вокруг головой, затем встала. Стояла она с минуту, слегка покачиваясь,  бо¬ясь сделать какое либо движение, как будто это движение было первым в ее жизни. Я отдался на¬блюдению за ней, сидя под деревом. Наконец, она, на нетвердых ногах, прошлась к краю поляны. Затем повернула назад, неуверенными движениями рук прошлась по бедрам. Я продолжал сидеть молча. Она посмотрела вниз, расстегнула пуговицу и молнию на джинсах, сняла их, явив свету черный клубочек волос на лобке, быстро присела и справила малую нужду. Затем посмотрела, как земля впитывает ее произведение, натянула джинсы, прошла мимо меня, вошла в пещерку и рас¬тянулась  на листвяной подстилке.
 -  Какая наглость, - возмутился я про себя, - мало того, что оправилась возле того места, где я го¬товлю пищу, так еще и заняла мое спальное место. Наркоманка, - подумал дальше, - видно, была на яхте, вместе с мальчиками, потом чем-то не угодила, ее накачали дрянью, положили в лодку и отдали во власть волн. Вот тебе, Пал Андреич, подарочек. Ты переполнен эмоциями, теперь зани¬майся, реализуй себя.
  Положив несколько веточек  у входа в пещерку так, что нельзя было выйти наружу, не потрево¬жив узор, я отправился на берег моря. Открыл уцелевший клапан, выпустил оставшийся воздух и притащил прорезиненный материал к пещерке. В хозяйстве сгодится. Взяв фляжки, пошел к ру¬чью за водой, приготовил ужин, нарезал ветвей, устроил лежбище у входа в пещерку, покрыл его остатками лодки, посидел у догоравшего костра и лег спать. Ночь прошла без приключений.
  Утром, проверив сохранность веточек, отправился за водой. Возвращаясь к пещерке, заметил движение на поляне. Из-за кустов увидел, как незнакомка вышла из пещерки, спустила джинсы и опять присела
 - Ну, пометила место, - пронеслась мысль, - пора заняться выяснением ее личности. Выйдя из-за кустов, на секунду задумался на каком языке к ней обратиться  и тут услышал:
 - Во кэ лэ. ( я хочу пить.кит.)
  Я замер. Китайский язык? Откуда она его знает?
 - Мала пьяла бадже. ( я хочу пить. хинди).
  Я молчал.
 - Шо керо томар. ( я хочу пить. исп.)
  Она бредит.
 - Ай уонт ту дринк. ( я хочу пить. англ.)
 - Хочешь пить?, - спросил я  на родном языке.
 - Да, я хочу пить, - сказала она на чистейшем русском языке, взяла у меня фляжку и жадно вы¬пила половину ее содержимого.
  Я вытер вспотевший лоб. Остров Сюрпризов бил наотмашь своими событиями: лодка, негри¬тянка, русский язык. Загадка, тем временем, водила взглядом по сторонам, словно знакомилась с окружающей средой. Ее взгляд изучил камни, деревья, землю под ногами и остановился на мне. В глазах светилось любопытство. Она осмотрела меня с головы до ног, обошла вокруг и снова за¬глянула мне в лицо. Стало не по себе.
 - Ну, чего уставилась? Ты кто?
 - Я?, - спросила она тихим голосом.
 - Нет, я, - буркнул ей в ответ, - хочешь еще воды?
 - Нет, не хочу, - ответила она бесцветным голосом.
 - Как тебя зовут?
 - Зовут? А что такое зовут?
 - Час от часу не легче, - подумал про себя, - так обкурилась, что до сих пор не может очухаться, - как ты очутилась в лодке?
 - Не знаю.
 - А русский язык где, учила?
 - Сейчас я еще не готова отвечать, - сказала незнакомка, делая небольшие, но очень странные паузы между словами. Звучало это несколько механически, как у заводной куклы, в которую вло¬жили несколько, заранее смоделированных фраз. Она сделала еще несколько глотков, прошла во¬внутрь пещерки и затихла там.
 - Делать нечего, - думал я, разжигая костерок, - нужно мириться с ее присутствием. Конечно, все это выглядит странно, но было бы гораздо хуже, если бы сюда заявились хозяева пещеры или гос¬пода-охотники за микрофильмом. Хотя, не исключена и такая возможность. Факт, что я теперь не Робинзон. У меня есть своя Пятница. Говорящая на русском языке. Хотя, нет. Пятница – это уже было. Это уже не интересно. Своего имени она не знает, или не хочет говорить. Про себя я буду называть ее темнокожий, неопознанный субъект, или ТНС.
  Пофантазировав, таким образом, я перекусил, вошел в пещерку и тронул субъект за плечо.
 - Эй, кушать будешь?
  В ответ раздалось мирное сопение.
 -  Ладно, - подумал,- спи, чернокожая находка.
  Выложив узор из палочек, я сходил на обзор местности ( горизонт, как всегда, был чист), выку¬пался в море, побродил немного по окрестностям и, вернувшись к пещерке, прилег отдохнуть. Мучила мысль о постройке плота. Развитие событий опять пошло не по схеме, составленной мною. Опять кто-то, более всемогущий, диктовал свои условия. Теперь нужно было решить стро¬ить плот на двоих или бросить чернокожее богатство здесь и плыть одному.
 - Без выяснения ее личности, ты не сможешь принять решение, - сказал Ли.
 - Но, она ничего не помнит, - возразил я Учителю.
 - Сейчас не помнит, через какое-то время вспомнит. Возьми это на контроль.
 - Хорошо, - ответил я и Учитель исчез. 
  Когда жара немного спала, я, взяв фляжку с водой, отправился побродить по острову. Авось бу¬дет удача на следующие находки.
 - Она тебе нравится?, - спросила Катя, когда я остановился перевести дух и выпить воды.
 - Кто?, - не понял я.
 - Та, которая спит в пещере.
 - Очень. Я ей даже прозвище придумал.
 - Не бросай ее, - сказала Катя и исчезла.
 - Вот в этом ты вся, - сказал я ей в след и продолжил прогулку.
  Часа через два, вернувшись к пещерке, увидел, что узор веток нарушен и спящая красавица ис¬чезла.
 - Наверно, пошла, какать, - подумал я, - пора бы уже.
  Беглянку увидел на пляжике. Спустившись туда, подошел к ней.
 - Что это?, - спросила она меня и указала на свою ногу. Повыше щиколотки виднелась небольшая царапина. На ней выступили капельки крови.
 - Царапина, - ответил я.
 - Где я?
 - Средиземное море, необитаемый остров. Точнее сказать не могу.
 - Я это чувствую, - она опять указала на ногу.
 - Понятно.
 - А мне нет. Это все мешает.
 - Что мешает?
 - Вот это, - она указала на ноги, потом на руки, - здесь давит, - она взялась за голову, - давит и чего-то не хватает.
 -У тебя много кое-чего не хватает.
- Но оно мешает.
 - Если не хватает, то должно быть и мешает.
 - Что это?, - спросила она опять.
 - Где?
 - Вот это, все, - она провела руками сверху вниз, от головы до пяток.
 - Это твое тело.
 - Тело? А зачем мне тело?
 - Господи, - подумал я, - если помешательство, то только не буйное. Мне только этого не хватало, - а вслух сказал, - тело нужно, чтобы жить.
 - Жить, - повторила незнакомка и продолжила, - нет. Я еще не совсем готова.
 - К чему?
 - К этому измерению. Подожди немного.
  Она села на песок и закрыла глаза. Я тоже уселся рядом и стал терпеливо ждать. Через полчаса она открыла глаза и посмотрела на меня.
 - Тело – это белковая субстанция, воспроизводимая на месте, выполняющая функцию вместилища датчика, - ее речь избавилась от пауз между словами, и голос стал более звонким.
 - Ты умнеешь прямо на глазах, - улыбнулся я находке, - но о каком датчике ты говоришь?
 - О датчике информации.
 - Стоп, - подумал я, - это уже интересно. Неужели намек на капсулу с микрофильмом?
 - О какой информации ты говоришь?
 - Об этой, - она сделала неопределенный жест рукой в сторону неба, - нет. Я еще не совсем го¬това, - а что это?, - она оттянула на себе блузку.
 - Это одежда.
 - Одежда. А зачем одежда?
 - Одежда нужна, чтобы предохранять тело от царапин, не замерзнуть или не сгореть на солнце, и, у людей принято прикрывать определенные участки тела одеждой.
 - Людей? Значит, я людей?
 - Нет, ты не людей. Ты человек.
 - Правильно, сейчас я такая, как ты.
 - А была другой?
 - Конечно.
 - Какой?
 - Это трудно объяснить. Не было тела. Не было одежды.
 - От тела ты избавиться не можешь, а одежду снять в твоих силах.
  Она посмотрела на меня, расстегнула блузку и джинсы, сняла их и стала с интересом рассматри¬вать свою грудь и живот.
 - А фигура у тебя ничего, - произнес я.
 - Фигура – это здесь, - она положила руки на свои хорошо развитые бедра.
 - И здесь тоже, - подтвердил я, чувствуя, как во мне просыпается мужчина.
 - Здесь, - она указала на левое подреберье, - здесь, не совсем хорошо. Там чего-то не хватает.
 - Не хватает у тебя, в основном, в голове, а там ноет от голода. Одевайся, пойдем ужинать.
 - Зачем одеваться?
 - Так надо.
  Обнаженная загадка натянула блузку, джинсы и мы двинулись к пещерке. Я заварил чаю, открыл банку мясных консервов, положил кусок на галету и протянул девушке.
 - Я кушаю, - заявила она, когда бутерброд исчез.
 - Молодец. Хочешь еще?
 - Да.
  Через минуту послышался хруст следующего бутерброда.
 - Как тебя зовут и откуда ты знаешь русский язык?
 - Я еще не готова отвечать на твои вопросы.
 - Хорошо, подождем.
 - Как тебя зовут и откуда ты знаешь русский язык, - повторил я свой вопрос после утреннего чая.
  Она глянула на меня и я поразился происшедшими за ночь переменами. Исчезли неуверенность в движениях и растерянность в поведении, а глаза отражали живость мысли.
 - Почему у меня нет того, что вы называете именем, я затрудняюсь объяснить. А русский язык… На этой, пока непонятной для меня планете, самой многочисленной группой людей, говорящей на одном языке, являются китайцы. Затем идут индийцы, испаноговорящая группа, англоговорящая и русскоговорящая. Изначально у меня не было языковой установки, и я обратилась к тебе на китай¬ском, хинди, испанском и так далее. Ответ получила на русском.
 - Ты хочешь сказать, что знаешь все выше перечисленные языки?
 - Сейчас только русский и английский. Немного испанского. Но если, предположим, ты заговорил со мной на хинди, то у меня остался хинди и английский. Так работает программа.
 - Бред, - подумал я, - такое впечатление, что она сама мистика в человеческом обличье.
  Тем временем «мистика» встала, взяла в свои розовые ладошки посуду, оставшуюся после зав¬трака.
 - Схожу, вымою, - сказала она мне с улыбкой, - хочу ощутить этот процесс.
 - Ну-ну, - подумал я, - отправляйся, а я посмотрю, куда ты пойдешь.
 - Не нужно ходить за мной, - сказала девушка с конца поляны, - ты должен доверять мне.
 - Никому я ничего не должен.
 - Хорошо, пойдем вместе.
  Возле ручья она присела, глянула на свое отражение, тряхнула густыми, волнистыми волосами.
 - Так вот какую внешность они мне подарили.
 - Кто они?, - спросил я, украдкой проверив наличие пистолета в кармане.
 - У них или у него нет имени, как и у меня.
 - Но я не могу все время кричать тебе «эй».
 - Зови меня как тебе нравиться.
 - Я буду называть тебя Ввау.
 - Согласна.
  Она вымыла котелок, наполнила водой фляжки и пошла назад, к пещерке. Я побрел следом.
 - Какого черта, - роились мысли, - она несет околесицу, а ты, как дурак, бродишь за ней и веришь ее рассказам.
 - Не упускай инициативу, - раздался шепот Ли.
  Я кивнул головой и, когда мы вернулись на поляну, продолжил задавать вопросы.
 - Хорошо, оставим в покое твою биографию. Меня интересует другое. Если ты появилась здесь, то этому должна быть причина.
 - Правильно. Все бытие построено по принципу причина-следствие.
 - Так какова она?, - спросил я, пропустив мимо ушей витиеватый конец ее фразы.
 - Выбор был сделан в пользу обладания властью над себе подобным, а это обуславливает наличие любознательности и амбициозности в вашем измерении.
 - Измерения чего?
 - Мира, ограниченного временем.
  Во мне поселился страх к воспроизведению следующих вопросов. Видя мое замешательство, Ввау улыбнулась.
 - Не нужно меня расспрашивать, я сама тебе все расскажу.
 - Слушаю.
 - У каждого из вас, то есть людей, хоть один раз в жизни возникал вопрос: кто я? Зачем я сущест¬вую? Что было до моего рождения и что будет после моей смерти?  Тот, кто хоть один раз задавал себе подобный вопрос, может считать себя философом.
 - Да ну?, - я изобразил на своем лице удивление.
 - Точно, - она тряхнула своими богатыми кудряшками.
 -  Так  ты приплыла сюда заниматься со мной философией?
 - Не совсем так. Поскольку вы созданы по образу и подобию, и у вас есть возможность выбора, выбора поступков, то развитие может происходить в нежелательном направлении и не совпадать с общим потоком расширения. Иногда развитие заходит в тупик и приходится применять глобаль¬ные поправки, но  это происходит не так часто. Кроме того, есть возможность направлять процесс развития путем введения необходимого минимума информации. Если воспринимать получение этого минимума со всей серьезностью, то есть делать поправки осознанно, уменьшается вероят¬ность воздействия извне, из других временных пространств. Итак: причина – подача необходи¬мого минимума информации, следствие – мое появление здесь.
 - Царь, шуба, Иван Грозный, - пробормотал я, - пик словоблудия. Какой выбор поступков может быть на необитаемом острове? 
 - Выбор есть всегда, - ответила Ввау, - сейчас ты сидишь и слушаешь меня, но ты можешь и не делать этого. Ты можешь слушать и можешь не слушать, можешь смотреть и можешь не смотреть. Можешь подняться и уйти в другое место, зайти в пещеру и выйти оттуда. Можешь кушать через каждый час и можешь воздерживаться от этого день, два, неделю. Каждый из вас ежесекундно стоит перед выбором: заниматься этим, тем или чем-то другим. Так появляется будущее. Вы тво¬рите его своими поступками, обладая возможностью подминать под себя временной поток, хотя и не чувствуете минимального хода времени. Разве только по смене дня и ночи и времени года. Воспринимая окружающую среду и события в ней при помощи тела, а точнее его органов зрения, слуха, обоняния, осязания, анализируя полученное при помощи устройства «мы-один», вы выра¬батываете ответные действия, путем принятия решений. Решения и действия, сопровождаемые мыслью – это информация, которая заполняет временной поток.
 - Что такое временной поток?, - спросил я.
 - Временной поток – это данное измерение, которое воспринимается твоими органами чувств. Ты находишься в нем, как бы стоишь, но в то же время двигаешься с его скоростью. Ты не можешь двинуться на единицу времени, в вашем исчислении, например, на секунду, ни вперед, ни назад. Для тебя существует только данное «сейчас». То «сейчас», которое было секунду назад, ты не мо¬жешь вернуть и посетить его еще раз и ты не можешь с прошлого «сейчас» перепрыгнуть через сиесекундное «сейчас» и оказаться в следующей секунде, минуя настоящую. Такова особенность данного измерения.
 - В следующий раз, подумал я, - когда увижу у берега лодку, а в ней чернокожую женщину, я от¬толкну лодку подальше от берега и таким образом буду избавлен от собственного сумасшествия. У Робинзона Крузо было все понятно: туземцы – канибаллы, они могут съесть. А тут…
  Очевидно, Ввау заметила растерянность на моем лице.
 - Устал?,- спросила она и дотронулась до моей ладони. Я отдернул руку.
 - Я постараюсь не выдавать слишком большие объемы информации.
 - А ты спросила, хочу ли я тебя слушать?
  Она печально покачала головой.
 - Меня тоже никто не спрашивал, хочу ли я. Решение принято. Я источник, ты приемник. От-дохни. Продолжим с наступлением темноты. 
 - Извини, - сказал я Кате, - в этой истории много неясного. Я не могу обещать тебе то, о чем ты просила.
  Взяв в пещерке кусок прочного шнура, я сделал петлю и набросил ее на лодыжки Ввау. Вторым концом связал ей руки. Девушка смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Согнутыми ука¬зательным и большим пальцами, я защипнул ей нос, а в инстинктивно открывшийся рот, воткнул кусок тряпки и еще одним завязал заткнутый рот.
 - Извини, - сказал я теперь уже Ввау, - из всей ахинеи, которую ты здесь несла, я четко уловил две вещи – источник информации и наступление темноты. Поэтому, с твоего позволения, я предприму  элементарные меры безопасности.
  С этими словами, взяв чернокожую драгоценность на руки, я отнес ее в дальний угол пещерки и осторожно уложил на подстилку.
 - Отдохни, милая…
  Прихватив с собой пару банок консервов, пачку галет, нож, зажигалку, бинокль, пистолет с тремя обоймами и шерстяную накидку, я занял заранее облюбованное место, с которого одинаково хо¬рошо просматривались море, пляж, и окружающие скалы.
 - Если нужно подождать наступления темноты, - я подожду. Но сделаю это так, как удобно мне.
  Закат. Ночь. Рассвет. Утро. Полдень. Вечер. Закат. Ночь. Рассвет. Утро. За тридцать шесть часов никаких изменений. Шум моря, шелест ветра и ни единой живой души.
 - Черт тебя подери, - пригрозил я кулаком набиравшему силу солнцу, - опять я остался в дураках, опять ты и остров смеетесь надо мной. Солнце, в ответ, больно стегануло по глазам крепким жел¬тым лучом. Плюнув, я помчался к пещерке, вынес Ввау наружу и вынул кляп изо рта. Девушка была в полуобмороке, но узнала меня и из ее глаз брызнули слезы.
 - Не обижайся, - бормотал я ей, разрезая узлы на руках и ногах, - не понимаю я, что происходит. Мистика какая-то, игра непонятная.
  Ее плач превратился в рыдания. 
 - За что, за что, - голосила она, закрыв лицо руками, на которых взбухли фиолетовые рубцы, - за что меня так наказали. Тебе что я сделала плохого? Выпила твой глоток воды, съела твой кусок пищи?
 - Не обижайся, - опять пробормотал я.
 - Ты трус, ты боишься неизвестности. Ты думаешь, что я пришла за капсулой, которая зашита в твоих брюках, ты боишься, что со мной придет еще кто-то и убьет тебя. Обладание информацией, власть, яблоко, сущность измерения. Я то здесь причем?, - она опустила руки и прокричала все это мне прямо в лицо.
 - Откуда ты знаешь о микрофильме?, - спросил я пересохшими губами.
 - Да не знаю я, откуда я об этом знаю. Просто знаю и все. Меня не интересует капсула, я здесь не за тем. Ты должен этому верить и позволь мне сделать то, что я должна сделать. А сейчас дай мне воды
. Я протянул ей фляжку, скользнул в некогда проделанный лаз большой пещеры, порылся там, нашел аптечку, достал оттуда мазь, прихватил еды и вылез наружу. Нежными движениями покрыл мазью рубцы на руках и ногах Ввау, быстренько развел костерок и сварил суп.
 - Не обижайся, - третий раз повторил своей «Пятнице», - поешь горячего.
  Пока девушка хлебала суп, я сидел рядом и наблюдал за ее движениями.
 - Спасибо, - она протянула мне пустую чашку и слабая улыбка появилась на ее лице.
 - А какой ты была до того как попала сюда, как ты говоришь, в наше измерение?
  Она задумалась.
 - В вашем языке нет таких понятий и терминов. Это как… как кисейное покрывало, легкое, ажур¬ное, но очень упругое. Ты его частица. И еще скорость. Большая скорость, очень большая ско¬рость. Без движения нет существования. Ты не боишься оцарапать ногу, потому что тела нет, ты не боишься, что тебя убьют, потому что понятия жизни нет. Ты принимаешь и передаешь, прини¬маешь и передаешь, ощущаешь как…, - она запнулась. – вам еще предстоит узнать это. Я рас¬скажу, для этого я здесь.
  Она взглянула на меня и как-то по детски шмыгнула носом.
 - Скажи, ты знакома с человеком, который не боится неизвестности?
 - Нет.
 - Почему тогда ты называешь меня трусом?
  Она задумалась.
 - Представь себе, - продолжал я, - я чудом спасаюсь от пули убийц, чудом не тону в море.., - здесь я осекся. – скажи, ты не знаешь, кто бросил мне спасательный круг?
  Она отрицательно мотнула кудряшками.
 - Хорошо. Я не тону в море, не умираю от голода и жажды на острове. Горизонт чист в течении полутора месяцев – ни корабля, ни самолета. Потом появляешься ты – человек, как бы помягче сказать, не европейского происхождения, человек со странностями. Языковая настройка, фразы, присущие фантастическим романам, переплетаются с фразами, присущими лекциям по теоретиче¬ской физике, информация о наличии у меня микрофильма… И при всем при этом, ты пытаешься убедить меня верить тебе.
 - Я уже сказала – решение принято. Наша встреча не случайна, а в тебе говорит агностик.
 - Кто?!
 - Агностики считают невозможным объективное познание окружающей действительности по¬средством собственного опыта. Есть вещи, которые вы познаете чувственно, при помощи органов чувств. Например, ты видишь меня при помощи зрения. Есть вещи, которые вы познаете умом, то есть допускаете, что они могут происходить: в Таллинне сейчас идет дождь. Но если соединить вместе способность постигать чувствами и умом, мы получим такую вещь как воображение. Именно воображение ваш дедушка Эйнштейн ставил во главу угла процесса познания. И был прав. Воображение дает вам возможность познать «вещь в себе», то есть то, что существует вне зависимости от нашего восприятия. Правильный путь познания – воображение, основанное на ло¬гике и анализе. Я послана сюда, дать вашему воображению правильное направление, показать до¬рогу дальнейшего процесса познания, развеять скептицизм агностиков.
  Нельзя познать систему, находясь внутри ее, а возможности выхода из измерения у вас нет из-за наличия тела, - биологического скафандра для датчика «мы-один». Если их разлучить, то полу¬чится два новых начала. Но вы можете  выйти из системы посредством воображения, которому, с моей помощью, будет дано правильное направление для изучения «вещь в себе». Кроме того, вам предстоит задача по постижению особого вида материи – человеческой мысли – сущности датчика «мы-один». Это возможно методом парадокса: ты находишься внутри системы, то есть измерения, а то, что ты хочешь познать находится внутри тебя. Следовательно, ты находишься вне его. Не¬сколько необычно, но здесь большое поле деятельности для выявления методов исследования по данному принципу. Умение не держаться за классические принципы приветствовал Пуанкаре и использовал Эйнштейн.
 - Об Эйнштейне слышал, кто такой Пуанкаре?
 - Французский математик.
  Мой мозг почувствовал присутствие новой информации. Но…
 - Ты должен мне верить, -  прошептала Ввау, - я -  передатчик, ты - приемник.
 - Это я уже слышал. А если мы сделаем наоборот?
 - А что ты можешь мне сообщить?
 - Ну, например, что тело не такая плохая штука.
  Она удивленно глянула на меня. Я встал, взял ее на руки и поволок в пещерку. Через минуту там началась обыденная возня между мужчиной и женщиной, сдобренная моей старательностью и нежностью. Нельзя сказать, что я был большим любителем шоколада, но при столь длительном воздержании…
  Солнце в очередной раз катилось в свою западную купель, а мы, оставив отпечатки голых ягодиц на песке крохотного пляжа, зажатого между скалами, взявшись за  руки, брели к нашей пещере.
 - Ну как?, - спросил я у чернокожего сюрприза.
 - Все правильно, - кивнула она, - доминирующая сила секса. Плоды создания не должны быть утеряны и поэтому закреплены на уровне безусловных рефлексов.
  Мне захотелось плакать. Ввау остановилась, взяла меня рукой за голову и уткнула мой нос себе в ключицу. Я скользнул чуть ниже и лизнул ее сосок.
 - Ну как?, - теперь она спросила меня.
 - Соленый, - ответил я. Она улыбнулась мягкой материнской улыбкой.
  После захода солнца, мы лежали на поляне и смотрели в звездное небо. Я сунул руку в ее ла¬дошку.
 - Закрой глаза.
 - Зачем?
 - Сейчас мы сделаем кое-что, но для этого ты должен соблюдать две вещи.
 - Какие?
 - Не бояться, как бы страшно ни было и не открывать глаза, как бы ни хотелось их открыть.
 - Иначе?
 - Иначе все пропадет.
 - Что все?
 - Все, что я хотела тебе показать.
 - Хорошо.
 - Ты готов?
 - Да.
 - Закрой глаза. Но не жмурь их сильно, просто прикрой веки и смотри. Смотри внимательно.
  Она шевельнула пальцами в моей ладони. В закрытых глазах плавали красные круги, синие и желтые, аморфные тела перетекали одно в другое, меняли цвет на оранжевый и фиолетовый. По¬том все превратилось в темные и светлые пятна с размытыми краями, движущиеся в только для них понятном порядке. И вот весь светлый фон вытянулся в некоторую воронкообразную форму, повернувшуюся к глазам широкой частью. Узкая часть заканчивалась черной точкой. Но не рас¬плывчатой и играющей своими краями, а осознанной, имеющей содержание и приближающейся к глазам.
 - Интересная штука, - подумал я. – от нее исходит чувство входа, как манит в себя пространство раскрытой двери: зайти и посмотреть, что там. Появилось ощущение продвижения по туннелю воронки и вход-вываливание через точку-содержание. Падение в бездну породило страх. Веки дрогнули.
 - В таких случаях просыпаются от страха. Но ты ведь не спишь, ты только прикрыл глаза, - успо¬коила мысль.
  Я «огляделся вокруг» и в полутьме увидел под собой очертания пещерки, деревьев и двух тел, лежащих лицами вверх.
 - Да, это ты и я, - в сознание ворвался образ Ввау и замер тихим комочком, - там остались наши телесные аксессуары, а мы поднялись над ними полетать. Смотри вокруг внимательно.
  Появилось ощущение набора высоты по строгой вертикали. Деревья превратились в точки, ост¬ров в неправильное пятно. Еле светлеющая плоскость подразумевала море, на которой такими же размытыми пятнами подразумевались участки суши. Высота все росла, в то время как я пытался уловить какую-нибудь закономерность в этом хаосе.
 - Еще немного, -  подбодрил комочек голосом Ввау.
   Набор высоты продолжался как хаос линий и  пятен, но потом ощущение уловило очертания чего-то знакомого.
 - Смотри внимательно, узнаешь?
 - Батюшки-светы, да ведь это итальянский «сапог» с Сицилией слева, а справа Балканский полу¬остров, изрезанный морщинами заливов, а еще правее ниточка Дарданелл и светлый мазок Мра¬морного моря.
 - Все, мы на месте, - комочек поставил точку в наборе  высоты.
 - Что теперь?, - спросил я ощущением.
 - Теперь, самое главное – не раскрывать глаза.
 - Хорошо.
  Крак! Послышался звук, который издают большие электрические рубильники при включении. В тот же миг в пространство ударили десятки тысяч, миллионы тонких струй, натянутых как струны в вертикальном положении. От них исходил медленновато-голубоватый свет-содержание. Иные его участки представляли неподвижность, иные вращались и струились, подразумевая журчание, которого не было слышно.
 - Что это?
 - Секунду, сейчас войдем, - прошептал комочек-Ввау.
  За эту секунду я почувствовал, что моя сущность приобрела свойства мысли. Пространство пока¬залось родным и знакомым, появилось ощущение возможности перемещаться с запредельными скоростями, то есть со скоростью мысли. Внутри клокотал неведомый вакуум, жаждущий запол¬нения, заполнения знанием. Появилось шальное желание выстрелиться в неведомые бездны, об¬рести себя в бескрайних просторах, почувствовать их содержание. Но комочек потребовал другое.
 - Сделай шаг.
  Шаг сделан и я очутился внутри струи-струны. В уши (если можно так выразиться), ударил рез¬кий голос, который сознание материализовало в респектабельного испанца. Он стоял перед «Альфа-ромео»и отчитывал своего шофера. Рядом с ними можно было различить газон и особняк, к которому двинулся господин, закончив тираду. Шофер сел в машину и уехал.
 - Выходим, - скомандовал комочек.
  Мы опять очутились в пространстве, пронизанном струями.
 - Послушай…
 - Все вопросы потом. Входим.
  Сущность следующей струи-струны материализовалась в жгучую брюнетку с пышной копной волос и лицом, похороненным под толстым слоем косметики. Высокий стул, нога на ногу, бокал в руке, живые карие глаза прощупывали обстановку в баре. Ее мысли были спокойны и струились мимо меня, озвученные итальянскими словами с оттенком меланхолии.
 - Выходим.
  Я с неохотой оторвался от мыслей эффектной итальянки.
 - Входим.
  В нос ударил до боли знакомый запах жареного лука. Родная советская кухня. Перед плитой стоит нечесаная девица и ложкой помешивает суп в кастрюле. Ее мысли пропитаны ядом по отноше¬нию к мужу, пьянице, бабнику и лентяю с маленьким членом, а мечты устремлены к со¬седу, живущему этажом выше, имеющему «Волгу» и приличный заработок.
 - Выходим.
  Я с удовольствием «выскользнул» из душной кухни.
 - Входим.
  Филиппинец средних лет катил коляску с пожилым человеком и молил бога, чтобы его подопеч¬ный прожил еще, хотя бы, год. Тогда у филиппинца будет достаточная сумма денег, он уедет на родину и купит дом.
 - Выходим.
  Мы так и не узнали, сбылись ли мечты гастарбайтера.
  Крак! Звук, похожий на выключение рубильника убрал струны-струи. Осталась одна чернильная пустота.
 - Пора возвращаться.
  С этими словами появилось ощущение проваливания в бездну.
 - Не открывай глаза.
  Вот и Средиземное море. Ближе, еще ближе. Остров. Наши тела, распростертые на поляне.
 - Открой глаза.
  Восток обнаружил себя розовым цветом. Я глянул на часы. Полпятого утра.
 - Устал?
 - Переполнен впечатлениями. Мы подслушивали мысли других людей?
 - Эти люди крепко спали. Давай и мы вздремнем немного.
 - Я, наверно, не смогу уснуть.
 - Нет, нужно поспать. Все комментарии потом.
  Проснувшись около одиннадцати часов, я восстановил в памяти все события прошедшей ночи. Ввау мирно сопела на своем краю ложа.
 - Эй, - я дернул ее за блузку, - просыпайся. Не будь соней.
  Она открыла глаза, рывком села и укоризненно покачала головой.
  После утреннего туалета и завтрака, мы уселись под деревом.
 - В результате нашего ночного путешествия, - начала свой рассказ Ввау, - мы получили ответы на два очень важных вопроса: зачем был создан человек и почему он не может обходиться без сна. Скажи, что самое главное в этом мире?
 - Не знаю, может уверенность в завтрашнем дне?
 - На чем она основана?
 - Ну, например, на наличии денег у тебя в кармане или же прожиточного минимума – еды, воды, крыши над головой.
 - Все выше перечисленное является составными частями одного базисного понятия.
 - Какого?
 - Для того, чтобы быть уверенным, нужно знать. А знания возможны только при обладании ин¬формацией. Информация необходима для анализа и выработки последующих решений, переходя¬щих в поступки.  Как я уже говорила, так творится будущее. Обладая информацией, ты обладаешь способностью творить или властвовать, но о власти мы поговорим позже.
  Информация, создающаяся датчиком «мы-один», или тем, что вы называете душой, - это особый вид материи, которую вы именуете мыслью. В состав датчика входит, - она запнулась, - входит… Назовем это двумя коробочками. Одна из них статичная, другая динамичная. В динамичную сте¬кается информация за период между пробуждением ото сна и отходом ко сну. С помощью соот¬ветствующего рефлекса это закреплено так, что с наступлением темноты человек начинает чувст¬вовать усталость, то есть динамичная коробочка заполняется, и ощущает потребность отхода ко сну. Во сне, когда восприятие окружающего мира отключено, происходит подключение к внеш¬нему приемнику и сброс накопленной за день информации и утром тот же человек чувствует себя, как вы говорите, свежим и работоспособным. Если лишить его сна в течении определенного про¬межутка времени, то происходит переполнение динамичной коробочки, восприятие окружающего сводится к нулю и человеку, чтобы сохранить целостность белкового скафандра, нужен только сон.
  Сброшенная информация, или мысли, проходит также через статическую коробочку и по- осо¬бому отражается в ней. К этому подходят такие критерии как «память» и «жизненный опыт», ис¬пользуемые в течении жизни для принятия решений и выбора поступков.
  Сброшенная информация поступает на первичные приемники Всеобщего Информационного Поля, там она обрабатывается и совместно с другими информационными поступлениями участ¬вует  в построении будущего, или в вашем выражении, расширения. Из этого вытекает, что чело¬век создан целенаправленно и должен рассматриваться не как вершина или венец творения, а как  неотъемлемая часть Информационного Поля, развивающегося  в связи с его, то есть Поля, требо¬ваниями. Одно из основных требований – разнообразие…
 - Подожди, - я сжал руками голову, - подожди. То, что я присутствовал при том, как переживания и впечатления людей уходят в небо – факт, но это видел только я  и ни один человек не поверит мне. Да и гадко осознавать, что ты существуешь как… Даже слова не подберу.
 - Человек занимает пограничное состояние между духовным и материальным мирами. Духов¬ность, в вашем понятии, это то, что нельзя увидеть или пощупать. Но я повторяю, это  особый вид материи. Воспринимая материальный мир, он производит духовную материю.
 - Но с этим никто не согласиться. Это ущемление человеческих достоинств. Чтобы твоим утвер¬ждениям поверили, нужны очень веские доказательства.
 - Доказательства?!, - глаза Ввау блеснули лезвиями клинка, - доказательства?! Они у вас уже бо¬лее трех тысяч лет по вашему летоисчислению. Большая часть человечества держала их в руках, но видела в них только то, что хотела видеть, а не то, что нужно видеть. Бэрэйшыт баръа элоким эт ашимайм вэ эт аарец вэ аарец гайта тогу вавогу вэ хошех альпней  тхом вэ руах элоким мерахе¬фет альпней амайм вайомер элоким игие ор ва йги ор…
 - К тебе вернулся  хинди?
 - Это не хинди. Я процитировала первые строки того, что вы называете Ветхим Заветом или То¬рой и здесь говорится о базисном строении того, что вы называете Вселенной. Вначале сотворил Бог небо и землю… Три тысячи лет вы воспринимаете все буквально. Небо – синяя даль днем и черная бездна ночью. Земля – материя, все то, что можно увидеть глазами или при помощи прибо¬ров. Все, точка. Далее этого изощренный ум человека не двинулся. С одной стороны правильно и, самое главное, удобно. Если написано «земля», так чего изобретать, как вы говорите, велосипед. На самом деле все выглядит иначе.
 - Ну-ну.
 - Не нужно поливать истину сарказмом. Ты вырос в атеистическом обществе, но отсутствие веры не отменяет наличия явного. Вначале сотворил Бог…Баръа – сотворил, но глагол «сотворил» не отображает точный смысл ивритского глагола «ливро». Ливро – сотворить, но сотворить принци¬пиально новое, очень сложное по составу и, повторяю, принципиально новое творение. Теперь представь, у Творца есть исходный материал, есть информация как творить и что он делает?
 - Ну, творит.
 - Уф. Такое впечатление, будто тебя напоили лимонной кислотой. Суть принципиально нового заключается в построении измерений. Это легко понять, сложнее представить. Приведу пример. Я и ты договорились встретиться в десять часов утра в комнате, у которой есть основной вход и бо¬ковая дверь. Ровно в десять часов, по твоим часам, ты заходишь в комнату через основной вход. Меня там нет, так как мои часы показывают без одной минуты десять, и я опаздываю. Подождав полминуты, ты выходишь через боковую дверь, попадаешь в очень длинный, темный коридор и шагаешь вдоль его левой стены. Через несколько секунд после того, как ты вышел, в комнату, че¬рез основной вход попадаю я. Тебя нет, ты уже шагаешь по коридору. Я жду короткое время и в одну минуту одиннадцатого по твоим часам и ровно в десять по своим часам тоже выхожу через боковую дверь и шагаю в твоем направлении. Мы не видим друг друга и между нами расстояние в одну минуту. Подчеркиваю: расстояние не в двести или триста метров, а в одну минуту. А теперь происходит то, о чем я тебе уже рассказывала. Мы находимся каждый в своем времени, то есть измерении. Ни у тебя нет возможности отстать на минуту и поравняться, ни у меня нет возможно¬сти прыгнуть на минуту вперед и войти в твое измерение. Мы зажаты каждый в своем времени. Построение пространства, основанное на временных потоках, и подразумевает глагол «ливро». 
  Теперь скажи мне, почему Ньютон смог сформулировать свои законы классической механики, а Эйнштейн не смог объединить макро и микро миры  в одну систему.
 - Не знаю.
 - Потому, что Эйнштейн был более сосредоточен при поездке в лифте, чем при чтении Ветхого Завета.
 - Не говори загадками.
 - Это не загадка. Это шутка. Но, как вы утверждаете, в каждой шутке есть доля истины. В распо¬ряжении Ньютона была система координат, преподнесенная Декартом несколькими десятиле¬тиями ранее. Координата икс, координата игрек…
 - Да, я помню.
 - У Эйнштейна не было нужной ему системы координат, не было координаты ноль, исходной точки отсчета, а Ветхий Завет он читал невнимательно. В наличии у Творца были земля - матери¬альная материя, небеса – духовная материя, но была также и «тьма над бездною». Как соединить два антипода в систему, чтобы она работала? Дух Творца летает над водой. Заметь, не сказано, что вода была создана, как земля и небеса, она уже существовала и под водой подразумевается ин¬формация. Вода – растворитель, в котором можно «растворить» и землю и небеса, и материальное и духовное. Но нужна система координат, нужна точка ноль.  «И сказал Бог: да будет свет». Свет. В своем строении он сочетает и материальность, и духовность, объединяя два вида материи. Ско¬рость света – начальная точка отсчета пространства-времени, точка ноль оси координат.
 - Извини, но это из области фантастики.
  Ввау усмехнулась.
 - Всего лишь четыреста пятьдесят лет назад, все человечество было твердо уверено, что Солнце вращается вокруг Земли, но никак не наоборот. Пока не появился Коперник. В его времена каж¬дый феодал измерял протяженность своих владений по своему желанию: шагами, пробегом люби¬мой лошади, количеством оборотов колеса кареты, но никак не метрами и километрами. Челове¬ческие знания входят во Всеобщее Информационное Поле и расширяются вместе с Вселенной. Пришло время использовать новую систему координат. С ее помощью вы объедините огромные звезды и порой неуловимые элементарные частицы.
  Свет Творцу понравился , он понял, что это то, что нужно и отделил свет от тьмы. Скорость света достигает без малого  триста тысяч километров в секунду.  В человеческом понятии - огромней¬шая величина. Но это точка ноль оси координат. Все, что движется медленнее – будет со знаком минус, а все, что быстрее – со знаком плюс. Утверждение о невозможности двигаться выше скоро¬сти света – абсурд, ибо в знаменитой формуле Эйнштейна уже присутствует скорость света в квадрате.
  «И отделил Бог свет от тьмы». Система фактически готова к запуску и, поскольку, в ее основе лежит скорость света, Творец называет ее светом, а то пространство, которое ей придется поко¬рить, расшириться в нем, сделать свое будущее – тьмой. 
  «И назвал Бог свет днем, а тьму ночью». Здесь показана технология получения новой информа¬ции для расширения. При наличии света информация создается, при его отсутствии – принимается и перерабатывается.
  Итак, стрела натянута в луке – перед ней пространство для покорения…
  Ввау внезапно замолчала. У меня в глазах стоял немой вопрос.
 - Знаешь, - она усмехнулась и качнула головой, -  наверно, ты принимаешь меня  за Шехерезаду, а мои рассказы за сказки.
  Я задумался.
 - Многое в твоих словах звучит убедительно, - после пятиминутного молчания мое сознание сде¬лало свое резюме, - я готов слушать дальше.
 - Правда?, - ее глаза заискрились, - тогда займемся творчеством.
 - С удовольствием, - сказал я, вскочил на ноги и поволок ее в пещеру.
 - Вообще то, я не это творчество имела в виду, - сказала она после получасовой возни, натягивая джинсы, -  полежи, я пока пошарю в складе.
  Минут через пятнадцать, она вошла в пещерку, держа в руках полоску оберточной бумаги и тю¬бик с клеем.
 - Вэ йомер элоким игъи ракиа бэ тох амайм вэ игъи мевдиль бэйн майм вэ майм вэ йас элоким эт аракия вэ явдель бэйн амайм ашер митахат ляракиа увэйн амайм ашер мэаль ляракиа ва йги кэн ваикра элоким ляракиа шамайм…
 И сказал Бог: да будет свод внутри воды и да отделяет он воду от воды. И сделал Бог свод; и от¬делил воду, которая под сводом от воды, которая над сводом. И стало так. И назвал Бог свод не¬бом.
  Поговорим подробнее о втором дне творения. Существовала Вселенная. Назовем ее ПротоВсе¬ленная. Не нужно спрашивать, как она была устроена и какие процессы в ней протекали. К этому ведет длинный путь познания, а пока примем данное, как аксиому. ПротоВселенная закончила свое развитие, то есть была готова для нового, качественного развития. В ней содержались исход¬ные материалы: земля, небеса, вода-информация, а у Творца были и план, как она будет разви¬ваться дальше и новая система координат с точкой ноль. Очень упрощенное строение ПротоВсе¬леной дает нам кольцо Мебиуса. Если я возьму полоску бумаги за один конец и присоединю к этому концу второй, предварительно развернув его на сто восемьдесят градусов, получится двух¬мерная трехмерность – кольцо Мебиуса.
  Ввау взяла полоску бумаги, сложила ее, как было указано выше, и склеила концы полоски.
 - Если провести пальцем по кольцу, можно возвратиться в исходную точку, побывав на обеих сторонах полоски. Замкнутая, совершенная система. Как ей развиваться дальше?
 - Не знаю.
 - Творец понял, что нужен свод. Свод – образное понятие места, или точнее, возможность сбора новой информации, обеспечивающей расширение. ПротоВселенная начала новое расширение по принципу разделения кольца Мебиуса.
  Ввау взяла у меня перочинный нож и осторожно разрезала кольцо по его осевой линии, взяла обе половинки и стала медленно раздвигать их в разные стороны.
 - И сделал Бог свод и отделил воду, которая под сводом от воды, которая над сводом.  Не было никакого сверхконцентрированного вещества – исходного материала Большого Взрыва. Взрыв – не созидающее, но разрушающее явление. Принцип расширения по типу скручивания кольца Ме¬биуса теперь был применен к миллионам измерений во вновь расширяющейся Вселенной.
  Она опустила одну руку и я с удивлением увидел, что кольцо не разделилось на две половинки, оно осталось целым, увеличившись в размере.
 - Вселенная осталась целостным организмом, сейчас она расширяется и строит свое будущее за счет получения новой информации. Итог второго дня – запуск нового процесса развития.
 - Ловко, - вырвалось у меня, - не подкопаешься.
 - Не будь вульгарным, - поморщилась Ввау, - я- не адвокат защиты, я – носитель истины.
 - Приведи доказательства существования ПротоВселенной.
 - Во-первых, изучайте природу квазаров, во-вторых, обратите внимания на внешние кольца и области Галактик. Эти места – своеобразные мосты, соединяющие далекое прошлое и неизвестное будущее.
 - И все -таки, это фантастика.
 - Это реальность, - вскричала Ввау, - любой законченный процесс порождает новый, но качест¬венно иной по своей сути. Когда ты прыгнул с корабля в море, ты закончил один процесс и начал другой, качественно новый. А если я скажу, что наша Вселенная, лишь маленькая молекула в большом организме Всеобщего Строения. Запусти мысль, попробуй это представить.
  Наступило молчание.
 - Ну что?, - уже более спокойно спросила Ввау, - чувствуешь, как твое послание попыталось охва¬тить тот объем информации о Всеобщем Строении, сделало круг, по пути приняв форму кольца Мебиуса, и вошло в твой мозг, чуть не подорвав его? В начале каждого процесса происходит треск, иногда сильный, иногда еле слышимый. Так осуществляется расширение и строится буду¬щее.
 - Меня как мешком по голове ударили, - пробормотал я, - ты права, голова чуть не раскололась.
  Ввау взяла в руки кольцо, растянула его края. Кольцо приняло форму восьмерки.
 - Улавливаешь форму двух образований?
 - Да.
  Она взяла нож и опять разрезала кольцо по осевой линии и распрямила его. Кольцо приняло форму трилистника. У меня глаза полезли на лоб.
 - А если еще разрезать?
 -Хватит. Забудь. Мы забрались слишком далеко. Не нужно входить в область необратимых про¬цессов. Отдыхай. Завтра утром продолжим.
  На следующий день, после утренних мероприятий, мы сели под деревом.
 - Итак, - начала Ввау, - второй день творения. ПротоВселенная  начала качественно новое расши¬рение по методу свода или кольца Мебиуса. Ва йимер элоким икаву амайм митахат ашимайм эль¬маком эхад вэтэраэ аявеша  вайи кэн вайкрэ элоким лэявеша эрец улемикве амайм кара ямим…
  Третий день творения. «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом в одно место и да явится суша». Здесь я хочу, чтобы ты принял еще одну аксиому: без наполнения – нет расшире¬ния. Наполнение – фундамент, опора для следующего за ним расширения. В основе же наполне¬ния лежит знание, базирующееся на информации. Результаты первого дня творения обуславли¬вают наличие информации и определение «да соберется вода, которая под небом в одно место и да явится суша», говорит о том, что первой в расширение ринулась информация, имеющая в своей основе духовную материю (вода, которая под небом, то есть сводом) и обеспечила появление ма¬териальной материи.
 - Чем докажешь?, - спросил я.
 - Не беги впереди паровоза, - ответила Ввау, - « и назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями». Когда ты овладеешь Ветхим Заветом в оригинале, то не сможешь не заметить, что слово «ямим» обозначает как «моря» во множественном числе, так и «дни» во множественном числе. Улавливаешь смысл?
 - Нет.
 - Моря – вода – растворитель – информация. Дни – время – движение – будущее. Переплетение понятий – переплетение измерений. А теперь скажи, что есть общего между мыслью и звездой?
  Я опешил.
 - Мысль? Мысль – это…, - пришлось сделать неопределенный жест руками, - а звезда там, в небе. Звезды видны только ночью. 
  Ввау невольно улыбнулась.
 - Убедился, какой простор для познаний лежит перед обществом, которое гордо называет себя человечеством?  Два совершенно различных вещества имеют одно общее свойство и имя ему – трансформация.
  Пришло время ухмыльнуться мне. Кривой ухмылкой.
 - Констатируем факт, - продолжала Ввау, - что есть суть мысли на том уровне познания,  который есть у вас?
  Я молчал.
 - Суть мысли – ее скорость. Маленький, бестелесный комочек, который испускает человеческий мозг, способен мчаться гораздо быстрее скорости света. Звездой же назовем любое материальное образование на любой стадии его развития. Оно массивно, осязаемо может состоять как из про¬стых соединений, так и сложноатомных структур с большими молекулярными весами. В четвер¬том дне творения,(я забегаю чуть вперед), были созданы светила – приемники для приема и обра¬ботки духовной материи. Один из типов таких «светил» вы уже обнаружили и назвали их коллап¬сарами или черными дырами. Эти объекты обязательно присутствуют в каждой галактике и «вса¬сывают» в себя определенную долю духовной материи, произведя над нею стабилизационные процессы. В частности, гасится большая скорость и производится обмен различными субстан¬циями между измерениями. Духовная материя является базой для производства материальной ма¬терии, которая проходит свой путь развития, цель которого создание необходимых химических элементов из которых, в свою очередь, организовываются системы, благоприятные для производ¬ства новых видов духовной материи, по типу земной. …» И да явится суша.».
  «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву семяносную, дерево плодоносное, производя¬щее по роду своему плод, в котором семя его на земле»… Круг замкнулся.
  Ввау встала, прошлась к краю поляны, сорвала листик кустарника и вернулась ко мне.
 - Скажи, ты никогда не задумывался, почему растительность на Земле именно зеленого цвета, а не красного или, скажем, голубого?
 - Голубые деревья выглядели бы более вульгарно, - попытался выкрутиться я.
 - Возможно ты прав, но из всех цветов спектра, зеленый несет наибольшую энергию. В практиче¬ском смысле это важно для фотосинтеза, а в теоретическом – показывает адаптационность строк Ветхого Завета для более простого восприятия их человеческим мозгом, (присутствие термина «зелень»), с одной стороны и отточенность процессов в экологической системе Земли с другой стороны, что, в свою очередь доказывает невозможность стихийного естественного отбора. Еще могу добавить: встречающиеся в Ветхом Завете термины «трава»,»зелень», «древо», означают объекты , способные принимать информационную энергию и адаптировать ее в измерениях, огра¬ниченных во времени.
 - И в нашем измерении тоже?
 - Конечно, даже если принимать все буквально. О фотосинтезе уже было сказано, но кроме сол¬нечной энергии земная растительность получает информацию, необходимую для жизненных про¬цессов: приближение дождя или засухи, смена времен года, обилие или скудность урожая. Подоб¬ные процессы существуют и в других измерениях. 
 - Расскажи об этом.
  Ввау нахмурилась.
 - Послушай, я  здесь для того, чтобы дать общие направления дальнейшего развития процесса по¬знания. Многие понятия вам неизвестны, их нужно познать, дать определения, связать с сосед¬ними процессами, включить в систему. Здесь не место радикальным вопросам: «А из чего состоит Бог?»
  Девушка присела на корточки, очистила от упавших веточек и листьев небольшой квадрат земли.
 - Растет дерево, - она сделала указательным пальцем точку на очищенном квадрате, - оно не мо¬жет существовать без земли, воздуха и Солнца, - она поставила три точки рядом с первой, - воздух имеет сложный химический состав и не может существовать без…, - еще несколько точек, - на Землю влияют Луна и другие планеты, - еще несколько точек, - Солнечная система входит в со¬став Галактики…, - она покрыла точками остаток очищенного кусочка. Теперь скажи, что ты ви¬дишь?
 - Точки на земле.
 - Ты видишь плоскость, то есть поле, в котором все составляющие связаны процессами. Как нельзя перепрыгнуть в будущее на минуту вперед, так нельзя познать последующий процесс, не зная сущности предыдущего. И учти, - рисунок примитивен. Процессы – не плоскостное явление, а объемное. Их нужно познавать один за другим, взаимосвязано, как я уже сказала, вводить новые понятия, термины, формировать информацию, строить будущее. Оно базируется на знаниях про¬шлого, прошлое же перетекает в будущее по типу уже не кольца, а будем говорить, сферы Ме¬биуса, каждый раз при делении образуя новую сферу, опирающуюся на старую. О зачатках этого процесса говорил Эйнштейн в своей теории искривления пространства-времени. 
 - Но кольцо, то бишь сфера не может делиться бесконечно.
 - Кто тебе сказал это? Я лишь предостерегла от преждевременного входа в область необратимых процессов. Если человек войдет в морозильную камеру без теплой одежды, он может погибнуть?
 - Да.
 - Чтобы не погибнуть, он должен знать о необходимости надеть теплую одежду.
 - Но для этого ему нужно войти в камеру и прочувствовать  холод.
 - Прежде чем войти, можно ощутить, что здесь что-то не так и подумать, как защитить себя. Про-цесс осмысления рождает следующее действие – изготовление одежды и только потом вход в камеру.
 - Не все можно предусмотреть.
 - Но можно ощутить цепь событий, направляющих в нужное русло.
   У меня широко раскрылись глаза.
 - Ты хочешь сказать…
 - Подожди, - улыбнулась Ввау мягкой улыбкой, - процесс еще не окончен. Вернемся к дням творе¬ния. Впрочем, - она встала на ноги и прошлась по поляне, - если мы уже заговорили о темпера¬туре… Ты спрашивал о процессах в других измерениях. Понимаешь, многое зависит от раствори¬теля. В соседних измерениях происходят подобные процессы, обеспечивающие расшире¬ние этих измерений, но если рассматривать измерения, расположенные далеко друг от друга, то тогда… Да, все правильно. Тогда очень многое зависит от растворителя.
 - Поясни, - попросил я.
 - В данном измерении растворителем является вода, которая при существующем давлении кипит при ста градусах и замерзает при нуле, обуславливая температурный режим и химический состав, например почвы, которая в ней растворяется или человеческого тела, в котором обменные про¬цессы происходят в жидкой среде.  Но, предположим, что в далеком измерении роль растворителя выполняет не вода, а, например, жидкий метан.
 -  Метан?!, - воскликнул я, - а как дышать в такой среде?
 - Это совершенно другой мир, - ответила Ввау, - другая температура, другое давление и другой химический состав. И пока вы, шаг за шагом, не подойдете к этой проблеме, не изучите ее, беспо¬лезно «прыгать на год вперед», можно очутиться в метановом мире.
 - А как же поиски разумных цивилизаций?
 - Ваша кардинальная ошибка заключается в том, что вы ищете в пространстве,  а нужно искать во времени. Еще одна область для исследования. Вода, жидкий метан, жидкий аммиак – материаль¬ные растворители, водой же духовной материи является информация, которая создается, или, как вы говорите, добывается любыми способами, включая криминальные.
 Я потупил взгляд.
 - Обладание информацией способствует монополизации власти, а власть… Стоп. Все, хватит. Я действительно забегаю вперед.
  «И сказал Бог: да будут светила в небосводе, чтобы отделить день от ночи, они и будут знаме¬ниями в своде небесном, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее для владения днем и светило меньшее для владения ночью, и звезды. И поместил их Бог в небосводе, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделить  свет от тьмы…».
  День четвертый. На поверку, кажется самый легкий день для понятия происходящего: возникнове¬ние светил, звезд, разделение дня и ночи. Светило большое – Солнце, светило маленькое – Луна, хоть она света и не продуцирует, а лишь отражает. « И поместил их Бог в небосводе, чтобы све¬тить на землю». Получается, что Земля уже существовала, когда вокруг нее появились Солнце и звезды. Но в то же время ваша наука утверждает обратное: Земля «младше» Солнца на десять миллио¬нов лет. И данное  утверждение является правильным. Материальным субстанциям появ¬ляться еще рановато.
 - Хватит на сегодня, - попросил я.
 - Хорошо, - согласилась Ввау.
  Утром следующего дня она нарочито медленно приготовила завтрак, после него не спеша навела порядок и присела рядом со мной. Я не скрывая, выказывал признаки нетерпения.
 - Понимать рассказанное вчера нужно следующим образом. Ринувшаяся под свод в новое расши¬рение информация стала воспроизводить духовную материю. Для восприятия и переработки по¬следней и были образованы светила-приемники-трансформаторы. Из несколько однородной ду¬ховной материи возникли несколько основопологающе-связующих , еще не до конца вами изучен¬ных понятий.
 - Например?
 - Встань, пожалуйста, с земли, - попросила Ввау.
  Я вскочил на ноги.
 - Подними одну ногу. Опусти. Теперь подпрыгни. Выше. Еще выше. Садись. Ты никогда не заду¬мывался, почему ногу оторвать от земли легко, но гораздо тяжелее сделать это с телом.
 - Потому что вес тела, в целом, больше веса одной ноги.
 - А для чего нужно поочередно отрывать ноги от земли?
 - Для ходьбы.
 - Правильно. А что не дает тебе оторваться от земли во время прыжка?
 - Сила тяготения.
 - И если проследить утонченность системы, то можно заметить, что сила тяготения действует на твое тело ровно столько, чтобы ты мог легко ходить, но не передвигаться прыжками. Будь она чу¬точку больше, через каждые сто подъемов ноги тебе бы пришлось отдыхать и будь она чуточку меньше, ты бы предпочел передвигаться прыжками. Сила тяготения Земли отрегулирована ровно на столько, чтобы удерживать возле себя Луну, давая ей возможность вращаться и выполнять свою работу. Сила тяготения Солнца отрегулирована ровно настолько, чтобы удерживать Солнеч¬ную систему в равновесии. Ответь, а какая сила заставила вращаться планеты вокруг звезды. Кто дал первый шлепок Земле?
 - Сама же говорила, что здесь не место радикальным вопросам.
  Ввау опешила.
 - Ты оказался способным учеником, - сказала она после некоторого молчания, - теперь я начинаю понимать, почему именно ты оказался здесь. Но все-таки вы утверждаете, что звезды образуются из холодных облаков межзвездного газа, сжимающегося под собственным тяготением. Или же сжатие происходит от близкого взрыва сверхновой. А если сверхновая не взорвалась в нужный момент, или взорвалась не в том месте? А если сила ее взрыва была недостаточна для процесса сжатия? Процессы гравитации, как и процессы трех остальных взаимодействий - электромагнит¬ного, слабого и сильного, - еще очень слабо изучены вашей наукой. Здесь вы взяли верное направ¬ление и должны продвигаться , используя новую систему координат точка ноль – скорость света.  О том, что эти, а также другие, еще не известные вам силы взаимодействия были получены и одобрены Создателем рассказывается в пятом дне творения. «И сказал Бог: да воскишит вода ки¬пеньем живых существ…» Для того, чтобы понять эту цитату, я повторяю: у нас есть свод под ко¬торым начала расширяться информация и образовывать духовную материю, и имеются в наличии приемники-трансформаторы этой материи. И вот теперь они начинают выдавать первые резуль¬таты своей деятельности. Под «кишением живых существ» нужно понимать предпосылки для воз-никновения связующих сил расширения сферы Мебиуса. Следующая фраза лишь подтверждает это: «…и птицы да полетят над землею, по своду небесному.» Не забывай, материальной материи, как таковой, еще не существует. Создаются условия для сотворения, я повторяю для сотворения (вспомни глагол «ливро», - создание качественно нового, доселе не встречающегося) связующих сил расширения. Сил, которые будут создавать материальный мир и регулировать его развитие.
  Как я уже сказала, черные дыры осуществляют стабилизационные процессы с духовной мате¬рией, и выдают «сырье» для производства материальной  материи, а силы гравитации и прочие силы взаимодействия, будут «лепить» из этой материи галактики, звезды, планеты, астероиды, кометы и облака межгалактической пыли. Теперь у Создателя имеются информация, духовная и материальная  материи.
 - Относительно информации, у меня имеется вопрос…
 - Отвечаю на твой вопрос, - не дала закончить мне Ввау. Информация – очень тонкая штука. Ее сущность заключается в том, что она быстро устаревает и нуждается в постоянном обновлении.
 - Ты хочешь сказать, что и пленка, находящаяся у меня, уже не имеет ценности?
 - Конечно, - ответила девушка, - можешь спать спокойно, как вы любите говорить. Так вот, чтобы обновлять информацию, нужны источники обновления. День шестой. « И сказал Бог: да произве¬дет земля существа живые по роду их, и скот, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их…» Эту цитату нужно понимать так: в шестой день творения были созданы души – частицы духовной ма¬терии для заселения измерений.
  Ввау на секунду задумалась.
 - Если быть точным, то вначале был произведен некий первоначальный сгусток, потому как в Ветхом Завете сказано «нэфэш хайя» - живая душа. В единственном числе. Потом этот исходный материал был разделен и адаптирован между измерениями. Нельзя не отметить своеобразную эк¬зотичность библейских терминов: силы создания в пятом дне названы пресмыкающимися (тана¬ним – дословно крокодилы), а будущие источники информации в шестом дне – скот и гады. Но уж видно, так угодно Создателю.
  Измерения, расширяющиеся каждое со своей скоростью еще пусты, для них приготовлено на¬полнение – души. «… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил Он их…». Снова глагол «ливро», опять получение качественно но¬вого материала. Новизна заключается в следующем: чтобы получать информацию из каждого из¬мерения, а каждое измерение имеет свою материальную структуру, душа должна быть, как я уже сказала, адаптирована для функционирования в данном измерении. Для нее должен существовать определенный стимул, от которого зависит строение души. Это строение тесно связано со строе¬нием материальной оболочки. И еще строение оболочки зависит от факторов окружающей среды – температуры, давления, набора химических элементов. Не нужно понимать буквально, что сразу были созданы человеческие души. Были созданы гораздо более простые объекты, способные к усовершенствованию под управлением созидающих сил. Происходил сбор информации и обмен ею между измерениями. В описании шестого дня присутствуют термины « трава семяносная» и «дерево плодоносное» о функциях которых я уже рассказывала…
 - Скажи мне, - перебил я рассказчицу, - почему я?
 - Что?
 - Почему я? Ты говорила, что поняла, почему напротив тебя сижу я, а не кто-то другой.
 - До вчерашнего дня я боялась этого вопроса, но сейчас я готова на него ответить.
 - Правда?
 - Уверена. Это очень интересная история и ее стоит рассказать в лицах.






                Майор  Иван  Жуков.


    -Пойми, Иван, во первых: ты остался без дела,- формирование новых подразделений
уже никому не нужно, старые будем вот-вот расформировывать. Во-вторых: дело  уж больно
выгодное, побродить по Германии, посмотреть, что где лежит, мне сказать. Тебя потом
  на Героя можно представить, ну и я своего  случая не упущу, найду способ с ребятами нагрянуть по твоей наводке.
    -Дык, я ведь понятия не имею, как искать и немецкий то¬же «швах», как они говорят.
  Подполковник Сурков навалился грудью на стол, глянул на Жукова исподлобья.
 -Любитель ты прикрывать мягкую часть тела, Иван. А сейчас рискнуть надо, война заканчивается, последняя возможность хапнуть пропадает. Соглашайся, одной веревкой повязаны. Пойдешь по свежим местам, американцы там пробежали по верхам, все нетронутое осталось, а то назначу вместо тебя другого, - всю прибыль пополам с ним. А что до поиску, так дадут тебе людей. Они искать будут, а ты командуй, да хлебные места фиксируй.
 Слова «прибыль» и «конец войны» подействовали на Жукова магически. Он вытянулся и вскинул руку к козырьку.
 -Есть, товарищ подполковник!
 -То-то же. Иди, приведи себя в порядок. Сейчас доложусь и пойдем.
  О том, что дело затевается  нешуточное, Жуков понял в кабинете начальника штаба. Кроме него там был подполковник Сурков – начальник разведотдела дивизии, командир разведбата и еще несколько офицеров. Все вытянулись, когда вошел незнакомый полковник. Кто-то сзади выдохнул: «Смерш!»
 У Жукова вспотела спина.
 - Вот влип, - подумал, - теперь не вывернуться. Подставил Сурков, гнида.
  В¬шедший полковник велел всем садиться, подошел к карте.
 - Товарищи офицеры! Вы приглашены сюда для получения секретного и очень важного задания.
Без предисловий излагаю его суть. Коммунистическая партия и лично товарищ Сталин ставят перед нами, командирами Красной Армии, задачу добить фашистского зверя в его собственном логове – Берлине. И мы это сделаем! Но наша задача не только уничтожить гитлеризм, но и сделать так, чтобы он уже никогда не смог возродиться вновь. Мы должны вырвать почву у него из под ног.
  Идеологической стороной дела займутся соответствующие специалисты. Наша забота – материальное. За годы войны немцам удалось создать несколько принципиально новых видов оружия. Один из них – летающие снаряды. В основном они используются против англичан, но и Советскому Союзу нужно знать их устройство и технологию изготовления. Мы не можем отдать первенство в этом очень важном вопросе. Обладать этим  можно только найдя секретные заводы по производству летающих снарядов.
  Все эти слова навевали тихий ужас на Жукова. Он тупо уставился на нагрудный знак «Почетный работник НКВД»,  прикрепленный к кителю полковника и физически ощущал острие меча, изображенного на нем.
 -  Для розысков секретных заводов решено создать несколько поисковых групп, которые будут заброшены в южные районы Германии. В данное время там находятся американцы и они наши союзники, но, товарищи, нужно учитывать, что дружба дружбой, а табачок, как говорится...   Вот такие пироги. С детальной разработкой плана  вас ознакомит начальник разведотдела дивизии.
  Подполковник Сурков встал, одернул китель.
 - Для выполнения задания решено сформировать четыре поисковых группы, численностью шесть человек каждая.
 - Зачем так много. Это же целый взвод,- полковник поднял глаза на Суркова.
- Разрешите продолжить, товарищ полковник. В течении доклада я отвечу на ваш вопрос.
 - Хорошо, продолжайте.
 - Командиры групп: номер один – майор Жуков, номер два – майор Дутов, номер три – капитан Калачев и номер четыре – капитан Зомарев. По имеющимся у нас данным, англичан и американцев также интересуют подобные поиски.
  Полковник кивнул головой.
 - Но с ихней стороны этим занимаются только две группы: американская, под кодовым названием «Алсос», во главе с полковником Пашем и английская 30AU, во главе с Марти Превети. Учитывая особую важность добываемой информации, мы решили выделить для этого четыре группы. Это одна из причин столь многочисленного состава задействованных лиц.
  Полковник опять кивнул головой.
 - Далее. Действовать группам придется в нелегкой обстановке. Местность, кроме наличия на ней американских и английских войск, изобилует многочисленными группами недобитых фашистов и враждебно настроенного местного населения.
  Жуков громко икнул и прикрыл рот рукой.
 - Что с вами, майор?- нахмурился Сурков.
 - Все в порядке, товарищ подполковник. Извините.
 - Учитывая то, что нас в первую очередь интересуют ученые, занимающиеся новыми разработками, а также документация проектов, в каждую группу включен человек, хорошо владеющий немецким языком. Учтено также, что группы после заброски будут находиться на полулегальном положении, четких инструкций по обеспечению поисков им дано не будет.
 - Как это так – не будет? – опять поднял глаза полковник.
 - Отвечаю на ваш вопрос. – Сурков подошел к карте.
 - Первая группа будет заброшена южнее Штутгарта – район городка Фриденштадт, вторая в район Ульма, третья и четвертая южнее Мюнхена – район Мемингена и Розенхейма. Таким образом, мы охватываем очень значительную часть Южной Германии, ее горную часть, в которую немцы эвакуировали наиболее важные промышленные объекты. Там же могут находиться и ученые, захват которых является нашей первоочередной задачей.
  Теперь установка: все группы, осуществляя необходимые поиски, будут продвигаться в район Равенбурга. В 15 километрах на северо-запад от этого городка, в очень малолюдном месте, находиться взлетно-посадочная полоса, на которую можно посадить самолет и забрать наших поисковиков и их улов.
 - Это очень трудно осуществить. И потом, откуда вы знаете, что она цела, а не разрушена, - полковник не давал Суркову спуска.
 - Эту информацию мы получили от наших друзей-антифашистов. Сегодня утром, в этот район была заброшена группа антифашистов в количестве четырех человек, уроженцев этой области.
Они займутся приготовлениями по встрече наших групп, а в случае провала версии отхода при помощи самолета, организуют отход по другим каналам.
 - Когда вы планируете начать операцию?
 - Завтра, с наступлением темноты, два самолета поднимутся в сторону Южной Германии. Сбор в назначенном месте, возле Равенсбурга, через восемь дней, т.е. 20 апреля, в пятницу.
  Теперь сами объекты разработки. Цель номер один – Вернер фон Браун, конструктор летательных снарядов.
  На стол легла фотография мужчины с продолговатым лицом. Улыбка, крупные зубы, светлые волосы.
 - Эти снаряды – настоящий бич для англичан. Работают на смеси жидкого кислорода и спирта.
 - Ну, спирт-то мы учуем за сто километров,- осклабился Жуков.
 - Разговорчики, майор. Снаряд пролетает двести пятьдесят километров за пять минут и несет тонну взрывчатки.
  Кто-то тихо присвистнул. Кажется Дубов.
 - Я хочу, чтобы вы осознали всю важность задания. Фон Браун состоит в СС, лично знаком с Гитлером. Американцы также очень хотят получить его разработки. Прошу отнестись  к этому со всей серьезностью. Запоминайте имена, фамилии и внешность,- фотографии брать с собой запрещается.
  Цель номер два – Вернер Хайзенберг. Руководитель так называемого атомного проекта. Это проект по созданию нового взрывчатого вещества сильнейшей разрушительной силы.
  У Хайзенберга высокий лоб, хорошо развитые надбровные дуги, прямой нос и средней пухлости губы.
 - Цель номер три – Хельмут Вальтер, изобретатель нового самолетного двигателя.
 - Представляет особый интерес для нашей авиационной промышленности, - добавил полковник, затем поднялся и подошел к карте.
 - Я вижу, вы закончили подполковник. Хочу добавить три очень важных момента. В случае обнаружения и захвата этих ученых или важной информации об их разработках  нужно не только доставить их сюда, но и сделать все, я подчеркиваю,- все, чтобы ваши находки не попали к союзникам.
  Во-вторых, ни в коем случае не переходить границу нейтральной Швейцарии. Это будет расцениваться как... Ну, в общем, вы поняли. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. И третье, особо отличившиеся будут представлены к высоким правительственным наградам. Вопросы?
 - Товарищ полковник, а если это... - Жуков замялся. Если кто с парашютом ни разу не прыгал?
 - Придется научиться, майор. Высокую награду нужно заслужить, в том числе и прыгая с парашютом. Если вопросов нет, начинайте формирование групп и, как говориться: ни пуха, ни пера.

                Старший сержант Анна Шварина.

  При приземлении ей повезло,- опустилась на крону небольшого дерева. Парашют запутался в ветвях, пришлось отстегнуть лямки и спуститься по стволу вниз. Под деревом еще лежал снег.
 - Плохо,- подумала Аня,- наверно, останутся следы. Прислушалась. Тихо. Потом слева раздался шорох и шаги. Ближе. Вдруг звук падающего тела и громкий шепот. Похоже на русский мат.
 - Кто?,- спросила негромко она.
 - Группа «Резеда»,- послышалось в ответ и из-за валуна поднялся маленький сержантик,( хотя какие здесь звания, всё осталось там; здесь  они оде¬ты в одежду из немецкой лавки, привычка вот только), с забавным именем Потап.
 - Поскользнулся на камне. Все в порядке?
 - Да, то есть, нет. Парашют зацепился,- Аня показала пальцем на дерево.
 - Так щас мы его сдернем. Посматривай по сторонам, чтобы наших не пропустить.
  Аня нащупала пистолет и прижалась к камню. Сержантик скользнул вверх по дереву, стал срывать парашютный шелк с веток.
 - Че за треск стоит на всю округу? Решили немцам шухер устроить?,- фигура старшего лейтенанта нависла над Аней. Она дернулась от испуга.
 - Н-нет, мы потихоньку,- пролепетала вверх.
 - Кто на дереве? Где майор?,- старлей продолжал сыпать вопросами.
 - Андрюха,- донеслось с дерева,- этот чертов парашют. Не могу достать, тонкие ветки, а...а...
  Второй раз за последние полчаса Аня услышала звук падающего тела. Громкий стон.
 - Потап,- старлей кинулся в сторону,- Потапыч, ты где, упал что ли?
 - Здесь я, товарищ старший лейтенант.
 - Ну, че разлегся, вставай.
 - Не могу, Андрюха, ногу, кажется, подвернул.
 - Да не гони бузу, Потап. Какая нога, идти надо.
  На фоне ночного неба показались еще две фигуры – одна большая, другая поменьше. Аня облегченно вздохнула,- все здесь, за исключением майора.
 - Рябой, иди сюда, посмотри, что у него с ногой.
  Подошедший (ноги колесом), старшина, присел над упавшим.
 - Ну, Потапыч, снимай ботинок, щупать тебя будем.
 - Вова,- это опять старлей,- где ваши парашюты?
 - Завалили камнями, метров триста отсюда,- раздался грудной голос великана.
 - Майора видели?
 - Нет.
 - Отправляйся в поиск. Радиус полкилометра, что¬бы я тебя слышал, а мы пока разберемся здесь:нога, парашют.
 - Есть.
  Великан исчез в ночной мгле. Аня подошла к старлею Андрюхе и Рябому. Последний тискал ногу Потапа.
 - А-а, да тише ты, граблями своими, больно.
 - Ну, че там, Рябой?
 - Сильный ушиб, лейтенант. Ступню надо фиксировать, идти не сможет.
 - Делай, а я добью этот чертов парашют.
 - Господи,- подумала Аня,- все из-за меня. Что же теперь будет? Майор потерялся, Потап идти не может. Как же быть дальше?



                Старший лейтенант Андрей Руженко.

  Когда я вижу таких девиц, у меня портится настроение. С ней не по немецким тылам ошиваться, а залезть в постель дня на три с перерывами на сон. Подобные желания путают мысли и отвлекают от основных занятий.
. Парашют уже  сдернут с дерева, Вова возвращался ,– его сопенье было слышно метров за двадцать отсюда, - и возвращался он не один.
  Вид майора поразил Андрея. Того бил озноб и от него пахло водкой.
 - Все в сборе? Лейтенант, проверьте наличие людей и это..., доложите обстановку.
 - Да вы, товарищ майор, последний кто пришел сюда, а что до обстановки, так мы ждем указаний –  чем заниматься и вообще, зачем мы здесь.
  Чем дальше майор излагал суть задания, тем больше хмурился лейтенант. После обычной концевой фразы: »Какие есть вопросы?», Андрюху прорвало.
 - Так что это получается? Нас сюда забросили без легенды, без соответствующей экипировки, без документов: идите,  ребята, ищите,  ройте носом. А если американцы спросят, что мы здесь делаем, а если немцы на нас попрут, мы что этими пистолетиками с ними будем в пукалки играть?
 - Приказы не обсуждаются, а выполняются, товарищ старший лейтенант. А если, а если... Если бы да кабы... Задание секретное, оглашать его суть до данной минуты было запрещено. Ты ответственный за поиски. Я осуществляю это, как его, общее руководство. Так что думай и докладывай соображения.
  Андрей присел на камень, обхватил голову руками.

                Сержант Потап Дейнека.

  Во, давит майор, гад. Прямо спуску не дает. Загрузил Андрюху по самую завязку. Левой пяткой чувствую, сейчас за меня примется. Боль в поврежденной ноге все усиливалась. Потап крутился на земле, пытаясь устроить ее удобнее, чем и привлек внимание майора.
 - Что вы там возитесь, сержант? Всем проверить личное имущество, оружие и приготовиться к участию в поисках. Сержант, ко мне!
  Потап приподнялся на одной ноге.
 - Не может он идти, товарищ майор. Ногу зашиб.
 - Что значит, не может идти? Лейтенант, почему не докладываете?
  Руженко молчал.
 - Лейтенант, я вас спрашиваю. Что вы уселись как на базаре, рассвет скоро.
 - А я рассвета и жду. Нужно сориентироваться, где мы находимся.
 - Что с сержантом? Он действительно идти не может? Будем оставлять его здесь?
  Потап видел, как вскинулся Андрюха.
 - Слушай ты, майор. Запомни раз и навсегда – я своих людей в беде не бросаю.
  Это была правда. Потап знал, что при любой ходке в тыл противника Руженко оставлял своих людей только в исключительных ситуациях, когда замедление грозило гибелью всей группы. И это был беспроигрышный шаг. Бойцы чувствовали раскованность и не боялись рисковать собой. А Потапа Андрей любил. Тот был глазами группы. Во время движения, маленький и очень подвижный,он успевал обследовать громадные расстояния в разные стороны от маршрута, все примечал, анализировал, предлагал решения. А сейчас ситуация была далека от критической. Хотя судя по поведению майора... До него, наконец, дошел смысл сказанных Андрюхой слов.
 - Ты че, лейтенант. Да я тебя...
  Жуков отпрянул назад и спиной почувствовал что-то упругое и теплое. Его макушка уперлась в подбородок Вовы. Великан молчал.
 - Значит бунт на корабле. Запомните, это уже больше чем отправка под арест.
 - Так еще вернуться надо,- ухмыльнулся Руженко.
 - Этого, - майор ткнул в сторону Потапа,- ты лично на закорках понесешь, до самого трибунала понесешь, за срыв задания и саботаж, понял?
 - Не шуми, майор, в горах эхо громкое. А трибуналом не пугай, стреляные мы. Тебя бы бросил, а его понесу.
 - Кто, ты?
- Да почему я? Вот он и понесет,- кивнул Руженко в сторону Вовы. До рассвета всем отдыхать.    Солнце встанет – изучим карту, потом скажу что делать.

                Сержант Владимир Востряков

  Ох, как не любил он эти скандалы. Бывало, придет бригадир в кузню, посмотрит на лемеха,- вот этот плохо доведен, на этом угол завален,- Вова молча брал указанные, бросал в горн. Тяжело что ли махнуть пару раз молотом. Спорить не умел и не любил. Потому и улыбнулся, когда Руженко кивнул на его спину. Конечно, понесет, жаль оставлять маленького. После приказа отдыхать, бросил вещмешок, устроился между камнями, взгляд направил в небо. Размякшие мышцы заныли. Эх, сейчас бы помахать пару часов молотом, а потом нырнуть в Обву.
 - Вова,- раздался шепот Рябого,- к лейтенанту. 
 - Ну, пермяк, есть дело. Помоги Рябому. Нужен грузовик, желательно американский. Но только чтобы все культурно, без поножовщины и крови. В том направлении слышал шум. Городишко там,видно, небольшой. Если по пути запасетесь бензином, будет отлично. В случае неудачи - сюда не возвращайтесь. Затаитесь где- нибудь, я вас найду.

                Майор Жуков.

  Он проснулся от толчка. Перед ним на корточках сидел строптивый старший лейтенант.
 - Товарищ майор, просыпайтесь,- и исчез в утреннем тумане.
  Сырое, промозглое утро вытянуло все тепло из тела. Жуков потянулся к фляжке с водкой, но потом передумал. Еще пригодиться. Нырнул в белесую мглу и запетлял между камнями.
 - Спускайтесь вниз, к дороге,- это опять голос Руженко.
  Вниз к дороге? Зачем? Опять этот старлей что-то выкаблучивает.
  Порыв ветра разогнал клочья тумана, и, майор увидел стоявший на обочине грузовик. Американский студер. Рука поползла к пистолету. Но возле грузовика уже стояла вся группа и лишь Потап сидел, прислонившись спиной к заднему колесу.
  Подошел, почему-то бросилось в глаза, что Руженко внимательно смотрит на переводчицу.
 - У тебя юбка есть?
 - Н-нет, то есть да. В вещмешке.
 - Отойди в сторону, переоденься.
 - Хорошо. А зачем?
 - Потом узнаешь. Иди.
  Шварина, захватив мешок, скрылась между камнями.
 - Что за спектакль, старлей?,- майор не узнал своего голоса. Хриплый, придушенный, без командирской спеси.
 - Ну разведчики – молодцы. Где стырили транспорт?, - Андрюха даже не глянул в сторону майора.
 - Да там где ты сказал,- махнул рукой Рябой. Стоял на окраине городка. Под уклон. Ну, мы заводить не стали сразу. Сначала Вова толкнул его, завели потом, чтобы не шуметь.
 - Сколько бензина?
 - Больше чем полбака.
 - А в кузове что?
 - Да нету ни черта. Дурные они, эти американцы. Ездеют от заправки до заправки. Хотя бы пару канистр кинули про запас.
 - Больше чем полбака тоже хорошо. Хватит отъехать подальше.
  Из тумана вынырнула девушка. Руженко опять взглянул на нее внимательно. Ботиночки, чулочки,юбка, куртяшка, все местного пошива. Отлично, то, что надо.
 - Так, теперь слушайте легенду. Сейчас мы садимся в грузовик и едем  выполнять задание. Я за рулем, переводчица рядом. Остальные – в кузов. Для всех встречных-поперечных, мы – немцы.Оружие на виду не держать. Занимаемся поиском немцев, таких как мы.
 - Теперь персонально для тебя,- повернулся к Ане. Свари в голове и продумай объяснения по немецки. Мы представители благотворительного или там еще какого-нибудь общества по спасению немых. Все мы, включая и меня – немые, одна ты говорящая – представитель общества.Документов нет никаких. Все – или украли, или пропало вместе с машиной. Эту дали сердобольные американцы. Будем ездить от городка к городку и спрашивать нет ли там каких-нибудь заводиков на которых проклятые гитлеровцы эксплуатировали своих бедных немых соотечественников. Или поддержать немых, которые живут просто так. Хотя с этими лучше не связываться. Самое слабое наше место то, что мы не знаем язык немых. А настоящие немые знают. Вычислят сразу, заложат и каюк. От немецкого можно закосить под немого, а от немого не закосишь не под кого. Разве только  под говорящего. Так что в кузове сидеть тихо. Вы, те счастливцы, которых мы уже успели вызволить. Везем домой, кого куда.
  Жуков набычился.
 - Я че-то не понял, старлей. Мне че тоже в кузов, как простому солдату.
 - Ну садитесь как майор за баранку. Только если с вами разговаривать начнут по немецки понять хоть что-то надо. Я их разговоров наподслушивался в разведках. Разговариваю плохо, а понимаю многое. Как немой. А у вас, насколько я уразумел, дальше «Хенде хох» да «Гитлер капут» не пошло.
  Майор примирительно  вздохнул, а внутри все клокотало. Ну погоди, выкидыш хохляцкий,-подумал про себя,- доберемся до своих, я из тебя профессионального лесоруба сделаю. Сведу вас с Сурковым, двух гаденышей. Один отправил к черту на кулички, другой в кузов под тент засунул, ни  хрена не увидишь. Купился на Звезду, как дурачок.
 - Грубо. Шито белыми нитками,- сплюнул Рябой.- Расколят враз.
 - У тебя есть другие предложения?
 - Пока нет.
 - Значит, помолчи пока.
 - Андрюха, боюсь не выдержу, сорвусь, не могу я молча, - это Потап.
  Руженко присел перед ним на корточки.
 - Все будет хорошо, Потапыч. Ты ногу поудобней устрой и спи потихоньку.
  Вперед выступил Вова.
 - Я это. Знаю где у человека печень находиться. Если кто вякать засобирается – могу врезать, чтобы дых перехватило.
 - А сам -то орать не станешь?
 - Да не. В кузне молча работают.
  Все невольно улыбнулись. От великана веяло спокойствием.

                Анна Шварина.

  Однако этот старлей Андрюха башковитый. Ишь чего удумал – немые. Sie sind Stummen. А ведь это мысль. На этом можно сыграть, на жалости к калекам.
  По поводу объяснения с немцами Аня не беспокоилась. Немецкий она знала с детства. Жили они на отшибе, в пойме Волги. Отец работал егерем, мать вела хозяйство. Аня не спрашивала, почему они между собой вполголоса разговаривают на другом языке, только слушала и шептала про себя новые слова, делая параллель с русскими. Ребенком родители предупредили ее, что об этом никто не должен знать, что все объяснят позже. Ждать пришлось долго – восемнадцать лет. Когда война подступила к Сталинграду, получили две повестки, - отцу и ей. Многие астраханские военные командиры были знакомы отцу – глушили рыбу и пьянствовали на природе,- но к его просьбам ( не за себя хлопотал, за дочь) остались глухи, боялись. Аня помнила, как он вернулся домой бледный с трясущимися руками. Тогда-то мать усадила ее на лавке во дворе и рассказала, что они Шварины вовсе не ¬Шварины, а Шварцы, выходцы из Германии. Фамилию подправил дед, в 1914 году, когда Россия воевала с кайзером Вильгельмом. Через год он погиб под Белостоком. Мать плакала и умоляла беречь себя.
 - Так что получается, я буду воевать против своих предков?, спросила Аня.
 - Не знаю, что тебе сказать, доченька. Сама там  разберешься. Отец мой сказывал,- предки наши лежат далеко, за Средиземным морем.
 - Где это?
 - Под Иерусалимом. Но об этом  в нашем роду уже давно никто не разговаривает.
 - Если спросят, откуда немецкий хорошо знаешь, скажи что в школе легко давалось. Да не выказывай сразу свой уровень, потихоньку, понемножку. Надо же, каждое поколение выносит на себе войну с немц..., -осеклась, замолчала. Аня закусила губу.
  И теперь, сидя рядом  с большеглазым Андрюхой, она отметила, что судьба дарит ей возможность не только воевать, но и посмотреть как живут внуки тех, кто убил ее деда.
  Дорога пока была пустынна. С левой стороны показалась большая роща. Увидев съезд, Руженко направил туда грузовик. На удивленный взгляд девушки ответил обстоятельно.
 - Рассвело. Сейчас будут искать пропажу, пошлют кого-нибудь вдогонку. Подождем часа три, пока угомонятся.
                Старшина Александр Рыбковец.

  Прошедшие трое суток можно считать и удачными, и нет. Удачными -  потому, что за все это время никто не раскусил кто мы такие. Никто не чинил серьезных препятствий, жалели, американцы даже бензином поделились. Девчушка эта, переводчица, молодец. Уболтала их.  По немецки. Хороша девка, сыплет складно, хмурые местные жители и те улыбаются. Старлей наш с нее глаз не сводит. Как котяра мартовский, но дистанцию блюдет. А майор, падла, затаил что-то. Сидит в кузове особняком, из всех «немых» он самый молчаливый. Делает вид, что недоволен результатами поисков. Да, это можно расценивать как неудачу. Если вернемся с пустыми руками достанется Андрюхе. Всех собак на него повесит. Хотя, если говорить честно, возвращаться совсем не хочется. Никак нельзя сравнить четкость линий немецкого порядка с демидовскими застенками. Тут и война прошла, но ее следы затягиваются быстро: засыпаются воронки, убираются поваленные деревья, покореженная техника вытаскивается в определенное место. От этого дышится легче, хотя серпантинные дороги выматывают.

                Андрей Руженко.

  Горные дороги, мать их... Это тебе не родная Украина. Там грязи побольше, зато обзор. Тут первая  передача – вторая, первая – вторая. За каждым поворотом ждешь сюрприза. Хорошо хоть картой подробной снабдили, не подводила еще. Вот и сейчас, еще виток а потом небольшой городок.     Место удобное. Он остановил машину, подошел к кузову.
 - Хлопцы, давайте быстро в кусты, кому чего там нужно, а то впереди городишко, там шляться нечего.
  «Немые» посыпались из кузова, на ходу разминая ноги.
 - Ишь приучил, даже с ширинкой управляются молча,- подумал про себя Андрей и подошел к правому окну кабины.
 - Ну ты уже там в городе, как всегда,- буркнул он Ане, затягиваясь сигаретой. Та улыбнулась. Вопрос о местонахождении туалета вызывал расположение немцев и давал повод продолжать расспросы.
 Въехав на окраину, и, увидев на тихой улочке идущую навстречу женщину, Аня выпрыгнула из машины и своим невинным вопросом остановила прохожую.
 - Entschuldigen Sie bitte? Wo ist das toilette?
Пока женщина вертела головой, соображая в какую сторону направить нуждающегося человека, Аня выдала ей «прожиточный минимум» информации о целях поездки и спросила по поводу заводов.
 - Было здесь какое-то производство, вон там – старый замок видите? Охрана большая, машины сновали туда-сюда. Потом американцы выкапывали там что-то, оборудование вывозили. Но лучше у бургомистра спросите. Повернете за угол, там его дом. И туалет тоже.
 - А как называется ваш город?
 - Хайгерлох.
  Бургомистр, крупный рыжеволосый мужчина, смотрел на Аню недоверчиво-испуганным взглядом.
 - Мне мало что известно. Территория замка долго считалась запретной зоной. Я не знаю какие работы там велись и какие люди были задействованы. Сейчас там никого нет.
 - А американцы никого не оставили?
 - А откуда вам известно, что там были американцы?
  Аня растерялась. Какой подозрительный этот местный начальник.
 - Мм, м-м-м,- замычал Андрюха, замахал руками, показывая очертания женщины.
 - Прохожая рассказала, здесь на улице. Посоветовала к вам обратиться.
 - А как ее зовут?
 - Не знаю, не спросила. Но город ваш Хайгерлох называется, так она сказала.
 - Я вам повторяю, в замке никого нет. Никаких людей, тем более немых.
  В кабине Аня вопросительно глянула на Андрея. Положив руки на баранку, тот смотрел вдаль.
 - День заканчивается. А бургомистр чем-то напуган и крепко врет.
 - А какая связь между наступающим вечером и испуганным бургомистром?
 - Нужно остаться здесь на ночь и пошарить по этому мрачному зданию. Уже скоро неделю рыщем а нашли что? Дырку от бублика? Американцы народ практичный, зря ковырять не будут, авось что-то оставили. С нашими пустыми руками так и рак за рыбу сойдет.
- Какой рак?, удивленно улыбнулась девушка.
 - Ну, который, на безрыбье рыбой считается. Иди сейчас к этому рыжему и попроси дать нам ночлег.
  Глаза бургомистра округлились, когда он увидел Аню во второй раз, но чинить препятствий не стал. Взял из ящика ключ и вышел на улицу.
 - Вон тот дом стоит пустой. Можете остановиться в нем.
 - Скажите, а что за странное сооружение там, в стороне от замка и дорога к нему ведет.
 - А это один богатый человек тоже захотел построить себе замок, да война знаете... Вот и осталось непонятно что, конфигурация какая-то. Но людей там тоже нет, все заброшено.
 - А американцы там были?
 - Нет. Они в старом замке нашли что-то, оборудование демонтировали, землю перекапывали. Уехали довольные, а туда даже не заглянули. А что вы все про американцев спрашиваете?
  На этот раз Аня нашлась.
 - Да есть у меня факты, что они немых задерживают, особенно если у тех нет документов.
  Улыбка чуть тронула рот бургомистра.
 - Я вас уверяю, - там никого нет. Спокойной ночи.
 - Очень хорошо, оба здания пустые,- шептал, потирая руки Жуков, стоя у окна в пустом доме, -начнем, пожалуй, со старого замка.
 - Начнем мы с нового,- возразил ему Руженко.
 - Но если американцы не пошли туда, значит, там ничего нет.
 - Они нашли что-то очень крупное в старом и успокоились. На время.
 - Тогда разделимся на две группы.
 - Не резон. А связь? Телефонный кабель ведь не протянешь. Пойдем наудачу. Потап, останешься здесь, присмотришь за грузовиком. Вова, подготовь пару мешков, если бумаги какие найдем. Рябой, сколько у нас гранат?
 - Три.
 - Н-да, тремя гранатами большой взрыв не сделаешь.
 - При надобности будем взрывать самые важные части,- вмешался майор.
 - Знать бы только где они, эти важные части.
 - Странный дом какой-то, буквой П и еще наклонная штука посредине,- прошептал Вова, вытряхивая вещи из мешка.
 - Ага, как падающая башня у нас в Невьянске,- добавил Рябой.
 - Так недостроено же. Потому и непонятно,- буркнул Потап.
 - Хватит базарить,- прошипел Андрюха. Всем отдыхать. Ночью чтоб как огурчики были.

                Инженер.

  До мастерской Хайзенберга они уже добрались. Выдернули все оборудование, да заодно и запасы урана вынули из земли. Но беспокоило не это. Полное отсутствие новостей от Хайнца, - вот что было причиной бессонницы.
 - Я уезжаю, что¬бы привезти сюда нашего главного пассажира,- сказал тогда штандартенфюрер,- охрану снимаю, вы остаетесь один.
 - Да, но...
 - Так будет лучше, не нужно привлекать внимание. Американцы уже близко и они знают, что искать.
 - И если они найдут?
 -  Во-первых, я надеюсь вернуться, прежде чем они обнаружат вас; во-вторых, все надежно замаскировано, нужно быть очень догадливым, чтобы добраться до сути. Ну и в третьих – самый неблагоприятный для нас, но не для вас, вариант – у вас могут появиться новые хозяева. В любом случае, милый мой, вы ничего не теряете. Так что старательно стеречь объект – прямая выгода для вас,- Хайнц обнажил в полуулыбке свои мелкие зубы. – Вы не создатель «оружия возмездия», вы создатель «транспорта спасения» и в любом случае он спасет вас.
 - Вы завидуете?
 - Нет, и это правда. Я считаю, что у каждого человека есть свое место в этом мире: у вас свое, у меня свое. И мы оба на своих местах. Вам сейчас нужно остаться, а мне уехать.
  И вот прошли бои, разорена мастерская Хайзенберга, городок погрузился в затишье, а известий от Хайнца не было.
 - Нет,- думал Инженер, -он не из тех людей, которые исчезают просто так. В любом случае он даст о себе знать.
  Иногда, приставив бинокль к глазам, он шарил взглядом по улицам городка, но видел только обывателей, спешащих по своим делам. Американской комендатуры здесь не было, заезжие машины решали свои вопросы с бургомистром. Вот и сейчас возле его дома стоял «студер», из которого выпорхнула невысокая, складная девчушка. На американку не похожа, на англичанку тем более. По жестикуляции сходна с... Что-то кольнуло в левой стороне груди. Да нет, от¬куда ей здесь взяться. На душе было серо и стыло. Он знал, что и этой ночью спать не будет.

                Анна  Шварина.

  Тело бил озноб. Даже зубы постукивали. Неприятно сосало под ложечкой от ощущения неизвестности. Это все началось после того как на фоне полной луны проступили контуры непонятного замка. Зловещая неизвестность.
  Преодолев несколько десятков широких ступеней, группа приблизилась к парадному входу. Массивная дверь конечно же была заперта.
 - Эх, нет Потапа,- вздохнул Андрюха.- Сейчас бы  веревку и через окно.
 - Давай я попробую,- прошептал Рябой.
  Минут через десять его голос послышался с обратной стороны двери.
 - Я не знаю, как открыть, тут даже ручки нет.
 - Может обломок железа найдешь, там, или еще че нибудь, соображай живее,- прогудел Руженко.
  Прошло пару минут, дерево двери затрещало.
 - Вова, упрись плечом.
 - Да я лучше с разгона.
 - Делай что говорят, хочешь всю Германию разбудить.
  Рябой изнутри сотрясал косяк  каким-то предметом, Вова и Андрей уперлись в нее снаружи. Наконец запор не выдержал.
 - Прикройте дверь, нужно зажечь фонари,- скомандовал майор.
  Они стояли посреди большого зала неочищенного от строительного мусора. По бокам  виднелись двери в другие комнаты, посредине лестница вела наверх.
 - Зря мы сюда забрались,- поморщился Вова,- запустенье здесь и ни одной живой души.
  Аня сглотнула слюну и встретилась взглядом с Андрюхой.
  Со стороны лестницы что-то звякнуло и незнакомый, немного скрипучий голос, произнес по русски:
 - По поводу запустения вы правы, а живая душа имеется.
  Андрей бросил луч фонаря в ту сторону, а Рябой щелкнул пистолетом.
 - Уберите фонарь и поднимайтесь сюда , а вы , молодой человек, спрячьте оружие. Ему свойственно выстрелить в самый неподходящий момент.
 - Кто вы?,- это голос майора.
 - Ну если я не убил вас пока вы грохотали дверью, то сейчас уже не нужно бояться. Поднимайтесь.
  Андрюха выдвинулся вперед, за его широкую спину юркнула Аня.
 - Рябой, Вова,- пасите фланги,- прошептал Руженко и громко наверх: - Мы идем!
  На лестничной площадке они оказались перед раскрытой дверью. Внутри комнаты вспыхнула спичка и чья-то рука поднесла ее к огарку свечи. Желтый мерцающий свет наполнил помещение.
Вова с Рябым остались снаружи, остальные трое вошли во внутрь. В комнате только несколько стульев и стол, возле которого стоял высокий худой человек. Майор направил на него фонарь. Коротко остриженные седые волосы, прямой нос, лицо в морщинах. Прищурившись от света фонаря, он прикрыл глаза длинной рукой с узловатыми пальцами.
 - Ну, теперь вы убедились, что я не привидение, а настоящий живой хозяин этого замка?
 - Вы один здесь?,- налегал майор.
 - Господи, как давно я не слышал русскую речь. Неизвестный опустился на стул.


               
                Александр Рыбковец.

Втолкнув Вову вовнутрь комнаты, он остался наблюдать за входом и краем уха прислушивался к разговору. Сначала майор наседал на неизвестного, требуя рассказать, кто он и что находится в замке.
 - Решение уже принято и спешить некуда,- ответил тот.
  Далее пошли выяснения полномочий прибывших и наличие интересующей информации у принимающей стороны.
 - Зовите меня просто Инженер,- заявил седовласый. Андрюха оттеснил майора и убедил Инженера приступить сразу к делу.
 - Надоела порядком эта словесная шелуха,- подумал Рябой. Воли хочется. Послать бы их всех к чертовой матери. Вон немцы живут как аккуратно. Небось, и вдовушки у них имеются после войны.
Вспомнилась жена, умершая через три года после свадьбы, тусклая, нечистоплотная женщина, так и не родившая ему ребенка; Невьянск, стоявший весной и осенью по уши в грязи; холодный домишко, куда не хотелось идти после работы на шахте. И не живой, не мертвый, рябой вот только. 
  Комната тем временем наполнялась рассказом Инженера и непонятными словами . Сначала повис в воздухе термин «межпланетный самолет»,потом пару раз было упомянуто имя Гитлера, после этого Инженер начал сыпать словами: «новейшая технология», «уникальный и мощнейший вид топлива»,»абсолютная безопасность», «беспредельные возможности».Даже при тусклом свете свечки было видно как у майора блеснули глаза.
 - Так, где же это все находиться?
 - А вот здесь, за этой стеной.

                Иван Жуков.

  После того как этот высохший полубезумец протянул руку в направлении стены, в Жукове ёкнул предвестник большой удачи. До этого весь рассказ незнакомца воспринимался как бред сумасшедшего. Комната наполнилась тишиной. Инженер замер с протянутой рукой и пламя свечи бросало дрожащие блики по стенам. Никто не решался двинуться.
 - Ну, господа, или вернее товарищи, смелее, вперед.
  Он подошел к стене, утопил один из кирпичей кладки. В стене открылось круглое, с метр в диаметре, отверстие. Пригнувшись, Инженер пролез первым, его шаги внутри отдались железным гулом . Потом послышался щелчок и отверстие вспыхнуло светом.
 - Один остается здесь, - остальные вовнутрь,  - скомандовал майор.
 - Не нужно никого оставлять, это бесполезно. Заходите все,- голос Инженера отдавал эхом.
 - Если долго не вернемся, Потап знает что делать, - шепнул Руженко майору.
 - Но он же...
 - Даже на одной ноге,- не дал закончить Андрюха.
  Сразу за отверстием начинался подъем железного настила, потом все очутились в большом помещении. Оно освещалось тускловатыми лампами.
 - Аккумуляторы, - подумал Жуков, и ощущение удачи вновь обуяло его.
  Вдоль стен помещения находились железные шкафы до потолка, посредине стоял большой предмет, накрытый тентом. Далее двери в другую комнату, слева железная лестница наверх. Вообще здесь все было сделано из железа: пол, потолки, стены, ручки, лестница. Окон не было.
 - Сейчас мы находимся в транспортном отсеке. Одновременно это кладовая, оружейная и мастерская, - продолжал рассказывать Инженер. Внизу,- он притопнул ногой,- главный двигатель с урановой капсулой, там,- он протянул руку в направлении двери,- комната с пультом управления.
 - Это сон,- подумал Жуков, увидев на стендах десятки лампочек, кнопок, тумблеров, переключателей и приборов с замершими стрелками,- имеющихся  гранат,  хватит, чтобы рвануть эту музыку. Теперь главное чертежи и сам этот изобретатель.
 - А чертежи этого, как его, ну, изобретения, где?
 - Частично в этом ящике, но в основном здесь,- Инженер постучал себя пальцем по лбу.
 - Что, вы помните все это устройство?,- майор рукой обвел вокруг себя..
 - До последнего винтика. Пройдемте дальше.
  Поднявшись по лестнице, они очутились этажом выше. Здесь округлое пространство было разделено коридором на две части.
 - По правую сторону – столовая, кладовая продуктов, туалет. По левую – спальные отсеки, - Инженер отодвинул дверь, все увидели четыре спальных полки и на вогнутой стене дверцы шкафа,- наверху помещение для самого главного пассажира. Хотите взглянуть?
 - Нет,- отрезал майор, - спускаемся вниз, к этому, как его, управлению.
- Подождите, сейчас я  хочу знать как далеко Красная Армия и какие ваши планы по...
 -  Наши планы тебя не касаются, - перебил его Жуков,- мы нашли, то, что искали. Бери чертежи и пойдешь с нами. Гы-гы, а об этом,- неопределенный жест рукой,- мы позаботимся. Тебе понятно?
 - Нет, не понятно. Я отсюда никуда не пойду.
 - Пойдешь, как милый. Побежишь даже, прихвостень немецкий. И зто, если нужно будет, «студер» наш обгонишь,- майор притянул к себе Инженера за ворот рубахи и ткнул ему в подбородок дуло пистолета.

                Инженер.

  Что-то не сработало в его расчетах. Пистолет у лица – положение угрожающее, но не безвыходное.
- Хорошо, отпустите. Я сделаю, как вы хотите.
 - То-то же, спускайся вниз и доставай чертежи.
 - Послушайте, это уникальный, межпланетный, летательный аппарат. Его нельзя уничтожать. Его невозможно построить во второй раз.
 - Хватит сыпать умными словами. Советский Союз – могучая держава и сможет построить любой самолет, даже этот, как его, межпланетный. Спускайся, я тебе сказал.
  Не захотел сдаваться американцам, а ведь и русские не лучше. Непоколебимый имперский дух. Ничего не изменилось за эти годы. Этот круглолицый тупица у них за главного. Остальные – молчаливые тени. Разговаривать не с кем. Но все же попробуем еще раз.
- Я хочу вам...
 - А я хочу, чтобы ты спускался к чертежам,- прорычал майор, взмахнув пистолетом.
  Чертежи отдать он не боялся, но понимал, что если покинет свое детище, то уже не вернется сюда никогда. А как же желание полететь на Марс? Ведь этим он жил последние пять лет, ради этого принес в жертву свое здоровье. Не с такой компанией он мечтал туда попасть. Но судьба распорядилась иначе. Ну что ж , второй раз за последние сутки принимается кардинальное решение. Через несколько минут он будет хозяином ситуации.

                Андрей Руженко.

  Интуиция подсказывала, что большая удача может обернуться большим провалом. Майор своей прямолинейной политикой мощно рубил сук, на котором находилась удача. Вмешательство ни к чему бы не привело. Он свое дело сделал – нашел немецкое изобретение. Теперь власть на стороне майора.
  Даже при тусклом свете аккумуляторных лампочек было видно, как горели глаза Инженера.
 - Я подчиняюсь, хотя согласия на сотрудничество с вами не даю.
 - А оно нам это, и не нужно. Тащи чертежи, я хочу посмотреть на них,- заходился от самодовольства майор.
  Инженер стал  спускаться по лестнице вниз.
 - Проследи,- кивнул Жуков Андрею. Тот кивнул и скользнул за Инженером, заглянул в черноту входа стального сооружения, обошел предмет, накрытый тентом, и вошел в комнату управления.
Инженер сидел на стуле возле пульта. Глаза его продолжали лихорадочно гореть, а узловатые пальцы с утолщенными суставами нажали одну кнопку,  вторую, потом раздался щелчок черного тумблера, расположенного посреди панели. Дрожь вибрации пробежала по полу, стрелки приборов ожили.
 - Что, что это такое?,- Руженко бросился на седовласого. Тот выбросил руку в предостерегающем жесте, его указательный палец был направлен за спину лейтенанта.
 - Не нужно суетиться, полет уже начался,- голос Инженера был спокоен. Наклонная стальная площадка, по которой они вошли сюда, медленно, снизу-вверх , закрывала створ выхода.



                Потап Дейнека.

  Поле ухода группы он немного вздремнул, но потом подхватился и поковылял к грузовику. Нога по- прежнему болела, но ответственность за ушедших товарищей была выше.
 - Потапыч, ты теперь наш тыл,- звучал в ушах голос Андрюхи,- присматривай за грузовиком, и если через сутки мы не вернемся – любыми способами пробивайся в...,-командир сказал название места и две фамилии, - доложишь обстановку. Там знают что делать.
 - Где пучше находиться в кузове или кабине?,- подумал,- сяду в кабину, но дверцу захлопывать не буду, чтобы быстрее поменяться местами с Андрюхой. Вдруг прибегут второпях.
  Прикрыв без щелчка двери, уронил голову на руль.
  Проснулся от необычного шума. Рывком сел, перед собой, на фоне светло-лилового неба увидел контуры недостроенного замка. Воздух вокруг наполнялся мощным свистом и ревом. Как будто несколько эскадрилий бомбардировщиков молотили воздух винтами, готовясь к взлету. В городке послышались испуганные голоса, залаяли собаки. Потап вжался в сиденье, не отводил глаз от наклонной башни строения. Вдруг он увидел, как плоская крыша на ней  стала подниматься двумя лепестками, от центра к краям и изнутри выползла огромная сигара. Рев превратился в вой, больно ударил по ушам, воздух пришел в движение, согнул кроны деревьев, затряс машину. Затем в ветровое стекло ударила мощная тугая струя, и все скрылось в облаках пыли.



                Анна Шварина.

  В ясный,  весенний полдень, в пойме Волги, солнце вещует жару предстоящего лета. Камыши еще затоплены водой и изобилуют гнездами рыжих цапель. Хрустальный воздух рассекают юркие бакланы и величавые лебеди-шипуны. На мелководье мечут икру карпы, а за ними охотятся орланы-белохвосты.
 - Смотри во-он на тот куст,- говорит Ане отец,- видишь на самом конце веточки колечко. Это будущее гнездо ремезов. Они выплетают его из травинок три недели, получается безопасное жилище, куда даже уж не может добраться.
  Лодка скользит по светло-коричневой воде. Отец отталкивается шстом от дна и на том месте поднимается стая пузырьков. Впереди тихая заводь, на поверхности которой плавают водяные лилии.
 - А вот здесь гнездятся крачки, глянь, как они прыгают по листьям лилий
 - Глупые птицы,- говорит Аня,- суетятся и не замечают красоту этих цветов.
  Дальше проплывают мимо крохотного островка, светящегося змеиной чешуей.
 - Ужи свадьбу играют,- улыбается отец.- Ишь, клубки, какие. Не хватает каждому пары.
  А вечером костер, оглушительный лягушачий концерт и тучи мошкары.
 - Ложись, отдыхай,- возле костра простилается легкая дерюжка,- завтра осетринные места высматривать будем. Нужно готовиться к приему гостей.
  Аня сворачивается клубочком под отцовой фуфайкой, смотрит на пламя костра. Тело напитывается теплом, глаза смыкаются и она засыпает. Отец подбрасывает в костер еще дров, он разгорается жарче и жарче, воздух наполняется духотой. Аня сбрасывает с себя фуфайку, старается отодвинуться дальше от костра, но какая-то стена мешает ей. Дышать становиться труднее, тело покрывается потом.
 - Где это я?,- девушка открывает глаза и видит себя в стальной коробке. Вокруг очень тихо, а над головой мерцает тусклая лампочка. В памяти всплывают последние события.
  Майор орал и тыкал пистолетом в лицо Инженера.
 - Ты че это тут сделал, мать твою? А ну-ка открой двери!
 - Это невозможно. Автоматика уже загерметизировала весь самолет.
 - Какая автоматика! Отключи ее сейчас же, мы выходим наружу!
   Инженер пальцем поманил его к пульту.
 - Видите эту черную кнопку? При ее нажатии закрывается створ входа, защитная оболочка из жидкого воздуха становиться полнообъемной, стержни с урановым топливом опускаются в зону взаимодействия. Через двадцать минут начнется полное энергообеспечение потребительских ресурсов.
 - Зачем ты это сделал?
 - А зачем вы машете у меня перед носом пистолетом? Это мое изобретение и я здесь хозяин. Четыре года я спал по два часа в сутки и сейчас, когда все готово, ты хочешь взять меня в плен? Я уже был там, хватит. Мы вернемся на Землю. Может быть.
 - То есть, как это «может быть»?,- судорожно дернул кадыком Андрюха.
 - А так это,- огрызнулся Инженер,- это значит, что мы летим на Марс.

                Анна Шварина.

  Через двадцать минут электричество ярко вспыхнуло, пол слегка закачался под ногами.
 - Ну, лейтенант, затащил ты нас своими фантазиями к чертовой маме на именины,- зашипел майор. Сначала глухонемые, потом только этот замок, теперь идиот со своим железным драндулетом. Что будем делать?
  Иженер на секунду оторвался от приборов.
 - Вы не шепчитесь, у меня тут все в первый раз и неизвестно чем это закончиться. Так что поднимитесь наверх и займите кровати.
  Тут неожиданно вперед выступил Вова.
 - Ты нас не пугай, а то я и вдарить могу.
  Инженер улыбнулся.
 - Юноша, я вас не пугаю. При взлете будут перегрузки, кому станет плохо, на спальных местах  есть пакеты. Мои рекомендации – запастись стойкостью и терпением.
  Лицо Жукова исказила гримаса отвращения. Дуло пистолета уперлось Инженеру в грудь. Руженко повис у него на руке.
 - Брось, майор, а то и этого «может быть» не оставишь нам. Пошли, будем делать, что он говорит.
  Дальше, действительно, пошли странные явления. Непонятная тяжесть вдавила Аню в койку, вокруг все ходило ходуном: качался пол, вибрировали стены, виски сжало железными клещами.
 - Господи,- подумала Аня,- страшно умирать в одиночестве. Только сейчас она почувствовапа, как ей не хватает Андрея. За время, проведенное вместе в кабине грузовика, она привыкла к нему как к наличию крепкой опоры рядом, к блеску его карих глаз и спокойному дыханию большого тела.
 - Интересно, какого мнения он обо мне? Неужели, думает, что я слабая и нерешительная и постоянно нуждаюсь в его поддержке?,- она, закусив губу, сдерживала тошноту, вцепившись одной рукой в край койки.
  Вибрация постепенно затихла, пол выровнялся, появилась оглушительная тишина, а вместе с ней спало напряжение в уставшем теле. Веки незаметно сомкнулись.
  И вот теперь, после яркого сна, теснота железной клетки действовала гнетуще. Аня отодвинула в сторону дверь и, оглянувшись по сторонам, юркнула в отсек под номером три.

                Инженер.

  Он сидел этажом ниже, в комнате управления.
 - Еще не проснулись,- подумал.- Хорошо хоть не мешали при выведении межсамолета на орбиту. Проскочить мимо точки назначения и, углубиться в дебри Вселенной, вовсе не хотелось.
  Сейчас, когда урановый двигатель отработал маневр и перешел в режим экономичной нагрузки, датчик показал сорок процентов расхода жидкого воздуха.
 - Не так уж и мало,- размышлял Инженер,- если такой же расход будет при посадке, то для корректировки курса и обеспечения кислородом вояжеров, останется только двадцать процентов.      А если при посадке потребуется больше чем сорок процентов? Об этом не хотелось думать.
 - Будем решать задачи по мере их возникновения. Сейчас на повестке дня взаимодействие с попутчиками. Весьма неожиданная метаморфоза: вместо немцев или американцев передовой отряд русских. И вот на тебе – не выдержал, обнаружил себя. Сварился на родной речи,- с горечью подумал Инженер. Прищурив глаза, он представил каждого, находившегося на верхнем этаже. Наиболее опасен, конечно пучеглазый детина: упрям, туп, не коммуникабелен. Лезет напролом, как бык. Понимает только язык силы. Пока держишь его за глотку – ты хозяин положения. Далее этот коренастый парень. В его карих глазах есть отблески ума, к нему прислушиваются остальные. С пучеглазым он на ножах. Прекрасно. Если в монолите есть трещины – это уже маленькая, но помощь. Девчушка сама прелесть, с обожанием смотрит на кареглазого. На нее можно воздействовать посредством последнего. Великан особой опасности не представляет – его действия сопряжены с шумом, а вот за рябым нужно приглядывать. Постоянно взгляд отводит в сторону, сам себе на уме. Как бы ни выкинул чего либо.
  Инженер еще раз окинул взглядом приборы: угол подъема орбиты выдерживается, температура охладителя в норме, снабжение внутренних салонов воздухом включено, напряжение электросети стабильное. Откинувшись на спинку стула, он прикрыл глаза.

                Александр Рыбковец.

  Дверь тихо отошла в сторону, и в проеме показалось лицо Вовы.
 - Пойдем, Андрюха на разговор зовет.
  Вдвоем они втиснулись в Андрюхин отсек. Лейтенант сидел на нижней полке, опершись спиной о перегородку из-за которой раздавался мощный храп майора, глаза метали молнии, на скулах выступили желваки.
 - В общем, так хлопцы. Дело поганое. То ли летим куда-то, то ли стоим на земле – неизвестно. Майор спит да и толку с него мало, трясет пистолетом как полковым знаменем.
 - Может скрутить  седого, да поискать выход?
 - Подожди, Саша, ну заломаем мы этого хозяина, ну найдем какую-нибудь дыру, а дальше что?
 - Возьмем бумаги, Вова понесет Инженера.
 - Я могу,- улыбнулся Вова.
  Руженко еще сильнее сжал кулаки.
 - Как там Потап, бедолага. Надо было брать его с собой.
 - Может, успеем выскочить на грузовике. Времени не очень много прошло.
 - Шесть часов как  мы залезли в этот ящик. Чую не все так просто. Шум большой был, да и пол не зря под ногами качался. Нет, здесь по другому надо.
 - Ну тогда давай скрутим седого, поищем выход, а если не найдем – развяжем.
 - И окончательно обрубим все концы. Он нас на одну полку с майором поставит, а ссориться нам не с руки – он хозяин.
  В коридоре скрипнула дверь.
 - Если Аня, то есть переводчица, позови ее сюда.
  Рябой отодвинул дверь, и они встретились с испуганным взглядом девушки.
 - Иди сюда.
  Аня втиснулась четвертой, присела на краешек полки, быстрым движением завела русую прядь за ухо.
 - По данной ситуации план таков. Пока майор спит, нужно спускаться вниз, к хозяину, и разговорить его. Бумага вещь хорошая, а вот это,- Андрюха постучал согнутым пальцем по виску,- агрегат получше.
 - Не понимаю,- прорвалось у Ани,- говори яснее.
 - Суть, на¬шего задания, какова? Узнать есть ли у немцев новые разработки – раз, как они устроены – два, и доставить эту информацию – три. О том, что разработки есть, мы узнали, рассказать об этом  мы не можем по двум причинам: не знаем как выбраться и пока нечего нести – бумаги внизу. Значит надо получить информацию об устройстве этой штуковины.
 - Так он тебе все и расскажет,- хмыкнул Рябой.
 - Ну, попробуем, мы ведь уже не немые. На одном языке с ним разговариваем.
 - Да че я там пойму в его байках,- взмахнул рукой Вова,- вот если подкову выковать или еще че нибудь.
 - Подк¬ву говоришь?,- Руженко сощурил глаза. А это, по -твоему, что?,- он ткнул пальцем в перегородку.
 - Ну, стенка.
 - А из чего она сделана?
 - Ну, из железа.
 - А подкова из чего? Каждый будет слушать, и запоминать по своему, а там видно будет.
 - Ребята,- Аня стрельнула глазами,- я пойду первой. А вы, через пять-десять минут к¬ждый, спускайтесь вниз и делайте вид, что присодиняетесь к разговору.
 - Только говори по- русски, маскарад закончился,- буркнул Андрюха.

                Инженер.

  Ну вот, опять подступило это странное состояние. Вдох-выдох, вдох-выдох, тело как меха гармошки – сходится-расходится, вдох-выдох. При вдохе сознание приближает окружающие предметы, они увеличиваются в размере и накатываются на тебя. При выдохе происходит отлив – все отдаляется, уходит глубоко вперед, теряется вдали, покрывается туманом. Такие приступы мучили Инженера уже год. Приступы жестокие, изнурительные, бессистемные. Их можно ждать каждую минуту и они всегда приходили не вовремя. Облегчение наступало только при происшествии чего-либо неординарного: резкого шума, крика или яркой вспышки света, при наличии едких запахов или удара по телу.
  Сейчас сознание восприняло появление какого-то человека с верхнего этажа. Сначала он отдалился, сделался маленьким, исчез вдали, затем вынырнул из мглы, стал приближаться, обрел очертания женской фигуры. И вот совсем близко – русые волосы, большие, бездонно-ясные, но удивленно-испуганные глаза. Это та, девушка.
 - Вы спите?,- голос медно-малиновым звоном пронесся и исчез за спиной.
 - Ите,-ите,- ударило в виски эхо.
 - Если сказать ей чтобы дернула меня за руку, то приступ  пройдет,- подумал Инженер,- но как это сделать?
  Остекленевшие глаза со зрачками-точками, повисшие руки напугали Аню.
 - Похоже, он без сознания, пощупать пульс или позвать на по¬мощь?,- секунда раздумья оборвалась миганием красной лампочки на пульте и резким тревожным звонком.
  Зрачки Инженера обрели нормальные размеры, он тряхнул головой, потянулся к пульту, покрутил рукоятку и повернулся к девушке.
 - Как дела, милая?
 - Вам было плохо?
 - Нет, просто усталость накатилась.
 - А что вот это такое?,- Аня ткнула пальчиком в успокоившуюся лампочку.
 - Это индикатор понижения температуры охладителя.
 - А вот это, которое вы только что крутили?
 - Это регулятор глубины погружения капсул с топливом в рабочую зону.
  Со стороны лестницы послышался шум и дверной проем загородил Вова.
 - А что это у вас тут звенело?,- спросил с улыбкой великан.
 - Сигнализатор оповещения.
 - А че он оповещает?
 - Э-э ребята, вы берете меня в клещи, а это излюбленная тактика немецких военных.
 - А че тут такого? Я вот, на¬пример, хочу знать.
 - Что?
 - Ну вот это все,- Вова обвел руками содержимое комнаты и сделал шаг вперед.
 - Мы бы хотели, чтобы вы рассказали, как устроена эта штука,- за Вовой в комнату шагнул Андрюха, а за ним Рябой.
  Лицо Инженера вытянулось от удивления.
 - Вы хотите знать, что лежит в основе всего этого?
 - Да. Интересно очень.
 - В основе всего этого лежат человеческие амбиции.
 - Че¬го?,- не понял Андрюха.
 - Элементарные человческие амбиции.

                Иван Жуков.

  Он проснулся с головной болью. Сухой язык с трудом ворочался во рту, царапая небо словно рашпиль. Внизу таза нарастало давление.
 - Где у них тут...? Третья дверь, кажется.
  Сполз с полки, ногой задел пустую фляжку, валявшуюся на полу.
  Спустившись вниз, увидел, что все собрались в комнате управления. Андрюха и Рябой сидели на полу по бокам дверного проема, справа Вова присел на корточках, Аня стояла возле Инженера, отодвинувшегося на стуле к задней панели.
 - Ну-ка че за по¬сиделки тут устроили,- рявкнул майор и почувствовал, как тугая струя ударила в затылок. И уже спокойнее,- Где у вас воды попить?
 - За вашей спиной в шкафу,- ответил Инженер.
  Когда литр воды перекочевал в его желудок, повернулся к последнему.
 - Ну и куда мы летим?
 - На Марс,- спокойно ответил тот.
 - А чем докажешь, что мы не на земле и ты не запер нас здесь?
 - А разве вы не чувствовали перегрузки при взлете?
 - Да, было хреновато, но потом прошло. Ну ладно, в общем , это,  полетали и хватит, поворачивай обратно.
 - Это невозможно. На Земле мне нечего делать.
 - Да мне плевать. Я сказал, поворачивай.
 - Господа, нам придется нейтрализовать этого типа. Он ведет себя невыносимо.
 - Какие еще господа? Лейтенант, а ну-ка свяжи ему руки. Я сейчас объясню ему кому он господин и кто здесь старший.
  Андрюха не шелохнулся.
 - Ты че, оглох?
 - А если с развязанными руками – так объяснить не получается,- неожиданно раздался звонкий голос Ани.
  А ты молчи, шлюха командирская. Своим полковником Васятиным будешь командовать, а не мной.
  Аня на секунду оторопела. Пухлые губы задрожали, в глазах блеснули слезы.
 - Это неправда,- выкрикнула она,- я никогда... Господи, да что же это такое?
  За спиной Жукова послышалось движение. Это Андрюха со сжатыми кулаками медленно поднимался с пола. Майор понял, что перегнул палку. Девушка плакала, закрыв лицо руками, с Вовиных губ сошла улыбка.
 - А ну-ка, майор, поднимайся наверх,- навис над ним Андрюха,- будешь нужен – позовем.
  Тот попятился к выходу и дальше, к лестнице.
 - Лично каждого в штрафбат отправлю, вернемся только.
 - Были уже, не пугай.
  Наверху послышался скрежет задвигаемой двери.

                Анна  Шварина.

  Она знала, что нравиться многим мужчинам, за три года войны привыкла к частой смене мест службы. Причина, в основном, была одна – не хотела потакать желаниям начальства. Последний командир, полковник Васятин, не был прилипчивым и распущенным. Он умел галантно ухаживать, пару раз делал подарки и только потом намекнул, что ждет взаимных симпатий.
 - Их не будет,- отрезала Аня.
 - Я бы не советовал  ссориться со мной,- мягко ответил полковник.
  Аня снова мотнула головой.
 - Ничего,- подумала,- не впервой. Или оставит в покое или отправит куда-нибудь.
  «Куда-нибудь» материализовалось в заброску на юг Германии, в американскую зону. Это была месть и месть удачная. Ощущать каждую минуту, что тебя могут схватить. И если бы не Андрей...
  Его сильные руки с крупными, красивыми ладонями, лежащие на баранке грузовика. Еще тогда она поймала себя на мысли , что было бы неплохо, если эти руки обнимут ее. Ждала намеков на близость, удивлялась, почему он только стреляет  глазами и молчит.
 - Интересно, сколько у него  было женщин,- думала она, но первой заговорить на эту тему так и не решилась. – Наверное, думает, что переспала со всеми своими начальниками, а я только от рук ихних отбивалась.
  И вот теперь майор, скотина, вылепил такое.
  Выручил Инженер.
 - Вы, милая не плачьте. О том, что это неправда, мы знаем. Генералы приберегают любовниц для собственных постелей и не укомплектовывают ими разведгруппы.
  Аня, не отрывая рук, опять затрясла головой.
  Краска схлынула с лица Андрюхи, он подошел, тронул девушку за плечо.
 - Давай вернемся к делу,- повернулся к Инженеру,- мы вас слушаем.
 - Гм, на чем мы закончили? 
 - Амбиции,- коротко бросил Рябой.
 - Ах да.  Амбиции толкают людей на немыслимые поступки. Давайте представим Гитлера поздней осенью сорокового года. С одной стороны – он победитель. Вся Европа под каблуком. С другой стороны, из-за плохой организации сорвалась операция «Морской Лев» по захвату Англии. Фюрер взбешен, но Геббельс, на одной из встреч, утверждает, что идеи национал-социализма прочно утвердились на земном шаре и нужно осуществить их распространение за пределы планеты Земля. Так появился на свет проект «Спранг». Его руководителем назначили астрофизика Хайнца. Гиммлер пожаловал ему звание шурмбанфюрера СС. Я встречался с Хайнцем на конференции в Лейпциге, в 1936 году, но тогда не думал, что встречусь вновь. Как бывавший за границей, с началом войны, чтобы не попасть в лапы НКВД, я записался в ополчение в июле сорок первого года и уже сентябре оказался в плену. Под Смоленском, в лагере, сидя за колючей проволокой, я видел, как подъехала машина, оттуда вышел эсесовец и пошел в административный барак. Через пару минут нас, человек триста, построили и спросили, у кого есть строительные специальности. Я стоял в центре, в первом ряду. Хайнц узнал меня, забрал в барак, усадил напротив себя.
 - Я знаю, кто ты, а ты не знаешь кто теперь я.
  Он рассказал мне о проекте «Спранг» и , получив эту информацию, я понял, что теперь входная дверь для меня открывается только в одну сторону.
 - В случае согласия, я отдаю тебе на разработку всю технологическую часть.
  Этого было более чем достаточно. Через неделю, на юге Германии, мы отрабатывали  нюансы проекта. Целью полета был избран Марс, во многом из-за того, что этот маршрут был мне уже знаком. Нужно было построить межпланетный самолет, - МПС, с таким расчетом, чтобы он мог взять пять-шесть человек, оружие и запас пищи и воды, преодолеть расстояние до Марса за разумное (порядка двух недель) время, совершить посадку на Красной Планете, и, при необходимости, вернуться назад. Я амбициозно взялся за дела.
 - А че нельзя было сбежать с лагеря и вернуться к своим?,- Вова сделал удивленное лицо.
 - Эх, молодой человек. Лагерь немецкий, лагерь русский – разница небольшая. Мне было все равно кто победит в этой войне. Меня увлекала работа, я знал, что в состоянии осуществить задуманное.
 - А что вы задумали?,- спросила успокоившаяся Аня.
 - А вот это самое, чем мы сейчас занимаемся.
 - И как это стало возможным?,- подправил разговор в нужное русло Андрей.
 - Технологически МПС должен обеспечивать две функции – внутреннюю и внешнюю. Внутренняя – поддержание жизнедеятельности находящихся в нем членов экипажа и внешняя – передвижение в межпланетном пространстве. Эти проблемы могли быть решены при наличии мощного источника энергии. Для того чтобы представлять принцип его действия нужно обладать знаниями микроскопического строения веществ. Я попытаюсь объяснить это элементарно, в двух словах.
 - Вот вы, молодой человек,- он повернулся к Вове,- кстати, как вас зовут?
- Вова,- с неизменной улыбкой ответил великан.
 - Володя, вот представьте себе такую ситуацию. На площади стоит большое количество людей, толпа, человек двести. Стоят плотно друг к другу. Вдруг, не важно, с какой стороны, появляется мужчина вашего телосложения, врезается в толпу и начинает сквозь нее протискиваться. Что будет?
 - Ему набьют морду, чтобы не толкался,- хмыкнул Вова.
 - Согласен. Но если люди не хотят драться, что будет с человеком, когда он выберется из толпы?
 - Вспотеет очень. У нас, бывало, в сельмаг мыло завезут, толпа собирается. Ну, я всегда без очереди. Пока туда-обратно проберешься, вылазишь – мокрый весь.
 - Совершенно правильно, происходит выделение теплоты. Вы уже готовый физик. Ну и, конечно вам известно, окружающие нас предметы состоят из молекул, а те, в свою очередь из атомов...
 -Знаем,- кивнул Рябой.
 - Так вот, в природе есть вещества, у которых эти маленькие частицы самопроизвольно рвут связи с соседями и улетают, при этом сталкиваясь с себе подобными.
 - Во-во,- улыбнулся ободренный Вова,- это про моего соседа Степана. Он один раз напился, побил жену, разорвал с ней все связи: «Ухожу»,- говорит и пошел, куда глаза глядят. Дело вечером было, коров домой гнали, а бык сильно пьяных не любил. Хоть и не ему подобный, но Степка подлетел метра на два вверх.
 - Да помолчи ты, сам бугай деревенский,- буркнул Рябой.
 - А че тут такого. Это ж физика, только про людей.
 - Про людей потом, сейчас про материалы,- отмахнулся Андрюха.
 - Тогда пусть не обзывается,- поджал губы великан.
 - При столкновении происходит выделение тепла, а тепло вещь хорошая. Им можно греть воду, превращая ее в пар, а пар под давлением делает нужную нам работу. Паро-ход, паро-воз, это нам известно с детства.
 - И что ж это за материал, который просто так выделяет тепло?,- спросила Аня.
 - Материал называется ураном, но просто тепло он не выделяет. Для этого его нужно соответствующим образом подготовить.
 - Нагреть?
 - Нет, сконцентрировать. В урановой руде содержится до7 грамм урана на 1 килограмм, а процесс теплоотдачи начинается при концентрации 25-30 грамм на 1 килограмм. Этим занимался Хайзенберг в своей лаборатории в соседнем замке.
 - Хорошо, что мы туда не пошли,- подумала Аня,- у Андрюхи нюх на правильные направления.
 - Когда мы имеем пар,- продолжал Инженер,- получить электричество не слишком сложно.
  Сухой трескучий кашель перебил его рассказ. Кашлял седовласый натужно, изламывая губы узловатыми пальцами правой руки. Левая инстинктивно шарила по груди, как будто пыталась извлечь оттуда источник кашля. Вова беспомощно развел руками.
 - Вода, там. В шкафу,- прохрипел Инженер. Аня открыла дверцу, наполнила фляжку из бачка.
 - Нелады у него со здоровьем,- пронеслось в голове,- сначала обморок, теперь гадкий кашель.

                Инженер.

  -Около двух суток  без сна,- подумал он,- еще немного и организм начнет общую забастовку. Нужен отдых, но кого оставить вместо себя? Тот, наверху отпадает, девушка и великан тоже. Остаются кареглазый и рябой. Кареглазый надежнее,  это единственный надежный человек во всей компании. Пойти от обратного и оставить рябого, посмотреть, как он будет вести себя. Риск. Да, это риск, но лучше сразу прояснить все сомнения.
 -Мне нужно несколько часов отдыха. Ты,- ткнул пальцем в Рябого,- остаешься здесь, вместо меня. Следи за этой лампочкой и вот этой. Если они тухнут или меняют цвет -  зови меня. Я буду на верхнем этаже. И еще вот эта стрелка не должна переходить за цифру пятьдесят. Все ясно?
 - Угу,- буркнул Рябой.
 - Что теперь?,- спросила Аня, когда Инженер исчез на верхнем этаже.
 - Ничего,- сказал Андрюха,- ждать. И тоже полез по лестнице вверх.

                Александр Рыбковец.

  С затаенным дыханием он осторожно тронул край ближайшей панели. Суровость металла притягивала. Разноцветные точки лампочек, никелировка тумблеров, лучеподобная направленность переключателей, поблескивающие стекла приборов. Как разобраться во всем этом? Как уловить систему сделанного?
  Он стал спиной к выходу и оглядел комнату управления. Справа и слева, вдоль вогнутых стен, располагались идентичные конструкции: чуть выше человеческого роста, сантиметров тридцать ширины, отступали от стены доски приборов; на уровне метра они переходили в наклонно-горизонтальные, выступающие на полметра вперед, места для кнопок и тумблеров, под которыми располагались ящики с ручками и створчатые шкафчики.
  Подрагивающие стрелки приборов делали их похожими на живые существа. По периметру каждый прибор был окантован черным поблескивающим пластиком. Кнопки и тумблера крепились  никелированными гайками, особенно выделявшимися на фоне серой краски приборной доски. Под каждым тумблером кнопкой надпись по- немецки.
  Напротив входа, во всю высоту помещения, стоял шкаф, соединенный с пультами толстыми кабелями, крепящимися к стене. На передней панели шкафа не было ни приборов, ни кнопок, ни даже дверей и ручек. Через равные промежутки, расположенные во всю ширину, ее пересекали четыре узкие полосы, закрытые стеклом. В нижнюю можно было увидеть, как острое жало самописца выводило по краю бумажного рулона затейливый узор остроконечных пиков графика работы сис-
тем МПС.
 - Ему-то и надписи эти не нужны, по памяти все знает. Девять дней сказал. Прав Андрюха, нужно спрашивать его обо всем. Время есть. 

               
                Анна     Шварина. 

  На следующий «урок» группа явилась в полном составе. Майор, имевший перед этим разговор с Андрюхой, с важным видом занял место в дверном проеме и стал изучать собственные кисти рук, сжимая и разжимая их, поворачивая и приближая к глазам. Все остальные расположились внутри комнаты управления.
 - Продолжим,- потер руки Инженер. Урановое топливо концентрированного вида...
 - А как его сконцентрировали?,- Аня старалась улыбаться как можно миловидней.
 - Милая моя, я уже сказал, что этим занимался Хайзенберг. Если вас интересует процесс обогащения урана, то я могу рассказать это теоретически. Урановая руда растворяется в серной кислоте, к полученной суспензии добавляется трибутилфосфат а затем щелочь. Полученная гидроокись урана обогащается фтором в два этапа, сначала до уранфторчетыре потом до уранфторшесть. Я понятно объясняю?
 - Нет,- тряхнула головой Аня.
 - Ну и не надо. Если вы попросите рассказать, как сделан корпус самолета, то должен буду преподать получение железа из руды, плавку в печах, прокат, металлообработку, монтаж. На это жизни не хватит.
 - Не хватит,- кивнул Андрюха.
 - И еще. Не перебивайте меня, не отвлекайте, не уводите в сторону. Все вопросы потом.
 - Согласны,- опять кивнул Андрюха.
 - Урановые таблетки 2,5 мм диаметре по шесть штук запрессованы в стержни. Что же происходит при запуске? Первым включается аккумулятор. Он выдвигает стержни в зону взаимодействия, где начинает выделяться тепло. Вода во внешнем контуре охлаждения под действием нагрева начинает двигаться, увеличивая свою температуру. Когда она доходит до 98С, запускается ТЭН, преобразующий воду в пар. Пар проходит к лопаткам генератора, в итоге мы получаем электричество. Добавочно в действие подключается циркуляционный насос и еще несколько вспомогательных механизмов. Поглощение избытка теплоты происходит путем ввода в зону взаимодействия поглотителей электронов – кадмиевых стержней. Таким образом, система поддерживается в равновесии.
  Электричество, – воздух для самолета, -  получено.Оставалась проблема воздуха для членов экипажа. Можно было бы поставить генератор по мощнее и получать кислород электролизом, как в подводных лодках, но я, почему то, вспомнил старика Линде, который в конце прошлого века изготовил установку по получению жидкого воздуха. Я подумал, почему бы не взять с собой запас жидкого воздуха и стал производить над ним эксперименты. Это вещество при расширении охлаждает окружающую среду, что было нежелательно, я стал искать пути исправления этого недостатка. В одном из опытов жидкий воздух был пропущен через разогретую железную трубку небольшого диаметра. Это стоило жизни двум моим сотрудникам. Из трубки вырывался очень плотный поток воздуха. Практически это была реактивная тяга.
 - И вот теперь,- Инженер нагнулся к одному из нижних шкафчиков, достал оттуда свернутый рулон бумаги и развернул его,- я показываю вам межпланетный самолет во всей его красе, то есть в разрезе. Как видите, корпус многослойный: между двумя вакуумными изоляторами находиться топливная зона, заполненная жидким воздухом. Она обрамляет весь корпус аппарата, одновременно являясь теплоизолятором. Во время взлета стержни максимально погружены в зону взаимодействия. Вырабатывается огромное количество пара, которое идет на нагрев области образования реактивных струй. Расширяющийся воздух вырывается из прогретых сопел, и, создавая реактивный эффект, толкает самолет вперед. Опираясь на земную атмосферу, мы ворвались в мировое пространство и продолжаем скользить до конечной точки назначения – к Марсу.

                Андрей Руженко.

  Судя по часам на руке, мы летим уже пятые сутки. Железная капсула «ведет себя»  очень нервно. Возникают перебои с подачей воздуха для дыхания, ощущается вибрация, моргает и гаснет освещение. Все это не способствует хорошему настроению. Еще больше давит неизвестность – куда летим, туда ли летим, куда нужно и когда это кончится.
  Каждый коротает время как может. Хуже всего Вове. Бедный парень плохо переносит полет, ничего не ест, иногда его рвет. Двое суток лежит пластом.
  Лежит и майор, но только эту сволочь сама холера не возьмет. Жрет, как носорог, и спит. А в свободное ото сна время поет песни:»Смело товарищи в ногу», «Там вдали за рекой», «Три танкиста», и конечно,»Синий платочек».
  Сердце рвется за  Потапом. Как он там бедолага остался один. Надо понимать, при взлете большой шум был, сумеет ли добраться до пункта назначения, и поверят ли ему там. Нужно сказать Рябому, что¬бы спросил у Инженера. Сидит с ним все время внизу, беседует, подменяет у пультов.

                Александр Рыбковец.

  Толковый мужик этот Инженер, прямо кладезь знаний.
 - Скажите, а Марс, он такой же, как Земля?
 - Нет, Саша, Марс по размерам гораздо меньше нашей планеты: по диаметру в два раза, а по массе в десять раз.
 - А на нем можно жить, дышать. Там есть пища?
  Инженер улыбнулся.
 - Вы знаете, какая самая характерные особенности людей возмужавших после ленинского переворота? Это доверчивость и некомпетентность Сказав вам сразу, куда мы летим, я ожидал бурю возмущений, что Марс непригодная для жизни планета. Но этого не случилось. Все пятеро приняли это как должное. И только сейчас у меня есть возможность утвердительно ответить на этот вопрос – существование на Марсе возможно.
 - Вы там уже были?
 - Я промолчу, так как не хочу лгать.
 - Значит бы¬ли...
  Инженер повернул голову и взглядом обшарил приборы.
 - А еще вот хочу спросить. Когда летим на обыкновенном самолете, то там есть компас, указатель высоты полета, скорости, или можно, если погода хорошая, вниз посмотреть, увидеть что там. А как здесь мы знаем направление полета?
 - Наличие защитной оболочки из жидкого воздуха сделало невозможным визуальное наблюдение за космическим пространством. Это существенный недостаток и он не один. Практики полетов на подобных аппаратах тоже нет, и поэтому я ориентируюсь только на свои теоретические расчеты. Лучшее время для полета – это время великого противостояния, когда Солнце, Земля и Марс находятся на одной прямой и расстояние между ними минимально. Этот период упущен и сейчас Марс стремительно удаляется от нас, вследствие вытянутости его орбиты расстояние варьируется от 55 до 104 млн. километров. Нам предстоит преодолеть более 70 млн. километров.
  Инженер взял лист бумаги и карандаш.
 - В корпус самолета вмонтирован датчик, который фиксирует его положение относительно Солнца. Теперь смотри сюда. Вот Земля,- он нарисовал окружность. Мы взлетели по вот такой траектории,- лист прочертила гипербола,- и зафиксировались в данном направлении,- гипербола преобразовалась в вектор. По данным датчика мы идем в сторону от Марса. Угол расхождения между направлениями составляет 32 18’10”. Именно на такую величину, плюс-минус 0,5” я должен повернуть самолет, чтобы мы попали в поле притяжения Марса. Если промахнемся, то станем пленниками Бескрай¬него Космоса.
  У Рябого перехватило дыхание.
 - Будем лететь всю жизнь?
 - Пока цел самолет или пока не станем спутником какой-либо планеты. Но от этого не легче.
 - А как совершить этот поворот?
  Инженер развернул еще один чертеж.
 - У нас есть девять выхлопных сопел: большое кольцо с четырьмя соплами, расположенными на три, шесть, девять и двенадцать часов; малое кольцо с четырьмя соплами, расположенными на два, пять, восемь и одиннадцать часов и одно опорное в центре зоны реактивных струй. Для того чтобы повернуть МПС, я задействую сопла три и два. Толчок должен вывести нас на правильное направление.
 - Но ведь мы находимся в безвоздушном пространстве, от чего толкаться?
 - Правильно мыслишь. Сила толчка разлагается на несколько составных. Во-первых, в межзвездном пространстве всегда есть небольшое количество газа и пыли. Они могут служить опорой и создавать силу трения. Во-вторых, поскольку сила трения маленькая, МПС, после выхлопа, будет смещаться по инерции, это тоже очень важно. А после совершения маневра будет произведена новая ориентация в пространстве.
 - А если не получим нужный курс?
 - Будем еще смещать самолет, что весьма не желательно.
 - Почему?
 - Расходуется драгоценный воздух и уменьшается угол расхождения. Легче ведь войти в широкие ворота, чем в узкую дверь.
  Наступило молчание. Каждый думал о своем.

                Инженер.

  Закончились ликования по поводу входа в атмосферу Марса. Четыре сопла были задействованы для скольжения МПС по центробежной гиперболе обратного направления. Когда, по расчетам, до поверхности ос¬талось менее километра., он поставил агрегат вертикально к планете, снизил мощность струй до такой степени, чтобы просаживаться вниз под силой собственной тяжести. Самый ответственный момент. Только бы не провалиться в эту Черную Пустоту, только бы оставаться в этом пространстве.
  Самолет осаживался вниз со скоростью пять метров в минуту. Из корпуса вниз выполз трехметровый штырь. Он первым коснется марсианской  поверхности. До нее осталось двадцать метров, четыре минуты.
  Он был похож на статую, застывшую над пультом. Пятнадцать метров, десять, пять, ноль. Контрольная лампа касания грунта не заго¬ралась, зато угрожающе краснела другая – жидкого воздуха осталось менее 5% объема. Минус пять метров, десять... Неужели он ошибся в расчетах? Пятнадцать метров, двадцать. Еще минута и еще минута. Минус тридцать метров. Активизировался звуковой сигнал – запас воздуха менее3%. По достижению предела в1% подача воздуха на движение аппарата прекращается. Один процент остается для дыхания экипажа. Минус сорок пять метров, пятьдесят, пятьдесят пять. Есть! Контрольная лампочка касания вспыхнула мертвенно-белым светом. Он пошарил сзади себя в поисках стула. Быстрее, нужно сесть. Свет вспыхнувшей лампочки стал заполнять собой все пространство.
  МПС покачиваясь на реактивных струях, плавно опустился на стабилизаторы. Последнее нажатие кнопки – подъем стержней из зоны теплообразования, переход в режим минимального энергообеспечения.
  А вокруг вопросительно-испуганные лица большого размера, потом обыкновенного. Но вот они уносятся вдаль, исчезают в конце тоннеля, сам тоннель изгибается и закручивается, вытягивает из тела его содержимое.
  Трах! Спасительный испуг возвращает все на место.
 - Он вырубился, облейте его водой!, - круглое лицо майора искажено ужасом.
 - Ничего не надо. Он пришел в себя,- это Саша. Молодец, догадался стукнуть по железной перегородке. Теперь все будет в порядке.

                Александр  Рыбковец.

  Время, проведенное с Инженером, не прошло даром. Он уже знал, что нужно делать, когда зрачки седовласого сначала увеличивались до размеров глаз, а потом практически исчезали, уступая место мутной поволоке.
  Инженер глубоко вздохнул, обвел всех взглядом.
 - Нужно подождать полчаса. Пыль уляжется вокруг самолета, и можно будет  выходить наружу.

                Анна   Шварина.

  Если на земле преобладающими являлись зеленый и голубой цвета, - цвет травы и неба, - то на Марсе, - оранжевый и  фиолетовый, - цвет почвы и атмосферы. Когда входной створ спусковой площадкой мягко лег на марсианскую пыль, в глаза ударила густота неземного пространства. Самолет сел почти в центре огромной впадины, точнее кратера, неправильно-округлой формы. Его стены были прорезаны бороздами, какие, обычно, промывает вода, но нигде не было, ни малейшего намека на нее. Прямо против створа, кратер переходил в разлом, похожий на большой овраг. Четкой границы между землей и небом не было. Тусклый, тем¬но-апельсиновый цвет почвы плавно переходил в глубокий ультрамарин атмосферы., в котором не было ни одного облачка и от этого он казался бездонным, уходящим в глубину вселенского пространства. Злое солнце, резко очерченным, желтым зрачком висело где-то далеко, нисколько не влияя на краски марсианского пейзажа. Сухой воздух состоял из мириадов невидимых кристалликов, которые чувствовались при каждом вздохе, впивались в носоглотку и глубину легких.
  Глубоко вздохнув безвкусного воздуха, Аня задышала мелкими вздохами, чтобы погасить прорывающийся кашель. В проеме створа показался бледный Вова, раздетый по пояс, тоже закашлялся и опустился на корточки.
 - Как ты?,- метнулась к нему Аня.
 - Хреново, в речку хочу зайти, воттак,- он провел ребром ладони по соскам,- а потом нырнуть. Есть здесь речка?
 - Найдем, скоро найдем,- отозвалась девушка, оглядывая пустынные склоны кратера.
  Только у одного Инженера раздувались ноздри и светились глаза.
 - Ну, прилетели на твой Марс. Давай, закрывай калитку, рули назад на Землю,- майор ткнул его пистолетом в спину.
 - Господи,- простонал Инженер,- самолет нужно воздухом заправить, а он опять со своим пистолетом.
 - Сам знаю, что горючее кончилось, не дурак. Управляйся скоро. Не нравиться мне эта местность.
  Аня вопросительно глянула на Андрея. Тот спустился по настилу, зачерпнул горсть оранжевой пыли, потер между пальцами.
 - Что нужно делать?,- глянул снизу вверх на Инженера.
 - Первостепенные задачи две, - жидкий кислород для самолета и вода для нас. Сейчас я запущу компрессорную установку, мне поможет Саша, ну а вам – поиски воды и разведка местности. Только при обнаружении чего-либо непонятного – ничего не предпринимайте, - сообщайте мне.
 - А что может быть непонятное?,- прищурил глаз Андрюха.
 - Мне трудно на это ответить. Отправляйтесь.
 - Ну, Вова, ты хотел испить марсианской водицы. Одевайся, пойдем, посмотрим на местные водопады.,- Руженко хлопнул великана по плечу.
 - А где они?
 - Сейчас увидим. Оружие возьми.
  Пока Вова собирался, Андрей приблизился к Ане.
 - Где майор?
  Та с гримасой брезгливости кивнула в сторону. За самолетным стабилизатором был слышен звук тугой струи, бившей в марсианскую почву. Андрюха потянул ее за рукав в сторону.
 - Следи тут за ним,- прошептал горячим шепотом,- если начнет тюльку гнать и переть на Инженера, дай два выстрела из пистолета. Я с Вовой пока пройдусь по округе.
 - А если выстрелы услышат?
 - Кто? Нет здесь никого, одна пыль тоскливая.
 - Кому я здесь понадобился?,- майор на ходу поправлял штаны.
 - Инженер с Рябым занимаются техническим обеспечением агрегата , я с Вовой выдвигаюсь на разведку местности,- пробубнил Андрюха, исподлобья глядя не Жукова.
 - Что за обращение у вас, Руженко? Рябой, Вова. У них есть звания и фамилии. Или устав забыли?
 - Пошли, Андрюха,- в каждой руке Вова держал по «шмайссеру». Майор махнул рукой и стал подниматься во внутрь самолета.
  Подъем со дна кратера дался нелегко. Обувь проваливалась в мягкий марсианский грунт, который с легкостью осыпался и катился вниз. Когда выкарабкались наверх, перед глазами раскинулась унылая равнина. Никакого намека на  растительность, насколько хватало взгляда, поверхность изрезана оврагоподобными разломами, бессистемными, извилистыми, различной глубины и ширины, между которыми диковинными хребтами проглядывали полосы нетронутой почвы.
 - А че это у них тут везде провалы такие? И где водопады?,- спросил Вова, задыхаясь и покашливая.  Андрей почесал затылок, оглядывая безрадостную картину.
 - Пойдем, пройдемся вкруговую. Прав майор. Плохая здесь местность.

                Инженер.

  Компрессор урча, впитывал марсианский воздух, преобразовывая его в жидкое состояние и наполняя легкие самолета. В комнате управления Инженер и Рябой склонились над стрелками приборов. Легкий шелест распространялся по стенам. Майор, опершись плечом о косяк, на¬блюдал за ними.
 - Сколько еще времени эта штуковина будет тарахтеть?,- наконец не выдержал Жуков.
 -  Независимо от того как быстро мы восстановим запасы топлива, я улетать отсюда не намерен.
 - Чево?
 - Вы можете чевокать сколько вам заблагорассудиться. Без обстоятельного исследования прилегающей местности и поисков разумной марсианской жизни, я никуда не двинусь от¬сюда.
  Лицо майора исказилось злобой.
 - Старшина Рыбковец!,- гаркнул он.- следуйте за мной.
  Они вышли из самолета, и майор завел Рябого за стабилизатор.
 Ты умеешь управляться с этой штукой?,- зловеще зашептал Жуков прямо в лицо изъеденное оспинами.
 - Ну, пока еще не очень хорошо.
 - Даю тебе сутки на восполнение пробелов, потом я арестую этого недобитого фашиста и мы полетим назад.
 - Сутки мало. Не успею.
 - Я сказал сутки, старшина, и не минутой больше.
Крутнувшись на каблуках, он вы¬шел из-за стабилизатора, поднялся по входному створу и дальше по лестнице наверх.
  Из- за  другого стабилизатора вышла Аня.
 - Саша, скажи, ты ведь не предашь Андрея, ну то есть старшего лейтенанта.
 - Подслушиваешь. Чего тебе  надо? Инженер хочет остаться, майор хочет улететь, а что хочешь ты?
 - Я тоже хочу улететь домой. Но чтобы вместе, всем вместе.
 - Всем вместе,- буркнул Рябой. На кой тебе эта вся компания. Тебе нужен Андрюха.
  Аня покраснела.
 - А какие твои интересы?,- гневно прошептала девушка, - чего крутишься возле Инженера, чего хочешь ты?
  Не ответив, Рябой махнул рукой и вышел из-за стабилизатора.
  Внутри самолета Инженер снимал чехол с предмета, стоявшего посредине входного этажа.
- Саша, идите, посмотрите на  чудо техники.
  Глаза Рябого заблестели от любопытства.
 - Это наш маленький, но очень необходимый вездеходик. Крейсерская скорость 20км/час.
 - За¬бав¬ный “крейсер”,- протянул Рябой, оглядывая устройство.
  Вездеход был размером с небольшой автомобиль, но без крыши и дверей. Вместо колес – гусеницы, вместо руля рычаги. Два посадочных места спереди – водитель и пассажир, еще два сзади – спиной вперед, свесив назад ноги. Спинками сидений служила эллипсовидная крышка, очевидно прикрывающая мотор.
 - Ну, и где мы возьмем бензин для этого чуда техники?
 - А как вы думаете?
  Продолговатое лицо Рыбковца просияло.
 - Уран?
 - Совершенно правильно. Такой же принцип как у МПС, но только в миниатюре. Сейчас я поставлю двигатель на активацию и завтра можно его эксплуатировать.
 - А куда мы поедем?
 - Завтра никуда не поедем. Завтра у нас день очистительных мероприятий и полуконсервации самолета. А вот и разведчики вернулись. Ну, как успехи, я вижу, Вова повеселел.
 - Дык, я без движения, как плуг без земли – ржавею.
 - Ни черта здесь нет, товарищ Инженер. Пустыня, пыль, ни деревца, ни кустика, на сколько глаз хватает,- устало сказал Руженко.
 - Так я и предполагал. Будем выдвигаться из этого района, но не сейчас.

               
                Андрей    Руженко.

Не сейчас. Сам сказал, нужна вода. Мы тут излазили все, пыли полный нос.
-А что сейчас?,- спросил он, выбивая ладонью пыль со штанов.
  Инженер повернулся к Вове.
 - Молодой человек, возьмите вон в том отделении земные дровишки и разведите костер. Сварим сейчас суп. Очень хочется горяченького покушать.
 - Ну что ж, супа не¬плохо похлебать,- подумал Руженко,- истосковались по горячему.
  Желтый глаз солнца постепенно растворился в фиолетовом сумраке, который немедленно стал чернильным, а затем чернильно-черным. Марсианская ночь не баловала ни единым лучиком света.
 - А Луна у Марса есть?,- спросил Вова, орудуя ложкой в котелке.
  Инженер проглотил очередную порцию варева и взглянул на отблески костра.
 - Поскольку эта пла¬нета названа именем бога войны, то и спутники его носят соответствующие названия – Фобос и Деймос. Страх и ужас. Но это маленькие твердые осколки и увидеть их как Луну не возможно.
 - И звезд на небе не видно,- вклинился в разговор, подобревший от шнапса майор.
 - Атмосфера Марса настолько густая, что мы не можем невооруженным глазом увидеть даже ближайшие звезды. Зато через несколько секунд мы увидим другое.
  Все оторвались от пищи.
 - Повернитесь туда,- Инженер выбросил указательный палец в темноту.
  В густо-чернильном мраке постепенно проступал светло-голубой обод размером с голубиное яйцо.
 - Да это же наша Земля,- ахнула Аня,- какая голубая и красивая.
  - Планета Земля в лучах заходящего Солнца,- сказал Инженер, откладывая ложку.
 - Какое солнце, оно скрылось давно,- прошамкал майор набитым ртом, подливая себе очередную порцию шнапса.
 - Солнце зашло, но его лучи, по касательной, освещают близлежащие планеты.
 - Там вон тоже какое-то пятно,- Андрюха ткнул ложкой в небо.
 - Это наш другой сосед, но уже с внешней стороны, Юпитер.
  Юпитер висел серебристо-серым блюдцем над головами едоков Его размытые края уходили проникающими космами в фиолетовое небытие ночи.
 - Нестабильный он какой-то,- за¬метил Рябой,- размазанный по небу.
 - Эта планета – газовый гигант, ее объем в 1300 раз больше земного. Размытым он кажется из-за быстрого вращения вокруг своей оси. Юпитерианский день равен 10 земным часам, то есть за одни земные сутки проходят 2,5 суток юпитерианских, а масса его в 318 раз больше земной
 - Да,- Вова облизал ложку,- а у местных жителей  голова не кружится от такой скорости?
 - Если они существуют там,- заметил Инженер,- ведь Юпитер почти на 90% состоит из водорода и существовать в такой седе практически невозможно.
  Майор встал на ноги, потянулся, громко рыгнул.
 - Лейтенант, обеспечить ночной караул. Всем свободным немедленно спать. Завтра лекции будем слушать про этот, как его, водород.
 - А год, год на Юпитере тоже в 2,5 раза меньше земного,- не утерпела Аня.
 - Нет,- отозвался Инженер,- юпитерианский год равен 11 земным.
 - Старший сержант, я сказал отбой,- рявкнул майор.
 - Рябой, дежуришь до двух ночи, потом я тебя сменю,- сказал Руженко
 - Есть, лейтенант,- буркнул тот.

                Анна   Шварина.

  Она видела перед собой развернутый лист бумаги. На нем были нарисованы голубая Земля, кирпичный Марс и серый Юпитер с размытыми краями. Из Земли тоненьким ручейком вытекает Волга, далее, становясь все более полноводной, омывает Марс, меняет свой цвет на коричневый и впадает в Юпитер. Морщинистая рябь волн, запах речной воды, крики птиц.
  Аня оторвала голову от подушки. В ушах звенела тишина.
 - Откуда запах реки?,- подумала девушка, быстро обулась и спустилась вниз.
  На земле Андрюха ворошил угли догоравшего костра.
 - Ты знаешь, мне приснился запах реки,- она присела перед головешками, из которых выскакивали и тотчас таяли маленькие искорки,- а тут не то, что реки – лужи нет, и вода заканчивается.
 - Мне тоже часто Днепр снится. Или как иду на Подол по Андреевскому спуску после дождя. Под ногами ручьи бегут, камешки за собой перекатывают.
 - Скажи, а Киев – красивый город?
 - Скорее величественный. Холмы, здания, зелень, Днепр полноводный и уверенный в себе.
 - А я только пару раз в Астрахани была и один раз в Сталинграде. Места там равнинные.
 - Не жмись на корточках, садись,- Андрюха выпростал из- под себя край куртки, шлепнул по нему ладонью. Аня присела, метнула на него быстрый взгляд. Последние всполохи костра отражались в больших, карих глазах Руженко.
 - А за что ты в штрафбат попал?
  Губы Андрея исказила кривая ухмылка.
 - За красивую жизнь.
 - А какая она красивая жизнь?
 - Ты и вправду у себя в пойме ничего не видела?
 - Смотря на что смотреть. Когда пара лебедей плавает в заводи – тоже красиво.
 - Это у птиц. А у людей – деньги, водка, кабаки, разборки с мордобоем или, ну вобщем...
 - Женщины? Ну и сколько у тебя их было?
 - А ты не допрашивай. Наелся допросов этих. Я до 16 лет за столом с белой скатертью сидел, с ножом и вилкой обедал. Квартира, мебель, школа. Отец в наркомпросе работал, взяли его по доносу, потом мать. Один я остался. Красивой жизни быстро выучиться можно. Только не какая она не красивая. Дно падлючное. После армии вернулся – деньги нужны. Магазины я грабил на Подоле, из тюрьмы  в штрафбат и отправили.
   Аня накручивала локон на палец, покусывала губы.
 - Все? Или еще вопросы будут?
 - Будут,- девушка упрямо тряхнула головой,- лебедей в заводи хочешь посмотреть? Настоящую красивую жизнь?,- почувствовала, как застыл Руженко с полуобгоревшим полешком в руке.
 - Вернуться сначала надо, - почти задыхаясь, произнес он.
 - Ты же всегда был решительным. Мы выберемся отсюда.
 - Ты веришь в меня?,- Андрюха развернулся, взял ее за маленькие ладошки.
 - Да.
  Аня чувствовала, как сильное мужское тело накрывает ее. 

                Иван    Жуков.

  Почему этот фашистский недобиток так рвется попутешествовать по Марсу? Не успели мы зайти в этот чертов замок, как он захлопнул выход и запустил свой дурацкий агрегат. Словно ждал нас. И прилетели неизвестно куда, то ли Марс, то ли еще что-то. А может это Полярная Звезда.
  Ночную яркую точку на небе он знал хорошо. С детства  приученный ходить за лошадьми, ночью, лежа на спине, любил отыскивать ковш Малой Медведицы и смотреть на его кончик – Полярную Звезду.
-Отсюда ее не видно, может, мы на ней самой находимся. И дышать здесь можно, температура нормальная. Странно все это.
  Наступил первый марсианский полдень. Майор сидел в стороне и наблюдал за происходившим. Часа за четыре Вова и Андрюха вырыли, недалеко от аппарата, глубокую яму, а Инженер и Рябой приладили к самолету брезентовый рукав.
 - Когда человек приступает к какой-либо деятельности, то его интересует  только конечный результат.  Все хотят получить продукт производства в чистоте, совсем не задумываясь, что при этом получается масса отходов, порой самых нежелательных,- Инженер закончил вертеть ключом и  положил его в ящик с инструментами. Отходы возникают и в процессе человеческой жизнедеятельности и причиняют много неудобств. От них избавляются любыми способами, прежде всего теми, которые подешевле – закопать в землю или сбросить в море. Земля  уже задыхается от нашей бурной деятельности, и вот теперь мы начинаем загаживать Марс.
  С этими словами он рванул ручку задвижки, вся масса фекалий, скопившихся в отстойнике за время полета, ухнула в выкопанную яму. Через несколько минут туда же был отправлен рукав, и Вова активно заработал лопатой.
  От распространившейся вони майор поморщил нос. Мало того, что этот дурацкий компрессор гудит уже сутки, теперь еще и вонь. Черт бы их побрал, этих немцев, с ихней чистотой.
  Но почему же он все таки хочет прогуляться по этой гадкой планете? Кого он здесь собирается искать? Или что? Жуков сплюнул в марсианскую пыль. Нет, кого? А что если мы прилетели сюда не первыми? А что если немцы уже отправили таким же путем группу своих людей, и этот козел будет искать с ними встречи?
  Майор заерзал ногами и расстегнул ворот рубашки.
  Вот скотина, опять хочет нам западню устроить, или тянет время в надежде, что его найдут. При любом раскладе нужно быть начеку, не спускать с него глаз. Эх, положиться не на кого, одни хлюпики, а не разведчики. Ну что ж, он будет первым, кто достойно встретит врага.
  Жуков встал на ноги, хлопнул себя по карманам. Одна обойма в пистолете, две в запасе. Через пару минут он стоял с автоматом в одной руке и запасными дисками в другой.
 - Продолжайте заниматься парко-хозяйственными работами, я проведу осмотр прилегающей местности. Руженко за старшего,- побрел в сторону большого разлома под удивленные взгляды работавших.
  Пусть ковыряются, долбни. Если первая группа немцев найдет их – повяжут всех. Всех, кроме меня. Мы пока посидим в сторонке, понаблюдаем. Жаль только, что еды и воды нельзя прихватить – заподозрят сразу. Ну да ничего, потерпим пока.

                Владимир   Востряков.

 - Куда это майор драпанул? Неужто охранять нас будет?, - с неизменной улыбкой спросил Вова.
 - Ваш майор, Володя, порядочная сволочь, а не добросовестный охранник,- ответил ему Инженер,- он путает все наши планы.
 - Не наши, а ваши,- выпрямился Руженко. Хочется знать, после того как найдем воду, - что будем делать?
 - Параллельно с поисками воды, я хочу выяснить обстановку на планете.
 - Да какая тут обстановка,- удивился Вова,- мух даже нету. Вон сколько говна вывалили и хоть бы  одна прилетела.
 - Отправляйте нас на Землю, меньше всего мы волнуемся о здешней обстановке, - не унимался Руженко.
  Инженер поджал губы.
 - Хорошо, я подумаю над этим.
 - Когда закончится заправка самолета жидким воздухом?
 - Завтра к утру.
 - Ну, вот завтра и отправляйте нас.
 - Завтра, молодые люди, мы выдвигаемся на поиски воды...
 - И как только найдем ее – сразу улетаем,- закончила Аня.
 - Не нужно на меня давить, не уподобляйтесь майору.
  Вова почесал затылок.
 - А вот скажите, почему эта штука называется самолет, хотя у нее нет крыльев и хвоста, как у самолета, и похожа она на большую пулю, только с этими подпорками,- он указал на стабилизаторы.
  Инженер невольно улыбнулся.
 - Когда мы начинали работать над проектом, то еще не знали, что форму самолета придется поменять на форму ракеты. А когда это произошло, название менять не стали, оно осталось прежним – межпланетный самолет.
 - Тут какая-то красная лампочка мигает,- раздался изнутри голос Рябого.
  Инженер исчез во входном проеме корпуса.
 - Что делать будем?, спросила вполголоса Аня.
 - Искать воду,- ответил Андрей,- и смотреть в оба. Если хочет знать обстановку – значит, ждет чего-то.

                Инженер.

  Он начинал уставать от своих попутчиков. Моральная скованность, недоверчивость, ограниченность, доходящая до нелепости – эти качества являлись доминирующими в отношениях.
  С другой стороны, - думал он, - как могут быть доверчивыми люди из страны, где каждый ее гражданин является потенциальным врагом государства. Малейший индивидуализм является проявлением своеволия и карается как измена. После  октябрьского переворота сознание людей повернуто на сто восемьдесят градусов. Создана новая идеологическая машина, базирующаяся на все том же рабском поклонении. ( А что можно придумать новее?) Образ бога  вымаран из их сознания и заменен Марксом, а место Христа занял мумифицированный Ленин. Лозунг всеобщего равенства и братства, как большая порция адреналина, сделал свое дело. Захудалая романовская империя пережила большой скачок в своем развитии. Хотя марксисты объясняют это правильностью материалистического учения, каждый скачок в развитии человечества обусловлен, прежде всего, новым идеологическим впрыском. Вот и здесь – новые лозунги, новые кумиры. Вместо церквей – дома культуры, вместо молебней – массовые парады. Госпожа Власть облачилась в новые одежды. Кто не воспринимает ее таковой – тот труп.
  Факт есть факт, - попутчиков поменять невозможно, без них не обойтись чисто физически, идейно с ними трудно. А если их кумиров запрячь в свою телегу? Пусть послужат новаторским целям.
 - Саша, пригласите своих коллег вовнутрь самолета, мне есть, что им сказать.
  Через минуту четыре пары настороженных глаз обшаривали Инженера недоверчивыми взглядами.
 - Господа, то есть товарищи. Я хочу высказать свое мнение по поводу создавшейся ситуации. Есть два момента, которые от вас не зависят. Это ваше нежелание лететь на Марс и ваше желание вернуться назад на Землю. Вы сосредоточились на отрицательных для вас аспектах, не принимая в расчет огромных плюсов, которые открылись после примарсения. Я не был в Советском Союзе с 1932 по 1940 год, но знаю о всех грандиозных переменах в промышленном развитии, произошедших за 30-е годы. Диктатура пролетариата выдвинула на передовые рубежи простых людей. Кинохроники шумели о всевозможных рекордах Чкалова, Стаханова, Гризодубовой, челюскинцах. Все хотят быть быстрее, выше, дальше, идти на рекорд, совершить подвиг. У вас рекорд и подвиг, одновременно, уже в кармане, вы совершили прыжок не на тысячи, на миллионы километров, прибыли на другую планету и... сникли.
 - А кому нужен наш рекорд, если о нем никто не знает,- хмыкнул Вова,- нужно вернуться и всем рассказать.
 - Если тебя там за дезертирство к стенке не поставят,- зло сказал Руженко. Все сроки возвращения прошли. Чем докажешь, что ты на Марсе был, а не у немцев колбасу с пивом лопал?
 - Совершенно правильно,- подхватил Инженер,- я...
 - Вот доказательство,- вторично перебила его Аня, указав на самолет. Мы вернемся, все увидят МПС и рекорд наш.
 - Сколько черной неблагодарности,- Лицо Инженера исказила судорога боли, ( неужто опять?), он опустился на корточки, но затем резко встал и выбросил руку в сторону Ани,- вы палец о палец не ударили, просто случайно зашли в этот поезд и теперь кричите, что рекорд только ваш.
 - Ну, во первых, вы сами нас пригласили зайти, а, во вторых, Саша помогал вам во время перелета,- без тени смущения сказала девушка.
 - Все правильно,- Инженер убрал руку,- но учтите еще одно обстоятельство. В МПС можно лететь, но можно и не лететь – просто посидеть и выйти. В СМЕРШе следователи не дураки. Что предъявите в качестве доказательства, вот это?,- он зачерпнул горсть ржавой пыли.
 - Хорошо,- Руженко подошел вплотную к Инженеру и воткнул указательный палец ему в грудь,- хорошо, мы пойдем за вами, но будем решать и свои задачи. Рябой, берешь фотоаппарат и фиксируешь все мало-мальски знаменательные события, а ты,- он повернулся к Ане,- с сегодняшнего дня ведешь дневник, описывая все, что с нами происходит. Это косвенно. Ну а основное доказательство мы еще поищем. 

                Из дневника Анны Швариной.

 Первый день на Марсе закончился бурными дебатами. Незадолго до наступления темноты обнаружилась пропажа майора. Он не вернулся с осмотра прилегающей местности. Мнения разделились: Андрей был за немедленные поиски, а Инженер – против. Началась словесная перепалка, которую прервала обрушившаяся марсианская ночь. Было принято предложение Инженера дежурить этой ночью по два человека.

                Александр  Рыбковец.

  Поспать практически не удалось. На первую вахту заступали Инженер и Вова. Было слышно, как лейтенант горячо шептал Вове, чтобы тот глядел в оба.
 - Внимательно смотри по сторонам и за его поведением. Чую ждет он кого-то. Много не болтай и сиди в стороне, чтобы не напал неожиданно.
  Очень странно, что пропал майор. Не то, что бы его было жалко, больше жалко себя, если что случиться. Непонятное место.
  Андрюха немного сдал за это время, осунулся, появилась лишняя морщина между бровями. Хмурится приходиться все больше и больше.
  Наблюдал с ним марсианский рассвет – полную противоположность марсианскому закату. Побледнение неба происходило медленно, светлые краски с трудом отнимали место у темных. Рассвет наступал не сплошным потоком, а участками, представлявшими собой размытые пятна, окрашенные во всевозможные оттенки черного, лилового, буро-коричневого и серого цветов. Никакого эмоционального подъема при этом не испытывалось. Свет не являлся предвестником появления большого оранжевого светила в темно-голубой лазури, как на Земле. Он, всего лишь, давал возможность рассмотреть ¬окружающий тебя без исходный пейзаж, а глаза уставали от приходившего лилово-апельсинового фона. На Солнце можно было смотреть, не прикрывая глаза рукой, оно было не оранжевым, а светло-желтым, размером с пятикопеечную монету, с еле заметными полосками пятен. Налицо был дискомфорт ощущения чужеродности среды.
  Как только Солнце взошло, Андрюха опять решительно свел брови, двинулся вовнутрь МПС – делать побудку.
 - Поиски майора объединим с поисками воды.- объявил заспанный Инженер. Сейчас свернем компрессор, возьмем все необходимое , погрузим на вездеход и будем выдвигаться.
 - Все? Бросим МПС без присмотра?,- удивился Руженко.
 - Во первых, МПС герметически закрывается, никто, кроме нас, туда не проникнет. Во- вторых, не стоит разбиваться на группы – поиски могут затянуться.
  Руженко дернул головой, но промолчал.
  Через пару часов запас провизии, остатки воды и оружие было погружено на моторизованного помощника. Инженер прошел вовнутрь своего детища, скрылся в комнате управления, а затем быстро вышел наружу. Входная площадка медленно и беззвучно стала подниматься вверх Когда она дошла до верхней точки, все услышали щелчок.
 - Закрылась шкатулочка,- улыбнулся Вова,- а как открыть ее кто-нибудь знает? У кого ключик?
 - Поверьте, она открывается так¬же легко, как и закрывается,- сказал Инженер. Ну, господа- товарищи – вперед! Нас ждут подвиги.
- Я не тронусь с места, пока не буду знать, как открыть вход в МПС,- Руженко упрямо нагнул голову.
  Лицо Инженера исказилось.
 - Ваша недоверчивость переходит все границы. За все  время, которое мы находимся вместе, я ни разу вас не обманул, ни разу не угрожал и не пользовал вас. В ответ же получал, если не тычки пистолетом, то постоянные настороженные взгляды. Саша, доставайте фотоаппарат, запечатлейте мой ответ, дабы он не был позабыт окружающими. Здесь,- он поднял вверх руку и ткнул пальцем возле правого нижнего угла входного створа,- находиться датчик открытия, а реагирует он на вот это.
  Несильный шлепок ладонью по обшивке заставил вздрогнуть МПС. Руженко отвел взгляд.
 - Вы вынуждаете меня бегать вверх-вниз,- с улыбкой сказал Инженер, когда входная площадка опустилась вниз.

                Андрей  Руженко.

  Да, с открытием-закрытием получилось не слишком красиво. Но пусть будет честным до конца, без толчка извне.
  Вездеход не смог преодолеть крутой подъем стены кратера, пришлось пустить его по дну большого разлома. Аня сидела рядом с Инженером, Вова и Рябой вскарабкались на противоположные стороны разлома и шли, осматривая прилегающую местность.
 - Очень неудобно ехать внизу, ничего не видно вокруг и от этого немного жутковато,- повернулась Аня к Инженеру. Голос приходилось немного напрягать, чтобы он перекрыл лязг гусениц.
 - При первой возможности по¬пытаемся подняться наверх. Нам нужен более пологий склон, эти слишком крутые.
 - Я что-то вижу,- раздался голос Рябого,- но не могу понять что это. Нужен бинокль.
 - Сейчас я поднимусь к тебе,- откликнулся Руженко и стал карабкаться наверх.
 - Вон там, темное пятно на поверхности,- указал пальцем Рябой. Андрей поднял бинокль к глазам.
 - Боже мой, да ведь это майор,- воскликнул он,- лежит на боку, без движения. Нужно идти к нему.

                Из дневника Анны Швариной.

  Вся разведывательная деятельность майора закончилась на дне фляжки со шнапсом. Разбуженный Андреем, он не мог понять, что происходит и визгливым голосом клянчил воды. Андрей обозвал его выродком, и потом еще другими словами, которые покрепче, но воды не дал. Жуков, в ответ, сказал, что перестреляет всех нас как предателей и дезертиров, а сам улетит на Землю. Рыбковец забрал у него автомат и пистолет, тогда майор стал швыряться горстями марсианской пыли и сильно материться. Его никто не слушал и через некоторое время он смолк.
  Инженеру, тем временем, удалось вывести вездеход из оврага и он, вернувшись назад, подъехал к нам. Майор сказал, что идти не может, сбросил два вещмешка с заднего сидения вездехода и уселся туда. Мешки пришлось нести Вове.
  До вечера, с двумя привалами, прошли километров двадцать. Никакого изменения рельефа, все те же овраги и коричневая пыль. Ужинали сухим пайком. Воды осталось дня на два.

                Иван  Жуков.

  Наступило очередное тоскливое утро и его надоевшие процедуры: туалет, чистка одежды, жратва, фляжка воды на день. Голова уже не так трещала после вчерашнего. Как все¬гда, дебаты, – в какую сторону двигаться. Надоело все до смерти. Знать бы, как управиться с этим чертовым самолетом, перестрелять всех и рвануть назад. Хотя нет, когото нужно взять с собой, а то не поверят. Пожалуй, старшину, он и самолет знает, и договориться с ним можно. Нужно узнать выполнил ли он мой приказ по изучению агрегата. Спрошу сейчас, пока эти дураки спорят.
 - Взлететь не проблема,- отвел глаза Рябой,- нужна вода. Без воды перелет не выдержим.
- Выступаем!,- громко произнес Инженер. Будем придерживаться прежнего направления.
  Группа тронулась в путь. Впереди шел Руженко, потом метров через сто Инженер с переводчицей на вездеходе. Рябой и Вова на некотором удалении по флангам. Майор плелся позади всех.

                Инженер.

  За первые два часа продвижения рельеф местности сильно изменился. В течении километра сухая подстилка сыпучей пыли уступила место твердой корке марсианской почвы. Оглянувшись назад, можно было видеть пройденную зыбучесть, а ноги путников уже облегченно вышагивали по темно-апельсиновому настилу, кое-где нарушенному небольшими трещинами.
  Вскоре на плоском столе марсианской поверхности стали вспучиваться небольшие холмики с плоскими вершинами. Их необязательно было обходить стороной, вы¬сота в два-три метра не являлась серьезным препятствием., а склоны были настолько пологи, что взбираться на них не составляло труда.
 - Как будто много глиняных тарелок опрокинули вверх дном, вы не находите?,- Анины глаза блестели.
 - Забавный рельеф,- прокричал Инженер, пересиливая лязг гусениц. Затем глухо чихнул,- запах только здесь специфический, похоже на сероводородные выделения.
 - Да, я тоже заметила,- согласилась девушка.
  Руженко дал отмашку рукой.
 - Привал,- промолвил про себя Инженер, утопив черный шарик на правом рычаге. Вездеход сбросил обороты, и лязг гусениц стих.
 - А че тут за вонь такая стоит?,- первым к вездеходу подскочил майор,- здесь то¬же кто-то свои отходы зарывал?
  Инженер молча пожал плечами. Подошел Руженко, в правой руке фляжка.
 - Сомневается пить или не пить,- подумал Инженер. Если в течении двух дней не найдем воду – будет очень тяжело.
 - Вон там, смотрите. Что это такое?,- Андрей выбросил вперед руку с зажатой в ней фляжкой.
  На расстоянии в несколько сот метров перед ними, на приплюснутой верхушке холма появился предмет округлой формы. Можно даже было сказать, что его форма представляла собой идеальный шар.
 - Оно движется, как живое! Что это?,- в тон Руженко воскликнула Аня. Все посмотрели на Инженера. Широко раскрытые глаза последнего говорили о том, что он был поражен не меньше остальных.
  Шар, тем временем, покачиваясь из стороны в сторону, как ванька- встанька, сделал несколько круговых спиралевидных движений, скатился с вершины холмика и стал приближаться к изумленно-ошеломленным путникам.
  Руженко вскинул к глазам бинокль.
 - Высота метра полтора, цвет иссиня-черный, поверхность совершенно гладкая, очевидно сделан из железа,- четко проговаривал Андрей, затем повернулся к Инженеру,- вам что-нибудь это говорит?
 - Абсолютно ни о чем. Этого здесь быть не должно. Нужно исследовать это явление.
 - Так если из металла, я могу посмотреть,- выдвинулся вперед Вова.
- Ага,- ухмыльнулся майор,- спроси его, это, марсианин ли он и где здесь вода.
  Шар остановился в двадцати метрах от путешественников и замер. От него исходил легкий парок, быстро растворявшийся в марсианском воздухе.. Минута ожидания прошла в абсолютной тишине.
 - Ну я пошел,- Вова зажал пистолет в правой руке.
 - Если что-то не так – сразу падай на землю. Мы открываем огонь,- напутствовал его Руженко.

                Владимир  Востряков.

  Ему хотелось две вещи: найти воду и вернуться на Землю. И не только вернуться на Землю – вернуться домой, на Обву,  зайти в родную кузню и, широко расставив ноги, с силой махнуть молотом. С детства привыкший к воде и лесу, воздуху и просторам, он изнывал, сначала в железной коробке во время полета, а потом шагая по марсианской пустыне. Отсутствие возможности сделать что-то своими руками – порождало раздражительность, переходящую в отчаянность. Отсутствие возможности сделать что-то, что могло приблизить желаемое, ввергало могучий организм в стресс.
 - Может там внутри сидят марсиане и у них можно спросить, где вода,- думал великан, приближаясь к шару. Вонь от него, вот только, идет несусветная. Как будто разбили лукошко с тухлыми яйцами. Придется потерпеть. Интересное изобретение, точно, сделано из железа, но нет, ни отверстий, ни окошек. Может меня не видят? Попробовать постучать пистолетом? Эй, кто есть живой, покажись! Ого, запах усиливается, и дым какой-то застилает глаза. Нехорошая это штука, нужно уходить. Воздух, куда-то исчез воздух, ноги не слушаются, руки обвисли. Вижу вспышки, зарницы.Ощущение полета, лечу к ним. Ближе, ближе. Все, это конец.

                Андрей  Руженко.

  Какой отвратительный запах, дышать нечем и еще очень подозрительный шар. Опять приходиться рисковать человеком, но другого выхода нет. Вова приблизился к шару, обошел его, затем стукнул рукояткой пистолета по стенке. Тот дернулся, как дернулся бы человек от прикосновения к холодному и затем из него повалили густые клубы светлого дыма, поглотившие Вову и шар.
 - Востряков, назад!,- рявкнул Андрей и выхватил пистолет.
 - Пусть уходит, это враждебное существо,- прокричал Инженер.
 - Стреляйте!,- взвизгнул майор.
 - Ничего не видно из-за дыма,- ответил Руженко.
  Оторопелость перешла в шок, когда, рассеявшийся дым, явил перед ними только шар: Вовы рядом с ним не было.
 - Вова, ты где?,- крикнул Руженко.
  Шар слегка покачнулся.
 - Вова, иди сюда,- Андрей с трудом преодолел комок в горле.
 - Шар съел его,- опять выкрикнул майор,- он съест нас всех!
 - Рябой! Граната! Всем лечь!,- прокричал Руженко и упал на твердый наст.
  Темный комок цокнул о стальную поверхность «существа» и огненный гейзер ударил в небо. Жаровая волна прошла над лежащими людьми. От шара осталась груда железных черепков.
               
                Андрей Руженко.

  Рябой взглянул на него.
 - Ну что, мой черед перекинуться с «беззубой» в картишки?
 - Хватит с меня загубленных  душ ,- Андрей сунул пистолет в карман. Сам пойду.
  Обломки шара (именно обломки, а не осколки) были толщиной не более сантиметра и совершенно гладкими на ощупь. Никаких следов содержимого. Никаких следов Вовы. Андрей тоскливо огляделся вокруг. В следующее мгновение он выхватил пистолет, но выстрелить не успел – Инженер повис у него на руке.
- Вы с ума сошли, не стреляйте. Это марсианин.
  Еще одно странное существо приближалось к ним. Оно было похоже на человека, ноги которого согнуты в полуприседе. Руки также согнуты, в локтях, и подняты на уровень головы ладонями вперед. Сама голова продолговатым яйцом была втиснута в туловище. Передвигалось существо быстрыми рывками, выбрасывая вперед, то левую, то правую сторону тела таким образом, что  раскрытая ладонь всегда оказывалась передней точкой туловища, осязая пространство перед собой. Бросились в глаза большие ушные раковины, которые, в отличие от человеческих, были загнуты вперед и непонятные комкообразные формирования в области глаз.
 - Марсианин говоришь?,- злорадно промолвил Руженко,- и его тоже нужно исследовать?
 - Нет, с ним нужно разговаривать. И делать это буду я.
  Он шагнул вперед. Существо замерло, опустив левое колено на землю.
 - Крокатоа ба, рито вана,- произнес Инженер непонятные слова,- суро Кото, рахен бо,- и указал пальцем вверх. Марсианин сделал два шага назад. Было видно, что он поражен речью Инженера.
 - Зидо ру,- продолжал тот,- кусо ду. В ответ послышались невнятные глухие звуки, выходящие из маленького ротового отверстия.
  Теперь пришла очередь удивляться Инженеру.
 - Он говорит на практически непонятном для меня языке. Этого не может быть. Риа Було, тропен ду.
  Существо быстрыми рывками приблизилось к группе.
- Господи, он весь серо-желтый,- прошептала Аня
 - Может это одежда?,- спросил у нее Андрей.
 - Одежда у него только на поясе, как у папуаса, а остальное кожа,- буркнул Рябой.
  Майор стоял с выпученными глазами и громко икал.
 - Дай ему воды,- сказал Руженко Рябому.
 - Пусть свою пьет,- отрезал тот.
  Инженер, тем временем, пытался наладить контакт с марсианином. Они сыпали друг на друга непонятные звуки,  жестикулировали, кружились вокруг невидимой оси и тыкали пальцами в небо. Неожиданно марсианин издал несколько пронзительных звуков и выпрямил руку в сторону. На горизонте появилось несколько черных точек, быстро продвигавшихся вперед.
 - Еще шары,- прокричал Руженко, - Рябой, сколько осталось гранат?
 - Может бронебойными попробовать?
 - Подождите с гранатами. Насколько я понимаю, он предлагает идти с ним Он хочет нас спрятать,- возразил Инженер.
- Как бороться с шарами мы уже знаем, а этот заведет нас в ловушку,- ответил ему Руженко,-  смотрите, он уже убегает.
  Марсианин приблизился к ближайшему плоскому холмику и забарабанил по нему ладонями. Часть наклонной поверхности ушла вовнутрь и в сторону, обнажив черную густоту отверстия квадратной формы. В нем, увидев людей, замерли еще два марсианина.
 - Так вот откуда они берутся,- прошептал про себя Андрей.
 - Нам нужно идти к ним,- настаивал Инженер,- они – друзья, а шары – враги.
 - Откуда вы знаете?
 - Все вопросы потом, уходим в недра Марса, Инженер кинулся к вездеходу.
 - Чем дальше – тем глубже,- развел руками Руженко. А вода, а межпланетный самолет. Пусть дадут нам воды, и мы вернемся домой.
  Раздался лязг гусениц, Инженер ввел вездеход в глубину холмика. Марсиане вышли наружу и слушали глуховатое бубнение своего товарища.
 - Ну что, что будем делать?,- у майора, наконец, прорезался голос.
 - Пошли,- махнул рукой Андрей.
 - Куда?
 - В недра Марса. 

                Из дневника  Анны Швариной.

  Когда глаза привыкли к темноте, я уви¬дела, что полость холмика является прелюдией к открывшемуся перед нами тоннелю. Никаких опор, поддерживающих свод, не было. Странный, мягковато-слабый свет исходил от всей арочной поверхности. Как будто  тысячи жуков-светлячков сидели плотно друг к другу и работали своими крошечными фонариками. Тоннель уходил вглубь с небольшим уклоном и в нем могли спокойно разминуться два человека, но для вездехода его ширина была слишком мала.
  Инженер вновь вступил в переговоры с марсианами. Андрей и Рябой с интересом наблюдали за диалогом, а на лице майора застыла маска ужаса.   

                Иван   Жуков.

  Это же надо было так влипнуть! Какие подвиги, какая  Звезда Героя! Иван, ты попал в гнилое болото, которое засасывает тебя все глубже и глубже. Пещера, ее своды, они давят на тебя не¬понятной дьявольской силой. Хочется опуститься на корточки, сжаться в комок, увеличить объем пространства вокруг себя. Голова стиснута железным обручем, обручем животного страха, желудок уменьшился до размеров кулака, ладони противно вспотели.
  Он дернул Ин¬женера за плечо.
 - Я хочу, это, выйти отсюда.
 - Вы с ума сошли. Об этом не может быть и речи, снаружи слишком опасно. Нам нужно продвигаться вперед, то есть вовнутрь. Но для вездехода проход узок, придется оставить его здесь.
 - Открой дверь, я хочу выйти.
 - Хм, уж не хочет ли наш доблестный майор объединиться с шарами и перейти на сторону противника?
 - Нет, я это… У меня… Вобщем, - он сделал взмах над головой.
 - Вы боитесь замкнутого пространства?  У вас клаустрофобия?
 - Не знаю.
 - Сконцентрируйтесь на какой-либо точке и  часто дышите.
 - Не хочу, открой дверь.
 - Вот моя ладонь. Сконцентрируйте на ней взгляд и часто дышите, - рявкнул Инженер.
  Майор старательно засопел носом.
 - Прошло?
 - Вроде легче. Тут вот расслабилось немножко, - он провел рукой по животу.
 - Долго мы здесь будем прятаться?, - вмешался Руженко.
 - Мне трудно ответить на этот вопрос. Их язык почему-то изменился. Сейчас я пытаюсь наладить контакт. Дайте мне закончить.
  Он вернулся к прерванному разговору. Майор пялился в один из углов пещеры, Рябой  с интересом всматривался в глубину тоннеля.
  Аня приблизилась к Руженко.
 - Андрюша, - сунула свою ладошку в его руку, - мне страшно. Кто сидит в шарах? И эти уроды, они нас не убьют?
  Взгляд Руженко потеплел.
 - Не отчаивайся. Скоро все проясниться. Я думаю, нам нужно слушаться Инженера.

                Инженер.

 
 Он изо всех сил старался понять, что говорят ему марсиане. Структура их языка, основанная на легкости произношения, логичности сочетания гласных и согласных звуков претерпела изменения. Приходилось останавливаться, уточнять значения многих слов, одновременно следя за искренностью собеседников. Наконец он повернулся к товарищам.
 - Они хотят, чтобы мы шли с ними вглубь Марса.
 - А что там?, - спросил Андрей.
 - Там живет ихнее сообщество.
 - Целое племя этих уродов?
 - Все в жизни относительно, - хмыкнул Инженер, - для них мы такие же уроды, как и они для нас. Вездеход  оставим здесь.
 - Вы им доверяете?
 - Не больше, чем вам. Возьмите продукты и оружие. Но боже вас упаси стрелять без причины. Это их страна.

                Александр  Рыбковец.

  Непонятна природа свечения этих стен. Странные комочки, плотно прилегающие друг к другу, пупырчатый ковер, излучающий свет неземного оттенка: то ли голубовато-холодный, то ли желто¬вато-мерцающий; ковер мягкий на ощупь, но не поддающийся деформации, берущий энергию для свечения неведомо откуда.
  Два марсианина, своими возвратно-поступательными походками, двигались впереди, один за-мы¬кал шествие, пришельцы шли между ними, друг за другом. Тоннель закончился объемной поло¬стью округлой формы, из которой в разные стороны выходили еще три тоннеля.
 - Привал, - объявил  Инженер и опять начал переговоры с марсианами. Через пару минут те скры¬лись в одном из тоннелей.
 - Я сказал, что нам нужны вода и продукты. Они ушли к своему вождю за советом, - Инженер по-вернулся к Руженко, - придется подождать.
 - Сколько это возьмет времени?
 - Не знаю. Отдыхайте.

                Андрей   Руженко.

  Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что Вова погиб. За столь короткий срок лишиться двух членов группы, верных товарищей. Влияние чего-то необыкновенного, можно сказать, неземного, захватывало, незаметно входило в психику и доминировало там.
 - Да мы ведь и находимся за пределами Земли, - усмехнулся Андрей, - двоих друзей потерял, но и приобрел кое-что. Он кинул взгляд на Аню, смотревшую в глубину одного из тоннелей.
  К нему приблизился Рябой.
 - Пойду, прогуляюсь.
 - Куда?
 - Ну что в этой трубе, - он протянул руку в сторону входного тоннеля, - мы уже знаем, а что там, - он кивнул в сторону выходящих отверстий, - нет. Пойду, посмотрю.
 - Ты думаешь, это безопасно?
 - А я далеко ходить не буду. На расстоянии крика. Прислушивайся.
 - А если и крикнуть не успеешь?
 - Днем раньше, днем позже, - старшина  пожал плечами, - пойду, схожу.
 - Иди, но не далеко, или до развилки. Бери первым правый.
  Рябой шагнул в неизвестность.          

                Из дневника Анны Швариной.

  Если верить часам  Андрея, то ожидание затянулось почти на сутки. Продукты еще есть, но вода закончилась. Несколько часов назад сделали по последнему глотку. Туалет устроили в одном из тоннелей, оттуда доносился запах человеческих отходов. Рябой исследовал все три выхода из убежища, но они , через какой-то промежуток заканчивались новыми полостями и новыми раз-ветвлениями.
 - Прямо лабиринт какой-то. Заблудиться – раз плюнуть, но дышится везде легко. Откуда здесь приток свежего воздуха непонятно.
  Вот весь его отчет о походах. Все чаще все смотрят на Инженера. По внешнему виду – он самый спокойный из всех, а что твориться у него в душе – один бог знает.
 - Как вы оцениваете наше положение?, - спросил его Андрей.
 - Как стабильное.
 - Без воды и с ограниченными возможностями по передвижению?
 - Послушайте, молодой человек, вы великолепный практик, но политик из вас никакой. Мар-сианин появился после того, как мы взорвали “шар”. Следовательно, он все видел. Я не знаю, по-чему они враждуют между собой, но если “шар” уничтожил нашего человека, то, автоматически, мы должны поддерживать марсиан. Они тоже заинтересованы в сотрудничестве, потому, что у нас есть общий язык и общий враг. Мы нужны друг другу , они вернутся.
 - Не хочу сотрудничать, не хочу общий язык, не хочу “шаров” и уродов!, - раздался истерический вопль майора, - домой хочу! Слышишь, ты!
 - Он поднялся во весь рост и, ощерившись, пошел на Инженера. Андрей вздохнул, встал у Жукова на пути.
 - Послушай, майор…
 - Ты, срань хохляцкая, какой  я тебе майор. Я для тебя товарищ майор Иван Николаевич Жуков! Слышишь, Жуков! Я с самим Георгием Константиновичем в родстве состою, а ты меня сюда, под землю, к уродам?!
 - Может водки ему?, - прошептал на ухо Инженеру Рябой.
 - Не надо, так успокоим.
  В это время послышался шум в одном из тоннелей.
 - Гранату готовить?
 - Ни в коем случае.
  В пещерку ввалились около десятка марсиан. Один из них бросился к Инженеру, завязался диа-лог. Остальные  сгрудились кучкой и  стали снимать с плечей объемные мешки.
- Господа, то есть, товарищи!, - торжественно произнес Инженер, - они принесли нам пищу и воду. И еще вот. К нам прибудет специальный посланник, для важных переговоров.

                Андрей   Руженко.

  Странная она, марсианская жизнь. Жители ходят на полусогнутых ногах с растопыренными ру-ками, стены пещер покрыты светящимся налетом, воздух в них чист и приятен, а теперь - своеоб¬разие продуктов питания. Они находятся в мешках , которые притащили прибывшие марсиане. Каждый мешок одевался на плечи при помощи ремней, имел твердое, квадратное дно и был пере¬хвачен тесемкой сверху. Из перехваченного места торчал непонятный отросток.
 - Вся пища у них имеет желеобразную консистенцию, - пояснил Инженер, - и как я понял, это делается так.
  Он развязал тесемку. Непонятный отросток оказался ручкой пищевого черпака. Инженер захва-тил им небольшое количество желтовато-серого студня и осторожно попробовал на вкус. У зем-лян, от нетерпения, вытянулись лица.
 - Кисло-сладкая штучка. Немного приторно и довольно калорийно. Пробуйте.
 - А вода?, - спросила Аня.
 - Вода здесь тоже желеобразная.
  Инженер развязал следующий мешок и потянул оттуда черпачок.
 - Студень тает во рту и превращается в воду, - объявил он, отправив в рот пару порций.
 - А мыться как?, - не унималась Аня.
 - Размажешь студень по лицу и порядок, - ответил Андрей.
 - Я не это имела в виду, - потупила глаза девушка.
 -  Подожди, разберемся.“Шары”, студень, спецпосланник. Где он? Вову не уберегли, теперь вот с послом говорить будем. Как по ихнему Марс называется?, - повернулся он к Инженеру.
 - Було, - ответил тот.
 - Точно,”буланые”они и есть, эти марсиане.
  Стайка “буланых”,освободившись от пищевых мешков, собралась выступать в обратный путь, но из тоннеля вынырнули еще четыре марсианина.
 - Становиться тесновато, - прошептал Андрей.
  Вновь прибывшие принесли с собой носилки, на которых лежал длинный, узкий предмет. Они поставили их на землю и замерли на полусогнутых ногах, вывернув колени в разные стороны и подняв вверх согнутые руки. Собравшиеся уходить также замерли в вертикально-распластанной позе.
  “Предмет” на носилках зашевелился и встал на ноги. Им оказался  марсианин, но совершенно иного типа. Его шишкообразная голова, с носом, похожим на птичий клюв, была втиснута в сухое, невысокое тело. Руки походили на тоненькие плеточки, ноги чуть толще, никаких изгибов конеч¬ностей, цвет кожи, в отличие от остальных, был серо-зеленый.
 - Боже мой, труп ходячий, - всхлипнула Аня. Андрей взял ее за руку.
  Спецпосланник, тем временем, взмахнул рукой-плеточкой, и носильщики гурьбой исчезли в тон¬неле. На негнущихся ногах он подошел к Андрею и стал внимательно на него смотреть. От взгляда совиных, немигающих глаз тому стало нехорошо.
 - Ну, че уставился, старый, - спросил он у смотревшего, и потом добавил, - Було, Гитлер капут.
  Марсианин разразился громкой тирадой, по звуку похожей на чириканье воробья. Пораженный Инженер ринулся к нему и стал быстро сыпать непонятными словами.

                Иван      Жуков.

  Пока эти дурни возились друг с другом, лопотали на непонятном языке, он отодвинулся к пище-вым мешкам и стал орудовать черпаком. Кисло-сладкое месиво немного освежило его, взгляд про¬яснился, в голове появилась четкость.
 - Нужно прорываться к самолету, - внезапная мысль пронзила его и черпак застрял на полпути ко рту, - хорошо бы взять Инженера в заложники, да эти гады забрали у него все оружие. Майор за¬черпнул студневую воду. Ничего, с такой бурдой лететь можно. Теперь только момент нужно вы¬брать. Сидеть здесь и ждать очередной приступ клаустрофобии он не собирался.

                Инженер.

  Большие перемены произошли на планете за двадцать лет. Отсутствие признаков жизни на по-верхности, появление новой общности живых существ, изменение языка. И вот, наконец, этот ре¬ликтовый представитель и знакомый до боли язык. Очень хочется спросить… Но марсианин лопо¬тал и лопотал на своем птичьем языке.
 - Помоги, помоги нам, я был маленьким, я плохо помню, но  я знаю, что ты сильный. Мы поги-баем под землей, нас становиться все меньше и меньше, но Небо послало тебя, нашего спасителя.
 - Послушай, я хочу спросить…
 - Я умоляю о помощи.
 - Скажи, тебе известно, что либо…
 - Я был слишком мал, я плохо помню, но если тебя интересует прошлое, то можно поискать, можно что-то вспомнить, но сейчас мой народ взывает о помощи.
 - Твои полномочия?
 - Я очень важный человек, я хранитель прошлого и определитель будущего.
 - Ты священнослужитель, ты служишь вашему Богу?
 - Что такое Бог?
 - Ну, это тот, который создал все вокруг.
 - Я не знаком с тем, кто все создал, наша цель заключается в самовыживании, и этому мы покло-няемся.
 - А кто сейчас предводитель вашего Народа?
 - Великий Руто, - марсианин развел свои “плеточки” в жесте почтения к вождю.
 - Где он сейчас?
 - Он очень занят, у него много проблем.
 - Странно, слово “Руто” на вашем языке означает возможность одновременного движения в про¬тивоположные стороны.
 - Что ты, что ты. Нельзя говорить об этом. Это Великий Руто.
 - Чем мы можем помочь?
 - Эти круглые, там, снаружи, это тексы. Они наши враги. Сразитесь и победите их.
 - Как мы можем победить их?
 - Я не знаю, мы видели, как исчез один.
 - Но при этом мы потеряли воина.
 - Это от того, что вы не знали, что они враги. Теперь вы знаете.
 - Но их много.
 - А вы великие и могучие. Вы победите их.
 - В тебе много напористости.
 - Я не знаю, о чем ты говоришь. Помогите нам.

                Из  дневника   Анны  Швариной.

 - Да пошли они к черту, - Андрей побагровел от возмущения, - почему мы должны помогать этим уродам. Берем мешки и уходим.
 - Я согласен, - сказал Инженер, - есть только одно “но” – “шары”. Марсиане называют их тексами.
 - Почему?
 - Не знаю. Так сказал Зито. Он просит уничтожить их.
 - Гранат на всех не хватит, - отрезал Андрей. Потом повернулся к Рябому.
 - Саша, фотографируй! Всех! Посланника, уродов, мешки.
 - Темновато здесь. Ничего не получится. Надо выйти наружу.
 - Майор, помоги ему с фонарем. Снимайте стены, пещеру, проходы.
 - Мы что уходим отсюда?
  Руженко, не ответив, повернулся к Инженеру.
 - У вас, как всегда, есть мысль по поводу создавшейся ситуации.
  Тот усмехнулся.
 - Мы здесь, самолет там, а “шары” посредине. На данном этапе наши желания и желания мар-сиан совпадают. Попробуем.
 - Но как?
 - Да есть у меня тут одна штучка. Последний писк ядерной  технологии.

                Инженер.

  Вся группа землян собралась возле вездехода. Сюда же четверо марсиан подтащили продукто-вые мешки, а потом перенесли Зито.
 - Я должен знать о “шарах” все, - обратился к нему Инженер. 
 - “Шары” – наши враги.
 - Это я уже слышал.
 - Мы живем в недрах Було, а они на поверхности.
 - Дальше.
 - Они убивают нас.
 - Почему я должен вытаскивать из тебя информацию, как клещами. Говори по делу. Как они уст-роены?  Что у них внутри?
 - Мы только знаем, что они общаются друг с  другом при помощи особого воздуха. Этот “воздух” распространяется по воздуху Було, при его помощи они знают о происходящем вокруг.
 - Ихний” воздух” имеет особый запах? 
 - Да.
 - Откуда взялись” шары”?
 - Не знаю.
 - Здесь раньше их не было.
 - Не было, а потом появились.
 - Что они кушают, где живут?
 - Не знаю.
 - Да, с тобой много не наговоришь.
 - Я рассказываю только то, что мне поручено рассказать. И еще мне нужно было посмотреть на тебя.
  Инженер хотел спросить, кто поручил Зито быть таким хитрым, но почувствовал начало очеред¬ного приступа. Сердце гулко застучало, пещера стало увеличиваться в размерах. Он схватился ру¬кой за вездеход, присел на корточки. Увеличившееся пространство покрылось темными бороз¬дами, которые начали втягивать это пространство в себя, образуя складки. Тело звенело от пере¬мещающихся пространственных линий, они вытягивали его в бесконечность, черную бесконеч¬ность. Опора стала уходить из под ног. Неужели это конец?  Неужели он больше не увидит света? Хотя бы лучик, хотя бы искорку!
 - Да тресни его между глаз, что ты тычешь фонарем в морду, - раздался издалека голос майора. Наконец-то свет! Он вырвал его из зловонной темноты, дал сделать новый глоток этой жестокой жизни.

                Из  дневника  Анны  Швариной.

  События накатываются так быстро, - не успеваю записывать. Сейчас есть несколько минут, пока Инженер приходит в себя. Поднявшись с корточек, он воткнул свое тело на место водителя.
 - Вы помните, - задыхаясь, произнес он, - я рассказывал о концентрированном уране.
 - Да, - кивнул головой Андрей, - природная концентрация до 0,7%,  а для межсамолета нужно 2-3% на килограмм.
 - Правильно, но не до конца. 2-3% - это промышленная концентрация, а если получить 80% -ный концентрат, то в наших руках окажется ужаснейшая штука.  Несколько крупинок этого вещества Хайзенбергу удалось получить.
 - И…?, - сглотнул Андрей.
 - И находятся они здесь, - Инженер снял защелку и откинул в сторону округлый колпак, занимав-ший средину вездехода. Прямоугольное основание колпака прикрывало стальную плиту с двумя небольшими отверстиями посредине.
 - У высококонцентрированного урана есть одно гадкое свойство. Если две его крупинки сдвинуть на определенное расстояние, то происходит неуправляемая реакция с колоссально-разрушитель¬ным выделением энергии.
 - То есть у нас в руках суперснаряд, - просиял Руженко, - а где  пушка?
 - Да вот же она, - Инженер ткнул пальцем в отверстия.
 - Ну-у, это как-то даже не серьезно, - протянул Андрей.
 - Да вы просто не представляете, что это такое. Капсула, диаметром в 1 см. вылетает под дейст-вием пороховых газов. Кроме миллиграмма, вы слышите, миллиграмма урана, она содержит дат¬чик проявления. Через три секунды, со второго ствола вылетает точно такая же капсула, с таким же количеством урана и датчиком обнаружения, который приводит ее к первой капсуле. Проис¬ходит взрыв по силе подобный урагану. Я был на испытаниях. Это страшнее, чем отравляющие газы.
 - А почему его не применяли на фронте?, - спросил Рябой.
 - Урана такой концентрации удалось получить совсем немного. Немцы понимали, что проиграли войну там, на Земле, и хотели использовать это оружие здесь, при надобности. Я считаю, что сей¬час подходящий момент. Мы не можем терять людей.
 - А че это ты такой умный, что американцы не нашли тебя, а этого, который, ну весь этот, как его, уран сделал, так там они ковырялись, - майор помогал себе жестами правой руки.
 - Оборудование Хайзенберга нуждалось в готовом помещении. Его поместили в замке, а межса-мо¬лет нужно было строить и для прикрытия была запущена легенда о строящемся замке. В боко¬вых башнях находились опоры монтажного крана, а центрально-наклонной производилась сборка. Все выглядело как обычная стройка богатого человека.
 - Во-во, если бы не капиталисты проклятые, обо всем можно было бы догадаться, - пробубнел майор.
 - И еще, - добавил Инженер, не обращая внимания на Жукова, - при использовании этого оружия нет абсолютных победителей и абсолютных побежденных, - страдают все.
 - Так зачем же его применять?, - спросил Андрей.
  Инженер отвел взгляд и молча, прикрыл колпаком страшные, маленькие отверстия.
 - Сейчас мы выйдем наружу. Всем беспрекословно выполнять мои команды.
 - Дайте мне автомат, - потребовал Жуков.
   Все посмотрели на Руженко.
 - Только без шуток, майор.
 - Вас прикончить всегда успею.
  Рука Андрея, протянувшая оружие, повисла в воздухе.
 - Шучу, - осклабился майор, - против силы, это, не сильно попрешь.
  Какую силу он имел в виду – никто не знал.

                Александр   Рыбковец.

  После выхода наружу все дружно зашмыгали носами – нюхали воздух.
 - Как будто бы не пахнет, - первой ответственность  на себя взяла переводчица.
 - Такому милому носику  можно доверять, - улыбнулся Инженер, - а что говорит женская интуи-ция?
  Шварина нахмурилась. Руженко, как всегда, вылез перед ней и уставился на Инженера. Вот слад¬кая парочка, мать их.
 - Рябой, возьми бинокль, оглядись.
  Это командир отпаял, чтобы не пялился. Пришлось влезть на холмик и покрутить головой.
 - Вроде все чисто. 
 - А в какой стороне этот, как его, ну на котором мы прилетели, - с автоматом майор выглядел го-голем.
 - К межсамолету туда, - Инженер указал рукой.
 - Ну, с богом, - карие глаза Руженко весело блеснули.
 - А кто вам сказал, что мы возвращаемся, - сымитировал удивление Инженер. Но лице Руженко выплыло неподдельное удивление.
 - Так ведь, вода уже есть,” буланые” помогут донести. Домой надо.
 - Запах!, - раздался голос переводчицы, - появился запах.
 - Уходим, быстрее, - Руженко бросился к Инженеру. Тот покачал головой.
 - Мы не сможем уйти,” шары” догонят нас.
  Руженко схватил бинокль, взлетел на холмик.
 - Проклятые пузыри, - процедил он сквозь зубы, увидев на горизонте несколько движущихся то-чек.
 - С какой стороны приближаются?, - спросил его Инженер.
 - Оттуда, - указал биноклем старлей.
  Инженер развернул вездеход носом в указанном направлении и сделал объединяющий жест. Все подошли к нему.
 - У нас есть несколько минут. Андрей, - впервые он обратился к Руженко по имени, - Андрей, ко-гда они приблизятся на расстоянии выстрела, попробуй  достать их из автомата. Если пули не по-могут, я применю микропушку. По команде все должны спрятаться за холмиками, плотно зажму-рить глаза и не двигаться до моего распоряжения.
 - Разобрать позиции, - скомандовал старлей и, взяв автомат, выдвинулся метров на двадцать впе¬ред. Инженер подошел к Зито и сказал ему несколько слов по-марсиански. Тот кивнул головой и лег на свои носилки.
  Через минуту ударил автомат Руженко. Два ближайших” шара” остановились, закрутились на месте и резко двинулись в противоположные стороны. Волна осторожности пробежала и по ос-тальным черным точкам. Они поменяли свое прямолинейное движение на зигзагообразное и про¬должали сокращать расстояние.
  Старлей  поменял обойму и снова нажал на курок. Это задержало продвижение “пузырей” на не¬сколько секунд. Задние накатились на передние, образуя лавину, весь горизонт был испещрен  чер¬ными точками.
 - Товарищ Инженер, не берут их пули, бронебойными надо.
 - Нет у нас бронебойных, - прошептал Инженер, а вслух крикнул, - всем выполнять, что я сказал.
Земляне попадали за холмики, закрыв глаза ладонями. Инженер откинул колпак вездехода, по-кру¬тил ручки на панели, затем достал из багажника очки на резинке с чернильно-черными стек-лами, надел их и нажал на кнопку. Раздался легкий хлопок, сразу за ним второй.
 - Ох, не к добру это, - пронеслось в голове у Рябого.

                Из дневника  Анны  Швариной.

  Я лежала на правом боку и чувствовала, как пологий склон холмика подпрыгнул подо мной.  Че-рез несколько секунд пришло удушье, а за ним слепота. Воздух закончился, от испуга пришлось открыть глаза и…  они ничего не увидели. Вакуум мутно-апельсинового цвета окутал все вокруг, жесткие судороги дыхательных мышц, мозг, обуянный ужасом. Твое тело извергает панический хрип, выпрямляется, делает бессознательные движения. Ты – пловец, затянутый в омут, остав-шийся без возможности сделать глубокий вдох и вернуться в привычную среду обитания. Кирпич¬ный цвет вакуума темнеет, превращается в бурый, затем в черный и ты уходишь в бездну.

                Инженер.

  Живучее всех оказался майор. Когда ударная волна вязкой  суспензией прокатилась над путеше¬ственниками,  первое, что он увидел, было круглое лицо Ивана Жукова.
 - Что, что это такое?, - мощная струя водочного перегара ударила во все еще задыхающегося  Ин¬женера. Тот ничего не ответил, лишь одурело покрутил головой.
 - Мать вашу в дышло, коромыслом поперек дороги! Что лежите как эти, зайцы поганые! Вперед, в атаку! Добудем победу в бою!
  Побледневший Руженко, сквозь апельсиновую муть, силился разглядеть что-то вдали. 
 - Успокойтесь, майор. Сейчас пыль немного уляжется, посмотрим результаты нашего удара, - про¬хрипел Инженер и забился в кашле.
 - Переводчица вырубилась, - раздался голос Рябого.
  Руженко темной молнией  метнулся к девушке.
 - Аня! Аня, ты меня слышишь?, - положил палец на шею, стараясь прощупать пульс.
 - Да живая она, без сознания, - Рябой ладонью выбил пыль со штанов, - поцелуй, может, очуха-ется.
  Старлей стал медленно подниматься с корточек.
 - Господа, я вас очень прошу, сейчас не время, - Инженер достал фляжку, - у меня остался послед¬ний глоток, возьми, - протянул Андрею. Тот смочил ладонь, приложил ко лбу Швариной. Она вздрогнула, открыла глаза.
 - Андрюша…
 - Слава богу, очнулась, открой рот, - влил ей последние капли, отшвырнул пустую фляжку, - по-лежи немного, я посмотрю вокруг. Подбежал к своему холмику, вскинул к глазам бинокль.
 - Количество шаров уменьшилось. Вижу большую воронку, некоторые скатываются туда и не могут выбраться, остальные обходят воронку и приближаются.
 - Дайте бинокль, - Инженер протянул руку. Минуту он всматривался вдаль, затем скрипнул зу-бами.
 - Всем лечь, я делаю еще залп.
 - Подождите, - Руженко указал на Аню, - она не выдержит.
 - Никаких подождите, - прорычал майор и повернулся к Инженеру, - стреляй!
  В глазах Руженко застыли одновременно мольба и ненависть.
 - Нужно стрелять, - отрезал Инженер, - они сокращают расстояние. Где Зито?
  Посланник и четверо марсиан очумело наблюдали за происходящим.
 - Открой вход, - потребовал Инженер, - укройся там и возьми нашу женщину. Аня, идите с ними.
 - Я не пойду, - взвизгнула девушка, - я их боюсь. Стреляйте, я выдержу.
 - Всем лечь, - повторил Инженер.

                Андрей   Руженко.

  После второго залпа сделалось действительно хреново. Голова, как церковный колокол на Со-фий¬ском соборе, наполнилась звоном, желудок уменьшился до размеров кулака, из десен по-шла кровь. Он сплюнул в сторону солоновато-красную жижу. Шварина лежала навзничь, из пух-лых губ выле¬тали русские и немецкие слова.
 - Бредит, - подумал Андрей.
  Инженер бился в кашле, Рябой сидел на корточках, зажав уши руками, за ним майор утробно от¬давал окружающей среде содержимое своего желудка.
 - Где же этот чертов самолет, куда отступать?, - пронеслось в голове.
 - Товарищ Инженер, товарищ Инженер, - затряс он седовласого за плечо. Тот , не переставая каш¬лять, сделал предостерегающий жест рукой. Руженко бросился с биноклем на вершину холмика.
 - Количество шаров уменьшилось, - радостно сообщил он Инженеру.
 - Туда посмотри, - прохрипел тот, указывая в противоположную сторону. Андрей развернулся на сто восемьдесят градусов и обомлел. Весь горизонт был в дымке, исходящей от черных точек, не¬умолимо приближавшихся.
 - Окружили, - сказал он гробовым голосом.
  Инженер хлопнул ладонью по склону холмика. Стенка отпрыгнула, обнажая входное отверстие.
 - Заводи, отступаем.
 - Я не умею.
 - Жми здесь и здесь, теперь тяни эту рукоять. У меня руки не держат.
  Вездеход вошел в полость холмика, Туда же качающиеся марсиане внесли Зито. Андрей поднял на руки Аню.
 - Вы  куда?, - перед ними возникла физиономия майора с кусочками блевотины на подбородке.
 - Ничего не вышло. Нужно отступать. Третьего залпа нам не выдержать, - сказал ему Инженер.
 - Куда это, вот туда?, - майор указал на черный зев марсианского подполья.
 - У вас есть другое направление движения? Мы окружены.
 - А куда, где этот самолет, мать его?
 - Вон туда, - указал головой Инженер.
  Майор неожиданно отпрянул к Рябому и заехал тому кулаком в ухо. Старшина, как подкошен-ный, рухнул на землю. Жуков сдернул с него подсумок с гранатами и отбежал в сторону.
 - Хиляки!, - заорал он, - сами хиляки и с хиляками связались. Я пробьюсь к самолету и улечу до-мой, а вы сдыхайте здесь , мать вашу!
  Инженер замахал руками, хотел  что-то сказать, но закашлялся и замолчал, Рябой пытался под-няться на ноги, Андрей опустил Аню на сиденье вездехода и выскочил наружу.
 - Стой!, - заорал он майору, - назад! Погибнешь!
 - Во!, - с расстояния в сто метров было видно, как майор развернулся к ним и сложил кулак в ку-киш. До ближайших “шаров” оставалось еще метров сто. Жуков, втянув голову в плечи, рывками пробежал половину, залег за ближайшим холмиком и, одну за другой, метнул две гранаты. Пять или шесть огненных столбов взметнулось в небо.
 - А суки, - раздался его далекий голос, - сейчас вы узнаете, как воюет русский майор Иван Жуков!
  Он встал во весь рост и, паля из автомата, пошел навстречу неведомым врагам. Те закрутились на месте, образуя полукруг. Из ближайшего, в сторону Жукова, ударила  красно-синяя струя пла-мени. Легкий сизый дымок – остаток человеческой плоти – на секунду заслонил злой желтый глаз солнца. Андрей устало прикрыл веки.

                Александр  Рыбковец.

  Такого коварства от майора он не ожидал. Тот бил коротко, без замаха, кулак десятикилограммо¬вой гирей въехал в ушную раковину. Дальше несколько секунд небытия. Очнувшись, Рябой уви¬дел, что сидит на земле. Окружающее пространство плыло перед глазами. Откуда-то издалека до¬носились кашель Инженера и крики Руженко. Потом последний подбежал к нему, подхватил под мышки и затащил во внутрь холмика. Задвижка отрезала поток света, глаза стали привыкать к мяг¬кому внутримарсианскому свечению стен.
  Зито придвинулся к Инженеру и стал чирикать, размахивая руками- плетками. Инженер стоял пе¬ред ним прямой, как жердь, лишь голова на длинной шее изогнулась коротким крючком, напра¬вив взгляд себе под ноги. Наконец он выдавил из себя пару предложений и протянул руку к стене. За¬движка отошла в сторону. В образовавшееся отверстие Инженер вытолкнул ближайшего мар¬сиа¬нина, за ним второго и вернул задвижку на место. Пораженный Зито замер, снаружи разда¬лись хлопки по стенам, крики ужаса. Через минуту все стихло. Инженер притиснул посланника к везде¬ходу и несколько раз повторил одно и то же слово. Тот сник. Два оставшихся марсианина стали продвигаться к тоннелю, но его перекрыл Руженко.
 - Они нас подставили и использовали, - сказал Инженер. Руженко криво ухмыльнулся.
 - Ну, это вы, товарищ Инженер прониклись доверием к  “буланым” и этого полуживого страхо-люда послушались. Сначала Вову потеряли, теперь вот майора.
 - Так ему и надо, скотине тупорылой. Ухо затекло, звенит. И не обидно хотя-бы чужой, а то свой заехал, - Рябой оторвал руку от головы. Инженер повернулся к Швариной.
 - Как ты себя чувствуешь?
 - Я, я…Тошнит немного.
 - Писать сможешь?
 - Постараюсь.
 - Сейчас он, - Инженер кивнул в сторону Зито, - расскажет все, что должен был рассказать до боя. После этого наметим план дальнейших действий. 


                Из дневника Анны Швариной.

  Тягучая слюна все еще просачивалась сквозь боковые зубы к языку, но противной судороги, дер¬жавшей, как в кулаке, весь кишечник уже не было. Почему-то состояние организма ассоциирова¬лось с фиолетовым цветом, пахнущим химическими реактивами.
 - Тонкости марсианского существования, - подумала я, а вслух спросила, - а зачем вы этих двух выбросили на погибель?
 - Сделал последнее предупреждение, и шутить больше не намерен. Я сказал ему, что оружие, ис¬пользуемое против “шаров” мы можем повернуть в их сторону.
  Я пристроила тетрадь на коленях и стала записывать перевод Инженера.

Это было давно, очень давно, я был совсем маленьким. Було обуяла большая война. Вак(брат) шел против вака, дэр(отец) воевал с кором (сыном). Все племя марсиан разделилось на две группы. Во главе одной стоял могущественный Предводитель, глава имущих и влиятельных. Мой дэр(отец) был у него первым заместителем. Два старших брата были храбрыми воинами. Из меня же воин был плохой. Отец сказал:”Зито, ты слаб и хил телом, но ум твой мощнее всей силы наших вра¬гов. Ты будешь Хранителем прошлого и настоящего. Смотри, впитывай и сохраняй историю для тех, кто придет после нас. О, если бы он знал, о чем он говорит.
  Вторую группу неимущих и неорганизованных марсиан удалось сплотить Мудрому Вождю. Дис-циплинированная армия Предводителя наносила удар за ударом, победа была близка, но неожи¬данно, с Неба, прибыли неизвестные существа и вступили в войну на их стороне.
 - Откуда они прибыли?, - перебил Зито Инженер. У того от страха округлились глаза.
 - Они были похожими на вас, так же швыряли куски неизвестного вещества, от которого Було вставал дыбом . У них не было дато (вездеход), но они помогли одержать Вождю несколько по-бед. Предводитель собрал последние силы и нанес решающий удар. Неизвестные исчезли, оче-видно вернулись домой, а толпы неимущих, как зуки,( по всей видимости, животные , похожие на наших тараканов), стали разбегаться по всей планете. Они теснили нас в ее глубь. Чтобы спастись, мы уходили все дальше и дальше под марс. Естественная сеть подмарсианских лабиринтов огромна. В них можно бродить всю жизнь. Передвигаться в темноте – тяжелейшее занятие, а источники света иссякли. Многие уходили и не возвращались. Страх и голод властвовали над нами, мы на¬чали вымирать.
 - Но, тем не менее, не вымерли, - усмехнулся Инженер.
 - Да, - кивнул Зито, - спасение, если можно назвать его таковым, пришло из глубины лабиринтов Було. Это спасение – вот они, - Хранитель указал  на двух оставшихся” буланых.” 
 - Ты говоришь, они пришли изнутри Було?
 - Если честно, то никто не знает, откуда они взялись – снаружи или изнутри. Но поскольку их тело хорошо приспособлено для движения в темноте, мы пришли к выводу, что они появились из глубин лабиринтов Було.
 - Поясни это.
 - Ты видишь, что они движутся как в полуприседе, это очень удобно в тех местах, где низкие хо-ды. Их руки направлены для осязания пространства перед собой, они хорошо видят в темноте и слуховые лепестки у них двигаются в том направлении, откуда слышен звук.
 - А что значит” они спасли нас”?
 - Лоти, так мы их называем, принесли с собой новый образ жизни.
 - А как называлось твое племя?
 - Тума.
 - И в чем сущность нового образа жизни?
 - “Рида”, - Зито указал сначала на мешки с марсианской едой, а затем на стены и потолок пе-щерки.
 - Наступил некоторый перерыв в переводе. Инженер все не как не мог понять значение слова” рида.” Наконец он повернулся ко мне.
 - Насколько я понял,” рида” – это особый вид бактерий, которые дают им для жизни все необхо-димое: еду, питье, материал для одежды и прочих предметов быта. Фосцесфорирующий налет на стенах подземелий – это тоже “рида” и мешки для еды и носилки, на которых принесли сюда Зито. Лоти – большие специалисты по выращиванию “рида”.
 - А чем они их кормят?, - спросил Андрей. Инженер перевел его вопрос.
 - Було, - ответил Зито.
 - Как, они питаются марсианской почвой?, - воскликнул Инженер. Зито кивнул.
 - Они перерабатывают Було на нужные нам предметы, и так мы живем.
 - В чем заключается ваша сегодняшняя проблема?
 - Когда появились лоти, нам, чтобы выжить, пришлось влиться в их ряды. Мы даже стали выхо-дить наружу, мы думали жить в союзе с лоти, они сильны внутри Було, а мы снаружи. Но тут поя-вились тексы.
 - Откуда они взялись?
 - Это ужасная тайна.
 - Ты опять начинаешь?
 - Открой мне путь к смерти, я лучше уйду к тем двум.
 - Хорошо, кто может рассказать мне тайну?
 - Великий Руто, - прошептал посланник и от страха втянул яйцеобразную голову в тщедушные плечи.

                Андрей  Руженко.

 
 - Я никуда не пойду, - твердо отверг он предложение Инженера идти вглубь подземелий к во-ждю марсиан, - зачем вы погубили  их людей. Они теперь заманят нас в пещеры и убьют.
 - Ну вот, видишь Андрей, ты уже марсиан называешь людьми. Я не думаю, что они представляют серьезную опасность. Постоять за себя мы всегда сможем.
 - Здесь не Земля, здесь другие условия игры. Гранаты закончились, от пистолетов и автоматов мало проку, даже ваше супероружие больше вредит, чем помогает.
 - Не Земля говоришь? Это ты верно подметил. Излагай свои соображения, я готов их выслушать.
  Руженко задумался. Через пару минут он печально покачал головой и снова задумался. Присев на корточки, он нарисовал пальцем круг на марсе, затем покрыл его вертикальными и горизон-таль¬ными линиями.
 - Мы здесь, в мышеловке, - ткнул он пальцем в свой рисунок. Выхода два: один несет смерть, - он показал назад, наружу, - другой неизвестность, - вперед, вовнутрь. Неизвестность – вечная спут¬ница нашей жизни,- в карих глазах Андрея отразилась горечь, - как часто мы восклицаем: “Ах, если бы я знал…” Неизвестность – постоянное балансирование “по лезвию ножа” и человек хочет закрепить за собой какие-нибудь, хотя бы, минимальные гарантии. А какие гарантии есть у нас? Эта сухая щепка, которую таскают на носилках? Видать в их мире он не столь важная птица, если к нам отправили именно его.
  Инженер бросил на Руженко быстрый взгляд, а затем повернулся к Зито.
 - Мы хотим встретиться с твоим вождем.
  Тот обрадовано закивал головой, на потом потух.
 - Я не знаю где он находиться в данный момент. Даже в скудном свете, исходящем от “рида” бы-ло видно, как побагровел Инженер.
 - Спросите, какие он может дать нам гарантии, - сказал Андрей. Инженер, проглотив комок зло-сти, перевел его вопрос.  Зито, молча, протянул к ним раскрытую сухонькую ладошку. На ней ле-жали два маленьких темных комочка.
 - Что это?, - буркнул Инженер.
 - Это осталось от тех, которые прилетели, а потом улетели.
  Инженер схватил комочки и поднес их к глазам. Андрей тоже наклонился к  нему.
 - Гильзы от револьвера марки “наган”, - прошептал он.

                Александр  Рыбковец.

  Старшина уже не мог точно сказать чего ему хочется больше: двигаться вперед по неизведанным тоннелям или вернуться на Землю и там доживать свои дни. Тупое безразличие овладело им. Сидя на марсе, опершись спиной о гусеницу вездехода, он неохотно прислушивался к происходившему рядом.
 - Интересно, получается, - протянул Руженко, - выходит, что за последние пятьдесят лет земляне уже наведывались сюда.
 - Выходит, что так,  - отвел глаза Инженер, - но это также говорит, что рассказ Зито – правда.
 - А если эти земляне не улетали совсем, а ждут нас там, внутри?
 - Да нет там никого, - развел руками Инженер.
 - А если это ваши друзья и вы ( он сделал ударение на слове “вы”), ищете с ними встречи?
 - Не будут немцы использовать “наган”, у них “вальтер” или “парабеллум”, - неожиданно вме-шался в разговор Рябой, - давайте уже решим , в какую сторону двигаться. Если наружу – может, повезет кому-нибудь, пробьется к самолету. Если вовнутрь – посмотрим, как эти “буланые” живут, а там, что бог даст.
  Андрей взглянул на Аню. Та силилась выдавить из себя улыбку. Тогда он еще раз осмотрел гиль-зы. Они были старые, тлен еще не коснулся их, но ржавчина уверенно хозяйничала на внут-ренней стороне.
 - Хорошо, - повернулся он к Инженеру, - правила игры  не земные, а политика?
 - Какая политика?, - не понял Инженер.
 - Вы сказали, что я слабый политик.
 - Я бы добавил – с большой опцией на совершенствование.
 - Отлично, тогда пообещайте мне одну вещь.
 - Обещаю, - усмехнулся Инженер.
 - Я хочу задать несколько вопросов тощему мудрецу, а вы, слово в слово переводите как мои во-просы, так и его ответы.
 - Обещаю, - повторил Инженер.
  Зито жестом был приглашен поближе к собеседникам.
 - Откуда у тебя это?, спросил его Андрей, указывая на гильзы.
 - Осталось от тех, которые упали на нас с Неба, а потом поднялись туда.
 - Он был среди них?, - Руженко указал на Инженера и испытующе глянул в сморщенное личико избранника.
 - Я не знаю, не помню , я был слишком маленьким, - ответ был переведен с  долей зло¬радства.
 - Так не помню или не знаю?
 - Не могу сказать. Не знаю.
 - Но если он разговаривает на вашем языке?
 - Я не могу сказать.
 - Тогда скажи, есть ли на Марсе нам подобные?
 - Я не знаю.
 - А кто знает?
  В одной из штолен послышался шум. Марсиане взвизгнули и прилипли к стенам. Колени Зито подогнулись и затряслись. Быстро, вполголоса он забормотал что-то и умолк. На лице отобрази-лось подобострастие, и взгляд сосредоточился на внутреннем выходе из пещерки.

                Из  дневника Анны Швариной.

  Через несколько секунд вовнутрь пещерки впрыгнуло странное существо. Описать его крайне трудно. Как можно описать постоянное непостоянство? Как можно описать предел уродства, в че¬ловеческом понимании этого слова? Как можно описать способ гипнотизирующего действия этого существа на окружающих? Но, все, же я попробую.
  Вновь прибывший был похож на “буланых”, двигавшихся на полусогнутых ногах с растопырен-ными руками. Но в то же время это было два марсианина, этакие сиамские близнецы, сросшиеся задней частью тела от макушки до копчика.  Втиснутая в туловище голова, имела два лица –  спе-реди и сзади. Руки, разведенные в стороны и согнутые в локтях, на концах имели по две ладони, а ноги – по две ступни. Таким образом существо могло менять направление своего движения без раз¬ворота туловища. Благодаря двум лицам, оно имело круговой обзор пространства вокруг себя. Ка¬кая-то часть из его двух сросшихся тел находилась в движении: то ли это была мимика одного из двух лиц, то ли это было движение пальцев рук, приплясывание, покачивание, притоптывание, осуществляемые ногами. Динамику его поведения трудно предугадать, жесты были противоре¬чивы. На одной руке пальцы одной кисти  могли бессильно обмякнуть, а пальцы другой – шеве¬литься в величайшем возбуждении; ступни ног были неподвижны, но наклон тела давал понять, что оно готово начать движение в любом направлении. Чрезвычайная подвижность натуры не по¬зволяла надолго отвести взгляд, притягивала и поглощала внимание. Шишковатые образования вокруг глаз шевелились, внимательно изучая находившихся перед ним живых существ. В то же время оно могло мгновенно развернуться на сто восемьдесят градусов и изучать тебя  вторым ( или первым) своим лицом.
 - Руто, - произнес Инженер, - способность двигаться в различных направлениях. Сам пришел.
 -Так, - торжествующе произнес Андрей, - наконец появилось то, что может дать ответы на постав¬ленные вопросы. Очевидно, экзотичность здешних обитателей перестала его удивлять.
  Руто произнес несколько звуков. Его голос, низкий, но мягкого тембра, производил впечатление, как и  внешность.
 - Переведите, - повернулся у Инженеру Андрей.
 -  Он, обратился к Зито и спросил, что тот думает о  происшедшем.
 -Черт его поймет, этого двуликого Януса, с кем он разговаривает. Скажете, что я хочу задать ему несколько вопросов.
  Но тут начал “чирикать” посланник.
 - Он говорит, что все так, как они думали, - прошептал Инженер.
 - Что он подразумевает под словом “все”?
 - Не знаю.
 - Ладно, хватит им тут договариваться. Я хочу говорить с этим,  главным, - Руженко выдви¬нулся к Руто. Тот старательно зашевелил комковатыми глазными наростами, затем резко развер¬нулся к человеку другим лицом.
 - Товарищ Инженер, скажите ему, чтобы не крутился и не гримасничал, а то я могу рассердиться.
  Перевести Инженер не успел. Руто изрек несколько чарующих звуков и один из десяти пальцев его левой ( а может правой) руки указал во внутрь штольни.
 - Он сказал, что мы выглядим, устало и нам нужно отдохнуть. Тут недалеко, по этому проходу при¬готовлено место для отдыха. А потом он будет говорить о деле.

                Из дневника  Анны  Швариной.

  Марсианские ‘рида” действительно многофункциональны. С их производными в виде мягкого света, свежего воздуха и сытного студня мы уже познакомились. Теперь нашему вниманию были предоставлены апартаменты “а-ля Марсо”, как выразился Андрей.
  Нужно было пройти совсем немного по одной из штолен, чтобы попасть в большую полость, все пространство которой было покрыто толстым слоем своеобразного мягкого мха.
  Инженер, выслушав объяснения сопровождавших марсиан, подошел к одной из стенок пещеры и раздвинул мох руками.
 - Как я понял, здесь есть по отдельной комнатке для каждого из нас. Раздвигаете” рида” руками и попадаете в свое жилье. Нам нужно поспать. Одежду снимите и расстелите рядом с собой. “Рида” имеют способность очищать материю и воздействовать на тело как душ. Таким образом, марсиане соблюдают гигиену.
  Он первым нырнул в моховое отверстие. Андрей пошарил руками по мягкому покрову и обнару¬жил вход в свою комнату.
 - Пока, - махнул он мне рукой.
  Мое – следующее отверстие. Внутри свежо и прохладно. На всякий случай,  ощупав пространство вокруг себя, я стянула одежду, разложила на моховой подстилке, а сама свернулась рядом калачи¬ком. Сколько времени мы не спали? Все переплелось, Земля и Марс, пространство и время, люди и уроды. Чувства голода не было, была только всеобъемлющая усталость.

                Андрей   Руженко.

  Чем отличаются приключенческие романы от обыденной жизни? В романах герой повергает вра¬гов налево и направо; он не нуждается в еде, отдыхе и прочих человеческих потребностях; в нуж¬ный момент к нему приходит помощь или подлец падает на колени, умоляя пощадить его. Благо¬родные герои Стивенсона или Жюля Верна были отважны, честны и целеустремленны. Но самое главное, они подспудно знали, что все приключения закончатся счастливым концом, чего нельзя было утверждать в нашем положении. В обыденной жизни участнику приключений нужно кушать и спать, а после сна – освобождать мочевой пузырь и избавляться от дурного запаха изо рта.
  Надев на себя одежду, он ощутил исходящую от нее свежесть.
 - Теперь, если  бактерии организуют мне туалет, - будет  прекрасно, - подумал старлей, выле¬зая из своей комнаты. Дежурный марсианин проковылял в дальний конец пещеры и поманил Ру-женко согнутой рукой, показывая очередной проход в отдельную полость. Проникнув туда, Анд-рей уви¬дел, что пол выстелен неприглядным мхом бурого цвета. От него шел специфически-не-приятный запах.
 - Отхожее место, - мелькнула мысль, - видать и у нас и у “буланых” сходные проблемы после сна.
  Непритязательное покрытие впитало все отходы и счастливый Руженко вернулся в большую пе¬щеру. По истечению короткого времени там собралась вся компания землян. Подкрепившись мар¬сианскими яствами, стали поджидать Руто.
  Как и в первый раз, он появился неожиданно, буквально впрыгнул в пещеру, забегал из стороны в сторону, крутнулся несколько раз вокруг своей оси, показывая оба лица, затем остановился, и из него полились чарующие звуки. 
 - Зито – наимудрейший из племени тума, ему оказана честь первым вступить с вами в деловой контакт.
 - Первыми в “деловой контакт” с нами вступили” шары”, - буркнул Инженер.
 - Не перебивайте меня. Тексы наши общие враги. Мы, лоти, живем внутри Було и используем
“рида” – наш основной способ существования. “Рида” дают нам все, и мы умеем их совершенство¬вать. Тума были сильны на поверхности Було, пока не пришли тексы.
 - Это мы уже слышали, - снова перебил его Инженер, - кто такие тексы и  как с ними бороться?
  Руто вновь пришел в движение. Несколько рывков вправо-влево, оборот вокруг оси и продолже¬ние беседы.
 - Тека – их родина. Они прибыли сюда уменьшать Було. Здесь им тяжело, они не такие как мы, у них нет тела и, они существуют,  влезая в то, что вы называете шарами. В них они живут и пере-дви¬гаются, это их тело. Тексы не дают лоти и тума выйти на поверхность, они их убивают, как убили двух ваших литов.
 - Стоп, - произнес Инженер, - необходимо несколько уточнений. Тека, нужно понимать Юпитер, а тексы – это те, кто живет на нем. Так?
 - Да.
 - А что и на Юпитере кто-то живет?, - прошептала Аня.
 - Подождите, - отмахнулся Инженер, - пошел серьезный разбор полетов. Нужно расставить все на свои места. Юпитер – газообразный гигант, отсюда следует, что основу его жителей составляет газ, предположим водород.
 - Да, - изрек Руто.
 - Ты знаешь, что такое водород?, - спросил Инженер.
 - Нет, но я знаю понятие газ.
 - Следовательно, говоря языком землян, жители Юпитера, если таковые имеются…
 - Имеются, - опять изрек двулицый.
 - Жители Юпитера прибыли сюда в шарах, чтобы уменьшать Марс, то есть Було. Так?
 - Да.
 - Как они уменьшают Було?
 - Основу пищи рида составляет буто, они берут у нас буто.
 - Что такое буто?
 - То, на чем ты стоишь.
 - Я стою на подстилке из рида.
 - А рида находятся на буто, это их пища.
 - Ты хочешь сказать, что тексы берут марсианскую почву?
 - Да.
 - Но зачем, зачем им земля Було?
 -Тека – хищник. Он хочет погасить Зото и занять его место.
  Инженер схватился за голову.
 - Только не говори, что Зото – это Солнце.
 - Зото – желтая звезда, освещающая поверхность Було.
 - Боже мой, - прошептал Инженер, - теплоотдача. Они разгоняют Юпитер. Но этого не может быть, это самоубийство. Водород превращается в гелий при нескольких миллионах градусов. Ты врешь, этого не может быть. Как тексы доставляют почву Було на Юпитер?
  Руто многозначно гукнул, пошевелил надглазными шишками.
 - У них есть кито с промежуточным этапом у поверхности Теки.
 - Еще одно заумное слово и я сильно рассержусь, - прорычал Руженко.
 - Все правильно, - Инженер не обратил на Андрея никакого внимания, - Красное пятно. Мазок к мазку – вырисовалась цельная картина.
 - Ну так покажите ее, - подал голос Рябой.
 - Друзья, - Инженер осекся и закашлялся. Правая рука вытянулась и стала ощупывать простран-ство, левая схватилась за горло, из которого доносились булькающие звуки. Седовласый присел на корточки, потом упал на бок.
 - У него приступ, - всхлипнула Аня. Рябой вытащил зажигалку, щелкнул ею и поднес к глазам Ин-женера, подержал секунд десять, погасил и отошел.
 - Нужно подождать, - произнес он.
  Через несколько минут, пришедший в себя Инженер, заговорил хриплым голосом.
 - Друзья мои, я уже рассказывал вам о строении Солнечной системы. Вокруг Солнца вращается девять планет, из которых две, - Меркурий и Венера,- находятся между Солнцем и Землей и назы¬ваются внутренними. Далее, после Земли, идет Марс, пояс астероидов и гигант Юпитер с шестна¬дцатью спутниками. Система Юпитера впитала в себя две трети массы солнечной системы. Но, как сейчас обнаружилось, этого мало. Вследствие того, что Юпитер – газовая планета,  в основном состоящая  из водорода с малой примесью гелия, аммиака и фосфора, разумное существование на ней считалось невозможным. И снова ошибка. Разумные существа, так называемые тексы, реально существуют, мы их видели, они находятся в шарах. Почему в шарах? Основа человеческого тела, как, очевидно, и основа тела марсиан – белковая субстанция, - материально осязаемый про¬дукт. Она может существовать в определенной среде: для дыхания нужна атмосфера, для под¬держания жизни  - пища, температурный режим и так далее. Если этого нет – существование не¬возможно или крайне затруднительно. Например, чтобы прилететь с Земли на Марс, нам понадо¬бился межпла¬нетный самолет. Мы находились на его борту, он давал нам минисистему земных условий. По¬скольку тексы, надо полагать, газообразные существа, то шары для них – минисистема их юпите¬рианских условий.
  Каждая планета Солнечной системы освещается Солнцем и получает свою долю тепла. Больше всего, на единицу площади, получает Меркурий и меньше всего Плутон. Но каждая планета также отдает тепло космосу. Отдает столько – сколько получает, за вычетом определенного количества, удерживаемого атмосферой планеты, если таковая имеется. Это происходит у восьми планет Сол¬нечной системы, но только не у Юпитера. Он отдает больше, чем получает. Откуда избыток? Это означает, что тепло производится в его недрах. Но это, не то тепло, которое выходит, например, из Земли через жерла вулканов. Это тепло, получаемое в результате реакций, подобные которым про¬исходят в нашем межсамолете. Эти реакции вы видели воочию, когда я обстреливал шары из мик¬ропушки. На данный момент у человечества не существует шкалы измерений, чтобы понять, какие количества энергии задействованы в этой авантюре. Но сейчас ясно, что Юпитер представ¬ляет ми¬нимодель Солнечной системы и чтобы превратиться из планеты в звезду, ему не хватает массы. Эта проблема решается путем переноса различных видов материальной субстанции с ок¬ружающих планет, в частности с Марса.
 - А Земля?, - угрюмо спросил Рябой.
 - Я не  знаю, туда они еще, наверняка не добрались. Вполне возможно, что это вопрос времени.
 - Тут у них войнушка помасштабней, чем между социализмом и капитализмом, - воскликнул Ру-женко.
 -Да, - ответил Инженер, - нам непонятен механизм доставки почвы Марса, но доказательства тому есть. А в атмосфере Юпитера периодически появляется и пропадает Красное Пятно. Принято думать, что это вихрь, поднимающийся с поверхности планеты, а сейчас, как выяснилось, уже по¬лузвезды. Но Руто говорит, что это своеобразный промежуточный этап при распределении достав¬ленного. Получается, что вскоре система Юпитера превратится в систему, подобную Солнечной, а вокруг Солнца будут вращаться остатки ограбленных планет.
  Наступило тягостное молчание. Растерянность на лицах  перешла в испуг, испуг – в страх. Страх за будущее, будущее, которое придвинет доселе неведомую беду  вплотную к Голубой Планете, имя которой – Земля.
 - Агр-р, - мягкий тембр голоса Руто совпал с дерганьем в противоположные стороны. В нашем кадо их победить невозможно. Я видел, как вы сражались. Ваше оружие мощное, но тупое, оно не пронзает проблему, не наносит ей удар в самое сердце.
 - У тебя есть другой способ?, - спросил Инженер.
 - Есть, но проблема в исполнителях. Ни лоти, ни тума не могут пройти боду.
 - Воду? Какую воду? Где здесь вода?, - оживился Андрей, уловив знакомое слово.
 - Не воду, а боду, - поправил его Инженер, потом повернулся к Руто, - расскажи подробней о кадо и боду.
 - Кадо – это все вокруг нас, мы в нем находимся и живем, мы – часть его. Это наше кадо. У тексов свое кадо. В него нужно войти. Но между нашим и ихним кадо находиться боду. Мои литы не мо-гут его преодолеть. Они входят и исчезают, как исчез, ваш первый лит. Тексы транспортировали его в свое кадо, чтобы познакомиться с вашим строением.
 - Бедный Вова, - вздохнул Андрей, - он спрашивал, есть ли жизнь на Юпитере. Его сразу убили  или мучили вживую?
 - Я думаю, он умер мгновенно, - ответил Руто. Все это возводит дополнительные трудности. Но нужно пробовать. Пройти боду и доставить рида в ихнее кадо.
 - Рида, боду, кадо, - снова не выдержал Руженко, - зачем газообразным существам подстилка из мха? Спать на ней? 
 - Иногда тексы попадают в такие места, из которых не могут выбраться. Мы кладем на них рида, которые умеют давать информацию о происходящем внутри того, что вы называете шарами. Сей¬час мы уже знаем состав ихнего кадо. Лоти, занимающиеся  усовершенствованием рида, сделали состав, который использует кадо тексов, как почву Було. Мы посылаем воинов доставить эти рида в кадо тексов, но проблема в боду. Нужно преодолеть боду. Кто-то из вас должен это сделать. Ду¬майте.

                Инженер.

 - А туманность Андромеды нам не может помочь?, - ехидно спросил Руженко, когда двуликий вы¬прыгнул в одну из штолен, - все началось с ма-аленького парашютного прыжка и переросло в
бо-ольшую проблему, измеряемую уже не миллионами а миллиардами километров. Это почище заброски  в немецкий тыл без четкого плана действий
 - Здесь еще много не ясного, - произнес Инженер, - например боду. Какие проблемы при его про¬хождении. Ты должен это знать.
 - Я?, - удивился Андрей, - почему я?
 - Потому что тебе придется туда идти.
 - Мне? В Мир шаров?
 - Да старлей, тебе, - раздался резкий голос Рябого, - у Инженера здоровья не хватит, а я не пойду.
 - Почему?
 - Не хочу. Почти вся группа погибла. Теперь твоя очередь.
 - Погибать?
 - Нет, спасать ситуацию. Я загадал: вернешься – улетим домой, на Землю.
  Инженера ужаснуло выражение лица переводчицы – бледное, перекошенное от злости, со свер¬кающими глазами.
 - Ты, гадость!, - выкрикнула она Рябому, - ты думаешь только о себе. Тебя все ненавидят. Иди туда сам, а мы подождем, пока шары сожрут тебя вместе с сапогами.
 - Долго ждать придется, оттуда не возвращаются.
 - А если удастся вернуться?, - спросил Руженко.
 - Я же сказал – полетим на Землю, - пожал плечами Рябой.
 - Не надо, Андрюша, не ходи туда, пусть сам идет. Они съели Вову, они знают, как мы устроены. Или нет, пойдем вдвоем, может двумя подавятся, - ее голос прозвенел дальним колоколом и угас в моховых складках.
 - Подожди, Аня, - Руженко был спокоен, - я хочу разобраться во всем этом “ридо-бодо”. Куда де-вался местный предводитель? Пусть расскажет обо всем подробно.

                Из дневника  Анны  Швариной.

  Прошло еще, я не знаю сколько времени. Инженер долго разговаривал с двуликим, или точнее с двулицым, потом тот опять ушел, а его место возле Инженера занял Андрей.
 - Проблема заключается в том, что как юпитерианцы здесь, в нашем кадо…
 - О боже, - воздел руки к небу Руженко, - вы можете говорить нормальным языком.
 - Я не могу дать точного определения слову “кадо”.Это как бы жизненное пространство, среда, в которой мы или они существуем.
 - Ну пусть будет среда. Дальше.
 - Словом, чтобы выжить в юпитерианской среде, у марсиан есть специальные рида, создающие защитную оболочку, которая поддерживает жизнеспособность посланника. И еще Руто даст тебе кусочки мха, который питается юпитерианским газом. Тебе нужно разбросать его там, чтобы он размножился и вытеснил тексов с Марса.
 - А если шары воздействуют на него чем-то и мох погибнет?
 - Андрей, я не знаю, что будет там. Вернешься – расскажешь.
 - Вы верите, что я вернусь?
 - Конечно, верю. Смотри, есть три проблемы. Первая – прохождение промежутка между двумя сре¬дами. Возможны физические и психологические воздействия и перегрузки. Ты парень крепкий, должен выдержать. Вторая – нахождение в среде Юпитера. У них есть информация о нашем строе¬нии, но, по мнению Руто, она может остаться на внутреннем уровне, то есть в среде Марса. Они ждут, что мы выйдем наружу здесь, а не там. Внезапность – хороший козырь. Третье – как поведут себя микроорганизмы, которые ты возьмешь с собой. То ли это бомба замедленного действия, то ли моментальный взрыв. Хотя,  по утверждению Руто, - это избирательное  уничтожение окружающей среды. Судя по тому, на каком уровне развития  находятся рида – ему можно верить. Вот и все. Хотя нет. Есть еще одно, но это чисто интуитивно. Может при¬годиться. Я ду¬маю, что там, куда ты идешь, время течет по - другому.
 - Как это?
 - Снова повторяю – я не знаю. Запомни: в любом случае, при любых обстоятельствах ты не дол-жен ничему удивляться. Удивление – начало испуга, испуг – начало страха, страх – отец пораже-ния.
 - Когда мне нужно идти?
 - Чем быстрее – тем лучше. На тебя еще должны сделать посев рида.
- Что значит посев?
 - Андрей, мы с тобой договорились – ты ничему не удивляешься.
 - Хорошо, но только один вопрос.
 - Да, пожалуйста.
 - О том, что вы на Марсе не в первый раз, сомнения нет. Но зачем вы вернулись сюда? Не для того, чтобы доставить нас, ведь, правда?
  Инженер почему-то глянул на меня.
 - Послушай, сынок,( Андрей осторожно покосился на седовласого), ты хочешь вернуться домой?
- Да, конечно.
 - К кому?
 - Ну-у-у…
- Уж во всяком случае, не ко мне.
 - Согласен.
 - Вот и я встретил здесь , скажем, человека, женщину, марсианку, к которой хотел вернуться. По¬тому и потянул вас вглубь планеты – найти ее хотел. Но, видно, время здесь тоже течет по -дру¬гому. То, что сохранилось в моей памяти, на Марсе уже стерто временем. Не нужно жить не про¬шлым, ни будущим. Цени настоящее. Иди к нему, то есть к ней. Даст бог – свидимся.
  Инженер обнял Руженко, тряхнул за плечи.
 - Последний вопрос, - произнес Андрей ему вслед, - как ваше имя ? А то мы все время Инженер да Инженер.
  Тот по-детски, наивно заглянул в лицо старшего лейтенанта.
 - Да какая теперь разница, я и сам его давно забыл, - сказал и нырнул в свое отделение.
  Андрей повернулся к Рябому, протянул руку. Тот, насупившись, ткнул ему свою пятерню.
 - Не поминай лихом, старлей. Отправляйся спокойно, я за ними пригляжу здесь.
  У меня перехватило дыхание. Эта сволочь будет за мной присматривать?!
 - Андрей, я иду с тобой.
 - Подожди, Аня, пойдем, поговорим.
  Мы залезли в мое отделение, терпение кончилось, и слезы хлынули из глаз. Андрей целовал мок¬рые щеки и, задыхаясь, шептал:
 - Аня дорогая, Анечка, послушай. Не плачь. Я вернусь, даже если ничего не получится. Вернусь к тебе, уйдем к самолету и улетим на Землю. Мы поедем ко мне в Киев, потом на Волгу. Мы увидим лебедей в заводи, мы сами станем ими. Друг для друга. Ты для меня, а я для тебя. Но сейчас ты должна остаться здесь. Присмотри за Инженером, он должен, нет, мы должны взять его с собой. Управлять МПС и как живое алиби. НКВД  бросится на него и на самолет, нам дадут спокойно жить. У нас будут дети, и мы будем им рассказывать об этом полете, как о веселом приключении.
 - Дети, - ухмыльнулась я сама себе, - цени настоящее, - стоял в ушах голос Инженера, - иди к нему.
 - Хорошо, я согласна на все. Я буду ждать тебя здесь. Очень долго ждать. До самой встречи.

                Андрей    Руженко.

  Он еле поспевал за быстрыми рывками Руто. Они долго шли по наклонному тоннелю, освещен-ному  рида.
 - Почему этот свет вызывает ощущение печали, - подумал Андрей, но ответ найти не успел, Руто впрыгнул  в обширную полость. Все тот же печальный свет, все та же моховая подстилка и плюс три буланых в почтительных позах.
  Мутант жестом предложил Андрею снять одежду. Стоя обнаженный, тот увидел, как ассистенты распаковывают два баула- мешка, зачерпывают маленькими ладошками их содержимое и вти¬рают ему в тело. Сероватая, желеобразная масса принесла ощущение холода, и он невольно дер¬нулся. Руто дружелюбно агукнул и сделал успокаивающий жест одной из своих многочисленных рук. В конце процедуры ему поднесли черпачок сладенького напитка и предложили прилечь от¬дохнуть. Через минуту глаза сомкнулись сами.
  Марсиане застыли в своих нелепых позах, а Руто стал вышагивать от одной стены пещеры к дру¬гой, как бы меряя расстояние шагами. Пройдя, таким образом, определенное количество шагов, он сделал знак своим подчиненным. Один из них толкнул Андрея и тот проснулся. Его тело чувство¬вало ощущение новизны, бодрящей новизны, которая струилась из точки, находящейся в верхней части позвоночника.
 - Мне вживили стимулятор, - подумал он, - видно там будет совсем худо.
  Руто предложил надеть одежду и подкрепиться питательной деятельностью микроорганизмов. Затем указал на шторку внутри пещеры.
 - Туалет, - догадался Андрей, - после этого мне дадут рюмку водки, последнюю сигарету и на эшафот. Выйдя из нужника, он увидел одно лицо Руто, затем другое. Вождь отпрыгнул  в сторону и мягко произнес: “Рида”. Ассистенты держали в руках неизвестное устройство: плоский ящик, ремни, два продолговатых пенала. Они проковыляли к Андрею и знаком попросили приподнять руки, набросили ремни на плечи. Продолговатый ящик оказался чуть овальным и удобно устро-ился на спине, пеналы крепились на внешней стороне бедер, они тоже были чуть овальными и их мягкие ремни охватывали бедра вкруговую. От ящика к ним шли тонкие трубки.
 - Ну вот, меня и взнуздали, - пронеслось в голове Андрея.
 - Рида, - вновь повторил Руто и указал на ящик за спиной, - битолак ана.
  Он взял такой же пенал и потянул за колпачок на его верхней части, - нижняя часть пенала откры¬лась, отпустил колпачок, - пенал захлопнулся. Андрей протянул руку к своему бедру.
 - Ро, - перехватил ее Руто, - дукто, - махнул своей десятипалой рукой в далекую неопределен-ность.
 - Ага, уже заряжено, - догадался Андрей и кивнул головой в знак согласия. Руто опять показал ему свое второе лицо, на котором отразилось подобие улыбки, и маленький отряд двинулся в путь.
 
  Наблюдая за движениями буланых, Андрей понял, что это племя идеально приспособлено для пе¬редвижения по лабиринтам в темноте. Каждый боковой выброс тела делал три точки, готовых об¬наружить неожиданное препятствие: верхняя – распахнутая ладонь защищала область головы, средняя – колено, готова была обнаружить препятствие на своем уровне и нижняя – постоянно ше¬велящиеся и выдающиеся вперед пальцы ноги, они, как бы, ощупывали почву, отслеживая безопа¬сность и равновесие всего тела. С появлением света рида, передвигаться стало легче, но и в тем¬ноте буланые могли двигаться на приличной скорости.
 - Интересно, где остальные обитатели подземного царства, - думал Андрей, - мы двигаемся уже много времени, а все лабиринты пусты. И спросить уже не спросишь. Переводчик остался далеко позади.
  Руто остановился, сделал знак Андрею и дальше они двинулись вдвоем. Тоннель вел вверх.
 - Скоро выход наружу, - Руженко внутренне приготовился к различным внеземльным сюрпризам. Двулицый остановился и указал ему на нишу в стене. В полукруглой выемке стоя мог разместиться один человек. Андрей, вытянув руки по швам, и, подняв подбородок, смотрел, как Руто наращивал темп своих движений, – подергивания, прыжки, перекаты, снова прыжки. Все это напоминало пля¬ску шамана.
 - Ему бы бубен еще, - подумал Андрей, и  почувствовал, как пространство опрокинула его с ног на голову, и развернуло на сто восемьдесят градусов. В глаза ударила серая пелена и почувствовалась  нехватка воздуха. Он сделал вдох полной грудью и ощутил неподвижность грудной клетки, она была зажата невидимым корсетом, ребра не двигались, нельзя было сделать ни вдох, ни выдох. В мозг ударила острая струя ощущения опасности, организм охватила паника, из горла вырвался хрип.
 - Вот оно, боду проклятое, - пронеслась мысль, - может, и мысль эта будет последняя.
  В то же время он почувствовал, что может работать горлом, захрипел еще сильнее, силясь делать им мелкие и быстрые вдохи-выдохи. Это принесло в организм некоторое количество воздуха, но сознание  стало мутиться, гадкое чувство ужаса подхлестнуло потерю контроля над телом.
 - Ничему не удивляться, - вместе с хрипом рвалась наружу обреченная мысль. Параллельно с мышцами горла заработали мышцы живота, - они, то вспухали холмом, то пытались приблизиться к позвоночнику. “Корсет” дал слабину, тихо” постанывая”, стал отступать. Из источника наверху спины пошел вниз сильный импульс, рассекавший его пополам. Освободившиеся ребра радостно задвигались, посылая успокоительные сигналы в дыхательный центр.
 - Дышать! Дышать!, - требовал организм и … второе испытание в исполнении боду, - в рот хлы-нула слюна. Подъязычные и щечные слюнные железы взбухли, в них застряла острая боль. В пер¬вый момент, чуть не поперхнувшись, Андрей наклонил вперед голову и открыл рот. Потоки слюны падали вниз, лицо свело судорогой, но сознание было ясным. Оно занималось очень важной рабо¬той – контролировало поступление воздуха в организм. Вдохи-выдохи пробирались сквозь слюн¬ную завесу и приносили чувство уверенности.
 - Ничему не удивляться, - ключевая фраза, сказанная Инженером, помогла преодолеть и второй на¬тиск юпитерианского пространства. Потоки слюны уменьшились, потом совсем прекратились. Ан¬дрей  убедился, что язык и зубы на месте и первый раз вздохнул спокойно и свободно, всей гру¬дью. Внутри бронхов остался резкий аммиачный осадок.
 - Да тут у них состав воздуха другой, - подумал он, - такое впечатление, что я, как младенец, ис-пытал первый вздох, а потом и первый рефлекс пищеварения – слюноотделение. Ну что ж с днем рождения! Выжили, благодаря марсианским микробам. Сейчас осмотримся и вперед.
  Общий обзор  местности показал следующее: повсюду серый клочковатый туман – спереди, сзади, сверху и даже ноги стояли не на почве, а на бело-серой клочковатости плывшей под ними и временами скрывавшей их по колено. Казалось, что ты погружен в облако, и оно несет тебя впе¬ред, покачивая своим зыбким существом. Но нет. Ноги опирались на неведомую твердь, по ней можно было шагать, как по серо-сизому тротуару.
 - Наверно я уже на небесах, - подумал Андрей, - сейчас появятся святой Петр или Павел и озна-комят меня со всеми моими грехами.
  Он сделал несколько шагов, оглянулся. Никто не появлялся.
 - Обратная дверь!, - обожгла мысль, - где выход отсюда? Забросить-то они меня забросили, а как выбираться? Его лицо исказилось от обреченности и жалости к себе. Захотелось присесть на кор-точки, но он не решился этого сделать. Яростное желание жить захлестнуло мозг.
 - Куда идти – не знаю, что делать – неизвестно, но должна быть цель. И она есть. Искать выход в свое пространство. Марсианское, земное – все равно. Но свое, родное. А по пути посмотрим, сориентируемся по обстановке. Юпитерианцы, если они существуют, не заставят ждать, объявятся. Главное – не боятся неизвестности и ничему не удивляться.
  Он зашагал вперед. Ноги входили в туман, который уплотнялся под подошвами, он давал воз-можность видеть пространство в радиусе пятидесяти метров вокруг себя. Далее простиралась серо-молочная пелена, создающая впечатление движения внутри нее. Темные зигзаги и яркие просверки в непонятной очередности вспарывали местами вогнутую, местами выпуклую, но по общему вос¬приятию, довольно угрюмую неизвестность.
 - Есть движение – есть присутствие, - подумал Андрей и зашагал еще быстрее.
  Но сохранить высокую скорость ходьбы не удалось. Аммиачный привкус в легких усилился, горло запершило, и он закашлялся.
 - Гадкое явление, - мелькнула мысль, - но может оно к лучшему. Не будем спешить.
  Спешка действительно была не нужна. С пространством творилось неладное. Пол, или земля, стали уходить из под ног, туман поднялся почти до пояса, но в то же время тело приобрело харак¬терный наклон движения на возвышенность. Андрей  двигался вверх, но при этом все больше по¬гружался в туман. Вестибулярный аппарат вошел в противоречие с сознанием. Широко расставив руки в поисках невидимой опоры, он осторожно делал шаги, привыкая к новым ощущениям. На¬клон тела вперед ускорил погружение в зыбкую мглу – по плечи, по глаза и вот, наконец, верхняя граница тумана исчезла. Стало немного легче, теперь он двигался только вверх, но ничего не видя на расстоянии метра, только ощущая, что склон становиться более крутым.
 - Попробовать стать на четвереньки, - он наклонился еще сильнее вперед. Но руки не могли нащу¬пать твердь. Туманное марево качалось, тошнота подступала к горлу, но самое худое – глазу заце¬пится не за что. Нет ни малейшей точки для определения положения в пространстве. От этого твердь под ногами покачивалась, руки искали, за что ухватиться, а изо рта опять повалила слюна. Андрей снова широко расставил ноги, наклонил голову вперед и вниз и открыл рот. Так не¬которое время то ли стоял, то ли плыл, то ли проваливался в бездну мутной мглы.
  Слюна перестала бежать, а может просто закончилась, и он решил возобновить движение. Те-перь “дорога” пошла под уклон. Откинув тело назад, он осторожными шагами ощупывал ее, опускаясь все ниже, ниже и… вышел из тумана. Его мутная пелена осталась позади, а вокруг расстилалась корка плато апельсинового цвета да резкий ультрамарин атмосферы.
 - Боже, - подумал Андрей, - ведь я на поверхности Марса. Я вернулся назад, не сделав ничего. Я не выполнил свою миссию. Сейчас появятся шары, и всему придет конец.
  Опять запершило в горле, тело стал сотрясать кашель. Кашляя, он не мог избавиться от привкуса аммиака.
 - Нет, тут что-то не так. В атмосфере Марса не было такого ощущения, даже когда шары распро-страняли свой мерзкий запах.
  Кашель выбил остатки сил из организма, ноги подкашивались. Андрей опустился на корточки, потом сел на землю. Хотелось лечь, но лежать на спине мешал ящик, а на боку – пеналы. Через не¬сколько минут он почувствовал пульсацию в области шеи – заработал стимулятор. По телу рас¬про¬странились струйки свежести. Голова, уроненная между колен, поднялась вверх, и взгляд стал изу¬чать происходящее вокруг.
  Плато простиралось во все стороны до самого горизонта. Его апельсиновый, различных оттенков, от светлого до темного, цвет, переходил в густую синеву купольного неба. Апельсин и ультрама¬рин. Стол и купол. Без всяких хитростей. Все до предела ясно. За исключением одного места. На¬рушало однообразие ландшафта большое конусообразное (основанием к земле) упругое пятно ма¬тового цвета. У основания оно имело около трехсот метров в диаметре, а верхушка терялась в бес¬конечности неба. Упругое, потому, что его боковые грани не имели постоянных очертаний. Это были своеобразные мембраны, то сжимающиеся, то расширяющиеся. Да и само пятно не пред¬став¬ляло образец стабильности. Его чувствовавшаяся незаурядная мощь давала ощущение впиты¬вания пространства в себя.
 - Пару километров отсюда, - шевельнул пересохшими губами Андрей, - пить хочется, но надо идти. Посмотреть, из какого теста слеплено это чудо природы.
  Он хотел подняться на ноги, но почувствовал, как ему на голову село невидимое насекомое и за¬копошилось в волосах. Насекомых Андрей не любил. Пчел и ос он боялся, от комаров страдал, а мух ненавидел. От неожиданности он треснул себя по затылку пятерней, пытаясь согнать наглое существо. В то же время почувствовал, как второе насекомое закопошилось под брючиной правой ноги. Второй рукой он треснул себя по этому месту, вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону.
 - Что за черт, откуда здесь мухи. Почему я их не вижу?
  Зато он увидел нечто другое. С неба, прямо под ноги упал тоненький лучик-соломинка, прямой и строгий, пастельно-серый, заплясал по поверхности почвы замысловатым рисунком, затем замер в радостном возбуждении, вытянулся в струнку и стал всасывать марсианский грунт, набухнув, из¬менив свой цвет на сизо-апельсиновый. Под его тоненьким кончиком стала образовываться, сна¬чала маленькая, но потом все увеличивающаяся воронка. Руженко замер в великом изумлении.
 - Так вот какие “мухи” здесь летают! Ах ты марсоед проклятый, землесос прожорливый! Проголо¬дался? Сейчас я тебя накормлю.
  С этими словами он подвинул поближе к воронке правую ногу и дернул за колпачок. Легкое, тем¬ное облачко спор тихо опустилось в воронку. Прошла минута, другая. Воронка все увеличивалась. Андрей разочарованно вздохнул.
 - Неужели не сработает?
  В этот момент натяжение соломины ослабло, она сломалась в нескольких местах, как старая вер¬мишелина, и пропала. После нее осталась воронка полметра в диаметре и  столько же в глубину. По ее стенам, вверх, медленно поднималась тонкая корка бурого цвета.
 - Защитные микробы, - обрадовался Руженко, - молодцы, прижились, не дали себя в обиду.
  Он присел на корточки и кончиком пальца осторожно тронул скопление своих помощников. Ост¬рая боль, как удар электрическим током, пронзила руку.
 - Какого черта!, - возмутился  Андрей, - вот так друзья, дотронуться нельзя.
  Он встал с корточек и носком башмака пнул бурую массу. В ответ получил  еще одну порцию электричества.
 - Драчуны негодные, - махнув рукой, зашагал по направлению к пятну. Смутная догадка, посе-лившаяся в душе, скоро переросла в твердую уверенность. Мембрановидный конус представлял собой образец мобильности. Он двигался по направлению к Андрею, а тот спешил к нему.
- Ну, Андрей Петрович, кажется, ты близок к моменту истины.
  Что может сравниться с  грабежом межпланетных масштабов? Что может срав¬ниться с уникаль-ным способом изменения рельефа местности?  И, наконец, что может сравниться с меха¬низмом переброски неисчислимых количеств материи на расстояние в миллионы километ¬ров? Ме-ханизм, представлявший собой единый организм, состоявший из десятков, сотен тысяч лучей-соломинок, прямых, деловито-напряженных, чертящих свои замысловатые узоры, в испол¬нении которых они обгоняли друг друга, пропадали, чтоб возвратиться в новой точке, чтобы про-должить бесовскую пляску всасывания марсианского грунта. Высоко в небе они переплетались, образуя ги¬гантский жгут, уходивший в бесконечность, а внизу оставляли после себя громадней-ший овраг на марсианской поверхности, незаживающую рану – результат большого грабежа. По-стылая тишина вдруг прорезалась однотонным гулом. Так гудят электрические провода, напол-ненные пробегаю¬щими по ним заряженными частицами.
  От неожиданности Андрей вздрогнул, но потом его возмутил этот холодно-деловой голос юпите¬рианского механизма.
 - Сейчас, сейчас,  положим приправки для лучшего пищеварения, - с этими словами он прикинул направление дальнейшего движения конуса, стал к нему спиной, дернул оба колпачка ножных пе¬налов и бодро зашагал, оставляя за собой  едва различимые полоски спор.
 - Приятного аппетита тебе, внеземельный монстр, лелеятель собственных амбиций. Ты рассчитыва¬ешь покорить внеземельное пространство и погасить Солнце. Маленькие попрыгунчики из марси¬анских подземелий приготовили для тебя вкусный коктейль, а случайно залетевший к ним бывший штрафбатник доставил его к твоему столу. Имперские запросы нужно удовлетворять – разбавлять малой толикой, не совсем приятного для тебя, блюда независимости. Так что еще раз, - приятного аппетита.
  Полосы спор иссякли. Андрей содрал с себя ненужные теперь ящик и пеналы и зашвырнул их да¬леко в сторону, присел на корточки лицом к конусу. Хотелось курить, еще сильнее пить, а еще сильнее хотелось посмотреть на крах монстра. Но его равномерный гул говорил о добром здра-вии марсоеда. Заныли усталые ноги, он присел на почву, потом лег на спину.
 - Так и заснуть недолго,- пронеслась мысль, - нужно идти. Но с другой стороны я должен убе-диться, что микробы начали действовать. Из тяжелой головы приятная истома распространилась по всему телу.
  Проснулся Руженко от резкой боли в правой руке, вскочил, затряс ею, огляделся. Прямо под но-гами увидел бурый панцирь земляных микроорганизмов. Прикосновение к ним было причиной пробуждения. 
 - Надо дергать отсюда, - он развернулся лицом к конусу и замер, пораженный изменениями. Дви¬жение космического вора прекратилось, цвет, из матового превратился в грязно-пепельный, но са¬мое впечатляющее было то, что размеренный говор перешел в какофонию лязга и скрежета. Дре¬безжало все пространство, как будто огромным напильником водили по торцу ржавого, тон¬кого листа железа. Отдельными всплесками добавлялись звуки лопавшихся струн: тень, тень,тень-тень.
 - Соломины рвутся, - догадался Андрей, - но как я мог так вырубиться , что не слышал всех этих звуков.
  Он быстро зашагал в сторону от бурого панциря. Тот распространялся неравномерно – были уча¬стки, которые выдавались вперед, а между ними находились “залысины”. Сейчас он отдалился от выступа и был на уровне залысины, которая уходила влево метров на триста. За ней был еще один большой выступ. Андрей стал забирать вправо, чтобы обойти его и тут увидел, что с этой стороны на него надвигается еще один участок панциря.
 - Откуда он взялся?, - удивился Руженко и тут же догадался, - он приближается с той стороны, где я накормил микробами первую соломину.
  Два участка панциря сближались своими выступами, до которых было больше километра.
 - Нужно проскочить  это место. Надо же, сам себе ловушку устроил. Вместо того, чтобы ис¬кать выход, приходится удирать от результатов своей деятельности.
  Он побежал трусцой к спасительному проходу и чувствовал. как сгущается среда вокруг него. Воздух стал вязким, движение затруднилось. С бега он перешел на быстрый шаг, потом на шаг медленный. Пространство приходилось буквально продавливать наклоненным вперед телом. А сопротивление все росло и росло. Андрей вытянул руки вперед, отчаянно напрягая мышцы ног, и чувствовал, что не успевает. Два выступа двигались быстрее друг к другу, чем он к ним.
 - Если они соединятся – мне конец, - билась мысль. Усилие, еще усилие. Он приостановился пере¬вести дух и почувствовал, что среда выталкивает его назад.
 - Ого, останавливаться нельзя. Усилие, еще усилие. До спасительного прохода оставалось метров пятьдесят, и он становился все уже и уже. Собрав остатки сил, Андрей давил телом, вонзал его в пространство, все больше и больше наклоняясь вперед. Проход перед ним, но две половинки пан¬циря уже соединились и вязкость среды моментально исчезла.
 - Еще один сюрприз, - подумал Андрей, - но удивляться не нужно. Соединение еще узкое, не больше метра. Сейчас перепрыгну и буду на свободе. Он оперся на левую толчковую ногу и прыг¬нул, выставив вперед правую. Мощный разряд молнии сверкнул перед ним, и окружающий мир ис¬чез в ослепительной вспышке.

                Из  дневника  Анны  Швариной.

  Инженер угасал на глазах. Последнее время у него появилась навязчивая идея.
 - Послушай, девочка. Ты должна вернуться на Землю.
  Я трясла головой и размазывала слезы по щекам.
 - Пока Андрей не вернется, я не двинусь с места. Я обещала ждать его и выполню свое обещание. Без него мне нечего делать на Земле.
  Инженер забился в жестком кашле, лицо побагровело, на шее вздулись вены.
 - По моим подсчетам, - прохрипел он, - прошло более трех недель, как он ушел. Ты ведь пре-красно понимаешь, что без воды и пищи человек не может продержаться такое время. Руто ска-зал, что юпитерианский механизм стал давать сбои, в нем происходят необратимые процессы. Зна¬чит, Анд¬рей достиг цели и не наша вина, что он не вернулся. 
  Я еще сильнее затрясла головой. Инженер бессильно откинулся на моховую подстилку и забылся в коротком сне. В мертвенно-бледном свете рида виднелся его осунувшийся профиль: выпуклый лоб, глубоко запавшие глаза, заостренные нос и кадык, бескровные губы.
 - А если он умрет и унесет тайну управления межсамолетом с собой? Даже с Андреем я не смогу вернуться.
  Страх – отвратительное чувство, липкое и холодное. Я тронула Инженера за плечо. Он открыл глаза.
 - Как мне лететь?, - спросила еле слышно.
 - Ну, наконец, - вымучено улыбнулся Инженер, - я поговорю с Руто. Он даст сопровождающих, помочь донести пищу.
 - А шары?
 - Им сейчас не до нас, у них свои проблемы. Теперь самое главное – управление самолетом. Как открыть входной створ ты видела – легкий хлопок ладонью в нужном месте. Далее заходишь в комнату управления. На ближайшем пульте с правой стороны увидишь стеклянную коробочку, внутри которой находится красная кнопка, формой напоминающая гриб. Открываешь крышку ко¬робки, и давишь на кнопку. Это все.
 - Так просто?
 Да. Когда нажимаешь на кнопку, происходит считывание всех данных в шкафу информации в зер¬кально-обратном порядке и полет к Земле происходит в авторежиме. Это сделано с таким расче¬том, чтобы даже дилетант смог осуществить возвращение.
 - Хорошо, я еще немного подожду Андрея.
 - Ты невыносима, я устал. Оставь меня.
  Через некоторое время он умер. Я плакала от стыда и горя. Появились Руто и Рябой, с ними не-сколько буланых. Они положили тело Инженера на носилки и унесли.
 - Я улетаю, - сказала я Рябому, - что скажешь? Тот, молча, пожал плечами.
 - Мягкой посадки.
 - Ты остаешься?
 - Да. Здесь интересно. Они учат меня работать с рида.
 - Тогда успехов.
  Я повернулась к двулицему и жестом показала взлет. Он кивнул головой. Сейчас четверо була-ных ждут, пока я закончу писать эти строки. Мы выступаем.

                Андрей  Руженко.

  Комната с высоким потолком залита светом утреннего солнца. Его теплые лучи веселым пучком входят через  трехстворчатое окно и освещают большой круглый стол, накрытый к завтраку.
 - Андрейка, время к столу, - слышится мягкий голос матери и она добавляет более торжественно,  - сегодня папа завтракает с нами.
  Белоснежная скатерть, чинный блеск приборов, стулья с высокими спинками. В углу – кожаный диван и розовый торшер, его цвет гармонирует с цветом штор. Розовое воскресное утро.
 - Андрейка, ты где? Мы тебя ждем, - в голосе матери появляются нотки нетерпения.
 - Я здесь, мама, - шепчут сухие губы, - я иду.
 - Мы ждем только тебя.
  Ждут только меня. Солнечный свет, просеянный сквозь розовую штору густеет, превращается в красно-кирпичный, теплота комнаты отдаляется и вместо нее появляется синяя, холодная реаль¬ность.
  Он лежал лицом вверх, раскинув руки и ноги, наполовину погруженный в марсианскую пыль и ощущал недостижимость своего видения. Ждут только меня. Значит надо идти. Приоткрыл чугун¬ные веки, оторвал голову от земли, с трудом сел. Перед глазами все поплыло, в верхней части спины пульсировал неведомый источник. Его удары амплитудными колебаниями распространя¬лись по всей черепной коробке и бились о ее стенки, стараясь выйти наружу. Андрей обхватил го¬лову руками.
 - А-а-а,- стонал он, раскачиваясь из стороны в сторону, ощутил, как из ноздрей тихонько выплес-нулись две струйки крови.
 - Кажется все, на этот раз не выберусь, - подумал, размазывая кровь по губам и подбородку. За-тем, шмыгая носом, стал ощупывать остальные участки тела, разговаривая со своим помутненным соз¬нанием.
 - Ну вот, видишь, все цело – руки, ноги, туловище, голова. Зачем мне нужна кровь из носа? Мне нужно идти, меня ждут к столу. Сегодня на завтрак мои любимые голубцы и булочки с маслом. Я хочу булочки с маслом. Нужно идти.
  Он встал, огляделся. До боли знакомые места. С одной стороны простирались зыбучие массы апельсиновой пыли, израненные шрамами оврагов, с другой – начиналась корка марсианского плато. Если идти по нему, то появятся шары, а если повернуть в сторону оврагов, то можно вер-нуться к межсамолету.
 - Неужели я выбрался?
  Перед глазами опять все поплыло и он сел на землю. Набрал в кулак пыли и медленной струйкой выпустил ее обратно. Нет, он не межпланетный вор. Марсианская почва ему ни к чему. Нужно за¬брать Аню и лететь на Землю. Пульсация в голове прекратилась. Конечная цель была сформулиро¬вана. Он осторожно поднялся на ноги. Горизонт качнулся, но потом встал на место. Далекое солнце перевалило зенит.
  Через полчаса он ступил на твердую почву. О встрече с шарами не хотелось думать.
 - Будет день, - будет пища, - успокаивал себя Андрей, выдирая из щетины прилипшие корочки крови, - пока даже запаха не слышно. Где вот только ночевать. До темноты вряд ли доберусь до нужных холмиков.
  Вдалеке обозначились движущиеся точки. Руженко с тоской посмотрел по сторонам, потом гля-нул на свои, почему-то сильно похудевшие ладони.
 - Как глупо. Выбраться из преисподней, чтобы быть поглощенным шарами. Придется отступить на зыбучий участок. Есть надежда, что по песку они не так быстро передвигаются, можно будет сма¬неврировать. Но почему нет запаха?
  Он собрался поворачивать назад, но что-то привлекло его взгляд. Знакомые маятникообразные движения. Да ведь это “буланые”! Довольно резво прут ему на встречу, да еще с большими бау-лами за плечами. Может Руто выслал их?
 - Э-эй, земляки! Я здесь!, - радостно замахал он руками. Марсиане дернулись и стали. Из-за их спин выскочила женская фигурка.
 - Аня?! Аня! Это я, Андрей! Я выжил, мы летим на Землю!, - Руженко побежал к ней, ощущая скверную тяжесть во всем теле. Женская фигурка тоже бросилась бежать к нему, но на полпути остановилась, руки ее схватились за голову, а колени коснулись земли.
 - Андрюшенька! Что с тобой?
 - А что со мной?, - спросил запыхавшийся Руженко, улыбаясь во весь рот, - вот я, живой. Устал только и голова болит. Но это ерунда. Самое главное, что мы вместе. Пойдем искать межсамолет.
 - Боже мой! Андрюшенька, ты не только устал, ты постарел. У тебя голова седая и морщины на лице. Я тебя еле узнала.
 - Да ерунда какая. Как я мог за один день постареть.
  Шварина горько заплакала.
 - Да какой день, Андрюшенька. Тебя не было больше месяца. Я ждала, ждала, а Инженер сказал, что столько времени без воды и пищи нельзя, что ты погиб. Все требовал, чтобы я возвращалась на Землю, а я все ждала и ждала. А потом решилась, пошла, вот с этими. Они несут продукты. И тут ты. Андрюша, тебе не тридцать, тебе шестьдесят. Как же такое может быть?
 - Постой, Инженер высказал  догадку, что там, где я был, время бежит по-другому. Выходит, там день, здесь месяц, а всего – тридцать лет? Кошмар какой-то. Кстати, где Инженер?
 - Умер.
 - Умер?
 - Да, после твоего ухода он слег и больше не встал.
 - А Рябой?
 - Остался с Руто. Не хочет возвращаться.
 - Ну и черт с ним. Это не у немцев в тылу. Пусть сам решает.
  В это время к ним приблизились марсиане. Они уставились на Руженко и обменивались впечат-ле¬ниями на своем агукающем языке.
 - Ну, че уставились?, - буркнул Андрей, - неужели я так сильно постарел.?
  Он посмотрел на свои, ставшие узловатыми, пальцы, пощупал обмякшие бицепсы, выдернул с виска клок волос. Он был белым.
 - Так это правда?, - мелькнула мысль, - один день и тридцать лет? Чушь какая. Шутки внеземного пространства. Может, виноваты микробы, которыми меня намазали? Если их смыть, то все станет на свои места. Воды здесь нет. Чтобы принять душ, нужно лететь не Землю. Или вернуться к дву¬ликому, обмазаться молодильными микробами? Нет. Хватит экспериментов. Двигаемся к межса¬молету.
  Он махнул рукой буланым, взял Аню за руку, и они двинулись к далеким оврагам.

                Анна    Шварина.

  Шок от встречи  с постаревшим Андреем прошел. Вместе с ним закончился и марсианский день. Один из марсиан достал из баула моховые матрасики и, похлебав питательного желе, маленький отряд отошел ко сну.
 - А дежурить не будем?, - спросил Андрей, - а вдруг шары нагрянут?
 - Я захватила автомат и пару пистолетов, - ответила Аня, - но по такому песку они сильно не раз-гонятся, успеем уйти. Возьми оружие, положи возле себя. Хотя после всех приключений я убеди¬лась, что есть вещь сильнее и важнее, чем пули и гранаты.
 - И что же это за вещь?
 - Внеземельная жизнь.
 - Которая состарила меня?
  На глазах у Ани блеснули слезы.
 - Но ведь я люблю тебя и таким. Старым, молодым,- не важно. Спи, Андрюша.
  Клочковатый свет  наступившего утра осветил проснувшиеся тела.
 - Будем надеяться, что это последний рассвет на этой планете, - Руженко протер лицо. отросшая щетина скрипела под ладонями.
 - Умыться хочу, нормально умыться. Водой, а не руками. Вове хотелось в реку зайти, а сейчас и я соскучился по Днепру.
  Двинулись в путь. Тоскливый двухцветный пейзаж действовал на нервы, ноги по щиколотку грузли в скрипучей пыли, сухость стягивала кожу на лице и руках.
 - Господи, - думала Аня, - только бы не заблудиться. Отвратительное чувство предварительного настроя: как будто ты уже имеешь то, что хотел. А к нему еще топать и топать по скрипучим мар-сианским тропинкам.
  К полудню они достигли большого разлома. Глаза Андрея засветились.
 - Ну, бродяги, последний рывок.
  Они двигались по левому краю оврага, вглядываясь вдаль, пытаясь в густой синеве найти серое пятнышко – верхушку межсамолета. Буланые немного отстали, замахали руками, залопотали что-то по- своему.
 - Устали, наверно, - выдавила улыбку Аня, - может, отдохнем?
 - Нет, - отрезал Андрей, - отдохнем в самолете. Эй!, - крикнул он марсианам, - а ну, быстрее!
 - Посмотри, вон туда, - повернулся он к Ане, - это, то место, где мы нашли пьяного майора, пом-нишь?
 - Помню, - ответила та, - вроде недавно было, а сколько пришлось пережить.
  Буланые поравнялись с ними.
 - Топайте вперед, - махнул им рукой Андрей, - ну че смотрите? Вперед, вперед!
  Те дружной четверкой заковыляли в указанном направлении.
 - Сейчас догоним, только дух переведу.
 - Андрей, давай отдохнем.
 - Аня, я не могу сидеть, я хочу домой. Пойдем потихоньку.
  Они двинулись вслед булаными.
 - Вижу, вижу!, - закричала Аня спустя полчаса, - вон верхушка самолета! Кратер там!
  Буланые, шедшие метрах в трехстах впереди, удивленно оглянулись и, пройдя еще метров сто дико завопили.
 - Что с ними?, удивился Андрей.
  Марсиане, сбросив баулы, диковато-смешной рысью бросились бежать в противоположном на-правлении.
 - Сейчас, сейчас, - шептала Аня. Пригнувшись, она приблизилась к краю кратера и ее серые глаза побелели от страха. На дне кратера три шара образовали равнобедренный треугольник, в центре которого возвышался межсамолет.

                Андрей   Руженко.

  Какова цена скупой мужской слезы? Слезы, которую никто не должен видеть, крохотную ка-пельку, вобравшую в себя воедино крик новорожденного, сладость первого поцелуя и горечь не¬во¬площенной мечты. В основе мечты лежит желание – маленький колючий комочек, не дающий тебе спокойно жить, обрастающий добавочными чувствами, увеличивающийся в размере и  пре¬вра¬щающийся в мечту. Считается, что к каждой мечте нужно идти долго и уверенно, воплощая ее в жизнь, преодолевая трудности. И вот, уже когда рядом с тобой любимый человек, когда позади со¬бытия, свободно рассказывать о которых можно, разве только, в сумасшедшем доме, когда поло¬вина жизни прожита за считанные часы, когда тело ощущает подкрадывающуюся дряблую не¬мощь, когда исполнение желания так близко, - в уголке глаза появляется прозрачная капелька.
  Андрей смахнул слезу и покосился на Аню, - не заметила ли. Девушка сидела, обхватив колени руками, спутанные волосы рассыпались по плечам.
 - Америка России подарила пароход, у него колеса сзади и ужасно тихий ход, - весело пробубнил Руженко.
 - Что?, - подняла голову Аня, - какие колеса?
 -Помнишь, кино “Волга-Волга”?
  Из глаз Швариной хлынули слезы, оставляя светлые борозды на пыльных щеках. Она не плакала в голос, не рыдала, просто, прикусив губу, смотрела на Андрея большими серыми глазами, и они вспухали от слез.
  А какова цена женских слез, обильных и горючих, если даже одна маленькая капелька прожигает тебя насквозь. Руженко тряхнул головой.
 - Старший сержант, я вам запрещаю разбазаривание драгоценной жидкости из организма. Дейст¬вуем по отработанной методике: сначала составляем план, потом претворяем его в жизнь.
  Аня шмыгнула носом, провела кулачками по щекам.
 - У тебя есть план, Андрюша?
 - Пока человек жив – он полон планов. И только так.
 - Что нужно делать?
 - Смотри что получается. Вот кратер, - он начертил на песке круг, - вот межсамолет, - изобразил в центре маленький кружок, - возле него три шара, - поставил три точки. Чтобы не путать присвоим им номера: первый, который перед нами, второй – справа и третий - слева. От шаров исходит две опасности. Это струя пламени и непонятный туман, растворивший Вову. В любом случае прибли¬жаться к ним опасно. Помощи ждать неоткуда - буланые позорно сбежали, гранаты закончились. Но есть оружие.
 - Да. Автомат с тремя рожками и два пистолета, к ним четыре обоймы.
 - Молодец. Этого должно хватить. Пули уничтожить шары не могут, но связать их действие они в состоянии. И еще у нас есть фактор внезапности.
 - Что я должна делать?, - опять спросила Аня.
 - Возьми автомат, незаметно проберись вон в ту точку и держи под прицелом правый, то есть, вто¬рой шар. Дальше все делай только по моей команде. Когда крикну – выпустишь по шару оче-редь, чтобы оглушить его.
 - А дальше?
 - А дальше все только по моей команде. Даже если меня будут резать на куски. Только по моей команде.
 - Андрюша, скажи, а…, - девушка осеклась, подняла на Руженко полные мольбы глаза.
 - Да ты что, любимая. Клянусь остатками здоровья, ты войдешь в самолет первая.
  Аня молча взяла автомат и пригнувшись, побрела в указанное место. Руженко сунул пистолеты за пояс, обоймы в карманы, нацепил один баул на себя, два других сбросил вниз, в кратер и не спеша, не сводя взгляда с шаров, спустился туда сам. Взял баулы за ремешки, волоча их за собой, стал приближаться к первому шару. Тот слегка дернулся и стал покрываться едким парком. Запах ам¬миака ударил в нос.
 - Готовиться, сволочь, - подумал Андрей. Шаг, еще шаг, еще шаг.
 - Аня, стреляй!, - крикнул он во весь голос. Сверху ударила автоматная очередь. Второй шар за-крутился вокруг собственной оси.
 - Не ожидали, суки, - злорадствовал Андрей, - думали, я буду стрелять. Буду, но не сейчас. Посо-вещайтесь пока между собой.
  Резкими бросками он швырнул два баула поверх первого шара к самолету, затем проскользнул к нему сам, сбросил баул с плечей. Краем глаза он видел, что второй шар, получив автоматную оче¬редь, крутится волчком и исходит паром. Стукнув ладонью в нужное место, он выхватил пистолет и всадил три пули в первый шар. Они с легким теньканьем срикошетили в разные стороны.
 - Аня, очередь по второму шару!, - снова закричал он, повернулся к баулам и забросил их в приот¬крывшуюся щель входного створа.
 - Одно дело сделано, - мелькнула мысль, - теперь третий шар. Где он? Заходит с тыла?
  Развернувшись, он всадил остаток обоймы в первый шар, всунул в пистолет вторую и нырнул за правый стабилизатор. Сделано это было вовремя, так как из второго шара вырвался поток пла-мени и окутал то место, откуда убежал Андрей, частично задев первый шар.
 - Погрейтесь, ребята, - подумал он и осторожно выглянул из-за стабилизатора. Третьего шара не было видно. Он перебежал за следующий стабилизатор. Круглый контейнер  передвинулся ближе к уже открывшемуся створу.
 - Пассажиры нам не нужны, - процедил Руженко сквозь зубы и всадил все восемь пуль обоймы в третьего. Из того повалил густой пар, дышать стало нечем. Андрей швырнул ненужный пистолет на землю и выхватил второй.
 - Шестнадцать патронов, умножить на три секунды – сорок восемь секунд, почти минута. Должно хватить.
 - Аня! Бегом в самолет!, - заорал он что есть силы, проделал обратный путь и стал между первым и вторым шарами. Маленькая фигурка скользнула по склону кратера и побежала в сторону само¬лета.
 - Раз, два, получи!, - он вогнал пулю в первый шар, - раз, два, получи!, - вогнал еще одну во вто-рой, - Аня, быстрее, три, - выстрел в первый шар, - молодец, люблю, тебя, - выстрел во второй, - Родина, Киев, Днепр, - выстрел в первый шар, - лебеди, заводь, любовь, - выстрел во второй. Шары крутились вокруг своих осей, источая белесый пар.
 Аня изо всех сил мчалась к входному створу, скользнула мимо шаров, занесла ногу, чтобы ступить на рифленое железо площадки и, оступившись, упала на него, сильно ударившись лицом. Полуог¬лушенная, размазывая брызнувшую из носа кровь, она на четвереньках вскарабкалась вовнутрь МПС, забарабанила ладошками по его стене, отыскивая нужную кнопку, на ощупь нашла ее и сильно несколько раз нажала.
 - Андрюша!!!
 - Раз, два, иду, - грохнул Руженко из пистолета, - последний, патрон, три, - вслед за выстрелом он бросил в шар пистолет и развернулся. Входная площадка уже поднялась на полметра над землей. Андрей вспрыгнул на нее, выпрямился и прямо перед собой увидел шар номер три.
 - Очухался, гадина, - подумал старлей. В это мгновение из шара вылетел густой, желто-красный клубок. Огненный вихрь прошелся над площадкой и растаял в марсианском ультрамарине, забрав с собой того, кого в этом измерении называли Андреем Руженко.








                Начальнику Стародубского отделения милиции
                тов. Боникову В.С. от участкового мелиционера села               
                Ваньково Грымайло К.В.
 
                Донесение.

  Настоящим дакладываю, что девятого июня 1949г. передовой дояркой колхоза « Путь к комму-низму» тов. Лычаровой Н.С., возле собственного дома, который на краю сила, была абнаружена незнакомая женщина полусумашедшего  вида. Тов. Лычарова проявила бдительность, задиржала подозрительную особу и сообщила о ней мне. Я привел задержанную в избу для арестованных и провел допрос. Женщина выглядела очень истащенной и была в разодранной амуниции советского солдата. На руке был намотан кожаный ремешок, а свои записи она сказала, что потеряла в тайге, где она долго брела без пищи и воды. На вапрос о имени ответила, что ее зовут Анна Шварина и она прилетела с Марса, где выполняла специальное задание по розыску немецких ученых. Поскольку ее ответы соответствовали ее сумашедшему виду, я дал ей воды и увидел, что она действительно сильно искусана комарами и гнусом, а также сильно голодна. Я спросил нет ли у нее документов. Она сказала, что все осталось в самолете, который упал далеко в тайге. Нужно найти его и все станет ясно. Поскольку она имеет истащенный вид и не делала попыток сопротивления, я дал ей кушать и вызвал доктора. Он ее абследовал и написал заключение. Поскольку, называемая себя Швариной  после осмотра заснула, я написал это донесение и жду дальнейших распоряжений. Отчет доктора прилагаю.
 
                Мл. лейтенант Грымайло К.В.

                В райотдел милиции от сельского доктора
                Гунько А.С.

                Результат   осмотра.

  При внешнем осмотре выявлены: сильная истощенность, искусанность таежными насекомыми, наличие огромного количества царапин и ссадин на различных участках тела, предположительно нанесенными ветвями деревьев и кустарников. Состояние угнетенное, рефлексы нормальные. При пальпировании переломов костей и разрыва связок не найдено. Пульс учащенный, цвет глазных белков нормальный, язык покрыт белым налетом. Имеется запах давно не мытого тела. Печень не увеличена, имеется предположительная беременность сроком восемь-десять недель.
   При осмотре никаких противодействий со стороны пациентки оказано не было.

                Сельский врач    Гунько А.С.   
 
   
   
 









               







                Глава   вторая.



                Рисунки  на  песке.

                Только время (чем бы оно не было), решит это.
                Стивен Хокин. "Краткая история времени".

                Человек - это всего лишь игрушка в руках Бога,
                до скончания века обреченный делать то, что
                угодно Богу, причем и когда думает, что всецело
                повинуется Ему, и когда уверен, что противоре-
                чит.
                Жозе Сарамаго. "Еванглие от Иисуса".

 

Я отрешенно смотрел на далекую полоску, где светло-синяя лазурь неба сливалась с темно-синей лазурью моря.
 - Начальник райотдела успел отправить запрос о твоей матери в область. Через месяц его сняли с должности и отправили в лагерь. В областном управлении отнеслись к его донесению с долей юмора, но все-таки доложили в Москву. Москва была занята своими проблемами: дело врачей, потом смерть Сталина, смена руководства. Дело отложили в сторону, и оно было сожжено перед приходом Хрущева к власти. О маленькой женщине и ее необычной истории забыли. Местные власти, без распоряжения сверху, не стали ее трогать, считая не совсем здоровой. Разрешили поселиться в заброшенной избенке, где десятого января пятидесятого года родился ты.
 - Чушь, - безапелляционно заявил я.
 - В чем состоит сущность чуши? В факте твоего рождения?
 - Ты понимаешь, что твой рассказ нереален. Полет на Марс, возвращение на Землю. Это невозможно, ни морально, ни технически.
  Ввау пожала плечами.
 - Ты спросил, - я ответила. Очевидно, зачатие на другой планете, в другом измерении и послужило причиной  нашей встречи.
 - Ты хочешь сказать, что вся моя жизнь была предопределена заранее?
 - И да и нет. В каждом зачатии уже заложено свое предопределение, но право человека на выбор поступков может изменить  качественную сущность этого предопределения, не имея возможности отменить наличие предопределения как такового.
 - Выходит, что смерть матери послужила причиной появления в моей жизни Ли, а смерть Кати толкнула меня в объятия Всеслава.
 - У тебя хорошо получается отслеживать цепочки «причина-следствие». В жизни человека есть события, над которыми он не властен и есть субъективные поступки. Ты ведь мог не остаться жить у Ли, мог не откликнуться на просьбу Ушастого или уйти в тот памятный вечер из Катиной квартиры.
 - Ну, и что бы было тогда?
  Ввау снова пожала плечами.
 - В таких случаях вы говорите «на все воля Божья». Информационный поток каждого измерения связывает индивидуумов с Всеобщим Информационным Полем. Механизм связи подобен происходящему в человеческом теле: восприятие информации, ее анализ, выработка ответных действий. Ты меня слушаешь?
  Я сидел под деревом, обхватив руками колени, из уголка левого глаза на щеку выползла маленькая горючая капля.
 - Бедная мама. Если все было так, как ты рассказала… Какую тяжесть носила она за плечами и какой мучительной смертью умерла – задохнулась подо льдом. Где справедливость?
  Наступило долгое молчание.
 - Послушай, - сказала наконец Ввау дрогнувшим голосом, - производство расширения - безжалостный процесс. Меня он призвал издалека, поместил в белковую оболочку, нашпиговал необходимой информацией и пока я ее не выгружу, никаких изменений в данной минисистеме не произойдет. Твоих родителей он забросил на Марс, для твоего зачатия, а затем безжалостно лишил жизни, отмел их, как использованный материал. Тебя, оставшегося с детства сиротой, люди, не задумываясь, использовали в своих целях. Их не волновали твои чувства и эмоции. Всеобщее Информационное Поле, Бог, Вселенная – назови это как хочешь, является очень жестким организмом. И этому организму нужна информация, разнообразная информация, и, не важно, из чего она будет состоять – из зловонных мыслей маньяка-убийцы или елейных импульсов благочестивой молитвы. Можно считать это кощунством, но сейчас ты получил ответ на извечный вопрос вашего измерения: почему Небеса допускают, чтобы тысячи, десятки, сотни тысяч и даже миллионы людей идут убивать друг друга с именем Господа на устах. Крест и  меч одной формы, две половинки одной сущности.   Разнообразие порождает противоречие, противоречие – основа субъективизма поступков, поступки – генераторы информации.
 - Об этом также написано в Ветхом Завете?
 - Да.
 - Тогда он тоже кощунственен.
 - Нет. Он истинен. «…И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию, сотворил его; мужчину и женщину – сотворил Он их…» Значение этой цитаты я уже объяснила тебе. Смысл ее заключается в сотворении объектов, которые вы называете «душами». При сотворении учитывалась необходимость разнообразия, как между душами, - здесь это названо душа мужская и душа женская, - так и внутри души. Ведь внутри каждого живого существа борются две силы. Вы называете их хорошая и плохая, светлая и темная, Бог и Дьявол.
  В конце шестого дня творения Создатель «баръа» (сотворил) единство-разнообразие датчиков
«мы-один» для неимоверного количества измерений. Когда он увидел, что датчики будут работать на воспроизведение информации, необходимой для расширения, он успокоился и разрешил себе отдохнуть.
 - У меня не сложилось целостной картины всего процесса. Есть датчики, которыми наполнены измерения, они отдают информацию на приемники. Дальше что?
  Ввау задумалась.
 - Как я уже говорила, - через минуту продолжила она, - человек занимает пограничное состояние между духовным и материальным мирами. Духовный датчик, заключенный в материальную оболочку выдает информацию, которая, как ты правильно сказал, поступает на приемники и является базой для дальнейшего развития духовной материи. Духовная материя, в свою очередь, (вспомним о черных дырах), трансформируется в материальную в виде простых химических элементов, (водород, гелий), которые составляют основу материального мира и при помощи соответствующих реакций, происходящих в материальных объектах, (звезды на разных стадиях развития), превращаются в более сложные химические элементы и образования, которые в свою очередь служат основой для создания более сложных оболочек-скафандров для уже более сложных датчиков ин-формации. При этом происходит и усовершенствование связующих сил, обеспечивающих работу всей системы расширения.   
  …»Вайихлю ашимайм вэаарец вэхаль цваам…» Первое слово цитаты произошло от глагола «яхоль», - иметь возможность. Глагол стоит в прошедшем времени. …»И получили возможность небеса и земля и все ихнее воинство…». Круг замкнулся. Когда система стала работать, Создатель позволил себе отдохнуть.
  Очередное утро на острове. После морской ванны и незатейливого завтрака, мы располагаемся под деревом.
 - Оставим долгие процессы развития измерений. Придвинемся вплотную к тому времени, когда Земля – материальное образование, находящаяся в процессе постоянных качественных изменений, стала пригодна для принятия в свои материальные воды, самого простейшего датчика, окруженного белковой оболочкой.
 - Откуда и как он попал на Землю?
 - Как откуда?, - удивилась Ввау, - он был послан и соседнего измерения, посредством трансвременного коридора.
 - Машина времени?
 - Машину времени вы выдумали для удовлетворения человеческих недостатков.
 - Каких же из них?
 - Например, любопытства – очень хочется посмотреть, каким я буду в старости. Или жадности – вернуться в прошлое и попытаться убить дедушку, пока тот не переписал завещание в пользу других родственников.
 - Но ты утверждаешь, что будущего не существует, мы творим его своими поступками.
 - Молодец, следовательно, и машина времени – абсурд и выдумка. А трансвременной коридор – устройство для выравнивания временного промежутка между двумя измерениями.
 - Как он устроен?
  Ввау отрицательно покачала головой.
 - Вернемся к нашей бактерии. Попав в данное измерение, она просуществовала несколько мгновений и умерла, но все же  успела «пискнуть» о причине своей смерти. «Писк», то есть информация, была зафиксирована, проанализирована и уже следующая бактерия просуществовала в воде на несколько мгновений дольше. Так возник и утвердился на Земле мир одноклеточных. На протяжении этого времени, Земля, как планета, будучи частицей Всеобщего Информационного Поля, также претерпевала геологические и климатические изменения, соответствующие развитию и адаптации одноклеточного мира.
 - Какой промежуток времени занял этот процесс?
 - Это не поддается измерению теми единицами, которые существуют у вас на данный момент. Сказать один или два миллиона лет – не сказать ничего. В течение этого процесса менялась даже скорость самого измерения.
 - А какова она сейчас?
  Ввау опять отрицательно покачала головой.
 - На данный момент Земля вращается вокруг собственной оси со скоростью близкой к двадцати девяти километрам в секунду и вращается вокруг Солнца со скоростью сто семь тысяч двести километров в час, гораздо ниже скорости света. Еще нужно учитывать эффект прецессии. Есть над чем поработать. Это все, что мне позволено сообщить, то есть я хотела сказать, что данная информация пока закрыта. Познать ее вы должны самостоятельно.
-  А каким образом в тебя вложено то, что ты мне рассказываешь? Ведь по твоим словам, ты новичок в этом измерении.
 - Впервые я почувствовала себя в новом проявлении, когда ты вынул меня из лодки и положил на песок. Я испытала дикую вспышку нового чувства, которое вы называете страхом, и потеряла сознание. Последующая связь с Всеобщим Информационным Полем осуществлялась во время сна. С каждым пробуждением я чувствовала наличие новой информации у себя в голове и передо мной стояла цель – делиться этой информацией с тобой.
 -Утро вечера мудренее.  Скажи, Всеобщее Информационное Поле – это Бог?
 - Я определяю данное понятие как составную часть понятия Бога.
 - Можно ли осуществлять связь с Всеобщим Информационным Полем сознательно, то есть в часы бодрствования?
 - Лучше всего это делать перед отходом ко сну, в минуты тишины и покоя. Прикрываешь глаза и смотришь на внутреннюю поверхность век. Перед тобой плывут бесформенные пятна различных оттенков. Их движение хаотично. Тело расслаблено, голова не содержит никаких мыслей. Это очень важно: я повторяю, никаких мыслей – голова чиста от них.   В ней формируется импульс, посыл-просьба, о готовности выйти на связь и отправляется в бескрайние просторы Вселенной. Так повторяется несколько раз. Появление упорядоченности в движении пятен и колец, формирование из них светлых комков, уносящихся в противоположную от тебя сторону –верный признак налаживания связи. И, наконец, когда появится яркий источник света, любой, произвольной формы, можешь считать, что связь установлена. По телу разливается благодать и появляется ощущения общения с самим Совершенством.
 - Звучит патетически.
 - Ты спросил – я ответила.
 - Хорошо, продолжай.
 - Одноклеточные существа прижились и размножились на планете и, настало время для более качественного прыжка. Так через трансвременной коридор  на Землю  попал вольвокс, первый многоклеточный организм.
  Здесь я хочу подчеркнуть один очень важный момент. Со времени осознанного познания человеком окружающего мира, а это пять-шесть тысяч лет, не зафиксировано ни одного случая образования многоклеточного организма из нескольких простейших. Ни под воздействием окружающей среды, как утверждал ваш дедушка Дарвин, ни в результате направленной деятельности человека.
 - Наука еще может сказать свое веское слово и человек создаст многоклеточный организм.
  Ввау взяла фляжку, вылила из нее воду на землю, подождала, пока та впитается, а затем слепила комочек из влажной грязи и положила его рядом со мной.
 - Я соорудила нечто новое, подобных которому, нет на острове. Через сутки это творение высохнет и рассыплется, никак не повлияв на окружающую его систему. Ценен тот продукт, который органично вписывается в среду, сделан на основе предыдущих формирований и способствующий созданию новых творений. Многоклеточный мир не мог возникнуть без соответствующих качественных изменений одноклеточных и без соответствующих изменений окружающей среды. Это не естественный отбор, не адаптация и даже не эволюция, а целенаправленное созидание. Теория эволюции, господствующая у вас в данное время «закрывает глаза» на множество революционных признаков в созидательном процессе экосистемы на планете Земля. Можно проследить четкую границу между одноклеточным и многоклеточным мирами. Не существует одноклеточных организмов, которые, скажем, при понижении температуры, собираются вместе и образуют многоклеточный организм, и, наоборот, при повышении температуры, разбегаются для раздельного существования. То есть они существуют, но не в этом измерении. Закончив свою функцию по созданию многоклеточных существ, они были удалены, обнажив четкую границу между двумя мирами.
  Еще проще наблюдать похожее явление на примере обезьяны и человека. Мир людей и мир обезьян,- не смотря на близость в генетическом отношении и на схожесть среды обитания, - совершенно не пересекаются. Существует несколько, строго зафиксированных видов человекообразных обезьян, которых можно обучить участвованию даже в производственном процессе, (нажатие кнопок и передвижение различных предметов), но при этом, ни одна особь не приобретает характерных признаков хомо сапиенс. С другой стороны, ни один житель джунглей не ощущает в себе потребность, хотя бы на некоторое время оставить свое племя и отправиться жить в обезьяньем стаде. Не существует промежуточных особей, хотя они были и их остатки, найденные вами, получили громкие названия австралопитека, неандертальца и кроманьонца. Эти связующие звенья выполнили свою функцию и были удалены из экосистемы, или, как вы выражаетесь, вымерли.
 - Я не вижу здесь ничего революционного, наоборот, прослеживается эволюционная цепь событий.
 - На первый взгляд ты прав. Но если бы не были найдены остатки промежуточных видов, то развитие от обезьяны к человеку можно расценивать как революционный скачок, а отсутствие в экосистеме промежуточных особей еще раз подтверждает о том, что они были введены в данное измерение из соседнего. Впрочем, существовали в созидании революционные процессы и более мощного характера.
 - Например?
 - Нельзя утверждать, что процесс созидания, заметь, не эволюция, а именно процесс созидания, проходил гладко и успешно. Существовало несколько тупиковых ситуаций и выход из них осуществлялся радикально-резкой сменой в направлении развития всей экосистемы. Самый известный пример – эпоха динозавров. Информация, порождаемая этими существами, не являлась базисом для последующего развития. Их исчезновение не нужно воспринимать как экокатастрофу, но экокатастрофа была осуществлена для продолжения процесса созидания. В результате был изменен угол наклона земной оси, что повлекло за собой изменение климата, расположения материков и океанов и дало возможность продолжить процесс созидания.
  Кроме радикально-революционных воздействий в данном процессе существовало и будет существовать множество локальных поправок, не столь грандиозных по масштабам, но качественно новых по своей сути. Когда человеческая цивилизация начинает развиваться в нежелательном направлении, то есть, воспроизводимая ею информация начинает идти вразрез с развитием Всеобщего Информационного Поля, появляются такие поправки как Всемирный Потоп, когда Создатель объявил Ноя своим избранником и указал ему путь спасения от Великих Вод; как дарование скрижалей с десятью заповедями – первого свода организации общества, предписанного для человечества, но не человечеством. Идея построения коммунизма, которой ты служишь, также является тупиковым отростком процесса созидания. Когда она лопнет, как мыльный пузырь, образуется вакуум, в частности, дальнейшего научного познания развития окружающего мира. Как я уже сказала, в поисках ответа, вы будете переворачивать пространство, а искать нужно во времени.
  Лицо Ввау исказила судорога, она инстинктивно поднесла руки к лицу и отчаянно закашлялась. Я протянул ей фляжку с водой. Она отпила пару глотков.
 - Солнце уже низко, ужинать не буду, пойду, отдохну, - сказала девушка и скрылась в пещерке.
  На следующее утро она вышла наружу осунувшаяся и без блеска в глазах.
 - Ты плохо себя чувствуешь?, - спросил я.
 - Это уже не важно, - ответила Ввау, - завтракаем и продолжаем.
 - Скажи, - обратился я к ней после трапезы, - как возможно в соседних измерениях производить то, что проявляет себя здесь, в этом измерении.
  Она сдавленно улыбнулась посеревшими губами.
 - Ответ на твой вопрос также содержится в строках Ветхого Завета. «…Ваицер йегова элоким этаадам афар минаадма ваифах бэафав нишмат хаим, вэиги аадам мнефеш хайя: ваита егова элоким ган бээдэн микедеш ваясим шам этаадам, ашер ацер…». «…И создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в ноздри его дыхание жизни, стал человек существом живым. И насадил Господь Бог сад в Эдене с востока, и поместил там человека, которого создал…».
 - Перед нами начало известнейшей истории об Адаме, Еве и подлом змее. Конец ее печален: человек вкусил запретное и был наказан. Так гласит общепринятая легенда. Увы, ее трактовка ошибочна. Я расскажу, что же на самом деле произошло в райском саду. Сразу хочу сказать, речь пойдет о датчике «мы-один», или человеческой душе, которую Бог создал (яцар), не сотворил (баръа), а создал из уже имеющегося у него материала (нефеш хайя). Это подтверждает слово «афар», которое обозначает и серый цвет и необработанную руду. Объединяя эти понятия можно сказать о некотором формировании, к которому можно относиться как к сырью для будущей работы. Здесь также присутствуют слова «адам» и «адама», - человек и земля. Есть и третье значение у корня «адам», оно обозначает красный цвет, а слово «дам» переводится как кровь. Создатель уже знал, что поместит датчик «мы-один» в белковую оболочку розового цвета, в которой связующим элементом между двумя субстанциями – материальной и духовной, будет кровь – растворитель питательных веществ, подобно воде на планете Земля, она же - носитель информации, подобный силе, обеспечивающей развитие двух видов материи. Поскольку датчик был создан по образу и подобию и обладал свойством делать выбор, и этот выбор должен был обеспечить появление из руды законченного вещества, то в недалеком измерении, было создано место, так называемый «ган эден», куда он и был помещен. Сущность данного действия заключалась в следующем: датчик подходил к функционированию в нескольких измерениях, но поскольку, я повторяю, был создан с возможностью делать выбор, то нуждался в минисистеме, предоставляющей условия для этого действия.
  Несколько слов о самом «ган эден», или особенностях того измерения. Глагол «линтоа» (садить, сажать), поставлен в третье лицо будущего времени (ита), - Бог посадит, и имеет более широкое значение, чем действие посадки саженцев. Линтоа (садить), можно также семена в почву (в прямом и переносном смысле), что значит закладывать основу под будущее. Далее следует слово «микедем», которое переводится «с востока». Но «кедем» также имеет значение «прошлое». Объединяя два понятия, получаем следующее: заложит Бог фундамент под будущее, используя прошлое. Если взглянем шире, то увидим наличие датчика «мы-один», белкового скафандра для него и информации, полученной в прошлом. Отсутствует некоторый мостик, по которому будет сделан шаг в будущее. Он появляется в виде змея-искусителя, предлагающего сделать выбор. Здесь необходимо вспомнить день пятый, когда были сотворены связующие силы процесса расширения, нареченные пресмыкающимися. Змей был из их числа.
  Ввау помолчала минуту, выпила воды и продолжила.
 - Далее напрашивается вполне логичный вопрос: что содержало в себе злополучное яблоко, какой такой первородный грех, из-за которого страдает человечество.
  Она испытующе глянула на меня. Я, молча, пожал плечами.
 - Не знаю.
 - Какое свойство есть только у человека, и отсутствует у всех остальных живых организмов?
  Я снова пожал плечами.
 - Хорошо, я скажу. Данным свойством является власть над себе подобным. Пребывая в райском саду, человеческая душа еще не была знакома с ощущением собственного «эго», и лишь вкусив плод с дерева познания, прочувствовала, как «сладко ощущать себя богом». Это чувство стало доминирующим, несмотря на то, что при этом человек «становится нагим», то есть подставляет себя под удары других, ему подобных. Бог понял, в какое измерение будет направлен человек и «изгнал его на землю», где человек существует во имя исполнения своих желаний, самым желанным из которых является власть над другим человеком. Ребенок своими рыданиями пытается подчинить мать; мужчина, при помощи денег, обещаний, обмана, подчинить себе подобных; женщина сексом хочет подчинить и удержать мужчину. Политики входят в экстаз при виде кричащей в их честь толпы, в чести у вас бесконечные соревнования, игры, чемпионаты, шоу, где выявляется сильнейший, получая, хотя бы на время власть над остальными участниками. Происходит постоянное выяснение отношений: кто прав, кто виноват. В этом помогает судебная система.
  Если мирные методы не помогают, то происходят стычки, разрастающиеся до глобальных конфликтов.
  Способы получения политической власти, самой сильной и самой желанной, можно разделить на материальные и духовные. К первым относятся деньги, секс, удовольствия, ко вторым – религии.
  Ввау остановила свой рассказ, тяжело дыша. На ее лбу выступили крупные капли пота.
 - Ты говоришь слишком жестоко, - сказал я, не замечая ее состояния.
 - Пришло время взглянуть правде в глаза, - она закашлялась и умолкла.
 - Ты что не понимаешь? О таких вещах нельзя говорить, - прошипел я, оглядываясь по сторонам, словно мы находились не на обитаемом острове, а посреди многолюдной улицы.
 - Выбор сделан не тобой и не мной. Тебе придется рассказать все окружающему миру, - она сделала ударение на слове «тебе».
 - Когда? Где?
 - Придет время, в стане врагов своих.
 - Ты хочешь сказать, что меня захватят в плен?
 - Сам придешь.
  Я обхватил голову руками.
 - Хорошо, - повернулся я к девушке после минутного молчания, - а если бы Адам не вкусил от яблока, не познал чувства власти над себе подобным, что бы была тогда? Кем бы он стал тогда? И еще. По твоему утверждению, в соседних измерениях делают и засылают сюда людей и этот процесс постоянно совершенствуется. Скажи, как возможно, чтобы человек изготавливал человека, как такое возможно?
  Ввау смотрела на меня потускневшими глазами. Пот уже не выступал на лбу, он катился градом по ее щекам, дыхание было тяжелым, с неприятным запахом изо рта. Я испугался.
 - Тебе плохо?
 - Мне уже не будет хорошо. Но я отвечу на твои вопросы.
  Она отерла пот со лба, глотнула воды.
 - Скажи, ты знаешь, какие мысли роятся у меня в голове?
 - Нет.
 - Ты лишь можешь догадываться. Вы называете это шестым чувством. А если бы у тебя была такая возможность? Ощущать мысли окружающих людей?
 - О-о, - протянул я и выпятил грудь, - тогда бы я был самым могущественным человеком на земле. Никто бы не смог меня обмануть.
 - Ты прав. Обман и страх – производные от желания власти. А если бы ты находился в обществе, где все имеют возможность ощущать мысли друг друга?
  Я хлопнул челюстью и прикусил язык.
 - Я же учила тебя. Всякое явление разлагается на две составляющих. Если есть желание власти, то должна быть обратная сторона медали, - нежелание власти. Это возможно лишь в молчаливом измерении, где все общаются не при помощи лживого языка, но при помощи ощущения мыслей. Вкусив от яблока, Адам погасил в себе такую возможность и «стал нагим». В вашем распоряжении остались только легенды о «третьем глазе». Согласись, молчаливым телепатам, можно доверить совершенствование экологической системы планеты Земля. А сейчас помоги мне дойти до моря. Хочу окунуться. В последний раз.
 - Да что с тобой происходит?
 - Очевидно, моя миссия подходит к концу.
 - Как к концу? А как же я?
  Ввау не ответила. Опершись на мою руку, она дошла до моря, зашла в него по колено и села в воду, уронив голову на грудь. Я плюхнулся рядом с нею в сине-зеленые волны и тряхнул девушку за плечо.
 - Как же я?
 - С тобой будет все хорошо.
 - Как я смогу доказать? Что нужно делать, чтобы увидеть соседнее измерение?
  Ввау, на четвереньках, стала выбираться из воды. Я, также на четвереньках, последовал за ней. Сев на песок, она розовой ладошкой разгладила перед собой песок, и нарисовала на нем букву «С». 
 - Скорость света, - сказала она, - если наблюдатель находится в измерении, движущимся со скоростью света, то он может видеть все существующие измерения и процессы в них. Если скорость измерения находится между «С» и «2С», то можно видеть информацию, исходящую из различного вида датчиков духовной материи, собираемую приемниками. В этом отрезке находится скорость человеческой мысли. В соответствии с формулой Эйнштейна, скорость света в квадрате равняется энергии, деленной на массу, - Ввау изобразила формулу на песке, - квадрат скорости света равняется девяносто миллиардов километров в секунду, - она нарисовала рядом девятку с десятью нулями.
 - Теперь ты видишь, как мала должна быть масса и как велика сила энергии, чтобы получить такое число. Это энергия, соединяющая ПротоВселенную с расширяющейся Вселенной, или, проще говоря – энергия расширения.
 - Да что ты мне о космических делах толкуешь. Расскажи, как попасть в соседнее измерение, как связаться с тамошними обитателями.
 - От твоего желания мало что зависит. Они не твои творения и не тебе устанавливать способы ваших взаимоотношений. Чтобы овладеть временем, нужно овладеть скоростью. Скорость требует наличия большого количества энергии. Если ты донесешь до человечества содержание моих рассказов, и если человечество прислушается к тому, о чем мы беседовали, то (эту информацию я получила сегодня ночью) в недалеком будущем оно откроет новый источник энергии, позволяющий заняться проблемами скорости. И не забывайте о новой системе координат.
  Ввау провела ладонью по песку, стирая написанное.
  - Сейчас только от тебя зависит, будет ли рассказанное мною доведено до сознания общества, или ветер времени развеет подлинное знание, как мои рисунки на песке.
 - Как мне это сделать? Выступить с циклом лекций – засмеют, надеть рубище и сделаться проповедником – изобьют.
 - А ты напиши книгу.
 - Книгу?! Я не писатель, я не умею писать.
 - Все- таки, придется. Ты ведь не будешь отвергать ваших богов, ты всего лишь не присоеди-нишься к мнению общества о них. Помоги дойти мне до пещеры.
  Мы отправились в обратный путь. Ввау тяжело дышала, с трудом переставляя ноги.
 - Чем выше скорость, - она почти задыхалась, - тем меньше должна быть масса. Идите по дороге, проторенной Создателем – начните работать с микроорганизмами. У вас уже есть опыт, накопленный при создании патогенного оружия. Оставьте амбиции власти, каждый год миллионы новых вирусов проходят трансвременной коридор и попадают в ваше измерение.
 - Как миллионы?
  Девушка попыталась улыбнуться.
 - Каждый год вы страдаете от элементарного гриппа. И каждую зиму происходит новое заражение уже переболевших людей. Вирус мутирует, как вы выражаетесь. Это значит, летом, пока стоит теплая погода, главы колоний вируса гриппа собираются вместе и говорят друг другу:»Ребята, прошлой зимой с нами уже научились бороться. Чтобы выжить, мы должны мутировать.» Правильно?
  Настала очередь улыбнуться мне.
 - Или вы до сих пор верите, что СПИД возник в стаде обезьян? Микроорганизмы не только источники болезней, но и мощный двигатель социального развития. Времена чумы и оспы прошли, но, благодаря им, люди заставили себя соблюдать элементарные нормы санитарии.
  Мы подошли к пещерке, моя Пятница опустилась на землю и свернулась калачиком.
 - Что с тобой происходит? Ты заболела?
 - У меня рак.
  От услышанного я ополз спиной по стволу дерева.
 - Рак?! Откуда ты знаешь?
 - Моя миссия в этом измерении подходит к концу. Белковая субстанция останется здесь и пойдет на обогащение почвы, а кусочек духовной материи уйдет в другое измерение и снова станет его частицей.
 - Постой, я не хочу, чтобы ты уходила.
 - Я уже сказала – это не нам решать. Слава Богу, нет сильных болей, просто силы уходят с каждой минутой.
 - Ты ведь знаешь все. Скажи, как я могу помочь, как вылечить тебя?
 - Это невозможно. В деле лечения рака вы боретесь со следствием – злокачественной опухолью, но не с причиной. Причина заболевания раком имеет социальные корни. Когда человек запутывает и накаляет свои отношения с окружающими, и его существование начинает идти вразрез  с  Всеобщим Информационным Полем, как результат, появляется злокачественная опухоль. Этакий мини регулятор создания будущего. С нею начинают бороться, проявляются различного рода изменения. Если происходит качественное изменение и человек вписывается в программу Поля, то он выживает, если нет…
 - Но ты, ни с кем не запутывала отношения.
 - Сейчас я стою на пути дальнейшего развития. Моя миссия окончена. Я должна уйти.
  Ввау приподнялась с земли, вошла в пещерку и тихо легла на подстилку из листьев. Мое же состояние можно  было охарактеризовать как паническое. За небольшой отрезок времени, который мы были вместе, я привык к ее упрямой постановке головы, шоколадно-розовым ладошкам, мягкому, немного эмоциональному характеру, а самое главное, к необыкновенности тем ее рассказов. Логично построенные, они вошли в меня, как вода входит в исстрадавшуюся от засухи почву. хотелось слушать еще и еще, испытывать наслаждение, исходящее от ее спокойного голоса, получать ответы на, казалось, тупиковые вопросы. И вот теперь она умирает, а я остаюсь единственным вместилищем ее рассказов.
  На следующее утро Ввау не смогла выйти из пещерки. Я  сварил суп и, почти насильно, влил в нее несколько ложек.
 - Оставь, - тихо протестовала она, - мне уже ничего не нужно.
  Я молча нарезал веток кустарника, притащил их в пещерку, выложил в виде кресла, накрыл остатками резиновой лодки и усадил в это творение свою Пятницу.
 - Расскажи еще что- нибудь.
 - Я наполнила сосуд знаниями, оставшееся, лишь комментарии. Если хочешь открыть что-то новое – читай Ветхий Завет в оригинале.
 - Я помню там написано, и был вечер, и было утро, день такой-то. Почему день начинается вечером?
 - Для человека день - светлое время суток. В этот промежуток времени он принимает решения, совершает поступки, творит будущее, откладывает информацию в одну из коробочек. Потом наступает темнота, человек засыпает, происходит считывание накопленного. Начинается день Создателя. «И был вечер и было утро», - объясняет принцип созидания. Новое базируется на фундаменте познанного. Все это я тебе рассказывала, а сейчас лишь комментирую.
 - У меня такое чувство, что наше измерение походит на испытательный полигон: постоянное введение улучшенных объектов, наблюдение, как они уживаются в созданной системе, устранение ненужных особей, закрепление необходимых функций и рефлексов.
 - Ничего не поделаешь, это всего лишь мгновения Большого Расширения.
  Ввау замолчала, я подождал минуту и взял ее за руку. Девушка не прореагировала на прикосновение, она спала.
  Я взял бинокль, вышел из пещерки и, ожесточенно прыгая с камня на камень, взлетел на вершину западного холма. Вокруг меня расстилалась синева, вверху- светлая, внизу-темная. Солнце посылало свои лучи-стрелы, пронизывающие светлую синь неба и превращающиеся в блики на темной синеве моря. Плечи ощущали некий невидимый груз, а в душе царствовало столь знакомое чувство одиночества.
 - Моя миссия закончена, - послышался в ушах голос Ввау.
 - А моя лишь начинается, - нечаянная фраза была озвучена моим голосом. От испуга я дернулся и помчался назад, к пещерке.
 - Не уходи далеко, - послышался из темноты слабый голос, - я думаю, это мое последнее посещение этого измерения.
  Я упал на колени, схватил ее за ледяные ладони.
 - Скажи, почему в этой проклятой жизни меня покидают самые дороги люди? Мама, Ли, Катя, теперь ты. Что нужно сделать, чтобы остановить этот процесс?
 - Я расскажу тебе притчу. Умер человек, предстал перед Богом и стал ему жаловаться:»Господи, ты сотворил меня на свет, но подарил нелегкую жизнь. С раннего детства в ней горести было больше, чем радости. Я тяжело трудился, но не стал богатым, я был прилежным семьянином, но не находил добродетельных откликов в своих близких, я взывал к тебе, но ты оставался глух к моим просьбам». В ответ Бог развернул экран жизни стоящего перед ним человека и ответил:» Не стоит укорять меня. Посмотри, вот твои следы, а рядом с ними мои. Они движутся параллельно на протяжении всего жизненного пути. «Ты не прав, - воскликнул человек, - вот отрезок моей жизни, в течении которого мне было особенно тяжело, и здесь только твои следы, а моих нет. Ты оставил меня». «Нет, - ответил Бог, - в этом месте я нес тебя на руках».
  Ввау замолчала, и лишь ее хриплое дыхание нарушало тишину пещерки.
 - Не мешай Господу нести тебя на руках. Сделай все, как я просила. Тело мое оставь в пещере, она тебе больше не понадобится.
  Девушка закрыла глаза и утихла.
  Я вышел наружу и не узнал окружающего ландшафта – глаза застилала пелена слез.


















































                Глава третья.

                В стане врагов своих.

               
                Не думаю, что философия и разум станут в
                ближайшем будущем руководством к действию
                для среднего человека. И все же для избранных
                они будут оставаться превосходным прибежищем
                мысли.
                А.Эйнштейн.

                Миф являет собой максимальное приближение к
                абсолютной истине, которую нельзя выразить
                словами.
                Ананда Кумарасвами.

  Холмы были серо-зеленого цвета, покатые, с пологими склонами, на которых серебристо-зелеными комочками расположились оливковые деревья, сбитые в рощицы, между рощицами виднелись седые выступы пористого известняка. Тридцатиградусный зной был здесь полновластным хозяином и дальние из холмов растворялись в зыбкой дымке, продолжающей свой бесконечный бег в сине- стальную бездну неба. Библейские холмы, истоптанные ногами босыми, обутыми в римские сандалии, сафьяновые туфли и солдатские сапоги; библейские холмы, знавшие тяжесть верблюжьих караванов, слышавшие бряцанье доспехов и звон мечей, впитавшие в себя не один литр человеческой крови.
 - В стане врагов твоих, - печальный голос Ввау исходит от раскаленных камней и наполняет собой пространство.
  Я закрываю окно, включаю кондиционер и беру в руки карандаш.
 - Опять уселся писать свои мифы, - слышится глухое ворчание женщины, особи, с которой я живу в течение последнего года. Шаркающей походкой она удаляется на кухню. Оттуда слышится удар тугой струи и звон посуды. Я же выполняю просьбу-наказ той, которая пришла в этот мир без имени и даты рождения, но оставила саднящую царапину в моей душе. Я пишу книгу о нашей встрече.

После того как лицо просохло от слез и контуры ландшафта вернулись на свое место, я вооружился ножом и отправился к ручью. Там собрал сухие ветки, нарезанные в первый вечер пребывания на острове, в одно место, нарезал жердей и соорудил шалаш. Сбегав пару раз к пещерке, наполнил его предметами первой необходимости. Теперь предстояло самое тяжелое и скорбное дело. Ровно сутки, с перерывом на ночной сон, я собирал по острову небольшие валуны, стаскивал их к пещерке и закладывал вход в природную могилу Ввау. Затем тщательно убрал территорию нашего совместного проживания и, уже в сумерках, уныло побрел к своей «новой квартире». Костер, нехитрая снедь, тоска и ложе из пружинистых веток были моими спутниками в тот вечер. Ночью проснулся от ощущения зябкости, выпил воды из ручья, завернулся в одеяло и нырнул в шалаш. Проснулся поздно, с сухостью во рту. Тело бил озноб, лоб был горячим.
 - Не расслабляться. Завтракай и отправляйся на осмотр местности, - ниоткуда взявшийся Ли, сурово сдвинул брови.
 - Не хочу, - буркнул я Учителю. Тот покачал головой и исчез навсегда.
  Пожевав всухомятку, я взял бинокль и побрел на вершину холма. Вскинув прибор к глазам, оглядел, как всегда, пустынный горизонт. Солнце нещадно пекло в голову, но телу было холодно.
 - Пойду, лягу рядом с Ввау и умру, - прошептал я сам себе и начал спуск к ручью.
  К вечеру здоровье окончательно испортилось: голова гудела, каждое движение кадыка отдавало острой болью, тело налилось ватой.
 - Худо Пал Андреич, ох как худо, - разговаривал я сам с собой, прихлебывая горячий чай, - видать Ввау умерла не от рака, а от какой-то инфекции, которая сейчас принялась за тебя.
  Ночь прошла в кошмарных сновидениях. Всеслав превратился в начальника Остинской колонии и грозил скормить меня комарам, Ушастый пытался ухаживать за Катей, цветочницы с Таллиннского кладбища просили пригласить их на танго, а чернокожие Ввау и Ли предлагали купить билет до Симферополя.
 - Идите к черту!, - заорал я и проснулся. Поднес часы к глазам – одиннадцать часов дня. Нацепив бинокль на шею, медленно стал подниматься на вершину. Пространство сначала покачивалось, потом стало ходить ходуном. Я сел на землю, прикрыл глаза. Когда они открылись передо мной стоял незнакомый мужчина в поношенной форме советского солдата.
 - Вставай, сынок, - мягким голосом сказал он, - тебе нужно пройти боду.
 - Папа!, - ахнул я, - так вот ты какой. А я думал, ты остался на Марсе.
 - Я и здесь и там одновременно. Вставай, иди на вершину, преодолей боду.
  Шатаясь и оскальзываясь, я побрел вверх. На вершине вскинул к глазам бинокль и увидел на синей ряби белое пятно. Двухмачтовая яхта стояла на якоре в нескольких сотнях метров от пляжика. К острову от нее отчаливала резиновая лодка. В ней сидели пять человек: две девушки и три парня. Шорты, майки, загорелые тела, белозубые улыбки.
  Я на минуту задумался. Затем зашвырнул бинокль в ближайший кустарник, насколько позволяли силы рванул к своей стоянке. Там собрал все вещи, принесенные из пещер, зашвырнул их тоже в кустарник, содрал с себя одежду, надел сохранившиеся с дрейфа брюки, пиджак с оторванными рукавами и единственный туфель. На это ушли остатки сил. Присел, отдохнул, попил воды и двинулся к берегу.
  В среде молодежной компании произошло замешательство, когда из кустарника на них вышло заросшее, шатающееся, одетое в лохмотья, подобие человека, с поднятыми вверх руками. Парни выдвинулись вперед, а девушки юркнули за их спины. Один из них выкрикнул что-то на незнакомом языке.
 -   I do not understand, - прохрипел я в ответ и, без сознания, рухнул на землю.
  Потолок больничной палаты оказался не белым, а желто-коричневым, отделанный деревом и слегка покачивался. Я повел глазами по сторонам.
 - Странная больница, - пронеслась мысль, - где же привычные цвета и запахи?
  Послышались шаги и загорелое мужское лицо, обрамленное черными, как смоль, волосами, склонилось надо мной.
 - О-о, ты уже открыл глаза. Как самочувствие?, - спросил парень на ломаном английском.
 - Спасибо, мне уже лучше, - ответил я и попытался встать на ноги.
 - Лежи, отдыхай, - остановил меня черноволосый и поднялся по ступенькам на палубу яхты. Там донесся его голос на родном языке.
 - Греки, - догадался я.
  Огляделся вокруг. В каюте царствовал «относительный порядок»: на полу катались пустые банки и бутылки из под пива, мужская и женская одежда разноцветными комками устилала совместные лежбища, воздух, не смотря на открытую дверь, содержал в себе табачно-алкогольные пары и был насыщен запахом какой-то паленой дряни.
  Прогрохотав по ступенькам, вся веселая компания спустилась в каюту и окружила меня.
 - Здорово, - орал черноволосый, - мы нашли собственного Робинзона. Все друзья просто умрут от зависти, когда узнают это.
 - Куда мы плывем?, - спросил я.
 - Греция, Салоники, - ответил второй парень, чуть пониже ростом, - как вас зовут и как вы попали на остров?
 - Голова болит, - ответил я, - потом расскажу. Когда мы будем в Салониках?
 - Завтра утром швартовка. Отдыхайте.
  Одна из девушек принесла мне еду. Поев, я заснул. Проснулся в темноте. Рядом кто-то мощно храпел и я различил три тела – два мужских и одно женское. Пошатываясь, выбрался из душной каюты, вдохнул полной грудью. Мириады звезд висели над головой, натянутый якорный канат уходил в глубину, а за кормой виднелись огни далекого берега. Чуть не споткнувшись еще о два тела, спящих прямо на палубе, я стал прикидывать, хватит ли сил доплыть до далеких огней. Но выхода не было.
  Вернулся в каюту. Привыкшие к темноте глаза, помогли найти подходящие брюки и рубашку. В одном из карманов нащупал несколько греческих купюр, завернул их в полиэтиленовый пакет и привязал к лодыжке. Подошедшую обувь прикрепил к поясу и тихой тенью скользнул по якорному канату в воду.
  На прибрежный песок выполз на четвереньках, перевернулся на спину. Звезд на небе уже не было, как и сил в ослабленном организме. Отдохнув полчаса, отряхнул с одежды песок и побрел вон с пляжа. Если не считать болевшей головы и горевшего горла, пока все складывалось хорошо.
  Третий раз я шел солнечным утром по набережной Никис, но теперь в противоположную сторону от Белой Башни. Первый раз был здесь года три назад. По заданию Всеслава открыл счет в местном банке на предъявителя номера счета и положил туда круглую сумму денег. В отчете номер написал так, что одну из троек легко было принять за девятку, и сейчас у меня был шанс. Не стопроцентный, но шанс получить деньги с этого счета.
  Греческих купюр хватило, чтобы купить в магазине одежды костюм и рубашку. Туфли пришлось оставить прежние. Дождавшись открытия банка, я зашел вовнутрь и сразу увидел клерка, с которым имел дело три года назад. Он сидел на том же месте, с неизменной улыбкой, лишь виски подернулись сединой. Улыбнулся в ответ и я, назвал номер счета.
 - Какую сумму заказываете?, - послышался вежливый вопрос.
 - Всю.
 - Через пятнадцать минут в третьем окошке.
 - Спасибо.
  Присев на стул, я посмотрел картинки в греческом журнале и через двадцать минут вышел с пакетом долларов в руках. Положил его в загодя приготовленную сумку и повернул на запад, вглубь города.
 - Деньги – хорошая штука, - рассуждал я сам с собой, - с их помощью можно много кое-чего купить. Но не все и не сразу. Например, паспорт. Без паспорта не поселят в гостиницу, а ночевать на улице опасно. Можно угодить за решетку. Даже за деньги паспорт в Греции мне никто не сделает, а без паспорта я не смогу покинуть страну. И нужно решить – куда ехать. Мысль о возвращении в Советский Союз затерялась в глубинах сознания.
  В ближайшем киоске я купил телефонный справочник, выбрал оттуда адреса дешевых гостиниц, взял такси и поехал в ближайшую.
 - Свободные номера есть, паспорт, пожалуйста, - попросили из-за стойки.
 - Понимаете, забыл вытащить из чемодана, а тот остался в камере хранения на вокзале. Вечером подвезу.
 - Без паспорта не селим. Ничем не могу помочь.
  Вторая гостиница, третья, четвертая, пятая. Только в седьмой по счету услышал нужный ответ.
 - Можете оставить пятьсот долларов в залог. Если не привезете паспорт в течении суток - продления не будет и деньги остаются у нас.
  Я, несколько разочарованным взглядом, окинул неопрятное помещение и махнул рукой.
 - Делать нечего. Подходит.
 - Есть только одно место в двухместном номере, - сразу же услышал в ответ.
 - Я готов заплатить за двухместный, но чтобы без соседей.
 - Тогда ничем не могу  помочь.
  Вздохнув с еще большим разочарованием, я отмусолил необходимое количество бумажек, получил ключ и поднялся на третий этаж.
  Небольшая прокуренная комната была оклеена дешевыми обоями, стол, два стула, две койки (на одной из них чьи-то вещи), тумбочка, шкаф, раковина.
 - Та-ак, - протянул я, повернулся к двери, открыл ее, высунул голову в коридор. Удобства вне комнаты. Теперь понятна природа коридорного запаха. Закрыв дверь, я повесил пиджак в шкаф, засунул сумку под кровать и плюхнулся на койку. Через пару минут усталость стала брать свое, и я заснул.
  Проснулся от шороха в комнате. Чуть приоткрыв глаза, увидел человека, склонившегося над соседней койкой. Ниже среднего роста, в поношенной одежде. Большие, как оливы глаза, мясистый нос, мясистые губы, а в зеркальной лысине с удовольствием отражалась тускленькая электрическая лампочка. Мелкими движениями он складывал вещи в чемодан, затем, в растерянности, выкладывал их на кровать, затем опять складывал и опять выкладывал, меняя местами. Руки его тряслись.
 - Суетной тип, - подумал я и опять провалился в черную бездну.
  Второй раз проснулся среди ночи. Кровь жестко била в виски, горло представляло собой жерло проснувшегося вулкана. Вместе с жаром оттуда вылетали хрипы, всплески и бульканье. Рывком сев на кровати, я достал из под нее сумку и прижал ее к себе. Темнота качнулась перед глазами, наполнилась криками, хлопаньем дверей, топотом бегущих по коридору ног. Дверь в комнату отворилась, в глаза брызнул электрический свет. Маленькая фигурка соседа заметалась по комнате, наполняя ее бликами на радость тускленькой электрической лампочке.
 - Господи, - бормотал сосед, почему-то на русском языке, не замечая меня, - Бог Авгаама, Ицхака и Якова, не оставляй меня в тгудную минуту.
  Вещи, лежавшие на кровати, уже беспорядочно летели в чемодан.
 - Эй, - я пытался управлять потоком лавы, бурлившей в горле, - эй, ты чего мечешься? Что случилось?
  Услышав язык Ленина, он резко повернулся и уселся на кровати, лицом ко мне.
 - Как, вы тоже говогите по гусски?
 - Пытаюсь, - проклокотал я.
 - Я не знаю кто вы, но нам нужно спасаться. Полиция делает облаву, они уже на втогом  этаже, а у меня нет паспогта. Последняя ночь пегед свободой. У вас есть паспогт?
  Я отрицательно мотнул головой.
 - Как?, - вскричал он во второй раз, - и у вас нет паспогта? А как вас зовут?
 - Изя, - криво ухмыльнулся я.
 - Как?!, - вскричал он в третий раз, - и вы тоже… Ой, только не вгите мне, а то я втогой газ за последние полчаса умгу от стгаха.
 - Не умирайте, - я сглотнул кусок лавы, - здесь есть черный ход?
 - Да, конечно. Я даже знаю где.
 - Берите чемодан. Пошли.
  Мы выглянули в коридор. Гостиница напоминала одновременно потревоженный улей и разворошенный муравейник. Снизу доносились зычные голоса, очевидно, полиция знала свое дело.
 - Там, - прошептал мой новый знакомый, - гядом с двегью в туалет.
  Черный ход, конечно, оказался заперт. Простейший замок, хлипкая дверь преграждали нам путь и я пожалел о перочинном ноже, оставленном на острове.
 - Держи, - я сунул в короткие, толстые пальцы сумку, отошел к противоположной стене и с разгона влетел плечом в дверь. Она плашмя рухнула на площадку.
 - О-о, - оливковые глаза сверкнули счастьем.
  Мы заработали ногами по ступенькам. На первом этаже я  остановился. 
 - Что такое?, - забеспокоился попутчик, - вот ваша сумка. Что в ней, деньги?
 - Доллары.
 - О-о,- тогда вы вдвойне полезный человек.
  Я схватил его за плечо, пытаясь справиться с пульсацией в висках и потоками лавы в горле. Сзади, на ступеньках послышался шум.
 - Быстгее, нас догоняют.
  Я схватил его за шиворот и увлек в сторону от двери.
 - Что вы делаете?
  Сверху скатился полуодетый верзила и выскочил на улицу. Моментально оттуда послышались крики и шум борьбы. Я выглянул наружу и увидел, как два полицейских заламывали верзиле руки. В пылу борьбы, они не обратили внимания на две бледные тени, скользнувшие в противоположную от них сторону.
  Все происшедшее потом я, как бы, видел на экране телевизора, который время от времени отключали от сети: светящийся экран чередовался с провалами в черноту небытия.
 - Послушайте, Изя, нельзя останавливаться, нужно идти, - знакомый картавый голос был убедителен, - это вам говогит Могдехай, а Могдехай знает, что говогит. Вы были пгосто великолепны на лестнице, но сейчас, почему-то, сникли.
  Потоки лавы забурлили в моем горле с новой силой и экран погас.
 - Тетя Гоза, я вам повтогяю тгетий газ, - Изе нужен паспогт. Если они сумели сделать два, то тгетий не пгоблема. Изя, ты меня слышишь? Ты должен побгиться и улыбнуться. Сейчас сюда  пгидет фотоггаф и сделает тебя на паспогт. Я взял у тебя пятьсот доллагов на нужные гасходы. Не делай печальные глаза. У тебя очень кгасивые евгейские глаза, они должны светиться гадостью. Да не гадостью, а гадостью. Ты должен гадоваться – Могдехай с тобой. Теперь моя очегедь помочь тебе.
  Отключение экрана.
 - Доктог, я заплатил вам сто доллагов, но Изя до сих пог не стоит на ногах. Ему совегшенно необходимо к сегодняшнему вечегу иметь кгепкие ноги, а не эти два ватных столбика. Что? Только не в вену! Я тегпеть не могу экспегиментов с сосудами. Хогошо, я отвегнусь.
  По моему телу разливается волна энергии, из горла вырывается сип полупобежденной лавы, в затылке начинает пульсировать неведомый источник.
 - Боду, проклятое боду, я преодолею тебя, - мой хрип доносится до ушей Мордехая.
 - Воду? Сейчас, сейчас. Выпей воды и кгепче возьми свой паспогт. В нем написано, что твоя фамилия Кагпински. Я увеген, это твоя фамилия. Свобода ждет нас. Тетя Гоза, я пгосил этого идиота таксиста не сигналить, он пгивлекает внимание. Бегем вещи. Изя, вот твоя сумка, бегеги ее, там еще остались доллагы. Когабль ждать не будет.
 - Подожди, - я взял Мордехая за руку, - я не знаю координаты острова.
 - Какой остгов, догогой? Нас ждет матегик, долгожданное место.
 - Что за место?
 - Конечно Изгаиль.


  Последующие годы не интересны для повествования. Или, может, стоит выделить их в отдельную главу. Но это будет позже. А сейчас, в конце моего рассказа, в голове созрел очень важный для меня вопрос, вопрос к Создателю.
 - Господи, неужели теперь меня ждет участь Ввау?


                03.09.10   12.05
               

       

               
























      
 
   



   
 -