С. Ш. Р. для фанатов- дополнительный эпизод

Вероятно, за время прочтения возник вопрос. А к чему там был Маршак. Мы что, «не в теме»? В теме, в теме. Только я запутался в хронологии- у нас будет еще один дополнительный эпизод. Как в «Бесах» Достоевского- там еще какие-то душевные излияния Ставрогина про маленькую девочку, не вошедшие в общую канву произведения, которые там допечатаны в виде бонуса. Принцип построения этой сцены такой- что ее можно воспринимать отдельно, а можно и в общем контексте, переборщить тоже не хочется, но и испортить уже сделанную работу тоже как-то… не особо. Ну для ценителей, думаю сойдет.

Писатель: Ну как  мы с вами договаривались.
Заказчик: А что, был уговор? (сначала невозмутимо, делает удивленные глаза)
Писатель: Ну да вы же сами, с самого начала, сказали, что из всех троих, кто будет работать над проектом, в живых останется один, лидер.
Заказчик: Да, ну сам понимаешь, что я не окончательное лицо которое принимает решение. (говорит медленно, усыпляя внимание)
Писатель: Да вы же один единственный, и царь, и Бог, и судья,  и будете принимать решение- что вам жизнь человеческая? На что я могу рассчитывать- что вы со мной церемониться будете. А я, что, думаете, в колени вам упаду, буду цепляться за свою ничтожную жизнь, умолять вас меня в живых оставить. Отправить меня за полярный круг или в таежный лес бирюком без прав состояния. Без права переписки, с отшибленной памятью. Да я  же для вас потенциальный враг, и вы поймите, что результат работы без меня как организатора этого проекта не сможет работать по вашему замыслу.
Заказчик: То есть как так?
Писатель:  Работа в целом готова. Но есть ключ- отгадка -загадка- ну как бы «пин код», который я знаю, я, только, я…. и члены моей группы.
Заказчик: Страхуешься?
Писатель: Конечно, жизнь ведь на кону.
Заказчик: То есть ты хочешь сказать, что ты выполнил заказ, но скрываешь «пин», тем самым лишая нас возможности запустить сам проект.
Писатель: Так точно.
Заказчик: Так ты…
Писатель: Да, жить хочу. И что вы мне для проверки или для потехи чтобы в живых меня оставить дадите мне приказ их убить тоже я в это охотно поверю. Так они же тоже жить хотят. Жить хотят, а Маршака не читали.
Заказчик: Да бл..дь, за..бал ты с твоим Маршаком..
Писатель: Да, это от волнения.
Писатель посмотрел на тревожные лица товарищей- замкнутый круг их положения -замкнутый круг расположенных бетонных стен и загораживающих закуток предметов- это трагическое кольцо окружающего и анимированного зла давало  и обостряло чувство неизбежного конца. Их «тыловые» кольца тоже «сжимались» от страха и саспенса - тревожного волнующего гротескного  ожидания. В насыщенном воздухе пахло луком и смертью. В голосах писателя и заказчика чувствовался металл, и писатель говорил так, как будто своим дребезжащим голосом извергал из себя металл-который нужно было ковать, и  сразу окунать в ледяную воду, чтобы калить и делать прочным каждое из последних произнесенных им слов.
Писателю тоже стали чудиться какие- то смерти, ион стал представлять как бы было с ним, что он наконец доигрался- и что это неизбежный итог его личной  войны- «Траурный мячик нелепого мира. Солнечный зайчик дешёвого мира…. Пластмассовый мир откатов, социального зла, разрухи в умах победил три здравых ума, три болящих сердца за Россию, усыпил их, загнал в угол, как дешевок, лишив их возможности сопротивляться, и сталкивал их лбы- желая, чтобы они как псы в отчаянии загрызли друг друга, потеряв человеческий облик. Да, дали бы писателю пистоль -он бы развернул его на заказчика- дай пистолет художнику и поэту- они и бы обратили оружие на своих палачей. И забрали бы их с собой на тот свет, чтобы «подороже» «продать» свои  никчемные жизни, забрав с собой на тот свет эту нечисть, хотя бы ее единицы.
Но такого шанса не представилось. И заказчик явно так и понял всю очевидность положения и дешевую интрижку, игру обстоятельств и желаемого сопротивления. Писатель не умел играть. Он не был актером и в нелепых отмазках жене, и вся беспощадность ситуации в которой он оказался, не выдвинула его в блестящие актеры, даже актеры второго плана. Сам Станиславский бы качал головой и сказал «Не верю! Тут какая-то подляна»..
Зависла какая  -то тишина и спонтанная пауза, и выстрелами откуда -то сверху, упавшими в их закоулок, как какие- то ленточки серпантина и игрушечное разноцветное конфетти, уложили поэта и музыканта, они картинно упали, бездыханные, как две подкошенные былинки, стебельки, пронзенные насквозь горячими пулями, и даже с уст не слетело и не смогло сорваться «что я честно погиб за рабочих…».
Писатель остался один, и что –то зыбкое, что то миражное, что- то манящее и ускользающее от жизни, маякнуло ему и растворилось в надписях матюками на бетонном заборе.
И тогда его повело, что то дернуло его в сторону, ноги подкосились в коленях, и его качнуло,  заказчик косо поглядел на него,  собравшись всем телом. и прибывшие иже с ним «опричники» стали жадно  прицельно ловить все движения писателя, ожидая от него прыжка, резких движений, удачного расположения, чтобы роковой выстрел пришелся в пору и усыпил больное животное- как ставшую в один момент ненужной бешеную собаку, бодливую корову, чтобы спасти остальное племя о губящего сказа. Заказчик и взаправду подумал, что писатель того, двинулся- глядя на смерть близких и, чувствуя скорый исход разыгранной в натуре театральной сцены воплощенного снафа.
Писатель не сводил с него взгляда, вложив в него всю свою сумасшедшую ненависть- все что было в нем, теперь выгорало без остатка, и его последние слова уже не нужно было прокаливать в холодной воде, они и так были каленые- прокаленные, прожженные изнутри этой самопожирающей болью, этим невоплощенным русским реваншем, этой лебединой песнью, как прерванный полетом застывшим в помутневшем и судорожном небе..
Писатель: Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды…
Заказчик затаил дыхание, незаметно заведя руку за спину, нащупывая холодную рукоять ствола
Писатель: …Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды…
«Опричники» приготовились, наставя сопла ждущих стальных вороненых стволов в единственную блуждающую точку живой биомассы.
Писатель: …А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет…
Как Брут, потерпевший второе полное поражение, видя, что его дело погибло бесповоротно, он бросился на свой меч – писатель с разбега устремился на торчащий кусок арматуры в стене..закрывая своим телом матюки, как фашистскую амбразуру..
Писатель: …Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!..
И поперхнулся выплевываемой им кровью…
Не нужно ему было ни о чем больше думать, ни что самоубийство осуждают все религии мира, что проклинают до седьмого колена, что похоронят за кладбищенской оградой, он думал о реванше, и раз мысли витают где- то в воздухе, не боясь плагиата и повторения, они придут в другую такую же воспаленную голову, а потом в сердце- и тогда еще …кто кого?