Любитель

«Щёлк», сказал фотоаппарат. На экране явилась картинка. В определенной степени расплывчатая, больше похожая на рисунок акварелью, чем на фотоснимок. Любитель прищурился, пытаясь всеми силами разглядеть за этим загадочным изображением произведение искусство, отголосок своей души или хотя бы исчерпывающее описание быта современного человека в условиях индустриализации. Нет. В данном снимке ничего из вышеперечисленного не наблюдалось. Лишь причудливая игра тонов, недостаточно теплых для спальни, но менее холодных, нежели все выглядело на самом деле. Я еще раз прищурился, откашлялся, будто собрался петь, и нерешительно нажал на красную кнопку - удаление.
Электричка, казалось, уснула на пол пути - уже минут десять мы не двигались с места. Ни Любителя, ни кого бы то ни было из пассажиров, это не волновало. Я посмотрел на табло - бегущая строка - но там темно. Какая следующая станция и как скоро мы там окажемся, не знал видно даже машинист. Сказав, что меня не волновало беспричинное простаивание поезда, я несколько поспешил, ибо теперь Любитель встал с места и направился к тамбуру, затем обратно, и так несколько раз. Такое случается. Нечего криминального или непристойного нет в том, что молодому человеку захотелось в туалет по-маленькому. Даже неуклюжее бездействие остальных пассажиров стало раздражать, а нежелание электрички продолжать путь давало на низ живота как пресс для испытания кирпичей на прочность. Любитель сел на место. Достал фотоаппарат и с вытянутой руки щелкнул автопортрет. Развернул фотоаппарат экраном к себе. Изображение высветилось. Цветное, нарочно переконтрастненое фото жмурящегося парня на фоне железнодорожных путей в окне. Свет и тень чудесным образом скрыли от наших глаз обыденного субъекта, воссоздав где-то в потустороннем мире фотографии очень даже привлекательного юношу. Любитель сохранил это фото. На лице заиграла улыбка, когда поезд после длительного, непростительного бездействия вновь тронулся с места.
-Что это ты так долго? - подозрительным голосом (это ее обычный голос) спросила мама.
-Так получилось.
-Мой руки. Еда остыла.
Боже мой, подумал про себя Любитель, ничто не меняется в этом мире, и внезапно, даже для себя, сфотографировал маму. Она удрученно покачала головой, будто сына уже не спасти, но промолчала. Миновав раковину, я сделал свои интимные дела, и, вновь миновав раковину, направился на кухню. Отец сидел у раскочагаревшегося АГВ и потел как свинья. Его лицо имело цвет свекольного супа, что черпал он огромной ложкой, часть выливая на себя. Если присмотритесь, то заметите большой белый слюнявчик, в который замотана нижняя часть его тела, подобно древнеегипетским мумиям. Любитель фотографировал это неказистое зрелище сотни тысяч раз - нет смысла тратить зарядку аппарата впустую. Все сели за стол, и отец заговорил с сыном, пока темно-красная жидкость стекала с его подбородка на фартук.
-Ну, как съездил?
Любитель по обыкновению перед ответом пожал плечами.
-Нормально.
-Ну, и что ты думаешь?
-Ничего так...
-Ну, тебе понравилось?
-Не знаю. А что?
-Ну, как "что"?! Интересуюсь.
Любитель продолжил трапезу. Худоба мальца легко объяснялась тем, что его мать не готовила ничего кроме борща. Вообще. Чем объяснялась тучность главы семейства, не имею ни малейшего представления. Мама Любителя тоже не из худышек, хоть всю свою сознательную жизнь сидела на строжайшей диете. Кроме супа в доме еще иногда появлялись помидоры и огурцы в количестве одного-двух. Отказавшись от мясных закусок и картошки, семья сильно экономила. Экономить они были вынуждены, ибо бюджет их исчерпан после покупки, по тем временам, «супер-продвинутого», цифрового фотоаппарата. Всё на благо подрастающего поколения.
Любитель встал из-за стола и ушел в свою комнату. Разговор с родителями как всегда не клеился, следовательно, задерживаться на кухне не имело смысла. К тому же, мне не терпелось посмотреть, как выглядят на мониторе сегодняшние снимки. Механизм завелся и с гулом взлетающего аэробуса компьютер загрузился. 71 фотография. Хорошо это или плохо? Не важно. Главное не количество, а качество. Что ж, мне показалось, Любитель остался доволен. На большей части снимков красовался финансово-экономический институт во всей своей красоте и уродстве. Десятки ракурсов и цветовых решений. Примерно из пятидесяти фотографий институтских интерьеров и экстерьеров я оставил пять. На первом - общий массив здания, походящий на тень от двустворчатого шкафа, на фоне серого неба и грязного мартовского снега. На втором - тоже общий массив, но запечатленный почти в упор, уходящий резко вверх, и как будто протыкающий небо, стремящийся прорваться сквозь его серость и тяжесть, безжизненность и усталость. Третий - охранник, в будке, похожей на те, что расположены у подъема на эскалатор в метрополитене. Грустный страж порядка, в униформе не по размеру, выглядывающий из окошка с по-детски невинным выражением лица. Позади - красивый холл, с мраморными стенами и огромным зеркалом. Четвертый - длинный-длинный неуютный коридор, молодой рокер, нервно грызущий ногти. Пятый - снимок из окна седьмого этажа, вниз. Нарочно смазанное фото зрительно увеличивает количество людей перед институтом и создает обманчивое впечатление муравейника. Хаос так и просится вырваться, сойти с экрана монитора, но унылость и грусть изображения, граничащая с депрессией, держат его железной хваткой.
Остальные фото - электричка, шоссе, метро. Из "электрички" Любитель оставил лишь три или четыре фото, включая автопортрет. «Шоссе» - только одну, «метро» - две. В разделе «метро» было одно очень интересное фото бомжей. Мужчина и женщина немолодого возраста спали на крайней скамье вагона. Немытые, нечесаные, грязные, уродливые, они так мило прижимались друг другу. Романтика не была для Любителя основным параметром фотоискусства, но я понимал, что передать такое не легко, а, следовательно, к этому необходимо стремиться. Из «любовных» у меня еще была одна шикарная фотография – опять метро, справа на фото - целующаяся молодая пара, лет по восемнадцать, парень так увлекся, что массирует девушке левую грудь, слева - компания из двух девчонок и одного парня, девчонка что-то недоброжелательно выкрикивает паре, фон - толпа и зал - изящно смазан. Что кричала девчонка? «Вы еще тут сексом займитесь!» Меня несколько удивило, с какой неприязнью она произносила свою реплику. Целующаяся пара даже не обернулась. И это вселило в фотографа надежду. Снимок и вправду получился интересным. Я еще некоторое время полюбовался на свои творения, затем выключил монитор.
Следующий день был воскресеньем. Если бы не телефонный звонок в одиннадцать утра, я проспал бы до обеда. С чего-то Любитель решил, что это может быть, ему звонят, и кинулся к телефону. Но, увы.
-Пап! Тебя!
Любитель снова рухнул в кровать. Прибежал отец.
-Да... Конечно... Сейчас..., - обратился ко мне, - Съежу к Таньке. Ступенька у крыльца опять... Мать придет часа в четыре. Я к этому времени приеду.
И он убежал. Так бывало часто. С тех пор как умер Танькин муж, бедняге жутко одиноко. Отец Любителя тоже частенько страдал от скуки. Его жена, мама Любителя, казалось, была только рада, если тот ел в гостях – дополнительная экономия. Да и юному фотографу нравилось оставаться одному. Один дома. Это меня почему-то очень возбуждало. Хотелось сделать что-нибудь запрещенное. Что-нибудь, чего не сделаешь при родителях. Но что? Что такого запретного мог я сделать? Привести девушку? Да, идея хорошая, просто прекрасная. Да вот не было у Любителя девушки. Свободных блудниц в окрестности тоже не много, да умственно-отсталый фотограф-любитель им нужен как кобыле клавесин. Друзей у Любителя, таких, чтобы хорошенько посидеть вместе, повеселиться, тоже не имелось. Одинокий. Меланхоличный. И тогда он фотографировал. Это, на сегодняшний день, его последнее хобби. Казалось, в доме больше уже нечего фотографировать. Но нет! Я находил новые ракурсы. Новые цветовые решения. Часть снимков представляла собой всего лишь мазню – Любитель не редко использовал большую задержку, дабы фото основательно смазывалось. На таких фотографиях тяжело разобрать, что и где. Иногда, я сам забывал что сфотографировал. Иногда я снимал глаз. Или нос. Или другие примечательные части тела. Со вспышкой лез себе в горло. Залез бы и в задницу, да боялся испачкать объектив. (13 октября 2006 г.)

«После невероятных путешествий по красивейшим местам, рекам, долинам, великий мудрец (то ли Будда, то ли Иисус) предстает перед судом в открытом космосе. Он старается доказать, что познал какое-то там «великое». Иногда кажется, что я с родителями смотрю это по телевизору. Лжецы и те, кто не желает верить ему, умирают, тонут в космосе…»

О новых словах
 
Кто сказал что-то новое? Покажите мне его. Я расцелую его. Преклоню колено перед ним. Так вы мне его покажете или нет? Вероятно, вы и сами не знаете его. Может быть, потому что его не существует? Что-то новое сказать совсем не просто. Все уже устарело. Хочется изобрести новый язык. Новую мимику. Авангард был хорош. Но имеем ли мы право причислять его к искусству? Что такое искусство вообще? Я лично считаю что искусство – это выражение своих чувств. Выражали ли авангардисты свои чувства или старомодно выпендривались? Откуда мне знать. Я не авангардист.
Конечно, не плохо бы и отличиться. И создать что-нибудь эдакое. Новое. Но не идти против себя. И не идти против искусства. Некоторые музыкальные группы, старательно возводили шум в ранг музыки. Они колотили кирпичами о мусорные баки, трубами по металлу, шелестели пакетами, скрипели несмазанными дверными петлями. Но им это быстро надоело. Всем это быстро надоело. Да, поначалу, как всегда, интересно. А потом они вернулись к классике. Шум не может быть классикой. Как и хаотичный набор букв. О д о н е а т н и н м з д э? Р в р а ло и е м л а в о г а н т н м ол р  р г а о р ав д х к т! Поиск новых средств общения. К примеру, вместо пожатия рук, отныне будем оголять половые органы. Женщинам придется труднее остальных. Ведь они не могут просто достать это из штанов. Им придется спускать брюки. Или юбки. И трусы тоже. Нет. Это не удобно. Это не приживется в народе. Так что же делать? Придумал! Будем дергать друг друга за мочку. Нет. Большинство женщин носят сережки. Да и парни, теперь, тоже их носят. А дергать за сережку довольно неприятно. Все! Наконец гениальная идея явилась ко мне! Нажимаем друг другу на нос! Вот оно! Гениально! Это будет так мило! Так дружелюбно! Но изменит ли это на самом деле мир? Конечно…, нет. Это лишь уловка. Законы не рухнут. Стереотипы не умрут. Вот вам и новое слово…. Новые слова бывают разными. Бывают действительно новые слова. Слова, изменяющие все вокруг. Слова, переворачивающие мир. А бывают просто синонимы. Синонимы давно существующих слов. И все мы занимаемся именно изобретением синонимов. Благозвучных, интригующих ремейков.
 

«Я на кухне. Все очень реалистично. На мне штаны с подтяжками, кофты нет. Похож на клоуна. Кроме меня на кухне мама и папа. Папа говорит «Покажи нам свои фотографии». Мама говорит «Тише! Фильм совсем не слышно…». Я сержусь. Отвешиваю две пощечины маме по разным щекам. Она убегает. Я иду следом и кричу сорванным голосом «Думаешь приятно каждый день слушать, каким красивым я был раньше и каким стал?! Каким талантливым был и каким стал?!». Возвращаюсь на кухню. Хочу о чем-то поговорить с папой, но он смотрит ужастик. На экране девочка в вольере в окружении своры собак. Все зрители на экране удивляются, почему она еще не умерла. Девочка говорит, что у нее было две жизни, но дева Мария сказала, что это последняя. Собаки набрасываются на нее…»

-Это он, - сказала Аня и направила длинный указательный палец на парня в черном пиджаке.
-Этот?! – ее подруга удивленно, несколько надменно, скривила верхнюю губу.
-Да-да. Он.
Субъект дискуссии сидел в коридоре на скамье с взглядом, устремленными в пустоту, нога на ногу, почесывал сальную копну волос и фотографировал воздух.
-И что в нем такого? – спросила девушка, чья верхняя губа так и не вернулась на свое обычное место, - Что ты в нем нашла?
-Не знаю, - задумчиво ответила Аня и, внимательно осмотрев парня с ног до головы, только убедилась в том, что действительно не знает, что же такого особенного в этом неряхе.
-Он же абсолютно некрасив!
-Ну… да. Не красавец, - уверен, Аня очень хотела бы оправдать своего избранника, да аргументов в его защиту не находила.
-Смотри, как дрябло висят плечики! Кисти худые. У тебя запястье и то толще! – она окольцевала запястье подруги большим и средним пальцами – мякушки пальцев встретились без каких-либо осложнений.
-Это не так уж плохо, - знайте, что Аня старалась изо всех сил, - Аккуратные руки. Что тут такого?
-Ну, как тебе сказать…. Расскажи, наконец, где ты его вообще нашла?!
-На лекции по физике. Вчера.
-Видимо я много интересного пропустила…. И что там случилось?
-Мне понадобилась ручка. Черная гелиевая ручка, - Аня, наконец, обратила глаза к собеседнице, - У Маринки была только шариковая. А я хотела дописать задачу. Помнишь, мы решали шесть задач на листочке. Нам их Михалыч выдавал. Так вот, мне нужно было сделать так, чтобы все было незаметно. Будто так уже было. Мне нужна была именно черная гелиевая ручка.
-Ну, так что же?! – молодая девушка буквально сгорала заживо от нетерпения. Столь затянутое вступление не могло не щекотать ей нервы.
-Я заметила, что за партой сзади сидят три парня. И только он писал лекцию черной гелиевой ручкой.
-Этот?
-Ага. Так вот, я спросила, нет ли у него запасной. Он стал рыться в портфеле. Покачал головой. «Нету». Тогда я предложила ему поменяться на одну пару ручками. Он согласился. Я дала ему свою синюю шариковую, а он мне – черную гелиевую. В конце пары мы поменялись обратно.
-И что?
Аня удивилась – «а что ещё-то нужно?!»
-Ничего. Все. Потом мы вышли из кабинета. Он ушел со своей группой.
-И ты с ним не говорила?
-Нет, - Аня смущенно пожала плечами. Ее подруга артистично закатила глаза.
-Я не понимаю. Что тебе в голову ударило? Может он вообще «голубой»! – она кивнула головой в сторону того мрачного типа, который теперь увлеченно фотографировал группу парней у окна.
-Нет, что ты! – Аня покачала головой, - Кстати, я, может быть, знаю, чем он мне понравился.
-Ну поделись со мной премудростью, а то я тут давно недоумеваю…
-Он не такой, как остальные. Посмотри на его глаза.
-Мне отсюда их не очень видно.
-У него задумчивый вид. Он думает. Когда ты последний раз видела, чтобы парни думали о чем-нибудь? Мне нравится, что среди этой неразберихи, он сидит, и думает. Совершенно неподвижный.
-Не от мира сего, короче.
-Что-то вроде. Но он может быть и нормальным. Я прислушивалась вчера на лекции. Он говорил абсолютно нормально. Адекватно. Ничего о компьютерных играх или футболе.
-А о чем же он тогда говорил?
-Не помню. Так, несколько фраз по поводу лекции.
-Занимательная беседа…
-Понимаешь, он говорил не так, как все…
-По-китайски, что ли?
-Не так, как обычно разговаривают парни между собой. Буквально пара фраз, а я уже поняла, что он не такой как другие.
-Он при мне ни слова не произнес, а я аж отсюда вижу, что он совсем не такой, как все. Странный парень. Ты уверена, что с ним все нормально?
-Конечно.
-Ты наводила о нем справки?
-Его никто не знает….
Перемена подходила к концу. Любитель нехотя встал, надел на спину черный портфель и пошел по коридору в сторону девчонок. Их наблюдательный пункт мог быть раскрыт. (8 декабря 2006 г.)

 «В городке, похожем на европейскую провинцию, мы соревновались в беговой эстафете о двое со связанными ногами. Устраивала забег мама. Сначала я решил пройти путь пешком, чтобы знать, куда бежать. На углу широкой улицы был дом. Я встал и прислушался. Там снимали комедийные ролики и были слышны шутки. Я прошел чуть дальше. Там большое окно-витрина, в комнату, стилизованную под школьный класс. Марина Валерьевна играла учительницу. Я обрадовался, увидев ее, встал у окна. Она кивнула мне и отвернулась. Пришлось уйти. Потом началась эстафета. Двое участников были привязаны к «ВАЗам» и сразу же меня обогнали. Немного не добегая до того углового дома, я упал…»

Однажды, или как-то раз, Любитель принял ответственное решение – буду записывать сны. Теперь каждое утро я доставал из-под подушки тетрадь и ручку и записывал все свои ночные похождения. Руки писали сами. Мозг еще не вернулся. Он там, по ту сторону жизни. И эта сторона внезапно стала очень занимать Любителя. Я провел за этим делом около месяца или больше. Просыпаясь окончательно, я тут же забывал сны. Но стоило мне прочесть хоть строку, записанную утром в бессознательном состоянии, как предо мной моментально всплывали все те странные события и образы, которым я, простой смертный, был свидетелем. Но необъяснимые вещи творит разум наш. И вот, через месяц или около того, Любитель перестал запоминать сны. Улучшился ли его сон? Вроде нет. Сны продолжали сниться мне. И я продолжал наслаждаться ими. Но лишь там, позади реальности. И просыпаясь, я сразу хватался за тетрадь, но горестно понимал – сон был, но о чем?…. Казалось, рассудок просек мой фокус. Раскусил Любителя. Ведь я только любитель. И рассудку не понравилось делиться своими сокровенными мыслями с посторонними человеком. Но погодите секунду! Какой же я «посторонний человек»?! Разве это не есть я сам. Разве это не мой рассудок? Я не знаю, что произошло. Как будто мозг поставил пароль на проникновение в свои владения. По-видимому, сны - это личное дело рассудка. Мозга. Разума. И это сильнее Любителя. Ибо с тех давних пор я не помню ни один из своих красочных, волшебных снов. (18 декабря 2006 г.)

«Довольно романтичный. О девушке. Мы встретились в столице, на рынке. Я ходил там, в поисках неизвестно чего, рыскал по палаткам. Было уже темно. Она подошла ко мне и сказала, что любит меня. Я удивился.
-С чего это бы?
-Не знаю. Просто люблю. Давай я куплю тебе что-нибудь.
Берет с прилавка какую-то кассету и спрашивает:
-Ты любишь танцевальную музыку?
Я покачал головой.
-Это не страшно, - ответила она и положила кассету обратно.
Все это я вижу перед собой очень отчетливо. Что было потом, помню довольно смутно. Мы пошли ко мне. Разговаривали о чем-то. Я познакомил ее со своими родителями. Потом она осталась на ночь. Секса не было. Мы просто лежали и разговаривали. Она прижималась ко мне, и я чувствовал тепло…»

О счастье
 
Один грузин, изображающий из себя очень умного и очень мудрого, развел демагогию перед благодарной публикой о слове «счастье». Я изначально был не согласен с ним, так как всегда считал, что таким словам, как жизнь, любовь, дружба, и, конечно же, счастье, ни в коем случае нельзя давать определения. Любитель вообще не большой поклонник слов, как таковых, и старался не придавать звукам слишком много значения. Но грузин говорил так вдохновенно и красиво (что свойственно многим восточных народов), и я не мог пропустить дискуссию мимо ушей. Выдвигалось на тщательное рассмотрение множество сомнительных гипотез. Некоторые дискутирующие, превознося себя до философов и великих античных мыслителей, гордо поднимали подбородок и, все же немного смущенно, говорили: «Счастье – это когда…». Еще в школе меня учили – не начинай определение со слов «это когда». Ибо это ошибка. Таким образом, я имею право предположить, что все они ошибались или, как минимум, не верно синтезировали мысль.
 Любитель ломал голову над определением «счастья», не будучи счастливым, и не мог придумать ничего лучше уже предложенных вариантов. Среди них было несколько, достойных обсуждения. Но обязательно всплывали досадные неувязки. Предводитель шабаша, наконец, сказал свое веское слово (собственно, затем всё и было начато): «Счастье – это когда тебя любят». Справа от меня, молодая девушка еле слышно добавила «…и когда эта любовь обоюдна». Кроме меня этого не слышал никто. Но я убедился в одном – никто из них не прав. Никто из них не неправ. Каждый прав. Каждый ошибается. Этому грузину достаточно того, что его любят. Той девушке хочется, чтобы и она любила того, кто ее любит. Кто-то сказал «когда ты здоров». Другой буркнул себе под нос «когда есть деньги». Лично для меня пока нет критерия счастья. Но я знаю, что сейчас не счастлив. Заметьте, не «несчастлив», а «не счастлив». И я уверен, что почувствую перемену, если счастье заглянет ко мне, пусть даже мимоходом. Грузин счастлив, считая, что он знает, что такое счастье. И это, наверно, здорово. Ведь он мнит себя мудрым. Но нет единой истины. Объективной истины. Истин много. Множество. Калейдоскоп истин. Истина субъективна. Она была бы объективна, будь мы объектами. Но мы - не объекты. К счастью (вновь это странное слово), мы – субъекты, неповторимы и по-своему интересны. Даже животные субъективны. Я верю, что и деревья таковы. И камни. Не знаю насчет песчинок. Сложный, возможно, риторический вопрос. Не люблю так глубоко копать. И вот, я осознал, что все те субъекты, окружающие меня ошибаются или правы (осознав так же, что в определенных случаях между антонимами можно по праву поставить знак «равно»). Единственные в чем они точно не правы – не стоило вообще начинать эту демагогию. (10 декабря 2006 г.)
 


«С институтской группой мы перед сессией отправились на автобусе в Арабские Эмираты играть в футбол. Тепло. Похоже на пустынное Подмосковье. Оттуда то там взялся Дубков. Мы вышли из автобуса, несколько человек остались, как запасная команда. Мы шли искать поле. Одно было занято. Пошли дальше. Все местные дети говорят по-русски. Я удивлен, но мне объяснили, что сюда приезжает очень много туристов. По дороге внезапно покрывшейся льдом я говорил с Леной о том, успел ли я сдать курсовой проект. Мы нашли поле. Пыль. Я попросил заменить меня кем-нибудь. Они ушли играть…»

Некоторые, особенно одаренные искусствоведы, твердят, что истинное произведение состоит из мелочей. Из деталей. И раз я хочу сделать из всего этого «истинное произведение» мне совершенно необходимо ввести в повествование легкий налет детализации. Интересно, какие детали могут вас занять…. Нет, я не тяну время. Просто есть желание пообщаться с кем-то. И так, мелочи! Что ж, давайте рассмотрим внимательнейшим образом, например, как Любитель выдавливает прыщи перед зеркалом. Это, конечно, не детализация полового акта с удачным вкраплением наикрасивейших аллегорий и причудливых метафор, но по мне так, не менее захватывающий процесс. Любитель прищуривается. Он вглядывается в прыщ. Прыщ – это такое некрасивое вздутие на коже лица среднестатистического молодого человека, наполненное гноем до отказа. Гадость, и только. И, правда, не лучший пример для детального изучения. Но я уже начал. Назад пути нет. Что написано пером…. Любитель подносит указательные пальцы сразу двух рук к вездесущему пузырю. Что же дальше? Я сдавливаю кожу. Жму изо всех сил. Жму и жму. Кожа вокруг злополучного прыща краснеет от стараний Любителя. Гной давит на кожу изнутри и взрывом, сравнимым лишь с мужским оргазмом или откупоривание бутылки шампанского, выплескивается на зеркало. Бух! Но если вы думаете, что на этом все кончено…. Ой-ой-ой! Любитель продолжает давить. Теперь все лицо мое красно от напряжения. Из только что образовавшегося кратера неохотно вылезает «колбаска» гноя. Любитель смахивает эту гадость с лица, омывает рану водой и, бросив на свое отражение удовлетворенный взгляд, покидает туалет. Ну, как вам мои детальные описания? Еще хотите? (18 декабря 2006 г.)

«Сюрреалистический. Я спасаю каких-то недочеловеков в своем дворе. Дом, – какой он есть, а сад превратился в джунгли. Забираюсь на мост-плотину (напротив родительской спальни), освобождаю пленников и открываю плотину. Теперь вижу водопад из окна кухни. Брызги достигают стекла. Я боюсь, как бы оно не разбилось. Приходят мама и папа с рынка. Хвалят. Переживают за водопад, что становится все сильнее…. Просыпаюсь, и понимаю, что очень хочу писать…»

Холодным зимним днем…. Хотя это не имеет абсолютно никакого значения…. Короче говоря: Однажды я встретил ангела. Случилось это так: сидел я в коридоре института, как сейчас помню, на пятом этаже. Сидел, грустил, и тут… она. До следующей пары оставался почти час. Сейчас половина первого. Звонок в 13:20. Не скоро, правда? И вот, я сижу, грущу. Один на всей длиннющей скамье. Никого вокруг. Читаю учебник по физике. Неспешно. Неохотно. Не вдумываясь в содержание. Не запоминая формулы. Лишь от нечего делать. И как гром средь ясного неба…. Ангел снизошел до меня. Ни разу в жизни, никогда я такого не чувствовал. Все равно, что для верующего – божественное вмешательство. Блаженное чувство. Она села рядом со мной. Совсем рядом. А ведь скамья пуста. Меж нами лишь полметра. Всеми силами я удерживал взгляд от нее, переводя взор на страницы бесполезной макулатуры, непроизвольно возлежавшей в моих руках. Мое сердцебиение слышно наверно и в кафе на первом этаже. Через минуту-другую к ангелу подошла простая земная девушка. Она спросили:
-Ты так и будешь тут сидеть?! – мне не понравилась ее интонация – такая противная!
-Да. До конца пары еще пятьдесят минут…
Она фыркнула и ушла. Я сидел тихо. Боялся даже дышать. О том, чтобы сфотографировать ее у меня и мысли не было. Честное слово. Сейчас лишь она влекла меня. Хотелось написать о ней стихотворение, но я не решался двигаться. Не решался издать звук. Открыть тетрадь. Ангел. Ее голос. Боже мой! Какой голос! Какие интонации! Никакой пренебрежительности! Никакой заносчивости! Мягкий, но не ватный, ласкающий слух голос. Душа моя так и запела. Так и запела. А сердце еще сильнее застучало. И стучало. И билось в груди моей. И мондраш. И страх. Она просто сидела. Не оборачивалась на меня. Я тоже не смотрел на нее. Лишь краем глаза. Ее лицо совершенно. Я слыхал о холодной красоте. Но это не она! Совсем не она. Ее красота тепла. Открыта. Добра. Ее глаза… бездонные моря. Ее тело идеально. Нет ничего лучше. Ноги… боже, какие ноги! Благодаря мини-юбке ее ноги кажутся бесконечно длинными. Выражение «от ушей» здесь как нельзя кстати. Она достала из сумочки «Реферат по биосфере» и принялась пролистывать его. Каждая страница в отдельном файле. Затем она изучала чужую тетрадь по экологии. Казалось, нервничала. Владельца тетради звали Игорем. Фамилию я не запомнил. И тут же ревность охватила меня. Но я вскоре успокоился. Этот ангел все равно не может принадлежать мне. Нет смысла ревновать. И меня охватило желание поговорить с ней. Проверить – не брежу ли я. Не чудиться ли мне. Не для того, чтобы «подцепить» ее. Не для того, чтобы переспать с ней. Я посмотрел на часы – 13:15. Скоро большая перемена. Я просидел рядом с ней более получаса. Время пролетело незаметно. Как миг. Как жизнь. А я ничего не сказал. Ни слова. Но я ерзал. Она, вероятно, заметила мое смущение. Но не может же этот ангел опускаться до просто смертного! Я должен постараться подняться к ней. Вот… сейчас…. Ах, нет…. Не получается…. Вот… вот…. сейчас я спрошу…. Дрожащим голосом бесхребетного паникера я спросил:
-Это экология, да?
Глупый вопрос. В горле от волнения пересохло. Сердце разрывалось. Голос дрожал. Паника.
-Да, - она говорит со мной!!
-Нравится?
-…Так себе…
-И на каком факультете проходят экологию?
-На ТЭСе, - она все еще говорит со мной!!!
-Здорово. А у нас нет экологии…
-На каком факультете?
-ПГС.
-А…, - чуточку молчания, - Какой курс?
-Второй.
-У нас тоже, - ух, вот это да!
-А вы что-нибудь чертите? – тупо, очень тупо!!!
-Да.
-И на каком формате?
-На А2.
Я задумался. Не мог сообразить, на каком же чертим МЫ.
-Мы тоже. Да. Еще была начерталка. Кончилась.
-У нас тоже кончилась…
И все. Но поверьте, мне этого было предостаточно. Я не рассчитывал на столь теплый прием. Осознание, что я заговорил с совершенно незнакомой мне девушкой, пришло гораздо позже, а точнее через пять-шесть минут, после того, как она ушла. Ангел не попрощался со мной. Но во всем нужно видеть хорошее и я решил для себя, что так она дает мне понять что мы «Еще увидимся…». Всегда в душе я выступал за измены. Говорил «это необходимо каждому». Но знаете, что… будь этот ангел моей девушкой… да в жизни я не посмотрел бы на другую! Во всяком случае, в тот момент мне так казалось. И я до сих пор в этом уверен. Видели бы вы ее…. Это неземное создание. Знаю-знаю, все так говорят «Моя девка самая-самая, такая офигенная!», а потом покажет фотографию, и не ведаешь, что ему ответить, дабы не обидеть светлые чувства слепца. Но у меня, поверьте, совершенно иная ситуация! Она ведь не моя девушка. Чья она девушка? Она ничья! Как вообще можно говорить «МОЯ девушка»?! Что это за дурацкое собственничество?! Она «моя»… Кошмар! Я счастлив, что она не заинтересовалась мной. Будь я на ее месте, я бы тоже собой не заинтересовался. Ее не в чем упрекнуть. Она вела себя со мной максимально снисходительно. Максимально вежливо. Будь я на ее месте,… «нет уж, я не для того сижу на всевозможных диетах и пользуюсь дорогой косметикой, чтобы встречаться с этим пугалом»! Вот как бы я сказал сам себе! А она мне ничего подобного не сказала. Ничего. Я же говорю – АНГЕЛ! Я не могу ничего предложить ей. Не могу дать ей счастье – у меня у самого его нет. Не могу дать ей надежду – сам давным-давно ни на что не надеюсь. Не могу дать ей что-либо – у меня нет ничегошеньки. Я пуст. Я не тот. Не достоин ангелов. Ангелы здесь не для меня. Быть обузой такому прекрасному человеку…. Мешать ей…. Тянуть ее назад, за собой…. Что вы! Я конечно никчемный тип, но не настолько! Нет! Ее глаза мне не принадлежат. Ее лицо мне не принадлежит. А еще… еще я рад. Рад, ибо я победил. Кое-кого завоевал. Кого? Нет, вы ведь знаете, что ее я не завоевал. Так кого же я завоевал? Себя, дорогие, себя! Я пересилил себе. Поборол. Я открыл рот и заговорил с ней. И это огромная победа. Не важен результат. Я не добился того, ради чего все это затеял. Но я сделал это – я попытался! Спасибо, огромное спасибо, ибо только вам я могу с гордостью поведать о случившемся. Любой засмеет меня. Обзовет тормозом. Недотепой. Дураком, упустившим свой, возможно, единственный шанс. Лишь вы смолчите. Пожалеете. Поздравите с этой маленькой, но крайне важной для меня победой. Вот сейчас я поистине счастлив. (19 декабря 2006 г.)

«Я, пять-шесть мальчиков 10-12 лет, и двое взрослых, поднялись по школьной лестнице до последнего этажа – 4-ого, чтобы с него добраться до чердака. Двое мужчин каким-то образом натянули там канаты, по которым можно ходить (как с корабля на корабль – «на абордаж»). Первый мужик перелез. Дети перелезли. Я, мне тоже 10-12 лет, пытаюсь забраться на канаты, но боюсь. Второй мужик отталкивает меня и лезет по канату. Тот, первый кто перелез, хочет помочь ему. Он протягивает ему руку, и они оба срываются. Падают вниз. Дети остались на чердаке. Канаты разорваны. Я смеюсь. Они говорят «Вот, наконец-то, засмеялся!». Я убегаю, оставив их там…»

Любитель возлежал подле добычи своей. А добыча недурна – Аня. Дома никого. Некого стесняться. Они лежали нагие на мятой постели. Не то чтобы половой акт был столь зверским. Нет. Он лишь Любитель. Ее совершенное тело выглядело чересчур выигрышно рядом с его, казалось безжизненным скелетом в кожаной обертке.
-Интересно…, - тихо и задумчиво проговорила Аня. Любитель игрался с фотоаппаратом.
-Что? – он не обернулся.
-Моя подруга спрашивала меня, чем же ты так мне понравился…
-И чем же?
-До сих пор не знаю…
-Жаль. Мне было бы интересно послушать, - сказав это, Любитель неожиданно повернулся к Ане и щелк, сфотографировал – на фото женское тело чудесным образом мерцало позади мутного экрана, как за тюлевой занавеской. Аня одобрила.
-Я хотел бы пофотографировать тебя,… если ты не против…
-Ну, давай, - она пожала плечами, и началось…
Сотни фотографий обнаженной натурщицы. Она специально ради него переворачивалась то на живот, то на спинку, то отбрасывала волосы, то улыбалась, то хмурилась. Как настоящая фото-сессия. Великолепно. Затем он снял ее грудь. У нее потрясающая грудь. Затем ухо. Такое аккуратное. Затем губы. Удивительные губы. Затем глаза. Соблазнительные глаза. Затем только один глаз во весь снимок. Чудо. Фотографировал волосы. Запястье. Часы. Ресницы. Пальцы - на ногах, на руках. И тогда Любителю пришла в голову очередная странная мысль.
-Тебе, вероятно, это покажется безумием, или, еще хуже, но…. Не позволишь ли ты… мне сфотографировать…, - и он взглядом указал ей на интересующую его часть тела. Аня встрепенулась.
-В смысле? Разве ты это еще не фотографировал?
-Только снаружи…
-А ты хочешь…?
-Ага…
Ее большие глаза… они так великолепно расширились. Это невероятно.
-Но как ты это сделаешь?
-Я уже фотографировал свою ротовую полость. Со вспышкой. Не очень четко, но все же…. Так что?
-Ты, правда, хочешь снять это изнутри?!
-Да. Конечно! А разве можно… разве можно его игнорировать?! Неужели она… в смысле, он, орган… не достоин фото?
Аня села в замешательстве. Любитель видел, что она думает. Решает. Взвешивает все «за» и «против».
-Я тебя не понимаю. Ты, правда, сумасшедший или просто хороший актер?
-Ну что ты,… какой из меня актер?! – он был несколько обижен этим нескромным вопросом.
-Так ты сумасшедший…
-Нет. Я просто не такой как все.
-Так все сумасшедшие говорят. Вот если бы ты признался, что безумен – другое дело. Алкоголик никогда не считает себя алкоголиком. А наоборот бывает.
-То есть ты хочешь, чтобы я покаялся в безумии?
-Нет, но это упростило бы задачу.
-Хорошо. Как скажешь: Я сумасшедший.
Аня усмехнулась.
-Ладно. Иди. Фотографирую, раз уж очень хочется.
И, представляете, он залез к девушке внутрь! Залез не чем-нибудь. Залез объективом фотоаппарата. Бац! Вспышка. Аня вздрогнула. На снимке темно-красные и розовые оттенки причудливых форм. Любитель ощущал эйфорию. (20 декабря 2006 г.)

О фотографах и вечности
 
Большинство фотографов говорит, что они стремятся остановить жизнь. Я не хочу останавливать жизнь. Я хочу увековечить ее движение. Не хочу останавливать жизнь. Хочу увековечить ее движение. Я не останавливаю жизнь. Я увековечиваю ее движение. Вот и все что я делаю. Я увековечиваю движение жизни. Я не хочу ее останавливать. Я хочу увековечить ее движение. Мне не нужно ее останавливать. Мне хочется, напротив, увековечить ее движение. Зачем останавливать жизнь, если можно увековечить ее движение? Я не хочу останавливать жизнь. Я просто хочу увековечить ее движение. И все. Больше ничего. Только увековечить ее движение. Не останавливать жизнь. А лишь увековечивать ее движение. Все более чем просто. В остановке жизни нет ничего интересно. Много лучше увековечивать ее движение. Мне не хочется ее останавливать. Хочется увековечить ее движение. Навсегда. (20 декабря 2006 г.)
 


-Опять Дима приехал.
-Куда? – мама задала вопрос почти нехотя, без особого интереса.
-К Таньке, куда же еще! – отец смотрел в телевизор, ел суп и говорил одновременно. Мутная зеленая похлебка стекала по подбородку.
-Зачем?
-А куда ж ему еще ехать?
Я молчал. К таким разговорам нечего добавить интеллигенту, вроде меня.
-Так зачем он приехал-то?
-Надо где-то начинать. Поживет у нее. На работу собирается устроиться.
Поясняю: Дима - племянник тети Тани. Я слышал, он только что вышел из тюрьмы, но не ведал, за что и как долго он находился там. Не скрою, интерес мой велик. Чего уж там таить, мне никогда не были безразличны человеческие судьбы, а тем более, чужое грязное белье.
-А за что он сидел? – и мать и отец обернулись, посмотрели на меня. Видно, уже позабыли, что я все еще на кухне.
-Так, - отмахнулся отец, - Мелочь.
-Ну, да! Мелочь называется! Но он не виноват.
-Как это?
-Да так! Жена у него – стерва была.
Понимая, что тут без клещей не обойтись, я продолжал расспрос. Стоит мать раззадорить, как информация рекой потечет.
-Спуталась с его отцом.
-Чего-чего?
-С тестем своим. Понимаешь?
Я удрученно покачал головой. Отец вступил:
-Ну, трахалась она с ним!
-Как ты говоришь! – возмутилась мать, и кивнула в мою сторону, - Спала она с ним!
-Нет, знаешь, с ним-то она как раз не спала! Спала она с Димкой, а трахалась с его отцом!
-Ладно, я понял. И что из того?
-Как это «что»? Он их застал…
-И его за это посадили?
-Нет. Он жене морду «начистил». А она в милицию позвонила. И все.
-И его посадили?
-Да. Она синяки предъявила и все тут.
-И сколько он отсидел?
-Сейчас скажу… два года, кажется.
-Не повезло…
-Да уж. Все эти бабы…!
-Перестань! - мать встала из-за стола и отошла к раковине.
Я пил компот. Отец таращился в экран телевизора. Кто-то бегал, кто-то стрелял. А у меня все перед глазами расплывалось. Раз у Тани теперь живет Дима, отец будет реже захаживать к ней. Такая ситуация не пришлась мне по душе. Честно говоря, меня тяготило и мамино общество. Но ей некуда податься. Я грустил. Грустил, когда они рядом. Грустил, когда их нет. Я вообще часто грустил без причин. И без смысла.
Любитель поднялся к себе. На царапанном экране монитора высветилась чудесная фотография – ничего не разобрать. Подобного эффекта легко добиться иным методом - с помощью красок и холста. Кисти не понадобятся. Просто выливаешь на чистый холст акварель и все. Или еще лучше плеваться на холст красками из тюбиков. Самое веселое занятие в природе. По крайней мере, одно из самых веселых.

Об этой комнате
 
Обычно говорят, что книги лучше кинематографа. Или не лучше, но «художественнее». Как пример, приводят насильственность киноизображения – ты видишь готовый кадр, а не воссоздаёшь его лично и самостоятельно. Но и тут есть подвох (а подвох он, на самом деле, есть всегда и везде).
Книга говорит, какой должна быть картинка. Тебе пишут, что «голубоватые обои были не первой свежести, на письменном столе светлого дерева возлежали учебники, цветные карандаши и журнал Роллинг Стоун». И вот перед тобой возникает картинка. На картинке – все то, что писаны выше – обои, стол, учебники, карандаши и Роллинг Стоун. А что тебе говорит кино?
Кино показывает комнату. Просто комнату. И кино не даёт её описания. Описание составляет сам зритель. И если в книге черным по белому написано именно «Роллинг Стоун», то на экране ты может легко спутать его с Плейбоем, или журналом автолюбителем, или Игроманией – зависит от степени знакомства зрителя с обложками вышеперечисленных изданий. А цветные карандаши ты можешь и вовсе не заметить. Или тебе может показаться, что это вовсе не карандаши, а фломастеры. Или разноцветные заколки для волос. И всё – персонаж, живущий в этой комнате не останется прежним, раз его комната претерпела такие изменение. Ведь и обои могут показаться не столь уж ободранными, и при определенном освещении, вовсе и не голубыми, а скажем, розовыми. Тысячи деталей отныне зависят от наблюдателя. От зрителя. Нет писательского диктата, мол «возлежали учебники». Именно учебники. Черным по белому – «у-чеб-ни-ки».
Или вот: «Он улыбнулся в ответ. Неохотно. С усилием. Неестественно». Отныне нам доподлинно известно как именно он улыбнулся. Но знали бы мы обо всех этих деталях, будь это кино?
Парень улыбается в кадре и нам остаётся лишь гадать – улыбнулся ли он от души или из вежливости. Мы никогда не узнаем наверняка. Наш сугубо личный вердикт зависит от огромного количества факторов – от собственного отношения к реплике, за которой последовала та улыбка, от игры актёра, от нашего настроения в тот момент, от музыкального сопровождения или освещения. Мы можем лишь строить догадки. И мы никогда не сможем сказать, что мы правы. Потому что нам не на что сослаться. У нас нет на руках текста, где четко и ясно сказано «Неохотно. С усилием. Неестественно». Потому что это не столько правда, сколько мнение одного человека – автора. Это и есть авторский диктат. У нас нет выбора.
В литературе описывают, что и как нам нужно представить себе в уме.
В кинематографе же нам честно показывают ситуацию, а выводы из увиденного мы делаем сами. Вот так оно всё непросто.
 

«Местно действия платформа. Только одна платформа (№1). Вместо второй – вода. Проезжает поезд, на который мы никак не можем сесть. Он останавливается дальше платформы. Из последнего вагона вылезает знакомый мне и остальным лысый проводник «Забирайтесь!» Один за другим (человек 20) забираемся на крышу поезда. Я поднялся по лестнице. Там висит на проводах повешенный. Вагон, на который мы забрались, привязан к машине, что стоит на переезде. Я бегу за лысым проводником. Мы кружимся. Я хватаю его, допрашиваю. Он отказывается говорить. Теперь я лежу рядом с очаровательной девушкой. Наш лежак висит в воздухе. Позади – родители на вагоне. Мы придумываем, как нам пить из банки. Немного разлилось. Я сказал, что это моя вина. Мы обнялись. Очень хотелось заняться с ней сексом, но сзади за нами наблюдали родители. Мы обнимаемся лежа. Потом наш лежак летит сквозь красивый, но серый компьютерный город…»

О кошке
 
Я взял кошку и запихнул в коробку. Казалось бы, что может быть подлее…. Но… кошка свернулась в клубок и заснула. Так уютно. Я видел по ее улыбающейся мордашке, что в коробке, как ни странно, ей очень даже нравится. Любитель не стал фотографировать столь уютное зрелище лишь из предрассудка – домашних животных не положено снимать. Я просто любовался. И это был урок. В любой мелочи я старался разглядеть урок. Поучение. Наставление на путь истинный.
Насильно поместив кошку в картонную коробку, я, тем не менее, не разозлил ее и не сломил дух ее. Эта кошка, будучи много умнее меня, принимает все как должное, ищет выгоду во всем, чтобы с ней не происходило. Я на ее месте заныл, расплакался, выпрыгнул бы из коробки и убежал в слезах. А она спит, свернувшись в клубок. Насколько жизнь проще при таком подходе, а! (24 декабря 2006 г.)
 

«О кошках. Место действия – что-то среднее, между коридором с двумя дверями и шоссе у березовой рощи. Пол коридора иногда становится шоссе, а стена, где двери, становится прозрачной. За первой дверью были заперты два белых котенка. Мы пришли покормить их молоком. Нас трое – я, Леша и Витя. Оказалось, что Леша уже нечаянно выпустил котят. Витя нашел их трупики на шоссе, передавленные машиной. Он кричал на Лешу, как тот мог допустить такое. Потом я оказываюсь на вокзале. Хочу подобрать одну из бродячих кошек. Но они либо уже мертвы, либо умирают от моего прикосновения. Одна старая серая облезлая кошка лежала рядом и медленно перестала дышать…»

О мыслях
 
У меня не осталось мыслей. Я уже и не знаю, о чем хотел говорить. Страх оказаться без слов убивает те самые слова внутри меня. Страх хуже чего-либо. Любитель упивается собственными открытиями. Любитель рассказывает о разных людях. Иногда об одних, иногда о других, иногда о себе. Иногда я смотрю, но ничего не вижу. В смысле, я вижу все, но не осознаю свое видение. Будто эта картина не предназначена для Любителя. И вот, жалкий Любитель вынужден выдумывать себе картины. Или, на худой конец, запечатлевать виденье мира объективным глазом фотоаппарата. Запомните, это не еще одна байка о несчастном-пренесчастном фотографе, замкнутом в своих миражах, хватающийся за хворостинку в отчаянной попытке остановить время и его неумолимое движение к личному апокалипсису. Я бы мог такое написать. Или не мог. Но это не важно. Ведь я этого в конечно счете так и не написал. Во мне нет презрения к фотографам. Нет презрения и к тем, кто слагает сказы о них и их своеобразных нравах. Все дело в личности. Моей личности. Личности Любителя. Я другой. Он другой. Я люблю время. Я бы с удовольствием остановил бы его, но проделай я столь кропотливую работу, как мне тут же захочется вновь включить счетчик – стоять на месте так утомительно… (24 декабря 2006 г.)
 

«О космосе. В какую-то планету, где ведутся работы по ее освоению, врезается спутник (может быть по моей вине). Происходит какой-то там выброс вредных частиц. Я – не я. У меня толстая жена с короткой стрижкой. Мы с ней вдвоем посещали планету незадолго до катастрофы. Она очень счастлива. Там работают краны в безвоздушном пространстве. После катастрофы разруха наступает и на Земле. Еще у меня был предмет воздыхания – потенциальная любовница – но меня разбудили слишком рано…»

-Ты помнишь меня?
Любитель выронил фотоаппарат от испуга. Слава Богу, петля его была одета на запястье, и аппарат благополучно завис в воздухе. Лицо девушки, слишком красивой чтобы заговорить с жалким Любителем, вопросительно и добродушно нависло над его угрюмой несобранностью. Кто это? Что ей нужно от него? И к нему ли она вообще обращается? И что ей нужно ответить? В этих делах он даже не Любитель.
-Нет, - сказал парень и сглотнул. Она улыбнулась еще шире, еще обаятельнее.
-Ты одалживал мне ручку на лекции по физике…
Любитель пожал плечами. Она продолжила:
-Две недели назад.
Странно. А где она была на этой лекции? Почему там не поздоровалась? Неужели он так хорош собой, что она не решилась заговорить с ним?
-Да, я вспомнил. Черная гелиевая ручка. Помню. Здравствуй.
Он высказал все, что только мог. Все, что имелось в наличии. В голове. Ситуация казалось вымышленной. Парень закрыл глаза почти на секунду, но когда открыл, эта девушка все еще стояла перед ним. Не садилась. Просто стояла. Ее длинные стройные ноги в джинсовой мини-юбке мельтешили, а груди находились как раз напротив его лица. Что происходит?
-Ну и как у тебя дела? – ее настойчивость настораживала Любителя. Здесь что-то не так. Должно быть, в колонне срытая камера. Или вон в той стене. Странный выступ. Наверняка, камера.
-Какая у вас сейчас будет пара?
-Экономика. А что? – краем глаза он засек девчонку, что пряталась у лифтов, и периодически вытягивала шею и наблюдала за нами. Точно. Это шутка. Они так играются.
-Да, так. Просто. А у нас информатика. Ты хорошо знаешь информатику?
Любитель почесал за ухом. Затем макушку.
-Нет. Плохо.
-Я тоже. А экономику?
-Что «экономику»?
-…хорошо знаешь?
-Нет.
-Понятно….
Это не могло продолжаться вечно.
-Ну, я пойду…
-Пока…
-Еще увидимся…
-Ага…
Она очень элегантно, как по подиуму, направилась к лифтам. Вдвоем с той девушкой, что подглядывала за происходящим, они уехали, когда захлопнулись двери. Любитель растерянно пожал плечами.
-Да не может быть!
-Правду тебе говорю!
-Да не бывает!
-Да-да! Именно!
-Может, он… того…
-Нет…
-Как это «нет»?! Другого объяснения и быть не может!
-Не понимаю…
-А я тебе уже все сказала! Все ясно!
-Ты ошибаешься.
-Послушай, Ань, я знаю этих парней. Знаю тебя. Перед тобой ни один здравомыслящий парень не устоит. Это исключено! Понимаешь? Вспомни хоть Гошу! Какая у него была любовь с Олей! Такая любовь! И что дальше? Стоило тебе только пройти мимо, как про Олю он больше не вспоминал! А ведь она тоже, так сказать, ничего из себя! Но я сама видела, как он за тобой бегал! С ума сходил!
-Знаю…
-Да ничего ты не знаешь! Даже не осознаешь! Парни по тебе с ума сходят! Буквально бесятся! И даже наш весь из себя правильный Гоша бросит Олю ради тебя.
-Ну, это прошло. Сейчас он снова с Олей.
-Только потому, что тебе он надоел. И я тебя поддерживаю - он зануда.
-Да…
-А сколько парней на улице подходят к тебе с глупыми словами «Можно с Вами познакомиться?». Хоть один подошел ко мне? Нет. Но это ничего. Будь я с Машей, подходили бы только ко мне. Ты меня понимаешь?
-Да…
-Твой парень ку-ку! У него на лбу написано «Идиот» и восклицательный знак стоит! Что с тобой?
-Не знаю.
-Раньше все было иначе…
-Раньше…
-И что изменилось вдруг? Не понимаю!
-Я тоже.
-Господи, дай же хоть один вразумительный ответ!
-Я сама ничего не понимаю! Что-то со мной случилось.
-Ты же не могла влюбиться в ЭТО…
-Ты права…
-Тогда в чем дело?
-В чем-то другом…
-В чем?
-Понятия не имею…
-И что теперь делать будешь?
-Попытаюсь еще раз.
-Еще раз? Зачем тебе так унижаться?! Любой… повторяю тебе, ЛЮБОЙ парень в стране смотрит на тебя с придыханием. ЛЮБОЙ! Кроме этого…
-Быть может, в том-то все и дело…
-(с сомнением) Неизвестная мне форма мазохизма?
-Вроде того. Все парни давались мне так легко…. Даже слишком. Может, меня это несколько утомило?
-Тебя бы к психологу отвести! Он вылечит тебя, а сразу как уйдешь, побежит в туалет дрочить.
-Но мне нужен тот…
-ТОТ никому не нужен!
-Странно… (всё то же 24 декабря 2006 г.)


«Морг, где какой-то псих ради интереса кромсал трупы бензопилой и составлял из них мозаику…»

О душе и сущности.
 
Последнее время Любителя особенно часто стали посещать мысли бредового характера. Даже говорить стыдно.
Неужто Вы тоже ощущаете себя собой? Смотрите на мир? Почему я – именно этот я? Всего лишь один из шести миллиардов? Или нечто большее? Не знаю, как выразиться. Это тело выбрали из миллиардов подобных и вдохнули в него мою суть. Почему? Но на самом деле вопрос куда глубже. Представьте: толпа. И каждый видит, осознает, ощущает жизнь. А ты – только шпион, проникший подобно партизану в чужую сущность, ворующий ее мысли и чувства. И все что у тебя есть – эта плотская сущность. А ты тем временем оглядываешься по сторонам и думаешь: у меня, наверно, должно быть особое предназначение в этой жизни, раз это я. Начинает казаться, что только ты видишь мир. А остальные – так и остались теми механическими сущностями. На вид – одухотворенные, но только на вид. Лишь у тебя есть душа. И кажется, душа твоя здесь ради великих свершений. Грандиозных дел. Кажется, что с помощью этого тела, его плотской сущности, где обитает Душа, ты взойдешь по лестнице в небо и станешь царем мира. У меня есть даже теория, что бытует в миру лишь одна Душа. Во все времена. Она выбирает одного человека и проживает с ним жизнь. Это и есть – я. Потом плоть умирает, а Душа переселяется в другого новорожденного, и это снова я. Неужели вы и, правда, ощущаете себя собой? Вы чувствуете Душу внутри?
Хотя, наверно, всякий и каждый индивидуум ждет от своей жизни великих свершений. Проходят годы. А он ждет, терпеливо, с уверенностью и ухмылкой, вроде «Сегодня вы смеетесь надо мной, но завтра я вам всем покажу!». Проходит жизнь. И ничего. Он умирает и думает «Как такое могло случиться? Вернее, как такое могло не случиться?! Этот же Я! Как так? Что будет, когда я умру?! Ничего, и только? Конец. Но за всю мою жизнь так ничего и не произошло! Я ничего не сделал! Я не был достаточно счастлив. Не был достаточно любим. Как же я могу умереть, ничего не сделав? Как могу умереть я, если так и не жил?!» Так страшно бывает, порой. Ты ждешь, что эта жизнь дана тебе не просто так. Что в это вложен великий смысл. Что раз это «я», то жизнь не может пройти столь же незаметно, как и у других. И все ждешь и ждешь «у моря погоды». А ни хрена не происходит. 

«Хожу по поселку. Встречаю девчонку с двумя чемоданами в парке. Не красавица, но нормально. Она говорит «Ну, пойдем в отель?» Мы идем. Не сразу взял ее чемоданы, так как одевал куртку. В конце концов, я просто накинул куртку на плечи и взял у нее две сумки – довольно легкие. Мы ходим, ищем отель. Спрашиваю у мужчины. Он говорит, что в ту сторону есть один отель. Девушка говорит, что это очень далеко. Я нарочно не спрашиваю ее имени. Проходит женщина. Мы спрашиваем. «Нет, только там, далеко. Обычно останавливаются у друзей» Ушла. Я говорю «Пойдем к Леше» «Хорошо» Мы выходим на шоссе и идем вдоль забора. Внезапно я паникую. «А сегодня не суббота, не воскресение? Не понедельник?» «Нет» «Хорошо, а то его мама дома в эти дни» Идем. И вдруг вдоль дороги вырастает кирпичный забор, кричащий «Бездельник! Двоечник! Прогульщик!» И мы идем вдоль забора, но он, по-видимому, бесконечен…»

О начале повествования
 
Сказ этот по-хорошему должен был начинаться как-то так: Жил-был юноша. В семье дела обстояли безрадостно, и личной жизни у него не имелось. А звали юношу – Любитель. Такое престранное имя я дал ему, ибо ни в одной области он не являлся профессионалом. Назвал бы его и Салагой, да обижать не хотелось. Он не от мира сего. Робкий, но не наивный, он и не искал в этом мире себе место. Того квадратного фута неба, что он всюду таскал за собой, ему было вполне достаточно. Юноша любил свой мир. Боялся впустить туда кого-либо извне. Боялся потери суверенитета. На странное создание выпадали невиданные шансы и возможности. Но он, как лошадь, запряженная повозкой собственных размышлений, с насильственно ограниченным шорами взором, не мог оглядываться по сторонам.
И вновь: Жил-был юноша, и никто его не любил. И в семье дела обстояли безрадостно, и личной жизни у него не имелось. А звали юношу – Любитель. Такое престранное имя я дал ему, ибо ни в одной области он не являлся профессионалом. Назвал бы его и Салагой, да обижать не хотелось. Ведь, по сути своей, юноша этот вовсе не плох. Но не от мира сего. Хоть и страстно желал быть его частью. Робкий, наивный, он рад был любой, даже самой незначительной, победе. Пусть в целом состязание и было заведомо проиграно. Девиз «Не победа, а участие» стал его главной моралью. Ведь все знают, девиз этот для тех, кто слаб. И юноша сражался с внешним миром, мирился с ним, обнимал его, ласкал. Испробовал все. Но люди не были заинтересованы в нем. С женской половиной человечества отношений у парня и вовсе не имелось. Леди Судьба, к сожалению, как вы сами догадываетесь, тоже женщина. (1 января 2007 г.)
 

«Помню кусками. Я пошел мыться. На самом деле намеревался подрочить. В стене туалета, где трубы, было окно. Оно выходило в сад, откуда на меня смотрели мама и папа. Я никак не осмеливался…»

-Ань, мы обе знаем, что все пацаны – дебилы. Но скажи, как тебя угораздило… ну как?! Где ты таково(!) Дебила отыскала?!
-Перестань.
-Как я могу перестать, если мы третью неделю ходим за ним по пятам?! Это идиотизм! Нигде такого нет!
-Знаю.
-Димка заподозрит.
-Да ну и фиг с ним.
-С Димкой? «Фиг»? Ну ты даешь….
-Да.
-Слушай, ну нельзя так за ним ходить…!
-Да, это утомляет. По крайней мере, теперь я представляю, что чувствуют парни.
-Не поняла.
-Ну, знаешь, со мной не раз пытались познакомиться. И я частенько не реагировала. Вела себя примерно как он. Теперь мне понятнее.
-Ничего не понимаю!
-Не кричи. Он может услышать.
-Да он не видит и не слышит никого! Пустая трата времени!
-А ты представь себя на месте парня. Будто он – это очень-очень красивая телка.
-Трудно себе такое представить. Но, в любом случае, будь он, как ты выразилась, «телкой», это была бы далеко не красивая «телка»!
-Что ты так к нему привязалась?
-Это ты к нему привязалась! Не я! Скоро конец перемены. Может, пойдем?
-Да, сейчас.
-Ты будешь к нему еще раз подходить?
-Не знаю.
-Тогда пошли.
-Подожди немного…
-Чего ждать? У моря погоды?! Сам он к тебе не подойдет. По глазам видно, что его это не интересует. Смотри-смотри. Опять фотик достал. Он, наверно, на фотик и дрочит!
-Не похоже.
-Очень даже, похоже! Смотри, как нежно его осматривает.
-Таково не бывает.
-Я уже ничему не удивляюсь.
-Да знаю я…
-Тогда пойдем.
-Ладно. Завтра пятница. Подойду к нему завтра. И приглашу куда-нибудь.
-Ты издеваешься?
-Почему?
-ТЫ пригласишь ЕГО?! Это уж совсем никуда не годиться! Пойдем, короче, отсюда… и побыстрее...
-Надеюсь, он согласиться. (1 января 2007 г.)

«Я, некогда писавший песни, а ныне позер и искатель приключений в запое, иду с другом в банк занимать деньги. Подъезжает с виду крутая красная машина с откидным верхом. В ней двое парней. Они бегут. У машины нет ни мотора, ни пола, ни обивки на креслах. Они подбегают к нам. Мы садимся. У меня как раз неудобные красовки, но что поделать, я бегу. Говорю с тем, кто за рулем. Хочу показать ему что-то невероятное, что я видел на дне моря. Затем появляется огромная гора из воды, и мы плывем вверх по ней…»

 
О великих и верующих
 
Я не понимаю. Категорически не понимаю. Когда я вижу их и слышу их, мне начинает казаться, что я заблуждаюсь. Ибо с чего бы им заблуждаться? Но кто-то из нас определённо заблуждается. И по-крупному.
Многие умнейшие люди, ученые и люди искусства, верят в сказки. Почему? Эти люди талантливее меня. Их внутренний мир огромен, он распирает их словно детский смех. Как они могут быть так слепы, и почему?
Не все. Конечно не все умные и талантливые люди – верующие. Эйнштейн не верил в Бога. И Фрейд. И Бергман. И Ницше. И ещё сотни других. Но есть и те, кто верит. И я никак не мог понять, как же так. Ведь всё очевидно. Если человек способен думать – то вопрос религии и веры для него решён, считал я. А потом я, кажется, понял.
Они как дети. Как дети, перемазанные в краске и пластилине. Ум – вовсе не мерило таланта. Рациональное мышление, напротив, может помешать художнику. Творцу. Мечтателю.
А что будут делать эти «великие», если их вера обрушиться им на голову? Я и сам-то не очень понимаю, как терплю столь очевидную мне бессмысленность бытия и тупик в конце безрадостного прямолинейного пути. Они ж не смогут творить. Если в жизни нет тайны, нет волшебства – что можно сочинить о такой жизни? Для этого нужно быть либо гением (действительно гением), либо кончишь как я –тавтологией.
Факт, что верующие люди наблюдаются не только среди УО, не доказывает ничего нового. И не опровергает. Как всегда. Ничего нового. 

«Мелодраматический сериал. Большая семья. Папа, мама, я, сестра, дальние родственники и друзья. В предыдущей серии кого-то убили. Связано с тем, что у кого-то из знакомых была жена, и пока он уезжал, она ему изменяла. Потому что не могла находиться дома одна. Это последняя серия. Нас зовут к столу. Садимся. По телевизору показывают нас в реальном времени. Папа и я позируем для снимков, обнимаемся перед камерой…»

-Тебе нравится?
-Что?
-Ну,… блин…
-Блин? Пожалуй. На вокзале такой же стоит пятьдесят рублей. Здесь экономно есть.
-Да…
Они ели. Аня и Любитель. Она взяла себе салат. Он взял блин со сметаной за восемнадцать рублей. И каждый взял по чаю. Он - с лимоном и с сахаром. Она - без лимона и без сахара.
-Какой у вас сейчас предмет был?
-История.
-О…. Я его сдавала на выпускных экзаменах.
-Здорово…
-А ты не сдавал его?
-Нет.
-А что ты сдавал?
-ОБЖ, обществознание и… английский.
-Ух, ты… и на что?
-ОБЖ на «пять». Обществознание и английский на «четыре».
-Молодец.
-Это минимум. Меньше никому не ставили…
Едят. Любитель почти доел блин. Теперь дул, тщетно пытаясь охладить чай. Она еще ела салат. Не спеша. Очень грациозно. Да, поверьте, есть тоже можно грациозно.
-Горячий чай, да?
-Да.
-Я однажды чуть не обожглась, наливая кипяток.
-Я только позавчера обжёгся. Кожа на большом пальце до сих пор отслаивается.
Подул. Вдох. Подул. Она доела салат. Тоже дует на чай.
-Ты по физике что-нибудь защитил?
-Нет.
-Я две «лабы» защитила.
-Сложно?
-В общем, да. Много спрашивает.
-Ясно…
-Ты далеко живешь от института?
-Очень.
-Где?
-В Подмосковье.
-И сколько тебе ехать до института?
-Два – два с половиной часа.
-Ужас…
-Я привык.
-И ты живешь в частном доме?
-Чего?
-В собственном? В отдельном?
-Да. С соседями.
-А двор есть?
-Есть. Небольшой. Маленький огород есть. Я в этом ничего не понимаю.
-А кто им занимается?
-Мама.
-Понятно…
Чай чуть остыл. Можно пить. Аня аккуратно отпила. Любитель немного обжегся.
-То есть ты из деревни?
-Можно так сказать.
-Тебе не хотелось бы жить в городе?
-Нет. Вряд ли. Да и где тут жить?
-В смысле «где»?
-Ну, где жилье найти?
-Да, это проблема…
-Не для меня. Я ведь не собираюсь переезжать.
Пол чашки выпито. Пол чашки осталось.
-Ты, я смотрю, любишь фотографировать…
-Да, люблю.
-И давно у тебя это хобби?
-Не помню. Вероятно, давно.
-А этот фотоаппарат?
-Больше двух лет.
-А ты печатаешь свои фотографии?
-Нет.
-Почему?
-У меня нет принтера.
-Сейчас много магазинов печати…
-Это дорого.
-Но компьютер же у тебя есть…
-Его отец с работы притащил. Рухлядь.
-Понятно…
-Мне лучше и не надо. Главное, что фотографии видны.
-А кроме фотографий ты ничем не интересуешься?
-Интересуюсь…
-Например?
-А ты чем-нибудь интересуешься?
-Не знаю…
-Надо знать.
-Нет, наверно. Когда-то пыталась писать стихи,… но лучше об это не вспоминать. Такой кошмар…
-Понимаю…
Чай допит. Скоро звонок.
-Я пойду, уже пора…
-Да, спасибо, что уделил мне время…
-Пожалуйста. Мне сейчас ещё получать зачет по экологии…
-И как тебе экология? Нравится?
-Да, нормально…
-Понятно…
Встали. Вышли в холл.
-Еще увидимся…
-Да…
-Пока…
Разошлись. (2 января 2007 г.)

«В доме Леши играли в прятки. Его отец бегал за нами и если ловил, то гипнотизировал – кодировал от пьянства. Он был одет во все черное (как монах). Потом я оказался в парке в одних трусах. Заночевал там на скамейке. Утром, когда проснулся, услышал песню Виктора Цоя. Интересная. Никогда ее не слышал. Я шел домой. Через огромный красивый парк. Встретил математика из института. Он был очень удивлен…»

О снах
 
Иногда во сне я делаю что-то невероятное. Я могу сочинять музыку. Порой мне сняться песни. Великолепные песни. Песни, которых не существует. Песни совершенно законченные. Песни с богатой аранжировкой. Со стихами. Профессионально исполненные. Но затем я просыпаюсь. Я помню песню. Но не могу вытянуть из нее ни нотки. Я могу описать, в каком стиле она была. Какой был голос. Какие инструменты. Но все в общем. Ничего конкретного. Я придумываю песни во сне за доли секунды. Почему такого не может случиться наяву? Ведь это я их придумываю. Мой мозг – и есть «я»! А иногда я придумывают великолепные места. Города, которых нет. Во сне я – гениальный архитектор. Придумываю долины, горы, скалы, пещеры. Места, где я никогда не был, и попросту не мог быть, ибо их нет на земле. Что это? Как это получается? Такие вопросы волнуют меня. Человеческий разум сложная штука. Природа дала нам его не просто так. Но, кажется, мы не умеем им пользоваться. В наших головах – бесконечно-огромный потенциал, а мы не знаем, что с ним делать. Как им управлять. Телепатия возможна. В теории. Но пока не на практике. Наш мозг велик, но мы не обладаем им. С помощью наркотиков или сна, мы раскрепощаемся. И мозг работает как надо. Но сознательно мы не может заставить эту противную серую массу сдвинуться с места, зашевелиться и творить. Сны – самое интересное, что есть на свете. Каждый день я жду ночь. Почему? Жду сновидения. Они прекрасны. Или ужасны. Не важно. Я снимаю полнометражные фильмы во сне. У меня рождаются сценарии за мгновения. Я – архитектор личного мира. Я строю жизнь. И строю ее моментально. Сила воображения бесконечна. Это так грандиозно. Так непостижимо. Когда же люди научатся использовать свой потенциал? Никогда? Или мы сейчас находимся еще на очень-очень низкой стадии развития? Если за миллионы лет мы превратились из обезьян в более-менее думающих существ, то я имею право предположить, что наше развитие на самом деле только началось. И если мы не угробим это планету в ближайшем будущем, то через десять-двадцать миллиардов лет люди смогут сочинять симфонии за доли секунды. Как во сне.
 

 «Группа, созданная мной плывет на огромном лайнере со всеми инструментами. Несколько раз показывается концовка – корабль тонет, его перекашивает на бок пробоины, а я пытаюсь вылезть через нее в море и размахиваю руками как «Сеньор Робинзон» на суше. Появляется какая-то девушка – темная, достаточно симпатичная. Нет. Стоп. Перед этим еще история. Я и Леша идем с палками по поселку в десять вечера отомстить какой-то семье. Мы уже были у них, но я ничего не помню. Мы подходим к калитке. Двухэтажный дом. На плетеном кресле спит лысый мужик вверх ногами. Мне хочется размозжить ему череп. Леша ставил меня прийти туда. Он меня шантажирует ДВД-сборником, будто там записаны мои тайны. Мы собираемся войти в калитку, но тут выходит жена мужика. Мы бежим. Она, как показывают в фильмах, выплескивает на улицу грязную воду из ведра, но вместо воды в меня летит бычий череп. Такое уже было до этого. Я отбиваю череп палкой, и мы уходим по широкой улице, делая вид, что палки нам нужно только чтобы бить ветви. Появляется Серега. Мы идем по поселку. Леша говорит «При землетрясении с 1-ого по 130-ый дома рухнут. Я спросил «На этой улице?» «Нет» «А мой дом?» «Нет» «А твой дом?» «Нет, это в бронзовом районе». Я как будто вспомнил это название. Вдруг мы вышли в парк, на детскую площадку. Там две девчонки и одна взрослая женщина. «Я знаю, у вас это не получается. Я помогу». Леша пропадает, как и одна из девчонок. Я оказываюсь на кухне с той темненькой. Она говорит, что знает меня. Что я покупал у нее кассеты. Она считает, что я делал это только для того, чтобы видеться с ней. Это не так. Но я киваю и улыбаюсь. Мама моет посуду. У плиты стоит парень, немного старше меня. Я пытаюсь вспомнить девушку, где находится ее палатка с кассетами. Видя мое недоумение, она пугается «Ой! Я наверно ошибаюсь». Я убеждаю ее, что все в порядке, что она права. Потом какие-то корабельные истории. Я для шоу надеваю дубленку, и пританцовываю. И вот мы снова на корабле. На тросах подвешены музыкальные инструменты. Шторм. Инструменты летят к борту. Мы останавливаем их, отходим. Но корабль вновь наклоняется, и моя девушка падает за борт, инструменты тоже. Я бегу вниз, заткнуть пробоину, но снова мы видим концовку – я пытаюсь плыть на этой пробоине. Теперь я  вижу, что эти фильм. Я в своей комнате. Вместо лампочки за моей спиной – монитор. Предо мной – мама и папа. Они аплодируют…»

По хорошему, сказ не должен был называться «Любитель». Вообще не понятно, с чего мне такое в голову пришло. Ведь главная роль здесь отведена вовсе не этим двум недотепам. Главная тут – мадмуазель Аня. Ее фигура в центре картины. Ее действия решают судьбы людей. Не зря говорят «роковая женщина». Рок! Вот кто она есть. Я не романтик. Не хочу сводить все к невинной морали «Жизнь без любви все равно, что ужин без сладкого». Спорить тоже не собираюсь – без любви на миру скучно, пресно, да и неуютно как-то. В общем, одиноким быть никто не хочет. Или хочет? Судьба - странное явление, подвластное лишь истиной роковой даме, - собралась с духом и решилась сыграть с начальницей довольно злую шуточку. Вероятно, это месть. За столь неуважительную манипуляцию в течение последних лет. Говорят, за все нужно платить. И я с удовольствием заявляю – роковая дама заплатит сполна!

«Я в детдоме, а лет в двенадцать меня находят родители и забирают домой. У меня есть старший брат и младшая сестра. Все идет плохо. Я прошу у родителей деньги на карманные расходы, они советуются в соседней комнате. Брат и сестра выступают за меня. Еще мне ставят ультиматум, чтобы я не виделся с друзьями из детдома…»

-Астрахань.
Любитель почесал затылок. Он действительно чесался.
-Новосибирск.
-Можно не только русские города, - уточнил один из гостей.
-Все равно Новосибирск.
-Так, на букву «к»…, - задумалась именинница, ибо подошел ее черед, - Калининград.
-«Д»…, - протянула незнакомая мне девушка.
-Ага.
-Дания.
-Ты что?! – другая девушка посмотрела на нее с большим удивлением, - Это страна!
-А страны нельзя?
-Нет.
-Ладно, - молчание, - Тогда… что же у нас на «Д»? … Донецк!
-Пойдет. Опять «К».
-К… к… к…, - пробормотал гнусавый голос, - Калининград был?
-Был.
-Плохо. Кёльн!
-А это где?
-В Европе.
-Мы уже из России выбрались!
-Буква «Н». Париж… Лондон… Неаполь!
-Теперь я? «Ль»? Львов.
-Ладно. Теперь я, - именинница улыбнулась сама себе - «В», - задумалась надолго, смутилась, засияла, - Волгоград!
-Опять на «Д»?! – взмолилась бедная девушка, соседка именинницы, - И что осталось на «Д»?
-Много чего.
-Ой! Кажется, знаю! Детройт!
-Так мы уже и до Америки Северной доплыли!
-Значит, «Т»…. Талин.
-Опять «Н»…. Новороссийск.
-Опять «К»…. Кенигсберг.
-Это то же самое, что Калининград.
-Разве? В любом случае, последняя буква то другая.
-Хорошо. Пусть будет.
-«Г», да?
-Да.
-Тогда…. Готем Сити.
-Это еще что?
-Это город в «Бэтмене».
-Это вымышленный город.
-Так мы же берем города не только в России.
-Ладно. Хорошо. Но на какую букву заканчивается? На «М», или на «И».
-А ты придумай два города!
-Делать мне нечего.
-Тогда, пусть будет «М».
-Почему?
-Название города Готем. Все равно, что «город Готем». Просто у них «Сити» пишется в конце.
-Тогда, «М». Ну, Минск.
-Опять «К».
-Не опять, а снова.
-Так, это будет.… Как столица Китая?
-Нет. Не подойдет.
-Жаль…. Тогда.… К… к… к… к… Керсин… Курстин… Керястин… Чего-то я не знаю…. Сейчас…. Краков!
-Вернулись в Россию!
-Да, дальше буква «В»…. Владивосток.
-Уже был!
-Нет. Не был.
-А что было?
-Не помню. А! Волгоград!
-Все время их путаю! В таком случае.… Опять «К»…. Да что ж эта «К» к нам пристало?! … Конго!
-А это разве не страна?
-Нет.
-По-моему это все-таки страна.
-Блин. Сейчас что-нибудь еще придумаю…. Тут глобуса нет? … Кембридж.
-Ты что?!
-В смысле?
-Это университет!
-А он назван не в честь города?
-Вроде нет.
-Хорошо. Сейчас еще придумаю. У меня мыслей много.
-Да все не о том…
-Погоди. Сейчас. «К»…. Нет, давайте найдем другую букву…
-Как это?
-Ну, не последнею, а предпоследнюю.
-И какая там предпоследняя?
-….мм.… О!
-Про «О» ты что-нибудь знаешь?
-Да сколько хочешь! Осло, например!
-Тогда, Оренбург.
-Опять «Г». Ге…. Нет. Го…. Гоморра!
-А это разве можно?
-Для Готем Сити же сделали исключение.
-Да. Точно.
-Продолжаем.
-«А»…. Асвенцим.
-Это ж концлагерь!
-Но вроде при городе.
-Ладно. Уговорили.
-Москва.
-Опять «А». А…
-Армагеддон?
-Нет. Не мешай, я думаю. А….
-Анальный секс?
-Ну, перестань. А…
-Аллелуя?!
-Все. Хватит. Я так не могу соображать! Архангельск!
-С него начинали.
-Блин. Тогда.… Нет. Не знаю.
-И что теперь делать?
-Давайте просто в слова?
-Ну, давай.
-Хорошо.
-Ты начинаешь.
Я начинал. Быть первым? Нет. Это не для меня. Мы просидели в молчании около минуты, после чего право на первых ход перешло к имениннице.
-Картошка.
-Отлично. Арахис.
-Соль.
-Лев.
-Волна.
-Ананизм.
Все обернулись на меня. Я пожал плечами.
-А что?
-Разве это так пишется?
-Вроде.
-Твое любимое занятие?
-Как и твой «Лев».
-Ну, хорошо. Принимается. С натяжкой. Ананизм. На «М».
-Масло.
-Что это всех на кулинарию потянуло?
-Не всех. Орел.
-Лед.
-Дьявол!
-Ледокол!
-Сложное слово! Леопард!
-Лесоповал! Вот как!
-Либерал!
-Лимонад!
-Дифференциал!
-Ботаник))! Листопад.
-Детсад.
-Дымоход.
-Дерьмоед.
-Надо приостановится….

…ибо пришла пора рассказать о главной виновнице всего происходящего с двумя несчастными мальчуганами – рассказать об Анне. Посвятим некоторое время изучению ее жизни. Начнем, пожалуй, с самого-самого начала (начинать с начала, по-моему, наиболее разумный прием повествования). И так:
Анна, дочь Юрия и Дарьи, росла в прекрасных условиях, окруженная заботой и любовь. В ее жизни всегда все было прекрасно, красиво и легко. Стоит ли говорить, или сами догадаетесь, что в школе она являлась одной из лучших учениц? Как всегда, было одно небольшое «но». Проблема в том, что девочка слишком рано осознала власть женщин над мужчинами. Да, это всем известно. Но не в столь раннем возрасте - чуть позже.
Я ни в коем случае не хочу, чтобы вы решили, будто наша Аня росла стервой. О нет! Безжалостной она была лишь с теми, кто того желал. С теми, кто сам унижался перед ней. Четырнадцать… пятнадцать лет… и началась эпопея….

«У меня в комнате. Здесь Ваня и кажется, Леша. Они говорят о порнографии. Ваня сказал, что видел, как в фильме мужик засунул женщине все свои тридцать сантиметров. Показывает свой пенис – он огромен. Уже ночь. Я стесняюсь показать свой…»

О волосатых ногах.
Сидя на унитазе, я постыдно рассматривал ногу. Рассматривал волосы на ноге. Черные, почти кудрявые. Любитель смотрел очень внимательно. Универсальность волосяного покрова позволяла рассматривать каждый волос, как в отдельности, так и в совокупности с другими, его соседями. На первый взгляд волоски выглядели примерно одинаковой длины. Но вот я нашел один очень-очень короткий волос. Совсем кроху. Если большинство волос длинной были около полутора сантиметра, то этот еле-еле достигал 4 миллиметров. Странно, подумал Любитель, почему он так мал? Каковы причины его уродства и недоразвитости? Вот рядом с ним длинные здоровые волосы. Нога одна. Чем корни здесь могут отличаться от корней в полу сантиметре от них? Скорее всего, ничем. Но в чём же тогда причина? Зачем он так отличился? Я бы понял, вырасти он двух-трех сантиметровым. Есть чем гордиться. Но недорасти…. Это не его личная вина. Проблема глубже. Его программа сбилась. Его генотип – неполноценен. Он – урод.
И вот Любитель смотрел на этот волос и думал: больной неказистый волосок в дебрях здоровых волос, чтобы это могло значить?... Здесь должен быть скрытый смысл. Ничто не происходит просто так. И я, вероятно, не спроста приметил этого несчастного. Так как же он связан со мной? Не говорит ли это о том, что и в здоровом обществе может появиться сорняк? Неполноценный экземпляр. Но в то же время, это волос примечателен своей примечательностью. Ведь я выделил его из сотен других. Он для меня индивидуален. А что остальные? Они все одинаковы. Хороши, прямо как из инкубатора. Мои полноценные.
Любитель выделяется в толпе, как тот малюсенький волос в окружении здоровых дебрей. Любитель - ошибка природы, как и этот недоразвитый волос. Но разве не имею я права на жизнь? А? (12 декабря 2006 г.)
 

 «Мы чем-то заняты в моем дворе. Наша группа из института. Что-то среднее между фашистским концлагерем и уроком физкультуры. Я вставал в очередь на отстрел, но меня и еще троих пощадили и заставили ходить кругами по двору. Груда трупов лежит на грядках. По дорожке бегают девчонки. Пришла Алена. Она нага сверху. На месте правого соска прилеплен секундомер. Она бегала эстафету, затем я вызвался довести ее до номера. Мы вошли в дом. Я обнимал ее, чтобы заслонить нагую грудь. Мы поднялись в ее номер. Она сказала «Может нам помыться вместе?». Я быстро согласился и запер дверь. Поставил музыку. Мы вошли в огромную душевую. Она разделась. Я долго не мог снять белье. Следующая сцена – она сидит на диване, я снова ищу душевую. Да, перед тем как мы вошли туда в первый раз, я искал презервативы в комоде, но не нашел. И еще заглянула мама. С внешней стороны двери было зеркало, и она открыла дверь, чтобы причесаться. Напротив нашей комнаты в коридоре располагались три убогих туалетных кабинки, где тужилось три бомжа. Алена подшучивала надо мной, что я не могу найти ванную, когда мы только что там были. Она спросила «Любимый, а ты пойдешь к себе?» «Зачем?» «Ну, дрочить…» Я засмеялся «Я думал ты мне поможешь» «У меня у самой не получается!» Я нашел, наконец, душевую…»

Великие мысли
 
Великие мысли не приходят из великих раздумий. Великие мысли не выдумаешь нарочно. Они рождаются сами по себе, где-то позади рассудка, и, как назло, в самые неподходящие моменты приходит их осознание.
 

«Сначала показана улица, 1947 год. Дэн Экройд играет младшего брата Брюса Уиллиса. Он уезжает. Потом неразбериха. Смерть их отца. Современное время. Вместо того чтобы вырасти, Брюс опять становится ребенком лет 8-9. Его мучают кошмары. Его семья переехала в Америку, где его мать имеет связи и пытается протолкнуть свою поп-группу. Дэну лет шесть, он недавно вернулся и почему-то очень боится своего брата. Брюс ходит по городу (типа Чикаго) с гитарой и его терзают какие-то воспоминания. Вспыхивают, как молнии. Брюс решает наладить отношения с братом и хочет научить его играть на гитаре. Тот сторониться брата, затем они видят узенький проход, лестницу вниз и надпись сбоку «Open». Это их пугает. Общее воспоминание. Тем временем, мать договаривается с продюсером, он прослушивает и она приглашает его на ужин. Он приходит – высокий мужчина с круглой лысиной на затылке и бородой (как психиатр). В комнате очень темно. Всюду лежат или стоят компакт-диски, вырезанные в форме человеческих органов или членов. Пугает. Бабушка проводит его по комнате. Он говорит, что она играет такую простую музыка, а здесь так мрачно. Внезапно его пугают ноги, вырезанные из дисков. Бабушка говорит «А где же Оля?». Тут продюсеру мерещится мертвец в окне, и он спотыкается и падает из окна. Из кона виден еще один труп – мамы мальчиков. Она лежит голая вниз лицом в ножевых порезах. Женщины-зеваки, пришедшие посмотреть на ее тело, неистово кричат, когда на тротуар падает второе тело…»

Подростковые крики разрывали комнату на мелкие-мелкие части. Столпотворение, как в метро. Так всегда на праздновании дня рождения? Никогда такого не видел. Ибо впервые я был приглашен. Десятый класс. Предпоследний. Пригласили Любителя не из личных симпатий, тем более что день рождения был у девушки. Нет, все прозаичнее. Куда прозаичнее. Я оказался в нужно месте и в нужное время. Меня просто не смогли не пригласить. Это выглядело бы слишком невежливо. И ко всеобщему ужасу я согласился.
-Да, почему бы и нет. Я приду.
И пришел. Меня встретила мать именинницы.
-Здравствуй. Проходи.
Я поднялся на второй этаж. Там я был встречен самой именинницей и ее многочисленным гостями. Я чувствовал себя неловко, неуютно. Столько девушек. Красивых девушек. Девушек с прическами, в красивых платьях, в открытых платьях, накрашенных, на высоких каблуках. Именинница выглядело прекрасно. Я вручил ей подарков – дешевая неприглядная кофточка. Хотелось преподнести ей нечто более существенное, да денег опять не хватило. Она не стала осматривать подарок. Вместо этого она поцеловала меня в щеку. Я никак не мог понять, чего она от меня хочет, и старался увернуться. Но девушка все же чмокнула меня. Я был обескуражен.
Меня провели в комнату. Потом мы обедали. Я не проронил ни слова за всю трапезу. Съел все, что давали. Съел бы больше, но добавки не предложили. Затем мы вновь поднялись на второй этаж. Это ее комната. Чудесно. Оформлено в чисто женских тонах. Но не раздражает. Диван углом, зеленое растение в горшке, похожее на пальму, письменный стол, секс-энциклопедия на полке со школьными учебниками. Этой девушке известно много больше чем мне. Не приведи бог, она изъявит желание переспать со мной! Как же мне будет стыдно пред ней!
Мы сели. Пришел черед игр. Знаете такие невинные детские игры? Они знали много таких. Помню, когда у меня были друзья, когда я был совсем маленьким, я тоже знал парочку-другую развивающих игр. И вот, первая игра. Запоминайте. Авось пригодиться (если я ничего не напутал – много времени с тех пор прошло). Тот, кто водит, завязывает глаза. У одного (или каждого – не помню?) из нас на одежде (или, если кто пожелает, в волосах) – бельевая прищепка. Надо поймать человека, сказать, кто это, и найти прищепку. Я бегло осмотрелся – имена большинства игроков мне не ведомы. Что ж….
В удручающей слепоте «вода» носились по комнате, сбивая все на пути. Веселье не помещалось в столь небольшом замкнутом пространстве. Кто-то схватил меня. Это случилось лишь на третий раз. Я оглянулся. Девушка. Она аккуратно провела ладонью по моему лицу.
-Не знаю его имени…
Ее простили. А затем в поисках треклятой прищепки она облапала всего меня с ног до головы и даже больше. Прищепка найдена. Теперь я вожу, и вот, гляньте, даже кого-то поймал. Это явно не парень. Черт побери. И что делать? Как мне узнать ее имя? Включаем смекалку. Ну же!
Я очень-очень осторожно провел руками по ее телу снизу вверх – чтобы представить фигуру в общих чертах. Ни до попы, ни до груди я не дотронулся. Лицо. Я уже понял кто она. Запомнил духи. Сразу же всплыл ее образ. Но проблема не решалась. Я все еще не знаю ее имени. Тогда я решился поделиться своей проблемой с народом:
-Я знаю, кто это, но не знаю ее имя.
-А ты опиши! – мужской голос. Гнусавый. Кстати, без издевки.
Мое сердце билось безумно. Как ее описать? Сейчас ляпну что-нибудь не то, и испорчу людям праздник. Любитель зажмурился в повязке и начал:
-Она сидела на краю дивана рядом с пальмой. Черные волосы убраны в хвост коричневой резинкой, большие зеленые глаза, пухлые губы, полные щеки, в целом милое лицо, облегающее платье, заканчивающееся чуть выше колен, черного цвета, на левой руке женские часы со стальным ремешком и цветным циферблатом, на каждом ногте рисунок, какая-то розовая эмблема, длинные ресницы, резкие тени…
Я остановился. Все молчали.
-Я прав?
Молчание. Затем:
-Ищи прищепку!
Мои руки прошлись по всему ее телу ни разу не соприкоснувшись, ни с ее платьем, ни с ее плотью. Прищепка оказалась в разрезе платья, практически между грудей. Но я и с этим справился. Все. Трофей добыт. Я снял повязку. Все так и есть. Как я описал. Она отбежала от меня, как от прокаженного. Затем подошел какой-то парень и шепнул мне на ухо:
-Это игра специально, чтобы телок лапать, дурак!
Наверно, он прав. Блин…. Ладно, что уж теперь … поезд ушел.
Но постойте! Была еще одна крайне занимательная игра. Повествую:
Игра называлась «Правда или действие». Или как-то иначе. Сюжет таков: после жеребьевки образуются пары, и по очереди они задают друг другу вопросы или приказывают что-нибудь сделать. Например: я задам тебе, потом следующая пара, по кругу, и снова, но все наоборот – ты задаешь мне вопрос, и так дальше. Окажись я в настоящей, искренней компании, через минут десять-пятнадцать в этой комнате во всю гремела бы оргия и стоны рвали ханжескую скромность на части. Но я был в иной компании. Первый вопрос: Ты девственник? Парень улыбнулся во всю ширь лица и мурлыкнул «Нет». Еще несколько глупых вопросов и моя очередь настала.
-Ты девственник? – вот что интересовала мою сиюминутную партнершу.
-Да, - я опустил глаза.
Ничего. Смеха не последовало. Я более или менее успокоился. Круг. Мой черед вопрошать.
-Какую ты любишь музыку?
Теперь и правда наступила тишина. Гробовая тишина. Девушка хихикнула, будто вопрос пошл и неприличен, и удивленно ответила:
-Разную…
Круг. Меня атакуют.
-Тебе нравится кто-нибудь из присутствующих девушек?
Пары поменялись. Вопрос мне задала виновница торжества. Я был сконфужен. Честно говоря, мне никто не нравился – они все дуры. Но ответь я так, девушки могут обидеться. Могу сказать, что она  мне нравится. Она, конечно, мне нравится. Но что мне делать, например, на следующий день. Или в следующую минуту? Пауза длилась ух как долго.
-Ну…? – школьники замычали. Я очнулся.
-Можно другой вопрос? – взмолился Любитель.
-Нет. Она выбрала «Правду», и ты должен ответить.
-Можно я лучше сделаю какое-нибудь «Действие»?
Когда они, наконец, поняли (после долгих и мучительных препираний) что я не отвечу, пришлось им согласиться на это унизительное исключение из правил. Мне задали «Действие» - снять штаны и пройтись по дому. Месть сладка, говорят. Что мне делать? Или бежать с позором, или остаться с позором. Я выбрал второй вариант, снял штаны на радость присутствующих. Мои тощие «ходули» не очень-то впечатлили их. Черт с этим. Самое трудное впереди. И я вышел из комнаты. Вышел без штанов. Прогулялся по второму этажу. Вернулся в комнату.
-Иди на первый этаж!
Я послушался. Спустился по лестнице. Только собрался подняться, как ниоткуда появилась мать именинницы. Ее удивление не знало границ.
-Что ты делаешь?
Я «взлетел» на второй этаж, но они заперли дверь изнутри. Я стучался. Кричал. Но никто не открыл. В отчаянье, я пронесся по первому этажу мимо взволнованной хозяйки дома, выбежал на улицу и в таком виде вернулся домой. Дверь заперта. Дома никого. Ключи остались в штанах. Я сел у крыльца. Был, кажется, ноябрь. Или октябрь. Точно помню, холодно было. Так я просидел под входной дверью около получаса. Посмотрел на часы. До прихода родителей еще долго. Я забрался в дом через форточку. Это стоило не мало усилий, но больше находиться на улице я не мог. Я так и не получил назад свои штаны. Жаль только ключи. А штаны-то так себе.

«Я рыдал по своей жизни. Я был доктором…»

О внешних и внутренних мирах.
 
А вы знали, что наш внешний мир – только база? Только основа? Только голый скелет? Вы задумывались об этом хоть раз? Мир – только кости. Но есть еще мышцы. Есть мясо. Есть жилы. Есть органы. Есть сердце. Есть мозг. Есть черты лица. А реальный мир – только скелет. Любитель уверен, наши сны – и есть наш мир. День дает нам лишь площадку, на который мы можем базироваться. Это наш пол, стены и потолок. А ночью мы расклеиваем обои, ставим мебель, вешаем люстру, вдыхаем в это убогую бетонную коробку жизнь. Все что вы видите сейчас – статистика. Мертвая реальность. Реальность всегда мертва. Реальность однозначна, а все живое – неоднозначно. Но существует иное измерение. Где мы можем управлять временем. Где мы ускоряем ход вещей. Где мы замедляем ход вещей. Где жизнь зависит от нас. Потому что это и есть наша жизнь. Нашей жизнью не может быть то, чем мы не управляем. А дневной реальностью мы не управляем, сами знаете. И это не наша жизнь. Это только ее каркас. В нашей собственной реальности мы выбираем. Никто не делает выбор за нас. Хочешь – прыгай с крыши. Если захочешь взмыть вверх – милости просим. Если захочешь разбиться – разобьешься, экран потухнет, и начнем сначала. И никакой вечной темноты. Никакой смерти. Ты не можешь умереть. Даже если ты умрешь, значит, ты сам этого хотел. И даже после этого жизнь продолжается, во всем ее великолепии и разнообразии. Есть мир, мне это доподлинно известно, где все вращается вокруг тебе, ради тебя и только тебя. Все великие мысли приходят к тебе во сне. И это не спроста. Точно. Спросите у Менделеева.
Это как музыка. Есть общие понятия. Есть нотная грамота – семь нот. Но каждый музыкант пишет свою музыку. И это его музыка. И с жизнью тоже самое. Жизнь такая интересная штука. Все работает, крутится-вертится, по одним и тем же законам. Что инфузории-туфельки, что динозавры, что космос, что люди. Все одно и тоже. Отличия живут лишь в нашем восприятии. Но и восприятие не реально. Во сне слон может казаться мухой. Ты можешь видеть слона, но думать о нем как о мухе. Во сне ты можешь быть здесь, и одновременно быть в совершенно ином месте. И вселенная не рухнет в Великое Никуда от этого досадного нонсенса. Напротив. Вселенная подмигнет тебе – «ишь что придумал, парень». О чем я пишу? Пишу ли я о реальности? Вряд ли. Пишу ли я о снах? Пишу ли я вообще? Кто знает. Может, я только думаю? Может, вы только воображаете что читаете? Может, я сейчас сплю, и мне снится, что я пишу, а вам снится, что вы читаете? Или вас вообще нет. Какая же жизнь занимательная вещь! Во сне я захожу в маленькую дверь. Пролезаю, протискиваюсь. Это совсем маленький дом. Совсем маленькой помещение. И когда я пролезаю, я осматриваюсь. И я оказываюсь в огромной зале. Двухъярусной библиотеке. Помню, в классе втором-третьем, я изучал предмет «Риторика». Что изучает эта наука, зачем она нужна, мне до сих пор не известно. Важно другое. Был учебник. И была надпись: «Маленькая дверь в большой мир». Я не понимал, что это значит. Но Любитель был очарован. Помните «Алису в стране чудес» - когда Алиса становится совсем маленькой? Большой мир. Слишком большой для такой маленькой девочки. И этот мир слишком большой для таких людей, как мы. Это готический костел, где высокие потолки скорее давят на сознание гнусным католическим шепотом «Мелочь пузатая!», нежели вселяют желание вырасти. И этот мир, горячо обожаемый вами внешний мир, он тоже давит на меня. И на других. Вроде все есть. Смотрите, какой потенциал для роста. Но мне, что-то, не хочется расти. Наоборот. Мне хочется стать еще меньше, залезть под куст, свернуться калачиком и закрыть глаза. А в ночной реальности такого со мной не бывает. Эта реальность - моя. И я чувствую себя в ней защищено. Вы знали, что наш внешний мир – только база? Не ругайте мечтателей. Они не дураки. И однажды… однажды они не умрут. Они просто уйдут. Уйдут навсегда в свою собственную реальность и не вернутся в ваш жалкий мир. Ну, и каково вам теперь?
 

«Всей институтской группой мы спускались на экскурсию в подземелье. Гид все время на нас кричал, как в армии. Чтобы перейти на более низкий уровень, нужно за 150 рублей воспользоваться телепортацией. И вот они все телепортируются, а у меня не получается (для этого нужно опустить деньги в автомат и прислониться щекой к горизонтальному монитору). Я остался один. Паникую. Проходит десять лет. За мной приходят родители и за руку выводят из подземелья…»

-Але. Не знаю. Сейчас гляну, - мать подошла к окну, опять взяла трубку, - Да. Свет горит. Днем не горел, а щас горит. Нет, все в порядке. Да. Да. Ну, пока, Лен.
Мама положила трубку и вернулась на кухню. Отец кивнул ей.
-Лена?
-Да.
-И чего она хочет?
-Не может Валере дозвониться. Не подходит к телефону.
-Наверно курит на крыльце.
-Она за него беспокоится.
-А он здесь остается?
-Да. Не хочет к ним переезжать. Говорит, хочет побыть один.
-И чего Ленка его не заберет отсюда?
-Сказала, заберет после каникул. А то уже десять дней как, говорит, с ума от волнения сходит.
-Почему? – моя реплика.
-Боится, как бы он снова не сорвался.
-Не запил опять. Он раньше часто это делал. Последние годы только держался. А теперь не знаю,… может и сорваться.
-Ну, да. То его Марина как-то поддерживала. А теперь что…
-А с домом что будет? – снова я.
-Ничего. Половина принадлежит Лене. Половина Андрею. Марина Андрея слишком любила. Даже больше, чем Ленку. Все переживала, что тот не женился.
-А сколько ему?
-Сейчас прикину…
-Сорок… четыре…
-Да. Причем его половина дома оформлена на Олю.
-А это еще кто?
-Мать Валеры. Ее уж лет пять, как нет. Покончила с собой.
-И сколько ей было?
-Ну,… за восемьдесят.
-Что это она в таком возрасте...?
-Чего-то с головой было. Повесилась на батарее.
-Как?
-Удавилась. Закрыла дверь в комнате. Уперлась в нее ногами. Обмотала шею в полотенце. Обмотала полотенце вокруг трубы. И удавилась.
Я с великим усилием пытался представить себе столь странную картину. Но ничего не выходило. Воображения не хватало.
-Сама не знаю. В общем, они дверь никак отрыть не могли…
-Да, только чуть приоткрыли. Пришлось протолкнуть в щель шестилетнюю девчонку, чтобы та оттащила старуху от двери…
-Неприятно…
-Она уже съезжать начинала. Всем рассказывала, что ее не кормят. Кстати, как не странно, но она была очень похожа на Марину. А ведь они не родственники. Помнишь?
-Да, - отец несколько оживился, когда поинтересовались его мнением, - Сидела на трости в переулке. Подставляла ее под зад, облокачивалась на забор и следила за всеми. Точно, как Марина. Тоже всех знала. Всюду нас совала.
-Только Оля когда-то очень красивая была.
-Да уж. Но жизнь от этого легче не стала….
-Да…. Все-таки в тюрьме отсидела…
-Кто? – я запутался.
-Ольга.
-Сколько?
-Вроде, три.
-Да, три года.
-За что?
-Ха…, - отец улыбнулся, - Ну, она работала бухгалтером, по совместительству любовницей начальника. И воровали они по-крупному. А когда возникли проблемы, он все на Олю спихнул. Вот она и отсидела за него.
-Ей стоило убить его, когда она вышла, - мать всегда переживала в таких ситуациях – когда мужчина обманывал женщину.
-Ну, конечно! И еще раз отсидеть. Лет этак десять. Да?
Отец никогда не жестикулировал. Его интеллекта хоть и было не много, но все же хватало на то, чтобы выразить свое несогласие словесным путем. Мать часто обижалась. Интонации у папы действительно получались чересчур жесткими. А женщины не любят такое обращение. Зато он никогда не бил ее.

«Лежал в родительской постели и онанировал. Они сидели на кровати чуть впереди. Папа косился назад, на меня. Я кончил и пошел подмываться. Рядом была раковина и туалет. Я сделал вид, что мою руки…»

В шестнадцать лет у Ани было все – мальчики, хорошие оценки, подружки, деньги, любящие родители. Абсолютно все. Возможно, даже больше, чем обыденное потребительское «всё». Обладание всем родило в ней некую надменность над серой массой ровесников. Женщины-учителя восхищались ей и закрывали глаза на всякие оплошности. Мужчины-учителя, в сколь почтенном возрасте они не пребывали, испытывали плотское уважение к юной красотке, и не могли ни в чем отказать. Тоже самое происходило и с одноклассниками. Мир вертелся вокруг нашей Анны. Лишь ей подвластны все блага мира. Она раздавала карты. И она мухлевала.
За пребывание близь нее мальчишки устраивали дуэли, не очень благородные, но все же дуэли. Они собирались после школы, набрасывались друг на друга, катались по земле, кусались, ругались. А девушка, чье тело и разум были ими так желанны, спокойно стояла поодаль с подружками и, тыча пальцами в беснующуюся груду тел, от души хихикала.
Кстати, между прочим, Анин «выпускной» прошел на редкость спокойно. Дискотека, медленные танцы, шампанское, гуляния до утра. К сожалению, у Ани не осталось никаких ярких воспоминаний о школьных годах. Что ж, однажды все обязано измениться.
Но ничто не изменилось с началом учебного года в институте. Вновь она окружена всеобщей любовью. Но меланхоличные нотки здесь не к месту – Аню такое положение вещей вовсе не печалило. А с чего это ей печалиться? Всеобщая любовь означает полную свободу выбора. Она могла показать пальцем на парня и вот он уже целует ей ноги. Могла показать на девушку, и та в миг становилась ее лучшей подругой. Она могла все. Если отличительной особенностью Бога считают его всемогущество, то Аня и была Богом. Она выбирала, она отвергала. Да, много юных представителей мужского пола навсегда или только на время потеряли веру в себя после встречи с Анной. Некоторых она обижала, некоторых оскорбляла. Некоторых демонстративно не замечала. Но я ни в коем случае не осуждаю ее. Она имела на это право. Неотъемлемое право. Но однажды сыграла с ней природа, или сам Бог, ревновавший людские рассудки к этому прелестному созданию, неприятную, если не сказать злую, шутку.

О мужчинах и женщинах.
 
Может ли мужчина прожить всю жизнь с одной женщиной? … Должен ли он? …
Простите. Забылся. О чем мы говорили?
 

«Какие-то извращения. Трахали милых девушек стоя в очереди. Помещение похоже на мой туалет. Потом профессор брал у нас мазки из задницы и сперму на анализ. Что-то изучал. Я вышел вперед и сказал, что великий Энгельс начинал прочтение библии словами «Познание – изучение чужих чувств». Не знаю, кто такой Энгельс, и слов таких не слышал».

Что-то мне подсказывает – вы несколько запутались, да? Избавлю вас от мук размышлений и поясню: есть два Любителя, и одна девушка, по имени Аня. То, что оба Любителя интересуются любительской фотосъемкой, ничего не значит. Она не знакомы друг с другом. Хотя они могут быть и одним и тем же человеком. Они, наверно, очень похожи. Ведь они оба – жалкие Любители. Они даже жить нормально не умеют. Но они любят жить. Каждый по-своему, но все же любят. Поэтому, их именуют Любителями. Они не богаты, хотя это не важно. Они живут в провинции, хотя это тоже не важно. У них нет друзей. Это важно. Хотят ли они иметь друзей? Сложный вопрос. Тот, второй Любитель, он этого очень хочет. Первый… он ничего уже не хочет. №1 копия №2, но с парой-другой несоответствий. А девушка, Аня… она совершенно случайно оказалась замешана в этой прискорбной истории борьбы человеческих Эго и Альтре-эго. Сложись все чуть по-другому, и ни мы, ни Любители, никогда бы не услышали о ней. Но где-то во времени произошел сбой программы. Микросхемы сбесились. И линия жизни нашей знаменитой Ани свернула в дебри, в чащу леса. Все закрутилось, завертелось, да не по той орбите. То ли Бог чего-то намудрил, то ли природа взбунтовалась, то ли все дело в магнитных бурях. И все они, Любитель, снова Любитель и Аня, оказались не в своей тарелке. И все они одержимы. Кто любовью, кто жаждой одиночества, кто страстью, кто иной гадостью. Вот такие дела творятся в миру. Для страны, планеты, а, тем более, галактики, эти трое придурков с их закидонами на пустом месте играют небольшую роль. Это и к «лучшему». Если бы судьба галактики зависела от них… в каком дерьме мы бы оказались!

«Я привел вечером в дом двух девушек. Они ждали на улице у двери, пока я договаривался с мамой, что сам напою их чаем. Впустил в дом, и мы прошли на кухню. Я отлучился прибраться в комнате, а когда вернулся, мама уже подавала им чай…»

О добре и зле
 
Кажется, я единственный на всей планете, кто знает разницу между добром и злом. Произошло моё прозрение довольно прозаично:
Университет. Предмет «Акустика и звукопоглощение». Я сижу, клюю носом. Преподаватель нуден и не способен заинтересовать меня в своём предмете. Но вдруг мой слух режет нечто новое. Нечто крайне оригинальное и неведомое доселе мне. Преподаватель сказал: «А знаете разницу, между музыкой и шумом?». Я проснулся. Уставился на него. Невзрачным мужчина лет 50, с проседями, низкого роста собирался открыть мне великую истину. Много лет я мучился вопросом «Что есть музыка?». И он продолжил, словно невзначай: «Музыка – это то, что тебе нравится. А шум – то, что не нравится…».
Мало кто понял гениальность сих слов. Мне и самому поначалу показалось, что меня надули. Как будто, ответа так и не последовало. Или последовала отговорка. Но я понял. Мысль молнией вспыхнула в голове «Так и есть! Он прав!». Я привёл тысячи примеров, всякий раз убеждаясь в его словах. И именно из этой аксиомы проросло моё осознание добра и зла. И так, внимание: добро – это то, что нам нравится, а зло – то, что не нравится! Можете обзывать меня неоригинальным плагиатором, но к словам преподавателя добавить мне было нечего. Всё сходится, сказал про себя Любитель. И нет никакого объективного добра. Есть только предпочтения.
Я помогаю старушке донести сумки, потому что мне это нравится. Ибо я получаю моральное наслаждение. А почему я получаю моральное наслаждения? Потом что в детстве мне говорили, что помогать старушкам – надо и нужно.
Я не кричу и не прыгаю по аудитории, лишь потому, что в детстве мне давали конфету за соблюдение тишины, а за озорничество шлёпали по попе.
Я уступаю место пожилым людям в транспорте, потому что мне это нравится. Я выбираю наименьшее из двух зол. Доступные варианты: 1 - Уступить место и с чувством удовлетворения от правильного, одобряемого обществом поступком, простоять оставшуюся часть дороги. Или: 2 – Продолжать сидеть, получать физическое удовольствие от непосредственного процесса сидения, но быть мучимым совестью. И чаще всего я выбираю первый вариант. Ибо физическая усталость – ничто, по сравнению с муками совести. А совесть – вовсе и не добро. Совесть – есть те фундаментальные штампы человеческого поведения, которые заложены в нас нашими родителями, учителями, телевиденьем, друзьями и другими источниками информации. Я бы не уступил место старому человеку, если бы мне не повторяли в период моего пассивного умственного развития, что так нужно поступать. Совесть необходима социуму – безликой массе людей, исчисляющейся не индивидуумами, а единицами. Без совести и базовых понятий «что нужно, а что нельзя» упорядоченная цивилизация невозможно. Совесть на руку человечеству. Нет хороших или плохих поступков. Есть поступки, и наше к ним отношение. Убийство назвали «плохим поступком» лишь из-за страха самому быть убитым. Слабые сказали что «убивать – это плохо». А когда человек не поверил, слабые уточнили «Бог сказал, что убивать – это плохо». А когда человек опять не поверил, слабые добавили «Бог сказал, тот, кто убьёт, попадёт в ад». И так «просто поступок» стал «плохим поступком».
Идеальный пример – месть. Ещё не так давно в той же цивилизованной Италии вендетта считалась «хорошим поступком». Почему? Потому что обществу казалось, что месть за смерть близкого – благо. А вопрос на самом деле лишь в человеческом эгоизме. Человек жаждет месте из эгоизма. Он хочет духовного спокойствия. Он не вернёт любимого человека. Но он сделает свою жизнь лучше.
И любовь, конечно же. В любви нет ничего хорошего. Я даже засомневался в существовании той самой любви. За что мы любим того или иного человека? Ну? За то, что он делает нашу жизнь лучше. И мы не хотим жить без него, ибо нам будет хуже. Мы заботимся на самом деле лишь о себе. И ревность. В ревности нет ничего хорошего. Как, собственно говоря, и плохого. Ревность – чувство собственничества. Мы не хотим, чтобы другой ребёнок играл с нашей игрушкой. Мы хотим, чтобы эта игрушка принадлежала исключительно нам. Но и в свободной любви нет ничего добродетельного. Поясню: Заниматься любовью с другими мы позволяем нашему партнёру, дабы он (партнёр) был счастлив. А когда он счастлив – мы сами счастливы. Так что, свободной любви мы предаёмся из того же эгоизма.
Героические поступки, так почитаемые людьми, лишь агонию эгоиста. Человек спас другого, и сам погиб. Немногие усомнятся в добродетельности сего поступка. Лишь я один. Каковы мотивы спасателя? 1 – совесть. Герою кажется, что лучше он спасёт другого и сам погибнет, чем останется жить с чувством вины. Ещё Фрейд утверждал, что ни один человек не осознает свою смертность. Он просто не может себе этого представить. Ничего фантастического в жертвовании собой нет. И славная смерть частенько кажется человеку заманчивее бесславной жизни. Ведь нас так учат (в своих интересах, конечно же). 2 – Тщеславие. Добра молва после смерти затмевает значимость самой смерти. И ничего «хорошего» в тщеславие нет – это уж официально.
Никто не властен, утверждать что, допустим, изнасилование – это зло. Но каждый властен, утверждать, что «изнасилование ему не нравится и он его не одобряет». Одобрять. Что это за слово «одобрять»? Одобрять = считать добрым, причислять к «добрым делам». Уже это безоговорочно подтверждает данную теорию. Изнасилование – это просто действие. Просто поступок. Просто изнасилование. И насильник одобряет изнасилование, он причисляет его к «добру». А жертва? И нельзя рассудить их. И не стоит. И глупо.
Такие абстрактные понятия как «добро» и «зло», безусловно, необходимы. Они как указатель. Общество из собственного эгоизма давным-давно позаботилось о создании культа «истины», тогда как никакой истины нет и в помине.
Никто не властен, говорить, что музыка, а что нет. И если я считаю раскаты грома – музыкой, значит так и есть, но исключительно для меня. Никто не властен, говорить, что искусство, а что мазня. Если я смотрю на «Чёрный квадрат» и испытываю чувства, значит, это, конечно же, искусство, по крайней мере, для одного из шести миллиардов.
Я понимаю необходимость уловного деления вещей на «хорошее» и «плохое». Меня бесит лишь то, что кроме меня, все принимают эти глупости на веру, и готовы на что угодно, лишь бы их химеры главенствовали на Земле. Меня бесит, что люди боятся даже усомниться в том, что им говорят. Если я скажу прилюдно, что убийство – вовсе не зло, меня на месте же убьют узколобые кретины, и расценят моё убийство как добро. Дебилы.
 

Отец щурил правый глаз.
-Ты чего? – поинтересовалась мама. Подошла поближе.
-Не знаю. Что-то глаз болит.
Мать наклонилась к нему. Я кашлял и дул чай с лимоном.
-Да это ячмень у тебя. Плюнуть?
-Не, спасибо. Точно, ячмень?
-Точно.
-Надо бы вообще зрение почаще проверять. Читать становиться труднее.
-Мне тоже. Пора бы наверно очками запастись.
-Да. Зрение не то, что было.
-Ты хорошо видишь? – мать обратилась ко мне. Я не ответил, - Хорошо видишь, спрашиваю?!
-Сносно, - сказал я и достал носовой платок.
-Надо нам всем провериться. А то, вот тетка твоя не проверяла и все…
-Да, - поддержал ее отец, - Надо провериться. А то и, правда…
-У нее тоже глаза болели, болели…. А она все терпела. А когда обратилась, ей диагноз на трех листах расписали – и отслоение сетчатки, и глаукома, и катаракта, и все, что хочешь…
-А что такое катаракта? – меня обуяло внезапное желание поддержать новый неприятный разговор.
-Это когда…, - отец замялся, - Ты не знаешь?
Мама продолжила:
-…что-то с хрусталиком…
-Каким хрусталиком? – я не понимал, где в глазу поместился хрусталик. Я слышал только про глазное яблоко и зрачок.
-Ну, там, в глазу, - отец постарался выставить себя образованным человеком, - Отражает что-то. Или наоборот. Так?
-Не знаю. Но это не самое худшее. От этого делают операции. А вот глаукома…
-А что такое глаукома?
Оба родителя притихли. Любопытный Любитель ждал. Мама придумала первой.
-В общем, это что-то с давлением, кажется. Главное, что операция очень сложная. Могут нерв задеть... Или сетчатку…?
-…и все…, - буркнул папа.
-И ослепнешь.
-А когда ты слепнешь, тебе уже и жить не охота, - вновь буркнул отец. Я, на всякий случай, пощупал глаза, проверить, нет ли там катаракты или, не дай бог, глаукомы. Вроде, пронесло.

«Моя комната. Я, Лена и еще какая-то девчонка из института. Мы много говорим о чем-то. Я стараюсь убедить Лену, что мы друзья. Затем мы катаемся одетые по кровати. Она лежит на животе я сверху, тоже на животе. Проскакивает мысль: хорошо бы один разок трахнуть ее и послать ко всем чертям…»

О супружеских изменах.
 
Надеюсь, мой философский горе-трактат еще не напоминает «Секс в большом городе»… Отлично. Тогда продолжим рассуждать о бытие человеческом:
Только что по телевизору шла передача. И я наивно заинтересовался. Вопрос прозвучал такой «Заводит ли женщина любовника от скуки?». Внизу экрана высвечивались довольно сомнительные мнения телезрителей. Я немного почитал, хмыкнул, махнул рукой на них всех, и решил сам порассуждать на заданную тему. А тема актуальна. Причем, во все века.
Мне лично думается следующим образом: женщина, если ей этого хочется, должна и обязана изменять мужу. Ибо иначе все пойдет кувырком: депрессия – развод - суицид. Один вариант ответов телезрителей мне особенно запомнился: «Изменять каждая может, а попробовали бы прожить всю жизнь с любимым!». Сие высказывание, безусловно, принадлежало женщине. Я даже, кажется, слышал ее голос. Значит, стоит пренебречь легким путем в пользу трудного? Не глупо ли это? Помню, был у меня один знакомый бас-гитарист. Дурашлеп еще тот! Как-то раз он надел бас-гитару струнами к себе, а, следовательно, еще и гриф оказался повернут не в ту сторону. Я спросил, почему он не возьмет гитару по-человечески. Он ответил «По-человечески каждый может. Ты попробуй так поиграть!». Ха-ха. Веселый тип, не правда ли? Мораль присказки ясна? Переварили? Отлично. Идем дальше:
Вы, надеюсь, понимаете, что один мужчина не в силах удовлетворить женщину? Понимаете? Хорошо. Тогда чего вы от нее хотите? Зачем ей страдать, мучиться угрызениями совести, грызть ногти на руках и ногах, вырывать волосы на лобке и биться головой о поролоновые стены в сумасшедшем доме? Зачем все это, если можно наслаждаться, веселиться и смеяться? Одним словом – жить. Женщина никогда не будет удовлетворена одним мужчиной. Это вопрос физиологии. Никоим образом не решаемый. Не стройте иллюзий на свой счет. С мужчиной же все совсем иначе. Мужчину то, как раз, одна женщина может удовлетворить. И еще как! Да-да, мужская измена – вопрос не физиологии, а психологии. Это вас шокирует? Не может быть! Откуда вы это могли знать?! Ума не приложу. Но продолжу, раз начал: Мужчина лишь из принципа не может заниматься сексом с одной женщиной всю жизнь. Только из принципа. Представьте  - каждый день ничего нового. На каждый обед – свинина. Такими темпами и сам однажды хрюкать начнёшь! Каждый день одно и тоже. Рутина. Серая обыденность. Мужчина не выносит уверенности в завтрашнем дне, особенно в интимной сфере жизни. Он хищник. Одна, две, три…. Первобытный инстинкт. И не надо ему мешать. Чего добьетесь вы, запретив маленькие похождения «налево» и «направо»? Вы сломаете, погубите хищника. И что останется? Кости, мясо, мышцы, жилы и вялый половой орган. Фу! Мерзость! Если мужчине запретить адюльтер, а ему, допустим, этого очень захочется, семейная жизнь его окончена. Все. Ставьте на ней крест и забудьте навек. Он не выдержит. Как и женщина. Зачем бороться с желанием, насиловать самого себя, если можно обойтись без самобичеваний? Вам не нравится, что вашу женщину или мужчину тискает кто-то другой? Не нравится, что ей или ему хорошо с кем-то другим? Так, дорогие мои, значит, вы своего партнера совсем то и не любите! Если бы вы любили своего партнера, вы бы радовались его счастью. Это же не ваша собственность! А, вот еще, вспомнил. Тоже сегодня, но чуть раньше, видел передачу «Женщина, как аксессуар». Это не название передачи, а вопрос на повестке дня. И что вы думаете? Один молодой парень очень уверенно и убедительно принялся объяснять мне(!), что женщина это, конечно, аксессуар, но очень хороший аксессуар. Этот молодой парень заставил Любителя улыбаться. Слово «аксессуар» у меня ассоциируется с дамской сумочкой. И я представил себе мужика, идущего по улице с дамской сумочкой. Раз женщина все равно только аксессуар, намного удобнее ходить с маленькой сумочкой на плече, чем с живым человеком, который что-то тебе говорит, жалуется, заглядывает в витрины магазинов и имеет собственное мнение! Как в Библии.
 

Если всякий день должен начаться с рассвета, то всякий рассказ – с событий, ставящих вверх дном жизни главных героев. Я пренебрег этим золотым правилом и оказался черт знает где. А Вы знаете, где мы сейчас?
Так вот, мы сейчас находимся в институте. Звонок. Заканчивается лекция по физике. Любитель встает. Аня тоже. Она смотрит на него, а обе группы смотрят на них. Более сотни глаз. Не могу назвать эти взгляды одобряющими. В глазах студентов лишь злость и зависть. И даже пол тут не важен. Девчонки и те косятся на несчастного парня, неудачника, горе-человека, и его, мягко говоря, обворожительную подружку, совсем не подходящую ему. Никому и в голову не придет, что весь этот абсурд – ее рук, а вернее сердца, дело. Паренек тут не причем. Но кто поверит в такое? Будь вы на их месте, Вы бы тоже не поверили. Даже я бы не поверил. Чувствуя недобрые взгляды, Любитель тихо говорит Ане:
-Увидимся на большой перемене. Иди. Я скоро.
Вероятно, это самый благородный поступок Любителя №1 за всю его жизнь. Она пожимает плечами.
-Ты уверен?
Он кивнул. Она уходит. Она уже привыкла к его странностям. А прошло то с их первого знакомства времени всего ничего. Но в нашем случае, даже время(!) играет второстепенную роль. Так что же дальше, спросите вы. А я расскажу: Аня выходит из кабинета вместе с женской половиной присутствующих. Все. Они ушли. Забудем о них на время. Вновь осмотрим кабинет физики. Любитель собирает вещи. Одевает портфель. Он делает шаг по направлению к выходу и видит непреодолимую стену из плоти. А врагов оказалось не мало – парней десять-пятнадцать. Конечно, у страха глаза велики, на то он и страх. Но поверьте, их было действительно ОЧЕНЬ много. Любитель оценивает ситуацию. Его реплика великолепна:
-Я буду кричать…
Молчание. Или тишина. К мальчику подходит высокий, красивый, сильный парень – как картинка. Его реплика тоже достойна внимания:
-Поговорить надо. На свежем воздухе. Пойдём?
Зря я поставил вопросительный знак. Это утверждение. Двое здоровых накаченных парней берут беднягу под руки и выводят из кабинета. По коридору. Вниз по лестнице. Распахиваются двери. Делегация движется к пустырю за институтом – наиболее безлюдное место в округе. Кто еще не понял, чем это грозит – скорее схватывайте. И так, что мы имеем? Три дюжины «шкафов» против «ночного горшка». Его окружают. Любитель прикусывает нижнюю губу. Сейчас будет гром. Он кричит. Удар в солнечное сплетение. И крик сорван. Первый ряд обрушивает на Любителя весь гнев бренного мира. Он лежит. Второй ряд. Кровь изливается. Губа. Нос. Лицо горит, а ведь мороз, как никак. Почки. Он задыхается. Грудь ломит от боли. Он плачет. Не может дышать. Третий ряд. Его хватают за шиворот. Его бьют в лицо. Его лицо больше не похоже на лицо человека. Хрустнул нос. Безумная боль. Хрящи выкручивает наизнанку. Он бы закричал еще раз. Но он не может. Да уже и смысла нет. Четвертый ряд. Вновь в ход идут ноги. И вот он уже харкает кровью. Все. Наиболее занимательная часть спектакля окончена. Больше бить не по чему. Самый красивый, самый высокий и самый сильный парень из всех опускается на корточки ради того, чтобы поговорить с человеком, плюющимся кровью.
-Ну, что? Как тебе? Все еще крутой, да?
Любитель пытается ответить. Но он еще не в силах. Он показывает на грудь и просит подождать секунду.
-Ну-ну, я тебе выслушаю. Мне, знаешь ли, интересно твое мнение. По поводу всего этого. Ага? Ну. Поделись с нами своей магией. Давай. Мы будем счастливы, выучиться новым приемам. Ну, мудила, говори!
Тьфу. Затем он заговорил:
-Послушай, зря ты все это затеял, - откашлялся, - Мне это девка не нужна. Забирайте ее обратно ко всем чертям. Это не я. Она все начала. Она прилипла ко мне как банный лист. Понимаешь?
-Что он говорит? – красавец скорчил гримасу, и его красота на время ушла в тень.
-Я говорю,… она ко мне подошла. Сказала, что я ей нравлюсь. Понятно? Я не причем. Говорю же – забирай ее. Не надо мне такого счастья!
-Что он лепечет? – Красавчик обратился теперь к Любителю, - Ты думаешь, я полный дебил? Да ты себя видел в зеркале? Ни одна телка к тебе сама не подойдет. Только слепая! Ты нас, ****ь, за кого держишь то?! Ишь ты «Забирай»!
Любитель откинул голову на снег. Ну, как объяснить им?
-Я честно не знаю, что ей в бошку втемяшилось! Может она извращенка? – Любитель истошно орал, захлебываясь в слюнях, - Ну, знаете, тёлки есть, которые карликов любят. Или с ампутированными конечностями. Они их облизывают и всё такое. Я не знаю!
Последний удар на сегодня. Они уходят. Истекающий кровью в исступлении кряхтит:
-Спросите у нее. Слышите меня?! Спросите у нее! АААААА!
Этими долгим «А» я обозначил душераздирающий вопль несчастного. Говорят, в карате самое важное – киай, боевой крик. Что ж, если это так, то стоит подсказать Любителю область, где он имеет шанс, в коем-то веке, стать Профессионалом.

О равновесии.
 
Когда кто-то говорит «Беги», где-то кто-то другой обязательно говорит «Стой». Так поддерживается равновесие. Когда кто-то умирает, где-то кто-то другой рождается. Только какое нам дело, до того незнакомца, что родился, если умер близкий нам человек? Таково ваше хваленое равновесие!
 

«На рынке было что-то вроде карнавала. На мне случайно оказалась красная футболка, символизирующая американский футбол. Мы с родителями пробрались в толпу. Мама всем объясняла, что я фотограф, и пришел просто так, потусоваться. Затем мы пошли обратно. У подземного перехода мы остановились посмотреть на луну. Она была слишком большой. И вот, она упала, на деревья, затем рядом с нами на землю, похожая на сыр, и волчком вкопалась в землю, создав небольшое землетрясение. Позади нее оказалась настоящая луна. Там были инопланетяне. Мы отстреливались…»

Теперь поговорим на чистоту. Пред вами – не бог весть что. Сюжет, вы, я думаю, уже уловили. Да и нехитрую концовку наверняка разгадали. Так? Но это не главное. Это ж не футбол, где, зная счет, смотреть игру не интересно, да и бессмысленно. Нет. Но и сам сюжет звезд с неба не хватает. Предположим, что и он не столь важен. Тогда в чем же загвоздка? В чем «фишка»? Быть может, в слоге? Ох, как я сомневаюсь. Действительно, к черту слог. Если картина ни о чём, обсуждают её цветовое решение. Если рассказ ни о чём, обсуждают слог. На фиг слог. И что же нам остается? Герои? ОК, герои – так герои. Видимо, пришла пора разложить все по полочкам. Нечего тут мешанину создавать. Начнем, пожалуй, с... с кого бы начать? Ах, да. Про Аню я уже рассказал. Остались двое недотеп. Два недочеловека. Два странных типа, что каким-то магическим образом вмешались в жизнь настоящей femme fetale. Двое недотеп. Эти двое очень странные. Они фотографы. Но они не знакомы. Или знакомы, но не близко. Хотя, вряд ли. Раз один из них познакомился с Аней на общей лекции по физике, то почему второй неудачник не заметил ее? Вероятно, он не из их потока. Или что-то вроде. Или он просто не заметил самую красивую девушку в аудитории. Или и это не имеет значения. Или это один и тот же человек. «Любителем №1» отныне я изредка буду именовать того нелюдимого типа, что ни с того ни с сего запал в душу Ане. «Любитель №2» - это тот, кого в повествовании именуют «Я», которому, напротив, Аня запала в душу, а он ей вовсе не приглянулся. Когда в течение одной главы чередуются «Любитель» и «Я» - значит, ваш покорный слуга ещё сам не определился, который перед нами любитель – 1-ый или 2-ой (скорее всего, оба сразу, а вообще, решайте сами). Теперь, далее. Они фотографы. Так, жалкие любители. Фотографами они стали лишь потому, что одиноким и убогим позарез нужна творческая отдушина. Поэтами они не являются по субъективным причинам – желательно наличие хоть немного (ну, хоть капельки!) таланта. А фотоискусство - только досуг. Стихи выматывают. Чтобы написать стихотворение, необходимо просидеть какое-то время, ломая голову о рифмы и вывернутые наизнанку красивые аллегорические предложения. Чтобы сфотографировать что-либо, необходимо и достаточно всего-то нажать на кнопку. Задействовать большой палец левой или правой руки. Видите, как просто. Не столь важно, что получается в результате. Если получается очень плохо, то нам ничего не стоит оправдаться «истинным искусством». «Арт-Хаусом». «Искусством для избранных». Разве не так мы обычно делаем? Ну, довольно о хобби. Расскажем о быте наших пасынков природы. Начнем, как бы логично это не звучало, с Любителя №1. Приступим:

Любитель №1. Ирония судьбы заключается (а ее всегда куда-нибудь заключают, живи она на свободе, таких бы дров наломала!) в том, что нам попался закоренелый эгоист, отшельник, отщепенец, моральный урод, неполноценный гном, горе-фотограф и… так далее, вниз и вниз. Нет, он, конечно, человек хороший…. В том смысле, что его интересно изучать. А разве мы тут собрались не ради изучения?
Считайте, что вы слушаете научный курс в институте биологии по поведению странных особей, кодовое имя которым «Люди». Они – самые умные животные. И самые глупые тоже. Знаете почему? Да ведь они все усложняют! Им дали такую прекрасную жизнь. Райское блаженство ждало их. Вожделело их. Но вдруг этих «избранных» как током шибануло. Они вскричали «Нет! Нет! Только не удовольствие! Ведь мы окажемся в аду! Это грех!». И все пошло насмарку. Миллиарды лет эволюции рухнули. Испарились. Все в пустую, друзья. Ибо люд счел жизнь – грехом. А это и есть тот самый грех. Пожалуй, единственный истинный грех. Разве можно не любить жизнь, господа? Ведь кроме нее у нас ничегошеньки нет! Следовательно, не любить жизнь равносильно жить в ненависти. Следовательно, это грех. Разве жить в ненависти не грешно? Конечно. И эти глупые люди живут во грехе потому что отчаянно пытаются избежать тот самый грех, не осознавая что уже грешат! Вот что твориться, люди добрые! А как же рай? Пусть, его на самом деле нет. Но предположим все же, что он есть. Где-то здесь. Прямо на земле. Что такое рай? Предположим, это особое состояние души (в смысле, особое состояние нервной системы, ибо души, впрочем как и рая, я что-то не наблюдаю). Назовём это состояние блаженством. «Блаженство» произошло от слова «благо». А благо – это хорошо. То есть, отказываясь от блаженства, мы отказываемся от блага, отказываемся от хорошего и в конечном итоге отказываемся от самого рая, за которым вели столь изнурительную погоню. Нонсенсы повсюду. Вот какие эти люди! Противоречивы и глупы. Отказываясь от блаженства, мы отказываемся от благого дела (это следует из крайне сложных лингвистических наблюдений, вам никогда не понять). А значит, мы живем где-то вне блага. А что у нас вне благих дел? Ад, господа, АД! Огненная геенна! Что же они творят?! Бесы! Но постойте. Я не проповедник. Я рассказчик. Моя цель не втюхивать вам мораль. Мораль это всегда плохо, даже если она аморальна. Потому что это насильственное убеждение. Потому что это гнусное принуждение. Так что к черту это неблагородное занятие. Но, однако, все это я говорил не впустую. В некотором роде, вышесказанное можно отнести к Любителю №1. Ведь именно он тот глупец. Слава богу, он отказывается от всего не ради условно-благих дел. Ибо это, как я уже отметил ранее, мерзкий и грубый нонсенс. С другой стороны, следствие куда важнее первопричины. А следствие в обоих случаях, одно и тоже. Он соорудил темницу для своей персоны. Заперся. Выбросил ключ. Или нет. Приковал себя к стене, противоположной двери, ключи от кандалов выбросил в окно, а ключ от двери оставил в замочной скважине с внутренней стороны. Чтобы видеть его, но не иметь ни малейшего шанса открыть спасительную дверь. Маленькую дверь в большой мир. Зачем? Откуда мне знать. Ему виднее. Иногда человек просто сходит с ума. Животным этого не понять. У них не так много ума. Они им дорожат. У людей же ума кажется слишком много. Они с ним такое вытворяют! Животным это и в голову прийти не может - сойти с ума! Наш мозг такой круглый. Скользкий. Влажный. И мы все время с него падаем. А забраться туда, на самый верх, вновь, ох как не просто. Почти не возможно. Да, у нас тут не комедия, как вы уже должны были заметить. Но о людях нельзя говорить слишком серьезно. Только если для пущей наглядности. Но я не большой поклонник патетики. Мне куда ближе фарс. С этими людишками только так и можно. Я, кстати, только о них и пишу – о людях. А знаете почему? Да потому что курицы не пишут о львах. Грубо сказано? Конечно, курицы и о курицах не пишут. Но, поверьте мне, умей они излагать свои мысли (а они у них наверняка есть), эти птицы-неудачники писали бы только о себе подобных. И я не могу писать о бревне. Что я знаю о бревне? Откуда мне знать о нем что-то? Ведь я не бревно! Тут нечем гордиться, но все же я не бревно! И я не курица! Не лев! Я человек, и мне этого более чем достаточно. Поэтому я говорю о людях:
Как-то раз этот чудик (Любитель №1, если вы уже позабыли, о ком шла речь) сказал сам себе сидя перед телевизором «Ненавижу благотворительность! Будь у меня столько денег, ни копейки бы никому не дал!». Я-то с ним, конечно, согласен по данному вопросу, но у Любителя всё равно нет денег. Во всяком случае, тех, что он мог бы потенциально пожертвовать. Вся проблема в том, что у него нет практически ничего. Кроме него самого. Его персоны. Его времени. Его характера. Его привычек. Его слов. Его мыслей. Его души. Его сути. Напомню - он ненавидит благотворительность. Здесь нет ничего гадкого. Просто, когда видишь разодетых кинозвезд на джипах, размером с твой скромный дом-сарай, и слышишь их речи о проблемах стран третьего мира, невольно испытываешь презрение к такой пошлой рекламной акции, как благотворительность. И вот, будучи человеком небогатым, Любителю все же очень хотелось объявить миру о своем решении «Я не участвую в благотворительности! Поняли?!». Но как об этом поведать? И чем ему не делиться с народом? Конечно, тем, что у него есть. А есть у него только он сам. Вот мы и докопались, почти, до сути проблемы. Он дорожил своим временем. Мыслями. Словами. Он дорожил собой. Как дорожил бы своими деньгами, будь они у него. Это нормально. Своя рубашка к телу ближе. Никто с этим спорить не будет. Но не в таких же масштабах, Любитель!

Теперь отведаем Любителя №2. Литературное прозвище «Я» (он мне ни в коем случае не ближе Любителя №1, но надо же было о ком-то говорить от 1-ого лица, а то вы совсем запутаетесь!). Так вот, в моей жизни радостей было не больше, чем в глазу, охваченном опухолью. Конечно, вина в этом моя, и мне с этим приходится существовать. Я любил, но меня не любили. За что? Почему? Я очень робкий. Застенчивый. Некрасивый. Я не умею шутить. Ведь для девчонок главное не красота. Уж поверьте. Им нужен тот, кто развеселит их даже в самую пасмурную погоду. Им нужен шут. Хороший шут. Плохой шут. Главное, чтобы с ним не стыдно показаться в обществе себе подобных. Чтобы люди вокруг не упрекали его в застенчивости, а лишь смеялись и смеялись, не замечая за смехом его вопиющих недостатков. А я не умел шутить. И голос у меня противный. Чтобы я не говорил, все получается нудно, почти похоронно. И дикция моя омерзительна. Иногда сам себя не понимаю. И у меня от волнения слюни текут. Губы увлажняются, и я начинаю причмокивать. Вытираю губы рукавом. Такое никому не по душе. Вот какой я не «клевый». Да, вы со мной встретиться после вышесказанного точно не захотите. Вот Вам еще парочку мерзостей обо мне: Например, я пукаю. Да, вот такие дела. Конечно, все время от времени пукают. Но со мной это происходит в самых неподходящих местах. Помню, однажды это случилось прямо во время урока. В школе. Урок английского языка. В классе гробовая тишина. И тут, бац! Надо мной ржал весь класс. Подлецы просто уписывались за партами. А я сгорал заживо от стыда. Ужасно, правда? Но вы еще не все знаете обо мне! Не все подробности. Вам кажется, я слишком глубоко копаю? Быть может. Но как иначе мне посвятить вас в свою жизнь, в свою персону? Продолжу, с вашего разрешения. У меня проблемы с пищеварением (Любитель №1, как ни странно, обладает идентичными недостатками). Может прихватить где угодно. Иногда это диарея. Бывает, приходится вскакивать из-за парты и мчаться в туалет. С восьмого класса в портфеле я ношу с собой немного туалетной бумаги. Конечно же, ее не всегда хватает. Помню (о, ужас!) как-то раз в школе пришлось домывать попу рукой. А мыла не было. И как я не тер руку под струей воды, запах все не ослабевал. На меня смотрели с отвращением. Ведь от меня, как никак, пахло дерьмом. Поверьте, здесь нет ничего из ряда вон выходящего. Обычное человеческие проблемы. Сексуальные проблемы ничем не лучше. Кстати, с этим у меня еще хуже. Как говорилось в одном фильме «Я бы сказал «никак», да не хочу хвастаться». Это точно про меня и Любителя. Я даже онанизм открыл крайне поздно – в пятнадцать лет. Некоторые счастливчики в тринадцать уже лишаются девственности. Но это не я. Почему я был так плохо информирован? Потому что у меня не было друзей. Тех, кто рядом. Мне все пришлось открывать самому. Даже не помню, как я до этого додумался. С поступлением в институт ничто не изменилось. Если принять начало полового взросления за двенадцать лет, то мне потребовалось семь долгих и мучительных лет чтобы решиться впервые заговорить с девушкой. Догадайтесь же, как ее звали. Ну…?

«По слухам у меня было 109 девчонок, но на самом деле ни одной. Нашел двух на перемене (искал не один, наверно, с Лешей). Только мы их под партой стали трахать, как началась лекция в этом кабинете. Я и Леша убежали…»

Наблюдение по лингвистики.
 
Имею ли я право говорить это? Ах, зачем же я спрашиваю вас?! Вы ведь еще и не знаете, о чем я собираюсь философствовать с Вами. Так вот, лично я считаю, что лингвисты должны обращать больше внимания на разговорную речь. Литературный язык, конечно, тоже интересен, но он язык искусственный. Не он отражает менталитет нации. Так, отведем чуточку места в нашем рассказе, простому разговорному языку. Боюсь, меня заклеймят позором, обзовут развратником и пошляком, если я посмею говорить с вами о чрезвычайно грубом матерном слове «****ец». Ладно, раз уж начал, необходимо достойное продолжение. Что Вы понимаете под этим словом? Обычно такое говорят молодые люди, когда дела идут из рук вон плохо. Доходчиво? Ну, думается мне, вы и без меня прекрасно понимаете значение таких слов. Их знают все, вне зависимости от возраста и интеллигентности. Глобальное же значение этого слова – «конец света». Апокалипсис. Армагеддон. Как шутил один небезызвестный отечественный комик - «Армагеддец». И я тут подумал – а откуда взялось это странное выражение. Все в жизни имеет начало. И я предположил следующее. Практически всем ясно и понятно, что истоки свои слово берет из женского полового органа. Не из него лично, хотя жизнь в основном именно оттуда является на свет, но от слова «****а». Когда я осознал это, на меня в некотором роде снизошло озарение. Если раньше конец света виделся мне как ураган, цунами или столкновение с метеоритом, то теперь я отчетливо видел огромное влагалище, засасывающее мир в свои недра. Как пылесос. Представили такое? Ух, жутко, да? Я думаю, слово «****ец» - глубочайший, и в то же время, наитончайший, символизм, что знал наш язык. Здесь сокрыта мысль о возврате в небытие. Биологически, бытие можно довольно примитивно описать как явление в мир из женской матки. Что ж, теперь для меня все стало ясно. Конец света – это антоним рождения. Антоним рождения – смерть. Все сходится. Обратный путь эволюции, фактически. Если говорить аллегориями: мир появился, как почти все живое, из вагины, и по завершению своего существования, вновь вернется в ее лона. Может быть, я несколько утрирую. Придаю обычному мату великие значения. Но согласитесь, мысль занимательная. Ведь не родиться вовсе, по-моему, чуть лучше, чем умереть. А? Во всяком случае, тогда есть чего ждать – рождения. А если ты уже родился и уже умер – ждать тебе, пожалуй, нечего. Я много думал, о том, что было до моего рождения, ибо я верю – чем начинается процесс, тем он и заканчивается. Значит, смерть похожа состояние до рождения. А что я делал, пока не родился? Ничего. Меня не было. Но мне (в смысле, моему отсутствию) было чего ждать. А так как меня еще не существовало, ожидание не казалось таким уж невыносимым. Нет. Это слишком сложный вопрос. Хватит. Никому не советую думать об этом подолгу и серьезно.
 

«Я в роли отца, но со своей внешностью. В отпуске. Две пары – я с мамой и еще какая-то пара в бассейне. Мне очень нравится та женщина. На глазах у мамы (моей жены по сну) и мужа той женщины, она забирается на меня. Я стою. Она висит руками на бортике бассейна, а попу насаживает на мой член. Это не так легко. Член еле пролезает. Чувствую, как кожа на пенисе двигается вниз. Приятно. Затем женщина соскальзывает с меня и что-то разбивается (стекло). Моя жена (мама) и муж этой женщины обратили на нас внимание. Мама кричит на меня. Я оправдываюсь»

Однажды весной я сделал 103 фото примерно за десять минут. А было это так: я обратил внимание на землю. Мы часто ходим по земле, но редко обращаем внимание на мелочи. Это сложно. Крайне сложно. Искусство, возможно, и заключается в том, чтобы обращать внимание на нужные вещи. Не распылять свой взор. Быть всегда начеку. Почему среди людей искусства мужчин значительно больше, нежели женщин? Есть много причин, и одна из них – взгляд на мир. Когда женщина смотрит в холодильник, она видит сразу все продукты на полке. Мужчина в аналогичной ситуации осматривает каждый продукт по отдельности. Женщина замечает всё, не видя ничего конкретно. Мужчина непрактичен, зато незаменим в искусстве. Он видит мелочи. И вот как-то раз я, в лице Любителя, приблизился к искусству невероятно близко.
Под ногами была земля. Обычная земля. Темно-коричневая. Довольно мокрая. Скорее чернозем, нежели песок. А стоял февраль месяц. Зима выдалась на редкость теплой. И кое-где уже растаял снег. Но успел выпасть вновь. Скорее снег, чем дождь. Но все же. И он лежал, подтаявший. Но сквозь него видна темно-коричневая земля. Капучинно. Точь-в-точь как капучинно. Откуда Любитель знает, как выглядит капучинно? Не имею ни малейшего представления. Возможно, здесь не обошлось без шестого чувства. Или даже седьмого. Но я заметил это. Заинтересовался этим. Я сделал больше сотни фотографий обычной земли. Рыхлой дороги. Размытой дороги. Но я видел только капучинно. Хотя не пил даже простого черного кофе. Секрет фотографии заключается в передаче субъективной действительности. Но когда я открыл снимки на компьютере, когда они засияли на экране монитора…, я увидел землю, припорошенную мокрым снегом. Никакого капучинно и в помине не было. Что-то не правильно. Что-то неуловимое. На уровне подсознания. Вы поверите мне, если я сообщу вам следующее? – я помчался обратно. Прибежал на место фотосессии. Ну, вот же оно. Все на месте. Капучинно. Не земля и не снег, а капучинно! Сделал еще один, контрольный снимок, и прибежал домой. Смотрю. Моргаю. Протираю глаза. Щурюсь. Но ничего нет. Снег и земля. Земля и снег. Причем каждый из них не в лучшей форме. Ну и как после такого верить в силу искусства?

«Мальчик-шизофреник в трансе убил троих. Трупы он еще не видел. Его отец хочет показать их ему, чтобы сын понял весь ужас случившегося. Они идут к психологу. Я – брат отца мальчика. Сам мальчик переодически становится мальчиком-с-пальчик. Он пытался бежать. Мы охотились за ним с сачком и поймали. Психолог спрашивает мое мнение. Я говорю, что случись такое с моим сыном, я бы ни за что не показал бы ему трупы. Но отец настаивает, и мы достаем подрамник. «Как он их убил?» спрашивает психолог. «Кнопками». Белый лист прибит к подрамнику в четырех углах большими кнопками. Я говорю, что это просто какая-то резня бензопилой по-техасски, только вместо бензопилы у нас кнопки. Рядом с подрамником лежать четыре карандаша. Один кровоточит у изговоловья. Теперь мальчик должен нарисовать всю картину случившегося. Он пытается бежать…»

Об отношениях
 
Об отношениях людей можно писать вечно. Сама по себе тема эта – вечна. И все кому не лень разглагольствуют об отношениях. А о чем еще говорить? О чем писать? О космосе? О пришельцах? Но и тут в повествовании нам не обойтись без отношений. Например, с теми же инопланетянами. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь опишет и эти отношения. А разве вам не интересно? Как говорил в одном фильме один дурак (а может, непонятый гений) «Хотел бы найти инопланетную жизнь… и трахнуть ее!». Думается мне, из одной этой фразы может вырасти прекрасный литературный роман с глубочайшим философским подтекстом. Но я пытаюсь описать иные отношение. Более прозаичные, если угодно. Всего лишь отношения мужчины и женщины. И правда, что может быть прозаичнее? Мужчина и женщина. Их тянет друг к другу. Иногда это обоюдное притяжение. Иногда тянет женщину к мужчине. Иногда – наоборот. Иногда их вроде бы совсем и не тянет друг к другу, но по непонятным причинам они все же притягиваются. Всюду есть загадка. Без загадок жить очень-очень грустно. Жить и так, по большей части, не слишком весело. Но тайны, загадки и секреты межполовых отношений кое-как поддерживают наш интерес к жизни. А я обожаю эту тему, и восхищаюсь ей. Это не лирика, хотя и против нее я, на самом деле, ничего не имею. Это даже не любовь. Иногда – да, но вовсе не обязательно. Отношения, зачастую, куда глубже. Куда интереснее. Разнообразнее. Поразительнее. Оригинальнее. Отношения мужчины и женщины – наиболее достойны внимания. Или совсем наоборот – достойны невнимания - слишком уж они хороши, слишком великолепны, для сухого словесного разбора. Не убивает ли это их? Не калечит ли? Наверняка. Оглянитесь. Всюду убийцы. Убийцы тайн. А я не преступник. Я не собираюсь раскрывать никаких тайн. Зачем мне это? Я не хочу. Я не Пуаро. Не Шерлок Холмс. Я даже не Агата Кристи! С чего мне придет в голову разгадывать какие-то тайны? Тайны останутся тайнами. Отношения останутся тайнами. Мы говорим о тайнах отношений мужчин и женщин. Стоп. Переделаем эту фразу для удовлетворения феминистических эго: Мы говорим о тайнах отношений женщин и мужчин. Да. Так гораздо лучше. Вы со мной согласны? Хотя, конечно же, это не имеет никакого значения. Если бы феминистки прилежно учились в начальных классах, то обязательно бы знали, что от перемены мест слагаемых, ничегошеньки не меняется. Значит, я зря потратил две стоки впустую. Ну, хватит. Продолжим об отношениях. Отношения мужчин и женщин, женщин и мужчин. Одни всегда усложняют. Другие всегда упрощают. Я ближе к тем, кто упрощает, но порой сам не заметно для себя все усложняю. Золотой середины конечно не существует. Ее и быть не должно! Где-то больше, где-то меньше. Где-то хорошо, где-то плохо. Где-то черный, где-то белый. Как ужасен был бы серый мир – мир золотой середины! В отношениях не может быть ничего серого. Все должно быть пестрым. Отношения должны быть раскрашены радугой. Всей радужной палитрой. Преломление света. По мне, так лучше верить, что радуга – чудо, нежели просто еще один оптический обман. Кому нужны обманы? Зачем их придумали? Все что есть – правда. Потому что, правда – субъективна. И все что есть – тоже субъективно. Следовательно, все, что есть – правда. А раз так, и все правда, то ничто не обман. И мы можем быть спокойны. Значит, и в отношениях нет обмана. А это самое главное. Говорят, отношения умирают, если в них есть обман. Думаю, не обман убивает отношения. Обмана вообще нет. Все равно, что предположить, будто смерть убивает. Нет. Убивает не смерть, а жизнь. Смерти вообще нет. Тоже и в отношениях женщин и мужчин, мужчин и женщин. Убивает не обман. Убивает правда. Правда вообще хороший убийца. Убийца со стажем, я бы сказал. Чарльзу Мэнсону на том свете еще учиться и учиться безжалостности у правды. А раз кроме правды ничего нет, то правда – и есть жизнь. А жизнь – тоже убийца. Вот и все доказано. Теорема готова. Пора ее пустить в дело.
 

 «Все мне говорили, что я избранный Богом для борьбы с Сатаной. Я творил добро. Мог летать, размахивать руками. У меня был помощник – Саня. И вот однажды было задание пересечь два железнодорожных пути и вернуться обратно. Дело проходило в метро. А у меня не получалось. Только взлетаю, как едет поезд. Тогда это решил сделать Санек. Он перебрался на другую сторону. Что-то искрилось, он чуть не съехал прямо под поезд. Вернулся. Я принялся убеждать его, что они ошиблись. Что избранный вовсе не я, а он…»

Человек как раковая опухоль
 
Человек и природа. Вот тема этого абзаца. Один человек возразил мне «Как ты можешь противопоставлять человека и природу, если человек – часть природы?!». Я отвечу ему: давайте рассмотрим вашего дорогого человека как раковую опухоль природы. Человек состоит из клеток, и порой клетки восстают против него. И тогда мы говорим «Раковая опухоль и человек». Что ж, я готов предположить, что сам человек – это раковая опухоль природы нашей. Все, что создает природа, имеет смысл. А человек все только портит. По-моему, человек – ошибка природы. Тот же человек заявил мне «Ты говоришь нонсенс! Если во всем, что создает природа есть смысл, то как же человек может быть ее ошибкой?!». Отвечаю: Исключение из правила подтверждает само правило. Разве не так. Да-да. Человек идет против природы. Порой. Почти всегда. Если он придерживается религиозных законов, то он идет против природы. Ибо нет бога. Заявляю открыто – Бога не существует ни здесь, ни где-либо. И бессмысленное поклонение химерам – путь против природы, ибо единственный бог – сама природа. Если же человек придерживается лишь собственных потребностей – он все равно идет против природы. Не всегда. Но зачастую. Человек создал свой мир – мир омерзительный и грязный. Человек испоганил, изнасиловал нашу планету. Глобальное потепление, скорее всего, только начало конца. Но не в этом ли наша задача? Раз природа до человека не делал ошибок, то несколько самонадеянно с моей стороны объявлять себя ее первой и пока единственной ошибкой. А вдруг все спланировано? Вдруг мы – люди – не что иное, а десница смерти? Может, наша миссия здесь – убить планету? Вдруг мы последние в ее списке? Тогда, по сценарию мы (раз больше никого не осталось) должны совершить самоубийство (вспомните, хотя бы, «Десять негритят»). И вот, друзья, человечество уже продело голову в петлю. Осталось раскачать стул и обоссаться напоследок. И до самого конца мы вероятно так и не узнаем, зачем мы здесь. А к чему нам это знать? Не стоит. Лучше погадаем на кофейной гуще. Такое бессмысленное время препровождение у нас получается на редкость искусно. А если откровенно, то мне плевать на мир и на его раковую опухоль. Все что имеет для меня значение, так это прожить отпущенный мне все той же природой срок с удовольствием, свободным человеком, окруженным кислородом. Пошли они все к чертям собачьим! И мне плевать, что после меня будет, и будет ли хоть что-то. Какая разница? Ведь меня то там точно уже не будет!
P.S. В свете последних медицинских исследований установлено, что злокачественная опухоль является психосоматической болезнью (то есть, провоцируется самим больным). Значит, мы и правда десница смерти…?
 

 «Из школы нужно было ехать куда-то на машине, помочь что-то довести. Я, Маша и Наташа вышли из школы. Одна машина уехала. Мы подумали, что не влезем во вторую, и пошли пешком вдоль по улице. О чем-то говорили. Наташа призналась, что, мягко говоря, от меня не в восторге. Я ответил, что от меня все не в восторге. На повороте я спросил «Мы уже все или еще «чего»?». Имел в виду «По домам или еще вернемся в школу?». Наташе шутка понравилась. Она засмеялась. Я обрадовался. Около входа в парк мы остановились. Я рассказал, что у меня деревянный дом дореволюционной постройки. Мы попрощались…»

Любитель лежал на кровати. Вокруг все светлое, белое. Он завернут в простыни. Лицо – совокупности порезов, синяков и шрамов. В палате еще двое. Оба чуть моложе Любителя. Открывается белая дверь. Вбегает Аня. Ее каблучки отстукивают латиноамериканский ритм по кафельному полу. Она бросается к кровати возлюбленного. Тот закатывает глаза, возможно, мельком видит собственные сотрясенные мозги. Аня пытается что-то сказать, но лишь хнычет и сглатывает. Ее глаза блестят. И вот она говорит:
-Боже мой,… как ты?!
Любитель очень лениво пожал плечами. Осмотрел свое тело.
-Ничего не сломано. Не исключено внутреннее кровоизлияние. Но пока не помру, они не смогут точно определить.
Аня залилась слезами.
-Да не плачь. Я через неделю в институте буду.
-Я догадываюсь кто это…
-Представь себе, я тоже…
-Прости меня…
-Да нет, ничего. Было очень забавно. Они приняли меня за твоего парня. Считают, я отбиваю тебя у них. Я! Ты представляешь?
Она обняла его. Он похлопал ее по плечу. Аня буквально захлебывалась от эмоций. Двое больных, лежащих в палате, не без интереса наблюдали за мелодраматической сценой. Казалось, это их последнее развлечение.
-Я сообщу в милицию…, - причитала Аня, вытирая сопли одеялом Любителя, - Их посадят. Его посадят.
-С милицией я уже сам говорил…
-И как?
-Я сказал, что не знаю их.
-Как…?! – Аня встала с кровати, весьма удивленная и обескураженная, почти наивная, что ей, кстати, очень к лицу, - Почему?
-Потому что их не посадят, а меня у выхода из больницы забьют до смерти. И потому что я понимаю их. Я понимаю всех, кроме себя… ну и тебя, конечно.
Аня кинулась к кровати. Любитель испуганно отринул. Но она всё же умудрилась поцеловать его. Его губы болели, так что поцелуй не пошел ему на пользу. Но все же приятно. Даже черствый Любитель не мог этого скрыть от общественности. Двое больных зааплодировали и пустили голливудскую слезу. Аня обиженно махнула на них рукой.
-Какие-то странные дни, - прошептал Любитель, когда девушка отпустила его.
-Как тебе тут? – спросила Аня, не расслышав слов парня.
-Как в любой больнице. Ты когда-нибудь лежала в больнице?
-Да. Один раз.
-И с чем?
-С желтухой.
-Какой кошмар. Гипотит С, кажется? Или Б.
-Наверно.
-Мне сказали не вставать, так что сегодня пришлось писать в утку. Очень неудобно.
-Ты привыкнешь…
-Надеюсь, нет.
-Ну, да. Правильно.
-Я выйду через пару дней. Отлежусь дома и пойду в институт.
-Я все же хочу зайти в деканат…
-Ты хочешь, чтобы меня из-за тебя убили?
-Что ты говоришь такое! – Аня опять вскочила с кровати. Она очень нервничала.
-Я говорю, что ты меня угробишь своими методами! Я и так боюсь показываться в институте… перед твоим дружком. А если ты еще и накапаешь на него в деканат, он опять соберёт свою шайку – и всё. Пиндык настанет. Уже конкретный.
-Понимаю…
-Я не герой, знаешь об этом? Я даже не похож на героя. Меня нельзя с ним спутать. У нас с ним нет ничего общего. Я не люблю драки. Никогда не дрался. Знаешь, я даже не сопротивлялся. И это спасло мне пару костей. Теперь твоя очередь. Не строй из себя героя. И это спасет мне еще что-нибудь ценное…
-Тебе сейчас-то, надеюсь, ничего там не отбили? – Аня глазами прошлась по промежности Любителя. Двое тяжелобольных навострили уши.
-Нет. А что?
-Просто, интересно, как мы дальше…
-Дальше...? Будет еще и «дальше»…?
-Нет, ничего такого уже не будет никогда. Даже не думай об этом! – Ах, Аня, Аня. Ты опять недопоняла.
Двое больных присели на кроватях с умилением на лицах – наши голубки снова целовались…

«Бегал по институту в ожидании пары по физике. Время 11:57. Мне нужно на шестой этаж. В руках у меня методичка по физике. Поднимаясь по лестнице, я выронил ее. Книжка спикировала на труднодоступный край лестницы. Я стараюсь дотянуться до нее рукой, чуть не падаю…»

О правде и обмане
 
Предположим, что день – это ночь. Или нет. Лучше предположим, что сон – это явь. Или, если хотите, представим листья деревьев ало-красными. Как думаете, изменится ли что-нибудь? Откуда мне знать, что день на самом деле не ночь? Почему? Какая разница? Никакой, но все же. Я и мир. Это не вопрос «люди и мир». Это вопрос «человек и мир». Это вопрос личности. Если представить, что добро воистину зло, что будет дальше? Если представить, что зло – это добро, буду ли я тянуться к добру сильнее отныне? Если я поверю, что сейчас я мертв, а в конце будет не смерть, а рождение, легче ли я приму смерть? Наверно. Будет ли это самообман? А черт его знает! Как узнать, не является ли наше сегодняшнее восприятие обманом? Если это восприятие субъективно, то оно в любом случае обманчиво, ибо ничто не обманчиво более субъективного восприятия. А объективного восприятия и вовсе не существует. Как я и говорил, все обман, следовательно, все можно счесть за правду, раз ничего, кроме обмана, все равно нет. И вот мы снова наступили на те же грабли. Если принять обман за правду, изменим ли мы правде, или все так же слепо будем служить этой дуре? Правда…. Правда – то, во что я верю. Твоя правда – то, во что веришь ты. Правда мира… Моя личная правда…. Вряд ли они могут совпасть. Вряд ли. Мы одиноки. Нет общей правды. Мы разобщены своей субъективностью. Любитель разобщен с обществом. И он разобщен внутри себя. Ибо внутри него тоже есть правда. И ее много. И она разная. И она разобщает его, разрывает его на части. А наша Аня…. Эта девушка слепа. И она видит свою правду, и думает, что это действительно правда. А я…. Как же «я»? Я воюю с миром за право иметь право на свою личную правду. Вот что я делаю. И я чувствую себя совсем-совсем одиноким. Роман Ани и Любителя. Это правда или нет? Правда или обман? Не могу сказать объективно, но, по-моему, это скорее обман, чем правда, хотя и правды в нем не мало. Их роман это биение лбом о стену. И когда лоб начинает кровоточить, когда мазохист теряет сознание, все заканчивается. И если он хочет верить в то, что победил стену, то я не могу ему этого запретить. Ведь он по-своему прав.
 

 
«В своей комнате поздно вечером смотрел филь про Париж 19-ого века. Женщина говорит мужику: «Хотят знать, как нам жилось?! Да хреново нам жилось! И еще эти украинцы понаехали! Совсем ничего не понимают!». Мне это показалось смешным, и я побежал рассказывать маме. На кухне мама и папа смотрят «мисс Марпл». Я пытаюсь говорить с мамой, но она меня  не слушает. Я бью ее по щеке. Она разбивает мне верхнюю губу. На губах кровь. «Я просто хотел обратить на себя твое внимание!». Отец слабо поддакивает. «Чего ты завелась?! Мне просто понравился смешной момент, и я хотел рассказать тебе!». Мама сказала, что ей это не нужно, и пошла в тамбур. Я разозлился. Иду следом за ней. Она забралась высоко, чтобы достать что-то на верхней полке. Я думаю, как бы хотел толкнуть ее…»

-Сколько времени? – спросила мама.
Мы сидели на кухне. Ей не видно часов.
-«Минут без пятнадцатого», - ответил отец и засмеялся.
Вскоре и мы с мамой подхватили смех. Не то, чтобы настоящий смех. Скорее, похмыкивание.
-Помнишь? – обратился папа к маме.
-Конечно. Еще бы. Такое она вытворяла, не скоро забудешь.
-«Что-то я хотела.… А! Чайку попить!» – хихикал отец. Любитель не принимал участие.
-Ага, и так четыре раза, - мама начала убирать со стола, - Склероз, конечно штука жуткая.
-Да, - протянул отец, - С ней было очень трудно последнее время.
-И дома ведь боишься оставить. АГВ и все прочее. Плита. Сущий ад.
-А еще когда она тебя не узнает!
-Да, помню, как она на тебя так удивленно посмотрела, - мама обращалась ко мне, - И спрашивает: А это чей ребенок?
-Она даже тебя перестала узнавать под конец, - уточнил папа, обращаясь к маме.
-Тебе то хорошо, ты ее в туалет водил только по вечерам и выходным! А я ее целыми днями таскала. Туда - обратно, туда - обратно.
-Знаю…
-Но я никогда не думала, что она поднимает на него руку…
-Я тоже.… Как-то и в голову не приходило…
-Да еще эти идиотские похороны. А ведь она нам ни копейки не оставила на себя!
-Ну,… по-другому все равно не получилось бы.
-А помнишь ее закидоны по поводу лекарств?
-Помню! Как там было то…
-«Толстый стугерон»…
-Да. Точно! Это когда он смотрел мультик про динозавров.
-Да. Там был такой толстый динозавр. И она его называла Толстый Стугероном.
-Еще что-то было, - отец почесал затылок, - О! – он вспомнил, цитирует зловещим голосом, - Что делать, если нападает Страшный Стриптоцит?!
-Я так и представляю себе этого «Страшного Стриптоцита»! Такое чудовище в виде насморка.
-Да, уж. Жуть.
-Надеюсь, нам так не придется… доживать…
-Да, уж. Хорошо бы. Не знать, какой сейчас год не очень-то приятно.
-И сотни раз на дню пересчитывать носовые платки…
-Ну, да.
-А как она искала свой партийный билет!
-И это: как ее полное имя по паспорту?
-Не, не помню этого…
-Ты что?! – мама встрепенулась, - Это она про Маньку говорила!
-Да?!
-Да! Представляешь себе, например, Марья …там… Кузьминишна. А фамилия как у хозяев. Просто жуть!
-Да, уж, жуть.
-Не хотелось бы мне спрашивать на старости лет, паспортное имя кошки…
-Да, это не приятно.

«Я, какая-то уродливая толстуха, Саня и Аня, поехали на отдых. Все происходит в двухэтажном деревянном шале, где-то в лесу. Я должен пойти в туалет с толстухой. Но я не хочу. Я смотрю на Аню и понимаю, что такую девчонку мне никогда не получить. Я и толстуха идем в туалет. Большой туалет. Во сне я тоже жирный. Она намыливает меня. Заходит мама, помогает смывать с меня мыло. А потом у меня истерика. Я то плачу, то рыдаю. Я не хочу это уродливую толстуху, но иного я не достоин…»

О сексуальных ориентациях
 
Я долго думал, почему гомосексуалисты так талантливы. Почему они талантливее гетеросексуалов? А потом я заметил, что мальчики тусуются с мальчиками, а девочки с девочками. И я вновь задумался – почему так? А затем понял. Друзья, ведь нас тянет к представителям именно нашего пола! Нас тянет к похожим на нас. В этом суть человеческого эгоизма, проявляющаяся в любом аспекте нашего быта. Глупы те, кто говорят «Противоположности притягиваются». Да, притягиваются, но только если «противоположность» офигительно красив(а), а значит, ни о какой любви речи не идёт, а лишь о физическом влечении. А я говорил вовсе не о физическом влечении. Ведь физически, по законам природы, нас, конечно, притягивает противоположный пол – иначе мы не смогли бы размножаться. А вот духовно «собраться» нам куда ближе. Мужчины не понимают женщин. Они смеются над ними. Они ими не интересуются. Только их внешностью. А женщины не понимают мужчин. Мы такие разные. Мы как инопланетяне. Единственный язык, который понимают и те и другие – секс. На сексе наши контакты кончаются. Мужчины всегда ближе к мужчинам. И если мужчина предаёт друга ради женщины, это говорит, лишь о его стереотипном мышлении и неспособности интеллекта противостоять простым животным инстинктам. И о каком «творчестве» в данном случае можно говорить?! Каждому мужчине друг-мужчина ближе любой женщины. Но мало мужчин, знающих об этом. Виной тому всё те же стереотипы «добра» и «зла», ну и конечно, в довесок, врождённая тупость. Лишь думающий индивид, имеющий своё мнение, способный анализировать собственные чувства и эмоции, может быть гомосексуалистом. И, заодно, талантливым человеком. Ведь самоцель искусства – выражение потаенных переживаний художника. А если художник, как любой мужлан, ничего не знает о себе, и тем более, вообще боится заглянуть в свои мысли, то грош ему цена. Тоже самое с лесбиянками. Когда женщина понимает, что она - не просто посудомоечная стиральная гладильная доска с удачно-расположенной пещеркой между ног, а еще и личность, начинаются проблемы. У мужчин, по крайней мере, есть малюсенькое оправдание – женщины удовлетворяют мужчин. А вот женщинам труднее. Ведь, как известно, ни один мужик не сравнится ни с вибратором, ни с подружкой, ни с рукой. Соответственно, по моему мнению, женщины всё ещё сожительствую с мужчинами по причине вдолбленных в голову базовых понятий типа «святая ячейка семьи», «страх одиночества» и особенно материнского инстинкта. Хотя, с появлением Банков Спермы, реальная ситуация всё активнее подтверждает мою теорию.
Только человек-думающий способен творить искусство. А любой думающий человек знает, что ему ближе. Да и Вы наверняка знаете. Только не признаётесь в этом.
 

-Можешь меня сфоткать.
Это сказала Аня. Сказала Любителю, на что он хмуро глянул в ее сторону и отвернулся. Дело тут совсем не в том, что Аню нет смысла фотографировать. И не в ее вульгарном выражении «сфоткать». Уверен, она произнесла эту пакость только ради него – «Вдруг улыбнется…». Но нет. Он не улыбнулся. И «фоткать» Аню ему не хотелось. Любитель ставит перед собой иную задачу. Он не любит фотографировать людей, готовых, позирующих ему. В таких снимках нет ничего. Много интереснее фотографировать людей, когда они об этом не знают. Когда они честны, а не рисуют улыбку на лице ради фотогеничности. Из сострадания к несчастной девушке и ее безответным чувствам, Любитель через пару секунд обернулся и все же сфотографировал ее, почти в упор. Но тут же удалил фото. А зачем оно? Что доказывает или опровергает этот снимок? Аня красива, но не достаточно для исчерпывающего описания женской красоты. Но она этого не понимала. Ей казалось, любой молодой фотограф только и мечтает, как бы добиться ее расположения да запечатлеть на века. Самонадеянно, не правда ли? Но такова она – удачливая красотка, в чьих ногах барахтается наш грешный мир, безусловно вожделеющий ее. Безусловно, но не весь. За маленьким исключением. Что-то вроде 0,0000001 %. Или единицы из шести миллиардов. Понимаете, к чему я клоню?
-Может, поедем ко мне?
Любитель не понимал ее настойчивости. И что он будет делать у нее дома?
-Зачем?
-Ну…, не знаю…
Она намекала всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Она облизывала верхнюю губу, подмигивала правым глазом, гладила его ладонь, покачивала головой, эротично вздыхала, смотрела на него по-особому - по-женски. Чего она только не вытворяла в вагоне метро. А Любитель смотрел на нее как последний дурак, и не мог понять, не хотел понять, чего это она так усердно кривляется. Он до сих пор не верил, что Ане может быть что-то нужно от него. От такого, как он. Любитель до сих пор искал скрытые камеры. Но не находил. Или их не было?
-А ты разве не хочешь…?
Аня уже устала. Ей очень хотелось, чтобы наш потенциальный любовничек сам обо всем догадался. Ибо не положено иначе. Не может красотка предлагать себя какому-то неказистому голодранцу. Ну не положено так! Всю работу по соблазнению, по закону, обязан выполнять парень. А у нас тут случай ну вовсе извращенный – все наоборот. Про себя Аня сказала «Как же это трудно! Уговаривать кого-то. Подхалимничать, строить глазки, приглашать в кафе, уламывать. Как это унизительно. И утомительно. И вообще, неподобающе как-то! Даже неприятно. Но другого пути все равно нет. Вот сижу сейчас тут рядом с ним как последняя дура, и намекаю, намекаю, намекаю. А ему хоть бы хны. Я, на его месте, так же себя вела бы. Смотрела бы в потолок, и строила глаза, полные непонимания. Довела бы парня до морального опустошения. И когда увижу, что он уже не просит, а умоляет. Вот только тогда я бы обдумала его предложение. Надеюсь, он не зайдет столь же далеко…» И она вновь попытала счастье:
-Почему ты не хочешь ко мне зайти?
-А что там делать-то?
-Ну…, мало ли…. О! Смотри! Ты пропустил свою остановку!
Радости Ани не было предела. Любитель выглядел несколько растерянным, но самообладание не потерял. И, правда, заигравшись с фотоаппаратом, он подписал себе неутешительный приговор – визит к девушке на дом.
-Да. Черт. Ну что ж, раз так…, - Аня ждала с содроганием продолжения фразы, - … зайду…
-Отлично!
Выпалила Аня и несколько человек удивленно обернулись. И девушка покраснела. Ее уличили в соблазнении парня. Вы можете представить себе что-нибудь унизительнее? Аня, во всяком случае, не могла. «Какой позор!», теперь лишь про себя закричала она. «Какой ужас! Что же мне теперь? Как смотреть людям в глаза после такого?! Я как шлюха, что уламывает клиента! Но ведь парни делают это постоянно! Они выглядят настоящими идиотами! Они шутят, всегда очень глупо, они подлизываются, всегда пафасно, она расшаркиваются перед тобой, они лижут тебе все, что ты им подставляешь. Но чувствуют ли они себя так же, как чувствую сейчас я? Наверно нет. Иначе, статистика самоубийств была бы куда выше. Вероятно, могу предположить, у них это в крови. Или они со временем привыкают. Надеюсь, мне не придется привыкать. Надеюсь это мое первое и последнее унижение. Иначе это не имеет смысл». Аня посмотрела на Любителя. Он был рад, что она, наконец, о чем-то задумалась и отстала от него. Теперь Любитель предоставлен сам себе. При Ане он даже фотографировать стеснялся. Честно признаться, Аня его вообще сильно стесняла. Приходилось идти вместе с ней. Приходилось подстраиваться под ее темп ходьбы. Приходилось подстраиваться под ее расписание приемов пищи. А Любитель не хотел подстраиваться не под кого. Приходилось отвечать на глупые вопросы типа «Куда ты?», «Когда вернёшься?». Раньше он был свободен. Ходил где хочет. Фотографировал, что хочет. Часами мог сидеть в институте, в коридоре, и только мысли и фотоаппарат сидели там, рядом с ним. С Аней такое не пройдет. Ей надо развлекаться. Ее приходится веселить. А Любитель и сам не умеет веселиться. Куда уж ему других веселить! Аня улыбнулась. Любитель в ответ тоже улыбнулся. Неохотно. С усилием. Неестественно. «Черти что», прошептал он. «Господи, боже мой», - прошептала Аня. Ни черт, ни бог не ответили им в тот день. Забегая вперед, и ни в один из последующих.

«Я с матерью пришел в агентство. Там что-то вроде «набора молодых талантов». Набирают актеров. Женщина сказала, что постарается что-нибудь мне подобрать. Через некоторое время мы опять пришли. Но не к ней, а к мужчине. Он сказал, что для меня нашли эпизодическую роль в боевике. Мама все время отвлекала его рассказами обо мне, и я накричал на нее. Затем я пришел на съемки. Это оказалась порнография. Полуголая женщина на кровати предложила мне прорепетировать. Я сел перед ней, снял штаны. Она наклонилась, лизнула, потом отпрянула. «Как воняет!» И, правда, пахло мочой. Я ушел искать туалет по длинному светлому коридору…»

Как-то раз, однажды, в один прекрасный день, Любитель подумал…. Думал он частенько, но та мысль была особенной. Ибо ей могло найтись реальное применение. Все мои остальные думы не имели, в общем и целом, никакого смысла. Ну, есть ли смысл раскрыть самому себе истинное значение слово «****ец», а? Сильно сомневаюсь.
-Здравствуйте, - сказал он. И люди обернулись.
-Да? – все смотрели удивленно на невзрачного подростка с фотоаппаратом.
Сюда давно никто не заходил. Эти люди уже свыклись с одиночеством. Издавать газету – труд не простой. И зачастую недооцененный. По крайней мере, в нашем случае так и было. Эти жалкие корреспондентешки на мели. Денег нет совсем. Страшные времена. И тут появился Любитель. Не думаю, что он спасет их. Но какую-то помощь он все же хочет оказать им. И что же он делает? Он устраивается фотографом. Конечно же, у газеты есть профессиональный фотограф. Но он стар. Болен. Естественно он рад появлению этого мальчишки. Теперь должно начаться самое интересное. Наконец моё пристрастье найдет себе применение.
Мне говорят, куда ходить, что фотографировать. Говорят даже, с какого ракурса. Но что-то не заладилось. Проблема тут вот в чем – Любитель почти никогда не работал в черно-белой палитре. Напротив. Именно цвет был его коньком. А теперь ему придется научиться показывать четкие формы. Не разводы, как раньше. Не мазню. Никто в редакции не мог понять творчества юного гения. Или бездари. Все склонялись ко второму. И Любитель обиделся. В отчаянной попытке доказать обществу свою не безнадежность, он стал фотографировать правильно. Не дергая камеры. Но как же это скучно. Черно-белого мира нет. Наш мир полон цветов! Глупо и даже преступно отрицать их! Но он терпел. Черный текст. Белая бумага. Черно-белые фотографии. Что в этом хорошего, не понимал он. Зачем творить вранье? Мир и так не очень весел. Зачем же вдобавок обесцвечивать его? Он бросил эту работу очень скоро. К тому же, ему не платили. Только ругали. Конечно, эти снобы останутся одни. Будут всегда одни. В кромешной бедноте. Им никто и не нужен. А знаете что еще? Они навсегда останутся в своём черно-белом мире!
 

 «Я и родители поехали в Москву. Отправились искать, где можно поесть. Ехали на автобусе. До конечной. Я и мама вышли к реке по темным пустым улицам. Я видел, как позади нас рухнула верхушка телебашни. Внизу у воды стояли люди. Там была закусочная. Я хотел взять сок и круасан, но увидел таракана и мы ушли. Искали папу…»

-Загадка на обороте, - по слогам зачитала Анна Анатольевна.
Любитель стоял, прислонившись к АГВ. Его спина уже начинала плавиться.
-Давай разгадаем…
Он ненавидел ее такой. Слишком сильно заплетался ее язык, чтобы разгадать что-либо. Сидя на жесткой диете, заодно неплохо экономя на еде, Анна Анатольевна позволяла себе в основном только красное вино. Зато позволяла его себе много. Вино не было вкусным, тем более, дорогим. Однажды по телевизору отметили, что красное вино неплохо расщепляет жиры и вот, в тщетной попытке помолодеть и разбудить интерес мужа к собственной необъятной персоне, она пила сей чудный напиток почти каждый вечер. Алкоголь натощак убивал в этой женщине все человеческое. Сын не мог видеть ее такой. Ему не приятно находиться рядом с ней. Возможно, именно так женский пол заработал недоверие Любителя №1, и даже, не побоюсь сказать, легкое отвращение.
-На обороте,…  а где же «оборот»?
Анна Анатольевна крутила маленькую бумажку, что ранее украшала, ныне пустую, банку из-под джема. Но она никак не могла найти обратную сторону. И это ее злило. Любитель вышел из кухни. Где был отец, никто не знает. Последние несколько лет его редко можно застать дома. Я, лично, не очень-то переживал по этому поводу. Или делал вид. А вот мама, кажется, начинала спиваться от одиночества, ибо и сын не проявлял должного внимания к ее личности.
-Сейчас будем разгадывать… до третьего числа…
Анна Анатольевна говорила сама с собой, ибо Любитель уже находился в другой комнате. Он хлопнул дверью со злости и мирно сел на кровать. Хотелось подытожить все происходящее и не происходящее. Я прекрасно знал, чего мне хочется – а хотелось мне перемен. Но на следующий вопрос у меня не было ответа, – каких перемен. Кое-что в жизни Любителя №1 с некоторых пор изменилось. Но эти изменения не пошли ему на пользу. Мир закрутился, завертелся, но вместо возбуждения и экстаза, Любитель ощущал лишь тошноту – его укачало. Хотелось приостановить кручение мира. Но как это сделать? Машина уже запущена. Двигатель нагрелся. Спидометр считывает скорость. А Любитель сидит на пассажирском сидении. К его советам никто не прислушивается. «Не пора ли самому сесть за руль?» подумал наш неудачник. О чем я говорил? задал он сам себе вопрос, ибо метафоры, призванные помочь ему разобраться в ситуации, только запутали беднягу.
Из кухни доносился голос Анны Анатольевны. А Любитель и я ненавидели ее пьяный голос. Как будто услышав укор в свой адрес, Анна Анатольевна замолчала, и в доме воцарилась тишина. Хорошо, что мысли не имеют звук – от меня было бы столько шума, обрадовался Любитель и сфотографировал комнату со вспышкой. Бах! Комната на секунду озарилась ярким светом. И вновь тьма взяла верх. Я резко дернул камеру в сторону, когда раздался щелчок, так что снимок получился не слишком четким. Этого он и добивался. Что он доказывал этими фото? Фотографиями размазанными и непонятными. Возможно, я так говорил о жизни. О ее хаотичности. О ее странности. О ее двойственности, тройственности и так далее. Никто не догадается, что темно-синие разводы – унитаз в университетском туалете. Что алое зарево не пожар, а всего лишь закат. Любитель пытался доказать, что, на самом деле, истина не очень и важна. Что гораздо важнее личное восприятие. И не важно – прав ты или нет. Если ты так считаешь, то ты бесспорно прав. Помню, как он заявил однажды, что нет «хорошего» и «плохого». Я сказал, сказал с гордостью, что есть только «нравится» и «не нравится». Почему дети бывают жестоки? Обычно это сваливают на непонимание. Но чем руководствуется ребенок? Любитель ответил сам себе – собственными желаниями. И эти желания далеко не всегда совпадают с общепринятыми понятиями о добре. Общепринятые. Само это слово уже большой идиотизм, говорил он. Нет хороших фотографий. Нет плохих. Есть те фото, что тебе нравятся. И те, что не нравятся. Первые фото – хорошие. Вторые – плохие. Вот и все. Кроме этого нет ничего. Нет хороших фильмов. Нет хорошей музыки. Нет неправильной жизни. Нет неправильного отношения к жизни. Я хочу быть ребенком, вслух прошептал он. Огляделся и вздохнул с облегчением. Нет свидетелей. А раз нет свидетелей, значит, этого ничего не было. Так?
Анна Анатольевна выключила свет на кухне. Открылась входная дверь. Вернулся отец Любителя. Он тоже, знаете ли, заурядный любитель. И в тот вечер ему хорошенько досталось от подвыпившей супруги. А я, тем временем, решал свои проблемы. И с каждой секундой, с каждой мыслей, все больше и больше утопал в них. Как утопаешь в трясине, если дергаешься, пытаешься спастись. Спасти свою жизнь.
Любитель думает: хорошо бы уехать. Любитель (не важно, который из нас) хочет убежать. Но куда? Если мне предоставят право выбора, то я отвечу «В тропики!». Очень живо я представляю себе острова в тихом океане. Как на картинках. Как на открытках. Где песчаный пляж. Где пальмы. Где всегда тепло. На хрен эту страну! На хрен эту дебильную зиму, кричат хором оба Любителя. Я ненавижу снег! Зачем его только придумали?! Нашим предкам не стоило уходить из теплых краев. Оставались бы где-нибудь в Африке. И я бы родился там. Не здесь. А теперь мне приходится мечтать о тропиках. Мечтать о свободе, задумчиво протянул Любитель. Слово «свобода» задела его чувства. Там, на тропическом острове, я был бы совершенно свободен. Мне не нужны деньги. Мне не нужна цивилизация. Конечно, хорошо бы наличие девушек. Таких, знаете ли, «телочек», и чтоб они кроме своего «туземского» никаких языков не знали…. Как назло, после всех этих унизительных стенаний о тропических островах и «телках», я включаю телевизор (а уже давно за полночь) и, что вы думаете, вижу передачу про бикини. Группа девушек, красивее трудно представить, сексуальнее трудно найти, приезжает на остров, великолепный тропический остров, чтобы сняться для рекламной фотосессии бикини. Эти девушки…. Откровенно говоря, у меня сердца даже «прихватило» малёк от такого родео. Божественно. Ни с чем не сравнимо. Вот, то о чем я думал. Оно здесь. В моей комнате. Но оно совершенно недостижимо. Я захлебываюсь слюнями, а «мои» «телки» лежат нагие на пляже «моего» тропического острова. И что мне теперь, прикажете заснуть? Заснуть после всего увиденного? Я выключил телевизор абсолютно подавленным. Положил голову на подушку. В комнате темно. И я шепчу «Тропический остров и красивые девушки, тропический остров и красивые девушки…». Любитель делает это в надежде, что если он заснет с такими мыслями, то и сны ему будут сниться о тропиках и девушках. На устах одно, а головушка забита совсем иным. Бесполезность, бессмысленность бытия, и подобные глупости. Любитель мучает себя. Той ночью мне снилось одна чертовщина. Жуть! Смутно помню, что в деле был замешан институт. Институт. Ненавижу его всей душой. Не только этот. Я ненавижу все институты мира, включая институт брака! Это тюрьмы. И школы. Ненавижу школы. Они убивают детство. А кроме детства в нашей жизни ничего светлого нет. Уж поверьте. Жизнь прекрасна, но только не та, которой мы живем. Наша жизнь – дерьмо! Вставать в девять. Работать до вечера. Приезжать вымотанным. Ложиться спать. И все сначала. А жить то когда? Мы – единицы рабочей силы, или все же личности? Где моя жизнь? На что мне эти науки? Я не хочу знать их. Неуч, кричите вы. Бездельник, вопите на меня с пеной у рта. Но постойте. Выслушайте прежде мои оправдания. Мне противно, кричит Любитель, плачет Любитель, противно быть здесь. Я одинок и одиночество вгрызается мне в мозг. Но в компании мне так же плохо. Что мне делать? Я чужд миру, а мир чужд мне. И как нам с ним жить? Ведь нам приходиться жить бок о бок! Я не хочу сдаваться миру! Я хочу жить на необитаемом острове! На тропическом острове! Где я могу делать все, что посчитаю нужным! Не хочу, чтобы на меня смотрели! Любитель почти в панике. Близок к срыву. Любитель кусает подушку и подушка кровоточит. Кровь заливает всю кровать, и бедняга тонет. Кровать становится ванной. Ванной, наполненной кровью. Плотная темная жидкость. И он утопает. И кричит. Ругается на мир. «Я хочу послать мир на ***!» Орет он. Хочу послать мир на хуй! Он столько раз посылал меня туда! Имею я право хоть раз указать и ему дорогу? Ведь я нахожусь там постоянно! Безвылазно, можно сказать! Я только открою рот, а он мне сразу «Иди на хуй!». И я, черт подери, каждый раз иду туда! Естественно, откуда возьмется любовь к такому миру?! С чего бы мне его любить?! С чего бы тянуться к нему? Слепо тянуться к нему? Если каждый раз при попытке сближения с ним, это ублюдок вынимает нож из заднего кармана джинсов?! Да, ничего удивительного! И только дурак будет продолжать биться об эту стену непонимания! Только полный дурак! «Ты это на меня намекаешь?» тихо спросил Любитель №2.

О религии и смирительных рубашках
 
Я, кажется, понял, зачем человечество придумало религии. Эта мысль посетила меня ночью. Все хорошие мысли приходят ночью, следовательно, эта мысль имеет шанс быть хорошей. И вот, раскрою тайну веков (если ее до меня, конечно, никто не раскрыл): религия – это смирительная рубашка для буйно-помешанного. Не верите? Сейчас я все объясню. Вы знаете, что было до религий? До любых религий – христианства, мусульманства, иудаизма, буддизма – не важно. Так вот, дорогие мои, был хаос! Люди издевались друг над другом. Убивали друг друга просто так. Ради веселья. Сила была у сильных, а слабые подчинялись силе сильных. Люди патологически жестоки. И у меня есть веские доказательства. Мои свидетели – дети. Дети уже не животные. Но еще не совсем люди. Маленькие дети не знают морали. Они, так сказать, безнравственны. Они делают то, что хотят делать. Они не ведают, где добро, а где зло. Для них эти противоположные полюса – равнозначны. Выбор равновероятен. Казалось бы, нет заведомых предпочтений. Но по какой-то необъяснимой причине, в большинстве случаев, они творят зло. Они выбирают зло. Дети – самые злые из людей. Самые подлые. Вы можете любить их, можете обожать их, но как, ни крути, в большинстве своем, они злы и коварны. И напрашивается вопрос почему. Почему их не притягивает добро? Почему им так нравится разрушать, когда можно созидать? Дети растут, меняются. Они с недоумением узнают: то, что им нравилось, не должно им нравиться, а то, что им не нравилось – должно нравиться. Зачастую они справляются с этой проблемой. Иногда нет. Фрейд не раз писал о конфликте «Эго» и «Либидо». Но это уже совсем другая история. Нас же с вами интересует (вас это интересует? очень?), почему дети изначально тянуться к злу. Наверно, зло милее на вид. Как редкие добрые девушки – красавицы. Или нет? Или тяга к злу заложена в людях на генетическом уровне? Почему животные не злые? Животные не издеваются друг над другом. «У сильных сила» - закон джунглей, но, тем не менее, он работает. Животные живут так, живут прекрасно, миллиарды лет. Почему же нам не дано так жить? И  вот, вернемся к возникновению религий. Представьте себе языческое общество, жестокое, кровожадное общество. И как долго это могло продолжаться? Умные, но слабые особи придумали для себя спасение. Они придумали пол, четыре стены и потолок. Иносказательно. Они придумали Бога. Придумали рай и ад. Они заперли человека, надели на него смирительную рубашку, ибо иначе он убьет всех и себя в том числе. Только так можно было усмирить разбушевавшегося зверя. Зверя, сбившегося с пути, истинного пути (см. выше статью «Человек как раковая опухоль»). Создатели религий поделили поступки на «хорошие» и «плохие» (см. выше статью «О добре и зле»). И сказали «То, что вы хотите – плохо. То, чего вы не хотите – добро. Все должно быть наоборот, иначе вы попадете в ад!». Понимаете, к чему я клоню? До этого люди не знали понятий «хорошее» и «плохое», «добро» и «зло». У них не было причин делать то, чего им не хочется. А теперь появился ад. Огненная геенна. И все, кажется, изменилось. Но только люди не изменились с тех незапамятных пор. Они все так же патологически тянуться к плохому. И это, как мне кажется, я доходчиво объяснил на примере детей. Вы правы, религии необходимы. Свободомыслящий человек, человек вне смирительной рубашки, опасен. Свобода личности опасна как ничто на свете. Общество свободных людей – бомба замедленного действия. Или просто бомба. Ядерная бомба. Она взорвется, как только оковы нравов и религий будут сняты. И я не завидую тем, кто станет свидетелей этому. Ибо это и есть апокалипсис. «Армагеддец» (см. выше статью «Наблюдение по лингвистике»). Да уж, не хотел бы я присутствовать при научном опровержении существования Бога. И вам не советую.
 

«Я сдавал экзамен по теоретической механике и попросил какого-то парня сдать работу за меня. Но там не оказалось какого-то графика, и экзаменатор дал парню отсрочку на час, чтобы он дорисовал. Я боялся возвращаться к нему, и не знал, что за график нужен. Потом я, тот парень и его девушка, оказались в доме. В моей комнате. Дом окружила милиция. Мы как-то припугнули их и смотрели телевизор. Я переключал каналы, везде показывали эротику или порнуху. Я сказал: «Подрочить что ли?». Девчонка посмотрела на меня с неприязнью. Я достал и стал мастурбировать. Переключал каналы левой рукой, но вся эротика вдруг закончилась. Тогда я стал дрочить на ту девчонку. Взял какие-то трусы, хотел кончить в них. «Смотри, - сказала она, - Ты проливаешь!». С трусов сперма стекла мне на ноги. Я пошел в туалет, подмыться. Случайно включил свет в прихожей. Тут же выключил. Зашел в туалет. ОМОН ворвался в дом. Я затаился у раковины, полуголый. Они светили фонариками, долго не могли разглядеть меня. Потом вывели из дома. Мне казалось, что им станет очень смешно, когда они узнают, что все это из-за экзамена по термеху…»

-Знаешь, почему я никогда не пробовал «план»? – вяло спросил Любитель у очаровательной девушки по имени Аня.
-Нет, - она, кажется, заинтересовалась его словами. Ещё бы! Впервые наш неврастеник пожелал поделиться с Аней своими мыслями и чувствами. Это событие, поистине, вселенского масштаба, - Расскажи, пожалуйста.
Любитель откашлялся. По-видимому, он сам придавал этой беседе немалое значение.
-Я, - начал он, - в принципе, уже давно собирался попробовать это штуку, - Аня замерла, ее глаза блестели от возбуждения, - Но никак не решался. В моей группе есть парень – Андрей. Он курил как-то раз «его» при мне. Но я не осмелился попросить… затянуться. Но мне было интересно. Очень, - Аня буквально сгорала заживо, - И он всегда так расхваливал это дело. Говорил, это совершенно не вредно. По крайней мере, менее вредно, чем обычное курение. Говорил, никотин вреднее. Говорил, что даже кофеин и, - замялся, - …это… в чае как называется?
Аня почему-то осмотрелась.
-Чифирь? – шепотом предположила она.
-Нет. Ну, короче, говорил, что чай вреднее «плана». Ну и я все ждал чего-то. Вроде, наметил себе попробовать это после совершеннолетия.
-И…, - Ане не терпелось узнать развязку.
-Ну, мне исполнилось восемнадцать лет. Я уже почти собрался поговорить с Андреем об этом, но…. Как-то раз, я стоял рядом с ним и еще несколькими парнями из нашей группы. Они собирались пойти куда-нибудь после занятий…. И я услышал, как он сказал, что ему поднадоел «план». Что ему хочется попробовать чего-то нового…, - Аня тем временем усердно и понимающе кивала рассказчику.
Любитель сделал санкционированную паузу.
- А парень, - продолжил он, - которому Андрей это сказал, ответил «Ну, раз ты хочешь чего-то большего, значит дело плохо». И всё. Мне так и не удалось попробовать эту штуку. И все желание пропало.
-И правильно! – Аня не переставала кивать, - Конечно, с этого очень легко перейти на что-то большее. А обратно вернуться не получается.
-Ну, да. Я так и подумал.
Все. На этом откровения Любителя закончились. Закончились окончательно. Больше он не пытался Ане ничего рассказывать. Этот опыт не впечатлил его. Почему? Возможно, она слишком быстро с ним согласилась. Или слишком часто кивала. Или голову повернула не под тем углом. Я бы хотел дать этой главе название «Игра с огнем», но боюсь переборщить с пафосом, и оставлю сей очерк безымянным.

«Только что отстроили огромную концертную площадку для выступлений рок-групп. Я и еще кто-то пришли посмотреть. Мы вошли в холл. Холл огромной высоты. Строители опускали на крышу последнюю плиту. Она пробила стеклянную крышу и балки и рухнула рядом с ними. Мы еле-еле успели отбежать. Потом пришел человек с документами, и мы подписывали о неподаче в суд…»

Любитель, снова Любитель и Аня. Вы им не поможете. Это не бездомные, которых можно привести к себе домой. Не замерзшие, которых можно спасти, уложив в ванну с теплой водой. Не дети, которым можно купить игрушку и они будут счастливы. Не женщины, которых воодушевит поход по магазинам. Не старые онанисты, что продадут душу Сатане за новый порнографический фильм, ибо старая коллекция осточертела им сильнее верной жены. Не дебилы, которым можно показать палец и они будут смеяться до икоты. Это другие люди. Это не они. Мы говорим не о них. Мы толкуем о двух идиотах и одной красотке. И забрели в такие дебри, что, кажется, и не выберемся из них. Мы увязли хуже самих героев. Интересно, а чем они сейчас занимаются? Давайте взглянем. Или не хотите? Потому что, если вам лень, то я не буду принуждать. Так как? Хорошо? Отлично. В таком случае, возрадуемся же, ибо Любитель выписывается из больницы. Аня рядом. Лицо мальчика выглядит жутко. Но ничего не сломано. Хрящи в носу еще не совсем срослись. Все остальное в порядке. Бить нынче совсем разучились!
Все внимание на молодых. Они уходят из больницы. Аня держит Любителя за руку. А на душе у нее все же не спокойно. Пока бедняга лежал в палате, нашей девчонке пришлось не сладко. Как-то раз ее окружили бравые бойцы, навешавшие тумаков Любителю.
-Знаешь, что нам твой парень сказал?
Так он начал. Главный претендент на Анины прелести.
-Что же он сказал? – Аня старалась быть вежливой. Но не слишком.
-Он сказал, что это ты к нему пристаешь! Да. Так и сказал. Прикинь! Говорит, ты ему на хрен не нужна.
-Да что ты? – Аня играла. Она не верила им.
-Не веришь, да? И мы ему не поверили. Но говорил он, ну очень искренне. Сказал «Забирайте! Она ваша!» Что ты думаешь?
-Насчет «забирайте»? – уточнила Аня.
-Ну да, например.
-Например, следующее «Еще раз пристанете – настучу на вас в деканат. И ещё – пошли к чёрту!»
Вот так, гордо и сердито расправилась Аня с бандой озабоченных подростков. Да уж, самомнение то она им «пообкорнала» нехило. Но что толку то? Камень с души не упал. Не ушел. Не уплыл. И даже не вышел через задний проход. Но по глупости… вернее, вследствие ужасающей уверенности в собственной неотразимости, Аня не поверила правде. «Такого просто не может быть», убеждала она себя. И все равно ей было не по себе.

«Во дворе я и еще какой-то парень прячемся от киллера. Поздний вечер. От пуль я заслоняюсь акустической гитарой. Я прячусь за деревом. Догадываюсь, что он будет подходить справа. Вижу его. Подбрасываю гитару в воздух и бегу что есть мочи к калитке. Она закрыта на гвоздь. Я еле-еле отпираю ее и бегу по улице направо. Бежать очень тяжело. Ноги как будто застревают в земле. Сворачиваю налево, пытаюсь оторваться от преследования. Но он за мной не бежит. Мчусь по узкой улочке, руками отталкиваюсь от забора…»

-Послушай, а почему ты фотограф? – спросила, естественно, Аня.
Любителя не застал врасплох этот странный вопрос. Он лишь фригидно пожал плечами.
-Наверно, это моя литературная отдушина…
-Как это? – удивилась Аня.
-Ну, понимаешь… у меня должно быть хобби. Я – замкнутый персонаж. В душе очень одинокий и никчемный. Необходимо было придумать мне хобби. Это могло быть и рисование, и поэзия, и восточные единоборства. Что угодно. Но фотографии проще всего. Фотографы проще всего. Вот из меня и сделали фотографа.
-Ты говоришь о себе, как о литературном герое…, - Аня не на шутку возмутилась. Как так можно?!
-А почему «нет»? Это не похоже на жизнь. Я не похож на реального человека. Будь это жизнь, я бы сопротивлялся. Но я спокоен. Искусно прячусь за маской безразличия. И ты тоже литературная героиня. Иначе всего этого не случилось бы. Мы – чья-то выдумка. И наши слова ничего не стоят.
-Да о чем ты вообще говоришь? – Аня ринулась к нему, схватила Любителя за руки. А он продолжал. Монотонно.
-Наши действия не имею реальной силы. Они только предлог. Я даже не знаю, где мы сейчас находимся. Автор забыл дать описания окружающей нас среды. Он рвет нашу жизнь на части, перетасовывает, и с закрытыми глазами собирает пазл. Ничего красивого, пока, не получилось. И вот, посмотри, как мы бесцветны. Бестелесны. Безлики. У нас даже нет выражений лица. Это ужасно. Мы - куклы. Марионетки. Не мы принимаем решения. Я не знаю, кто сейчас говорит – я или кто-то другой. Может быть, мое прозрение лишь часть повествования. Может быть, и это говорю не я. Может, я лишь озвучиваю черные буквы на белом листе бумаги? Как пономарь зачитываю то, что не имеет для меня никакого значения. И наша судьба предопределена. Этот мир – выдумка. Его нет. Есть другой мир. Внутри которого нас выдумали. Но и того мира не существует. Его тоже выдумали. Другой писатель. Другой художник. Другой музыкант. И их, в свою очередь, тоже выдумали. Представляешь? Один выдуманный мир в другом выдуманном мире, и так дальше. До бесконечности. Как зеркала. Все равно, что поставить два зеркала друг напротив друга. Попробуй. Увидишь, что будет. Ты увидишь то, о чем я сейчас говорю - то, что сейчас тебе кажется бредом сумасшедшего. Быть может, или может быть, или кто знает, где-то есть настоящий мир. Ведь зеркала должны где-то стоять. Или нет? Или зеркала стоят в еще одном выдуманном мире? И все эти зеркала отражаются в новых зеркалах. И эти новые зеркала тоже стоят в нереальном, вымышленном мире. Кто знает. Никто не знает. Реальность где-то должна быть. Если это нереальность, то где-то обязана быть реальность. Где живые существа говорят то, что думают, а не то, что им диктуют. Где живые существа поворачивают направо, потому что хотят туда повернуть, а, не подчиняясь чьему-то приказу, жестокому деспоту, авантюристу, садисту и просто шутнику. Ты разве не чувствуешь – это шутка?! Все это шутка. А мы, такие серьезные и пафосные, рассуждаем на космические темы, как будто от нас что-то зависит. Такие глупые. Такие смешные. Я же говорю, это шутка. Как в кино. Еще один пример вымышленного мира. Их миллиарды. Бесконечное множество. Это мелодрама. Мы расходимся, ссоримся, сходимся, плачем. Это порнография. Мы трахаемся. Это триллер. Мы убиваем. Это ужастик. Мы боимся и кричим от страха. Как актеры, дрожащие при виде резинового монстра. Это комедия. Мы поскальзываемся и падаем, рассказываем анекдоты. Это драма. Мы умираем. Это фильм-катастрофа. Когда падают самолеты. Когда вулканы извергают лаву. Когда цунами смывает города. Когда смерчи выкорчевывают деревья. Это гениальное кино и режиссер великолепен в своем пилотаже. Он издевается над нами, не догадываясь, что и у нас есть чувства. В это трудно поверить. Но я не чувствую своей индивидуальности. Будто я фабричная модель. Одна из миллионов. Нет ли у меня на заднице заводского штампа? Или срока хранения? Срока использования? Наверно нет. Но оно есть. Не на заднице. Где-то внутри. Глубоко внутри меня. В моих венах. В моей крови. И если бы я не был фабричной моделью, я с легкостью и сарказмом прочел бы инструкцию по использованию самого себя. И я бы знал, чего мне ждать. На что надеяться. А что не сбудется никогда. Но это не предусмотрено. Нам с тобой это не предусмотрено. Просто очередная неудачная шутка автора. Он уже давно надо мной смеется, если я правильно понял его невнятную болтовню о моей матери-алкоголичке и отце-развратнике. Творец исписался. Он не дал мне лица. Он не дал мне ни ног, ни рук. Он лентяй и бездарь и больше никто. И сейчас он сидит на стуле, пишет мою речь, стучит по клавиатуре, а где-то вне его дурацкого мира, кто-то описывает его жизнь, продумывает каждый его шаг, заставляет выдумывать меня. Заставляет осознавать это. Заставляет впасть в уныние и задуматься о жизни и ее предсказуемости. О неизбежности смерти. И о собственной незначительности. Единственное в жизни, в чём можешь быть уверенным – это смерть. И мы никому не нужны. Мы так смешны. У меня не хватает слов, на столько мы жалки! Никто не уйдет отсюда живым. Не питайте иллюзий. Плачьте, пока у вас есть глаза! Улыбайтесь, пока у вас есть губы! Ибо глаза ваши пожрут черви. Ибо губы ваши исчезнут безвозвратно. Ибо ваши прекрасные груди, ваши соски, все это вам более не понадобиться. Так черт вас дери! Пользуйтесь тем, что имеете! Ибо все что есть, обречено на смерть! Уверен, тот шутник, что играет с нами, играет «в» нас, если принять нас за кукол, не «против». Ему же будет веселее. Неужели вы посмеете расстроить его?! Да стоит ему он написать одно слово - ваше имя – да перечеркнуть его небрежно - и всё. Стоит ему лишь написать дату вашей смерти, как в последующих страницах имя вашего героя если и будет упоминаться, то лишь в прошедшем времени. И зачем вам это? Я хочу сказать, что вы зря теряете время. Вопрос мужчины и женщины решают мужчина и женщина. Вопрос жизни решает жизнь. Смерти вообще нет. Так не думайте о смерти. Смерть не решает проблемы. Сама смерть – это пустота. Любое пустое место – это смерть. Неужели вы позволите своей жизни быть пустой? Вы позволите своей жизни быть вашей смертью? Ну, нет, на фиг! Я умываю руки, мои дорогие!

О любви и эгоизме
 
«Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной». Любви не существует. Вернее, любовь – не то, что мы под ней обычно подразумеваем. «Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной, потому что без тебя мне плохо». Вот и все. Поняли? «Я хочу заботиться о тебе». Почему? «Потому что это доставляет мне удовольствие». Видите? Я забочусь об этом человеке не ради его счастья и благополучия, а ради удовлетворения собственных потребностей. Потребность в доброте, к примеру. Но можно ли счесть потребность в доброте добротой? Не знаю. Скорее всего, это нечто большее, чем просто неудачный каламбур. «Я не хочу, чтобы ты изменяла мне». Почему? «Потому что мне не нравится, когда ты счастлива без меня». И это любовь? Та ли это любовь, о которой нам рассказывали видавшие жизнь мудрецы? Которую воспевают в голливудских фильмах. Если ты не уступишь старушке место в метро, тебя последующие 10 минут будет грызть совесть. И только ради своего хорошего самочувствия, не ради больных ног пожилой женщины, ты предлагаешь ей сесть вместо тебя. Потому что такой поступок выгоден для тебя. Совесть – вовсе не доброта. Совесть есть совокупность социальных догм, за годы, прожитые в воспитывающем тебя обществе, въевшиеся глубоко в кору твоего головного мозга. Ты тут не причем. Совесть (опять же, очень абстрактное понятие) блокирует твои естественные желания, выжимая из тебя список «необходимых поступков». «Я хочу тебя видеть». Почему? «Потому что мне здесь одиноко». Я хочу видеть ее, чтобы почувствовать себя лучше. «Я не могу прожить без тебя и дня». Почему? «Да все потому же!». Даже жертвование собой – это эгоизм. На жертвы мы идем, дабы потешить свое самолюбие. «Смотри, какой я хороший, на какие жертвы иду ради тебя!». «Я иду на эти жертвы, чтобы ты не ушла от меня, потому что без тебя мне будет ещё хуже!» Ни один человек в здравом уме не совершит деяние против себя, ибо такое деяние противоречит природе его, и потому должно именоваться «ненормальным». Вот вам и вся романтика. Вся ваша хвалёная-перехваленная любовь. Ваши пылкие речи о том, что любовь – и есть мир, и есть жизнь. Нет ничего похвального в любви. Любовь нужна нам. Она не возвышенна, не чиста, не прекрасна. Любовь вдохновляет. Поэты, музыканты, писатели, художники – все они пляшут под дудку любви. И что? Все творческие люди – самовлюбленные эгоисты. А на нашей планете нет чувства, эгоистичнее любви. Честное слово.

«Я чувствую, что должен что-то сделать. Я иду к дому Ани, краду собственную кассету №3 (желтая), где я снял на камеру Аню (пара секунд). Снял, как она сидит в коридоре. Я бегу обратно домой, чтобы посмотреть запись, но за мной уже погоня. Я вбегаю в свою комнату, вижу несколько кадров, затем слышу мамин голос «К тебе пришли ребята!». Я беру кассету, выхожу в прихожую. Там стоят 5-6 человек. Среди них Аня. Она вырывает у меня из рук кассету. Ругает. Я объяснил, что там записано. Она решила, что я украл кассету, чтобы подрочить на нее. Я оправдываюсь. По двору ходят рабочие, но ничего не строится. Аня потихоньку успокаивается…»

На облаках. Приятный ветерок ласкает щеки душ, удобно расположившихся на голубом небосводе. Души переговариваются, уворачиваются от проносящихся мимо реактивных самолетов и томно зевают. К небольшой компании душ приближается некто голый и полупрозрачный. Души поднимают на гостя взгляд. Он разводит руками и обращается к одной из душ:
-Тебе скоро спускаться.
Душа, которой адресовано сия весть, хватается за голову.
-О нет! Почему я?
-Так получилось, - виновато пожимает плечами вестник.
-Мой черед, значит. Опять. Это окончательное решение?
-Боюсь, что да.
-За что мне такое?!
-Так надо.
-Почему? Что мне опять там делать?!
-Не переживай. Всего-то лет пятьдесят-шестьдесят и обратно.
-Такие муки! Да еще чертова амнезия потом! На хрена рождаться, если все равно по любому умрешь?
-А зачем ездить в отпуск? Он ведь обязательно закончится.
-Отпуск – дело живых. А у них что ни дело, то очередная глупость.
-Да не хнычь!
-Ага, не хнычь! А если я в этот раз буду каким-нибудь неполноценным. Или инвалидом!
-Ну, помучаешься полвека. Делов-то!
-Тебе хорошо! Ты вестник. Тебя никуда не посылают.
-Ошибаешься. Меня все время куда-то посылают.
-Но это так, локальные «посылки». А меня! На землю! Натворишь там хрен чего и забудешь! Ничего из прошлых жизней не помню. Как будто и не было! Как будто вечно на облаке сижу!
-Зачем тебе помнить такие глупости?
-Нет, ну раз уж все-таки мучаться, то хотелось бы знать, на что потрачены время и силы! Полвека из вечности – это вам не шутки! Обидно их в унитаз спустить.
-Ничем не могу помочь. Мое дело – сообщить.
-Да, уж, спасибо.
-Сам знаю, - полупрозрачный вестник поник головой, - Я не нарочно.
Души задумались. Затем загрустили. И, правда, в тысячный раз на те же грабли. Опять полвека из вечности впустую. И никаких воспоминаний. Ведь это можно рассматривать как отпуск. Но что за отпуск, без фотографий на память?! Я сказал «фотографий»?
Одна из душ неожиданно засмеялась. Ее друзья испугались, переглянулись, и душа поспешила объяснить.
-Я придумал! Гениально!
-Ты вообще о чем?
-Придумал, как запомнить жизнь!
Душа, готовящаяся к спуску на Землю, встрепенулась.
-Говори скорее! Как?
-Так, тихо, - душа-выдумщик поднесла палец к губам, и продолжила шепотом, - Ты должен все сфотографировать.
-На фотоаппарат?
-У тебя ж не фотографическая память! Да, на фотоаппарат.
Души переглянулись. Хмыкнули. А ведь мыслишка-то дельная.
-Хм, а ты прав! Так и сделаю. Всё буду фотографировать. Все-все. Ничто от меня не ускользнет.
-Вбей себе это в голову! А то забудешь!
-Повторяй про себя пока спускаешься «Фото! Фото!». Повторяй так долго, как только сможешь!
-Я все понял. Фото. Фото. Фото. Фото.
Вестник приложил ладонь к уху, повернулся к бормочущей душе.
-Все. Пора.
-Фото. Фото. Фото. Фото.
-Ни пуха не пера!
-К черту! Фото. Фото.
Душа плавно пошла на снижение. Вестник кивнул в знак одобрения.
-Так, мне пора. Сегодня многих послать надо. Еще увидимся.
-Заходи вечером.
-В семь, как обычно? Приду.
-Ну, пока.
Вестник ушел. Души продолжали сидеть на облаке, осмысливая уход друга. Вдруг одна из душ нахмурила брови в недоумении.
-А как он сюда фотки то с собой притащит?
Души застыли. Взгляды устремились на автора идеи. Он сконфуженно всплеснул руками.
-А я-то чего?!

ГВФ (Главный Вопрос Философии)
 
Главный вопрос философии заключается в следующем «Что первично – материя или дух?». Неужели это и есть главный вопрос философии?! Я был, честно говоря, очень разочарован. Получается, философы такие тупые! Тоже мне, главный вопрос нашли! Скажите честно – Вы когда-нибудь видели душу без тела? Я не видел. Наивно предполагаю, что и Вы не имели чести. Тогда какой к черту вопрос? Души нет! Где вы видели душу? Ну, признавайтесь? На облаках? В больничных халатах? Если вы верите, в существование души или Бога, то каждый Новый Год для вас величайшее разочарование – «а где же подарки от Деда Мороза?!». Душа, ни что иное, как способность дышать (исходя из общего корня «дух», «дыхание»). Функционировать. Думать. Жить. Конечно, хочется иметь внутри себя некую бессмертную бестелесную субстанцию, приводящую наше тело в движение. Но наше тело в движение приводит вовсе не душа, а мозг и мышцы. Душа – миф. Давнее заблуждение. Как и то, что сердце как-то связано с чувствительностью и любовью. Сердце – поршень, гоняющий кровь по венам. Не больше и не меньше. Всего лишь механизм. Люди обожают придавать простым вещам волшебные свойства. Но базировать философию на древнеегипетском мифе – кощунство над наукой! «Что первично…?». Ну, надо же!
 

Люди бывают разными. Люди похожи на деревья в лесу. Страна похожа на лес. Люди бывают разными. Бывают ели. Бывают сосны. Бывает крапива - наверно, самые неприятные субъекты. Казалось бы, такие маленькие. Вроде, безобидные. Только захочется прикоснуться. Погладить. И опа! Кусается, сволочь!
И еще много разных бывает деревьев. Весь вопрос в распознавании этих видов. Например, хороший биолог сразу отличит галлюциногенный гриб от обычного, ядовитый от полезного. Так и мудрец распознает людей.
Но Аня – не мудрец и даже не биолог. Хоть я и назвал все это дело именем Любителей, все же я не считаю их главными персонажами повествования. У женщин в современном обществе прав не меньше, чем у мужчин. Так что Анна заслужила именоваться главной героиней нашей эпопеи. Уберите одного из Любителей – и что? Повествование не сгинет в пропасть. Не растворится в воздухе. Писатель не повесится на материнских колготках. Читатели не будут плевать в потолок и злобно шептаться «Мать вашу, что за нудятину нам подсунули?!». Теперь уничтожим персонаж Ани. Так сказать, доказываем от противного. И что же теперь? Ничегошеньки! Любитель и Любитель никогда не встретятся. Они так и будут блуждать по этому миру, оскорблять его и умолять о прощении. Эти двое лишь шестерки в нашей истории. Центральной фигурой является женщина. Женщина, кстати говоря, является центральной фигурой почти всегда. По крайней мере, очень-очень часто. Женщина. Именно женщина, роковая женщина, черт бы ее побрал, с этими длинными стройными ножками, округлыми сиськами и смазливой мордашкой. Вот, она, женщина. И вот наша Аня. Ей наплевать на тех, кто ниже, чем она. А выше чем она, ей кажется, нет никого. И что ж мы сделаем с ней? Давай придумаем что-нибудь эдакое? Да! Точно! Мысль пришла внезапно! Мы ее проучим. Да хорошенько! Подсунем ей уродца. Неказистого зануду. Парня что не заинтересован в ней. А такие бывают, спросите вы? Конечно, нет. Но мы его придумаем. Создадим. Сошьем. Слепим, в конце концов. Пусть это будут козни черта. Даже черту(!) опротивело высокомерие нашей дамочки! Мы заставим ее истязать саму себя. Заставим заниматься мазохизмом. Построим стену. Кирпичную стену. И пусть бьется об нее своей хорошенькой головушкой! Вот так ей! Вы согласны? Поддерживаете мой энтузиазм? Ох, как мне это нравится! Поменяем все местами! Поставим все с ног на голову! В любой другой раз повествование отобразится в негативе – наш бедный несчастный уродливый Любитель бегал бы за холодной бесчувственной красоткой Аней. И он бы страдал. Но хватит с этим! Парни уже настрадались, разве нет? Они в каждой повести страдают! Раз у нас равноправие полов, пускай отныне и женщины страдают! Пускай побегает за своим избранником! «Своим избранником»! Никогда такого не видел! Красотка приглашает урода в кафе, а этот тип еще и не соглашается! Вы такое видели когда-нибудь?! Для меня это все равно, что стать свидетелем высадки инопланетян! Но погодите! Мы рассмотрели еще не все аспекты происходящего! Ведь у нас есть второй неудачник. И этот второй очень похож на первого. Они идентичны. Как две капли. Но есть и небольшое различие. Знаете какое? Поясняю – первого Аня не интересует, а второго…. Слова тут излишни. Однажды он вступал с ней в контакт. Как-то раз он осмелился заговорить с ней. Конечно, она его не заметила. Его никто никогда не замечает. Но как счастлив он был. Заговорить с такой девушкой. Пусть это были лишь пара-тройка проходных студенческих фраз. Но что за эйфория охватила его сущность! Как трепетало его сердце! Как дрожал он. Как заикался. Как улыбался сам себе. Как смеялся без повода. Та мелочь значила для Любителя очень многое. Да что уж там, «многое»! Тот милый разговорчик значил для него ВСЁ! Но Аня не заметила его. А ведь он тот же (повторяю, точно тот же!) самый жалкий Любитель, что и тип, за которым она гоняется. Что за бесы овладели нашей дамой? Что за тараканы у нее в голове? Нет. Она никогда не связывается с такими как Любитель. Но что тогда происходит между ней и тем, другим Любителем, недотрогой и просто замкнутым в себе эгоистом?! Это черти. Я же говорил. Только черти такое могут сотворить. Любовь зла. Да-да. Всё так. Другой парень, тот, что без ума от нее, задыхается от одиночества и ее безразличия к нему. А она не может налюбоваться на того, кому безразлична, если не сказать «по барабану»! Что же будет дальше? Нам нужна развязка. Напряжение нарастает. Первого парня избивают дружки Ани. Из ревности. И Аня выхаживает своего возлюбленного. Она молит его о прощении. И он вроде бы прощает ей случившееся. Как никак, а виновата здесь именно Аня. Не зациклись она на пострадавшем, он бы и не пострадал. Ведь глубоко в душе ей известно – ее чувство не взаимно. И что же у нас вырисовывается? Нужна концовка, так? Куда нам без концовки? Может концовка вам все упростит? А то мне кажется, я слишком усложнил ситуацию. Вообще то я не любитель усложнений. Хотя, на самом деле, эта история проста. Проста как белый день. О чем она? Да всего лишь о взаимоотношениях. О разных взаимоотношениях. Например, мужчины и женщины. А еще о внутренних конфликтах. О «втором Я», «третья Я», и даже, быть может, «четвёртом Я». О внутреннем и внешнем мире. Что еще? Еще я говорил о досадных несовпадениях. О том, что когда чего-то хочешь – фиг получишь, и наоборот. Да, вы правы, тема конечно пафосная и изрядно сентиментальная. Знаю-знаю. У нас, видите ли, тут трагедия личности. И все вытекающие из нее, прискорбные и не очень, последствия. Мелодрама вселенского масштаба! Ну что, приступим к концовке? Сейчас я вам все упрощу. Прожую и в рот положу. Концовку вам, да? Заказывали? Вуа-ля! Распишитесь о получении.

-Я не хочу больше…, - сказал Любитель и опустил глаза в стыде.
-Чего не хочешь? – наивно, обеспокоено, переспросила Аня.
-Не хочу, чтобы ты ходила за мной, как собачка. Мне это осточертело.
-Ты о том…? Ты же понимаешь…
-Понимаю всё и даже чуть больше. Дело не в этом. Мой образ жизни полетел в тартарары после того, как ты прилипла ко мне. Как банный лист. Не могу понять, что тебе от меня надо. Не хочу понимать. А то еще сильнее запутаюсь. Ты меня понимаешь теперь? – Аня так сильно дышала, что ее грудь неистово вздымалась в возбуждении и опадала в бессилии - это не могло не приковать чужие взгляды к столь прелестной картине, - Хватит.
-Но…, - конечно, она не могла понять его, - Почему? Что тебе не нравится?
-Я был с тобой вежлив. По-мужски, галантен. Делал все, что ты хочешь. Терпел побои от твоих дружков, более достойных тебя. Но мне не зачем это делать. Мне ничего от тебя не надо. Меня все устраивало раньше. А тут появилась ты, и решила, что раз она такая красавица, то может выбрать себе игрушку. И ткнула пальцем в меня. Я человек, если ты этого еще не просекла. Понимаю, тебе никто раньше не отказывал. Тем более, такой убогий, как я. Меня бесит то, что ты считаешь, будто тебе все дозволено. Будто ты такая необыкновенная. Может быть, но найди для своих потех другого неполноценного, если ты такая извращенка. Меня сравняли с дерьмом с тех пор, как ты ходишь рядом. Я сам стал чувствовать себя дерьмом. Меня били. Надо мной смеялись. И все из-за тебя. Но пойми, наконец, мне все это не нужно! Я никогда не считал себя красавцем. Но с тех пор, как мы вместе, я, каждую секунду, каждое мгновение, ощущаю себе уродом. Представляешь? Раньше я этого не замечал. А теперь все по-другому…
Сцена проходила в большом красивом холле гуманитарного ВУЗа неподалеку от раздевалки. Они оба в куртках. Парень взорвался как раз, когда они направились к выходу - Аня посмела предложить посидеть в кафе. Я знаю не много людей, что разозлились бы из-за столь милого предложения. Но к чему описывать обычных статистов?
-И что, теперь всё? – Аня сама не поняла, что сказала. Ее лицо покраснело от стыда. Студенты пялились на них с неподдельным интересом. Ее друзья. Те, кто раньше уважали и преклонялись пред ней. Отныне этих чувств у них не возникнет. Какой позор. Боже. Какой позор. Как унизительно. Ее отвергли. Оскорбили. Совершенно неоправданно. По крайней мере, поначалу Ане так казалось. Но Л(л)юбительский монолог продолжался и ее вера в себя хирела на глазах. Минуту назад ей казалось, она наконец завоевала этого отщепенца. Но нет. Все напрасно. Нельзя получать всё, что ты хочешь. Это пелось не раз, но Аня не слышала этих песен. К несчастью для нее. Разве не чувствовала она себя ранее богиней? Разве не лежал мир у ее ног? Божественных ног. Конечно, все это было. И будет и дальше. Но не в этом случае. Исключения из правил бывают. Исключения подтверждают правило. Мы доказали все, что было необходимо. Пора закругляться.
-Ты мне не нравишься, и, конечно же, я не люблю тебя. Не верю, что я тебе нравлюсь. Если так, то ты больна. Сочувствую. Может быть, не спорю, может быть, для тебя это что-то новое, интересное и захватывающее. А я вижу лишь цирк. Любительское шапито. Будто я попал в театр абсурда. Это не моя жизнь. И не твоя, поверь мне. Ты развлеклась. Я, наконец, потрахался. Извини, но больше мне нечего тебе предложить. И мне ничего не надо от тебя. Может, это послужит тебе уроком.
-Ты меня решил проучить? За что? – ее лицо очень-очень красное, говорит взахлеб.
-За самоуверенность. Еще увидимся. На лекции по физике.
Любитель, воспользовавшись смятением девушки, незаметно сфотографировал ее отчаянье, без вспышки. Бессердечный ублюдок! Он поднял с пола портфель, нацепил на спину и походкой медведя после зимней спячки удалился из нашей жизни. Вышел из института. Исчез из поля зрения. Аня стояла, как вкопанная. Ей только что нанесли удар в солнечное сплетение. Понадобиться некоторое время, чтобы восстановить дыхание. Люди проносились мимо. Девушка стояла. Она прислонилась спиной к колонне и обдумывала произошедшее. Она всегда старалась находить и в плохом что-то хорошее. По-крайней, теперь все стало ясно. Все закончилось. Кошмарный сон окончен. Пробуждение. Но просыпаться не так легко, как кажется. Неприятные воспоминания не отпускают и за завтраком. Была ранняя весна. Вечер пятницы.
Вдруг, совершенно неожиданно, справа от себя она почувствовала чье-то присутствие. Осторожно-осторожно обернулась.
-Ты меня помнишь? – робко спросил Любитель.
Она молчала. За это время я успел проанализировать все возможные варианты ее ответа. И вот, последовал робкий кивок:
-Да.
И, держась за руки, мы вышли из серого, уродливого здания промышленного типа, и чудесным образом растворились в воздухе под музыку струнного оркестра, засвидетельствовав перед уходом бесконечно-красивый алый закат.

СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ.