Искусительный дедок Мухин

ИСКУСИТЕЛЬНЫЙ  ДЕДОК  МУХИН

Он  как-то  сразу и без  особых  усилий  занял  не  просто  достойное, а  скорее  даже  уникальное  место в  той  блистательной  галерее  ярких,  самобытных  личностей, которые  составляли  цвет  поселковой  общественности. Пожалуй, излишне и  уточнять, что  все  они  были  ссыльными. Бывший  румынский  сенатор  мирно  трудился  фельдшером; нераскаявшийся  зиновьевец –  ветеринаром, несломленный  троцкист–  углежогом, украинский  националист –  молотобойцем. Даже  рядовой  конторщик (по-  советски счетовод ), щелкавший  на  арифмометре «Феликс» все  расчеты  местного  Золотопродснаба, в долагерной  жизни  был  в Румынии капитаном  королевской  гвардии, щеголем  и  дуэлянтом. А равно  и  отчаянным  женолюбом –  как,  впрочем, и  обожаемым  объектом  внимания самых  роскошных  бухарестских  дам. А  дружил  этот  феноменально  обаятельный  человек  с  заведующим  поселковым магазином, который и  вовсе  был  сыном  руководителя  Гилянской  советской  республики, очень  недолго, но  ярко  освещавшей  политический  небосклон  феодальной  Персии…
Но, позволю  себе  повториться, даже  на  этом  незаурядном  фоне  дедок  Мухин  смотрелся  вполне выигрышно.
Начну с  того, что  дедком  Мухиным  мой  персонаж  нарёк  себя  сам. С первых  часов  пребывания  на  епишинской  земле  он  беспрестанно  сыпал  изречениями типа  «Дедок  Мухин  дело  знает!» или «Дедка  Мухина  на  мякине  не  проведешь!» А  иногда, осерчав на  какой- нибудь  свой  промах, мог  сказануть  и  такое: « Снять  бы  с  дедка  Мухина  портки  да  всыпать  по филейным  частям!»

А  вот  если  призадуматься–  какой  он, в  сущности,  был  «дедок»? Это  тогда, 55  лет  назад, он  мне  казался  припорошенным  пылью  истории,  но  сейчас-то я  понимаю,  что  было ему  около  полувека, не  более  того. Поджарый, жилистый, небольшого  росточка, он  не  бросался  в  глаза,  но  стоило  ему  заговорить! О, это  надо  было  слышать! Бархатный,  завораживающий  голос  с  небольшой, совершенно  неподражаемой  хрипотцой–  это  еще  даже  и не  полдела. Природный  ум, наблюдательность, неиссякаемый  юмор  дедка  Мухина  делали  беседу с  ним незабываемой… Краснобаев среди  ссыльных  хватало–  чего  стоил, к  примеру, ораторский  дар  несломленного  троцкиста, в  пору  своего  взлета–  главного  комиссара  армий  Южного  фронта  в  Гражданскую, а  потом  заместителя  легендарного  чекиста- оккультиста  Глеба  Бокия. Но  это  была  гладкая  литературная  речь, с умело  построенными  фразами,  эффектными  повышениями и  понижениями  тона  и  т. д. –  не  более  того.

Мухин  прогремел  на  весь наш  район  буквально  на  второй  день по  приезде  на  поселение. Какая- то  неустановленная  контрреволюционная  зараза  доломала  небольшенький  мосток  через  речку  Переплюевку, и  дедка  отправили  на  развилку  дорог  прибить  вывеску – дескать, мост  неисправен, объезд  через  урочище  Чермянка.  А  судьбе  было  благоугодно, чтобы  именно  в  те  часы  по  заречным  колхозам  решил  проехаться  всесильный  и  безо  всяких  кавычек  грозный  первый  секретарь  райкома  Блинов. И  вот  прибивает себе дедок  вывеску, никого  не  трогает, а  тут  выкатывает  из- за  близстоящих  сосен  «Виллис» с  Блиновым и  сопровождающими  лицами. И  наместник, дядька  властный, церемониться ни с кем не привыкший, с  места  в  карьер  заорал: эй, мол,  что  это  за  хреновиной  ты  тут  занимаешься? А  Мухин  своим  неподражаемым бархатным  голосом  ответствует:
–- Первым  долгом  позвольте  выразить  мое  глубочайшее  уважение  первому  лицу  нашего  замечательного  района. Вторым  долгом  осмелюсь  доложить, что  выполняю  личное  задание  начальника  транспортной  конторы  по  информированию  населения…
– И  о  чем  таком  ты  его  информируешь?
–- Дак  вот  о  нижеследующем: мост  пребывает  в  неисправности, объезд  надлежит  совершать через  Чермянку…
– Они  что  там,  начальнички  твои, вконец  рехнулись? Вывески  они  пишут! Писатели! А  мост  починить  умишка  не  хватает?
– Мост  починить, конешное  дело, можно. Но  вывеска – ить  она  и  дешевше,  и  красивше!
Суров  был  наместник, но  тут  даже  его  железобетонная  душа  дрогнула:
–- Искусительный  ты  дедок! Заставил  ты  меня,  однако,  посмеяться!
И  огласил  окрестную  тайгу  таким  громовым  хохотом,  что  почтительного  подхихикивания  сопровождающих  лиц на  его  фоне  даже  не  различалось.
И  с  того  дня  до  самого  своего  перевода  в  крайком  Блинов  на  пленумах, заседаниях  бюро  и  партхозактивах  нет-нет  да  и  ввернет: «Мост- то починить, конешное  дело, можно! Но  вывеска –  ить  она  и  дешевше, и  красивше!» И  все  районное  начальство  хохотало  прямо-таки  до  слез. Даже  те  его  представители, которые  уходили  с  этих  мероприятий  с  выговорами.   

А  «искусительный  дедок» жил  себе  да  поживал, и  не  только  благодаря  своему  словесному  дару. Он  сразу  практически  всем  стал  позарез  нужен, потому  что  знал  и  умел  ВСЕ! Он  отремонтировал  запасной  дизельный  двигатель, на  который  поселковые  технари  давно  махнули  рукой. Он  вернул к жизни  электрическую  мясорубку в столовой, после чего, естественно, стал  самым  почетным  посетителем  оной. Более  того: вскоре о его талантах прослышали в соседнем  колхозе, и  он  втихомолку подшаманивал  там  то  сепаратор, возвращаясь с  большим  бидоном  сливок,  то  веялку,  возвращаясь  соответственно с мешочком  муки…Даже  когда в  конторе  моей  матушки  враз  сломались  оба  арифмометра, Мухин с  шуточками- прибауточками  за    час  восстановил работоспособность   этих  «электронно- вычислительных»  машин  эпохи  позднего  сталинизма.

Неурядицы  в  его  трудовой  биографии  начались  нежданно- негаданно. Причем  вовсе  не  по  производственным  причинам. Человек  редкой  наблюдательности  и  яркого  образного  мышления, наш  герой  обожал  раздавать  всем  одушевленным  и  неодушевленным  предметам  прозвища. И  эти  меткие,  подчас  просто  убийственные  по  своей  сатирической  силе  «ярлыки»  прикипали  навечно. Вот  как  прозвал  он  семейство  кладовщика  Фирера  «коробкой  макарон» –  так  их  потом  мои  земляки  меж  собой   и  величали  многие  годы. А  они и  впрямь  были  коробкой  макарон–  все  как  по  мерке  длинные, тонкие, прямые, а  внутри  практически  пустые–  с  ними  ни  у  кого  из  поселковых  даже  элементарный  разговор  не  клеился. Прозвал  сторожа  Волобуева  «овцебыком»–  и  опять  попал  «в  яблочко» : ни  в  ком  так  противоестественно  не  сочетались  бычья  мощь и  овечья  трусость. Прозвал  кладовщика  Назарова  «скудоумным  идальго»–  и  как  припечатал: немало  смешных, а  подчас  и  тягостных  ситуаций  возникало  по  причине  боровшихся  в  душе  хранителя  товаро- материальных  ценностей  благородных  порывов и  реальных  задатков  дремучего  недотепы…

Но  это  бы  еще  полбеды! Дедок  Мухин  покусился  на  святое –  присвоил  прозвища  поселковому  начальству…
Коменданту  Яковлеву, блюстителю  режима  ссыльных, впредь  и  до  скончания  века  предписано  было  именоваться  «Прыщом». Попадание  в  данном  случае  было  уже  не  просто  «в  яблочко», а  на  грани  гениальности. Дрянной  и  вздорный  человечишка,  при  каждом  удобном  и  неудобном  случае  измывавшийся  над  ссыльными,  он  и  внешность  имел  отталкивающую: маленький, пузатенький, с  вечно  задранным  к  потолку  кнопкой- носом (от  сознания  собственного  величия  и  ничтожности  окружающих ). И  при  этом–  феноменально, баснословно  невежественный. Помню,  сидит  местный  бомонд  в  клубе,  точит  интеллигентные лясы, и  тут  вбегает  радостный  до  невозможности  Мухин. Глаза  плутовские  сияют,  улыбка  от  уха  до  уха: «Граждане  поселенцы,  порадуемся  за  всеми  нами  любимого  коменданта,  пламенного  большевика  товарища  Яковлева! Он  сегодня  из  надежного  источника  узнал, что  Карл, Маркс,  Фридрих,  Энгельс–  не  четыре  великих  человека, а  всего  два!!! Ура,  товарищи!» 

Понятно, что  через  своих  наушников  Прыщ  довольно  скоро  все  это  разузнал. Ярость поселкового  громовержца была  неописуема! Чтоб  какая- то  лагерная  пыль!!  Его!!!  Посмела!!!! ВЫСМЕИВАТЬ ???

На  свою  удачу,  Мухин  не  успел  придумать  прозвище  еще  одному  поселковому  громовержцу–  начальнику  отделения  Золотопродснаба  Тулупову. А  может, и  не  захотел:  Андрей  Мироныч  хоть  и  выдвинулся  на  свой  высокий  пост  из  истопников  в  1937  году,  но  наделен  был  немалым  природным  умом  и  человечностью. Поэтому  когда  партайгеноссе  Яковлев  пришел  к  нему  и  громовым  басом  потребовал  стереть  эту  лагерную  пыль  Мухина  в  еще  более  мелкий  порошок, Тулупов флегматично  ответствовал,  что  означенный  ссыльнопоселенец  командирован  на  заготовку  дров  в  глухую  тайгу  и  вернется  только  после  выполнения  сей  миссии…

А  когда  грозный  комендант  умчался  вымещать  нанесенную  классовым  врагом  обиду  на  других  классовых  врагах,  Мироныч  послал  уборщицу Катю  на  конный  двор, где  наш  персонаж  чинил  электропроводку: пусть  ни  в  коем  случае  не  показывается  в  поселке, а  вечерком  его и  в  самом  деле  вывезут  на  лесную  деляну. А  там,  глядишь, дело  как- нибудь  рассосется…

Прошла  пара  месяцев,  прежде  чем  Тулупов,  по  самую  макушку  заваленный  проблемами  вверенного  ему  немалого  и  каверзного  хозяйства,  вспомнил  о  лесной  «командировке» дедка- острослова. И  поехал  на  выездном  рысаке  полюбопытствовать, как  и  что  там  Мухин. И  был  совершенно  сражен  при  виде  тех  неисчислимых  поленниц  сосновых и  березовых  дров,  которые  воздвиг  на  лесосеке  неутомимый  лесозаготовитель! Напоминаю: никаких  бензопил  в  те  легендарные  времена  не  было  и  в  помине, все  это  дровяное  изобилие  появилось  самым  бесхитростным  и  трудоемким  способом!  Дедок  просто- напросто  привязал  к  противоположному  концу  простой,  как  две  копейки,  лучковой  пилы  гирьку (поскольку  напарника  у  него  не  было,  а  работать  все  равно  было  надо !) Эта  малая  «механизация»,  плюс  невероятная  двужильная  выносливость,  плюс  желание  отплатить  добром  Андрею  Миронычу, который  по  сути  спас  его  от  возвращения  в  лагерь–  вот  и  все  секреты  этого,  безо  всяких  шуток,  трудового  подвига. Мухин  был  с  триумфом  возвращен  в  поселок,  объявлен  знатным  стахановцем  всех  Северных  приисков, щедро  одарен  почетными  грамотами  и  денежными  премиями…

Помню  нашу  последнюю  встречу,  когда  я  уже  был  студентом- третьекурсником, малым  весьма  самоуверенным,  как,  собственно, и  подобало  министерскому  стипендиату,  участнику  научных  конференций и  т. д. А  народный  умелец  и  острослов  Мухин –  самым  настоящим  дедком. Он  вальяжно  ковылял  с  красиво  вырезанной  собственными  руками  из  древесного  корня  тростью, говорил  жиденьким  фальцетиком,  дышал  хрипло и  не  без  труда. Но  каким  живым  и  острым  умом  по-  прежнему  светились  его  глаза, как  досконально  он  знал  все  поселковые  дела! « Баламут- то  наш,  Вовка  Сонин, знаешь  чего  учудил?  С  путними  бабами  ужиться  не  мог, а  вот  подобрал  в  общежитии  гулящую  девку – и  живет. А  другой  баламут,  дружок-вражок  твой,  Кешка  Пучков, в  шахту  работать  пошел. Супружница  у  него–  дама  суровая,  с  мертвого  свое  стребует,  не  то  что  с  лопоухого  Кешки. Иди, говорит,  настоящие  деньги  зарабатывай, а  не  эти  медяки. А  ведь  знает, подлая  душа,  что  легкие  у  него  слабые…»
Долго  мы  тогда  проговорили  с  ним  на  поселковой  лавочке,  которую  каждый  мой  земляк  помнит  с  детства. А  на  прощание  он  мне  сказал: «Чего  мне  тебя  учить,  да  и  не  умею  я  этого  вовсе. Будет  тебя  жизнь  бить –  а  ты  не  сдавайся! Бьет –  значит  учит. Вот  как  я, к  примеру. Мы, сибиряки,  порода  особенная. Нас  только  убить  можно, а  сломать- то  хрен!» И  пошел  в  столовую –  чинить  жарочный  шкаф…