Я хотел бы умереть во сне. Часть 4
«Я хотел бы умереть во сне…»
Глава четвёртая
10
«Я почувствовал, что наступает смерть, и в следующий момент мой дух, моё сознание как бы отделилось от тела и под неприятный шум с огромной скоростью понеслось сквозь тёмное, замкнутое пространство навстречу яркому свету…»
Ух-ты, как интересно это написано. Нечто подобное и я ведь испытал, когда был ранен в ногу, а затем и в голову. Как эта книга вообще попала в библиотеку? Да, видать большие перемены наступили в стране, пока я тут сижу четвёртый год. Могу судить по газетам, которые нам разрешают читать или вот по таким книгам. Кто автор-то? Раймонд Моуди. Видать, из зарубежных. И название-то провокационное – «Жизнь после смерти». Помню, что нас учили иначе, мол, нет никакой иной жизни, кроме земной. Выросли мы такими вот – не верующими и не признающими «ни бога – ни чёрта». Неужели это правда в книге написана?! Но я ведь и сам испытал такой полёт и последующее возвращение.
Роман покачал головой в знак согласия с самим собой и вновь углубился в чтение. Он увлёкся книгами, перечитал их за три года сотни, навёрстывал то, что пропустил в «той жизни» - так он именовал дотюремный период. А с другой стороны, что ему ещё оставалось делать в этой одиночной камере с одним небольшим зарешетчатым окошком. Теперь он хорошо понимал это выражение – «небо в клеточку». Книги выручали, иначе он давно бы сошёл с ума. Но прежде больше попадались приключения и путешествия, исторические книги, а тут такая новинка.
«Когда я умер, моё сознание вытекло из моего тела и зависло под потолком реанимационной палаты. Я наблюдал, как врачи пытаются реанимировать мой труп, слышал, как они спорят при этом: есть ли смысл далее продолжать работу. Затем я почувствовал, что внизу, в вестибюле больницы, сидит моя сестра и плачет по поводу моей кончины. Своим сознанием я устремился к ней сквозь железобетонные стены, не ощущая никакого сопротивления. Мне было в таком состоянии неописуемо хорошо и не хотелось возвращаться к бывшей земной жизни, и тогда какая-то сила вернула меня в физическое тело…»
Время летело незаметно. Роман, что называется, «запоем» читал удивительную книгу. Примерно такими рассказами людей, побывавших в состоянии клинической смерти, была наполнена книга врача-психиатра, доктора философии Раймонда Моуди. Составлена она, как понял Роман, на основе рассказов 150 опрошенных автором человек. Все они либо были возвращены к жизни после констатации их смерти, либо оказывались на грани смерти в результате несчастного случая или болезни.
Конечно, подобные исследования лишь в небольшой мере могут служить доказательством существования «загробной жизни», но Роман с жадностью «утопающего» схватился за эту соломинку: в этой жизни он потерпел крах, так может быть в «той» будет более счастлив…
Ему не хотелось по привычке отметать, как нечто антинаучное, хотя бы только за то, что они противоречили его прежним материалистическим представлениям о жизни. Скорей наоборот: куда приятней размышлять о возможности продолжения своего существования, чем предаваться мрачным думам о неизбежном уходе в небытие.
Роман не был специалистом в данной области и поэтому сразу позволил себе вольность в таких размышлениях. Но ему казалось, что любой достаточно рассудительный человек не возьмётся начисто отрицать теорию возможности существования разума вне физического тела, если даже эта теория глубоко не соответствовала его прежнему внутреннему убеждению.
Если даже размышления о «той жизни» не больше, чем красивая сказка, то и они всё равно имеют право на существование. Человечеству нельзя жить без сказки, нельзя без легенды о бессмертии. Иначе жизнь превратится в тяжёлое бремя ожидания мрачной безысходности смерти, а в положении Романа это было тяжелее вдвойне.
Королёв хотел даже отказаться от запланированной прогулки, но потом всё же отложил поразившую его книгу и вышел в зарешетчатый тюремный дворик. Яркое летнее солнце припекало, было душно. Он с тоской смотрел на проплывающие по небу облака – они свободны и вольны лететь, куда им вздумается. Впрочем, они подчинены воли ветра, значит, тоже зависимы. Но кто-то из людей может сейчас поехать на пляж, купаться и загорать, встречаться с друзьями и любить, жить «на полную катушку». Они могут, а он… Нет, он не может.
После прогулки Роман вновь углубился в чтение. Он был уже уверен, что в природе космоса может существовать множество форм, если можно так выразиться – «бестелесной» жизни, что его физическое тело служит лишь временным «рассадником» для формирования и вызревания его разума. А затем созревший и высвобождённый из умершего тела разум в виде сгустка энергии сможет принять другую форму жизни. Конечно, это была только гипотеза, навязчиво поселившаяся в его голове. Но с того дня он постоянно возвращался к ней. Хотелось бы послушать мнение компетентных людей, но где их взять в этой тюрьме?
Формула «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда или потому, что я в это не верю» была для Романа несостоятельна, тем более применительно к открывшимся для него явлениям, объяснение которым современная наука не давала. Да, слишком мало все мы знаем о самом человеке – убеждался Роман – и с расширением и углублением этих знаний о человеке только ещё больше осознаём недостаток этих знаний. Вероятно, сократовское «Я знаю только то, что ничего не знаю» - вечно.
А вот что касалось «высшего разума», то лично Роману было приятно думать, что есть продолжение лучших свойств человечества хотя бы в виде бестелесных форм.
11
Он теперь часто думал о смерти. О своей. И о смерти тех, с кем довелось служить вместе в Афганистане. Самое определённое в жизни – смерть, гласит латинское изречение, и самое неопределённое - её час. Именно в силу неопределённости часа смерти я должен, считал Роман, быть готовым к ней всегда. В юности смерть, конечно, воспринималась им как нечто, что может случиться только с другими, но не с ним. В Афгане такая его уверенность сильно поколебалась.
На войне смерть не останавливала свой выбор в зависимости от воинского звания. Она подчинялась каким-то дьявольским законам, недоступным человеческому пониманию. И только иногда заранее обнаруживалась странными приметами. Лежит в тенёчке молодой солдат его роты, а на лице его – глубокая, старческая морщина. И пот бежит ручьём по этому искусственному «овражку». Почему-то Роман (о потом выясняется, что и некоторые другие) знает, что не жилец солдат на этом свете. Но никто словом не обмолвится. И точно: на следующий день солдата убивают.
В другой раз ни с того, ни с сего обрывается медаль «За отвагу» с околышка. Новенькая медаль. Через два дня пуля попадает прямо в сердце офицера.
К началу осени 87–го в роте старшего лейтенанта Королёва осталось около пятидесяти человек личного состава. Роман этот апогей жертвоприношений войне пережил чудом, чтобы быть тяжело раненым в ноябре того же года.
Произошло это в Чарикарской долине – удивительно благодатном месте, где вдоволь воды, где разводят сады и виноградники. Эту-то долину и облюбовал крупный отряд мятежников. Спускаясь с гор, они осуществляли внезапные и опустошительные набеги на кишлаки, уводили с собой заложников. Подразделения афганской армии несколько раз устраивали засады, но душманы уходили, словно вода сквозь песок. Тогда на помощь пришла воинская часть, в которой и служил старший лейтенант Королёв.
На рассвете мотострелки на нескольких вертолётах вылетели в район наиболее активных действий. План был таков: выдвинуться на гору Сургуант, которая господствовала над местностью; овладев ею, сковать действия отряда, выявить основные места его дислокации. Королёву ставилась задача обеспечить безопасность корректировщику огня, а затем продвигаться со своей ротой по согласованному маршруту.
Высадка прошла спокойно. Но едва мотострелки поднялись вверх по склону, как раздались выстрелы. Тут Роман подал команду, к которой за год войны успел привыкнуть:
-Рота – в укрытие, корректировщик – вперёд!
Вперёд – значит под пули, чтобы визуально определить, откуда стреляют, а потом выдать координаты для ведения огня. Туда, навстречу неизвестности, и стал пробираться прикомандированный к его роте лейтенант Пиастопула с радистом. Вдоль террасы они продвинулись до площадки, засыпанной камнями. Залегли за валуном. Лейтенант стал осматривать горный склон, поросший кустарником. За Глебом, в свою очередь, напряжённо следил Королёв, он понимал, что от точной работы этого лейтенанта сейчас зависело много.
Пиастопула сумел выдать точные данные. И через полчаса огневые точки душманов удалось подавить. Рота Королёва вновь двинулась к вершине. Теперь корректировщик и радист следовали в её боевых порядках.
Остаток дня прошёл относительно спокойно: мотострелки оборудовали ячейки для стрельбы, натаскивали валуны, присматривали места для ночлега. Но спать в ту ночь им не пришлось. С наступлением темноты отряд повёл атаку с трёх сторон. Для корректировки огня лейтенанту пришлось выйти за рубеж своей обороны. Противник бил из всех видов оружия, какое только смог поднять в горы. Наибольшую опасность представляли крупнокалиберный пулемёт и безоткатное орудие на склоне горы Ришака. С пулемётом наши артиллеристы справились довольно быстро, а вот безоткатка долго оставалась неуязвимой. У мотострелков появились раненые, а она не умолкала. Роман почувствовал тупой удар – и левую ногу обожгло ниже колена. Перевязал себя сам.
Между тем, ободрённые успехом, «духи» пошли в открытую. Грохот стрельбы сливался с их воплями и заклинаниями. Теперь Королёву приходилось прикрывать корректировщиков и самому отбиваться, а силы быстро покидали его – сильное кровотечение из раны перебитой ноги продолжалось.
Когда кончились патроны, мятежники находились в пятнадцати метрах от командира роты. Оставалось одно – вызвать огонь на себя и укрыться за выступом скалы. Королёв передал лейтенанту приказ. Он сильно высунулся из укрытия, и тут чудовищный удар в голову опрокинул офицера. Тьма мгновенно поглотила его…
В Кабульский госпиталь Королёва доставили на санитарном вертолёте. Начался новый период его жизни…
12
Это было в один из последних дней февраля 90-го. День не заладился с самого утра. Сначала повздорил с товарищем по работе, а после обеда разговорился с одним из «афганцев», который тоже ждал выделения квартиры на заводе. Юрий с горестью сообщил, что за три года его очередь совсем не продвинулась. Роман решил тоже узнать, как его шансы на получение жилья, тем более что пошёл второй год, как ему сказали о постановке на выделение квартиры. К тому же он был отнесён к категории инвалидов войны, а. значит, должен получить жильё вне очереди.
Замдиректора завода по быту, сославшись на большую занятость, не хотел принять посетителя, но Роман всё же прорвался через «кордон» из секретарши.
Иван Сергеевич Сладкомёдов, сладко улыбаясь, вышел из-за стола и пожал руку взъерошенному посетителю. Всем своим видом чиновник излучал благодушие и довольство жизнью: круглая лоснящаяся голова с толстыми красными щёчками, круглый большой животик, круглые пальцы-сардельки на пухлых и мягких ладонях, да и весь он был какой-то круглый и благополучный.
Роман не стал выслушивать его восторженных слов по поводу визита «дорогого воина-интернационалиста», а попросил показать списки, в которых записана его очередь или внеочередь на получение квартиры.
Иван Сергеевич начал бормотать что-то о большом количестве таких внеочередников, мол, приходится постоянно вносить коррективы. В итоге выяснилось, что он «забыл» внести Романа Королёва в такой список. Время было потеряно напрасно – целый год! Считая, что разговор окончен, Сладкомёдов протянул руку для пожатия и, сладко улыбаясь, решил пошутить на прощание:
-Не горюй, солдат. Какие твои годы, учись терпению. Вон у нас ещё ветераны Великой Отечественной ждут очередь на квартиру, терпят десятилетиями, вот с кого ты должен брать пример. А в очередь я тебя сейчас же внесу.
Мир сузился, Роман не видел ничего, кроме этой улыбающейся и ненавистной красной рожи. И он ударил Сладкомёдова. Тот неожиданно заверещал тонким голосом, оттолкнул Королёва и выбежал из кабинета, не переставая кричать.
Роман вышел вслед за ним, бросил взгляд на побледневшую секретаршу и покинул управление завода. Он понимал, что добром эта пощёчина для него не кончится. Куда убежал этот перетрусивший человечек, Роману было всё равно. Обида и отчаяние клокотали в его душе. Он мечтал, что скоро у них с Галей будет свой «угол», они официально оформят свои отношения. И вот всё рухнуло.
Весь остаток рабочего времени Королёв ждал, что за ним придёт милиционер, но всё было спокойно.
На выходе через проходную он столкнулся с «товарищем по несчастью», рассказал Юре о своем походе к Сладкомёдову. Парень ахнул, но признался, что и он хотел врезать «от души» этому «колобку». Но побоялся. А вот Роман не струсил. Они шли вместе, рассказывая друг другу о своих проблемах, заметили кафе, решили зайти «на минутку».
… Поздним вечером, залив водкой свои беды-печали, приятели обнялись на прощание, и пошли каждый своей дорогой. Роман продумывал слова в оправдания, когда увидит обиженные глаза Галки – обещал ведь ей, что с выпивкой покончено.
Он не сразу обратил внимания на две ссутулившиеся фигуры у входа в подъезд. При его приближении они оживились. Сильный удар бородатого типа в лицо едва не опрокинул Романа, но он устоял и тут же нанёс ответный удар, сбив с ног нападавшего. В руке второго мужчины блеснул клинок, но тренированное тело само ушло от ножа, а руки нанесли молниеносные удары, выбив оружие, и свалив бандита, надолго отключившегося после треска ломаемой челюсти.
Роман почувствовал «жажду крови», он поднял со снега финку и помчался за убегающим бородатым мужиком. Ему вдруг показалось, что это душман уходит от возмездия, этого нельзя было допустить. В прыжке Королёв свалил «душмана» и нанёс удар ножом в грудь, но тот с неожиданным проворством вскочил и бросился бежать, громко зовя на помощь. Роман уже ничего не хотел знать, размазывая по разбитому лицу кровь, он настиг жертву и стал наносить ему удары один за другим, пока какие-то мужские руки не оторвали от мёртвого тела, не скрутили его и не связали.
Последнее, что он помнит – это заплаканные глаза Галины у его поверженного противника, она громко рыдает и по-бабьи причитает над своим мёртвым отцом.
«Так это был её отец, - как-то отрешённо подумал Роман, - то-то мне показалось его лицо знакомым».
Его погрузили в милицейскую машину, а убитого увезла другая машина.
Следствие провели быстро, «по горячим» следам. Впрочем, Роман ничего не отрицал, признал свою вину. Он сам себя больше осудил, чем любой прокурор. Он убил отца своей невесты. Что может быть страшнее! А то, что хотели убить его, Роман совершенно не брал во внимание.
В первых числах мая состоялся скорый суд. В зале тихо плакала его мама, а Галина смотрела на него глазами, полными слёз. Роман понимал, что простить такое нельзя, он не смел просить прощение у девушки. С того трагического вечера они ни разу не виделись.
Очень удивился Королёв, когда в качестве свидетеля увидел Сладкомёдова, который требовал самого высшего и справедливого наказания к этому «бандиту». Выяснилось, что Иван Сергеевич живёт неподалёку от места убийства и «случайно» оказался очевидцем трагедии. Другим свидетелем выступал крепкий мужчина с наложенной шиной на нижнюю челюсть, так что ему приходилось невнятно говорить сквозь сомкнутые зубы. Но главное он смог донести: этот подсудимый напал на них с товарищем, когда они мирно стояли у подъезда.
Прозвучал приговор суда. И вот он в своей одиночной камере. По приговору суда ему предстояло первые пять лет провести в тюрьме с последующим отбыванием наказания в колонии строгого режима.
= окончание следует =
http://www.proza.ru/2011/04/29/658
На фото : С вертолета – в бой!
***
Свидетельство о публикации №211042800829
Прочитал не в той очерёдности,но впечатлило
не менее!
Да и доктора Моуди стОит
почитать!
Меня сильно заинтересовало
в своё время!
Успехов!
С уважением,
Владимир
Владимир Хвостов 11.05.2011 00:16 Заявить о нарушении
Александр Карелин 11.05.2011 14:56 Заявить о нарушении