Другой... 15

 "Другой"... (15)


  Посуду помыл. Сложил в большую миску. Разделся. Залез по колена в воду. Куда же он ее бросил? Надо себя реабилитировать. Сковородка - десятерых чайников стоит.
  Нырял долго. Потемнело. Думал, уже не найду, но… Справедливость все-таки есть: кому не везет в любви, тот находит сковородки.

  Так получилось, что ужинали не за столом, а вокруг костра. Сергей долго не мог зажечь огонь. Бумаги не было, трава тлела, но не загоралась. Чтобы не бегать туда-сюда, друг перебрался к костру ближе. Мы потянулись следом.
  На двух стульях уместились: напитки, салат из капусты и помидоров, соль, миски держали в руках. Да – рюмки тоже на стуле.
  Саша села напротив меня. Не надо было. Встречаясь взглядами, всегда улыбались. Это очень заметно, но сдержаться трудно. Сегодня она выпила больше обычного: почти пол бутылки вина. Щеки вспыхнули, глаза заблестели, стала похожа на какого-то зверька, мягкого и ласкового.
  Вроде обедали поздно, но все успели проголодаться. Несколько минут было слышно только ложки. Первым выдохнул Сергей:
  - Хуфф… Спасибо хозяюшка, поподчивала…
  - Еще насыпать, Сережа?
  - Надо оставить, может гость объявится.
  - Поздно уже, - возразил Антон, - не объявится.
  - Такая темень, - сказала Саша, - а он один. Как ему не страшно. Все время кажется, что ночью кто-то ходит вокруг палаток.
  - Тебе, тоже показалось? – спросил Игорь.
  - Когда ты заснул, кто-то ходил…
  - А я эту ночь, сижу возле костра... будто кто-то смотрит. Пошел, посмотрел – никого нет. Костер тухнет, и я чувствую такой тяжелый взгляд на себе… Не поверишь, аж мурашки...
  - Мамочка! Мне страшно! - прошептала Саша.
  - Нашла чего бояться, -  говорю. - Мурашек…
  - Я тоже слышал, - подтвердил Антон. - Кто-то ходил. Я даже запах почувствовал, такой…
  - Только не надо меня пугать, – говорю. - Имейте совесть. Хватит с меня сегодня и медведя…
  - Медведя?! – переспросили одновременно три голоса, с одинаковой недоверчивой интонацией. Только Игорь продолжал звенеть ложкой. Не переставая жевать, поднял голову, оторвал взгляд от миски, кивнул несколько раз и опять погрузился в недосоленную кашу.
  - Глеб, ты правда видел? – настояла на ответе Саша.
  - Тут, недалеко. Могу, прямо сейчас следы показать… Если повезет, самого застанем… Пошли? Только обещайте, что не будете дразнить и делать ему больно…
  - Блин… А я поверила уже… Вот, несерьезный человек…
  - Игорь, - говорю, - мне тут не верят. Ты же тоже видел, чего молчишь?
  - Да ну их! Странная подобралась кампания; они своим неверием отбивают всякую охоту врать… Но медведя, я все таки видел, - добавил после небольшой паузы.
  Я посмотрел на Сашу: - Чего так перепугалась?
  - Там что-то есть…
  - Где?
  - В темноте… Я не придумываю…
  - Вот и ты увидела Сашенька, - сказал Игорь, - а я еще в первую ночь… Только, это не зверь… Это другое…
  Спрашиваю: - Солнце, хочешь я сяду рядом?.. или… Сергей, обними невесту… Видишь, девушка перепугалась вся.
  Сергей проигнорировал.
  - Как хочешь, - говорю. Сел возле нее: - Не холодно?
  - Ты что… Такой кострище…
  - Тебя знобит.
  - Кто-то смотрит... оттуда... Аж в ушах гудит.
  - Мало ли… Мы ж не на необитаемом острове. Турист какой-нибудь заблудился… Или, Палычу не спится…
  - Это не человек… Дышит тяжело… Во всяком случае, не живой, человек…
  - Чего вы меня все пугаете?! Я с вами по-хорошему… Про зверюшек рассказываю… А вы мне какую-то нечисть подсовываете…
  - Глеб, а я гляжу, ты такой… скептик по жизни, - говорит Игорь. – Я тоже раньше был… Пока на Тисле не порыбачил…
  - Тисла?
  - Речка такая, в Забайкалье…
  Игорь выдержал паузу, заглянул каждому в глаза, отвлекся на костер; еле заметная ухмылочка и тревожный взгляд, обращенный в себя.
  Начал:
  - Давно это было. Еще в школу ходил. Отец у меня военный, он тогда с проверками по полкАм ездил, оценки какие-то выставлял.
  Военные люди добрые, щедрые – кто красной рыбой (киту, тогда в пайкАх выдавали), кто полушубками, «танкачами»( танковые куртки – теплые такие), короче, кто как мог, так оценку и зарабатывал.
  А эти, ему предложили пару деньков в охотничьем домике отдохнуть: порыбачить, поохотиться. Сам то он по баням, да наверное, по бабам, а меня значит, в этот домик определил.
  «Хочешь? - спрашивает у меня. – Конечно хочу, - говорю». Такой случай прогулять школу. «Но учти, - говорит. - Один будешь. – Не вопрос, - отвечаю».
  Оставил меня в этом домике. Ружье оставил… с патронами – удочки, там были. Еды на несколько дней… Не хватило еды; он на пять дней опоздал… В больнице был… В бане пьяный упал на раскаленные камни – ожог второй степени. Оформили, что принимал участие в тушении складов – получил премию от государства… Это, конечно к истории уже не относится… это так…
  Три дня я балдел. Охота - так себе… За все время одного зайца убил. А вот рыбалка... Ребята!.. Такого больше, ну нигде не было… Столько рыбы!
  На третий день, под вечер бросаю спиннинг. Нереальное что-то… Три раза подряд, с середины хватает и сходит… хватает и сходит… у берега… Вода темная – самой рыбы не видно. Не знаю, как это можно объяснить? - но вот, реально, чувствовал сопротивление… Причем, конкретное такое… Подтаскиваю… ходит леска, что-то там борется… и метров за пять, как вкопанная… Сом, думаю, или щука большая… вокруг коряги видно обмоталась… Эх, оборвет, думаю, - надо лезть. И блесну жалко, и рыбу жалко, и… Страшновато конечно было. Что-то страх тогда напал, в воду лезть… бррр…
  Делать нечего, разделся, полез, и спиннинг, значит, в руках держу… Подхожу и подматываю… Иду и катушку кручу… Сергей, помнишь, катушки тогда были – «Нева»… Бррр… Подождите, что-то трясет всего… Сейчас, водички выпью.
  Налил в чашку сок, выпил ни на кого не глядя. Весь в себе. Хорошо рассказывает, думаю. Какой актер, а! Так вошел в роль!
  - А холодно, - продолжил белорус. - Апрель месяц. Почти, по-грудь залез. Леску подматываю… Чуть перебрал… Спиннинг изогнулся… Я, как раз под ним, получается… Леска натянулась, и… И пошла рыба… Прям на меня… Только, это не рыба была…
  Я потом понял… ну и мне рассказали… Весной река разливается… поля всякие, низины затапливает…
  Вверх по течению – старое кладбище. Большое. И его тоже, в какие-то годы заливает. Течение сильное… грунт вымывает… И, раз там, в несколько лет, по речке значит… плавают покойнички… прям в гробах.
  Мой, без гроба был… Леска натянута, и прямо в лицо мне… Стукнулся… Я гниль изо рта у него услышал, представляете? Ох и орал я тогда…
  Глаза у него такие – красные с прожилками… Живые такие глаза…
  Я из воды пытаюсь выскочить, и не получается. Бегу медленно, движения ватные такие… как во сне. Удочку, оказывается не выбросил… Тянул покойника за собой… На берегу только разобрался в чем дело…
  Ну ничего, пришел в себя. Успокоился. Подтянул к себе мужчинку этого… А глаза-то у гада – закрыты. А ведь были, только что… Блесну свою из под кожи вытащил… Прям возле ключицы, я, его… Рубашка на нем была – желтая выцветшая,  и пиджак темный, - я разорвал… и на крючке, такой… старый такой замш, от пиджака… гнилой такой... Запомнилось… Цепочка на шее у него была… не золотая - простая… и кулон. Череп.
  Отпихнул я его обратно, в воду… покойника…  и он так - буль-буль… и пропал. А цацки эти, я в карман положил… вот сюда, в правый… Ну все значит – ночь. В одежде лег… даже сапог не снимал.
  Заснуть долго не мог, все ворочался… но… Заснул. И снится мне, как плыву я, в черной воде… Волочит меня по дну… Лицом по песку… Ил забился в ноздри…
  - Ааа!!! – страшно закричал Антон. – Ааа!..
  Меня передернуло, Саша упала со стула, Игорь подскочил.
  Сергей смеясь, выставил вперед ладони:
  - Что ты орешь, дурак?!
  - Сволочь, ты схватил меня!.. Он схватил меня за ногу, сзади! За голень! Сволочь!
  - Ну и что? Орать-то зачем?
  Я помог Саше подняться.
  - Мне страшно, - сказала она.
  - Антон! Не кричи, перепугал всех!
  - Он меня схватил!.. За голень... – оправдывался бородач. – Нельзя за голень!.. Ночь же…
  - Все? Разобрались? – спросил Игорь. – Могу продолжать?
  Уселись. Я взял Сашину руку, нежно провел пальцем по ладони:
  - Все, уже не страшно?
  Не глядя на меня, отцепила мою руку, отодвинулась со стулом. Чего она опять злится? – не понятно. Странная она…
  - Плыву, значит я, - Игорь, окинул всех беглым взглядом, убедился, что его слушают, продолжил:
  - Снится мне значит… черная вода, но видно все хорошо… отчетливо так. Пытаюсь двигаться, но больно… каждое движение – невозможная боль. Шевелюсь еле-еле. В спину цепляется что-то острое, впилось в кости, и тянет куда-то, тянет… Крикнуть хочу: от боли, от страха, от злости… и не могу – во рту вода и грязь, и… Вцепился в камень, но, не удержусь, думаю. Вдруг вижу – ноги! Человеческие ноги… далековато так, но… чувствую запах сырого мяса… Ощущение непередаваемое… Такое чувство голода… Однажды только, наверное, так хотел есть: на картошку, помню, поехали… Не важно…
  Подошел он ко мне близко-близко… и выдернул меня из воды. Я за камень держался. Так палец разрезало, как-то… вот тут вот. - Белорус вытянул руку, взялся за мизинец, согнул. - Где-то здесь... Он там и остался… палец. Мизинец, так, по ощущениям.
  Вытянул он меня из воды, - а это я. Лицо мое – понимаете? Страшно…
  И опять в реке оказался… Боль… такая боль! Душу из меня будто вытянули… Трогаю себя… а нет ее больше… Души моей нет. Все сошлось во мне тогда: и голод, и злость, и сила – такая сила в руках! А нОги – нет. Может, позвоночник перебит, думаю.
  Выполз ночью на берег. А пальцы в грязь проваливаются. Видно, дождь был вечером, ползти трудно. Пальцы скользят… Знаете, когда глина с грязью?..
  Ползу… на запах сырого мяса. Голод меня зовет… Душа моя к телу чьему-то прижалась, сосет его, но мне лишь крохи с этого пира… капельки. Такие вот мысли в голове – да. Глаза – красные от чужой крови. Налились, пульсируют. Увидел дом. Большой с черными окнами. Во мне все дрожит, желудок заработал: сокращается, дергается от нетерпения. Даже отрыжка, такая - тинная… отрыжка. Я к двери – закрыта. Дергаю ручку – не поддается. Вокруг дома прополз… Только через окна, а они высоко…
  Ничего, ухватился за карниз, подтянулся – рама приоткрыта – я руку в окно, и за подоконник.  Кровать - возле меня: лежит в ней… он лежит. Он – который - я. Сопит вертится. Я в окно головой. Туго идет. Прижался щекой к стеклу,  петлицы ржавые - заскрипели, и…
  - Мамочка, - говорит Саша.
  - Проснулся. От шума, от скрипа, от страха. А глаза открыть, боюсь. Потихоньку… чуть-чуть… чуть-чуть… веки разжимаю. Вижу: лицо чье-то, к стеклу прижалось, смотрит…
  Я зажмурился, сильно, до боли в глазах, и закричал… потом вскочил, и графин… бросил графин со стола, в окно… но там никого не было, и окно не разбилось… рамы открыты, потому что… - Игорь говорил сбивчиво, обрывисто, совсем остановился. С трудом проглотил слюну, запил соком.
  Продолжил:
  - Окно нараспашку, а никого нет. Ружье взял, зарядил… свет не включал, чтобы видно было, кто там за окном ходит. Укутался в одеяло, и сижу с ружьем наготове… всю ночь сижу, боюсь от окна взгляд отвести.
  Но под утро успокаиваться начал, даже покимарил немного. Вот, думаю про себя – малолетка. Сильно впечатлительный, думаю: вот и снится всякая дрянь. Солнышко вышло, припекает. Я осмелел. Окончательно уже решил: все это подростковая фантазия, мнительность. Жмурика увидел, вот и… На улицу вышел, специально без ружья. Перед собой, чтоб потом, стыдно не было.
  Вышел… вышел значит… Нет-нет Сашенька, не переживай, ничего страшного не было, просто…  Вокруг дома – полоса, как мешок тяжелый тащили. Во только не тащили… сам он себя тащил… В грязи, вдоль полосы – следы. Руки, руки… – не руки, а кисти… блин… ладони… Вот, как он полз… все видно. Под карнизом… под окном – тем, все в грязи… и окно грязное. И как увидел я это окно… Тот самый страх – ночной. И рвать меня начало… грязью. Ну, может не грязью… вечером чернослив ел, хотя… не похоже чтоб… Не важно.
  Прошел я весь его маршрут. Где он выполз из реки и где заполз… видно все было, после дождя… очень хорошо. Лоскуток замшевый -  возле воды, на коряге…
  Выбросил конечно цепочку с черепком… в воду. Сразу выбросил…
  Вот, как бы и вся история… Почти вся…
  - Почти? – спрашиваю.
  - Даже не знаю… стоит ли?.. Я и забыл уже, про случай этот, а тут… Ладно, ерунда…
  - Какая еще ерунда?! – спросила Саша. - Рассказывай до конца... байку свою…
  - Байку?!.  Значит - байку! – Игорь, будто обиделся, разочарованно ухмыльнулся.
  Я бросил в костер дров, отошел  к столу, сел, закурил.
  - Честно говоря… - Белорус задумался. – Ну, ладно… Залез я сегодня в воду, гляжу - блестит что-то у ног. Поднимаю...
  - И что? – Испугалась Саша.
  - Вот! – Игорь положил руку на стул, не спеша убрал, а там…
  …конечно же цепочка, и кулон в виде черепа. Я даже не докурил, так интересно стало.
  Такие цепочки с черепами, продают (по доллару (можно торговаться)) на диких пляжах, не сильно переборчивым туристам.
  Скорее всего, и вправду нашел, а потом и история сама собой придумалась. Хотя, мог и заранее подготовиться. Страшилка-то интересная.
  - Подари, - говорю.
  - Ты что? Не страшно? Может, выбросим?
  - Жалко. Такая вещь, такой путь проделала…
  - Игорь, а может, - это все-таки не та цепочка? – спросила Саша.
  - Думаю, не та… Просто, очень похожа... Один в один. Просто, совпадение, наверное…
  - Нет Игорек, - подумав, возразила девушка, - не совпадение. Не похоже… Антон, как думаешь?
  - Совпадение конечно…
  - Вот и хорошо. Антоша сходи, пожалуйста, к озеру, набери ведерко воды, я посуду обмою…
  Бородач посмотрел в темноту, потом на Сашу, опять в темноту, снова…
  - Сашенька, - говорит, - это нечестно! Почему - ты всегда моешь посуду? Завтра утром, я сам все помою…
  Девушка кивнула, улыбнулась, думаю, другого ответа и не ждала.
  Я историю вспомнила, - сказала она. - Сестра двоюродная рассказывала. Прямо как у Игоря… И тоже все правда. Все равно не усну сегодня… хотите расскажу?.. Слушайте…
  В деревне, где живет моя сестра, угорела семья. Бабка и двое детей - мальчик и девочка. Родители на неделю уезжали, приехали - дома все мертвые. Дымоход забился, и угорели – такое бывает.
  - Слышал эту историю, - говорит Антон. – Это, которых без вскрытии похоронили… Вранье… У нас всех потрошат…
  - Если знаешь, так и помолчи… и вообще – это другая история…
  - Та самая… Похоронили их втроем, так?.. Бабка стала по ночам в дом ломиться… к родителям детей, и говорит: «Мне надо рассказать… Мне надо рассказать!..» А те, не пускают ее в дом – тоже, дураки такие – можно подумать… Десять дней она ходила, а те, с ума сходят, не знают куда деваться. И в церковь… и святить... и попы и заклинания - ничего не помогло.  Раскопали бульдозером могилу бабки, задели гроб мальчика, а он  как выскочит, пробежался и помер… Раскопали девочку, а она мертвая, за косички держится, - так? Ха-ха!.. Я говорил – знаю!
  - Не та история!
  - Та. Ну расскажи свою!
  - Не буду… Настроение испортил…
  - Давай-давай!
  - Антон, не преставай, - попросил белорус. Посмотрел на Сашу, подмигнул мне, Сереге:
  - А хотите я расскажу?
  - Продолжение? – спрашиваю.
  - Нет. В моей жизни было две странные истории. Одну рассказал… Давайте, тогда и другую…
  Возражений не последовало. Игорь начал:
  - В трех километрах от китайской границы, есть поселок «Биллитуй». В Советские годы там был военный городок, сейчас, наверно, уже нет… Расформировали пади все…
  Городок – четыре четырех этажных дома и школа. Кругом – голые сопки. Это такие, высокие холмы. И не горы, и не холмы – что-то среднее. Ни леса, ни реки, ничего… только сопки и железная дорога.  Вдоль дороги – посадка. Поезд ходил два раза в неделю.
  Что-то я затянул…
  В общем – стали пропадать люди. Солдат, потом, кто-то из местных, учительница моя по литературе, тоже пропала… Искали везде: с вертолетов, на машинах, солдаты пиками, каждый сантиметр... Не нашли. Как испарились. Мне гулять месяц запрещали… да и с кем гулять?.. Улицы, как вымерли. Но, время идет, надо как-то жить дальше…
  В десяти километрах от нас обломался товарный поезд. Где-то там, на запасных путях, его и оставили. Вагоны были китайские; на них висели маленькие, красивенькие такие блестящие замочки… Жутко-красивые цацки. Я их потом использовал как кастеты.
  Пошли мы туда. Я, и трое моих товарищей. Посрывали этих замков, назад идем. По железной дороге, вдоль  лесонасаждений.
  Темнеет уже – торопимся.
  Васька - друг, говорит: «Живот крутит - не могу. Полторы минуты подождите, пацаны».
  Мы ему: «Давай-давай. Только быстро чтоб, как десантник…»
  А он: «Я при вас не могу. Я в посадку… Я быстро, одна нога здесь…»
  Ждем его минуту, две, десять… Кричим – не отзывается.
  В посадке кусты начали трещать, будто бегает кто-то. Мы кричим Ваське, чтоб дурака не валял, и так не видно ничего, а пока домой доберемся…
  Не он это, - говорят друзья. Я и сам понял, что не он. Треск такой, что…
  Появился Вася, совсем с другой стороны. Вроде он, а вроде и нет… Кричу: «Вася – ты?!» Молча идет, не отзывается. Опять кричу. Молчит. Друзья не сговариваясь рванули по железке к дому. Я им:«Стойте! Куда Вы?!.
  «Беги дурак… не видишь что ли?!» – в ответ.
  И самому страшно, и друга оставить не могу. Стою. Будь, что будет, думаю.
  Подошел ко мне, близко. Сел на рельсу. Молчит. Не могу узнать его… Вроде он, но только какой-то старый…
  «Я нашел их, - говорит.
  - Вася, это ты? – спрашиваю.
  - Нашел их. Теперь меня наградят… - говорит.
  - Пошли домой, а..? – За рукав тяну его.
  - Как же я их теперь оставлю? Висят… почти не шевелятся, – говорит и улыбается. И как-то странно говорит, как чревовещатель, не раскрывая рта. Трудно разобрать слова…
  - Кто висит? – У меня сердце в пятки…
  - Пятеро… Пойдем покажу, - говорит.
  - Мертвые? – спрашиваю.
  - По запаху да, а так… – Смотрит на меня и улыбается.
  - Федоровна, тоже там? – спрашиваю (это учительница наша, что пропала).
  - Ага, - говорит. – Тебя спрашивала».
  И опять по посадке треск. Вот-вот кто-то вывалится оттуда.
«Бежим! Бежим скорее!» – кричу. А друг скривился, мне вдруг показалось, что у него губа оторвалась, и вдруг засмеялся, смеется, остановиться не может. Не хорошо смеется, как больные люди, скорее не смех, а…
  Оставил его, не выдержал. Бегу, а слева от меня посадка трещит, так будто бегемот по ней ломится. Долго еще слышал, как друг сзади смеется, но треск сучьев, заглушил.
  Вдруг, шум этот обогнал меня, метров на двадцать вперед ушел.
  Я остановился. Куда бежать? Если в посадку – это конец. Я так быстро, как он не смогу. Пытаюсь отдышаться, сердце колотится. Вижу – тень, на дорогу выползает. Как бы тело, но прозрачное. И на меня… прям на меня кинулось… Я к деревьям… Повезло – там кусты густо посажены, увяз бы и конец, - а тут тропинка, и я по ней… Он по кустам, за мной… Я бегу, как робот, как машина… Земля подо мной мелькает, и я заранее, как-то угадываю куда повернет тропинка. Перепрыгиваю поваленные деревья, срезаю через не высокие кусты, где-то поднырнул, где-то перескочил, чувствую – отрываюсь. Не успевает он за мной. Тропа на железку выскочила, и я опять по шпалам…
  Да, эмоционально рассказывает Игорь, - в очередной раз, заметил я про себя, - нет, все-таки актер он хороший! И опять, так машет руками, что... А может, это гипноз? Вот так, смотришь на него, слушаешь, и всему веришь, ни можешь, не верить. Посмотрел на остальных и они притихли, рты пораскрывали. Хотя, страшилка-то средненькая… Харизмой берет, паразит. Делает с нами, что хочет… Ну-ну, что дальше? Догонит тебя начальник депо, или?..
  Игорь:
  - Оторвался я метров на сто-сто пятьдесят. Посадка заканчивается, впереди уже фонари светят. Тусклые такие фонарики. Там вообще с иллюминацией слабо было… Два фонаря на перроне, и те на ночь гасили: на случай ночного вторжения «вражеских оккупантов». Хоть не много, но грели меня, и вдруг, ни с того ни с сего - гаснут. И вой… такой пронизывающий вой сзади услышал… Громкий, протяжный…  Луна вышла – прям фильм ужасов. Споткнулся, упал и ногу вывихнул. Встать не могу, хриплю, как загнанная лошадь.
  И вдруг тихо стало. Сперва, только себя слышал, а потом… вроде плачет кто-то. Звонко так, но и приглушенно, будто шакала подушкой душат. А потом, думаю, нет – человек. Новорожденные так сопят… На коленях, на четвереньках но потихоньку, потихоньку… страх сильнее боли. Ногу подволакиваю, но вперед, вперед…
  На дороге сверток. Подхожу, смотрю – вроде кукла, а вроде и нет, ребенок… маленький совсем – грудной. Приглядываюсь, а лицо у него – восковое и старое-старое. И рот… леской зашит.
  - Все! Капец! – сказала Саша.
  - Что? – спросил Игорь.
  - Я больше не засну… Никогда… Что ты такое рассказываешь, Игорь?
  - Да уже рассказал, в общем-то…
  - Это что, конец истории?
  - Да.
  - А ребенок?
  - Он меня не догнал, он же в пеленках был.
  - Ты оставил ребенка?
  - Это, не мой ребенок!
  - А с другом, что? А людей нашли?
  - Не знаю. Я на утро уехал в охотничий домик… Ну, я вам рассказывал… а оттуда меня отец забрал уже в другой городок – «Дасатуй». Потом в «Гусиноозерск» - через три месяца, а потом… Мы тогда много переезжали, бывало, даже вещи из КамАЗа не доставали. Месяц, два и в путь. Мы на уазике, а сзади КамАЗ. По диким степям Забайкалья. Папа смотрел в окно и говорил: «Ну и дичь!..»
  Антон закурил.
  - Саша же просила, не курить при ней, - говорю.
  - А... Да... – Затушил.
  - О чем задумался, друг? – спросил Игорь у Антона.
  - Да так… мысли…
  - Если есть, что сказать, не держи в себе. Поведай.
  - Нечего мне поведать…
  - Ты уверен?!
  - Да.
  - Точно-точно? По глазам же вижу – хочет человек сказать, но молчит… Аааа… - Махнул рукой. – Не готовы мы еще к интеллектуальному штурму космических абстракций…
  Бородач взглянул на Сергея:
  - Не знаю, как это объяснить, но… - Про леску и ребенка – это мой старый сон… и, вот… - Вытащил из кармана, положил на стул бумажку.
  - Что там? – настороженно спросил Игорь. - Я возьму.
  - Возьми.
  - Интересно.
  Игорь развернул, сложенный в несколько раз рисунок.
  На весь лист – шар головы, рядом маленькие овалы ушей. Глазки узенькие, как у китайца. Нос - две дырочки. Рот приоткрыт, внутри молния, которая заканчивается гигантской иголкой.
  - Откуда это у тебя? – испуганно спросил белорус.
  - В кармане был.
  - Сам и нарисовал, не помнишь просто…
  - Бред. Концовка твоей истории – ребенок. Ребенок из моего сна. Ты нарисовал! И подсунул... Но, откуда ты знаешь?
  - Во-первых, я ничего не подсовывал. Теоретически, конечно, я могу знать твои сны, ведь ты проспорил мне душу. Но зачем мне - это? У меня, на нее, совсем другие планы…
  - Так, все! - сказал Антон. - Мне надо туда.
  - Куда? – спрашиваю.
  Антон ткнул пальцем в темноту: - В самое логово. Кто со мной?
  - Дураков нет, - говорю. – И тебе, отходить от лагеря, не советую.
  - И что мне делать?
  - Терпи.
  - Час терплю… Глеб, а ведь мне надо тебе, кое-что сказать.
  - Надо – говори.
  - Тет-а-тет.
  - Ребятам не понравится, что у нас секреты. Это не по товарищески. Ребята! - крикнул я зычным голосом пионер вожатого. - У некоторых наших товарищей появились секретики. Я не стану молчать! Подобная близорукость, в условиях тотального противостояния общественных единиц, была бы непростительной ошибкой? Консолидация, монолит, единоцентрие - под угрозой. В преддверии митинга, я как глава комитета, как избранный лидер ячейки требую: пригвоздить к позорному столбу: нерадивых, отколовшихся, единоличников и прочих заблудших овечек…
  Антон потянул меня за руку:
  - Пойдем… Это интересно. По дороге расскажешь…
  - Возьми Серегу. Я боюсь тебя… У тебя в карманах странные рисунки…
  - Пойдем…
  - Почему, я?
  - Ты, нужен. Именно ты. Есть разговор. Пошли…

  Отошли метров двадцать, но до туалета не дошли. Антон сошел с тропинки, уперся рукой в дерево, и…
  - Ааа..! Когда, долго терпишь… Секс отдыхает!
  - Подозреваю, ты сказал, все, что хотел?
  - Погоди-погоди…
  Капитан вернулся на тропинку.
  - Странные вещи у нас происходят, - говорит.
  - Ты, про бродячих покойничков? Для этих широт, это нормально… Они ж после дождя, как грибы…
  - А я серьезно.
  Антон закурил. Я тоже.
  - Игорь – мистификатор! - говорит. - Сатанист. Он готовит какую-то колоссальную каверзу… И птица эта странная, знаешь, я ее не ел…
  - Бензин в баках есть?
  - Да, а что?
  - Ты кидаешься в ноги, я бью стулом по голове. Хорошо, что ты сам предложил. Думал, ты с ними за одно… Тела сожжем… Прах расфасуем в чайные пакетики...
  - Не веришь… Я понимаю…
  - Сделаем свою религию. Братство белых капитанов, а?!
  - Помнишь, сумку, которою ты уронил?
  - Не ронял никаких сумок.
  - У нас аккумулятор подсел, а вы пошли за Сашей… Позвонил Игорь. Говорит Сергею: надо Глеба разыграть, он, говорит, сумку уронил, и перечислил все, что в ней якобы разбилось… Было такое?
  - Ах вот оно что! Ах вы сволочи… А я ее все выглядываю. Переживаю. Все, думаю, про сумку эту как-то быстро забыли? А шуму-то, шуму было…
  - А вот картинка – это не фокус. Это сон. Он не мог знать…
  - Ладно. Спи спокойно, - говорю. - Ты в первую ночь на пристани, напился, и сон рассказал…
  Антон выдохнул облегченно: Правда?
  - Кажется, да.
  - Кажется?
  - Я тоже, не сильно трезвый был. Так что живи… Заводи детей… Только осторожней с леской и иголками…
  - Знать бы точно, рассказывал или нет…
  - Ты, правда, врач?
  - Да.
  - Хирург?
  - Ну.
  - Пойдем, выпьем «сорокогРадостной» жидкости. Чтобы люди никогда-никогда не болели… А-то ведь, не дай бог, они к тебе придут…

  Вернулись. Игорь опять что-то рассказывал.
  Я перебил:
  - Вы еще долго планируете этим заниматься? Спать никто не хочет?
  - Ага… спать, - сказала Саша. – Вам-то хорошо, а мне ведь, тоже туда надо…
  - Проводить?
  - Ладно. Дотерплю.
  Сергей встал, взял ее за руку: - Пошли… Тоже, будешь терпеть…
  - А если он выскочит?
  - Если выскочит… Ты главное беги за мной, старайся не отстать…
  - Только быстро не беги, - попросила Саша.
  - А ты не кричи и не цепляйся за одежду. И не бойся. Если что, я тебя утром найду.
  - Возьми фонарик.
  Сергей полез в палатку за фонарем; Антон налил мне и себе водки, Саше в стакан вылил остатки вина: - Для храбрости, Сашенька.
  - Думаешь, храбрых не едят?
  - Анестезия, – говорю. – Алкоголь, хотя бы, притупит боль.
  - Говорите тост, - потребовала девушка.
  - Актуальный или банальный? – спрашиваю.
  - Добрый.
  - Соседка моя, по этажу, работала в морге техничкой. Мыла всякие тележки, каталки, инструменты кипятила…
  - Добрый тост?
  - Очень добрый… Вот… И вот в холодильник привезли новеньких, свежатинки – как у них говорят. Увидела она, что у одного старичка – золотой зуб. Не позолоченный, а именно золотой. Взяла плоскогубцы, отвертки разные, и за дело. И так и сяк – не подступиться к зубу: челюсть сжал как Пикбуль. Через пол часа, таки разжала, быстренько вставила между челюстей отвертку, тыльной стороной – за которую держатся, и значит, плоскогубцами зуб тянет. Дерг-дерг, дерг-дерг, - никак, но вдруг пошел; от радости хватку ослабила, зуб выскользнул из зубцов, и в рот упал. Она палец в рот, а рукоятка у отвертки скользкая, не удержалась, выскочила, и, челюсть - клац. Палец, там и остался. Так и ходит теперь, без пальца.
  А пожелание мое такое: Выпьем за то, чтобы мы всегда, в любой ситуации, при любих раскладах, могли за себя постоять.
  Выпили.
  - Все ребята, спокойной ночи, - говорю. - Вы скоро?
  - Да. Сейчас, только быль одну дорасскажу, - сказал Игорь.
  - Сашенька с вами ляжет, конечно, а я в ее палатку… Удобно, никто не храпит под боком…
  - Цепочку возьми, ты ж хотел.
   - Ааа… Ну, давай.
  Цепочку с кулоном положил в нагрудный карман.
  - Приятных сновидений, - сказал белорус.
  - Может со мной? У меня куча места.
  - Нет, не хочу вам мешать.
  - Кому – нам? Я один.
  - Тебе, так, только кажется. Ложись, потом расскажешь…
  Заснул быстро, но меня разбудили. Сначала Игорь залез, что-то искал, не нашел, вылез. Потом он громко начал свою историю. Я попросил его тише, он чуть сбавил. Потом Саша спросила, нет ли в палатке ее свитера, я опять проснулся, свитера не было. Сергей искал подо мной сигареты. Последним был Антон, дернул меня за ногу:
  - Не спишь?
  - Уже нет!
  - Извини… извини...
  - Ты чего хотел-то?
  - Показалось, ты с кем-то разговариваешь…
  - Я ни с кем не разговариваю! Хватит тут шляться! Люди вы или белые карлики?! Совесть у вас есть?!
  «Белые карлики», потому что, Игорь минут двадцать, пока мне не давали спать, рассказывал историю про белого карлика. Если коротко, то:
  На Онеге с недавних пор лед стал очень опасным. Местные рыбаки прокляли ноябрь – месяц, когда появляется этот самый лед. Каждый из них потерял друга, товарища или знакомого. Лед такой тонкий и острый, что врезается в моторные лодки, разрезает, чуть ли не до половины. Были случаи, когда отрубал рыбакам конечности, нескольким, даже туловище отсек.
  А виной всему белый карлик. Немногие спасшиеся, видели его на берегу в те злосчастные минуты, когда…
  Карлик внебрачный сын рыбака и немой сумасшедшей, что жила на одном из местных островов.
  Он ходил в белом мешке, из пластиковых нитей, с прорезями для рук. Белым, его назвали еще при жизни.
  Карлик воровал домашний скот, нападал на людей в лесу, кусал их и вообще вел себя неподобающе.
  История длинная: то, что я рассказал, только предыстория. В ноябре местные рыбаки его поймали и утопили. И началось…

  Я заснул, еще до того как мстительный покойник уничтожил рыбацкий поселок, но опять ненадолго («уснул» ненадолго). Саша дернула меня за большой палец ноги:
  - Ты спишь?
  - Ааа?
  - Я хотела, пожелать тебе спокойной ночи.
  - Мне?
  - Да. Спокойной ночи, Глеб!
  - Ааа?
  - Мы спать. Осторожней тут.
  - Ааа…
  Минут десять они укладывались: болтали, смеялись и покрикивали, наконец наступила долгожданная тишина. Только спать больше не хотелось. Костер почти погас, потемнело. Я лежал, ворочался, не мог заснуть. Закрывать глаза опасно. Покойник, может подкрасться в любую минуту, надо быть на чеку. Все-таки палатки слабо защищают от агрессии карликов. Я уязвим. Их острые когти легко вспорют тонкую ткань, а что уже говорить о людоедах с перебитыми позвоночниками…
  Нащупал пальцами цепочку с кулоном. Вытащить, что ли? Никто ведь не узнает. Позор. Мне за тридцать а я лежу и думаю черти о чем. Закрыл глаза. Теперь считать баранов. Нет! На зло всем, я буду считать белых карликов. Раз - белый, два - белый, три...
   Уже засыпал, как вдруг возле уха хрустнула ветка. Потом еще одна и… дыхание… Там, за палаткой, кто-то был.
  - Эй! Кому там делать нехрен!
  Крикнул, негромко, чтобы не разбудить тех – в соседней палатке, но достаточно мужественно, чтобы те – снаружи, поняли: со мной шутки плохи!
  Минут пять, тихо, и уже далеко, со стороны леса, приглушенное гортанное: «Ууууу…»
  Я сел, отбросил в сторону одеяло, прислушался.
  Саша – одна, ночью – испугается, Антон – тоже, Сергей – тяжелый на подъем, Игорь? Этот может. Легко проверить: его кроссовки и тапки всегда перед палаткой, а вот если их нет… Заодно и покурю.
  Высунул голову, осмотрелся, вышел. Белорус на месте: вся обувь здесь. Странно.
  Подошел к костру, угли еще красные, быстро разгорится. Бросил несколько толстых поленьев. Сейчас займется. Светло станет, а я как раз засну. Подкурил от головешки, присел на стул. Тихо, никого больше не слышно.
  Минут через пять, когда был уже в палатке, опять знакомое: «Уууу!..»
  Медведь? А ведь запросто… И Игорь говорил… Хотя, этот, много чего говорил.
  Они бывают огромные. Голова, как большой цветной телевизор. Медведи – это страшно. В Карелии они точно есть. Просто, представить, что такое чудовище, не в клетке, не в далекой Африке, а здесь, может, в нескольких километрах... а если метрах?
  Опять стал ходить вокруг палатки. Что же я топор не взял? Антон говорил, про запах. Принюхался – точно есть. Сладкий такой… Что это? А – Сашины духи. Нет, что-то еще есть. Тяжелый такой, как у медведя из пасти. Откуда я знаю, как у медведя пахнет из пасти. Вот она – мнительность. Но кто-то ведь ходит.
  - Кто там, бляха-муха, шляется?!
  Снова тихо. И вдруг плачь – детский плачь. Только не детский, а слышно, что кривляется взрослый. Выдохнул с облегчением: «Ну сейчас я вам!..»
  Выскочил на улицу. Светло – костер разгорелся. Подошел к их палатке, аккуратно расстегнул молнию. В предбаннике – фонарик. Включил. Блин… Полный комплект. Капитан у стенки, с головой в спальном мешке, только видно как дышит. Игорь, на спине, лежит раскрытый; Саша, между ним и Сергеем, под одеялом, только нос торчит.
  Сергей приподнялся на локтях:
  - Что?
  Как сами, мучили меня пол ночи.
  - Ничего! – говорю. – Пришел, пожелать вам спокойной ночи!
  - Чего не спишь?
  - Спокойной ночи – говорю! - И не надо меня будить, и желать спокойной ночи в ответ! Вот так! Все.
  - Пьяный что ли? – буркнул Сергей, отвернулся к стенке.
  Я выключил фонарик, подошел к костру, подкинул еще дров, закурил.
  Допился. Все люди как люди – спят по ночам. А я? Ладно, клин клином, как говорится. Саша недопила вино: осталось пол стакана. Выпил. Бросил стаканчик в костер. Поднял топор и пошел по тропинке, в сторону деревни. Прошел метров сто, несколько раз останавливался, прислушивался – ни звука. Если кто-то и был, то ушел.
  Сделал крюк, вышел к озеру. Сегодня темная, тихая ночь: нет ветра, лист не шелохнется, вода застыла, будто льдом покрылась. Снял тапки, залез по щиколотку в воду, и пошел вдоль берега, к нашему пляжу. Недалеко плюхнулось что-то большое. Замедлил шаг, присмотрелся. Вода опять гладкая, и вдруг на поверхности мелькнуло темное, покатое: спина рыбы, какой-нибудь нутрии, или… но это вряд ли, все таки это не Тисла.
  И ощущение, будто следят. Не врал белорус, когда рассказывал про чей-то тяжелый взгляд. Думал, если пройдусь по темноте сам – страх исчезнет, но он не исчезает. Вряд ли засну, даже если будет тихо.
  Закатал джинсы, залез по колена в воду. Стало неприятно, жутко. Вот, что по настоящему пугает – черная вода.
  Вышел на берег, стал снимать одежду.
  Кажется, Горбатов описал в своих воспоминаниях, как еще ребенком увидел в лесу повешенного. Тогда он стал бояться – всего: темноты, леса, людей. Было трудно, но заставил себя пойти в лес, и встать под тем самым деревом. И ходил, много раз, пока страх не исчез.
  Я разделся, когда безрукавка коснулась земли, развернулся и не давая себе одуматься с разгону влетел в воду, сразу нырнул, проплыл под водой - долго, на сколько хватило дыхания. Минута, одна минута и я буду в порядке. Сейчас главное расслабиться, главное отогнать всякие мысли: совсем ни о чем не думать, ни о чем… Как там, Игорь говорил: «лежу на дне и вижу чьи-то ноги, сырые ноги…» Нет, нет я не буду об этом думать… Но я не могу об этом ни думать...
  Представил, как выгляжу со стороны; как он лежит там, внизу, на песке и смотрит. Смотрит на меня, смотрит, - как на еле заметном фоне звездного света, барахтается кусок сырого мяса.
  Что-то коснулось ноги. Что-то гладкое и холодное, как старое слизкое бревно, как кожа налима, большого угря, или пугливая и вместе с тем настойчивая рука… но это вряд ли, все-таки, это не Тисла?
  Все, я победил свой страх, отсюда надо срочно выбираться. Погреб назад, старался, плыть медленно, чтобы не испугать самого себя, нащупал ногами дно, повернулся, теперь я спиной к берегу, потихоньку попятился. На берегу успокоился, собрал одежду, пошел в лагерь.
  Костер освещал только стулья и вход в мою палатку, быстро угасал.
  Я воткнул топор в полено, положил одежду на стул, наклонился у входа, хотел залезть в палатку за полотенцем, но опять этот знакомый плачь. Близко-близко. Я, кажется, увидел очертания, кто-то маленький, похожий на ребенка, шел из темноты… Нет, не кажется – точно, вот он идет!
  Вдруг он остановился и запищал, неприятно пронзительно, как кролик, в капкане.
  Я замер, оцепенел. Все понимаю, а пошевелиться не могу. Даже вскрикнуть от страха не получилось; голосовые связки породили, что-то хилое, обреченное: такие звуки, иногда доносятся из стоматологических кабинетов и утренних мед вытрезвителей.
  Маленький человек сделал еще несколько шагов и опять остановился. В тусклом свете костра - безобразное красное лицо. На туловище - белый, заляпанный кровью мешок. Из под белой мешковины торчали толстые босые ноги. Он стоял ко мне боком, оскалился, нелепо заломил руки. Из спины выпирал – огромный острый горб.
  Еле успел отпрыгнуть, когда он кинулся ко мне. Правда, отпрыгнул неудачно, сзади оказался стул, и я через него перелетел, сильно ударился плечом.
  Горбун завыл, подбежал ко мне и схватил за лицо; я закричал, отпихнул его, попробовал подняться;  карлик навалился сзади и укусил за шею. С трудом сбросил с себя, отпрыгнул, схватил стул, поднял над собой, замахнулся.
  - Убью!..
  Он упал на спину, задергался, как эпилептик, и вдруг вой перерос в хохот. В палатке грохнуло, показалось, сейчас взлетит. Сначала из нее вывалился Игорь, упал возле горбуна, производя ужасные булькающие звуки; следом Сергей: прополз вокруг меня на четвереньках, ржет и не может остановится; по-пластунски, на локтях выкарабкалась Сашенька и она хохочет – подлая.
  Из под белого балахона фантома выросли ноги. Спортивки закатаны, только до колен.
  Я опускаю стул, сажусь на него. Закуриваю. Прихожу в себя, кажется улыбаюсь, может быть, даже смеюсь…
  Смеялись долго, приступами. Начнут успокаиваться, но кто-то посмотрит на меня и по новой: - Ха-ха-ха…
  Как у него получилось быть таким маленьким? Это он полу-присядя бегал?.. В целом - неплохо, убедительно.
  - Антон, - говорю, - ну ладно они, но ты – серьезный человек… Как ты мог согласиться… как они тебя втравили?..
  Капитан встал, я помог подняться: - Все, надо пойти помыться, - сказал он. - Час хожу, все лицо в помаде. Но ничего… За это Игорь возвращает мне мою душу… Он обещал…
  - Ну вы даете… Простынь изорвали всю – не жалко?
  - Она старая, - сказала Саша. – Глебушка, сильно испугался? Прости – это все они. Я была против.
  - А вы видели: у меня был топор… Я ведь мог и…
  - Так и ждал же ж час, пока ты его бросишь, - сказал Антон. - А чего тебя купаться понесло? Думали, уже там тебя обрадовать, но слишком темно, ты не оценил бы костюма.
  Антон несколько раз повернулся вокруг своей оси: - Как тебе?
  Я обратился ко всем:
  - Подождите, так а в палатке, он был, когда я проверял?
  - Я рукой двигала, будто он дышит… Не представляешь Глеб, как мы хохотали… Только ты выключил фонарь, я в подушку лицом… думала, лопну от смеха. Бедненький… Мы тебе спать не давали… Это все Игорь...
  - Я так и понял. Я отыграюсь. Я вам такую страшилку расскажу…
  Игорь достал гитару, она совсем расстроенная, но для таких песен – как раз то, что надо.
  - Белый карлик, белый карлик – стоп сигнальные огни… если можешь догони…. – запел белорус.
  - Эта песня, всегда будит во мне аппетит, - говорит Саша. Вытащила из палатки пакеты: - Так – я бутерброды… Глеб – ты открываешь шпроты… Открывалка на столе… Антон… А где Антон?
  - Белый карлик, белый карлик – беззащитны шипы.
  Что с тобой сделал снег и морозы, лед витрин голубых…– задушевно голосит Игорь.
  Сергей взял топор, разрубил несколько поленьев, бросил в огонь. Подпевает белорусу:
  - Карлики на снегу
  Белые с нежной кожей
  Ты им еще поможешь...
  Думал, Антон переоденется, но остался в том же одеянии, только кроссовки обул. Бородач умылся, но обмотал лицо простыней, опять измазался в помаде.
  - Снял бы уже, - говорю ему. – Горб хотя бы вытащи.
  - С ним теплее.
  - Смотри, привыкнешь.
 
  Антон принес водку. Разлил по стаканчикам:
  - Сергей, ты?..
  - Я не буду.
  - Окей. Будем! – Никого не дожидаясь капитан залпом опрокинул полный стакан, взял пальцами из банки шпротину, закусил. Не успел отдышаться, опять себе налил.
  - Говорите тост.
  - Куда-то спешишь? – спрашиваю.
  - Перенервничал немного… Я за деревом прятался, а ты возле остановился… там, на тропинке. Смотрю, а у тебя топор. Думаю, увидит, рубанет еще со страха…
  - Запросто кстати… Веселые вы ребята…
  Антон выпил.
  - Чего уставились? – спрашивает.
  - Закуси.
  - А, да…
  Он взял всю банку. Проглотил пять рыбин, почти не пережевывая; глазки заблестели, захлопал в ладоши, крикнул: - Ээх! - Спрыгнул со стула, пошел танцевать вокруг костра. Что-то непонятное: то в присядку, то в припрыжку, но заразительно. Смотрю – и Сергей руками машет, будто мошек ловит, и Игорь кренделя ногами выделывает, но и на гитаре успевает бренчать:
  - … не отпускай.
  Мое сердце у тебя в руках.
  Ты один меня согрел.
  Карлик мой любимый – ка-эм-эл!
  С песнями у него, это хорошо получается, только страшно за него. Как можно засорять мозг, такой… Он ведь их все наизусть знает.
  И Саша не удержалась, тоже в пляс пустилась. Не видел еще как она танцует, встал рядом, попробовал ритм словить. На счет ритма – это я, конечно, погорячился, - у нас тут, кто во что горазд. Я назову этот стиль – пластическая анархия, или – атипичный чреслокрут, или…
  Саша махнула мне, чтобы подошел ближе:
  - У тебя хорошо получается! Ты бальными танцами не занимался?
  - «Погребальными», - говорю.
  - Возьми меня за талию… Вот так, да… только не медленно, а быстро…
  - Нет, Сашенька, я так не могу…
  - А как ты можешь?
  Отошел лунной походкой, пытаясь эмитировать движения Майкла Джексона. Никогда раньше не пробовал, оказывается, отлично получается:
  - Ну как? – спрашиваю.
  - Честно?.. Ну, думаю, он сейчас и так не сможет.
  - Он, вообще-то умер.
  - Я знаю, - говорит девушка. - Я это и имела в виду.
  Опять подошел к ней, танцуя брейк, как человек который никогда не видел как это делают, но всегда чувствовал, что может, даже лучше.
  - То есть, тебе не понравилось? – спрашиваю.
  - У Джуда Сена это выглядело грациозней.
  - Это был Джексон! Ты что, не узнала лунную походку?
  - Ааа… теперь узнала…
  - А Джуда Сен, вообще никогда не танцевал. Пел, причем тихо, только голову по телевизору показывали, и то не полностью…
  - Не расстраивайся Глебушка, зато, ты хорошо делаешь другое…
  - Что например?
  - Например – целуешься!
  - Да… может быть… или… - промямлил, что-то самому непонятное.
  Сергей танцевал рядом, слышал наш разговор с Сашей. Я посмотрел ему в глаза; он улыбнулся, подмигнул, будто ничего нового для себя не узнал. Я улыбнулся в ответ, но танцевать перехотелось. Вернулся к нашему импровизированному столику, присел на стул. Кажется, спина вспотела, быстро, за несколько секунд.
  Зачем она это сказала? И Сергей?.. Фуф!.. Все правильно… Волейбол… Она поцеловала при всех. Вот о каком поцелуе речь.
  Отпустило, как камень с плеч. Налил себе водки.
  В конце-концов, чего я так испугался? Разговор с Сергеем – вопрос времени. Вот только, пока, совсем не знаю, что скажу. Надо только подумать. Неплохо было бы не пить хотя бы сутки: надо собраться с мыслями. Как я ему скажу?..
  Подошел Сергей:
  - Пить хочется, где у нас вода? – Взял мой стакан. - Вот она, водичка.
  - Там водка, - говорю.
  Сергей подмигнул: - По запаху – вода.
  Поднес стакан к моему носу. Я понюхал, и громко:
  - Да, точно. Вода.
  Сергей выпил, даже не поморщился.
  - Чего заскучал, друг?
  - Да так. Как говорит Антон – мысли. Серега ответь мне, только… искренне...
  - Черт… Знаешь, ждал этого вопроса… боялся его… Ну в общем… Блин… Ну... Очень редко… В первый раз, в двенадцать лет… В последний и не вспомню даже… Давно… Еще в школе, наверное… Бывают мысли конечно, но...
  - Я не про игровую приставку.
  - Так, интересно… а про что?
  Подошли остальные, расселись. Игорь положил гитару, взял бутерброд. Антон разлил водку:
  - Сергей, точно не будешь?
  - Антон! Травитесь этой фигней сами… И больше, меня, пожалуйста, не спрашивай.
  Белорус посмотрел на Антона: - Как ты можешь пить эту заразу?! Она разрушает твой мозг. Хочешь, прочитаю лекцию о пагубности спиртуоза?
  - Обязательно, - ответил Антон, - только завтра… С утреца похмелимся, и режь правду-матку!..
  - Вечером ты ее любишь, утром ненавидишь. Водка – «воздыхаятельный» нагнетатель, детерминант изнеженного характера .
  - Мне, больше нравится как сказал Лагутенко, - говорю, - «Водка – это трудная вода».
  Игорь налил себе персикового сока, поморщился: - Не понимаю, почему вы не пьете персиковый сок? –  выпил, занюхал рукавом и добавил, сквозь зубы: - В нем ведь столько витаминов!..
  Саша подняла свой стаканчик: - Ну что ребята… Давайте, выпьем за вас!
  - Нет Сашенька, сначала за тебя! – сказал Антон.
  - Потом за меня…
  Бородач расстроено развел руками.
  - Мне, правда, с вами очень хорошо! – сказала она. - Вы очень хорошие, добрые и веселые люди… Я очень рада что с вами познакомилась. Жалко, что раньше вас не знала… Но теперь, думаю, мы будем видеться часто, правда?!
  - Конечно!
  - Каждый год
  - Раз в месяц!
  - В неделю.
  - Каждый день!
  - И ежечасно будем созваниваться! – говорю.
  Выпили. Интересно, я еще когда-нибудь их увижу? Пригляделся к их лицам: кажется, знал их всю жизнь. Нет никакого прошлого, мы всегда сидели возле этого костра, что-то пили, говорили глупые, но не злые тосты, улыбались друг-другу.
  - А теперь я вам спою! – сказала Саша. – Хотите? Или вместе, давайте…
  - Спой ты, - сказал Сергей. - Игорь подыграй Сашеньке.
  - С удовольствием. - Игорь взял гитару, провел большим пальцем по струнам.
  - А, можно, я Сама?
  - Ты сможешь?.. С ногтями? – спросил белорус.
  - Я струны, как раз ногтями и прижимаю, так звук чище.
  - Ты умеешь играть?
  - Могу дать пару уроков. Я преподаю в музыкальной школе.
  Мы засмеялись, Саша, только улыбнулась. Игорь подал ей гитару:
  - Сашенька, только очень аккуратно… Показать как бой делается? Смотри, большой палец идет вниз, потом указательным…
  - Я знаю, - отрезала она. – Я же видела, как ты играешь.
  Саша держала гитару как-то необычно, будто это тромбон: гриф возле плеча, барабан уперся в ноги; указательным пальцем прижала все струны, сильно ударила по ним всей кистью. Звук получился неприятный, резкий. Игорь скривился.
  - Ну как? – спросила она. – Ведь уже неплохо, скажите?!
  Игорь приподнял кулак с оттопыренным большим пальцем, натянуто улыбнулся: - Супер!
  Она посмотрела на меня:
  - Глеб?
  - Мне очень понравилось! – говорю. - Это все?
  - Погоди.
  Предостерег ее:
  - Сашенька, не боишься испортить первое впечатление? Все уже поняли: ты играешь на гитаре не хуже чем в шахматы.
  Белорус бросил на меня взгляд отчаяния и боли, уронил его под стул, похоронил на песке, где-то между окурком и левой ногой Антона.
  Саша ударила по струнам еще раз; Игорь закрыл глаза.
  - Игорь, - говорю ему, – нельзя так привязываться к вещам.
  Девушка покрутила анкеры на грифе, подергала струны: - Она у тебя расстроенная совсем.
  Белорус с подозрением наблюдал за ее действиями: - Где ты видела, чтобы так настраивали?
  - Это мой способ. Не переживай ты так за своего динозавра. Все равно на свалку пора, обшарпанный весь…
  - Она не…
  Саша ударила еще раз и мы замерли. Звук получился металлический, звонкий. Случайность?
  Девушка вскользь посмотрела на нас, ухмыльнулась, вдруг прижала к себе инструмент, и…


  … бегали по струнам, цепляли их кончиками ногтей, порхали над ними как крылья стрекозы. Звуки чистые, насыщенные, яркие.
  Смотрел и не верил глазам, ушам тем более. Играла что-то из классики, что-то красивое, необыкновенно-мелодичное.  Как она это?!. Переходы, темп а главное – ощущение, что играет не одна гитара а несколько, будто две мелодии вплетены одна в другую, то разбегаются, то текут параллельно, опять сходятся, и снова…
  Играла несколько минут, я не мог оторвать от нее глаз. Никто не мог.
  Чуть сбавила темп, наверное пальцы устали; Саша, еле отодвинула от себя гитару, посмотрела на меня, но не только; взгляд задерживался на каждом, подолгу.
  Стиль изменился, стал проще, звуки мягче, будто поменяли инструмент, и я услышал знакомые нотки. Эту мелодию я знаю.
  «На дальней станции сойду, - запела девушка. - Трава по по-о-ояс. Зайду в траву, как в море босяком…»
  Почему она не пела раньше? Очень красивый голос: густой, даже чуть грубоватый, немножко мальчиковый, озорной…
  Сидели зачарованные, не шевелились, слушали.
  Закончила эту песню, сразу начала другую, грустную, раньше не слышал, что-то про гимназисток – проституток. Не вникал в слова, они не нужны; я слушал как блестят ее глаза, слушал ямочки на щеках, слушал как легкий ветер гладит черные вьющиеся волосы.
  А ведь я наверное влюбился. Думал, после Маши никого не смогу полюбить, а оказывается… Как этого боялся, уговаривал себя: Это легкий флирт, игра. Все быстро исчезнет, легко забудется… А теперь?.. Если бы она не давала повод, думать, что между нами что-то есть, не давала бы надежду, не смотрела бы так… может, ничего бы этого и не было? Или было бы? Может, от судьбы не спрятаться, и как ни крути?.. Нет… Нет… Зачем это делаю? Зачем простое объясняю сложным и путанным? Конечно влюбился бы! Не при чем тут судьба… Просто, таких женщин нельзя ни любить. Если проще, - то у нее правильные черты лица и фигура в моем вкусе… Если еще проще, - даже, не только в моем, а вообще… фигура женщины готовой выносить «полноценного гражданина»… Если, совсем просто, - то в кого здесь, еще, можно влюбиться? – одна на сто верст вокруг: и в статую влюбишься.
  Мда… Что-то я слишком упростил. Все не так. Еще не видел ее, и уже знал, что люблю. И фигура не при чем, и лицо и голос, все не при чем… Пусть станет толстой и некрасивой, пусть… Так, даже лучше! Чтобы они не смотрели на нее так… Один я буду знать, какая она на самом деле, и никому не отдам… Моя родная душа. Как говорит Тая: «Моя половинка».
  Антон дернул меня за плечо, тихо спросил: - Будешь?
  - Да. Налей полный.
  - Полный?.. Как скажешь…
  А потом она выйдет замуж за Сергея. Будни, быт. Появятся дети, седина, скандалы, измены.
  Иногда – раз в месяц, или в пол года, на какой-нибудь пошленький праздник, к ним в гости приходит несчастный одиночка со взглядом побитой собаки. Приходит на правах друга, хотя прав этих у него давно нет. Делает вид, что увлечен беседой с кем-то из приглашенных, а на самом деле просто ждет. Ждет, когда она выйдет из кухни, чтобы унести грязные тарелки, принести очередное блюдо, или…
  Она не любит встречаться с ним взглядом, давно ничего не чувствует к этому человеку, ничего, кроме жалости и презрения. Он это знает, но приходит; он не может ни приходить. Старается не обременять ее своим присутствием: тайно, украдкой любуется ее глазами, улыбкой, смехом, но скоро и это кончится. Люди догадываются, смеются с него, даже друг, наверное, знает, но пока молчит. Может, жалеет, а может...
  Гости расходятся, и он (тот несчастный) просит ее, что-нибудь спеть. Она берет в руки гитару, и он не может слушать. Идет курить на лоджию или на лестницу, или снимает с вешалки куртку и бежит на улицу - туда где никто не увидит его слез, стыда и горя.
  Саша пела песню про еврейского портного:
  «Было время, были силы, да уже не то
  Годы волосы скосили, вытерли мое пальто…»
  Я почувствовал, как из глаз потекли слезы, опустил голову вытер ладонью. Мне не стыдно – Игорь вон, тоже плачет, да и Сергей носом хлюпает.

  Рассветало, собрались ложиться. На какое-то время мы с Сергеем остались одни. Он хотел встать, но я остановил:
  - Присядь… Я хочу спросить…
  Может, покажусь не искренним, но в этот момент, и о нем думаю тоже, может, даже больше, чем о себе. Понимаю, если и не я, то, кто-то другой. Она не будет верной женой. Он к этому готов? Он это переживет?
  - Скажи друг, ты точно решил жениться?
  - Конечно.
  - Ты без нее уже не сможешь?..
  - Мне было бы плохо.
  - А если она не умеет готовить? 
  - Разведусь, да и все.
  Сергей засмеялся, сел на соседний стул, что ближе ко мне.
  - А измену простишь? – спрашиваю.
  - Себе или ей?
  - Будь серьезней.
  - Где?
  - Ну ответь.
  - Каким?
  - Когда люди любят, то прощают все, даже измены. Ты тоже так считаешь?
  - Кто ж такие вопросы ночью задает?.. Ладно… Трудно сказать. Я бы задумался. Ну а ты? Сам-то ведь не такой. Ты Машку простил?
  - Я другое дело. – говорю. - Я не о том хотел вообще… Может ты подождешь с этим, - а? Подождать… Может это не то?.. Мне, кажется, ты ее совсем не знаешь. А вдруг измена... и что тогда? В петлю полезешь?
  - Ну зачем у тебя все так грустно? Убью вместе с любовником. А потом, найду другую…
  - Убьешь?
  - А что, смотреть на них.
  - Еще водки? - спрашиваю.
  - Давай.
  Налил.
  - Хороших снов, - говорю.
  - Спокойной ночи!

                22

  Когда я встал, все еще спали. Все кто ложились. Игорь всю ночь играл на гитаре, но не пел: так, что-то подвывал. Я узнавал некоторые мотивы. Наверное он запомнил аккорды, или умеет их подбирать, но я услышал много из того, что играла Саша.
  Я просыпался несколько раз, выходил курить. Казалось, белорус меня стесняется, всегда начинал играть что-то другое.
  - Зачем? Играй то… У тебя хорошо получается.
  - Очень плохо…
  - Сыграй портного…
  - Я сыграю «Doors»,  про девушку, которая живет на улице любви. Хочешь?
  - Валяй…
  Ревнует ко мне ее музыку? Может и он, тоже?..

  Встал я рано – Игоря не было. Обеспокоился сначала, но напрасно. Потом заметил: спиннинга одного, тоже нет, и чемоданчика с блеснами. «Ну, что ж – удачи. Может сегодня, наконец, настоящей ухи отведаем?» Подумал об ухе, аж слюну сглотнул.
  На столе - Сашина косметика, рядом зеркальце. Посмотрелся, провел ладонью по щетине. Надо привести себя в порядок.
  Залез в палатку, нашел свою сумку, взял шампунь, мочалку, бритву, в общем решил основательно собой заняться.
  Через пол часа - я в полном порядке. Специально, поставил воду на медленный огонь. Потихоньку из палатки стали выползать сморщенные люди; на пороге их встречал элегантный и красивый я, в черных матовых  туфлях, черных брюках, голубой рубашке и черном галстуке (галстук Игоря), с чашечкой ароматного кофе на пластиковом блюдце.
  Первый - Антон:
  - Кофе – отлично! Я конечно ждал, что ты в постель подашь… Ой, а что у тебя с лицом?
  - Просто выспался.
  - Ты спал на нождачке, возле включенной бензопилы?
  - Это вместо спасибо?
  Бородач забрал кофе: - Береги себя.
  Саша:
  - Доброе утро…
  - Еще бы, - говорю. - Как спалось?
  - Ой, какой красивый!.. - Забрала у меня чашку.
  - Ну… - говорю я, стеснительно.
  - Какой красивый кофе!
  - А я?
  - Разговариваю с тобой, только из-за кофе… Мы были такими классными, дикими, от всех одинаково плохо пахло, а теперь? Пропал отдых, пойду мыть голову и брить подмышки... Эх ты…
  - А Антону можно?
  - У Антона физиология…
  - Ааа!..
  Сергей от кофе вообще отказался. Первый вопрос: - А где зануда? Всю ночь… Устроил: «чистили-тили-траливалище»! «Ржаворонок», блин!
  - Наоборот – сова. Он на рыбалке.
  - Ааа… Так и знал… Щщщука! Что это – кофе? С ума сошел! С утра маковой соломки во рту не было, а ты… Этот еще – рыбак… Все равно ж ничего не поймает…
  - Чего ж ты хочешь, родной?
  - Пивка голубчик! Пивка мне! И себе и всем, всем пива, за мой счет! Одно большое, пивное счастье для всех! И пусть никто не уйдет обиженным!
  - Ладно, как скажете, Вам в бокале или?.. Может, тогда водки?
  - И ее тоже…
  Вытащил из палатки пак с пивом, полез обратно за водкой:
  - Однако вы, - говорю, - прямо с утра…
  - Я в отпуске или где? И шевелись быстрее, сами себя задерживаете…
  - Не Серега, я не буду.
  - Ха-ха-ха!.. Отличная шутка! Давай еще…
  - Не, правда, я решил… все!
  - Ааа!.. Еще! Говори еще!.. Ха-ха-ха... Ой потешный… ой умора!..
  - Ладно, перестань.
  Поставил на стол пиво, налил в стаканы Антону и Сергею водку.
  - И себе налей, - говорит.
  - Не хочу.
  - Просто налей…
  - Налью, но пить не буду. – Налил. – Пить не буду. Буду закалять волю!
  - Нечего закалять… Не смешил бы людей! Бери стакан…
  - У меня есть воля!
  - Нет!
  - Если я сказал!..
  - Слабак. Все равно же выпьешь.
  Сергей поднял стаканчик:
  - Давай Антон, и ты слабак, давай – за новый день! – Они выпили.
  Сергей заел огурцом, удивленно посмотрел на меня:
  - Ну ладно, - говорю, - одну выпью, но больше не наливаю!
  - Заметано.
  Выпил, тоже закусил огурцом.
  - Разливай еще, - говорит Сергей.
  - Вам налью, себе не буду.
  - Точно решил?!
  - Железобетонно!
  - Ах так?!
  - Хорошо, налью, но пить не буду. – Налил.
  - За то, чтоб все нормально! – говорит Сергей.
  - Точно! – подметил Антон. Опустошил стаканчик вслед за Сергеем. Запил кофеем.
  - А ты чего ждешь?! – Сергей посмотрел строго.
  - Выпью, но третью наливать не буду! У меня, тоже принципы!
  Сергей обратился к Антону:
  - Учись - молодой! Вот, человек – кремень! - Сжал кулак. - Сказал: «Не буду» - и все! Как отрезал!..
  Я выпил вторую: - Ничего, - говорю. - Научится еще! Принципиальность, она с годами приходит, с опытом…
  - Еще по одной, и…
  - Я вам налью… Я все… - говорю.
  - Так не делается Глеб… Обсудить надо… Обмозговать… Сядем за «стол перегаров», и…
  - Игорь идет.
  Сергей отодвинул стакан с водкой, взял свой кофе:
  - Я говорю: не буду я пить, блин! Отстаньте от меня! Глеб – хочешь с утра пьянствовать – пожалуйста! Не надо только других заставлять! - Отпил из чашки: - Кофе кстати, мог бы быть и лучше, - говорит.
  - Поможет мне кто-нибудь или нет?! – крикнул Игорь.
  Все повернулись: - Ух-ты!! – в один голос.
  В одной руке нес снасти, а в другой у него огромная щука; хвост рыбы волочился по земле.
  Саша и я пошли к белорусу. Забирая у него щуку: - Здоровенная какая, - говорю. - Смотри Сашенька.
  - Вот это карасик! Дай подержать…
  - Осторожно, тяжелая.
  - Сашенька за жабры не бери, порежешься… - сказал Игорь, пошел в лагерь.
  Мы за ним.
  Сергей:
  - Вот он, наш рыбачек идет… Один я, в тебя верил – друг! Говорю: «Этот, без рыбы, еще никогда не приходил!»
  - Приветствую! – поздоровался белорус.
  - А зачем ты ее почистил? – спросила Саша.
  - Сашенька, я всегда на берегу чищу, чтоб потом не пачкаться…
  - Сколько же она весит?
  - Пятнадцать-шестнадцать, - ответил Игорь.
  - Ого!
  - Вот, чего трындеть? - возмутился Сергей. – Два семьсот, тире - три кило, не больше. Можем взвесить…
  - Конечно, я ее выпотрошил…
  - Она у тебя гантелями питалась?

  Через час у нас уже была уха. Позвали Анатолия Павловича. Опять пришлось пить. Правда, не много, я ограничился тремя порциями. Лимит исчерпан. Это уже те, которые планировал выпить в следующем году.
  Потом, пошли смотреть на идолов. Многое из того, что по дороге рассказывал Анатолий, я уже слышал, от него же. И про то, как опускалась вода, и поселенцы периодически переезжали вниз, чтобы быть к ней ближе,  и про то, как местные стали использовать металлические орудия труда, и про горшки из глины, и про медь, и про землетрясение…
  Минут через пятнадцать пришли к поляне. «Долина идолов» - кое что я  читал про это место в Интернете, видел даже какие-то фотографии, так что, никаких особых иллюзий, радостных мыслей, как и обещанного Антоном мистического трепета, предстоящая экскурсия не пробуждала…
   Поляна, усеянная не очень большими( примерно метр в высоту) булыжниками. Они беспорядочно разбросаны по всей территории. Для таких как я - пояснительные таблички: утка, лягушка, матрона...
  Мое воображение взбунтовалось. С трудом узнавал в неотесанных камнях: зверей, земноводных и птиц. Анатолий сказал, что камни обработаны грубо, ведь у древних Саамов не было необходимых инструментов, но если приглядеться…. И я приглядывался, я подключил все отделы обоих полушарий, пожертвовал участками мозга регулирующими процесс дыхания и сердцебиения, нашел в себе несколько рудиментарных извилин, и они пошли в дело, но… Напрягся, сузил глаза, поджал пальцы на ногах, принюхался, вслушался – ничего. Я вычислил химический состав камня, просчитал массу, возраст, скорость на момент соприкосновения с землей при сбросе с пяти километровой высоты, спрогнозировал поведение каменной пыльцы погружаемой в жидкий азот, и хлорированную ртуть нулевой температуры; я даже незаметно пнул несколько идолов, но так и не смог идентифицировать биологической и половой принадлежности.
  Ходили гуськом за Анатолием от валуна к валуну, слушали каким из них молились утром, каким весной, каким с похмелья, а каким всегда и просто так, от древнего своего невежества.
  Антон не в первый раз на экскурсии, он от всего этого в восторге. Комментарии Анатолия разбавлял дополнениями и личными наблюдениями. Бородач действовал из лучших побуждений, хотел помочь нашему гиду, чтобы рассказ получился насыщеннее, интересней; настолько увлекся, что не замечал, как меняется выражение лица Журавлева, от каждой его (Антона) реплики.
  Анатолий, мне кажется, добродушный человек, не думал, что вообще может злится. Но, таки да! Назову это эпизод: «забавное недоразумение». Антон похож на ученика, который хорошо выучил урок; он очень хочет, чтобы учитель похвалил, выделил перед всем классом, только ради этого старается, поддакивает, уточняет… Анатолий же, видит в бородаче конкурента, того, кто претендует на его место, кто хочет подловить на неточностях,  недосказанностях, хочет подмазаться к чужой славе, отобрать последнее… На этом, эпизод «забавное недоразумение» заканчивается.
  Через пол часа признался себе, что скучно. Думал, не только мне, но ошибся. Сергей фотографировал. Журавлев рассказывал. Антон дополнял. Саша не могла заскучать, ей надо было кивать: этого требовал приставучий Антон. А белорус - вот кому я завидовал. Игорь, правильно повел себя с самого начала. Откололся от группы еще на подходе к поляне, и пошел собирать бруснику, что растет густыми островками между камнями, а особенно на окраине, возле елей. Я бы тоже ушел, но теперь это выглядело бы не вежливо: в меня ведь уже вложено столько знаний, и до диплома осталось совсем не долго – я надеюсь!
  В жизнеописании древних, Анатолий не упустил и вопрос взаимоотношения полов. Все взаимоотношения происходили прямо здесь, на поляне. К такому выводу пришли после удивительной находки. Возле одного из идолов откопали девять продолговатых отполированных камней, как смело заметил кто-то из членов археологической группы – фалообразной формы. К слову сказать, форма у них не фалообразная, впрочем… А у вилки – форма, тоже ведь напоминает… А ложка?! А скалка?! А бутылка?! А ножки от стульев?!( Аж четыре – заметьте) А кухонный стол?! Страшно, что о нас подумают потомки?..
  А когда нашли булыжник, под названием «Матрона» тут уж заткнулись самые отчаянные скептики. Видимо, все тот же наблюдательный парень подметил, как похожа часть камня на женский зад, а небольшое углубление сверху не оставляет уже никаких сомнений: здесь, на этом самом месте и свершалось таинство превращения. Прилюдно, в свете костров шаман лишал девственности будущих жен охотников и рыболовов. Присутствовала вся деревня. Явка, строго – обязательно. И тут начиналась оргия. В этот день, каждый мог делать это с кем хочет. И вся поляна наполнялась стонами и…
  Весь этот процесс, Анатолий запечатлел в длинном страстном стихотворении. Наверное, трудно жить здесь пол года без женщины, и не такое «нашаманишь». Я бы одним днем не ограничился. У меня бы сюда их свозили ежечасно, со всей области, и не обязательно только девственниц, чего уж там, люди мы простые – не нэпманы!
  Экскурсия закончилась; мы поблагодарили Журавлева, позвали Игоря и пошли в лагерь. Но по дороге передумали идти к себе, миновали палатки, направились в «Пегрему» - заброшенную деревню. Анатолий с нами не пошел: попрощались на тропе, обещал прийти на ужин. Белорус заскочил в лагерь, взял спиннинг и несколько блесен, догнал нас.
  - Ну что? Какое будет мнение? – первое, что спросил Сергей, когда Анатолий скрылся за деревьями. – Резюмируйте.
  - Игорь вел себя очень некрасиво, - упрекнула Саша. - Так нельзя, человек рассказывает, а он ушел…
  - Да, - говорю. – Думает, ему одному хотелось уйти…
  Белорус виновато пожал плечами: - Если бы я хохотал при нем, было бы лучше?
  - А с кого смеяться, с древних людей, с их быта?.. – вомутилась Саша.
  - Нет, современники и их фантазии куда смешнее…
  - Что, по-твоему, фантазия? С чем, из того, что рассказывал Журавлев, ты не согласен?
  - Я потом, в письменном виде…
  - Ну все-таки, - настаивала Саша.
  - Нет, Антон обидится. Этот оруженосец, Санчо Панса мировой археологии…
  - Чего ты обзываешься? – сказал Антон.
  - Вот видишь, уже обиделся! Солдата, назвали генералом, и он обиделся.
  - Знаешь, на что обижаюсь? На то, что привез вас сюда, хотел, ну хоть немного приобщить к древней культуре, рассказать о прошлом… да развлечь просто хотел, блин, а ты даже не подошел посмотреть…
  Игорь обнял Антона за шею, слегка притянул к себе: - На, что посмотреть Антоха?
  - На лягушку, блин!.. Пусти…
  Игорь потрепал капитана за плечо: - Любишь лягушек? У вас в Питере отличный зоопарк, там такой террариум… Хочешь, вернемся и…
  - При чем тут? Ее высекли люди четыре тысячи лет назад…
  - Кого высекли и за что?
  - Идолов.
  - Идолов значит, - сказал Игорь. Значит так, - первое: я очень рад, что посетил долину идолов – спасибо тебе Антон! Во первых, потому что налопался спелой брусники, а во вторых – черника тоже встречалась. Теперь, относительно поляны в частности и археологии в целом: из сорока булыжников – два оказались на что-то там похожи… Я бы, конечно, постеснялся раздувать из этого… ладно, оставим на совесть… Я не буду говорить про шаманов и прочих тараканов, тут понятно, я не понял другого… Почему - долина? Если здесь кругом эти булыжники, только не раскопанные, вон смотри…
  Игорь сошел с тропинки, пнул большой, на половину закрытый мхом камень.
  - Еще один идол! Давай на поляну оттащим!.. Вот… Теперь – археология. Археология – она ведь не для всех. Чтобы этим заниматься, надо быть фанатиком. Ладно, еще раскапывать Помпею, Трою, или какие-нибудь Мохенджо Даро и Харраппа, но здесь, Антоха!.. Найти ничего не могут: начинают придумывать. Быт отсталых народов – это неинтересно. У них ничего не меняется тысячелетиями. Что древние саамы, что современные бушмены –  нет отличий: приметив, грязь, дичь… В Африке и сегодня людей жрут, аборигены Австралии спят со своими детьми - интересно? Купи билет, слетай, полюбуйся, и не надо в земле копаться. За день узнаешь больше, чем за жизнь.
  Правда в том, что, я сейчас на самом деле, конечно, прикопался к этим несчастным псевдо идолам. Будь они настоящими, окажись все истории Журавлева правдой, я все равно ел бы бруснику. Мне просто, неинтересно слушать, про то, как жили какие-то древние оборванцы.
  - Вот с этого бы и начал, - сказал Антон. – Ты просто не любишь археологию.
  - Не люблю, - согласился Игорь. - Ладно, со мной все понятно, а вы сами- то, что думаете? Мне вот показалось, что Глеб тоже…
  - Не-то чтобы… - говорю. - Не сработали, некоторые блоки: информация проникла слишком глубоко, пошло отторжение внутренних органов, впрочем, к черту селезенку и печень, ведь я посетил великую долину!
  - Не понял, Глеб? – спросил Антон. – Какое впечатление? Понравилось?
  - В общем или в целом?
  - А мне понравилось, - сказала Саша. - Журавлев молодец. Думала, будем одни, а тут, оказывается, живет такой интересный человек.
  - При чем тут Журавлев? – возмутился  Сергей. – Тебе долина понравилась? Атмосфера сопричастности с… Каменные идолы – холодные пальцы прошлого… Тысячелетия замерли под прицелом беглого взгляда… Четыре тысячи лет сошлись в одном часе, ушли в грядущее, оставив тебя позади! А?
  - Да, как-то так. И лягушка очень похожа, зря Игорь говорит...

  За пол часа дошли до деревни, могли быстрее, но мы не торопились. Дом на окраине – единственный жилой. В нем живут рыбаки. С того раза, больше их не видел. Они ставят сети в противоположной стороне от нашего лагеря.
  Навстречу выскочила кудрявая нервная болонка, остановилась метров за пять, принялась неистово лаять. Проходили мимо, она не успокаивалась, наворачивала круги, выбирая самого слабого.
  - Серега, прикрой горло, - говорю, - не дразни ее. Артерию перекусит и все…
  Саша остановилась, разглядывала собачку: - Цыпа-цыпа-цыпа… Где-то я тебя видела?
  - Сашенька не отставай, съест. Мало, что ли похожих собак. – говорю.
  - Недавно совсем, а где не помню, блин…
  - Пошли, - позвал Сергей. - Я вас возле церкви сфотографирую.
  Саша подозрительно:
  - Сергей а ты эту собачку видел?  Тебе не кажется…
  Он посмотрел на меня, на девушку.
  - У ребят с баяном была похожая, но это не она, - говорит. – Та, сука была, а эта… Пошли…
  - Глазастый, - сказала Саша. – Глеб, ты любишь животных?
  - Да, в детстве у меня даже была черепаха.
  - И что с ней стало?
  - Застрелили.
  - Как?
  - Она заболела чем-то и стала худеть.
  - Черепаха?
  - Да. А что?
  - Да, ничего, и что дальше?
  - Щеки впали, хвост потрескался, одни ребра торчат; кожа да кости – одним словом. Не черепаха а… перед соседями стыдно! Врач посоветовал  выгуливать.
  - Черепаху?
  - Ну… Поводок купил, ошейник, как полагается… Зима была, я поскользнулся, она вырвалась и на кошку соседскую набросилась.
  - Ааа Понятно.
  - Еле оттащили. Перестал выгуливать, она совсем скисла; забьется под диван, когда-никогда чирикнет или пискнет, а так вообще – немая, ну, похрапывала еще разве что. На балкон ее переселил, на воздух, а она в спячку впала. Паяльной лампой разогрею, покормлю и на бочек. Дело к весне, у черепахи гон. Я ее вывести боюсь, а ей не сидится. Стала кусаться, под конец, сбила с ног, вырвалась на улицу, а там участковый; она на задние лапы и к нему лизаться, а он за пистолет.
  - А я думала у тебя правда была черепаха.
  - Хомяк у меня был, серый, как крыса, но добрый очень. На руках у меня засыпал.
  - Тоже застрелили?
  - Год назад маме отдал. До сих пор меня узнает. Прихожу – хвостиком виляет, копытцами цокает, улыбается…

  Сергей сфотографировал нас возле часовни. Внутри все то же: иконка, баночка для пожертвований, лестница на верх. Все, кроме меня полезли на крышу. Я снизу сделал несколько фотографий; оставил фотоаппарат на пеньке, пошел к озеру. Дно каменистое, вода чистая-чистая. На берегу несколько деревянных лодок. Облокотился о высокий борт, закурил. Что-то не-то с настроением, что-то скребет, где-то скрипит, протекает. И дело не в заброшенной деревне, не в этой атмосфере покинутости, старости. Наоборот, перекошенные дома с обвалившимися крышами, прогнившими оконными рамами, дырявыми стенами, вызывают как ни странно положительные ассоциации. Детство: казаки-разбойники, прятки, штабики…
  Саша переменилась ко мне. Вот и сейчас, думал оставит всех, и подойдет, а вместо этого, вышла из часовни, дождалась Антона, взяла под руку, и они пошли по дороге к дальним, почти завалившимся избам. Он что-то рассказывает и она опять смеется. В последнее время делает это постоянно, смеется со всех его плоских острот. Что там, из последнего?: «Одиссей вовсе не был находчив, просто воспользовался коньструктором». Как она смеялась: «Ну надо же – коньструктором! –ха-ха-ха…»
  А я? А как же я? Вот они, залезли на крышу, и я крикнул: «Эй вы! Мандражники высотники!» - смешно же? Игорь смеялся, Серега кстати тоже, а она чего?.. Даже не улыбнулась. А колючие тапочки, которые назвал «гистапочками», а «гангренки»… это же все очень, очень смешно! Нет?! Ну, тогда ладно...
 
  Услышал:
  - Глеб, дай сигарету, свои забыл…
  - Держи.
  - Не скучай. Наслаждайся воздухом, тишиной… Сядь в лодку, сфотографирую тебя.
  - Серега, не хочу… Куда тебе столько фотак?
  - Прислал бы тебе зимой… А оно, как нахлынет…
  - Грустно.
  Подошел Игорь.
  - Ну что мужчины, долго еще здесь планируете? Я вас не жду. Пойду в лагерь, вдоль берега. Заводь, там есть интересная…
  - О! Вот так, стой! – крикнул Сергей. – Сейчас я  тебя увековечу.
  - Только не «увеколечь»!
  - Стань левее…
  - Серега, в другой раз… Тут не тот ракурс, не та симметрия…
  - Как раз симметрия не нужна. Замри.
  - Ты занимаешься «антисеметризмом».
  Сергей нажал кнопку: - Все! Свободен.
  Белорус нацепил блесну, сделал несколько бросков и пошел вдоль берега.
  Сергей крикнул вслед: - Игорь, не задерживайся! Все голодные, ждать не будем!
  В ответ:
  - Разводите костер. Ужинать будем копченой щукой!
  Сергей посмотрел на меня: - Раз повезло, думает, теперь всегда будет ловить… Ну что, пошли домой?
  - Пошли. Остальных не ждем?
  - Догонят. Пойдем-пойдем, пива выпьем.
  Мы пошли быстрым шагом. Один раз я оглянулся: далеко, на том конце деревни, кажется, на бревне сидела Саша. Антон стоял напротив, сильно размахивал руками. Они видели, что мы ушли.
  - Как ты думаешь? – спрашиваю друга. – Сколько, человек может не спать?
  - Слышал, есть такие, которым хватает пол часа в сутки. Но, чтоб совсем… Правда, они вялые, реакция заторможенная… А этот… Ты же про Игоря? Не знаю откуда у него столько энергии.
  - Что с ним? Он всегда так спал?
  - Нет. Я расскажу… Я бы и раньше рассказал, тут ничего такого нет… Просто… близко это переживаю… Будто я виноват...  От тебя, у меня нет секретов, но… не обо всем легко рассказывать… Сейчас придем, выпьем…