Гурдд. Глава 5. Лес

Теперь они шли через Лес. Сначала в пути им попадались только одиноко стоящие деревья, дальше на север они объединялись в рощицы. Потом встал он – темный, могучий, бескрайний Лес. Через Лес идти было легко: никаких встречных людей, повозок, любопытных.
Рамали лучше волка и птицы ориентировался в лесу. Часто, останавливаясь, чтобы перевести дух, он прислушивался к странному чувству, направлявшему его, и шепотам Леса.
Дни летели вслед за ночами быстро, сливаясь в прошлом в единую ярко сияющую полосу. Но Рамали уже приноровился, вспоминая, их угадывать, различать, выделять наиболее важные мгновения его долгой, почти бесконечной жизни. На четырнадцатую ночь он устроился на поляне под открытым небом. Пес долго не появлялся. Он исчез еще утром. Рамали несколько раз окликнул его. Но собака не пришла на зов. Волшебник развел костер, затем долго смотрел, как разгорается пламя. Он достал из кармана горсть орешков - дар леса - чтобы утолить чувство голода: он долго шел и устал.
Неожиданный шум в кустах заставил Рамали насторожиться. В следующий миг на поляну выскочил Пес, запыхавшийся, весь взъерошенный, с телом убитого кролика в зубах. Зверь подошел к волшебнику и положил у его ног добычу. Обычно Рамали не ел мяса, но чувство слабости и глубокой усталости заставило его поступиться со своими принципами и поджарить мясо мертвого кролика. Съел он немного, потом лег спать и уснул до рассвета. Проснувшись, он обнаружил, что костер давно потух. Рамали озяб, холод прояснил мысли. Волшебнику вспомнился Данкон. «Как он там?» - спросил себя Рамали, впрочем, ему скорее очень недоставало своего теплого плаща, чем мириита.
Рамали снова отправился в путь. Шел он быстро, почти бежал, надеясь хоть немного согреться. Пес трусил несколько позади, но не отставал от волшебника. Животное старалось не обращать внимания на запахи, щекотавшие ему нос. Нет, он не боялся отстать или потерять из виду своего нового хозяина. Странное настроение проснулось в нем, когда он утром открыл глаза и посмотрел вокруг. Это было нечто невообразимое для собаки, что-то похожее на безразличие, но не оно.
Согревшись, Рамали замедлил шаг. Теперь он шел, глядя в Лес. Он смотрел в глаза травы и разговаривал с деревьями. Пес слушал волшебника и понимал язык деревьев. Они шли рядом, так что серый бок собаки порой соприкасался с ногой Рамали. Лес странным образом преображался. Новый аромат витал в воздухе, а солнечные лучи, коснувшись листвы, разбивались на радуги. Стали попадаться среди обычных, коричневых и черных, стволы синего цвета. И чем дальше шли Рамали и Пес, тем чаще встречались им на тропе синие сосны и лиственные деревья с голубыми кронами. Солнечный свет, проникая сюда, становился прозрачнее, воздух свежее, благоухание явственней.
Неожиданно деревья расступились, и путники вышли на широкую поляну, залитую бледно-голубым светом, который смешивался с солнечными лучами и прозрачностью воздуха. В центре поляны росло прекрасное дерево, с нежно голубыми и белыми цветами. Лепестки, размером с человеческую ладонь слабо светились. Это была она: тонкий и стройный ствол, ветви как руки. На листьях, словно самые яркие звезды неба, сверкали крупные капли – слезы.
Рамали поклонился дереву. Это была брааман. Такая же бессмертная, как и сам волшебник. Только старше… Эти деревья вечно цветут и никогда не дают плодов. Хотя, существует легенда о том, что все ивин-роша появились именно из плодов браамана, кроме драконов и Золотого Пса, пришедших в Миллилур из других миров, и сивент, рожденных Эстлоной.
- Здравствуй, - тихо сказал Рамали на заветном языке.
- Здравствуй, - услышал он в ответ, но это сказало не дерево: внизу у подножия серебряного ствола на бархатной и голубоватой траве сидел ясноглазый Эльф. Он слегка кивнул головой, и темные вьющиеся локоны рассыпались по узким плечам, обнажая острые кончики ушей существа.
По легенде, Создания, а именно так называли эльфов Бывшие Прежде, были некогда, очень давно, сотворены еще молодыми и бессмертными людьми. Но с тех далеких времен многое изменилось: люди стали умирать и убивать бессмертных, считая их воплощенными демонами, но эльфы остались бессмертны. Это было так давно, что даже самые древние из драконов забыли, как же все-таки было на самом деле. Эльфы же утверждают, что случилось все как раз таки наоборот: что это они, эльфы, создали людей, а не иначе. Говорят, брааманы могли бы разрешить этот извечный спор, ибо стары как звезды, однако они помалкивают об этом. «Но мы-то, Сивентары, знаем…» - улыбнулся про себя Рамали.
- Сивентар? – угадав мысли волшебника, удивился эльф. Вернее даже не угадав, а прочитав: Создания были одарены Провидением странной способностью читать чужие мысли.
- Да. Меня зовут Рамали, - представился волшебник. – А моего четвероногого друга Пес. Просто Пес…
- Видно, что не Золотой, - иронично заметил эльф.
- Ну что ж, а меня зовут Март. Я живу в этом лесу, – он неохотно встал с земли и подошел к волшебнику.
- Странно, - подумал вслух Рамали.
- Что? – не понял его эльф.
- Я так давно не видел Созданий.
- Мы эльфы, - обиделся Март.
- Неважно. Впрочем, пусть будет так, как говоришь ты, – согласился Рамали.
- Нас и вправду становится меньше и меньше. Но разве когда-нибудь нас было много? Легенды Миллилура редко говорят о нас, - печально сказал Март.
- Пожалуй, - не спорил волшебник, ведь это так и было.
- Что привело тебя сюда, сивентар Рамали?
- Долг. Я ищу дракона.
- Которого? Их много.
- Арктура Сириуса. Ты знаешь его?
- Слышал. Только слышал о нем, из легенд, конечно. Но думается мне, что ты идешь в правильном направлении. Если ты и дальше будешь двигаться на север, то через несколько дней лес кончится, почти у самой Сапрэль, или как называют ее люди - Сапфир. От леса до реки тебе шагать дня полтора, как видишь, совсем недалеко. А там, около месяца по времени у тебя займет путь против течения Сапрэль. Истоки реки берут начало на вершинах Алантисты. – закончил Эльф.
- Спасибо, - поблагодарил Рамали, потом, уже не глядя Эльфу в глаза, спросил, указав на волшебное дерево, - Я могу с ним поговорить?
- Не знаю, - пожал плечами Март. – Она спит уже давно.
- Я мог бы проникнуть в ее сны…
Рамали подошел к дереву и, коснувшись ладонью золотистой коры, говорил с ней, не двигая губами. Он рассказывал Брааману о том, куда держит путь и о том, как стал волшебником, о том, где побывал и что успел увидеть. Неслышно и долго говорил Рамали с деревом, осторожно посылая свои слова в сознание Браамана в облике снов и обрывков видений. Когда дерево проснется, оно, быть может, и не вспомнит эти сны. Поцеловав напоследок золотой ствол, Рамали вернулся к Эльфу.
- Ты проводишь меня? – вдруг спросил Рамали.
- Да, конечно, - ответил Март, - Если ты будешь молчалив.
Волшебник кивнул и, подозвав к ноге Пса, вместе с Эльфом отправился дальше на север.

* * *
Нют проснулась опустевшей. Солнце уже село, и по темной стене скользил хрупкий свет голубых сумерек. Девочка подставила ему ладонь, но свет, просочившись сквозь пальцы, пролился на пол. Нют, как была в легкой ночнушке, вышла подышать прохладным вечерним воздухом. «Сегодня особенно пахнет морем» - подумалось Нют. Она вышла на побережье и долго бродила там одна. Неожиданно из воды вышел дракон.
- Здравствуй, - тихо сказала девочка, но зверь не ответил ей.
Он лег на уже успевшем остыть песке, слегка наклонив голову на длинной белой шее. Его кожа, подобно чешуйкам зема, слабо мерцала в свете луны. Изящные ороговевшие зубья вдоль позвоночника дракона были слегка расслаблены, но с каждым вздохом они поднимались, словно шерсть у кошки.
Нют, не приближаясь к существу, села на песок, почти у самой воды, так, что каждая новая волна заливала ступни ее крошечных босых ног.
- Ты обещал разговаривать со мной, - с упреком прошептала девочка.
Дракон удивленно еще больше наклонил голову: свет луны уже не отражался в его глазах – они стали темней и глубже.
- Я не обещал этого, я сказал, что буду с тобой. Так и есть: моя душа в тебе, не так ли?
- Да, но…
Дракон отвернулся от Нют, и малышка почувствовала себя потерянной, словно раковина, выброшенная морем на песок. Некоторое время они не разговаривали. Прохладный, нежный ветер дул с океана. Мелкие отражения луны серебристой рябью искрились на темной, неровной поверхности воды. Море шумело, подпевая ветру: рокотало и шелестело, невыразимый звук, восхитительный голос. Или это ветер подпевал океану? Трудно было сказать. Воздух был солоноват и прозрачен. Мелкие, но яркие звезды многотысячной толпой собрались в глубоком черно-синем небе и водили там свои – звездные – хороводы. Возможно, мягкий свет ночи подействовал на дракона: он закрыл от удовольствия глаза и широко улыбнулся.
- Больше не мучай меня, - выкрикнула ему в лицо Нют. Детский голос ударился о гладкую серебристо-белую кожу и рассыпался на песке бусинками одиночества. Обескураженный словами ребенка, дракон переспросил:
- Разве я тебя мучаю?
- Да! Каждый миг. Ведь это ты сидишь во мне. Твои черные дыры – глаза – смотрят на мир моими глазами. Отдай мои глаза и уши и забери свои сны! – и Нют разрыдалась, захлебываясь своим горьким отчаянием. Дракона лишь на мгновение посетила тревога, сбежав тонкой струйкой мышечного колебания по лицу и сверкнув в темных глазах зверя (может слезой?), но тут же спокойствие вернулось к нему, и он тихо сказал, скорее морю, нежели девочке:
- Ни ты, ни я не виноваты в том, что происходит с нами. Знаешь ли ты, как бы я хотел быть просто драконом или какой-нибудь другой зверушкой. Неважно. Тебе ведь тоже хочется быть просто девочкой. Играть с другими детьми… - Гурдд замолчал, ласково и с невыносимой тоской заглянув ей в глаза.
- Давай поиграем! – неожиданно попросила Нют.
- Хорошо, только не прикасайся ко мне – это причиняет мне боль.
- Я не дотронусь, - пообещала девочка, вскакивая на ноги, и с разбегу бросилась в теплую воду.
Гурдд долго не решался войти в море. Наконец, медленно, осторожно дракон пошел, потом поплыл, красиво направляя свое движение длинным хвостом. Голова Гурдда возвышалась на изогнутой шее, слегка покачиваясь в такт движению, а длинные, тонкие, разорванные, словно одуванчиковые листья, уши то закручивались над головой в ореоле, то вытягивались позади, выдавая беспокойство дракона.
Нют, смеясь, плеснула в Гурдда водой. От неожиданности дракон не успел увернуться, или хотя бы зажмуриться, только вскрикнул. Звук получился пронзительный, плаксивый. Развернув крыло в форме ковша, Гурдд обрушил на девочку соленый водопад. Захлебываясь, чихая и продолжая хохотать, Нют пыталась отплескиваться от него. Но целыми ведрами вода так и летела ей на голову из под мощных крыльев дракона. Нют решила скрыться от дракона под водой и нырнула легкой амфибией, золотой рыбкой, подмигнув бледной и мокрой кожей диску луны. Играя, малышка случайно задела кончиками пальцев бок дракона и тут же отдернула руку. Гурдд ощутил это прикосновение словно укол ножа, но он лишь вздрогнул, слегка качнувшись, и не вышел из воды.

* * *
Рамали стоял на берегу Сапрэль и внимательно смотрел на движение ее вод.
Март остался в своем Лесу, и теперь волшебника сопровождал только Пес. Лохматый спутник стоял у правой ноги мага и тоже наблюдал за водой. Река мчалась вдоль берега мимо Рамали и Пса и, сливаясь в дали в ослепительно голубую ленту, исчезала за линией горизонта. Дальше путь Рамали лежал против течения Сапрэль, туда, где спали непробудным сном вершины, откуда с первобытным ревом и торжественным гулом водопадов мчалась эта прекрасная река. Однако дальнейший путь волшебника и собаки был не долгим для волшебника и не примечательным для пса, потому что животному удерживать в голове время было не под силу.