За Стеклом

                За Стеклом.
         (самостоятельный рассказ, выступающий в качестве отрывка из книги)
               

         Секундные вспышки гнева. Ненормативная лексика. Испорченное настроение. Нервное расстройство. Истерика. Паранойя. Психоз. Болезни нервной системы. Смерть. Примерно такая последовательность, да? Хотя, может быть все несколько по-другому. Вспышки гнева, раздражительность, внутренние переживания, необоснованные страхи, замкнутость, неуверенность в себе, одиночество, ненависть, к себе в первую очередь, эмоциональный срыв, безысходность, смерть. Да какая разница, сценарий всегда разный, исход один. Я об этом почему-то никогда не задумывался. Вот только сейчас, правда, поздно уже, как видите. С развитием цивилизаций, мы получали что-то новое. Каждая, мать ее, нация нам что-то оставляла в наследие. Венецианцы – зеркало, хотя об это еще ведутся споры, римляне и греки – политику, у них произошли первые зачатки всевозможных полисов идей о централизованной власти, правда, было ли их изобретение по-настоящему нужным, я в этом порой сомневаюсь. Почему? Мы не нуждаемся в государстве хотя бы уже потому, что целью власти любого государства является сама власть, в государстве нуждаются лишь некоторые, которые не способны к самоконтролю. Но, мой рассказ не об этом. Толерантность или терпимость, называйте ее, как  хотите. Голландцы, кажется, это были они.
         Пожалуй, это я до конца своих дней не смог освоить. Для меня вплоть до сегодняшнего момента оставались чужды и откровенно темны все ее принципы. Ах, да, совсем забыл, меня зовут За Стеклом. Ничего себе так для пятнадцатилетнего подростка, не так ли? Это мое ненастоящее имя, здесь, где мы с вами сейчас обитаем, каждый получил то имя, которое заслужил при жизни, а не то, которое ему подобрали гребанные родственечки. Настоящего же я не помню, никто не помнит, весело, правда? Так, о чем это я, мой рассказ, да, мой рассказ, он про меня, а что вы ожидали услышать? Сделаете ли вы выводы, не станете ли вы повторять мои ошибки? Да мне насрать, честно говоря. Это выбор каждого, не люблю навязывать свое мнение или свои советы. Да и к чему, все равно каждый сделает то, что считает нужным. Мне просто хочется поведать вам мою историю, может быть вы, мой единственный собеседник…
        Когда тебе пятнадцать, жизнь только начинается, но не для таких, как я, если такие существуют. Я же в своей жизни разочаровался еще с первого вздоха. Первый мой неосознанный крик как нельзя лучше олицетворял все мое неосознанное разочарование в жизни.
Потом же, со временем все стало только становиться хуже. Бывает так, что все вокруг происходящее, просто выводит тебя из себя. Оно будоражит всю твою сущность, каждую клеточку твоего тела, заставляя вскипать кровь в твоих жилах. Ты ненавидишь все настолько, что в твоем разуме мелькают секундные вспышки кровожадности, диктующие тебе желание лишить все и всех жизни.
Все мирские радости – для тебя ничто, прозрачная пыль, которую можно без угрызения совести смахнуть влажной тряпкой.         
         Все это кажется не сильно убедительным. Ну и что же, подростки, переходный трудный возраст, раздражительность. Ага, как же. Эмоциональные люди всегда все воспринимают уж слишком серьезно. Даже незначительные мелочи могут для них оказаться весьма трудной проблемой. Весь мой поток мелочей, которые меня раздражали, накапливался, подобно катящемуся снежному кому, он становился все больше и просто душил меня своей массой. Когда тебе пятнадцать, и ты находишь для себя кучу проблем, фобий, и прочей ненужной дряни, ты начинаешь меняться. В тот момент, когда ты понимаешь, что мир не вращается вокруг тебя, и что на нем есть полно гадости, отравляющей тебе жизнь, ты пытаешься уйти от всего, оградиться. Гораздо сложнее, когда ты совсем один, и тебе некому поделиться своими проблемами, когда ты понимаешь, что ты другой, и все те ублюдки, что учатся с тобой рядом – редкостные говнюки. Ты становишься изгоем. Не они выбросили тебя из своей малой группы, это ты выбросил их, не дал им возможности подойти к тебе слишком близко.
        Бывает очень часто, что тебе некуда уйти. Ты можешь бежать, сбивая ноги в кровь. Ты можешь убежать так далеко, что все то, что тебе так знакомо, останется позади, убежать так быстро, что примкнешь к земле в приступе удушья, жадными глотками хватая воздух. Но ты не убежишь так далеко, чтобы оставить позади все те проблемы, что терзают тебя, не побежишь достаточно быстро, чтобы отвлечься от сопутствующих тебе всюду мыслей.
        Тебе нужно убежище, тихая гавань, способная приютить твою растревоженную душу. Но, иногда, даже собственный дом становится для тебя нетерпимым. Не стоит вдаваться в подробности, вести банальные разговоры о сложности взаимодействия людей из разных поколений. Ведь это, опять же, не то, о чем я хотел вам рассказать. Иногда, твоим убежищем служат пыльные задворки твоего разума, темные, потайные уголки, способные приютить. Если ты не слишком туп, тебе не составит труда сконструировать свой собственный мир грез и сладких мечтаний, свою страну, где есть лишь ты, и все, что имеет смысл – это только ты. Весьма эгоистично, но о такой стране мечтал каждый. Быть может это именно то, что может раскрыть подлинный смысл свободы. Никаких ограничений, никаких препятствий, лишь ты и твои мечты. Свобода, свобода – это то, чем все так стараются завладеть, то, крупицы чего есть у каждого, то, что не подвластно в полной мере никому. Но в мире фантазий нет ничего невозможного.
         Все чаще ты уходишь в себя, ограждаясь от действительности. Запираешься в комнате, зашториваешь окна, одеваешь наушники и забываешься. Когда тебе пятнадцать, другого выхода ты найти не можешь. Часто, бывает, тебя посещают навязчивые идеи, всякие разные. Ты смотришь на лежащий перед тобой нож. Холодное острое лезвие. Странно, но такие мысли сами собой приходят на ум, о том, что это займет секунду, но последствия будут необратимы. Секундой до, все было обыденно привычно, секундной после беспросветная пелена черни. Странно, но ты не сильно задумываешься о последствиях, как будут жить после твои родители, как это горе отразится на них. Почему-то, тебя волнует то, какие будут болевые ощущения, что будет после, после… Каждый пытается обрести смысл жизни, истолковать значение существования, понять, что будет после смерти, перерывая тонны философских трудов, ломая себе голову и терзая себя загадками неопределенности, хотя, в сущности, все, что нужно – это немного терпения, смерть ответит на все вопросы. Откуда мне это знать, мне ведь всего пятнадцать? Не знаю, может я гений? Но потом ты понимаешь, что пока еще не готов получить ответы, и эти идеи растворяются также быстро, как и пришли в твой разум. Со временем, таких вот странных размышлений и глупых вопросов «а что будет, если?» становится все больше, они начинают перерастать в нечто маниакальное.
         Странно, но меня тянуло вечно к темному. Сатана, загробная жизнь, погребения, обряды, жертвоприношения. Выписки из газет с некрологами, фотографии с изувеченными телами, истории о зверствах в концлагерях. Когда ты один, когда ты совсем один, ты начинаешь вдаваться в крайности. Твое существование настолько скучно и однообразно, что тебе требуется порядочная встряска, чтобы разбудить себя. Загоняя себя в вечное уныние, ты пребываешь в полусне, все вокруг кажется окрашенным в темные краски, все движется медленно, не естественно. Иногда тебе хочется развлечь себя, но чем? Большую часть времени, ты проводишь в комнате совершенно один.
          Я не знал этого паренька, как его зовут, чем занимается и прочее. Я мало кем интересовался. Как я потом понял, мы были с ним схожи. Или он был просто убогим извращенцем. Или у него была замечательная фантазия. Или он находился также часто, как и я, в своей комнате совершенно один, и тоже вдавался в крайности. Это уже не важно. Сейчас это не имеет никакого значения. По крайней мере, ты не  задаешься таким вопросом, когда всматриваешься в опущенные глаза его матери. Кто знает, что сейчас она испытывает больше, горе или стыд. Его безжизненное тело выносят прямо перед моим носом. Еще одна крайность, еще одно развлечение, когда ты сидишь и наблюдаешь, как в метре за стеклом, протекает и ускользает от тебя жизнь, ты становишься рад всему, что может заинтересовать твое внимание. Пусть это будет даже чья-то смерть. Но это не столь важно, по крайней мере, той женщине, которая стоит в нескольких метрах от тебя с заплаканным лицом. Она не видит тебя и уж тем более твоих мыслей. Вряд ли она видит вообще что-то кроме себя. На нее устремлены все взгляды. Все догадываются, ведь по ней это можно с легкостью прочесть. Откуда мне знать? О нет, не мне, так думает она, я лишь предполагаю. Пропитанный горем взгляд растворяется в теле ее умершего сыночка. Почему? Этот вопрос ее мучает больше остальных. Сотни «почему». Почему с ней, почему он, почему сейчас, почему таким образом. Она отказывается верить даже сейчас, что это произошло именно с ее сыном. Именно с ее любимой кровиночкой, на которой возлагались такие надежды.
Я лишь сижу за стеклом, подобный муравью. Это мой фармикарий, огороженный стеклом, за которое не выбраться. Своя реальность, свой маленький мирок, сквозь стены которого мне не выйти никогда. Почему? Дослушайте до конца.
       Она оглядывается по сторонам, ее взгляд блуждает по безучастным лицам, пытаясь найти хоть каплю сострадания. Она явно не заслуживала этого, и поэтому ей так сложно смириться. Каждую ночь она разговаривала с богом, она наивно верила, что он ограждает ее от всего, верила в то, что ее сыночек под надежным присмотром. В этот день все изменится. Не только ее вера, ее жизнь, все будет более радикальным. Быть может, она просто решит получить ответ на вопрос, если вы помните, о чем я.
        Она это помнит, это отчетливо стоит перед ее глазами. Время лечит. Есть то, что даже времени не подвластно. Она будет видеть это всегда, она будет помнить. Помнить, как она отмывала его, его бездыханное тело, исходя все это время истерикой. Она тащила его с ванной, с его мертвых конечностей стекала вода. Посадив его на колени, она обтирала его мокрые гениталии. Его руки беспомощно и непослушно свисали, голова смотрела вниз. Одевая его в чистое белье, она оттаскивала мертвого сыночка в детскую  комнату, чтобы вернуть в то состояние, в котором его нашла, а потом вызвать полицию… Это будет еще один случай, случай подросткового самоубийства. Еще одна доля процента в чей-то статистике.
          Она никогда не забудет это. Выпученные глаза и покрасневшая кожа не лице. Не понятно, что скрывал под собой его взгляд. В нем таился, и ужас перед лицом смерти и стыд перед лицом матери. Совсем живые глаза смотрели прямо на нее, пытаясь что-то сказать. Может, это было «прости», а, может, «это не то, о чем ты могла подумать». Кто знает, понял ли он, что вдыхает запах ледяного дыхания смерти, или же, он был так увлечен своим членом. Во всяком случае, это не важно, такие мысли не приходят тебе на ум, когда ты понимаешь, что твой сын мертв, и что ничего уже не изменить. Вокруг его шеи был обмотан мамин шарф, который она купила несколько дней назад по скидкам в пятьдесят процентов. Она вовсе не думала обзаводиться новым шарфом, но скидки, кто не клюет на скидки? Идеальное потребительское общество, этот инстинкт приобретать ненужное объясняется именно так. Но об этом она вспомнит на следующий день. «Смерть вашего сына входит в цену покупки», «многофункциональный шарф». Если бы она его не купила, ее сынок нашел бы множество других способов, чтобы скрасить свое свободное время. Но для нее это не оправдание. Он мог бы использовать удавку или шнурок, или сдавить грудную клетку, живот. Подростки, лишенные половой жизни крайне изобретательны. Пластиковый пакет, вода, противогаз папочки. Они готовы засунуть свой член даже в сливное отверстие в ванной, лишь бы эффект себя оправдывал. Применение химических веществ. Совсем юные и чрезмерно извращенные, они осеменяют домашних животных, овощи, шланги от пылесосов. Перекрытие дыхательных путей тряпками. Позднее она узнает, что это называется аутоасфиксиофилия, или скарфинг, и вот так вот гибнут ежегодно 500 – 1000 человек в ее любимой стране. Чаще всего это причина смерти подростков, совсем таких, как ее сыночек. Но сейчас это для нее не важно, только сейчас, не потом. Сейчас, когда ее сыночек лежит скрученный на полу. Одна его рука зажимает мертвый член в трусах, на которых виднеется пятно спермы.
       Вы видно уже заждались, какова же будет моя история. Какого рода природа моих крайностей. Почему я настолько эгоистичен, что возомнил свою жизнь настолько ужасной, что мне стоит отвергать ее, прячась в своей комнате. Ведь у взрослых куда больше проблем, они вечно терзают себя мыслями о заработке, политике, своих детях, а я, что я, ведь я всего лишь пятнадцатилетний подросток. Спешу вас разочаровать, моя история будет крайне коротка. Ее начало и конец не простираются ни на йоту за стены моей комнаты. И не простирались никогда. Не важно, почему. Не важно, что это за болезнь, насколько она опасна, и почему она не оставляет мне возможного бывать вне этих стен. Не важно, откуда мне все это известно. Почему для меня так явна психология нетерпимости и ее побочных эффектов, и на чем основываются мои рассуждения об истории этого паренька.
Важно лишь то, что моя крайность – сидеть за стеклом и наблюдать за людьми, сидеть вчера, сидеть сейчас, сидеть завтра, сидеть всегда… И важно лишь то, что на месте того паренька мог оказаться я, могли оказаться вы. Не важно, какой сценарий крайностей, как именно протекает одиночество, исход всегда один…