Библия и наука

Митрофорный Протоиерей Александр Введенский . Одесса 1912г.

В вопросе о происхождении мира и человека современная автору наука не только не противоречит и не расходится с библейской истиной, но все увереннее, глубже и шире обосновывает ее вновь открытыми фактами и закономерностями природы - самого человека и окружающей его Вселенной. Многочисленные аргументы в пользу этого положения собраны в статье о. Александра Введенского, написанной более ста лет назад.



Библия и наука по вопросу о происхождении мира и человека

Сказание Моисея о шестидневном творении мира в течении многих веков и тысячелетий служило камнем преткновения и соблазна для всех людей: для верующих и для неверующих, для образованных, и необразованных, для мудрых и для простых. Все соблазнялись о нем, все находили в нем массу внутренних противоречий и научных несообразно¬стей, не признавали за ним подлинно-исторического характера и видели в нем не более, не менее, как миф или восточную легенду. Словом, ни по одному вопросу св. Писания Ветхого Завета не писали и не говорили так много, ни одно библейское повествование не подвергалось такой ожесточенной, беспощадной критике, как Моисеево сказание о творении мира.
Теперь полемика по данному вопросу потеряла свою первоначальную остроту. Шум «совопросников века сего», поднятый из-за настоящей темы, мало-помалу затих. Все, что можно было сказать за и против означенного повествования, сказано.
Пользуясь наступившей тишиной, мы подведем итоги этой многовековой борьбы за истину и учтем ее результаты. Посмотрим, куда теперь больше скло¬няется чашка весов – в сторону веры или против веры. И если в сторону веры, то каковы естественнонаучные данные последнего времени дают перевес вере в борьбе с неверием.

***
Что представляет собою библейское повествование о сотворении мира? Подлинно-историческое сказание или же миф, легенду, народную сагу?
Такие противники христианской религии, как Бюхнер («Бог и наука». СПБ. 1907 г. пер. Ф. Маркуса, стр. 41), Штраус («Старая и новая вера». СПБ. 1907 г. пер. Е. Шехтера,
стр. 11–12), Додель («Моисей или Дарвин». Изд. «Трибуна», стр. 11–16), Геккель («Мировыя загадки». Москва, 1907 г., стр. 382, 245), Сендерленд («Библия, ея происхождение, развитие, и отличительныя свойства». Москва, 1908 г., стр. 10) и мн. др. утверждают, что Моисеево сказание о шестидневном творении есть ни что иное, как миф, как сказка, полная восточной красоты и прелести.
Посмотрим, можно ли согласиться с означенным взглядом.
Говорят, что библейское сказание о творении мира – миф. Но вот вопрос: откуда мог появиться среди евреев этот миф, когда мифология у евреев совершенно отсутствовала? Когда язык еврейского народа был совершенно непригоден для выражения мифологических сказаний?
Возьмем, например, показания такого знаменитого и всеми признанного семитолога, как Ренан. Он в своем капитальном произведении «История Израильского народа» пишет:
«Мифология есть искусство наделения слов жизнью. Но языки семитов не дают обширного поля для подобных персонификаций. Общая черта семитов, – это недостаток продуктивности воображения, отража¬ющийся и на их языках. Например, каждое слово первобытного арийца насквозь пропитано мифологией, содержит в себе, так сказать, миф в потенциале. Подлежащие таких фраз, как «Его поразила болезнь, его унесла смерть, гремит гром, дождит», были для арийцев реальными существами, на самом деле воспроизводившими действия, выраженные глаголом.
Семитами же, наоборот, все действия, причина которых была неизвестна, относились к одной все¬общей причине. Все явления, особенно метеорологические, так живо интересовавшие первобытные народы, семиты приписывали деятельности одного и того же существа. Одно и то же дыхание было принципом жизни всего живущего.
Гром был голосом Бога, молния – его светом, грозовые тучи его покрывалом, град – метательными снарядами его гнева...
Корни семитских языков слишком, если так можно выразиться, материальны и грубы. Поэтому они непригодны ни для метафизики, ни для мифологии. Нас положительно удивляют затруднения в еврейском языке в терминологии простейших философских идей книги Иова и Экклезиаста. Яркий материальный образ выражения семитических языков теряет свою гибкость при выражении и развитии отвлеченных понятий и препятствует тонкой нюансировке идей.
Не менее удивительна полная невозможность вы¬разить на семитических языках мифологические и этические концепции арийских народов. Бесплодны всякие попытки представить себе, во что обратятся поэмы Гомера и Гесиода при переводе их на еврейский язык. Не только способ выражения, но и самое мышление семитов, носить глубоко монотеистический характер. Чуждая семитам мифология обращается в их устах в плоский протокольно-исторический рассказ» (Э. Ренан. «История Израильского народа». т. 1-й СПб., изд. Глаголева, 1907 г., стр. 54–56).
Итак, согласно глубоким знатокам семитического языка и литературы (знаток арабской литературы Дози в своем сочинении о мусульманстве пишет: «У арабов никогда не было такой мифологии, как у индийцев, греков, скандинавов и др.». С этой характе¬ристикой согласен и наш отечественный ученый А. Е. Крымский См. труды по востоковедению, изд. Лазаревским Инетитутом Восточных языков, вып. XII «История Мусульманства» ч. 1-я. Москва, 1905 г., стр. II), у семитов мифология со¬вершенно отсутствовала. А если так, то, значить, и в еврейском сборнике религиозных сказаний, т.е. в Библии, нет мифов, а есть только подлинно-исторические повествования.
Но если, у самих евреев не было мифологических сказаний, говорят нам враги христианской веры, например, Делич («Вавилон и Библия». Москва, 1907 г. Изд. «Свет», стр. 21–22), то они легко могли позаимство¬вать их у соседей, например, у ассиро-вавилонян, у которых миф о творении мира до мелочей сходен с библейским повествованием.
Действительно, ассиро-вавилонское сказание о происхождении мира несколько напоминает собою библей¬ское повествование. Этого нельзя отрицать. Но нельзя согласиться с тем, будто бы евреи позаимствовали свою космогонию у ассиро-вавилонян. И нельзя сог¬ласиться вот почему: в основе ассиро-вавилонского сказания лежит дуализм, в основе же Моисеева сказания – монотеизм. У ассиро-вавилонян мир произошел благодаря борьбе двух богов – доброго (Мардука) и злого (Тиамата), у евреев же мир пред¬ставляется творением единого, вечного Бога. Если же основы сказания различны, даже противоположны, то о существенном сходстве и заимствовании не может быть и речи (Германский Император Вильгельм II собрал все доводы за и против Делича, подвел итог им и пришел к тому заключению, что большинство ученых против Делича в означенном вопросе. См. брошюру Вильгельма, появившуюся в переводе на русский язык: «По поводу доклада Делича „Библия и Вавилон'», 1907 г.).
Еще одно слово. Раз Моисей не позаимствовал сказания о сотворении мира у ассиро-вавилонян, значит, он ни у кого не заимствовал его, так как ни у одного из древних народов нет сказания подобного тому, какое изложено в Библии на первой странице книги Бытия (подробный разбор всех старых теорий о мифическом легендарном характере Моисеева сказания см. в брошюре проф. Киевской Академии С. Песоцкого «К вопросу об историческом характере Моисеева сказания о творении мира». Киев, 1898 г.).
Таким образом, исторический характер и само¬бытность библейского повествования о сотворении мира в настоящее время для беспристрастных исследователей Библии стоит вне всякого сомнения.
Теперь перейдем к частностям.
«В начале Бог сотворил небо и землю».
Мир не вечно существует. Он появился во времени, т.е. было время, когда его не было. Так учил Бытописатель Моисей, так учили пророки, то же самое возвестил миру Христос Спаситель. Так веровали во все времена иудеи, так веруем и мы, христиане.
Но противники Библии стараются разрушить веру и в это. Они говорят:
«Естествоиспытатель наших дней сказал бы: Вселенная не имеет начала и конца, она бесконечна во времени и пространстве» (Проф. Додель: «Моисей или Дарвин», стр. 13).
Посмотрим, действительно ли это правда. Действительно ли естествознание против библейского учения о конечности мира во времени и пространстве.
В 1909 году на русском языке вышла книга Карла Снайдера «Картина мира в свете современного естествознания» (пер. с немецкого под ред. проф. Б. Завьялова), книга эта говорит об открытиях и гипотезах в области естествознания за последние десятилетия. В ней, между прочим, есть глава, оза¬главленная вопросом «Безграничен ли мир?» И вот в этой главе автор, подробно изучивший естественнонаучные изыскания последнего времени, дает такой ответ на выше поставленный вопрос.
«Существуют два основания, позволяющих считать мировое пространство конечным. Одно основание дается слабостью звездного света. То обстоятельство, что от многих звезд идет свет белый, показывает, что в мировом пространстве нет поглощающей среды. Если бы таковая была, белый свет разлагался бы. Но если в междупланетном пространстве нет погло¬щающей среды, и число звезд бесконечно, тогда и ночью и днем должно было бы одинаково светло и свет звезд должен был бы быть ярче солнечного. Другое основание извлекается из фактов всемирного притяжения. Бесконечное число звезд должно было бы заставить некоторые звезды двигаться с бесконечною скоростью. Но этого нет. Следовательно мир конечен в пространстве» (Помимо Снайдера конечность мира в пространстве утверждал A.Р. Уоллэс в своей книге «Место человека во вселенной», переведенной на русский язык в 1903 г. Конспект этой книги см. у проф. С.С. Глаголева: «Из чтений о религии». Серг. Посад. 1905 г., стр. 366–388, и у проф. А.П. Лопухина в статьях «Место человека и Земли во вселенной», помещенных в журнале «Странник» за последние месяцы 1903 г.).
Если же Снайдер, подводивший итог последним новинкам в области естествознания, говорит, что вселенная конечна, значит проф. Додель неправ, когда утверждает, будто естествоиспытатель наших дней сказал бы: вселенная бесконечна во времени и в пространстве.
Итак, вселенная конечна по своему протяжению. Но может быть, она бесконечна по времени? Посмотрим.
Наблюдения, какие приходится делать ежедневно, воочию убеждают нас в том, что все существующее в мире получило начало во времени. Несомненно, что человечество не существовало вечно, а некогда имело свое начало. То же самое нужно сказать о царстве животных и растений. Геология знает периоды в жизни мира т.н. азоические, т.е. такие, когда животных совсем не существовало. Точно так же было время, когда наша планета не знала и не имела никакой органической жизни. В связи с палеонтологией геология доказывает, что задолго до появления на земле органической жизни земной шар пережил несколько «трансформаций» или видоизменений, постепенно переходя от огненно-жидкого и газообразного состояния в более плотное. Астро¬физика то же самое доказывает относительно небесных тел.
Ясно, таким образом, что мир в том самом виде, в каком он существует теперь, сформиро-вался во времени, а не существует таким изначала.
Маленькое примечание. Материалисты, например, Бюхнер («Сила и материя». СПб., 1907 г. Перев. Полилова, 1–33 стр.), Геккель («Мировые загадки», 250 стр.) и др. хотят доказать безначальность материи тем, что она не возникает, что количество существующей в мире материи и энергии остается всегда неизменным. «Между тем самое положение (Арх. Борис. «О начале мира», изд. 2-е. Киев, 1891 г., стр. 70–71), что материя не возникает, может быть признано несомненно верным только тогда, когда будет доказано, что материя безначальна. Таким об¬разом, материалистическое доказательство содержит в себе логический круг – circulus pitiosus. В нем положение, требующее доказательства, опирается на предварительное признание несомненности самого же этого положения».
Итак, в вековечной борьбе христианская истина о начале мира во времени и в пространстве не только не потеряла своей силы, но приобрела еще большую устойчивость и большую обоснованность.
Теперь перейдем к самому спорному и самому интересному вопросу, к вопросу о существовании света ранее светил небесных.

***
Ст. 2–5: «Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».
«Помилуйте, – возражают нам рационалисты, – разве свет может существовать без светил небесных? Разве помимо солнца и звезд есть еще другие источ¬ники света? Конечно, нет. Естествознание не знает другого света, кроме того, который исходит от светил, имеющих свой собственный свет или отражающих его от других светящихся предметов... Ни один смертный не в состоянии объяснить и понять, что обозначает собой «свет» первого дня Моисея» (Проф. Додель. «Моисей или Дарвин», стр. 13–14; Штраус. «Старая и новая вера», стр. 10–11).
Долго, долго так думали и так говорили все, от мала до велика.
У Достоевского в «Братьях Карамазовых» выведен тип религиозного отрицателя, который весьма часто встречается и теперь. Это Смердяков. Он начал читать Библию, но дальше первой страницы и не пошел, решив, что эта книга чрезвычайно глупая, так как в ней говорится о существовании света, когда никаких светил в то время еще не было.
У Марка Криницкого есть маленький рассказик «Без дна». В нем выведен гимназист Кедроливанский, рассуждающий та¬ким образом: «Если Бог сотворил солнце только на четвер¬тый день, то, значит день и ночь зависят не от солнца, а от чего-нибудь другого. А так как ни от чего другого им зави¬сеть нельзя, то отсюда ясно, что господин Моисей не был знаком с математической географией. Логически верно... Истинно что-нибудь одно. И если учебник географии идет против учеб¬ника закона, это не моя вина».
И верующие христиане ничем не могли опровергнуть этого возражения, никак не могли решить его. Но они не сомневались в истин¬ности библейского повествования. Они твердо верили, что рано или поздно, но истина откроется людям и они узнают, что «невозможная у человек, возможна суть у Бога».
И истина открылась. В начале XX века наиболее авторитетные представители естественных наук сами пришли к мысли, что свет действительно существовал ранее светил небесных.
Вот, например, как доказывает и иллюстрирует эту мысль крупный немецкий ученый Бельше в своей книге «Дни творения», появившейся и на русском языке в 1908 году («Дни творения», СПб. Пер. Александрова, стр. 28–32. Бельше заявил себя в науке многочисленными капитальными трудами, например, «Любовь в природе», 3 т., пер. Пименовой. СПб., 1908 г., «Тайна одного растения», «Гибель мира», «Религия нового вре¬мени», «Научная библия», «Тайна южного полюса», «Продолжитель¬ность существования жизни на земле» и мн. др. На русском языке появился в изд. «Заря» 4-й том его сочинений).
«При помощи телескопа можно совершенно ясно заметить между звездами настоящие туманные пятна, часто весьма слабых очертаний... Спектральный анализ доказал, что эти настоящие туманные пятна представляют скопления газов. Долго думали, что и они стоят далеко вне нашей системы. Полагали, что это возникающие системы подобные нашей, мировые зародыши. В настоящее время все более склоняются к тому, что эти туманности носятся в пределах нашей системы. Они, по-видимому, представляют более древние части этой системы, остатки первобытной материи, из которой постепенно образовались и продолжают образовываться такие звезды. Частицы неизрасходованного вещества располагаются в промежутках между звездами...
Эти остатки тумана среди действительно пылающих и светящихся солнц нашей теперешней системы мы, несомненно, можем видеть только потому, что первобытный туман обладает свойством каким-то об¬разом светиться. В настоящее время вполне основа-тельно склоняются к определенному мнению: свет здесь происходит вовсе не от того, что туманность раскалена. Скорее, это явление фосфоресценции при низкой температуре.
При крайней степени разряжения у всех газов, по-видимому, наступает такой момент, когда они начинают светиться. Так и это космическое туманное облако, газ которого до крайности разряжен, но¬сится ничем не согретое в ледяном пространстве и вспыхивает, согласно указанному закону, своим собственным светом.
Мысль эта приобретает еще большое значение, если смотреть на эту туманность, как на первое сгущение эфира. По нашим современным понятиям эфир является передающей средой для волнообразного движения, которое мы воспринимаема как свет. В данном случае свет исходил бы из него са¬мого. Эти волны, пробегающие в настоящее время по не сгустившимся частям туманности, как рябь и круги на поверхности пруда от брошенного камня, посылались бы тогда его собственными центрами сгущения благодаря этому самому сгущению.
Во всяком случае дело происходило так, как будто это первая «твердь» выделялась в голубоватом сумерке, в одновременно с нею возникшем первобытном свете, который таинственно мерцает над нею фосфорическим блеском, как пылинки радия в темном холодном погребе. И только тогда, когда такие туманности или отдельные части в них постепенно сгущались и все более стягивались, в недрах их происходило настоящее накаливание: те¬перь в них светятся раскаленные добела солнца.
Таким же образом и наше солнце, несмотря на постоянную потерю тепла в окружающее его ледя¬ное пространство, в котором оно несется, уравновешивает и непрерывно возобновляет свою теплоту...»
Словом, Бельше объясняет существование света ранее светил небесных таким образом: в начале на месте видимого мира существовала газообразная масса, которая, не будучи ничем согрета и будучи крайне разряжена, вспыхивала особенным светом, подобно тому, как и пылинки радия сами собою светятся в темном холодном погребе.
Так думает Бельше. Но ведь и христианская вера учит тому же. Именно, она говорит, что сна¬чала Бог создал «сущность» неба и земли (Твор. св. отцов. Т. XXII. Твор. св. Ефрема Сирина т. 8, стр. 250), зародыш мира или материю для него и всех его существ в виде бесформенной массы (хаоса), которая в пер¬вый же период жизни обладала свойством светиться: «в первый день Бог сотворил свет».
Таким образом, библейская космогония и науч¬ная в данном пункте не только не противоречат друг другу, как это долгое время казалось очень многим, но согласуются как нельзя лучше. Другими словами: первые стихи Библии есть вместе с тем и первые главы науки о творении земли.
Помимо Бельше еще де-Рива признает существование света ранее светил небесных. Его взгляд по данному вопросу несколько иной.
«Свет окружал нимбом всю громаду мира, еще не распавшегося на мириады миров, – всю «землю и небо» первого стиха кн. Бытия. Этот первобытный свет сроден нашим северным сияниям. Это был результат энергичного выделения электричества, вследствие соприкосновения морских вод с внутренним огнем земного шара. И эти световые явления, вследствие высоты и однообразия температуры не должны были сосредоточиваться исключительно около полюсов, а образовывали, как бы атмосферически «ореол вокруг нашего шара» («Церковь», 1908 г., №45, стр. 1511. Ст. арх. Михаила: «О вере и неверии»).
Все чаще и чаще, с каждым годом все больше и больше находится людей, которые, оперируя чисто научными данными, приходят к тому заключению, что первые стихи кн. Бытия представляют собою «предвосхищение» великих откровений науки (Эти признания ученых собраны в книге д-ра Деннерта «Геккель и его мировые загадки»). Пройдет еще немного времени, наука быстрыми шагами пойдет вперед, разум человеческий разовьется и тогда все те «малые и великие», которые до настоящего времени и теперь смеялись и смеются над библейским сказанием о творении света в первый день, поймут свою ошибку и станут молиться тому Богу, которого отвергали, и исповедовать то вероучение, над которым смеялись. И это будет, будет!
Противники христианской веры. чувствуя, что из их рук ускользает последняя опора, пытаются помешать подобному соглашению веры с наукой. Они говорят: если даже ученые и признают возможность существования света ранее светил небесных, то этим не оправдывается библейское повествование. Дело в том, что по представлению науки весь процесс мирообразования совершался постепенно, тянулся несколько веков и тысячелетий, так что от перво¬бытной светящейся массы до образования светил небесных прошел весьма длинный промежуток вре¬мени, исчисляемый некоторыми учеными даже миллионами лет (По Бишофу, одни растения, произведшие угольные залежи в Саарбрюкских областях, должны были потребовать на возрастание 1 004 177 лет. Ляйель находить, что для образования наносов Миссисипи понадобилось 67 000 лет, а по мнению другого геолога – 158 000 лет. Для образования же всего мира Ляйель на¬ходить нужным допустить 350 000 000 лет. См. об этих цифрах у Лютарда: «Апология христианства». СПБ. Изд. Тузова. 1909 г. стр. 815; 67–68), между тем по описанию Библии со¬здание мира совершилось в течение 6 дней! Какая ог¬ромная разница! Какая великая, ничем не заполнимая, пропасть лежит между Библией и наукой! А еще говорят о их соглашении!
В ответ на это возражение должно сказать следующее.
Первая глава книги Бытия совсем не ставить и не решает вопроса о длине первых дней. Но мы думаем, что не было бы противоречием св. писанию, если бы мы считали библейские дни за огромные мировые периоды. Текст Библии позволяет это – День, по-ев¬рейски, «йом». Но это слово не означает 24-часового периода. «Иом», равное русскому «час», славянскому «година», означает вообще период времени, без определения его длительности. Это во-первых. Во-вторых – и самое главное: день в 24 часа существует только для земли, так как его долгота определяется вращением Земли вокруг оси. На другой планете, вращающейся вокруг оси не в 24 часа, день будет либо больше, либо меньше. Смотря по тому, в какой промежуток времени будет совершать планета свое вращение вокруг собственной оси. Следовательно, у той «земли», о какой речь идет в 1-м стихе 1-й главы кн. Бытия, о великом хаотическом ядре, из какого родились миры, день, конечно, равнялся тому периоду, в продолжении которого сиял первобытный свет, сменявшийся периодически с первобытной ночью.
Мы не знаем, конечно, длительности этого древнего дня. Если иметь в виду свидетельство Фая, что вращение первых миров было очень медленно, то нужно научно признать, что день «первой земли», великого шара, из которого развились миры, был огромной длительности.
По словам 89-го псалма, автором которого является пророк Моисей, в очах Господних тысяча лет – как день единый. Седьмой день Библии, в который Бог почил от дел Своих, – продолжается и доселе. Иногда слово «день» обозначает в Библии целую эпоху, например: мессианскую. Итак, все говорить за то, что в св. Писании «день» не всегда обозначает время в 24 часа, но обозначает иногда целые периоды.
Что в данном случае, т.е. первые дни творения, нужно мерить не нашей меркой, видно, по крайней мере, из того, что смена утра вечером зависела здесь не от захода и восхода солнца.
Принимая во внимание все только что сказанное приходишь к тому заключению, что и «библейские дни» не являются существенным препятствием к соглашению Библии и науки.

***
Ст. 6–8: «И сказал Бог: да будет твердь по¬среди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, ко¬торая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй».
По поводу этого библейского повествования проф. Додель, известный своею резкой критикой первых страниц Библии восклицает:
«В этом заключается значительное противоречие! Первый стих гласит, что Бог сотворил «небо» вначале, и вот оказывается, что небо было сотворено вторично на второй день. Это совершенно непостижимо, непонятно, бессмысленно. Здесь страшная путаница («Моисей или Дарвин», стр. 14).
Для других рационалистов «твердь» – это зер¬кальный небосвод. По их мнению, Библия здесь от¬разила поэтическое, но конечно, невежественное представление о небе как о стеклянном куполе. Другими словами, Моисей понимал небо, – как его невежественные современники (См. Бельше: «Дни творения»).
Какое невежественное представление! Какой нена¬учный комментарий! Ведь слово «твердь» вовсе не содержит в себе, по первоначальному еврейскому тексту, намека на что-то твердое. Так что утверждение, будто Моисей словом «твердь» указывает на уста-новку какого-то твердого свода, распростертого над нашими головами и разделяющего верхние воды от нижних, есть, по существу, невежество, ошибка, ос¬нованная на незнании древнееврейского языка.
Свою мысль мы подтвердим ссылкою на авторитетных толкователей, на глубоких знатоков библейского языка.
«Еврейское слово «rakia», служащее для обозначения в Библии тверди, пишет Марсель Серрес, – не имеет ни близкого, ни отдаленного отношения к тому, что обыкновенно понимают под ним, т.е. к чему-то твердому и жестокому, каково кристалловое небо Птоломея. Оно означает собственно пространство, или протяжение (expansum, expansion – от глагола ехраnеге – простирать, протягивать). В дальнейшем значении это выражение указывает на твердую, необыкновенно легкую материю, какова эфирная материя» (Die Kasmod, а. wos, стр. 48).
«Под твердью, – пишет Ж. д'Этьен (Ж. д'Этьен: «Как образовалась вселенная: о творении 2-го дня»), – нужно разуметь не небо, а пространство (rakia), образовавшееся вследствие подразделения первобытной массы на мно¬жество отдельных, самостоятельных планет». По¬этому на латинекий язык он переводит rakia не словом «firmamentmn», а словом «expansion».
По словам Меньяна, «”rakia” не заключает в себе никакой идеи свода, но означает только про¬странную, вещественную массу (из вещества твердого или нетвердого), представляющую гладкую и тонкую Поверхность» («Мир и первобытный человек», стр. 36; Новорусский «О шестидневном творении». Православное Обозрение, 1887 г. 1 т., стр. 687).
По переводу Мандельштама («Тора». Берлин 1895 г. Перевод Пятикнижия на русский язык, стр. 2): «…и сказал Бог: да будет пространство посреди воды»… тоже видно, что он под словом «rakia» разумел не то небо, какое разумеют рационалисты.
Таким образом, разделение вод и устроение тверди должно понимать в смысле обособления миров, соединенных прежде в одно целое.
А такое понимание вполне гармонирует с науч¬ными космогоническими теориями. Возьмем, к примеру, теорию Фая. По этой теории «вселенная в начале представляла хаос, в состав которого входили все элементы земной химии. Эти материалы, связанные взаимным притяжением частиц, с самого начала, как воды океана, находились в волнообразном движении по разным направлениям (воды вверху и внизу). Дви¬жение произвело отделение их в виде облаков или хлопьев. Последние сохранили быстрое поступательное движение в пространстве и в то же время чрезвы¬чайно медленные внутренние круговороты. Эти мириады хаотических хлопьев, путем постепенного сгущения материи, дали начало различным мирам вселенной» (Об этой теории см. у арх. Бориса: «О начале мира» стр. 120–124). Это разделение миров и образовало между ними «про¬рывы», «промежутки», «междупространства» – rakia – или «твердь».

***
Ст. 9–13: В третий день Бог отделил воду от земли и повелел земле произвести растения.
Рационалисты не могут принять этой части биб¬лейского повествования и говорят:
«Сотворение растительного мира, прежде чем солн¬це появилось на небе, является физической невозмож¬ностью. Еще большей невозможностью является сохранение. растительного мира – без солнца – в течении долгого промежутка времени, который отводят каждому дню творения Моисея ученые толкователи Библии» (Додель. Моисей или Дарвин? Стр. 15).
Посмотрим, действительно ли рационалисты правы в данном случае. Действительно ли растения не мог¬ли появиться и существовать без светил небесных, в частности без солнца?
Третий день (период) характеризуется появлением наземной флоры. Он соответствует в геологии эпохам девонской и каменноугольной. Исследование растений этих эпох показывает, что земля была тогда в совершенно иных условиях, чем теперь, именно: атмосфера ее была тогда чрезвычайно насыщена угле¬кислотою, затем, на земле тогда не было различия климатов и времен года. Первое доказывается обилием углерода в растениях этих эпох. Второе – тем, что растения одних и тех же видов были распространены тогда по всей земле, они встречаются и у Шпицбергена и у тропиков; и это же доказывается еще тем, что при перерезывании этих растений в стволах не оказывается тех концентрических кругов, по которым в настоящее время мы узнаем возраст растений и существование которых обуслов¬лено различием времен года.
Все это показывает, что тогда были иные астрономические условия, чем теперь. И значит, тогда растения могли существовать и без солнца (См. у ж. д'Этьена «Как образовалась вселенная?» и у проф. С. Глаголева «Из чтений о религии». Сергиев Посад, 1903 г., стр. 378).
Это во-первых. Во-вторых, в ответ на это возражение нужно заметить, что по теориям Фая и Лигондэ солнце вообще моложе земли, и образование его было актом значительно последующим за образованием земли. Но об этом после.

***
Ст. 14–19: «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю; и стало так. И создал Бог два светила великия, светило большое, для управления днем; и светило меньшее, для управления ночью и звезды…
Таким образом, в четвертый день Господь со¬творил светила небесные.
По поводу этого дня творения противники христианской веры возражают.
«Противоречие на противоречии, невозможность на невозможности! Ведь земля, солнце, месяц и звезды возникли в совершенно другом хронологическом порядке, чем рассказывает Моисей. Именно, солнце появилось задолго до земли, земля задолго до луны, а бесчисленные звезды существовали во вселенной за миллиарды лет до нашего солнца со всеми его плане¬тами и спутниками. Конечно, Моисей противоречит сам себе, когда на четвертый день он отделяет еще раз свет от тьмы, хотя это уже произошло в первый день и уже раньше день чередовался с ночью, вечер с утром» (Проф. Додель «Моисей или Дарвин?», стр. 15, Штраус «Старая и новая вера», стр. 11 и др.).
Посмотрим, насколько правдоподобно и серьезно настоящее возражение.
Теперь предложено несколько новых космогонических теорий. Они различаются между собою в подробностях, но они согласны между собою в своей основе, и сущность их заключается в следующем.
На месте нынешней солнечной системы находилась некогда разреженная пылеобразная туманность, или вернее: вещество солнечной системы некогда предста¬вляло собою разреженную туманность, так как место, которое занимала эта туманность в пространстве, было, разумеется, совершенно иным, чем теперь (солнечная система имеет собственное движение, она направляется теперь к созвездию Лиры и Геркулеса). В различных пунктах туманности образовались местные сгущения вещества, из этих местных концентраций образовались планеты. Из ближайшего ве¬щества к этим планетам начали образовываться их спутники. Образование планет имело своим следствием то, что в туманности явился центр тяжести. Остатки пылеобразного вещества, не вошедшего в состав планет и их спутников, устремились к центру и из них возникло солнце. Очень только незначи-тельное количество вещества (1/700) пошло на образование планетной системы, громадная часть туманной массы вошла в состав солнца. Образование солнца про-исходило е постепенностью и, как это ни странно, можно сказать не окончилось до сего дня. Дело в том, что пылеобразное вещество при своем движении по направлению к солнцу не всегда попадало в сферу центрального притяжения, но в значительном количестве уходило от солнца назад по удлиненным эллипсисам, чтобы потом снова и еще ближе подойти к солнцу и т. д., пока, наконец, приближающееся вещество не вступить в сферу центрального притяжения и не упадет на солнце. Кометы и падающие звезды – это остатки того первичного вещества, из которого образовался солнечный мир, это – материал, который рано или поздно также пойдет на постройку солнца, а отчасти и планет (Проф. С. Глаголев: «Религия и наука в их взаимоотношении к наступающему XX столетию». Сергиев Посад, 1900 г., стр. 88–89.
Авторы приведенных возражений стоят, по-видимому на точке зрения Канта и Лапласа. По этой теории действительно: земля – дочь солнца, луна – дочь земли и т.д. Но ведь теперь Канто-Лапласская теория признана несостоятельной с научной точки (см. Глаголева: «Из учений о религии», стр. 360–361), следовательно, и возражения подобного рода должны потерять свою силу).
Таковы теории Лигондэ (См. «Вера и Разум» 1897 г. №№ 22 и 24), Морэ (Аб. Морэ: «Солнце» СПб., 1904 г.), Фая (Арх. Борис. «О начале мира», стр. 120–124), Уоллэса (A.Г. Уоллэс: «Место человека во вселенной». СПб., 1904 г.) и мн. др. Все они доказывают ту мысль, что земля в солнечной системе родилась ранее, чем соргани¬зовалось, приняло настоящий видь солнце. Но ведь это же самое говорит и Библия. А если так, то, значит, нет никакого противоречия между Астрономией и Богословием. Значить Моисей был прав, когда изображает творение четвертого дня в том виде, в каком описано оно на первой странице Библии.
Разберем еще одно возражение.
«Как, скажут нам, – разве звезды малые светила, – рядом с луной?»
Конечно. Ведь Моисей писал для людей, как «они видят», и, конечно, был прав, называя для земли, в отношении к земле луну большей, чем Юпитер и т.д.
Ст. 20–23. По библейскому сказанию в пятый день Бог сотворил рыб и птиц.
Посмотрим, что говорят рационалисты против творения пятого дня.
«На пятый день, – пишет Додель, – Бог сотворил водяных животных и птиц в воздухе. Между тем естественные науки доказали самым очевидным образом, что животный мир развился одновременно с растительным и что птицам в воздухе пред¬шествовали земные животные, тогда как Моисей го¬ворит, что земные животные появились только на шестой день» («Моисей или Дарвин?», стр. 16)
Возражение совершенно неосновательное! Точка зрения ошибочная.
Раскроем, например, книгу такого выдающегося естествоведа, как Бельше. Книга его по данному воп¬росу озаглавлена так: «Научная Библия». В конце 3-й главы мы читаем: «Представим себе картину мира перед рождением млекопитающего, когда стая ихтиозавров, плавая в открытом море, встречается на залитой солнцем поверхности моря с древней птицей, свободно парящей в воздухе. Библейское предание оправдывается на деле. Только одни водяные животные и птицы, – и так тихо в безграничном пространстве между голубым небом и безбрежной синей пропастью».
Из этих слов авторитетного представителя естественной науки XX века мы видим, что сначала появились только водные животные и птицы. Таким образом Додель и Ко глубоко ошибаются, когда го¬ворят, что животный мир развился одновременно с растительным и что птицам в воздухе предшество¬вали земные животные.
Если, наконец, возьмем мы последние, наиболее выдающиеся курсы по палеонтологии, то и там найдем подтверждение своих взглядов и опровержение «научных» доводов наших религиозных противников.
Так, в сочинении проф. Л. Бейсгаузена «Развитие мира животных» («Вселенная и человечеетво», т. 2-й. СПб. Изд. т-ва «Просвещение», см. таблицу постепенного развития животного царства, помещенную на стр. 449), мы читаем, что позвоночные животные следуют одни за другими в таком порядке: рыбы, пресмыкающиеся, птицы и, наконец, млекопитающие. Эта указанная последовательность организмов считается, нужно заметить, верным результатом палеонтологических исследований.
И этих цитат вполне достаточно для доказа¬тельство той мысли, что сказание пр. Моисея о шестидневном творении мира нисколько не противоречит современным научным данным о развитии мира и животных.
В шестой день Бог сотворил животных и человека.
Против этого дня творения ничего не возражают рационалисты. Даже Додель, наиболее резкий критик Моисеева повествования, и тот не нашелся ничего возразить. И он согласился, что «Моисей прав, от¬водя сотворение человека на самый конец».
Остается последний вопрос: как понимать сотворение человека? Или он произошел от животных и представляет собою последнюю. ступень развития органического мира, или же он ничего общего с жи¬вотными не имеет?
Об этом дальше.
Подводя итог всему вышесказанному, приходишь к тому заключению, что между библейским сказанием о сотворении мира и научным описанием не суще¬ствует никакого противоречия. Напротив, во веем полная согласованность.

О происхождении человека

Вопрос о происхождении человека принадлежит к числу весьма сложных и трудных вопросов. Его нельзя решить сразу, одним взмахом пера, одним напряжением воли и ума. Нет. Он требует большой затраты времени, сил и труда. Это ведь не один вопрос, а соединение, смешение нескольких вопросов. В нем одинаково заинтересованы и богословие, и психология и естественные науки: посему для более или менее удовлетворительного решения затронутого нами вопроса необходимо обозреть и кри-тически оценить весь тот обширный и разносторонний материал, какой добыт вековыми усилиями ученых крезов и какой находится в обращении на современном научном рынке.
Но в тесных рамках журнальной статьи со¬вершенно немыслимо осуществить данную задачу. И потому взятую нами тему мы сузим до крайних пределов. Мы ограничимся только тем, что подведем итог научным изысканиям в интересующей нас области и посмотрим, противоречат ли они библейским данным или же нет, колеблют ли от-кровенное учение о происхождении человека или же оказываются совершенно бессильными пред разумом божественной истины.
Начнем с Библии.
Б книге Бытия о сотворении человека повествуется следующим образом: «и созда Бог человека, персть (взем) от земли, и вдуну в лице его дыхание жизни: и бысть человек в душу живу» (Быт.: 2 гл., 7 ст.).
Другими словами, человек имеет самостоятельное происхождение, а вовсе не является, как это утверждают весьма многие естествоиспытатели, высшим типом развившегося млекопитающего животного.
Но вот вопрос: неужели означенное библейское повествование должно понимать в буквальном смысле?
Да, только с маленькой оговоркой. Именно: под прахом или перстью нельзя разуметь земли в том ее виде, в каком представляется она нашему взору. Правда, словом «прах» (по-еврейски «афар») в обыденном языке обозначался измельченный состав земли, пыль, грязь. Но нам думается, что в данном случае предпочтительно понимать его в том смысле, какой оно имеет в речи Премудрости: «Я родилась, говорить Премудрость, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок (афрот) вселенной» (Притч. Сол.: 8). Под начальными пылинками разумеется здесь не то, что было на поверхности зем¬ной коры, а все элементы, из которых составилась земля.
Таким образом, словом «прах» Бытописатель хотел показать, что человеческое тело сотворено Богом из тех самых элементов, из которых создана и земля. Так что если в Библии говорится, что Господь взял в руки прах земной и из него сотворил человека, то это надлежит понимать не так, будто Творец образовал человеческое тело из взятого Им в руку комка земли, а так, что Господь создал человека из тех элементов, из которых составил и землю.
Такова ортодоксальная точка зрения по данному вопросу.
Совсем иначе рассуждают о происхождении человека так называемые натуралисты. Они утверждают, что человек и по своей природе и по своему происхождению принадлежит к животному миру и есть высший тип развившегося животного. Проще говоря: они стоят за то, что человек произошел от обезьяны.
Посмотрим, насколько основательна и убедительна аргументация, приводимая представителями естественных наук в пользу животного происхождения человека, и можно ли на основании ее усомниться в истин¬ности и достоверности библейского повествования.
Нужно различать две главные группы доказательств в защиту разбираемого нами положения, во-первых, зоологические, во-вторых, палеонтологические. Постараемся быть по возможности краткими и точными в этой необъятной области фактов.
Подвергнем критической оценке сперва зоологические доказательства животного происхождения человека.
В этой области доказательств главное и преи¬мущественное внимание ученых и натуралистов последнего времени обращается на опыты с кровью животных, на те опыты, которые произведены были Фриденталлем, Нуттолем, Уленгутом, Вассерманом, Шютце и др. и которые весьма многих лиц оконча¬тельно убедили в том, что человек не только происходит от обезьяны, но и сам есть настоящая обезьяна. Опыты эти заключаются в следующем. Берут, например, кровь млекопитающего животного и впрыскивают ее млекопитающему животному дру¬гого вида. Затем из крови последнего приготовляется серум (сукровица), который обладает свойством растворять кровяные шарики только тех животных, кровь которых была впрыснута, и давать осадок в смеси с кровяной сывороткой тех же самых животных. Поясним это примером. Какому бы то ни было животному (кролику, собаке, овце, лошади) несколько раз прививают человеческую кровь. Спу¬стя некоторое время у этого животного берут кровь и приготовляют из нее светлый и прозрачный серум (сукровицу), хорошо освобожденный от кровяных шариков. Если к полученной кровяной сыворотке прибавить несколько капель человеческой сыворотки, то тотчас образуется осадок, падающий на дно сосуда. И еще, если к той же полученной сыворотке мы прибавим не цельную человеческую кровь (ведь кровь человека состоит из красных и белых шариков), а только ее кровяную сыворотку, то эта последняя растворится в приготовленном серуме.
Серум животных, подготовленных предвари¬тельными впрыскиваниями крови других животных видов, часто бывает специфичным. В таком слу¬чае серум дает осадок только с сывороткой того вида, кровь которого была впрыснута, и растворяет кровяные шарики только того же вида. Но существуют примеры, когда сыворотка подготовленного животного растворяет не только красные шарики того вида, кровь которого служила для впрыскивания, но также кровяные шарики соседних видов. Так, кровяная сыворотка кролика, которому несколько раз впрыс¬кивали куриную кровь, становится способной раство¬рять не только кровяные шарики курицы, но и голубя, хотя в меньшей степени.
Такого рода опыты важны для нас в том отношении, что они дают нам возможность выяснить родственную связь между животными видами. Так серум животного, подготовленного кровью курицы, дает осадок не только с куриным серумом, но и с голубиным. Это доказывает то, что между ку¬рицей и голубем существует довольно близкое род¬ство. Напротив, если в указанный нами серум ввести серум млекопитающих, то ничего не получится, ни осадка, ни растворения кровяных шариков млекопи¬тающих в приготовленном серуме, что свидетельствует о том, что между курицей, голубем и мле-копитающими, нет никакого кровного родства. Другой пример: серум животного, приготовленный с бы¬чачьей кровью, дает обильный осадок, если к нему прибавить немного бычачьей же кровяной сыворотки, но не дает этой реакции с кровяными сыворотками целого ряда других млекопитающих, даже с серу¬мом овцы, оленя и лани. Следовательно, родство между бычачьей породой и другими животными не на¬столько велико, как родство между курицей и голу¬бем.
Что же мы видим относительно серума животных, привитых человеческой кровью? То, что серум, дающий осадок с человеческой кровяной сывороткой, обнаруживает подобную же реакцию исключительно с серумом обезьян!
Грюнбауму в Ливерпуле удалось достать значи¬тельное количество крови трех больших человекообразных обезьян: гориллы, шимпанзе и орангутанга. Во-первых, он убедился в том, что серум жи¬вотных, привитых человеческой кровью, дает оса¬док не только с последней, но и с кровью вышеупомянутых обезьян. Оказалось невозможным «отличить этот осадок, как качественно, так и количественно, от того, который получается с человеческой кровью».
Для контроля этого результата Грюнбаум брал серум животных, привитых кровью гориллы, шим¬панзе и орангутанга. Все три вида серумов давали осадки с кровью этих трех обезьян и, в такой же степени, с кровью человека. Очевидно, следовательно, что между родом человеческим и человекообразными обезьянами существует не только внешняя аналогия тела и главных органов, но еще и внутрен¬нее действительно кровное родство.
Кратко все сказанное можно выразить еще в та¬кой более популярной форме. Если впрыснуть кровь от одного вида позвоночных, особенно млекопита¬ющих, в жилы другого вида, то наступят болезненные явления, вследствие разложения красных кровяных шариков одного вида в сукровице или серуме другого вида. Но этих болезненных явлений не бывает, если оба вида очень близки между собою в зоологической системе. И так как кровь человека, впрыснутая обезьянам, не вызывает у них никаких болезненных явлений, то значит, кровяные шарики человека не растворяются в сукровице обезь¬ян. А это в свою очередь свидетельствует о том, что между людьми и обезьянами – кровное родство.
Вот как формулируется самое главное доказа¬тельство животного происхождения человека.
Посмотрим, насколько оно убедительно и осно¬вательно.
Известный ученый Брумп весьма осторожными опытами установил, что если кровь находящегося в летаргии человека (летаргия – сонная болезнь, причиняемая паразитам живущим в крови) впрыснуть другим млекопитающим, то наступает заболевание, но только не у обезьян и не у свиней. Если бы человек и обезьяна состояли между собою в кровном родстве, то нездоровая кровь человека впрыснутая обезьяне, должна была бы, по настоящему, вызвать болезнь и у обезьян, однако ничего подобного не видим. Ясно, что кровного родства между человеком и обезьяной не существует.
Другой ученый Раельман путем своих ультрамикроскопических исследований доказал, что в крови человека обнаруживаются весьма ясно и точно такие особенности, которые совсем не встречаются ни в крови обезьян, ни в крови других позвоночных животных. Факт сам по себе довольно замечательный. Ведь если бы в жилах человека и обезьяны текла одна и та же кровь, то об особенностях крови не могло быть и речи. Но раз обнаружены особенности, то о тожестве крови человека и обезьяны не прихо¬дится говорить.
Кроме того, теорию кровного родства между человеком и обезьяной колеблют последние опыты, сделанные в этом направлении творцами нами разбираемого положения, т.е. Фриденталем и Улленгутом. Опытов было произведено ими пока немного, и они давали неодинаковые результаты. Так, кровяная сы¬воротка павианов в некоторых случаях растворяла красные шарики человеческой крови, в некоторых – нет. А разве на таких шатких, еще не вполне установленных данных возможно построить столь серьезные выводы? – Конечно нельзя. Это, по крайней мере, преждевременно.
Интересную работу по разбираемому нами вопросу недавно издал Рессле. Он доказывает, что реакция крови уполномочивает только на тот вывод, что одно животное родственнее другому, чем третье, но отсюда еще не следует как близки первые два вида животных между собою. Поэтому реакция крови человека и высших обезьян совсем еще не уполномо¬чивает на вывод: человек и обезьяна родственны непосредственно или даже человек сам принадлежит к высшим обезьянам. Во-вторых, говорит Рессле, во многих случаях сходство по крови совершенно не совпадает с морфологическим сходством (морфология – наука о форме организмов или отдельных их частей, органов). Часто реакция крови говорит о близости таких животных, которые далеко отстоять друг от друга в морфологической системе. Поэтому никаких выводов о родстве по крови делать нельзя, так как сравнительная морфология дает противоположные показания. Наконец, нужно иметь в виду, пишет Рессле, что химический состав соков тела, например, крови, вовсе не есть постоянная величина, так же как строение скелета, и поэтому доказательства, заимствованные от сходства крови с историко-родовой точки зрения не имеют большой доказательной силы. Подводя итог всем этим критическим данным и соображениям, мы можем с полною достоверностью сказать, что мысль о кровном родстве человека с обезьяной несостоятельна и не может говорить в пользу животного происхождения человека.
Перейдем теперь к критической оценке следующего довода ученых натуралистов.
В доказательство животного происхождения человека весьма часто ссылаются еще на так называ¬емый биогенетический закон, открытый Фрицем и Мюллером и развитый впоследствии пресловутым Э. Геккелем. Сущность этого закона в основных чертах может быть выражена следующим образом: человеческий зародыш в своем развитии проходить все те ступени, которые прошло животное царство в многовековом периоде своего развития и усовершенствования. Так, в самом начале человеческий зародыш похож будто бы на монеру (одноклеточный организм, точнее – кусок протоплазмы), затем – на зинамебиев (многоклеточный организм), дальше – на гастрею (гастрея представляет собою кишечный канал с двумя отверстиями для приема пищи и ее удаления), на различные виды червей, на бесчерепных и, наконец, на млекопитающих, т.е. на промаммалиев (первомлекопитающие, приближающиеся к теперешним птицевериям – к утконосу), на сумчатых, на полуобезьян, на хвостатых обезьян, на человекообразных, на обезьяноподобных людей. И будто бы только по прошествии всех этих ступеней появляется homo sapiens. Короче говоря, онтогенез, т.е. развитие индивидуума, представляет собою укороченное повторение филогенеза, т.е. развитие рода или племени. Вот в кратких словах суть биогенетического закона.
Посмотрим, какова ценность этого закона.
Правда, тридцать лет тому назад многие дарви¬нисты признавали этот закон, но многие другие, в том числе и известный ученый Бэр, прямо опро¬вергали его. Опровергали его и такие крупные естествоведы, как Иеринг, Гие, Гетте, Земпер и др. Как же относятся ученые к этому вопросу в настоящее время?
Вот некоторые из многих голосов авторитетных исследователей.
Проф. Кейбель в Фрейбурге приходит к такому выводу: «О существовании основного биогенетического закона для млекопитающих животных не может быть и речи». Проф. Оппсль в годичном докладе об уепехах анатомии и физиологии резко высказы¬вается против основного биогенетического закона, на почве которого он стоял в начале своих изысканий по вопросу о различной степени развития органов названных животных в различные эпохи развития. Против этого мнимого основного закона высказались Бирд, Гензен, Эмери, Флейшман, Дриш, Штейман, Васманн, Гегенбаур, О. Гертвиг и мн. др.
Почему же большинство крупных и авторитетных ученых настоящего времени так низко ставит биогенетический закон?
Оскар Гертвиг в своей «общей биологии» и затем в последней главе своего «Руководства сравни¬тельной и экспериментальной истории развития млеко¬питающих» так отвечает на поставленный нами вопрос.
«На самом деле, – пишет О. Гертвиг, – индивиду¬альное развитие есть не повторение родового развития, а продолжение родового развития. Если родовое развитие продолжается, то каждое последующее поколение должно идти несколько далее, чем предыдущее: простого повторения прежнего родового развития поэтому не бывает. И кажущиеся повторения многих родовых статей объясняются тем, что развитие по своей природе идет от более простых к более сложным формам. Чем выше по своей организации жи¬вотная форма, тем более она должна пройти ступе¬ней развития, пока не достигнет сложной конечной стадии, и потому естественно, что предварительные переходные стадии, так как они более просты, похожи на конечные стадии других животных, которые оста¬навливается на более низких ступенях развития. Здесь вовсе не заключается доказательство того, что человек сам в истории своего рода прошел все эти стадии, а есть только доказательство того, что ин¬дивидуальное развитие, начиная от первого клеточного деления оплодотворенного яйца, идет далее через различные стадии, пока не достигнет до определенной формы законченного организма».
Так О. Гертвиг, ученик и друг Э. Геккеля, смотрит на биогенетический закон. И так смотрят все те, имена которых мы перечислили выше. Конеч¬но, при таком взгляде на указанный закон, равня¬ющемся полному отрицанию, нечего ссылаться на него, как на весьма веское доказательство животного происхождения человека.
«Из индивидуального развития человека, – пишет Эрих Ваеманн, – нельзя создать ни одного убедительного доказательства в пользу животного происхождения человека».
Но допустим на время, что биогенетический закон истинен, что индивидуальное развитие есть совершенно точное повторение развития родового. Даже в таком случае нельзя будет доказать происхождение человека от обезьяны. Напротив, вместо желательного и ожидаемого вывода будет получаться явная бессмыслица. Так, по общему признанию – у молодых обезьян замечается гораздо более сходства в строении черепа и лица с человеком, чем у старых обезьян, у ко¬торых резче выступают признаки питекоидов. По смыслу основного биогенетического закона получается такое явление: высшие обезьяны в юности проходят человекообразную стадию. Следуя способу заключения Геккеля, отсюда должно сделать тот вывод, что не человек происходить от обезьяны, а обезьяна от человека. Но бессмысленность подобного вывода оче¬видна.
Перейдем теперь к критическому разбору менее важных и существенных аргументов в пользу противоположного христианскому взгляду положения.
В доказательство животного происхождения человека весьма часто ссылаются на так называемые рудиментарные органы, т.е. такие органы, которые когда-то выполняли определенные функции, но потом выродились как бесполезные и остались в уменьшенном и измененном виде. Например, щитовидная железа, мозговая железа, сердечная железа, червовидный отросток слепой кишки, который так часто яв¬ляется причиной воспаления слепой кишки и т.д.
По поводу рудиментарных органов должно заметить следующее. Очень и очень часто органы, назначения которых не могли объяснить, ошибочно вы¬давались за рудиментарные.
Вересаев, например, приводит такой случай.
Среди жителей многих гористых местностей распространена своеобразная болезнь, – зоб, заключа¬ющаяся в опухании лежащей над нижней частей горла щитовидной железы. В числе различных способов лечения зоба было, между прочим, предложено полное удаление всей щитовидной железы, как рудиментарного органа, не имеющего никакого значения. И что ж? Результаты этой операции оказались очень хорошими; больные выписывались здоровыми, лишение щитовидной железы (назначение которой совершенно неизвестно), по-видимому, не вызывало никаких вредных последствий. Но вот в 1883 году бернский профессор Кохер опубликовал статью, где сообщил следующее. Он произвел 34 полных иссечения зоба и был очень доволен результатами; но однажды один его знакомый врач рассказал ему, что он пользует девушку, которой 9 лет тому назад Кoхер вырезал зоб; врач этот рекомендовал Кохеру посмотреть больную теперь. И вот что увидел Кохер. У больной была младшая сестра: девять лет назад обе они так были похожи друг на друга, что их часто принимали одну за другую. «За эти 9 лет, – рассказывает Кохер, – младшая сестра превратилась в цветущую, хорошенькую девушку, оперированная же осталась маленькою и являет отвратительный вид полуидиотки». Тогда Кохер решил навести справки о судьбе всех оперированных им зобатых. Все 28 человек, у которых было сделано лишь частич¬ное вырезывание щитовидной железы, были найдены совершенно здоровыми; из восемнадцати же человек, у которых была вырезана вся железа, здоровыми ока¬залось только двое; остальные представляли своеобраз¬ный комплекс симптомов, который Кохер характе¬ризует следующим образом: «Задержание роста, большая голова, шишковатый нос, толстые губы, не¬уклюжее тело, неповоротливость мысли и языка при сильной мускулатуре, – все это с несомненностью ука¬зывает на близкое родство описываемого страдания с идиотизмом». В настоящее время ни один хирург уже не решится произвести полного вылущения щитовидной железы, если ее заболевание непосредствен¬но не грозить больному неминуемою смертью.
Итак, прежде смотрели на щитовидную железу, как на рудиментарный орган, теперь же оказывается, что это не только не бесполезный орган, но весьма важный в общем ходе человеческого развития.
Или возьмем еще так называемую мозговую железу. На нее тоже смотрели раньше как на беспо¬лезный, рудиментарный орган, теперь же Cvon (Квон?) доказал, что она является важным органом равновесия. И т.д.
Словом, в отношении к человеку не раз вы¬давали за рудиментарные органы такие органы, кото¬рые, как оказалось впоследствии, выполняют самые важные биологические функции.
Но существуют известные органы, которых нельзя так объяснить. Сюда принадлежишь, например, червовидный отросток слепой кишки. Говорят, что предки человека имели более длинную кишку, остатком которой и является червовидный отросток. Известный русский ученый И. И. Мечников в своих «Этюдах о природе человека» так говорит по данному вопросу:
«У человека слепая кишка снабжена тем замечательным и странным червеобразным отростком, о котором часто идет речь по поводу опасной и очень распространенной болезни – аппендицита. И вот этот-то орган вполне сходен с червеобразным отростком человекообразных обезьян. Неудиви¬тельно, что в виду этого наука сочла себе вправе провозгласить около 40 лет тому назад, что между человеком и человекообразными обезьянами существует несомненное родство».
В ответ на подобного рода рассуждения должно сказать следующее.
«Исследования по вопросу о значении червеобразного отростка еще не закончены. А если так, то еще нельзя отсюда черпать «положительных» доказательств в пользу животного происхождения челове¬кА». Так говорит известный ученый Эрих Васман и нельзя с ним не согласиться. Но и до окончательного решения означенного вопроса все-таки можно сказать несколько слов в его пояснение. Именно:
Своеобразный патологический характер этого червеобразного отростка есть следствие, по-видимому, чрезмерной культуры, слишком утонченного питания на¬шего времени. Что это так, в этом можно убедиться хотя бы из того, что у диких народов, у которых грубая пища, болезненные явления в червеобразном отростке крайне редки. Правильность этой догадки доказываюсь и недавно вышедшие по этому вопросу работы Элленбергера. А если так, если аппендицит вызывается утонченным питанием, то мы вправе сказать, что сокращение кишки у человека могло быть произведено переходом от одного рода пищи к другому. Посему нечего говорить о том, что червеобразный отросток есть рудиментарный орган, унаследованный человеком якобы от животных и свидетельствующий вследствие этого о животном происхождении человека.
Дальнейший зоологический источник доказатель¬ства, из которого обыкновенно подтверждается живот¬ное происхождение человека – это плацента (детское место), орган для питания и дыхания зародыша на счет соков материнского организма. Денгхер и Зеленка установили, что детское место человекообразных обезьян такого же типа, как и у человека. Между тем у низших млекопитающих его совсем нет, а если в виде исключения и встречается, например у сумчатых, то в несовершенном виде. Таким образом, заключают естествоведы, обезьяна и человек находятся между собою в родстве.
Но, с другой стороны, плацента существует у некоторых акул и даже у членистоногих, именно у американского peripatus и у индийского скорпиона, что утверждает Полянский. Так что если по плаценте судить о родстве, то плаценторные млекопитающие, во главе которых стоит человек, должны своим предком иметь индийского скорпиона. Но нелепость этого вывода очевидна сама собою.
Весьма часто в доказательство животного происхождения человека ссылаются на его сходство в анатомическом отношении с обезьянами. Говорят, если сличить человека с обезьяной, то мы увидим удивительное сходство скелетов, сходство образования отдельных органов и нервной системы. Посему ни¬кто не может отрицать, что благодаря всему этому, получается довольно значительная общая вероятность животного происхождения человека.
Да, сходство есть, но нельзя же ведь закрывать глаза и на те разности, которые обнаруживает срав¬нительное учение о формах между человеком и животным и в особенности между человеком и выс¬шими человекообразными обезьянами.
Например, разности между скелетом обезьяны и человека таковы: гораздо более длинные конечности обезьян; задняя нога обезьян есть схватывающая рука, а не нога, подобная ноге человека. Затем, в черепе человека замечается перевес черепной области, т.е. у человека череп, вмещающий мозг, гораздо более по объему всех других частей головы. Между тем у обезьян зрительная область достигла громадного развития, тогда как мозговая сравнительно с ней мала. Сильная челюсть с громадными зубами как нельзя лучше выражает сущность животного.
Все эти разности и многие другие спокойно и объективно описывает такой крупный и авторитетный ученый, как Ранке, в своем двухтомном произведении «Человек».
Выпишем из этого капитального труда еще более поразительные разности между анатомией человека и обезьяны. Так, по словам Ранке, Калькгофф в своих исследованиях о верхней бедренной кости человека и обезьяны говорить, что при снятии фотографии лучами Рентгена с продольного разреза кости даже целой кости можно тотчас видеть, кому принадлежит данная кость, человеку или обезьяне. Например, прямая походка обусловливает совершенно различное направление костных волокон у человека и обезьяны. Но прямая походка стоит в связи со строением черепа. Заднее головное отверстие у человека занимает несколько другое положение, чем остальных млекопитающих, так как череп человека более развит.
Итак, между скелетами и обезьяны и человека существует важное различие, различие настолько боль¬шое, что его нельзя ни игнорировать, ни скрывать Нельзя перебросить мост над пропастью между черепным строением человека и обезьяны. Посредствующего звена здесь до сих пор не найдено. Посему в доказательство животного происхождения человека и на этот аргумент ссылаться нельзя.
Укажем еще на одно доказательство, приводимое в пользу происхождения человека от обезьян.
Геккель в своих пресловутых «мировых загадках» говорит, что весьма сильным аргументом в пользу натуралистического учения о природе человека служит поразительное сходство человеческого зародыша с зародышами различных животных. Для иллюстрации своего положения Геккель в другом сво¬ем произведении «естественная история творения» помещает рисунки зародышевых яиц человека, обезь¬яны и собаки (242 стр.), а на стр. 248 рисунки зароды¬шей собаки, курицы и черепахи. И под этими иллю-страциями мы читаем такие строки: «Ни один человек не в состоянии отличить человеческое зароды¬шевое яйцо от яйца близкосродных млекопитающих животных даже с помощью наилучшего микроскопа». Посмотрим, насколько это достоверно. Проф. Либеркюн, читая летом 1881 г. в Марбурге лекции об «истории развития» сказал по насто¬ящему вопросу следующее: «Профессор Геккель в Иене утверждает в своих популярных сочинениях, что нельзя отличить эмбрионы (зародыши) человека и жи-вотных на ранних стадиях. Дамы и господа! Я отнюдь не сомневаюсь, что проф. Геккель не в состоянии отли¬чать эти эмбрионы. Но отсюда, однако, не следует, что и другие люди не могут этого сделать. Перемешайте в горшке разные эмбрионы, и я укажу вам род их всех».
Известный И. Фогт пишет: «Ни один эмбрион определенного класса позвоночных животных не похож на эмбрион другого класса в какое-либо вре¬мя своего существования».
Знаменитый анатом фон-Бишоф в заседании физико-математического отделения Королевско-Баварской Академии наук сказал: «Я представил тщатель¬ные и точные рисунки увеличенных в 400 раз за¬родышевых яиц человека, коровы, собаки, свиньи, кролика, кошки, мыши и крота, и рисунки эти позволяют заметить значительные различия как в величине яйца, толщине оболочки желтка, так особенно в составе яичного желтка».
Против Геккеля говорят еще по поводу данного вопроса Ранке, фон-Баер, Деннерт, Васманн, Флейшман и мн. др.
Как же это случилось, что Геккель, такой круп¬ный биолог, и вдруг допустил такую крупную ошибку?
Дело в том, что тут не ошибка, а обман.
Вскоре по выходе книги Геккеля в свет Рютимейер, профеееор зоологии и сравнительной анатомии в Базеле, доказал в «Архив антропология» т. 8, 1868 г. стр. 300), что Геккель одни рисунки выдумал; для других «произвольно видоизменил или обобщил существовавшие модели». Точные исследования показали, что три рисунка каждый раз сделаны были одним и тем же клише или, по крайней мере, три клише каждый раз были сделаны по одной и той же деревянной болванке. Словом, Геккель один и тот же рисунок назвал зародышевым яйцом человека, другой раз – яйцом обезьяны, третий – яйцом собаки; тоже самое было проделано и с тремя эмбрионами.
Спустя некоторое время В. Гис, профессор анатомии в Лейпциге, опять поднял это дело и доказал Геккелю дальнейшие его подлоги. Это он сделал в сочинении «Форма нашего тела и физиологическая проблема ее происхождения». Лейпциг, 1875 г. В этом сочинении, после изложения вышеприведенного дела, мы читаем следующее: «Насколько дело касается оригиналов Геккеля, я ничуть не сомневаюсь и прямо утверждаю, что рисунки отчасти в выс¬шей степени неверны, отчасти прямо выдуманы. Выду¬мана, например, фиг. 42, затем выдуманы две фи¬гуры человеческих эмбрионов на стр. 217 «Ест. Ист. Творения», выдумана также большая часть фигур эмбрионов на табл. IV и V».
Интересующиеся подробностями закулисного твор¬чества Геккеля могут обратиться к книге д-ра Деннерта «Геккель и его „мировые загадки” по суждениям специалистов», в которой найдут богатый и разносторонний материал по желаемому вопросу.
Итак, наиболее крупные и авторитетные натура¬листы в доказательство своих убеждений ссылаются даже на несуществующие или искаженные данные, т.е., выражаясь мягко, прибегают к обману.
Подводя итог всему вышесказанному, мы должны сказать, что из зоологических доказательств животного происхождения человека нет ни одного такого, которое отличалось бы бесспорностью, точностью и убедительностью. Все они более или менее сомнительны, не установившиеся. А на таких доказательствах нельзя основывать решения столь серьезных и важных вопросов, как вопрос о происхождении человека.
Перейдем теперь к другому типу доказательств.
Теория естественного подбора основою своею имеет предположение о крайней постепенности в пере¬ходе одной формы в другую, опыт же указывает на бездну между человеком и совершеннейшим приматом. Очевидно, здесь смерть дарвинизма. Где те формы, где тот целый мир, который отделяет человека от обезьяны? В ответ на это дарвинизм отделывается только обрывками из этого мира, да и то мнимыми, когда время от времени выдает за ис¬комую промежуточную форму между обезьяной и человеком кусочки скелетов от людей и ныне существующих видов обезьян. Неудачи в поисках промежуточной формы понятны: нельзя найти того, чего нет.
Но все таки рассмотрим палеонтологические дока¬зательства в пользу животного происхождения человека и критически оценим их.
В 1893 году один голландский военный доктор Эжен Дюбуа нашел на острове Ява, на старом русле реки, черепной покров, верхнюю черепную кость и две челюсти, лежащие на расстоянии нескольких метров друг от друга. Казалось, что все эти кости принадлежат одному и тому же индивидууму. Геккель тотчас же признал в нем «недостающий член» между человеком и обезьяною и окрестил его громким именем: Pithecantropus erectus, т. е. прямоходящая обезьяна-человек. Сам виновник открытия этих костей тоже так думал о своей на¬ходке. Так, в 1895 году на третьем зоологическом конгрессе в Лейдене он в двухчасовой речи пытался доказать, что этот питекантроп и есть до сих пор напрасно разыскиваемое missing link (недо¬стающее звено) между человеком и обезьяной.
Но мир беспристрастных ученых натуралистов не согласился с мнением Э. Дюбуа и Геккеля. Например, Вирхов на Лейденском конгрессе 1895 г., где он был почетным президентом, выяснил, что нельзя с уверенностью утверждать, будто найденные кости принадлежат одному индивидууму и что еще менее можно решить – был ли этот индивидуум человеком или обезьяною: бедренная кость говорит как будто за человека, черепная покрышка – за обезь¬яну. Только в случае, если был бы найден полный скелет Pithecantropus можно было бы произнести решительное суждение о его положении в зоологической систематике. Это рассуждение Вирхова сохраняет свою силу и поныне.
Возможность всякого отождествления этой находки с промежуточною формою, по мнению проф. Гейнке, совершенно устранена тщательными геолого-палеонто-логическими расследованиями геолога проф. Фольца на меете самой находки в 1904–1906 г.: ими неопровер¬жимо установлено, что Pithecantropus принадлежал к средине дилювиальной эпохи (дилювиальная формация – наносные отложения геологиче¬ской эпохи, предшествовавшей современной) и жил вместе е людьми в местности, где найден. Между тем по теории человек и обезьяна должны были разойтись раньше.
Затем, питекантроп по некоторым своим свойствам действительно представляет как бы про¬межуточное звено между человеком и обезьяной, но по другим свойствам он является как бы промежуточным звеном между высшими и низшими обезья¬нами настоящего времени. На это обратил внимание профессор Швальбе, сам заинтересованный в отыскивании доказательств животного происхождения человека. Теперь больше склоняются к тому, чтобы видеть в питекантропе боковую ветвь рода обезьян. Его нужно помещать не в ряду предков человека, а в ряду предков современных обезьян. Рихард Гертвиг склоняется к выводу, что скорее всего останки яванского скелета принадлежать вымершей гиббонообразной обезьяне, отличающейся от современных необыкновенною величиною и громадною емкостью че¬репа, заставляющей предполагать относительно боль¬шой мозг. Точно так же Макнамара пришел к заклю¬чению, что питекантроп есть чистая обезьяна боль¬шой величины. Он при помощи методов измерения Швальбе произвел сравнение яванского черепа е черепом шимпанзе. Оказалось, что они различаются между собою почти лишь величиною, но не формою.
Такое же разнообразие мнений существуешь и насчет неандертальского человека. Череп его был най¬ден в пятидесятых годах пред одной пещерой в Дюссельской долине на Рейне. Он был неодно¬кратно исследуем целым рядом антропологов и истолковываем ими всевозможным образом. Так, неандертальца считали то идиотом, то монгольским казаком, то древним германцем, древним голландцем, древним фризом, кузеном австралийского негра, примитивным первочеловеком, примитивным обезьяночеловеком. Эта научная судьба остатков неандертальского скелета показывает, что он принадлежит к числу тех многозначащих находок, из которых каждый исследователь извлекает то, что ему нравится. Было бы совеем преступно на ос¬новании подобных, в высшей степени сомнительных находок заявлять, что найдено связующее звено между обезьяною и человеком.
Ценность неандертальской находки теряется еще вследствие того, что совершенно невозможно определить ее геологический возраст. Рафф подчеркнул, что никакой компетентный исследователь не видел неандертальского скелета в его первоначальном положении. Когда Фюльрат, открывший его, пришел на место находки, рабочие уже вынули глину с костями и поместили у подножия скалы. Вирхов тоже отметил, что никто не видел – помещались ли кости в дюливиальной глине. А вся слава найденного черепа обусловливалась тем, что о нем сначала утвердилось мнение, будто он лежал в дилювиальной глине, ко¬торая образовалась ко времени древних млекопитаю¬щих. Знаменитый неандерталец мог быть гораздо новейшего происхождения, чем дилювиальная глина пещеры, в которой лежал: он мог быть погребен в ней позднее. С этим падают все утверждения относительно значения черепа для теории развития.
Одним словом, есть ли посредствующее звено между человеком и обезьяной?
Крупный ученый Вирхов так отвечает на этот вопрос: «Я, право, не знаю, что сказать о предполо¬жении, будто человек ведет свое происхождении от обезьяны. Фактически таких переходов от человека к обезьяне не существует; а между тем в настоя¬щее время должны были бы существовать представи¬тели подобных форм, если только они имели место в развитии человека».
Вот более позднее признание.
Профессор Бранко, директор геолого-палеонтологического института Берлинского университета держал на V международном зоологическом кон¬грессе в Берлине 16 августа 1901 г. заключительную речь «Ископаемый человек». Главное положение речи Бранко формулировалось так: человек является пред нами в земной истории по истине как homo novus, а не как потомок раннейших родов. Между тем как большая часть млекопитающих настоящего вре¬мени, оказывается, имеет длинные ряды предков в третичное время, человек является прямо и внезапно в дюливиальную эпоху так, что мы ничего не знаем о его третичных предшественниках. Третичного человека нет, а следы его деятельности в третичное время имеют сомнительную природу. Напротив, остатков дилювиального человека много, но дилювиальный человек выступаешь как совершенный homo sapiens.
Отсюда на вопрос «Кто был предком человека?» Бранко дает следующий чисто научный ответ: «Палеонтология ничего не знает об этом, она не знает предков человека».
Если так, то, значит, все доказательства, которые думали извлечь из яванской находки и неандертальского черепа в пользу животного происхождения человека, просто падают сами собой.
Ну, хорошо. На время допустим, что дарвинизм истинен, что ему удалось доказать совершеннейшее тождество человека и животного в телесном отношении. Но и в таком случае он ничего не выигры¬вает. Ведь тождество это не отрицается и догматом творения, допускающим лишь различие в степени со¬вершенства. Прекрасно рассуждает по данному воп¬росу профессор богословия в Новороссийском Уни¬верситете А.М. Клитин. В первом томе «Истории религии» (Одесса, 1910 г.) он пишет:
«В Библии не дается никаких данных к тому, чтобы утверждать, что человек появился сразу, в готовой форме своей природы... Персть земная, или прах, очевидно должна была развиваться, или пройти известные степени или виды жизни, пока сделалась достойной или способной вместить в себя „дыхание жизни”, или стать во всей целостности человеческой природы (Арх. Чернигов. Филарет Догмат. Богословие. ч. I. изд. 3. СПб. 1882 г. стр. 195), образом и подобием Божиим. В этом и состояло создание из праха земного. Но в чем именно состояло это развитие или прохождение чрез формы жизни, чрез какие именно формы жизни совершилось это прохождение и как долго оно продолжалось – об этом никаких свидетельств в Библии нет (см. «Понятие о творении» –Христ. жизнь. 1906 г. №17). Если и признать, что человек проходил «во время развития своего праха» все стадии животного развития, то только до тех пор, пока тело его не стало сообразно „образу Божию” и не приняло в себя, в ноздри свои, дыхания Божия. Как только человек стал человеком, все живот¬ное окончилось. Началась жизнь человеческая, разум¬ная, свободная, словесная. Человек стал говорить. Это естественный, логичный, несомненный ход жизни».
Посему, если признать такого рода рассуждение, для принятия которого нет никаких препятствий со стороны Библии, то все аргументы в пользу живот¬ного происхождения человека, основанные на сходстве телесной организации и животного, должны быть признаны непопадающими в цель. Никакими аргументами этого рода не затрагивается существенное различие между человеком и животным, лежащее в иной психической области.
«Вопрос об отношении человека к обезьяне, говорит Рейнке, нельзя решить, если мы будем иметь в виду одни лишь их телесные свойства; также тщательно должно сравнить их психические свойства, и здесь мы наталкиваемся на непроходимую бездну. В чем она? В человеке есть нечто, что возвышаешь его над животным. Это – его личность. Это свойство связано прежде всего с его духом, а потом уж зависит и от тела; но к животным понятие лич¬ности неприложимо. Животное может иметь индиви¬дуальность, не личность, которая есть всегда нечто духовное. От человека к животному – величайший скачок, какой только знает органическое царство… Откуда явился человек на нашей планете, „облекся в плоть”, об этом естествознание ничему не учит; мы ничего об этом не знали бы даже и в том случае, если бы было доказано, что тело человека образовалось из обезьяны.
Поэтому учением об эволюции или о животном происхождении человека не наносилось бы никакого ущерба достоинству человека и царственному положению его в природе, о котором учит христианство, даже если бы эволюционизм был прав.
Тот же Рейнке пишет: «Значение человека, его личности, его души не затрагивается нашими представлениями о способе происхождения его тела, будем ли мы представлять тело первого предка людей, вышедшим непосредственно из минерального царства, из земли (согласно с Библией), или же будем думать, что оно произошло путем превращения какого-нибудь жи¬вотного вида».
Даже сами эволюционисты, некоторые из них, как Уоллес, друг Дарвина, говорит, что человек не мог явиться естественною силою только законов эволюции без вмешательства сверхъестественного или нового Божественного творческого акта, насколько дело идет о душе человека.
Итак, своими аргументами в пользу животного происхождения человека, основанными на телесных сходствах человека и обезьяны, дарвинисты, в сущ¬ности, как видим, ничего не достигают.
Но должны ли православных христиан смущать все эти рационалистические и натуралистические теории, гипотезы и думы?
Совсем нет.
Прекрасно рассуждает по данному вопросу Эрих Васманн, словами которого мы и закончим свой очерк.
«В 1859 году настал час, когда могучий вал подобно урагану понесся со стороны Англии. Вал уве¬личивался, становился выше и шире, так что пенистый гребень его достигал зубцов скалы. Конечно, вал этот не носит имя Дарвина и дарвинизма в узком смысле слова, это – теория развития, борющаяся с теорией постоянства, и до сих пор борющаяся победоносно и, очевидно, имеющая победить ее до конца. Но дол¬жны ли мы трепетать за твердость скалы? Нет не должны. Несмотря на это, несмотря на водоворот у своей подошвы, скала христианского миросозерцания устоит. И, быть может, пройдет еще несколько десятков лет и эта новая волна будет мирно поко¬иться у подошвы скалы. И потом, когда через несколько веков опять придет другая, более сильная волна, чтобы вытеснить свою предшественницу, скала христианского мировоззрения и тогда будет так же твердо стоять, как и до сих пор.
Я лично твердо убежден в непоколебимости скалы христианского миросозерцания. А почему? Потому что скала и волны по природе своей не враги, а друзья. Почему же – человеческое знание и христианское вероучение не враждебны друг другу? Оба они суть толь¬ко два потока из одного источника, из одного пер¬вого источника, из одной и той же бесконечной вечной премудрости Божией. Эта премудрость не может противоречить себе самой, хотя бы она говорила нам на том или ином языке. Поэтому я твердо убежден, что между христианской верой и наукой не может быть действительного противоречия».

Заключение

Апостол Павел в одном из своих посланий к Тимофею говорит: «Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2; 4 гл. 3–4 ст.).
Это пророчество первоверховного апостола с буквальною точностью исполняется в настоящее время. Теперь весьма многие здравого учения, учения св. Писания, не принимают. Отвергают его. Даже смеются над ним. И взамен его придерживаются ложных теорий, идут за лжеучителями, которые, действительно отвращают слух от истины и обращают его к басням».
Возьмем например, настоящий вопрос. Вопрос о творении человека. Сколько лет учили людей тому, что человек происходит от обезьяны? Сколько лет смеялись и издевались над библейским сказаньем о происхождении человека? Сколько верующих сердец разбились об этот камень преткновения и соблазна? Сколько мудрых и неразумных, великих и малых, мужчин и женщин, верующих и неверующих склонили свои колена пред теорией Дарвина, признали ее за твердо установленную истину и внесли ее в качестве краеугольного догмата в своей научный катехизис.
И что же? Настало время, когда теория о происхождении человека от обезьяны потеряла свой кредит повсюду. Не только среди простых, но среди и ученых. Теперь редко кто придерживается дарвиновой теории, как таковой. Редко кто верит в происхождение человека от обезьяны. Долго владевшая умами теория при всеобщем смущении, к стыду всех ее проповедников сдается в архив. Она доживает свои последние дни, будучи всеми оставлена, критику¬ема, постепенно забываема.
На смену ей выступает новая теория, новое решение вопроса о происхождения человека.
А как ей верили! Как были убеждены в ней! Как горячо всегда отстаивали ее! Как самоуверенно возвышали ее над библейским сказанием! И вдруг – полное крушение ее.
А сколько верующих душ погибло напрасно из-за нее. Сколько соблазна внесла она в среду правоверных христиан! И все это из-за чего? С позволения сказать, из-за чепухи, из-за простого предположения, из-за недоказанной мысли, из-за нелепейшей теории.
Подлинно: «от истины отвратили слух и обратились к басням».
Скажем несколько слов о вновь появившейся теории.
Теперь все так называемые ученые натуралисты, разделяют такое убеждение, что человек вовсе не происходит от обезьяны, но что он и обезьяна имеют одного общего родоначальника. Произошли от одного и того же предка. Существующие между ними различия, как более существенные, так и менее существенные, получились оттого, что человек пошел по пути развития, прогресса, а обезьяна, наоборот, по пути регресса, так как перестала разви¬ваться и совершенствоваться.
Наиболее видными представителями современной теории по вопросу о происхождении человека являются такие знаменитые ученные, как Штратц, Альсберг, Клаач и др. Последний известен и у нас, в России, благодаря книгоиздательству «Просвещение», которое ознакомило читающую публику с означенной теорией.
Что же, какое существо считают за первоначаль¬ный организм, давший два родовых древа?
На этот вопрос пока нет определенного ответа. Его решают различно. И решения эти пока не что иное, как предположения, которые еще не обос¬нованы, не проверены, не доказаны.
Так, Штратц представляет этот первичный тип как т.н. саламандру (Nolcheus) – мышь. Клаач говорит об общем типе обезьяны, но тип этот доставляет большие затруднения, поскольку он не похож на человеческий тип, который будто бы произошел от него. И т.д.
Какова же проба всех этих предположений?
Весьма низкая. Это можно, по крайней мере, видеть из того, что на антропологическом конгрессе в Линдау, когда Клаач стал подробно развивать свою теорию, Ранке, автор двухтомного исследования «Человек», возразил, что выставлять такие гипотезы, значить «просто фантазировать».
Великолепно оценивает эту модную теорию известный биолог Эрих Васман. Он пишет:
«При рассмотрении этой теории весьма важен следующий палеонтологический момент: чем далее мы относим эту первичную форму, тем более дол¬жно быть посредствующих звеньев между человеком и обезьяной в палеонтологии.
Но так ли это? Взглянем на оба гипотетических родовых древа. На одной стороне мы видим ряды развития, приведшие к образованию настоящих (в смысле нынешних) обезьян и полуобезьян. Здесь мы находим удивительно прекрасное палеонтологическое дерево: тридцать родов ископаемых обезьян. Но как обстоит дело на другой стороне, где должны стоять зоологические промежуточные звенья между этой основной родовой формой и современным человеком? Ни одного рода, ни одного вида как промежуточного звена. Это весьма знаменательно. Если действительно такое развитие имело место, тогда дол¬жны бы найтись промежуточные формы на этой стороне. А их-то и нет».
Что же отсюда следует?
А то, что и вновь народившаяся теория о происхождении человека не имеет под собою никаких положительных оснований и зиждется исключитель¬но на предположениях, догадках, необоснованных данных. Об этом, по крайней мере, говорят такие авторитетные ученые, как знаменитый зоолог Ранке и не менее известный биолог Эрих Васман.
Не смотря на это и пред вновь появившейся теорией начинают так же благоговеть и так же пре¬клоняться, как в свое время пред много нашумевшей теорией Дарвина. Ей поют гимны. Ей пророчат будущее. Ей отдают предпочтение пред многими дру¬гими теориями и гипотезами. В ней видят начало то¬го пути, на котором человечество найдет давно искомую истину о происхождении на Земле человека.
Несомненно, и эта теория для многих будет камнем преткновения и соблазна. И она вызовет в умах многих верующих людей бурю таких же сомнений, колебаний и недоумений, как и предшество¬вавшая ей теория Дарвина.
Но и она не будет вечной. Ее сменит другая, новая теория, которая своим появлением вытеснит свою предшественницу, нанесет решительный удар и навеки удалит ее с поля сознания мыслящих людей.
Там новые жертвы. Новые падения. Новые басни. Новые уклонения от истины. И так без конца. Во веки веков.
Грустно, тяжело!
Пусть же подобного рода колебания и постоянная измена научным идолам не пройдет бесследно для нас, для истинно верующих христиан. Пусть эти беспрерывные крушения научных основ предостерегут нас от увлечения ветром новых учений, от легкомысленных уступок и побудят нас твердо держаться того, что предано нам.

Откуда жизнь?
(К вопросам о творении мира)
Мы все говорили о творении человека, о творении рыб и птиц, о творении животных, земли и т.д., т.е. мы все время имели в виду непосредственный творческий акт, вмешательство высшей, разумной и могучей силы, той, которую мы называем Бог. Но вот вопрос – чем доказывается то, что все видимое нами произошло так, как мы представляем. Почему, например, нельзя допустить, что правы натуралисты, которые историю мироздания рисуют таким образом: сначала была газообразная масса, которая придя в сильное движение, отвердела и дала в результате ви¬димый нами мир; затем из этой массы, из неорга¬нической материи, путем постепенного развития и усовершенствования образовалась органическая материя; организмы множились, развивались, осложнялись, и вот появился человек. По представлению натуралистов, как видим, не требуется в данном случае никакого творческого акта. Вмешательство божествен¬ной силы излишне. Между тем православные христиане утверждают совеем обратное. Они говорят: «В истории образования и развития мира без Божественного глагола – да будет! – ничего нельзя объяснить». Кто прав, а кто виноват? На чьей стороне истина? Вот это и составляет предмет настоящего апологетического очерка.
Откуда жизнь?
Она появилась из неорганической материи, отвечают нам.
«Химическим анализом, –пишут биологии, – установлен факт однородного состава органических и неорганических тел. В организмах обна¬ружено соединение следующих простых веществ: углерода, водорода, кислорода, азота, серы, фосфора, хлора, калия, кальция, магния и железа. Те же элементы входят в составь и неорганических тел. В чем же собственно различие между телами органическими и неорганическими? Его нет. А если нет, то, значит, живое родилось из мертвого».
Мы не можем согласиться с подобного рода заключением. Не можем допустить, чтобы органическое получилось из неорганического, живое – из мертвого. Напротив, голос науки, серьезной, точной, беспристрастной науки и голос веры теперь повсюду слышится такой: «Органическое могло получиться только из органического и живое – только от живого». Такое учение в настоящее время слывет под именем «биогенезиса».
Так как история данного вопроса как нельзя лучше показываешь правильность и незыблемость теории биогенезиса, то мы несколько долее остановимся на ней и используем ее в интересах христианской науки.
В древности положительно все, и ученые и не¬ученые, думали, что живые существа каким-то непонятным и необъяснимым путем получались из мер¬твой, неорганической материи. Аристотель, например, был убежден, что достаточно смочить водою какое-либо сухое вещество, и в нем зародятся те или другие организмы, тоже самое, по его мнению, бывает и при высыхании всякого тела. Плутарх, по словам Флуранса, полагал, что крыс производила земля. Виргилий, в своих «Георгиках», рассказывает, как пче¬лы рождаются из гниющего трупа быка, – и это мнение разделяет сельский хозяин того времени.
Древность только знала, что природа производить животных, а средние века стали учить, как помогать природе производить их. Вот один из таких рецептов приготовления животных, завещанных нам гением средних веков: бросьте горсть пшеничных зерен в воду, полученную от мытья грязного белья, и через 21 день у вас эти зерна превратятся в взрослых мышей. Таков итог более, чем двухтысячелетних работ над вопросом о происхождении жизни. Так думали вплоть до XVII века.
Обратное решение означенного вопроса связыва¬ется с именем врача тосканских герцогов Фердидинанда II и Козмы III Франческо Реди.
В 1668 году Реди стал изучать явления самозарождения. До его времени всем было известно, что в мясе по мере того, как оно портится, заводятся черви. Реди захотел посмотреть на это мясо повнимательнее; он увидел, что прежде, чем в нем появились черви, его постоянно облепляли мухи и на нем роились; тогда у него явилась мысль, что черви мяса представляют собою недоразвившихся мух. Он проверил свое предположение опытом.
Кусок свежего мяса был им положен в стакан, и ста¬кан плотно закрыт бумагой, мясо стало гнить, но червей в нем не появлялось, между тем кусок мяса, положенный в открытый стакан, через корот¬кое время кишел червями. Реди пошел далее, он заменил бумагу, прикрывавшую мясо, тонкой и редкой тканью. Запах мяса стал привлекать мух, они слетались на стакан, клали на ткань яички, но яички, вследствие малости отверстий ткани, не могли попасть на мясо, и черви появились поверх ткани, между тем как на мясе их по-прежнему не было. Реди тогда объявил, что организмы не происходят сами собою, но от организмов.
Явились противники означенного вывода, которые хотели во чтобы то ни стало отстоять теорию самозарождения. Завязался продолжительный ожесточенный спор между учеными различных направлений, но теория происхождения органического только от органического не была поколеблена. Против нее даже не выставлено было более или менее серьезных возражений.
Так дело шло до второй половины девятнадцатого столетия, когда вопрос о самозарождении вступил в новый период своего существования.
В 1895 году Пуше, директор музея естественной истории в Руане, издал книгу «Heterogenie», в которой он выступил решительным сторонником самозарождения. К гипотезе самозарождения, по его взгляду, прежде всего приводит размышление, а затем, по его заверениям, ее подтвердили ему его опы¬ты. Пуше произвел следующий опыт, который ему казалось, должен был сокрушить противников самозарождения. Наполнив склянку кипящей водой, он закупоривал ее и опускал в ртуть; затем, когда вода остывала, он осторожно под ртутью раскупоривал склянку и вводил в нее с соблюдением предосторожностей некоторое количество кислорода, кото¬рое ранее было подвергнуто действию высокой темпе¬ратуры до 300 градусов и, следовательно, было обеззаражено. Таким образом, ни вода, ни кислород не могли со¬держать зародышей микроорганизмов, так как они не выносят высокой температуры, и однако через восемь дней в склянке появилась плесень, т.е. жизнь.
Пуше торжествовал. Теория биогенезиса как буд¬то было поколеблена описанным опытом.
Но тогда против Пуше выступил человек, гению которого суждено было оказать величайшие услу¬ги человечеству, человек этот был Луи Пастер.
Пастер показал, что Пуше в своем опыте забыл очистить ртуть, а между тем пылинки, оседающие на поверхности ртути проникают внутрь ее и затем оказываются в склянке. Заключая в себе или даже представляя собою зародыши, эти пылинки, принеся их в склянку, предоставляют им полную возможность развиться в благоприятной среде, вследствие чего у Пуше и появилась плесень.
Сам Пастер производил такие опыты: он брал стеклянный шар с длинной шейкой, наполнял его кровью или молоком, вообще жидкостью, которая легко портится, кипятил жидкость, и когда затем она начинала охлаждаться и сжиматься, впускал в шар воздух чрез раскаленные платиновые трубки (убивавшие зародыши) и затем шары запаивал. Микроорганизмов в этих шарах не появлялось. Что зародыши проникают в питательную среду из воз¬духа, Пастер доказал следующими опытами: он пропускал струю обыкновенного воздуха через вату или через горный лен (асбест) и затем кусок ваты или горного льна бросал в обеззараженную жидкость, и в ней немедленно появились зародыши.
Отстаивая самозарождение, Пуше объяснял опыт Пастера предположением, что воздух заключает в себе некоторую способность давать жизнь минеральным веществам («Разве не может быть в воздухе какой-нибудь, доселе неизвестной нам силы – подобной озону, магнетизму, электричеству?» – спрашивал Пуше), что и жизненное свойство воздуха Пастер уничтожал прокаливанием.
На это возражение Пастер ответил таким опытом: он взял стеклянный шар с длинной лейкой малого диаметра, наполнил шар портящейся жидкостью, прокипятил жидкость и, подвергнув шейку шара действию высокой температуры, придал ей очень извилистую форму и оставил открытой. Че¬рез шейку в шар проникал обыкновенный воздух. но так как шейка была очень длинна и влажна, то все механические примеси, находящиеся в воздухе, оставались на ней, а в шар проходил лишь чистый воздух. Микроорганизмов в шаре не появилось.
Пуше тогда представил еще одно возражение. По его словам, его собственные опыты привели к тому, что оказалось, что малейший пузырек кислорода за¬ключает в себе способность вызвать жизнь в способных портиться жидкостях, следовательно, по теории Пастера оказывается, что воздух в каждой своей частице наполнен миллиардами зародышей. «Воздух, в котором мы живем, – говорил он, – тогда был бы так же плотен, как железо».
Пастер показал, что и эти опыты Пуше были не точны. Показал он таким образом. Взял шестьдесят шаров с жидкостями, легко подвергаю¬щимися порче, прокипятил их и герметически закупорил, затем отправился к подножию Юры. Здесь у подошвы горы он привел на мгновение жидкость двадцати шаров в соприкосновение е атмосферным воздухом, после чего шары были снова запаяны, ор¬ганизмы развились только в восьми. На высоте 850 метров над уровнем моря были открыты другие двадцать шаров, жизнь явилась лишь в пяти из них. Содержимое последних двадцати шаров было приведено в соприкосновение с атмосферным воздухом на высоте двух километров, жизнь явилась только в одном. После этого сделалось ясным, что чем выше воздух находится над землею, тем он чище, тем меньше микроорганизмов находится в. нем. Следовательно, из воздуха проникли организмы в жидкость приготовленных шаров.
Пуше после этого не представлял никаких возражений.
Пастер все-таки произвел еще один контроль¬ный опыт. Могли сказать, что этим кипячением он мог убивать в этих жидкостях способность производить организмы при соприкосновении с воздухом. Тогда Пастер стал брать кровь из вен и артерий здоровых животных и без прокипячения заключал ее в обеззараженный воздух. Микроор¬ганизмы не возникали. Парижская академия наук увенчала работы Пастера премией.
После этих опытов Пастера идея самозарождения постепенно замирала, сторонники ее один за другим или сходили в могилу или изменяли ей.
Один только раз лет через пятнадцать после работ Пастера завязался литературный спор о само¬зарождении. В нем не было высказано ничего суще¬ственно нового, и сторонник самозарождения был сокрушен без труда его противником. Это спор Бастиана с Тиндалем.
«И наблюдение и опыт, – говорил Бастиан, – бесспорно подтверждают, что живое вещество постоянно образуется сызнова по тем же самым законам, ¬которыми определяются все самые простые химические соединения». Т.е. жизнь не есть дар жизни; она мо¬жет возникать сама по себе; она может самопроиз¬вольно зарождаться.
Он производил такие опыты. Стеклянные сосуды на три четверти наполнял настоем сена или другого какого-нибудь органического вещества. Настой этот кипятил, чтобы убить в нем все живые зародыши и затем герметически закупоривал, заграждая тем доступ для внешнего воздуха. Воздух внутри сосуда подвергал в течение нескольких часов температуре кипящей воды, чем убивались в воздухе все заро¬дыши. При всем этом в сосудах появлялись мириады живых существ.
На основании этого Бастиан и стал утверждать, что живые существа возникли самопроизвольно.
Но ряд исследователей нашли две важные ошибки в его опытах. Профессор Тиндаль повторил те же опыты, но только с научными предосторожностями, обеспечивающими полное отсутствие зародышей, что составляет его собственное открытие. Он пришел к заключению, что при опытах Бастиана неубитые зародыши все-таки могут оставаться в воздухе вну¬три сосуда. Если бы воздух был безусловно чист и без всяких зародышей, могли ли бы возникнуть эти мириады живых существ? Он помещал свои со¬суды в атмосфере безусловно оптически чистой, что считается вернейшим доказательством полного отсутствия зародышей. Ни малейшего следа жизни при этом не появилось. Он видоизменял различным образом свои опыты, но вещество в воздухе, чуждом зародышей, никогда не порождало жизни.
На другую ошибку указал Даллингер. Он нашел, что низшие существа обладают поразительной и неразрушимой живучестью. Многие из них могут выживать в температуре гораздо высшей, чем та, которой подвергал их Бастиан в своих опытах. Некоторые зародыши почти не могли быть убиты, ко¬гда их подвергали действию огня.
Эти опыты положили конец спору. Положитель¬ное решение по этому вопросу существует теперь в науке. Насколько наука может что-нибудь решать, она положительно и бесспорно утверждает, что все попытки породить жизнь из мертвого вещества по-терпели полную неудачу. Учение о самопроизвольном зарождении должно быть оставлено навсегда. И все люди науки признают, что жизнь может возникнуть только от соприкосновения с жизнью. Гексли решительно заявляет, что учение о биогенезисе, т.е. о возникновении жизни только от жизни, одержало полную победу в наши дни. И Тиндаль, сознаваясь, что он желал бы видеть торжество противоположного учения, принужден сказать следующее: «Я утверждаю, что нет ни малейшего достоверного опытного свидетельства в пользу того, что в настоящее время жизнь может возникнуть независимо от предшеству¬ющей жизни».
Теперь подходим мы к такому выводу.
Если живое, органическое может получиться только от живого, органического, если неорганическая материя ни при каких условиях и обстоятельствах не может превратиться и перейти по естественному ходу вещей в органическое, то спрашивается – откуда же появилась жизнь на Земле? Откуда растения, жи¬вотные, рыбы, птицы, человек и т.д.? Хорошо, мы на время допустим, что человек произошел от обезьяны, те в свою очередь от низших организмов, а эти последние от первоначальных. Но откуда же все-таки появились на земле эти первоначальные организмы? Ведь они не могли же, как мы видели, получиться из неорганического вещества? А если не могли они иметь своим родоначальником мертвую, неорганическую материю, то как же они появились на Божьем свете?
Вот этот-то вопрос и понуждает нас приз¬нать в истории происхождения и развития мира особый творческий акт, вмешательство божественной силы. Но об этом-то и говорит пр. Моисей. Этому только и учит христианство.
Невольно стучатся в двери нашего сознания Дер¬жавина слова: «А сам собой я быть не мог»!

Приведенные нами сведения касательно происхождения жизни почерпнуты из следующих сочинений:
М Дж. Тиндаль. Произвольное зарождение. Москва, 1897 г.
Г. Дрюммонд. Естественный закон в духовном Мире. Москва, 1897 г.
С. Глаголева. Происхождение жизни. СПб., 1899 г.
Люка. Выводы естествознания по отношению к основным началам религии. СПб., 1870 г.