Ранние дневники 9

                Мне 24 года

29 марта.  Жизнь никогда бы не надоедала людям, если бы она была подобна маятнику: рождение — старость, потом опять детство — без утраты физического тела.

Если бы все люди находили именно свою утраченную, дополняющую половину.

Когда бы можно было побеседовать с дельфинами, тюленями, пингвинами... Сколько бы узнали интересного.

Мой учитель — французский писатель Жюль Ренар. Читаю его «Дневники». Восхищаюсь.

30 марта. Если я исправлю все свои грехи, что же делать дальше?

31 марта. Сколько в Ренаре горечи, иронии и света. Иногда, когда он пишет о своей жене, мне хочется плакать. У него скромная внешность.

Всё, к чему я прикасаюсь, я почему-то начинаю ненавидеть. Но только не книги и не искусство.

1 июня. Выставка работ художника Петрова-Водкина, они мне кажутся плоскими, неживыми, старческими.

Вечером смотрю работы моего приятеля Олега Г. у него дома. Есть работы дивные.  Великолепное владение цветом. Приятная, но холодная комната. Сухая рябина в вазах. Хороший вкус.

В детстве я хотела быть пианисткой, дирижёром, писателем, поэтом, художником,  актрисой, певицей. Мечтала о чёрном платье, о белой шубке с капюшоном, о большой рыжей собаке, о том, чтобы меня звали Марина. Я жалела о том, что не родилась мальчишкой.

Я представляла себя красивой, умной, талантливой. Мечтала обладать мужеством,  добротой, трудолюбием, сосредоточенностью.

Кем я буду — человеком бездомным, безденежным, бездетным, человеком, имеющим не свою профессию.

В душе сейчас только один луч —  юноша в пригородной электричке, похожий на моего приятеля художника Лёню Бабаджаняна.

Утром почувствовала и пожелала смерти и не испугалась её.

Я не способна даже на отблеск мечты.

2 июня. Если бы не было солнца, жизнь была бы невыносима. В душе тишь и невозможность молиться.

Господи, спаси меня от внутренней смерти. Господи, прости, что я слишком часто обращаюсь к Тебе.

9 мая. У меня был в гостях Лёня Бабаджанян. Изумительный. Тонкий. Люблю его.

Господи, зачем Тебе смерть моей души? Что Тебе в ней? Лёд во мне, беспросветная мгла, неподвижность.

Мы с Линой были приглашены к Олегу Г. на дачу. Мы подходили к дому, я увидела высокого человека. Олег много мне рассказывал о своём друге Коле Ларском. Я приближалась к незнакомому человеку, не зная, кто он. Во мне появилась мысль: «Это мой муж».

Позже мы пошли с ним вдвоём гулять в лес. Стояли у дерева. И он, и я одновременно услышали внутри себя вопрос: «Кто ты?». Мы задали друг другу этот вопрос вслух. Я ответила ему: «Никто. Ничто. Пустота, смерть, лёд». Он сказал: «Лёд можно растопить».

Я спросила его: «Где тот огонь? А ты кто?»  Он ответил: «Я молния, которая исчезла и звук, который тоже исчезнет». «Они остались в твоём сознании», - сказала я.

Я стала называть его Ником.

2 июня. Ник похож на Андрея Волконского, дирижёра  музыкального ансамбля. Он играет в волейбол с парнями. Я сижу на пеньке. Никогда уже не буду я счастлива.

Он назначил мне свидание у Большого Театра. Я чуть-чуть опоздала, он метался по скверу, я вышла ему навстречу.

3 июня. Странное состояние, неизъяснимое. Ник имеет в себе нечто мистическое. Я чувствую, что мы с ним — одно существо. Он тоже самое ощутил одномоментно со мной,  сказав мне: «Со мной творится что-то странное. Я чувствую свою душу. Я счастлив.  Это ты мне даёшь. Ты даёшь мне силы, которые почти покинули меня. Я всё сейчас вижу насквозь...»

Пронзительное ощущение своей души.

Ещё он сказал: «Моя чёрная рука держит тебя за затылок и прячет от мира». Он умён.  Дурачества — его маска.

Он говорил о какой-то женщине, что она гений: «Мы были равны по силе. Мужчина находится физически у женщины в плену. За это он порабощает её духовно. Ты должна быть жертвой. Я всё вижу. Я чувствую прозрение. Ты — моё произведение. Твоя Рада Волшанинова поёт плохо. Я уничтожу её». «Ты уничтожишь часть меня», - сказала я.  «Нет, я возрожу часть тебя». В эти минуты я верила ему беспредельно.

«Я тебе верю, хотя тебя не понимаю», - говорю я. Он говорит: «Я ужасно рад, что ты мне веришь. Я был очень добр к тебе».

Когда мы переходили ручей в лесу, он протянул мне руку. У него благодатная рука. Если он меня покинет, я умру.

Заклинаю тебя, не оставь меня, не отпускай.

Я шла, в упоении подставляя лицо дождю. Внезапно вышла к церкви Вознесения. Сладкое пение хора. Я не умею молиться. Я люблю Ника. Я прикована, связана, пленена.

Он сказал мне: «Ещё рано расставаться, ещё не было взлёта, после которого падение».

Я рассказала ему то, что не надо было рассказывать и вдруг почувствовала опустошённость. Он объяснил мне: «У тебя была тайна. И ты её уничтожила. Тебе надо обрести скорей новую тайну, чтобы не быть пустой».

Ник, я погибну без тебя.

Нет начал и концов. Мы были, мы будем. В разных сферах и песчинках.

Когда душа покинет тело, что вспомнит она, и вся ли прошлая жизнь будет представляться ей чудовищным грехом или она будет снисходителна к своей земной жизни?

Я поддерживаю в себе образ Ника стихами и памятью.

Часто кажется, что жизнь прожита, что ты иссякла, и тебя не будет. Страшно длить свои дни без Ника, знать, что не будет возрождения. Но душа спокойна и хочет быть доверчивой. Ник, береги мою веру в тебя.

Господи, пошли мне веру в Тебя. Господи, храни нас.

Как будто меня нет.

Играла на фортепьяно, учила Пушкина «Моцарта и Сальери», читала Николая Карамзина.

7 июня. «Только верой спасаться любой». Это стихи Вити Мамонова.

Говорили с Натальей Львовной о религии. Я сидела, как котёнок у ног её на маленькой скамейке, уткнувшись в её колени. Милая Наталья Львовна. Я очень хочу креститься.

Илья и Костя меня покинули, обрекши на чудовищные страдания и внутреннюю смерть.  Если Ник меня бросит, я не переживу.

Вот так веками ждать тебя...

Я ловлю слухом каждую мелочь, нанизываю на нитку терпения. Ожидание жизни или казни. Я жду Ника. Кто сказал, что Сальери прав? Митя Засецкий? Он внук Натальи Львовны.

«Как некий херувим, он несколько занёс нам песен райских...». Ник, найди меня и сохрани. Я покорна, я смиряюсь. Всё меня страшит. Мало сил у меня.

Предстоит бессонница и борьба с неверием. У меня почти лихорадка. Так можно превратиться в камень. Уйти в монастырь?

Не будет жизни. Я хочу умереть, я в отчаянии.

8 июня. Я больше не могу страдать, не вмещаю. Ника нет и — прекрасно. Не о ком терзаться, не о ком плакать, не о ком думать. Я боюсь сойти с ума.

Господи, я умираю беспредельно. Я больше не могу носить в себе смерть. У меня порог восприятия, говорит мне Наташа К., когда я жалуюсь на своё состояние.

Исцели меня, Господи.

И брат мой, и я — мы погибнем от такой жизни. Герман жаждет Божества.

Ради чего, Господи, эти часы и дни? Я не завидую птицам. Болит душа. Давит, гнетёт, скрежещет, царапает когтями, наверное, это и есть ад.

У меня порывы чистой веры и ужасного неверия.

Я пишу стихи о том, что я мертва, и мне становится легче.

9 июня. Ждать того, кто принесёт смерть... Или воскресит. Или погубит.

Я была на выставке Скира. Физическая боль души. Нервные спазмы. Я почти не дышу.  Господи, зачем эти муки?

Без Ильи жила, без Вити Мамонова жила, без Кости существовала, без Ника — умру.

10 июня. «Да минует меня чаша сия». Я изнемогаю. Тело ещё живёт и дышит. Марина Цвет аева сказала: «Жизнь, это место, где жить нельзя».

Я синим пламенем плаща ограждена, сижу в сквере и пишу дневник. Я не могу жить без тебя, Ник. Ожидание тебя — невыносимо. Я скольжу, как привидение. Неужели ты меня покидаешь, ты, кому я поверила? Моя жизнь осталась в тебе.

О, есть неповторимые слова.
Кто их сказал, истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небес и милосердье Бога.

         Это Ахматова

Боже, научи меня верить Тебе.

Я не смогу даже встретить тебя, упаду скошенным колосом. Рухну, как подкошенная.  О, если бы умереть, не ждать так обречённо.

Я умоляла о любви. Теперь умоляю о смерти.

11 июня. Ник появился. Он груб.

Мы сидели с ним на Арбате у памятника Гоголю. Ник рисовал львов, около которых мы сидели. Потом мы пришли в Донской монастырь. Я показала ему статую Христа. Ник  сказал мне: «Покажи мне то, что я мог бы полюбить». «Полюби меня», - сказала я. Ник лёг на землю у ног моих и сказал мне: «Ты моя рабыня». Ничего себе.

Я отдалила Ника от себя жаждой его видеть. А как не жаждать, когда я так одинока и беспомощна?

Хочу проявить свою волю. Не хочу ни суеверий, ни жертвенности, ни обречённости.  Хватит манипулировать мной. Как жестоки мужчины.

Господи, только освободи меня.

Боря Пашков пришёл ко мне заниматься музыкой, он, как малое дитя, набросился на пианино.

Униженные, плачущие, беспомощные Адам и Ева на картине Мазаччо «Изгнание из рая».  Покорные ступни, забвение в горе.

Умиление от Филиппино Липпи. Какая нежность, мягкость, кротость, плакать хочется от этих картин. Восхитительныее складки одеяний. Я нашла  у старых мастеров портрет Кости и стала его перерисовывать.

Иллюстрация: этот мой портрет Николай Ларский нарисовал спустя много лет после описываемых событий на Арбате.