Придурок Ромулус

  1

  Дом, в котором мы жили, рос прямо из под земли, как, ветвистое, геральдическое дерево - дуб, навевая воспоминания о рыцарях, феях, лесных разбойниках и всём таком, ведь сразу, всего не припомнишь... Дома было одинаково комфортно и мило и летом когда звенели пчёлы и кричала дворовая детвора и зимой, когда, потрескивал камин и нарастали сугробы, наваливаясь на тяжёлые двери у крыльца и сторожу Джонни, приходилось откапывать их и с утра, нас будили звуки его лопаты. Старик Джонни был садовником и сторожем одновременно и жил в небольшом флигеле пристройке снизу.
 
  Комната Коди, украшенная цветными наклейками, плакатами и журнальными постерами, находилась в мансарде под самым небом, справа от моей, он не всегда допускал меня в свой мир, с тех пор, как после одной ссоры, мы решили разделить полномочия и перегородить комнату на две половины, его и мою. Держа меня с родителями на дистанции. В комнате у Коди висел и нарисованный мною в детстве портрет Ромулуса и Рема, двух братьев и основателей Рима, один из которых по древней легенде прикончил брата. Однажды, Коди  проговорился, что лучше быть Рэмом, чем уродом братцем, который, решился на такой чудовищный проступок.

 Милый сердцу Блинмут, и правда, мы вряд ли забудем тебя... Позже, когда, родители, решили отправиться жить на север, к морю в райское местечко Глюмферпуль, выращивать там садовые тюльпаны и гладиолусы,  они оставили мне заботу о воспитании Коди и  повесили все траты на содержание Древодома на меня.

  Коди, был намного младше меня и как, я осознал позднее к "неестественной радости" для себя и намного более любимым всеми. Кто такие "все" я до сих пор понять не могу. Если, это коллективное "оно",  то, почему, такое избирательное и почему, тогда, в ладах именно с Коди, чем, я так провинился?

 Лучшие презенты и внимание, тоже, почему-то, доставались, именно ему. К тому же первые морщинки и седые волоски на голове, заставляли меня испытывать комплексы, несчастный выродок, я уже тогда имел университетский диплом, права водителя и чувство вкуса, впрочем, меня тоже никогда не подводило, Коди часто выглядел безвкусно, предпочитая обычные футболки бейсболки, джинсы и яркие куртки... Он часто и надолго пропадал, выпадая из моих реалий, не говоря ни слова, оставляя меня и семью в замешательстве, будто не ставя наше мнение ни в грош.

 Впрочем и Джонни любил его больше, будь то, понадобившийся мне шиллинг или кусачки, но с большей радостью он спонсировал братца. Жестокий младенец Коди, ты когда нибудь ответишь за свои злодеяния! Ведь, я всё - таки брат и способен открыть глаза, тебе на многое из происходящих вокруг процессов, чего, Коди, пока не способен увидеть и оценить сам...

  И я на самом деле никогда не забывал про Коди, как, вот и сейчас, когда он снова исчез из наших реалий на целые десять дней, я завожу свой мерс, курю и чертыхаюсь в салоне, включаю сцепление, одеваю очки с блестящим, синим покрытием и снова, думаю про Коди... Мне приходится затариваться едой на неделю в местом супермаркете на окраине. Мне ещё приходилось учиться и родительских переводов не всегда хватало, мои нервы измотаны. Я с детства отличался впечатлительностью и со слабым здоровьем, в отличии от Коди, который рос крепышом. Впрочем, это, вряд ли, заботило родителей, жестокий младенец Коди их волновал  более...

  Пару раз, проезжая мимо окрестностей, я действительно, видел его... Первый раз с бейсбольной битой и в синей футболке с вымпелом - подарок от тётушки Марвелл, в окружении компании футбольных фенов, он исчез в джунглях индустриального предместья, как бы, совершенно, не заметив меня...

Второй раз на скамейке в парке, заметил, как он в целовался в засос с грудастой и крашеной, красной, как телефонная будка девицей.

 Началась осень и приходилось убирать и грабить опавшие листья. И в нашем убогом доме по ночам от ветра на улице скрипела старая, деревянная лестница, навевая тоску от которой меня и правда, тянуло повеситься... Я чувствовал себя не нужным никому...
 
 И вот, случилось удивительное чудо! Вдруг, явился Коди, в белой футболке, сине - синих джинсах и с мерзостной и гадски -гадостной свинкой на длинном, красном поводке... Его кожа, похожая на очищенную селёдку, сияла неземной свежестью. С тех пор, как я, почти две недели отдувался за нас двоих, эта богиня Юности решила посетить нашу заброшенную богом обитель. Вечером, он бросил и отверг, приготовленную для него пиццу с грибами.  Он сказал, что, готовлю я прекрасно и нахально отправился готовить себе еду сам...

  Я готовился к студенческой вечеринке на юбилейный выпускной... В районе десяти, слышал, как Коди попросил пару стерлингов у Джонни, чтобы отправиться в бар пить гинес с друзьями... Так, и всё, снова - ему!

   И вот,  мои нервы сдали, я нашёл ключи во внутреннем кармане брюк, бросился  к гаражу, открыл его и достал канистру с бензином, вынес и стал поливать двери и окна нижнего этажа усадьбы, забежал внутрь и бросил канистру и подпалил её. Как всё происходило дальше, я помню с трудом. Я выбежал, но пламя охватило усадьбу и вероятно, что садовник с Коди, не выжили в пожаре и угаре от смертоносных испарений...

  Синевато - лиловое пламя,  медленно, продвигалось и ползло вверх по деревянным панелям, облизывая морды гипсовых львов на лепнине второго этажа и впиваясь во внутренние помещения, древодома, где уже дымились балки перекрытий и вовсю трещал дубовый паркет, объятый языками пламени, готовый, вот-вот обрушиться вниз... Несмотря, на то, что заморосил внезапный, осенний дождь, но, нагрянувший ветер, только, усиливал пламя...

 А я тем временем бился в истерике на битом от времени и мокром асфальте, следя за процессом древодубауничтожения и проклиная себя и родителей, которые занесли эту психотравмированную инфекцию в виде меня в этот жестокий, беспощадный и горемычный мир...

 Я очнулся на кушетке, в больничной палате, почти без сил, весь в бинтах и гипсе, на как, оказалось сломанной ноге. Надо мной горела длинная, белёсая, люминесцентная лампа, напротив по ти-ви, шёл новостной выпуск СБС.

 Рядом на тумбочке, кроме пакета с йогуртом, лежало и послание, как выяснилось по мою душу, где родители сообщали мне, что Коди с дворником всё таки, удалось выжить после инициированного мной ужасающего пожарища, они очень сожалеют, но впрочем, учитывая мои подорванные с детства нервы, поскольку, вся ответственность за содержание дома висела на мне, способны простить меня и  со временем, готовы заняться восстановлением нашей погорелой фазенды...
 
-Ах, всё таки, так... Придурок Ромулус, чёртов Коди, тебе нереально везёт, нет, я всё таки, когда-нибудь, доберусь до тебя!


 2

  Всё началось с того, что, в голове моей,  порхали какие-то  мотыли, путаясь со стрекозами,  шмелями,  божьими коровками и какими - то,  прошловековыми, мультяшными кошмариками. Потом, моё состояние, показалось мне конченным!   Конченый калека - лузер, с проваленным животом и отбитыми, как отбивная, рёбрами и кариозными вставками в ротовой полости в тёртой, хлопчато-бумажной пижаме сверху. 

Я грелся на солнце рядом с одноэтажной, серой больничкой и если бы, не весь этот весенний и по-своему счастливый беспредел вокруг, то казалось, вот-вот, нагрянут медбратья и выведут насильственно, прогуляться, через тротуар и пару клумб, недалеко, в психушку, так, жутковато, чудилось мне, что покруче того,  заморозят насильно в каком-нибудь, допотопном  холодильнике или что,  хуже гораздо, запрут, официально с особо неприятным мне,  девятилетним анонистом из соседней палаты, с перебинтованной рукой, из низших сословий Глюмферпуля, пострадавшим в пьяных, семейных разборках и другими, местными козлищами в дурдомовскую, многоместную палату, в случае нового, псих. припадка, которые в общем и целом, перестали казаться мне, столь уж отвратительными, особями...
 
  Я действительно, давно не был в этом провинциальном, заброшенном, родительском, чуть затхлом Глюмферпуле. Но судьба, как старый дед мороз - педофил, с мешком, собирающим чужих деток, перенесла меня сюда...

  Премилый, местами ободранный, зелёный заборчик, отделял меня от пырея и приморских елей, да сосёночек, которые, впрочем, казались мне, скорее уж - *сосёнушками*, проклятый русский, он, как сломанное, не так давно ребро, давал о себе знать и напрягал меня, должно быть, перед cменой погоды, я в добавок ко всем, своим несуразностям, ещё и пилиться русским матом начну, как местный блаженный. Просто, русский и Библия - это вещи равнозначно от меня далёкие, я знаю их только по паре выражений и отдельным словам. Благо старуха Марвелл лет  *дцать* назад, вывозила нас с  Коди на давнюю прародину...
 
   Но, чёртов, упырь, Коди, теперь, стал ассоциироваться у меня, уже, с самим, Фреди Крюгером, как соседний филиал местной психушки, напоминал мне его же особняк на улице Вязов и наш сгоревший бункер, почему-то...
  И вот, я сидел на скамейке, посреди маленькой, солнечной, майской
лужайки, с деревянной палочкой, именуемой в просторечии костыль и с лангетом на перебинтованной, левой,  тонкой ноге.

 Где-то, вдалеке, ушла гулять и блондинка медсестричка средне-пенсионного возраста, на которую не зарился и малолетний анонист, но кто он, по сравнению с телепатом Коди, который вероятно, будет и престолонаследником для наших суровых, старорежимных  родителей, не приведи боже мне увидеть их снова. Лучше быть лузером и жить на гос. пособие по инвалидности, чем быть братком - педерастом, зацикленном на этом Фреди Крюгере.  Но, он, тоже получит своё! Сама судьба подпишет ему вердикт о капитуляции, потому что, водить старый, раздолбанный бумер и заботиться  о полноценной сохранности всего этого барахла, от которого никогда не откажуться родичи первого круга, вот, участь от которой, будет кошмарить даже лжебрата Иакова из клипа Кобейна, в котором я оказался, дай бог расстаться с ними обоими...

   Так, думал я, греясь и подрумяниваясь, как, сырник на скамеечке, под майским солнышком, расставив изувеченные ноги и вполоборота, опустив голову на шершавую стену больнички с какими-то, будто очки слепого карлика, низкотравчатыми оконцами с жестяными, позеленелыми, подоконниками.

   Тоска по детству и нечто, то ли желание курить, то ли напротив, наесться до отвала, чего угодно и судя по всему, до обеда, оставалось часа два, я начинал вникать в строгий, больничный распорядок...

 Какой миленький, солнечный кошмарик - о май гат, и тут,  резко  вынурнувшая из- за забора коза из соседнего огородца, как вертлявая, викторцоевская  восьмиклассница, в пионерском галстуке, бодливо, повернула головку и по девичьи высоко проблеяла:

 - А  я,   поднапрягусь и ражу, тебе славного мальчика, прекрасного, как  советский страз-з-ззззз!

  О боже, у меня галлюцинации, подумал я, одновременно, как,  юридический дока, пытаясь, установить причину их происхождения - то ли, десятилетний онанист, незаметно от всех, добавил в манную кашу с маргарином и вареньем на завтрак, какого - нибудь,  тёртого *крокодила*, или, так сильно, припекало красное, майское, деревенское солнышко...  То ли, бог наказал нас с Коди, за то, как мы в детстве издевались с ним над бедными, божьими шмелями...

  Осторожно, закрывая, сверху, рукой, бутон цветка, с жужжащим внутри него шмелём, мы  отрывали головку красного шиповника и кидали его, о поверхность асфальтовой дороги, так, чтобы шмель с перепугу, оставил там и комочек с пыльцой, которую, он собирал так, неимоверно заботливо...

     Потом, мне пригрезилась снова, какая-то студенческая вечерина, где порхали девочки-модели, похожие на инкрустированных, искусственным шёлком, атласных бабочек, в крупных лилово - розовых очках  и мальчики первокурсники, в джинсах и свитерочках, похожие на, тому подобных стрекозоидов... Тут, я улыбнулся, поскольку сил рассмеяться у меня не было...

    И я не думал о том, что будет завтра, поскольку пока, не смотря на весь сегодняшний протерозой, в котором я находился,  всё текло своим чередом и было ве-ли-ко-леп-но!
               
 3
    
 Месяц назад меня выписали из клиники, полмесяца я проживал с родителями в Глюмферпуле, но Коди, снова пропал и по-прежнему, долго не появлялся... Убитые горем родичи всё больше молчали. И мы наводили справки у Марвэлл, но, последнее время, она также пребывала о нём в безвестности. Единственное, что, старуха, знала, лишь то, что, по непроверенным данным, Коди в компании футбольных фэнов покинул Мургбург, отправился рыбачить на озеро Лох-Несс.  Так, вся семейка пребывала в напряжении, я сам, чувствовал себя, как больная, измотанная стрессами мать наркомана... Складывалось ощущение, что, скинхед Коди, задался целью доканать нас сознательно, его мобильный телефон находился постоянно вне зоны доступа.

  Вскоре я отправился назад в Блинмут, восстанавливать на родительские деньги нашу погорелую фазенду. Мы жили с садовником Джонни в его маленьком, уцелевшем от пожара флигеле, пока кучка провинциальных работяг доделывала фундамент и затем, строила новую кладку.

 Мы с Джонни смотрели телевизор, листали подписки старых журналов и ложились рано. Утром меня будили звуки его газонокосилки. Моё здоровье, тем временем, оставляло желать лучшего, я был основательно измотан.

 Однажды, мне приснился сон с Коди: мы сидели с ним в каком-то странном кабаке, вокруг танцевали и пели цыгане, сидели упитые и укуренные личности, мы пили гинес, а Коди, который, заранее купил аршин красного атласа и сшил из него рубаху, стал танцевать на столе и петь караоке и вёл себя до крайности развязно, исполняя, какой-то непонятный поп-корн из ирландских песен...
 
  Мой неровный сон, вдруг прервался, звонком на мобильный, было около семи утра, звонила старуха Марвелл,  извиняясь за столь, раннее вторжение и как всегда брюзжа в трубку, словно обдолбанная грибами, она провозгласила, необычайно радостно, что, желательно приготовить палатку, плацдарм для приезда Коди, который появится уже завтра!
 

 Сегодня была пятница, следовательно, ждать, Коди, следовало в субботу. День прошёл бурлескно беспокойно, мы с Джонни во дворе дома устанавливали плащ- палатку, затем уехали за съестным для семейного барбикю, мы рано легли,  полные предвкушением встречи с гвоздём нашего семейства.

  Пол десятого утра я встречал туристический миниавтобус с Коди. Было солнечно и  свежо по-утреннему, редкие, мелкие, белые облака плыли у линии горизонта над диким, дубовым лесом...

   И вот, мы были снова вместе, как в старые и добрые времена - повзрослевший и загорелый тинейджер Коди, сидел рядом с нами, у костра барбикю. Покуривая шишки, он был, как всегда молчалив.  Но, с новой, блестящей, серебряной бляхой клуба исследователей Несси на белоснежной, школьной рубахе...

 Мы разглядывали фотоальбомы с рыболовами, бритоголовым Коди и замками Шутландии.  Я понял окончательно, что могу быть счастлив по-настоящему, только в его присутствии, ведь, бразер Коди, как аддиктивные листья коки, способен вызывать тяжелейшую форму родственной зависимости и привыкания...

 Вечером мы обнялись на фоне великолепных, августовских фейерверков, которые, устроили нам наши наёмные каменьщики и поклялись, больше никогда не убивать друг друга и жить в условиях компанейского взаимоуважения и сосимпатии, и Джонни сфотографировал нас на память.

И вероятно, что чудом реинкарнированное нами изображение Ромулуса и Рэма уже в виде фотографии в рамке, будет украшать вскоре и возвращённую к жизни общими усилиями усадьбу.

О, Коди, Коди, дитя  порока и юности, вероятно, я никогда не женюсь, пока на свете существуешь ты.
    
 HAPPY END