Лоскутное одеяло. Часть 14. Дело привычки

Сейчас над моей головой раскинут шатер вечернего неба. Именно за эти часы я люблю теплое время года: уже вечер, но небо пока еще не темное, оно представляет собой смешение всех красок от нежно-голубого до темно-алого. Мне нравится проводить вечерние часы на улице, впитывая в себя силу и невероятную красоту окружающего мира. Воздух пахнет прохладой, зеленью и немного дымом. Конечно, последнее не естественный запах природы, но он настолько гармонично вплетается в общую симфонию, что без него невозможно представить себе идеальный вечер. Мне вообще очень нравится запах дыма, он довольно неоднозначен. С одной стороны, горький и достаточно резкий, но с другой, такой невероятно нежный и настолько вкусный, что желудок моментально реагирует легким спазмом. Хотя, если признаться честно, угли я никогда не ела.

- Как можно любить мир? Это же абстрактное понятие.
- Можно. У каждого свое понимание слов. Вот для меня мир – это все, что меня окружает, но при этом не ограничивается только нашей планетой.
- Но как можно любить то, чего никогда не видела?
- О, это просто. Достаточно обладать небольшой фантазией.

Приходить вечерами в этот маленький парк – моя давняя привычка. Здесь живет мое Вдохновение. Я тихо сажусь на нашу лавочку и начинаю неторопливую беседу обо всем. Я раскрываю один из своих блокнотов и вношу небольшие заметки, по возможности стараясь сохранить четкость почерка. Почему-то именно эта деталь кажется очень важной – все неизменно должно быть аккуратно и в идеальном порядке. Под каждой записью стоит дата, время и то, что стало источником. Это может быть звук, человек, музыка, невзначай брошенное слово или причудливая форма пятна грязи на моих джинсах. Вдохновение не возражает, оно давно привыкло к тому, что во время интервью я что-то пишу. На самом деле, на его месте я бы, наверное, рассердилась. Да и представьте сами, вот вы ждете важной встречи целый день, а когда она, наконец, случается, ваш собеседник постоянно отвлекается и не обращает должного внимания на вас. Неприятно и как-то неправильно. Раз уж пришел, изволь быть вежливым.
Но я настолько вежлива в своей обыденной жизни, что в редкие моменты отдыха предпочитаю забывать о некоторых правилах моего же собственного Кодекса Чести. Уверена, со стороны это выглядит нелицеприятно, но не могу же я, право слово, быть идеальной.
Со временем краткие наброски превращаются в рассказы, зарисовки или становятся частью моих личных Путевых заметок. Я стараюсь задействовать каждую пришедшую мне в голову мысль, это в некотором роде дело чести. Я твердо уверена, что у всего есть свое предназначение, поэтому я просто не имею права позволять словам умирать, так и не свершив своего. 
В каждой своей заметке я напоминаю тем или иным образом, что никогда не пишу о себе. Это тоже мое маленькое правило. Разумеется, во всем, что мной написано, остается отпечаток моего внутреннего мира. Но это только отпечаток, а не слепок. Очень важно понимать разницу между этими двумя понятиями.
Та, какой я предстаю здесь, в своих словах, не существует на самом деле. Я часто смотрю на себя со стороны, вижу свои достоинства и недостатки. Мне хотелось бы быть лучше, целостнее и реальнее. Но, увы, это не в моих силах. И вовсе не потому, что самосовершенствование невозможно. Отнюдь. Еще как возможно. Просто мне нравится быть неправильной, нравится осознавать свои изъяны. Небольшие шрамы, веснушка на радужке только в одном глазу, одержимость книгами и канцелярией…. Мелочи, которые делают меня Мной.
Иногда мне кажется, что я родилась не в то время, что моему стилю мышления больше соответствует 17, например, век. Но потом вспоминаю о том, что в тот период еще сильна была власть Инквизиции, и внезапно радуюсь тому, что живу там, где живу. Потому что я совершенно не люблю чрезмерную жару. Я плохо ее переношу.
Однако от понимания никуда не деться, а менять в себе я ничего не хочу. И вот тут возникает конфликт, становящийся основой моей деструктивности. Мне очень трудно найти единомышленников. Это не расстраивает, но немного угнетает.
Потому что человек не любит быть один. Даже если я умею ценить личное пространство и не испытываю дискомфорта от одиночества, все равно моя социальная половина нуждается в обществе. Хотя бы в малом его проявлении.

- Ты всегда будешь одна.
- Я знаю.
- А все потому, что ты не готова приспосабливаться к другим людям. Ты слишком эгоистична.
- Я знаю.
- И ты так спокойно это признаешь? Не стараешься скрыть, не стараешься изменить?
- А ради чего? Я не знаю ни одного человека, ради которого мне хотелось бы быть кем-то другим. Поэтому у меня нет выбора. Я просто остаюсь собой.

Мне нравится мой ежевечерний ритуал. Я прихожу вечером домой, включаю ночник, наливаю в бокал кефир и читаю, наслаждаясь полумраком и тишиной. Мне очень нравятся эти минуты отстраненности. Мне не нужно объяснять, почему я пью именно из этой кружки и ни из какой другой, почему я обожаю свои тапки с длинными ушами, почему я всегда дома собираю волосы в небрежный пучок, почему я не люблю включать свет, почему… и вот снова. Эти тысячи «почему», странные для всех, кроме меня. Я состою из этих «почему», на которые, признаться, у меня нет ответа. Просто потому, что я так привыкла, мне так удобно и комфортно. Я люблю определенный порядок: я покупаю кефир всегда в одном и том же магазине, я неизменно наливаю его в определенную кружку, я всегда сначала чищу зубы, а потом принимаю душ. Я никогда не задумывалась над причинами таких своих поступков, они вошли в привычку за много лет повторений.
Иногда я испытываю неприязнь к близким людям. Мне становится стыдно за такие эмоции, но я ничего не могу поделать. Для того, чтобы всколыхнуть во мне волну злости и презрения, достаточно просто бросить необдуманное слово. Я довольно язвительный человек, мои шутки частенько бывают болезненными и откровенными, но при этом моим очередным правилом является «не шути по больным местам друга». То есть я точно так же язвлю в адрес моих близких, но всегда контролирую процесс. Поэтому, когда мои друзья начинают шутить над моими слабостями в присутствии других, я разочаровываюсь. Я умею держать хорошую мину при плохой игре, умею отшутиться и сохранить видимость собственной неуязвимости, но осадок внутри остается. Он оседает черным налетом на моем сердце, раз за разом. А потом спрашивают, почему у меня нет чувств, нет терпимости, нет сердца, наконец. Да потому, что невозможно иметь слабость в таком мире. Это неизбежно повлечет за собой погибель. Да, я разрушаю сама себя, но не намерена позволять другим отламывать от меня кусочки.

- Мне кажется, ты мне не доверяешь.
- Тебе не кажется.
- Почему же так происходит?
- Потому что доверять – это отдавать другим часть себя. Это наточить самостоятельно нож, передать его в чужие руки и нарисовать кружок на груди. Да еще и не двигаться, чтобы не было уж совершенно никакой возможности промахнуться.

Джинн был рабом своей лампы. Мы являемся рабами своих привычек. Не уверена, что когда-нибудь в моей жизни появится настолько важный человек, чтобы я была готова отдать ему бразды правления своей жизнью, чтобы я готова была отказаться от заведенного мной порядка. Конечно, здравый смысл говорит мне: «Так ли уж важен для тебя этот твой дурацкий бокал? Так ли уж необходимо поступать именно так? Не важнее ли всего этого Люди?».
Не важнее. Это звучит эгоистично, но это взвешенное и хорошенько обдуманное решение. В конце концов, именно бокалу я могу сказать все, что я думаю, что я чувствую. И он никогда никому об этом не расскажет, не использует полученную информацию против меня.
И это правильно.
Если на секунду отвлечься от того факта, что я говорю с вещами.