У-ка

  Отхаркивая рвоту отвращения в серые сально-перекошенные лица прохожих, Герой в озлоблении расшвыривал их тусклые мешки тел, калеча и уродуя своей злостью. Аура ненависти и кладбищенские кресты жестокости на цепях ужаса, кольями вздыбившиеся из его спины, плужной фалличностью шипованного металла вспарывали вены улиц за ним. Зло, против которого он боролся веками, признало его своим господином, и он отвернулся от приторного света благодати цивилизации, сдав ее своим вновь взросшим подданным. Он стал более, чем был, и продал свои заслуги вместе со своим солнечным будущим. Он железным винтом веревок эшафотов возвысился, и начал стирать уродливые дары природы, очищая белую бумагу материи для умножения своей человечности.

  Смрад, ярче самого понятия омерзительности, разлегся разъедающим туманом от берега до берега подчистую выбитого материка, и на загноенной разлагающимися трупами земле ничего не росло, а лишь вздуваясь поддакивало мертвому миру своим беспечно-вальяжным тлением. Воздух стоял, не пропуская в новоявленную империю гниения даже легкий ветер, обгладывая его до пыли, тонкими струйками запахов разбросанных останков вытачивая величественные храмы Героя на каждом обугленном перекрестке взрытых смертью городов. Вывернутые останки новорожденных, заживо сожранных изнутри вселённой в них хтонической дикостью непревозмогаемого вожделения самовскрытия, судорожно перекатывались по запепеленным полям, оставляя за собой липкий шлейф отпадающей черновато-блестящей плоти, движимые ударами слабеющей природы из недр земли.

  И в центре всего этого вавилонского пиршества червей, на вершине гигантской горы мертвых тел, восседал на золотом троне Герой, сгорбившись, как мантру повторяя одно и тоже:

  - Не тот. Убью. Не тот? Сука.