Философские фрагменты. Этика

ЭТИКА


1.
Корень греха – знание добра и зла. И, в то же время, самое страшное невежество есть невежество в различении добра и зла.
Устранить это невежество научением – нельзя.  Добро – обнаружение светлой души. Душа излучает, и Тьма изгоняется Светом. В этом Свете отрок уясняет разницу между добром и злом.

2.
Знание Зла необходимо. Без такого знания едва ли можно прочно соединиться с добром.

3.
Без знания себя, как заблудшего, не придешь к Наставнику.

4.
Ощущением неправды не пренебрегай, и мгновения истины держись. Познай, как игнорирует человек мгновенное знание истины, как небрежет ощущением неправды, и следует за умным обоснованием; как внешне бодрится, надевая маску уверенности, - но не знает, что убивает себя.

5.
«Люди пребывают в заблуждении» - это факт; и это неправильные слова. Они создают иллюзию, будто можно вывести людей из заблуждения, соблазняют стать поводырем. Тот факт, однако, что люди, имея Знание, тысячи лет пребывают в заблуждении, говорит о том, что «заблуждение»  – не то слово.

6.
Нельзя сотворить жизнь в себе, подавая знаки в пространство, творя жесты упорядочения. Этим  лишь заявляем претензию на место и статус в ролевой игре.

7.
Если веришь в божественную природу человека, то нет нужды заботиться о мире, - ведь он состоит из таких же богов. Если же заботишься, значит признаешь причинность мира, или «карму».
В Истине «кармический» мир исчезает. Нельзя путать благоустройство мира и исчезновение мира, политику и веру.

8.
Основаться на видимом, на образе, значит принять правила игры Дьявола. Создавать в уме картину мироздания и на неё опирать волю – заблуждение. Видеть корень зла в неправильности образа, направляющего волю, значит пытаться победить Дьявола его же оружием.

9.
У человек есть некий эстетический социо-творческий опыт,  в котором мотивом социо-творчества служит несоответствие наблюдаемого состояния общества идеалу.
К сфере такого эстетизма относится красота парадов на главной площади.

10.
В движении по ступеням Ада Люцифер возвышает человека до ответственности за планету, за человечество. Возможно, для спасения души следует перестать быть Атлантом,  держащим небо на своих плечах.

11.
Самое страшное – это сверхчеловек. Гигант, преодолевший не только свою слабость, но и сочувствие к другим; приносящий в жертву Идее других людей.

12.
Жизнь бессмысленна. И для того, кто пожертвовал всем в поисках смысла, истина эта обладает ужасающей реальностью, - ибо,  у него и в самом деле не осталось ничего из того, что составляет наполнение и смысл жизни для большинства.

13.
Кто-то ждет и надеется, что наконец-то будет обретена вера – твердое внутренне основание для жизни. А кто-то ждет и надеется, что завершится, наконец, период подготовки к жизни, и состоится победный богатырский выход в мир.
Это  – два разных человека.

14.
Мука неверующего, но добродетельного в том, что его беспокоит «отрицательное сальдо» в отношениях с людьми: он не уверен, что его жертвы вернутся ему вознаграждением. Боится, что расточит себя втуне и останется в убытке.
Но Бог предстательствует за нас во всяком человеке….

15.
Бывает, что всякую внутреннюю инициативу перехватывает истерично суетящийся на поверхности человек, стремящийся стабилизировать свое бытие в неустойчивом мире. Он заслоняет собой «подлинную самость»: действует вместо настоящего «Я».

16.
Отношение беззаветного служения Богу подразумевает принесение в жертву славы своего «Я» - этой универсальной валюты, которой исчисляется все мирское в человеке.
Ибо, если ты отдал все, и даже саму жизнь, и этим возвеличил свое «Я», нельзя сказать о тебе, что ты пожертвовал мирским благом: ты только обратил свое достояние в валюту тщеславия и положил в нагрудный карман.

17.
«Агнец Божий вземляй грехи мира…». И каковы же, в сравнении с ним мы, боящиеся пострадать даже за свои собственные грехи? Что уж  тут говорить о грехах чужих? Бремени последних бежим отчаянно, и многие усилия прилагаем к тому, чтобы не нести чужую ношу. Оттого очень озабочены справедливым распределением бремени мирского и воздаяния за ношение его.

18.
Истинная активность жизнетворения и жизнепроявления принципиально отличается от осуществления проектов, и больше заключается в обуздании воли к деланию, чем в ее осуществлении.

19.
Сказано: будь воздержен в речах.
Часто замечаешь, как иные родившиеся в тебе слова, будучи близки к произнесению, влекут с собой изменение душевного состояния. И, что более важно, изменение твоего нравственного облика в тот же миг. Раньше это явление понималась как магическая сила слова – опасная сила.

20.
К чему часто сводится праксис самообладания? – К уничтожению мелкого суетного «я», привязанного к мелким делам, ради «Я» большого, сопрягающегося с большими делами – революцией, руководством обществом, борьбой с мировым злом и т.п.

21.
Жертвующий правдив. Он отвергает маски, как обман. Он не ищет жертвы ради того, чтобы считаться жертвующим….
Ситуация, в которой он осуществляет свою готовность жертвовать, определяется естественным ходом вещей, а не создается искусственно.

22.
Есть важный аспект возвышения над собственной чувственностью: оно освобождает тебя для восприятия другого как сущего-в-себе, а не как обстоятельства, влияющего на твое положение и самочувствие.

23.
Духовная жизнь не является бессознательной, но часто – противусознательной, утверждающейся в борьбе с сознанием.

24.
Если прислушаться к своему благомыслию в вопросе обладания позитивным благом, то оно всегда говорит. Что лучше поделиться с ближним, чем не делиться, но никогда не говорит: «отдай все!».
Отдать все – это уже идея, гримаса сверхчеловека….

25.
Мышление, сводящее осуществление воли к субъект-центричному действию, находит для себя реальность человеческой жизни, составленной из многих индивидуальных деяний. Такой «Фурье-подход» порождает и соответствующий рецепт изменения этой реальности – путем исправления каждой составляющей компоненты, индивидуальной воли.
Но, люди ведь не роботы, каждому из которых можно дать бумажку с программой?!  Деяния людей сопрягаются не в результате подгонки индивидуальных воль, а потому, что люди имеют внутреннее единство друг с другом, и это Единство является действующим началом….

26.
Каждый человек хочет ощущать свое непреходящее достоинство. Но можно ли опереть его на свою исключительность  и превосходство над ближним, в силу этой исключительности?
Мнится, что исключительность окажется иллюзией. В истории и в большом мире всегда найдется аналогия вам и вашему. Для жизни характерна избыточность и повторяемость. Поэтому реально мыслящий человек не верит в свою исключительность. На что же тогда опираться сознанию абсолютной ценности  личности?
Думаю, оно должно опираться на незаменимость. Никто не может заменить меня в попечении над тем, что вверено мне богом….

27.
На что опирается этика? Есть мнение, что она опирается на сочувствие, на эмпатию. Но сочувствие всегда может быть пересилено более сильной эмоцией – страхом или удовольствием, например. Что же тогда будет с Этикой?
Наверное, она должна основываться на других силах.  На тех, что обеспечивают свободу воли, и этим делают нас подсудными. Нельзя обвинить гусеницу в ползании на брюхе, а человека можно.

28.
Не в силах человеческих вернуться к состоянию «до грехопадения», до познания добра и зла. Сколько бы ни хотели мы следовать естественности, вся наша «естественность» будет искусственностью.
Призывающие к естественности, непресечению желаний, к невмешательству свободной воли в естество человека, забывают о том, что только животные могут позволить себе естественность.
В частности, животное не заботится об ограничении себя. Поскольку ограничение положено ему самой Природой. Иное дело человек,  - он оторвался от Природы, снял её ограничения. Поэтому ограничение стало делом его собственной воли, или самоограничением.

29.
Свобода воли не означает беспрепятственности: равновесного выбора между равнодоступными возможностями. Слово «свобода», в генеральном смысле, сообщает, что человек не может быть приведен или принужден к обожению. То есть, говоря о свободе воли, мы говорим лишь о том, что человек только собственной волей может причаститься Богу, но никогда – отдачей своей воли в мир.
Отдачей воли в мир человек не избавляется от Свободы и от трансцендентной миру ответственности за выбор. Отдача воли в мир похожа на попытку искусственной реставрации бытия до грехопадения.

30.
В промежутках между историческими катаклизмами совершается тихий подвиг -  ж и т ь .  Это не  просто. В плотной ткани жизни совершаются тысячи незаметных жертв, безвестных, без значения, без видимых последствий, бессмысленных с точки зрения Истории, – когда человек умирает вроде бы за пустяк. За эти подвиги не дают орденов. Их не замечают или поносят, чтобы не быть благодарными.
Тщеславный человек не отдает жизнь «даром». Он умрет за достойную цену, но едва ли согласится умереть за простое «нет», за едва заметный жест, за какой-то внутренний принцип, не поддержанный в свете.

31.
Языческие философы, преимущественно стоики, тратят многое красноречие на избавление себя и других от страха смерти. А зачем, собственно? Почему бы и не бояться смерти? Разве этот страх не естественен?
Очевидно, что смерть для них так же неведома, как и для прочих, и поэтому интерес их за порог смерти не может простираться. Интерес их – в  жизни сей, и заключается, как видно, в сохранении самообладания перед лицом страха смерти. Возможно, чувство страха как таковое представляется им унизительным, отяготительным, неприятным, и они хотели бы от него избавиться…
Также они не хотят рабствовать, и стараются бесстрашием  свою независимость перед теми, кто может угрожать им смертью. Добровольная смерть здесь – лекарство от тирании.

32.
Духовное рождение обычно связывают с принятием смерти. Только в линии смерти происходит разделение духа и плоти. И тот, кто рождается в смерти, определяется тем, ради чего умирает человек.
Смерти многоразличны. Многоразличные смерти порождают многоразличных духов.

33.
«Уход от мира» - это облегчение себе задачи духовного рождения. Цель этого ухода в главном такова: оставаться наедине с собой, чтобы обнаружить в себе не внешний мир, а именно самого себя.
Но это облегчение, необходимое, может быть, вначале, имеет следующие опасные следствия: привычку к замкнутому равновесию и обратную сторону этой привычки – уязвимость по отношению к внешнему миру.
В условиях изоляции в человеке укореняется особого рода ложь, - когда человек успокаивается на созерцании собственной маски самообладания, которая удерживается благодаря отсутствию сильных возмущений. В контакте с другим человеком эта ложь обнаруживается: ведь другой выступает как неизвестность, как «черный ящик»…

34.
Нечто отличное от нас мы называем «материей», поскольку воспринимаем внешнее как рукотворные формы.
На деле же, так называемая материя  суть живые существа, отличающиеся от нас с вами. Неподатливость материи, ощущаемая как телесность (плотяность), есть силовой барьер, охраняющий особность этих отличных от нас существ.
Наше собственное тело ощущается как плотное, поскольку оно другое по отношению к нам, субъектам воли; это сообщество многих существ, которые служат нам, но которые, тем не менее, сохраняют свою особность и заставляют нас считаться с этим.
В инаковости тела коренится экзистенциальный разрыв между физической смертью человека и смертью личности.

35.
Русо сказал: кто первый очертил круг на земле и заявил – это моё; тот положил начало гражданскому обществу. Может быть и так, с точки зрения «физиократов», современников Руссо…
Всё зависит от ответа на вопрос: что я присвоил, очертив пресловутый круг? Сама по себе земля есть часть Природы; её нельзя присвоить. Очертанием круга приобретается не земля, но – право.
Воистину Природа принадлежит мне лишь настолько, сколько есть её в моем теле. Все прочее, что вовне тела, суть принадлежность других живых существ - их многие тела.
Жизнь, дыхание, радость получаются мною в моем теле. И никаким присоединением других тел нельзя увеличить разнообразие и мощь своего жизнеощущения. Только  любовь к другому существу может подарить мне богатство его жизнеощущений.
Напротив, в насилии ты уничтожаешь своеобразие другого,  и хотя внешне твоё могущество растет, изнутри жизнь утекает.

36.
Эгоистическая сила – это развертывание своей индивидуальности в ущерб проявлениям других живых. Ограничивать себя значит высвободить место другому рядом с собой. Наградой может быть индивидуальность другого, обогащающая твой мир.
Но главную награду дает Отец человеков, предстательствующий  за братьев  твоих в суде твоем.

37.
Субъект воли всегда пребывает в условиях, изменение которых имеет неконтролируемую, независимую от воли компоненту.  Это неконтролируемое изменение среды, обусловленное независимой волей других, может повлечь лишение. Дискомфорт.
Возможны два расположения субъекта в ответ на такое лишение:
1) Стремление к устранению лишения, и
2) Установка на перенесение его.
Мораль разделяется на два рода, в зависимости от  предписания того или иного расположения.
Религиозная мораль предписывает перенесение лишения. Мирская мораль предписывает активное устранение последнего.
Перенесение лишения может казаться индивидуальным актом слабости, пассивности, страдательности. Но, в истине, это акт взаимоотношения с другими живыми существами.
Благодаря орудию, человек далеко вышел за пределы своих естественных возможностей устранения лишений. Но, несмотря на это, следует помнить, что человек не смог бы организовать своей экономии на безоглядном обретении комфорта. Ничего не получилось бы, если бы человек не полюбил животных и растения: не проник в их бытие, чтобы не просто потреблять их, а предоставить им возможность новой лучшей жизни в симбиозе с человеком-созидателем.

38.
Жизнь исполнена противоречий.  С этой противоречивостью сопряжена нестабильность личного существования.
Человек, опирающийся на себя, на знание и опыт, пытается выровнять кренящуюся лодку. Ему мнится, будто стабильность и нестабильность – качества его положения. Он ищет такую позицию, такое поведение, такое миропонимание, которое обеспечило бы устойчивость.
Но, нет такого положения, таких умения и силы, таких схем поведения и волшебных слов, которые сделали бы человека безопасным от преследующих его разупорядочений. В мире нет убежища, нет равновесия, нет гармонии. Всюду разделение и противоречие. И ты  – всегда в какой-то части, которой противостоит другая часть; и ты всегда с какой-то правдой, которой противостоят другие правды….

39.
Мир ни в коем случае не примет тебя, бегущего от своего предназначения и пытающегося прожить чужую жизнь, получить не свою долю.

40.
Некто просится, чтобы его взяли на борт корабля. Того самого, с которого он спрыгнул при отплытии. На берег он уже не мог сойти – трап был уже убран. Но и жить на берегу, тоже не мог. Ибо всякий, кто видит берег со стороны моря, изменяется так, что теряет взаимопонимание с береговыми людьми. В результате он остался в воде, и постоянно тонет, но не может утонуть окончательно, - и это его ад.
Гости  на корабле переплыли океаны, закалились в штормах, научились прокладывать курс по светилам. Они обогнули земной шар и появились вновь в том  море, где барахтается беглец.
Тот видит алые паруса и просит взять его на борт. Но разве труды, требуемые от матроса, стали легче? Разве море не по-прежнему сурово?
Пути бегства и пути борьбы пересеклись только потому, что Земля кругла. Но движение на этих путях совершается в противоположных направлениях.
Корабль обогнул Землю и с победой возвращается в родную гавань. Люди сходят на берег в новом качестве. Упавший же в воду обречён тонуть до конца дней своих, если только не поможет ему чудесное Милосердие.

41.
Нельзя смотреть на человека телесным оком. Его нужно умозреть.
Человек – дерево. Тело – это корень его, укрепленный в земле. Крона же – над землей, в воздушном океане, и сама имеет воздушную природу, прозрачную для глаз. Поэтому, чтобы видеть человека, нужно возводить очи горе. Умные очи.

42.
Обычно, для узаконения своего неправого суда над ближним, приглашаешь третьего – разделить с тобой осуждение, и моральное негодование – вот, мол, каковы люди! Соблазняешь его приглашением в лучшую часть человечества против худшей, которую судим.

43.
Люди судят о своем отношении к другому по своим чувствованиям и мнениям, испытываемым и высказываемым наедине с собой. О своем нравственном облике судят по придуманным наедине с собой «хорошим» поступкам, в отвлечении от реального другого.
Так, из фантазии, и человека убивают – вызовут из собственного бытия страшного духа, которого непременно нужно уничтожить, и проецируют его на другого. И вот, этот другой становится жертвой.
Следовало бы знать, что духи твоего мира всегда останутся духами, твоими порождениями, которые только ты сам и воплощаешь.  Другой здесь не причем.

44.
Теперь очень популярна «любовь» как идеальное отношение между людьми. Но зачастую любовь насквозь пропитана рабством и рабовладением.
Не лучше ли за высший тип отношений положить презумпцию богоявления в ближнем? Такая презумпция высвободит из любви только почитание и поклонение, и отсечет рабство.

45.
Создание взаимного комфорта в общениях признается осуществлением социальной гармонии. Человек, способный быть всегда приятным в общении признается за «комильфо».
Но здесь внешнее часто оторвано от внутреннего.  Если внутреннее проявится без маски, оно не будет всегда приятным. Для устранения этого разрыва существования внутреннее должно быть преобразовано устранением отчуждения от ближнего. Тогда проявление не будет неприятным, но не будет и приятным. Оно будет светло.

46.
Самопожертвование, добровольное занятие худшего места, взятие на себя избыточного груза часто несовместимо с развитием личности, и на ранних стадиях неуместно.
Моральное требование жертвы, обращенное к подростку, может свидетельствовать о недостатке любви, о скрытой эксплуатации применением принципа равенства в ситуации явного неравенства.
В ответ со стороны подростка можно ожидать преступления моральных норм и помещения себя в центр мироздания….

47.
Социопатия аутсайдера обнаруживается в порицании мира как материалистичного, безыдейного, погрязшего в …. Он рассматривает общество как делающее. И он, предназначенный к высшей деятельности, презирает ничтожное делание большинства.
Тот факт, что общество это не делание, а общность и общение, остается тайной для него. Причина его аутсайдерства как раз в том, что у него нарушено общение с другими. Он не сообщается, а творит: вместо дискурса реализует свой Я-образ.

48.
Люди хотя оставаться такими, как есть, но – чтобы мир изменился бы в лучшую сторону. Значит, они хотят, чтобы изменились другие. Следовательно, предполагается, что другие – хуже меня, и должны стать такими, как я. Но, справедливо ли такое предположение?

49.
Человек считает себя безгрешным. Пусть так.  Вместе с тем, он – маленький, обыкновенный, средний. А что если его малость и обыкновенность получат публичный выход? Что если от него многое станет зависеть; если на него возложат большую ответственность? Как тогда скажется его обыкновенность, его малодушие…?

50.
За определенным возрастным пределом более нельзя опираться на плотского человека в себе. Если раньше, в детстве и юности, он нес тебя (Свободного), как добрый конь, на гребне волны твоего онтогенеза. То теперь, одряхлев, он сам нуждается в твоей помощи, в импульсе жизни от тебя. В твоей способности извлекать жизнь из запредельных сфер лежит теперь и продление его жизни.

51.
Человек – матрешка: заключает в себе многих людей, вложенных друг  в друга. Их нелегко подчинить объемлющему человеку – они быстро меняются местами.

52.
Недовольство жизнью у человека редко проистекает от стесненности в физическом пространстве. Наблюдение за животными убеждает нас в том, что тело само по себе очень неприхотливо.  Раздражает не физическая сторона проявлений других, а знаковая сторона их, - нарушение права.

54.
«Веруете ли вы в Бога?»  Когда задают такой вопрос, отвечать всегда трудно, потому что слово «веровать» многозначно и употребляется в различных смыслах. В каком смысле употребляет это слово вопрошающий?
В конкретной экзистенциальной ситуации этот вопрос стоит в виде дилеммы поступка: поступлю я, полагаясь целиком на Господа, или полагаясь более на себя, на свои способности?
В общении этот вопрос может выглядеть так: предоставлю ли я Богу действовать в людях или буду стараться поправить их отношение ко мне своими средствами?

55.
На подходе к зрелости многие люди совершают одну и ту же ошибку: на первых жизненных опытах они скоро убеждаются, что всё, к чему привешивается ярлык «высокого», «идеального», на деле таковым не является, и, значит, всё учение о высоком в жизни и необходимости стремления к нему есть ложь. Не найдя, таким образом, Высокого вовне, они отказываются от Высокого в себе.
Это ужасная ошибка; и лукавство. Человек говорит: в мире правды нет! но, ведь в тебе-то она есть, - иначе как бы ты узнал неправду?
А раз есть в тебе, значит, есть и в ком-то ещё; значит, есть в мире.

56.
В лице человека Жизнь ещё боится сама себя: своего непостоянства, изменчивости, нестабильности. Человек ещё не может различить в исчезновении между изменением и смертью. Отсюда такое тяготение к стабильности.
Видя в изменении исчезновение, человек убегает последнего и, стремясь к стабильности, попадает в самые объятия Смерти.
В стремлении к стабильности человек идет против Жизни, которая существует в непрерывном изменении, и не повторяется никогда.
Поэтому, закрепляя внешнее, человек лишается внутренней устойчивости, так как внешнее и внутреннее – антиподы по устойчивости.

57.
В основу личной этики не может быть положено «общественное благо». Последнее может быть только целью. Но на чем основывается выбор такой цели?

58.
В свободе существует различенность Жизни и Смерти. Глубоко в душе залегает Путь.  Он может феноменально совпасть с моралью, с гражданской доблестью, но залегает он глубже морали. Сказанное различение не привносится из общества в процессе социализации: оно дано с рождением.
Если этого небесного семени нет в человеке, то общество может надеяться на его воспитанность, но самому человеку рассчитывать не на что, кроме проживания «жизни сей» до естественного конца.

59.
Если есть Путь знания, то его высший плод – узнавание Сатаны. В этом сказывается превосходство человека, которого Сатана не хочет признать. Ведь человек может знать Дьявола. Дьявол же не знает себя.

60.
В Боге наша совершенная и полная свобода и, в то же время, полная определенность и однозначность. Как это возможно?
Бог дает свободу от мира, но свобода в мире равна полной определенности в Бозе. Ибо, не получив полного определения воли от Господина, имярек неизбежно будет доопределен миром, и, в этой части, будет несвободен.

61.
В какой-то точке своего жизненного пути человек, которому суждено, узнает о существовании абсолютного «нельзя», нельзя-без-почему. 
Такого «нельзя», которое ничем внешним не может быть обосновано и ничем внешним не может быть поколеблено; над которым не властна никакая задача сохранения: миру дозволено будет рухнуть, но «нельзя» останется неизменным.
Со стороны человека, связанного миром, следование абсолютному «нельзя»  выглядит непостижимым, иррациональным, алогичным, потому что он не может обнаружить никаких основывающих причин.
Конечно, можно эти причины придумать, что люди и делают –для употребления в миру. Но «табу», как социальный институт, это уже не трансцендентное «нельзя», - это его отражение.
«Нельзя» есть первое и простейшее слово Божие обращенное к человеку. На почве абсолютного «нельзя» развивается религиозная жизнь.

62.
Социальность и богопричастность образуют две природы человека. Соответственно этой двойной природе разделяется и бытие слова. Есть Слово Божие, назначенное стать плотью, и есть слово как программа орудийной деятельности – произвольного насилия над жизнью.
Сила орудийного действия, направляемого программным словом, порождает иллюзию исполнения желаний. Человек захвачен этой иллюзией настолько, что пренебрегает словом «НЕЛЬЗЯ», которое может слышать в себе.
И поскольку желания таятся в плоти, постольку говорим, что за ниточку плоти втягивает человека Люцифер в свое царство.

63.
Политические категории, как то: социализм, капитализм, фашизм, и т.п. не могут нести различения добра и зла. Разграничение капитализма и социализма не разграничивает добро и зло.

64.
Часто мы произносим правильные слова: порицаем, обличаем и т.п. Но пред лицом Бога не важны слова, а важен дух, который нас при этом одушевляет. Разбирайте духов! – сказал апостол.

65.
Желание чего-то важного для нас в общественной жизни мы часто выражаем в требовании «демократии». Но ведь демократия как власть народа – неосуществимая и ненужная утопия. История показывает, что в империи человек чувствовал себя гораздо лучше, чем в республике, с её засильем обычая, толпы  и олигархов.
Может быть демократия – не то слово? Что мы, в самом деле, хотим обрести в демократии?
Оказывается, для человека важно свободно выражать свою нравственную позицию и высказывать нравственное суждение, и следовать в жизни своей нравственности. То есть, для человека важна свобода совести.
Если такой свободы, которой пользовались юродивые, у человека не будет, то как он услышит голос Бога? И как Бог заговорит его устами? Ведь скованными устами не говорит Господин.
Что же до политики, то нравственная сила способна влиять на политику.

66.
Излишне, наверное, повторять, что добро и зло это не телесные лишения или комфорт и удовольствие. По отношению к чувственной реальности «добро» и «зло» смело можно назвать призраками. Истинная реальность, соотнесенная с этими именами, лежит в сфере бытия Свободного человека и касается вопроса его становления в Жизнь или в Смерть.
Некий старец, приходящий во снах, сказал мне однажды:
«Хорошо или плохо – я этого не знаю. Знаю лишь недозволенное Богом, и это – смерть; все остальное – жизнь».

67.
Если в поисках этических императивов обратиться от канонических Евангелий к гностическим, то бросится в глаза отсутствие в последних морали Второзакония: «возлюби ближнего как самого себя…» и т.д.
В Евангелии Фомы находим единственную заповедь:
«Не лгите; и то, что ненавидите, не делайте этого».
Гностическая заповедь ощущается как подлинная. Во-первых потому, что она, как то и надлежит заповеди, имеет запрещающую, а не побуждающую форму.

68.
Помимо града земного мы принадлежим Граду небесному. Нас связывает град земной и освобождает Град небесный. Земной град удерживает мертвое в нас от распадения.
Живые мы подобны ветвям Дерева, и Град небесный – наш корень и ствол, а град земной – лиана, опутывающая ветви. Когда мы теряем связь с корнем, лиана, в бурю, удерживает мертвые ветви, и мы думаем, что лиана полезна. Но без корня дереву не устоять.