Дети пепла. Фрагмент восьмой

                Вторая попытка

Наступил октябрь. Мне пора в школу. Новую школу. Но старые ассоциации не дают мне покоя. В душе я ощериваюсь, как волчонок при виде красных флажков. Но теперь, когда этот тяжелый период позади я понимаю, что это была школа выживания. Благодаря ей, я  могу похвастать железной волей и несгибаемым характером.

Школа на улице Фрунзе. Неприметное четырехэтажное здание, построенное по скучному архитектурному лекалу. Здесь я провела шесть лет своей разудалой октябрятско-пионерской жизни. Это может показаться странным, но алый всполох на своей шее, именуемый галстуком, я вспоминаю с нежностью до сих пор.

Третий класс дался особенно тяжело. Я влилась в новый коллектив с имиджем  отличницы, а стало быть, мгновенно стала соперницей  уже существующих фавориток. Здесь их тоже было три  - Наташа Петрова, Таня Королева и Вика  Перовская. Я стала четвертой. Свои правила я установила быстро. В первую же неделю передралась со всеми «трудными» мальчиками нашего класса, - Вадиком, Гришей и Олегом.  Уступая им в силе физической, я абсолютно обескуражила их своей бешеной энергией и бесстрашием. К тому же, я как никто другой в классе, владела приемом №1 – прицельным ударом в пах. После того, как я чуть не покалечила одного из них – меня зауважали. Учителя горестно вздохнули, приготовившись к моим «неудам» по поведению, зато по прилежанию я не ударила в грязь лицом.

Другое дело – девочки. Это была нелюбовь с первого взгляда. Им доводилось видеть мою красавицу-маму, которая частенько захаживала в учительскую на третьем этаже, но не затем, чтобы «позолотить ручку» завучу, как всем думалось, а чтобы договориться о моем обучении по системе экстерна. Дело в том, что, начиная с первого дня жизни меня обуревали разные детские и недетские болезни. Моему хилому телу была присуща нежизнеспособность, и пакостные хвори почитали за честь внедриться в него при всяком удобном случае. Родители яростно боролись то с пневмонией, то с бронхитом, то с гриппом редкой формы. В общем, всем было весело. По ходу дела, к сезонным болячкам присоединились хронические, как-то, неспецифический энтероколит, гастрит, дискинезия желчных путей и далее по списку. Этот список я озвучивала учителям со страдальческим выражением лица, но чуть-чуть нараспев. Учителя смотрели на меня кротко и обреченно, для них это означало дополнительную возню, - отдельные экзамены в тишине пустующих классов, незапланированные проверки моих персональных контрольных. Это их огорчало, но не меня. «Виртуальная школа» пришлась мне по душе…

Подводя итог вышесказанному, в школе я почти не появлялась. Зато когда это знаменательное  событие имело место, всю школу я ставила на уши. Бедная завуч металась от нашего классного руководителя к моей маме и вопрошала: «Почему ваша девочка такая упрямая?». Действительно, упрямства мне было не занимать. Плюс ко всему у меня было замечательное качество, которое мне прививала бабушка – она уверяла, что везде и всегда нужно говорить только правду. По отношению к собственным недостаткам у меня это не очень получалось, а вот окружающим я резала правду-мать прямо в глаза, что по вполне понятным причинам мало у кого вызывало восторг. К концу года в классе меня ненавидели все. Из подружек за мной закрепилась страшненькая «троечница» - Надя Романова. Ее шпыняли все кому не лень, поэтому я особенно привечала ее. Странное чувство – желание встать на сторону немощного, слабого, обиженного человечка, - сформировалось во мне очень рано и так и осталось со мной на всю жизнь. Если в школе или в кружке я видела несчастное существо, отвергнутое «правильным» коллективом, оно тут же подпадало под мою опеку. Так получилось и с Надей. А так как ее дом находился прямо во дворе школы, то мы частенько сбегали к ней в гости, прогуливая ненавистную математику. Она обожала индийские фильмы, -в то время Болливуд был в моде, -  а меня от них с души воротило. В остальном мы были едины. 

Если честно,  не очень хочется задерживаться на этой поре, именуемой как «школьная». Признаюсь честно, не было в ней того волшебства, какое воспевалось в советских песнях того времени. Она была тяжелой и не всегда благодарной. Хотя есть в ней несколько моментов, за которые я ей благодарна. В третьем классе меня впервые пригласил в кино мальчик. Его звали Вадик. Уже тогда он был нестандартно красивым ребенком, сегодня я сравниваю его с Киану Ривзом. Пожалуй, это была единственная моя сердечная взаимность, да и то, она не получила надежного продолжения.

Все остальные мои «любови», - а было их немало, - развивались по следующему сценарию. Я обращала пристальное внимание на существо мужского пола, чаще всего закомплексовано-заторможенное. Оно шарахалось от меня, не хотело сидеть за одной партой, а если такая повинность выпадала на его долю, всем своим видом оно выказывало страдание. Причина сей печальной традиции крылась в моем вулканическом темпераменте. Натура скорпиона давала о себе знать, лавообразный энергетический поток разрушал все на своем пути, в том числе и потенциальные отношения.  Но в силу природного непостоянства я быстро излечивалась от очередной привязанности и забывала угнетающее равнодушие «любовных объектов». Став чуть постарше, я с утроенной энергией променяла недозрелых школьников на знаменитых артистов. Михаил Боярский, Дмитрий Харатьян, Владимир Шевельков, Тимоти Далтон  распахнули для меня новый мир – мир нереальной, но упоительной любви. Пусть немного надуманной, но зато абсолютно безопасной во всех смыслах этого слова.