Кукла колдуна

В полутемной комнате, куда лучи солнца могли проникнуть разве что в щели между шторами, было гулко от работающих компьютеров и какой-то другой, непонятного вида и конфигурации техники. Компьютеров было два; соединенные длинными матово блестящими проводами и широкими трубками, по которым переливалась, пузырясь, флюоресцирующая жидкость, они превращались в удивительную систему с неясным назначением. На столе, заваленном тетрадями, толстыми книгами и старыми свернутыми в трубочки листами, примостилась маленькая жаровня. Над ней, установленный на треноге, стояла небольшая чаша из мутной бронзы, над которой поднимался ленивый дымок. В комнате пахло травами, расплавленным металлом и чем-то терпким, нездешним, сказочным.
Углубившись в разглядывание этой таинственной комнаты очень легко было не заметить ее хозяина.
Он стоял у окна, отодвинув занавеску, и задумчиво разглядывал заполненный машинным гулом и выхлопными газами внешний мир. На вид ему можно было дать не больше двадцати пяти лет. Невысокий, с длинными выцветшими волосами и скуластым лицом, он привлекал к себе необычной несоразмерностью черт, дающей на выходе почти идеальное лицо. Заостренные уши выдавали в нем эльфа, а сложная татуировка на груди – мага. И только глаза, серо-стальные, холодные, вечные глаза говорили о том, что это существо вовсе не так просто, как хочет показаться.
Эльф с раздражением задернул штору и вернулся к столу, где в бронзовой чаше уже начала бурлить темно-алая густая жидкость. Мужчина бросил в нее несколько мелких угольно-черных камней, перемешал серебряной палочкой, оплавившиеся после соприкосновения с зельем, потом с жалостью вырвал пару волосков из собственной головы и бросил в посеревший после всех этих манипуляций раствор. В чаше случился взрыв локального масштаба, после чего жидкость приобрела насыщенно-лиловый цвет и стала ледяной.
Маг удовлетворенно кивнул, порылся под столом, где было множество сваленных в кучу и плохо опознаваемых вещей. После некоторых поисков на свет была извлечена коробка, чье содержимое было вывалено на стол, прямо на книги и записи. Содержимым оказались бумажные пауки, сложенные с необычайным старанием.
Эльф набрал в пипетку приготовленное зелье и капнул по капле на каждого паука. Как только на спинке бумажного насекомого расцветало лиловое пятно, паука начинало крутить, выворачивая и изменяя. Бумага превращалась в хитин, покрывались шерстью тоненькие лапки, и бумажные куклы становились живыми пауками. Несколько секунд оживленные насекомые недоуменно перебирали лапками, а потом разбежались в разные стороны. Волшебник проводил их задумчивым взглядом.
А потом дверь комнаты с грохотом впечаталась в стену, заставив эльфа резко обернуться и зажмуриться от яркого света. На пороге, засунув руки в карманы черных джинсов и склонив голову к плечу, стоял идеальной красоты человек. Его длинные очень черные прямые волосы падали на плечи и спину, белая рубашка ярко контрастировала с черным пиджаком и белой кожей. Молодой человек был прекрасно сложен и обладал удивительной, дающейся с рождения харизмой, которая заставляла любого хоть на секунду, но задерживать на нем взгляд. Он был бы идеален, если бы не глаза. Пустые, холодные, отсутствующие глаза.
Нежданный гость шагнул внутрь, и дверь захлопнулась за его спиной, возвращая комнате полумрак.
- Здравствуй, колдун, - улыбнулся молодой человек, посмотрев в напряженное лицо эльфа.
Тот лишь улыбнулся, приглашающее и безнадежно махнув рукой.

Когда-то в комнате, заполненной жужжанием переплетенных компьютеров, запахами реактивов и ванили и цветом волшебства было светло. И длинноволосый эльф с молодыми глазами, подающий надежды алхимик, великолепный маг, делал своих первых големов.
Как и все молодые маги, эльф стремился к идеальности, к созданию идеального голема. Но глиняные человечки с записками во рту жили недолго и не обладали достаточным разумом. Эльфу же хотелось идеальности во всем. Тогда он оставил идею голема и создал куклу.
Из стали и золота, из серебра, бронзы и меди. Из осколков цветного стекла, лоскутков шелка, гипюра и бархата. Из морской и речной воды, из предрассветного воздуха, изумрудной зелени и черной земли. Из больших и маленьких звезд. Из настоящего, прошлого и будущего. Из вечности, веры, нежности и уверенности колдун сделал куклу. Самую идеальную, самую красивую куклу на свете. Маг обрезал свои роскошные волосы, подарив их кукле, сделав ее своей. Но чтобы оживить куклу, ей нужно было подарить одно из чувств. Своих. Навсегда.
Из всех своих чувств эльф выбрал голос. Поэтому его ожившая кукла умела говорить с самого рождения. Всему остальному она научилась.
Вот только говорить ей было не с кем. Подарив свой голос кукле, колдун стал немым.
Но любое существо, посаженное в клетку, даже в очень роскошную, очень удобную и очень большую клетку, стремится из нее вырваться. Рано или поздно, всеми доступными способами. Никто не хочет сидеть в клетках. Даже куклы.
И однажды самая красивая кукла самого талантливого колдуна сбежала из клетки. Сбежала, оставив своего немого создателя с вмиг постаревшими глазами оживлять пауков и создавать яды. Сбежала, чтобы вернуться спустя двадцать лет.
Что такое двадцать лет для вечноживущего эльфа? Что такое двадцать лет для вечноживущей куклы? Ничего, пустышка, число. Темнеющие мешки под глазами с одной стороны, и звездный блеск в зрачках – с другой. Седеющий пробор и современная стрижка. Трясущиеся руки и незнакомые повадки.
Что такое двадцать лет для колдуна и его куклы?
Целая вечность.

- Я вернулся, - проговорил кукла, скаля ослепительно-белые зубы, и шагнул вглубь комнаты, к отпрянувшему колдуну.
Эльф развернулся к столу, схватил, не глядя, желтый пергамент, долго искал ручку или перо, но нашел только кусочек угля. Нацарапал что-то на листке и протянул своей кукле. Во всех его движениях, в трясущихся руках, в напряженных складках у губ было что-то старческое, болезненное, жалкое. А криво нацарапанное на пергаменте слово характеризовало всю степень его отчаяния. «Навсегда?»
Кукла с полуулыбкой взял пергамент из дрогнувших рук своего создателя, повертел перед глазами и брезгливо отбросил.
- Не совсем, - он склонил голову к плечу и улыбнулся с каким-то злым превосходством. – Можно сказать, совсем не навсегда.
И без того старые глаза колдуна стали совсем пустыми. Он неловко взмахнул руками, опрокинув стоящую на столе мензурку и, зацепившись взглядом за растекающуюся по столешнице жидкость, замер.
Кукла подошел ближе, проследил за направлением взгляда колдуна и брезгливо пожал плечами. Мягко положил ладони на острые плечи эльфа, разворачивая его к себе, и проговорил мягким, чарующим, не совсем человеческим голосом.
- Я пришел, потому что мне нужен ты. Точнее, - кукла на секунду задумался, подбирая верные слова, его пальцы рассеянно поглаживали чужие напрягшиеся плечи. – Мне нужно кое-что от тебя. Одно из твоих чувств.
В пустых глазах колдуна впервые за долгое время, зажглись икры. Внимание, удивление, понимание. Вопрос не был задан, но кукла ответил.
- Я создал куклу.

Первое время его свободы мир был к нему доброжелателен и честен. На его пути встречались интересные люди и интересные вещи. Он запоминал их, изучал и понимал. Идеальный сам, он стремился к идеальности во всем. Он был влюблен в большие города, мерцающие огнями флуоресцентных реклам, освещенных окон и молочно-белых фонарей. В города, где не смолкали звуки музыки, голосов и смеха. Он был влюблен в бурлящие огромные мегаполисы, которые никогда не спят, и в маленькие сонные городки; в больше города, полные стекла и бетона, и в заполненные зеленью маленькие поселки. Он был влюблен в города, и города отвечали ему взаимностью, влюбляясь в него.
Его идеальный голос, его идеальная внешность, его идеальный укус – все это срывало овации, заставляя восхищаться им и оглядываться на него. Но его идеальность сыграла с ним дурную шутку. Ведь любой идеальностью слишком быстро пресыщаются неидеальные люди. Слишком быстро она становится чем-то мешающим, почти ущербным, лишним, как соринка в глазу.
Один за другим города отворачивались от него, забывали его, отталкивали его.
И кукла, привыкший к восхищению идеальный кукла, остался один.
Его великолепная память и потрясающие способности позволили ему достаточно быстро найти выход из своего положения и из своего одиночества. Ему хотелось вечного, идеального восхищения. И единственный способ добиться его был прост – создать свою куклу.
В том, чтобы сделать куклу, нет ничего сложного: немного знаний, немного вкуса, немного мастерства. Но чтобы оживить куклу нужно быть колдуном, способным пожертвовать ради куклы одним своим чувством. Только и всего. Такая мелочь.
У куклы не было своих чувств, кроме того, что оживило ее – чувства колдуна. И у него не было выбора, кроме одного - вернуться.
Иногда обстоятельства выбирают за нас. Иногда мы сами выбираем обстоятельства. А иногда у нас просто нет выбора.

Кукла встряхнул колдуна за плечи, слегка, возвращая фокусировку его испуганно расширенным зрачкам. Высвободиться напряженно вздрогнувшему эльфу он не дал, продолжая все так же прямо и жестко смотреть в лицо, сжав на его плечах сильные пальцы.
Они не оставляли себе иллюзий. Оба.
В полутемной комнате, пахнущей пылью, золотом и бумажными пауками, два вечных существа смотрели друг другу в глаза, с обреченностью и уверенностью, с грустью и силой, с отчаянием и безжалостностью.
- Ты же знаешь, зачем я пришел, - проговорил кукла, мягко шелестя гласными.
Колдун кивнул, не разрывая контакта глаз. У него не было шансов. И отбиваться – не было смысла. Наверное, он действительно любил свою куклу, если к ним, вечным и бессмертным, вообще можно применить слово «любил».
Кукла притянул эльфа к себе, осторожно, почти нежно ткнулся губами в напряженные искусанные губы.
В поцелуе не было ни капли страсти, только жгучая боль в груди от сдерживаемого крика и горький вкус магии на языке.
Кукла отстранился первым, сплюнул блеснувшее радужными искрами украденное чувство во флакон из толстого стекла и вытер губы рукавом белой рубашки.
Он ушел почти сразу, оставив колдуна со сгорбленными плечами, неловко опустившегося на покачнувшийся стул, угрюмо смотреть в пустоту слепыми глазами.
Из полутемной комнаты медленно пропадал запах сказки и волшебства, просачиваясь сквозь щель неплотно прикрытой двери.

Май 2010