На пути к Всем Могуществу 15

15. Полеты вольнолюбивых невольников

                Некоторые умеют летать.
                Некоторые умеют прочно
                держаться за землю.
                Но летать, прочно
                держась за землю,
                умею только я.

                Змей.

     Расставшись с Рихардом, Кащеенко некоторое время занимался приведением в порядок "освежеванных" буйными впечатлениями мыслей. Потом раздался мелодичный призыв электронной секретарши Сечортса.
     В овальном кабинете, висящем над километровой пропастью, разговор начался не с новой проблемы по имени "Малкин", а с совершенно иной. Такой богатый человек, как Айвен Сечортс, конечно же, занимался благотворительной деятельностью. В миру известно его сиротское происхождение, и он питал слабость к сиротам. В тихом переулке на окраине Женевы его деньгами расцвел и окреп Центр имени Жана Пиаже. Там растили сирот, испытывая на них новейшие педагогические методы. Педагоги, идущие широким шагом по стопам великого психолога Жана Пиаже, получали профессорские зарплаты и имели подобающий уровень. Поэтому малолетних сирот из этого заведения временами усыновляли соответствующие клиенты, суперкомпенсируя расходы. Что и говорить, на детях этих стоял знак наивысшего качества. Временами отдел по сбору сирот заказывал подходящего сироту клиникам, делающим аборты. Эта периферийная деятельность заведения выглядела, как добыча средств на расширение благородной основной деятельности. Шло это от имени независимой дирекции Центра, и уж, конечно, с незапятнанным именем Айвена Сечортса такие дела никак не связывались. Рожали бестрепетные девицы в клинике Сечортса и уходили. Со стороны закона и общественного мнения тут просто не могло быть ничего криминального. Да, в клинике Сечортса внимательнее относились к роженицам и новорожденным, более тщательно исследовали тех и других.
     Это что - криминал?
     А то, что когда-нибудь накатанная машина чуть изменит свой маршрут, и ничьи дети станут роболюдьми, зомбисолдатами, так этого даже Сечортс с уверенностью не смог бы сказать. И никому не позволял вслух произнести такое даже в предположительном смысле. Другое дело - проект "Супермен", копивший всякую информацию - о скрытых возможностях человека и способах их раскрытия. Такой проблемой можно было и нужно было заниматься немедленно. Малкиным, например.
     Но Кащенко привез из неуютных просторов России партию отборных, свежих сирот. Самым что ни на есть тайным способом. В чревах на все согласных рожениц, само собой разумеется, рожениц экстракласса.
     Небольшие и, потому, легко забываемые проблемы с карманом рожениц и покупателей новорожденных (завелись такие и на снежных просторах России) они и обсудили с Айвеном, прежде чем заняться проблемой Малкина.
     Язык, на котором они обсуждали эти проблемы, сам по себе достоин внимания. Магистры "Туле" считали его языком мистических знаний нордической расы, но сами едва знали его. Зато юные воспитанники выучили его досконально, превратив в тайный язык братства.
     На этом же весьма музыкально, но неразборчиво звучащем языке пошло обсуждение и Малкин-феномена.
     Проблему формулировал Рихард.
     - Важно решить - имеем мы дело с редким талантом неотделимым от владельца и не размножаемым, или с методом, формируемым тренировкой, или с прибором, который лучше всего отделить от создателя, или с организацией, сознательно или случайно мистифицирующей нас.
     На что сумрачный брат Дон заметил:
     - Боюсь, ответа мы прождем долгие годы, а зверь тем временем и вырастет до угрожающих размеров.
     В этом месте вступил в низкоголосую симфонию древней речи Айвен.
     - Наших людей в стране обетованной более чем достаточно, ты и организуй клетку для зверя. И главное: мистифицирующий, да не мистифицируйся сам. Где гарантия, что мы не искупались в потоке случайных совпадений, плюс некоторая ловкость и элементарный гипноз, плюс расторопные друзья?
     Кстати, а вы совсем не расторопны.
     Они напряглись. Главный среди Равных нечасто позволял себе откровенно пристукивать их отнюдь не рабские головы. Чем же это пустяшный Малкин так вывел его из равновесия?
     Сечортс молчал, и это наполненное смутным страхом молчание медленно превращало довольно абстрактного Малкина в конкретного и личного врага каждого сидящего.
     Это в детстве человек живет в светлом мире, и, не догадываясь, какие темные силы, круша друг друга, оставляют ему для его светлой жизни крошечную случайную нишу.
     Братаны и детства не имели.
     Отмерив предельную дозу давящей паузы, Сечортс продолжил:
     - То, что папа Соболь не знает проказ сыночки, так это папе простится. А где твой человек, - обратился он к Кащеенко,- который давно должен был быть в окружении этого Кир-рыла, особенно на тренировках. Кто этот Княжий?
     При такой нерасторопности мы из пеленок до гроба не вылезем.
     А гроб уж совсем недалеко.
     Сечортс остановился как перед редкой мыслью и, полюбовавшись на неё, изрёк:
     - Если только этот сумасшедший Малкин и впрямь не найдет живую воду?
     - Он найдет! - твёрдо заявил Кащенко, которому в сложившейся ситуации терять уже было нечего.
     - Или мы найдём по его предсмертным запискам, - сумрачно заметил брат Дон.
     - Курочку, беременную золотыми яичками, не надо убивать, её надо охранять от всех иных любителей золотых яиц, - пробормотал Рихард Гольден.
    
     Пока эти большие и страшные существа обсуждали Малкина, он вольно и невольно обманув белых братанов, вместе с самолетом господина Ситоро опустился на твердую почву не в Токийском аэропорту, а в Тайбэйе.
     Редколесье небоскребов и пышность зеленого холма над городом несколько смутили обоих супертуристов Малкиных. В глубокой задумчивости перемещались они, подхваченные заботливыми руками равно узкоглазых людей, которые почему-то часто-часто повторяли слово "тай". Господина Ситоро нахлынувшие молодцы в стандартно-европейских костюмах быстро загнали в какой-то деловой угол. И пришлось Малкиным разбираться в обстановке самим. Первым высказался Зеев:
     - Мне так и хочется сказать "Иде я?" - Уж точно не в Токио.
     И тут ему показались слишком внимательными некие недостаточно узкие глаза. В ответ на этот взгляд для полной конспирации Зеев перешел на иврит. Российские мафиози, знающие иврит - это уж слишком. Не по умам шляпа.
     - Бэсофо шель сипур , …и так далее, что Лина себе перевела как " В конце концов, он не обещал нам именно Токио. Мы не в России - это точно. Очень может быть, как раз в Токио нас эти охотники на слона мишефельдмановских миллионов таки ждут, а здесь - непонятно где, таки нет".
     И вот тут произошло очередное невесть что. Один из вполне узкоглазых джентльменов кинул им на иврите.
     Шалом, хаверим (привет, ребята).
     И только после этих слов Зеев заметил кипу в глубинах пышной шевелюры странного японца. Лина, чей рост не позволял так сразу заметить эту еврейскую деталь туалета, напряжено уставилась на странного японца. Зеев, собрав крохи самообладания, изрек полувопросительно.
     - Ты, наверное, первый японский еврей в моей не столь уж краткой жизни. И тут японец просто нокаутировал Зеева.
     - А мы знакомы.
     У Зева сразу забегали под кипой ассоциации времен его участия в международных семинарах. И в соответствующем настрое он и спросил.
     - То есть?
     - Ты часто был в школе Ноам Лебаним, где учится мой сын.
     Краска залила жестковатое лицо Зеева. Он вспомнил и китайского мальчика по имени Хаим и уж, конечно, то дело, которым он, Великий Малкин, занимался в этой школе.
     Да он там часто ... мывал.
     - Тогда значит ты ...ты не японский еврей, а опять таки более вероятный китайский.
     - Я просто еврей и все. Повертись с мое здесь вот и станешь узкоглазым.
     - Но твой сын!
     - Жена у меня китаянка, вообразившая, что она родом из Харбинской еврейской общины. Твоя тай-тай тоже, небось, гиюр прошла.
     Зеев не стал доказывать, что земли ашкеназские запросто рождают и зеленоглазых евреек. Он пошел путем иных, защищенных от дурацкого смущения, вопросов. Своих вопросов.
     - Тай-тай, киТай, ты бы мне объяснил, что это значит Тай.
     - Тай-тай - госпожа, - тай-жень - еврей. А что делает "тай" в ТАЙване и ТАЙбейе понятия не имею.
     Зеев, не давая ускользнуть в нежелательные сферы, тут же подбросил еще один очевидный вопрос:
     - А ты что здесь делаешь?
     - Деньги, конечно. Тайвань - место, где растут очень длинные доллары.
     "Хотел бы я знать, что я делаю на Тайване?" - задумался на секунду Зеев, дознавшись неожиданно ловко, где находится. Эта заминка немедленно была использована. Собеседник атаковал своими проблемами.
     Познакомь меня с мистером Ситоро.
     Зеев откровенно ухмыльнулся. Приятней выглядеть влиятельным придворным Ситоро, чем младшим подметалой пусть даже во дворце знаний. В этом настроении и ответ его выплыл из усмехающихся губ.
     - Для этого, по-видимому, я сюда и прибыл.
     - Вот и не отвлекайся на пустяки. Зовут меня Гидеон Хахами. Я аналитик фирмы "Полином". Мы продаем программное обеспечение. Вся Япония читает свою японскую энциклопедию на базе наших программ. Пришла очередь Тайваня, а там, глядишь, и его Большого Брата. Ты убедишь его, что с нашей помощью Ситоро сможет подзаработать лишние миллиарды, а мы свои скромные миллионы.
     Зеев, продолжая двигаться к своей цели, а не к цели настырного Гидеона, шагнул к главному своему вопросу.
     - Скажи, отсюда есть прямой рейс домой?
     -А сейчас мы с тобой обработаем Ситоро, и рейс будет самым прямым.
     "Мужик явно принимает меня за "русского" бизнесмена из репатриантов, сообразивших, как можно быстро сменить швабру на мерседес с полным бенцем.
     " А кто я сейчас на самом деле?".
     Задумавшись над этим тяжким вопросом, Зеев замолчал.
     - Держи мою визитку и нашу рекламу. Я знаю - ты в компьютерах больше меня соображаешь. Имей в виду десять процентов с любой суммы твои, а если втюхаешь на сто миллионов, то и двадцать миллионов твои!
     "Смотри, как просто отхватить куш, а я над какими копейками бородой тряс". Лина, молча слушавшая весь этот треп, заявила категорически и по-русски:
     - Не вздумай ввязываться в это дело. От одного только запаха миллионов мафия звереет. Хватит с меня приключений. Зеев и не думал ни во что такое ввязываться, и был уверен, что уж это приключение точно проскользнет мимо. Но слабое сердце его не позволяло так просто отбросить просьбу соотечественника. За ней рабочие места для своего брата - репатрианта и, между прочим, прирост экспорта, для не столь удалой в экономических битвах страны родной. Короче он передал, просто передал без всякого нажима и ОсяБендеровского НьюВасюковского трепа, передал рекламные материалы Хахами господину Ситоро.
     Потом закрутилась карусель, стремительно летящая мимо таосского храма и вершины Я Минь Шан, мимо торчащих из моря островков, задумчивых, как Валаам, мимо китайско-еврейской компании в местной синагоге.
     Швен-цан и тай-тай, то есть господин и госпожа Малкины, не имея другого выбора, поплыли в сладком сиропе хорошо оплаченного гостеприимства, едва успевая понять, куда их влекут ловкие руки господина Ситоро. А все-ликие Белые Братаны уже разыскивали их во всех концах света, подбираясь одновременно к горлу господина Ситоро. По закону рынка, если спрос превышает предложение, то цена растет. Вот и взлетела до синих небес (в глазах Белых Братанов) и цена украденного Малкина. Так и на бирже, удачливые фирмы продают акции, по которым еще не заплачено ни гроша дивидендов и раздувают цену, абсолютно ничего не давая владельцам акции. Кроме Великих Надежд и Сладостных Ожиданий, конечно.
    
     К тому моменту, когда самолет с посланцем Братанов приземлился в Тайпее, самолет Господина Ситоро уже витал в небе Старшего брата тайваньцев. А затеряться в огромном Китае даже самолету нетрудно.
    
     Рассматривал ли господин Ситоро Зеева Малкина, как объект капиталовложений, или просто изучал сей любопытный феномен, за которым так страстно охотится неведомая мафия? А может еще проще? Может, остросюжетное бытие заменяло ему отпуск в горах, где на каждом шагу по льдистым вершинам тоже ведь есть возбуждающий риск?
     Полуголодные, из-за проблем кашрута, Зеев и Лина так и летели сквозь мир странных приключений, теряясь перед лицом настойчиво волокущей их неизвестно куда реальности.
     А что мешало им отказаться, смыть с себя липкое гостеприимство Ситоро?
     Умело разжигаемое любопытство? Может быть.
     Страх выпасть из уютных объятий Ситоро в шершавые лапы мафии?
     Иногда и это. Но, главное, неисчезающая иллюзия - еще сутки, ну двое, и все это кончится.
     А может всему виной выжидательное оцепенение охватившее Зеева?
     Только однажды, когда они видели парение памирского йога над утыканной гвоздями лежанкой, Зеев несколько укрепился духом. Тело йога висело в глубине йоговского надтела, вздымаемое именно этим самым надтелом. И Зеев был единственным, кто эту причину фокуса не только мог видеть, но и смог воспроизвести.
     На вопрос "КАК?", вырвавшийся у ошарашенного Ситоро, потерявшего на секунду привычное чувство превосходства, Зеев ответил скромно и туманно:
     - О, я только учусь. Читайте теософов и каббалистов.
     Потом Зеев глубоко сожалел о содеянном предательстве самого себя. Но птичка знаний о нем уже упорхнула, превращая его, в его же собственных глазах, из тайной силы в нечто показушно - цирковое.
     Добило его сообщение об этом случае шустрых газетчиков - англоязычных индусов. Правда, оно достало его аж в Непале. Нет, это не Зеев прочел сию индусскую газету, Прочел Джек Либерман - журналист и масон.
     Либерман получил наводящую подсказку из своего ордена. Известный там как коллекционер феноменальных людей, он, в силу этих своих личных пристрастий, исполнил поисковый запрос Братанов с энтузиазмом и бесплатно. Вообще-то движущей идеей Джека, то есть Джейкоба, то есть Якова Либермана всегда оставалась твердая уверенность, что английский язык - это последний оплот европейско-американского превосходства над Юго-Восточной Азией. Исходя из этой идеи и из факта, что в основу японской каны положена еврейская азбука, он готовил странам восходящего солнца личный подарок - интегральный язык желтолицей Азии. Ясно, что без праязыковой мифологии здесь не обойтись. Так что в Непале он искал филологические волшебные коренья своего надязыка.
     Зеева он встретил и купил весьма любопытным изрекизмом:
     Времена истинности, как главной характеристики открытия, давно прошли. А, может быть, никогда и не наступали. Конструктивность - вот что определяет ценность филейного кусочка, вырезанного из бесконечной плоти реальности.
     Эта фраза Зееву понравилась, но тот и дальше долбил Малкина английскими фразами, а герою нашему было совсем невмоготу. И не потому лишь, что английский его немощный и обветшалый вносил дополнительный туман в призрачные рассуждения Джека, но и, главное, потому, что думал Малкин совсем о другом.
     Прервав его рассуждения о вкусных блюдах, для изготовления которых только и стоит вырезать конечные куски из бесконечной реальности, Зеев взмолился:
     - Домой хочу, Джек, К простому кошерному столу.
     - No problem,- ответил хорошо приспособленный к перелетам Либерман.
     Зеев успел только оставить записку для Ситоро. Мол, деловая необходимость вынуждает его... и … через несколько минут, удивительно ускользнув от формальностей, они с Линой уже летели. Малкины воображали, что домой. Тем временем Вопрос о месте их приземления решался, чуть ли не на уровне самого Сечортса. Впрочем, обошлось уровнем Кащея. Найти предлог не сложно. Вот он простой, как палка, - друзья Либермана тоже хотят лично познакомиться с феноменальным Малкиным.
     Проснувшись среди ночи в тишине небольшого аэродрома, Зеев долго лежал неподвижно, пытаясь сообразить - где он. Если по прямой от Непала отмерить три тысячи километров в сторону Тель-Авива, то, спрашивается в задаче, где окажешься. У Зеева получилось - в Саудовской Аравии.
     " Американско-подданому Джеку оно в самый раз, но мне бы надо было до взлета задуматься. Ситоро человек известный, Данзан его уже сколько лет знает. А кто такой Джек Либерман? Обаятельный полиглот".
     Зеева только сейчас посетило вдохновение осторожности. "Доверился человеку после двухчасового знакомства.
     Где мой чемодан?!!!".
     Но чемодан оказался на своём месте, и Лина лишь всплакнула во сне, привязанная к соседней лежанке.
     " Ладно запугивать себя. Чтоб такого умного тонкого независимого человека наняла Замоскворецкая мафия - да что я совсем ничего в людях не понимаю?".
     В этот самый момент дверцы кабины распахнулись, и голос слегка прокуренный и пропитый панибратски произнес.
     - Здорово, Малкин.
     Зеев поднялся с койки привинченной к стенке самолета.
     - Кто Вы, простите?
     Лицо посланца Сергея Кащенко ему, понятное дело, ничего не говорило. Ничего хорошего, уж точно. Но тот ни мало не смутился и продолжил:
     - А войны чернодомовцев с белодомовцами не помнишь?
     У Зеева душа опасно приблизилась к пяткам. После всех этих перелетов вновь оказаться в Иркутске! Да еще в руках кого-то из отпетой братии чернодомовцев.
     - Кто армией белодомовцев командовал?
     Мотя Красюк. А это как раз я. Не можешь ты меня не помнить.
     Узнать в этом краснорожем мужике верховного донжуана Красных Казарм не было никаких возможностей. Что Зеев, вполне внятно выразил своим бледным от страха лицом.
     - От красоты моей мало что осталось, но бабы и сейчас млеют. Химия у меня такая.
     Извините, Матвей, я вас не помню. - Обидно, но понятно. Ты большой ученый, а я кто - мелка пташка аэродромная. Ладно, не чти командарма, но к слабостям человеческим снизойди. Тут, говорят, ты левитацию научно освоил, без самолета летать можешь. Покажи нашим мужикам, Умрем мы от любопытства.
     Смесь стыда и ярости, как "кровавая Мэри" из стакана крутого алкаша, залив страх, обожгла нутро Зеева.
     - Где этот болтун Джек?
     - Какой, Джек? Ты про Яшку Либера?  Билеты тебе выправляет на Тель-Авив.
     У Зеева в горле зудело спросить: "А где мы?" но он сдержался и попробовал внушить Красюку самому высказаться на эту тему. Красюк, насколько Зеев вспомнил, был сексуально одаренная дубина, лет на шесть старше Владика-пионера. С таким он уж как-нибудь справится. И Зеев излучил свою гипнотизирующую волю.
     То, что все мыслимые и не мыслимые его излучения записываются лучшей в мире аппаратурой. Зеев узнал бы из действительно податливых мозгов Матвея Пятых, если б мог хоть приблизиться к подобному взгляду на ситуацию. Но он то себя в это момент оценил не как объект интересов мафии, а как предмет циркового любопытства дураков.
     - Да не тушуйся ты, Малкин, Я тебя не в Ашхабадском цирке выступить зову. До рейса Ашхабад-Тель-Авив два часа. Так и так тебе ждать. Уважь приятелей моих. Мы ж тебе полный сервис. Тут люди сутками ждут. А ты ванну примешь, кофе тебе с коньячком и теплая компания, и к утру ты дома. Ну не честно так. Или Яшка натрепался зря? Ну, нет же. Я ж тебя знаю. Ты ж еще у нас в Иркутске у Княжия учился. Ну, не позорь меня. Я им нахвастал, что приятели мы с тобой. Умный человек друзей везде заводит. Мы ребята простые. Нам улыбку гения по гроб жизни не забыть.
     Такого простодушного натиска Зеев не выдержал. Впрочем, не все так просто. Он же полностью в их руках и некая почти подсознательная осторожность велела Зееву играть под честолюбивого простачка, наивно радостного книжника не от мира сего.
     Так он и играл.
     С другой стороны и в другую игру играл тут Кащенко. Вооружился той самой - мысли читающей аппаратурой и пси воздействующей аппаратурой. Откуда ему было знать, что какая-то внештатная самостийная гадюка укусила Зеева именно в то место, где ему вкололи приемник пси-воздействий. Тварь попортила весьма чувствительную аппаратуру. Но этот факт невозможно было извлечь даже из подсознания Зеева. Чего нет - того нет.
     Поэтому Кащенко вполне спокойно исходил из вполне резонного предположения, что Малкин неуемный и непокорный тип и покорность его - творение аппаратуры. Он вообще в аппаратуру верил больше, чем в столь зыбкую вещь, как актерский талант своего агента М.
     В таком настрое он и выслушал наушниками согласительное предложение Малкина.
     - Ладно, Мотя, закрой на минутку дверь с другой стороны. Оденемся и выступлю. А Джеку песком зад все равно натру. Цирк из меня делать. Ладно, ладно иди. Но чтоб толпы не было.
     - Какая толпа? Пятеро нас.
     Вот так и пошли они с Линой сквозь предписанные процедуры омовения и угощения.
     И выступления.
    
     Кащенко лично сам посетил вовсе не сеанс левитации Малкина.
     Чемодан Малкина посетил он лично сам.
     "Унести этот чемодан и найти живую воду вместо Малкина" - такова была первая и очень простая мысль Сергей Сергеевича.
     И он действительно унёс этот чемодан к себе в самолёт.
     Другой чемодан с тактико-техническими данными тела по имени Малкин и живой носитель профессиональных данных, лично наблюдавший сеанс Малкин-магии, в ту же ночь унеслись к Швейцарским Альпам.
     Сияющий Кащенко остался предельно доволен собой.
    
     А тусклый Малкин, предельно собой недовольный, отправился, наконец, прямиком домой.