Снег

Посвящается Дню международной солидарности трудящихся и все тем, кто вовремя отказался работать с дураками.



Пролог

  Эту историю мне рассказал один мой приятель несколько лет назад. Я не знаю, жив ли он теперь, или нет. Я не видел его более полугода. Если его нет в этом мире в прямом или переносном смысле, это вполне закономерный эпилог данной ситуации.
  Не знаю в праве ли я рассказывать об этом, но гигантский, назойливый рой мыслей, сформированный этим рассказом, больше не вмещается в голове. Конечно, это не единственная причина, по которой я решил поделиться данной (на мой взгляд, занимательной и немного поучительной) информацией. Немаловажную роль в этом всем играет некий момент назидательности будущим поколениям о вечных, настоящих ценностях.
  Ведь эволюция в любую эпоху параллельно с совершенствованием и развитием во всех областях и отраслях, несет в себе огромный пласт временных ценностей. И, как правило, мощность этого пласта настолько огромна, что заслоняет собой свет, идущий от вечного. Само собой, понятие вечность весьма относительно и придумано людьми. А человек, как известно, очень слаб и далек от совершенства. Но, тем не менее, в сравнении со сроком жизни человека, которая бывает слишком коротка и быстротечна, есть вещи, которые расцениваются как вечные.
  В своем повествовании он не называл настоящих имен, да в этом и нет необходимости.

I

  Мы встретились на одном из бесконечных праздников у общих друзей. До этого у нас было несколько встреч, но плотного и конструктивного общения никогда не получалось. И вот в этот раз нам выпала «честь», попасть в одну экспедицию до ночного магазина, с целью пополнения запасов. По дороге слово за слово, разговорились. Я как раз припомнил, что он давненько не участвовал в общих возлияниях.
  - Где пропадал, давно тебя не видел?
  - Работал на севере по контракту.
  Это частично объяснило его не совсем здоровый вид.
  - Да не доработал. – добавил он в пол голоса, и явно не для моих ушей.
  - А что так? Преждевременное расторжение контракта? Это ж неустойка!
  - Длинная история. Будет случай - расскажу.
  Стандартная фраза, за которой может скрываться все что угодно. Но меня насторожило что-то. Не интонация, а скорее энергия, которая присутствовала в сказанном. И явное нежелание продолжения разговора.
  Но, тем не менее, случай не заставил себя ждать. Народ потихоньку улегся спать, ночь вступила в свои права, принеся с собой немного прохлады. Спать не хотелось совершенно. Взяв сигарету, я отправился на веранду. Думая о своем и глядя в непролазную темноту, вдруг услышал голос:
  - Плохо, когда человек не на своем месте. Еще хуже, когда такой человек руководит, пусть даже небольшим коллективом. Недопустимо, когда такой человек считает себя богом. Ну и совсем безобразно явление, когда такой человек не ставит жизнь другого человека выше своих дурацких амбиций, из-за своего непревзойденного эгоизма и скудоумия.
От неожиданности я обернулся слишком резко, чуть не выронив сигарету. За столом сидел, давешний приятель, в свете лампы его лицо показалось еще бледнее и мертвенней.
  - Это ты о чем? – выравнивая разговор, спросил я.
  - О разорванных контрактах, или о жизни и смерти - кто его разберет.
Мне показалось, что он хватил лишку, и несет околесицу.
  - Я в порядке, не обращай внимания. Если не собираешься спать, присаживайся, попробую ответить на твой вопрос.

II

  - Меня тогда еще в этом человеке поразил факт несоразмерности роста и размера обуви. Не то чтобы я внимательно всматривался в него, нет, просто это было слишком заметно и бросалось в глаза. Мне нужна была работа, и было все равно на кого работать. Но, как оказалось впоследствии, этот факт нужно было воспринимать как основополагающий. – сказал мой бледный собеседник, и умолк, прикрыв глаза. «Неужели уснул, только заинтриговав?» -  подумал я. Но тут же открыв глаза, он продолжил с большим энтузиазмом и эмоциями. Казалось, что ему необходимо все рассказать и все изменится. Пережитая история превратится в нечто другого порядка, и начнет забываться или отодвинется на задворки памяти.
  - Впоследствии я прозвал его «бон». Познакомил меня с ним и, соответственно, устроил на работу Дед. Но не в смысле родства, нет, он не мой дедушка. Дедом мы по-доброму называли начальника лаборатории, в которую я попал после получения диплома. Тогда я вторую неделю просто шатался по городу и набрел на это учреждение. Профиль его соответствовал – зашел, поговорил с директором. Тот, в свою очередь, пригласил Деда, с которым мы пообщались, и я, без малого на пять лет, угодил к ним. Ни минуты не жалею ни о годах, проведенных там. Конечно, до момента ликвидации лаборатории.
Это был самый первый и самый настоящий учитель и наставник. С первых дней я понял, что удачно зашёл, как говорится, по адресу. За всё это время я практически научился не только профессии, а ещё тонкости подходов к разным людям, тонкости души и тонкости правильного изложения мысли, и, соответственно, правильному пониманию вышесказанных слов. К примеру, «появляются» только привидения. Человек может прийти, прибыть, приехать – как угодно, но только не появиться. Но главным моментом в рабочих и неофициальных беседах было то, что жизнь человека священна. Безопасность труда не то, что стояла на первом месте у этого замечательного человека – она витала вокруг, и ею было пропитано всё. Для многих сейчас это покажется странным, но так должно быть. А ещё суровое сибирское чувство справедливости, да и много всего полезного я почерпнул из этого безграничного кладезя ума, образованности и опыта.
  А потом всё закончилось. Не сразу – постепенно, но очень целенаправленно нашу лабораторию прикрыли, якобы за ненадобностью. Да и вообще складывается впечатление, что наука в нашей стране не нужна, она рушится как Римская Империя. Пройдет совсем немного времени и восстанавливать её будет некому. Наука держится на таких вот, к сожалению, не вечных дедах. Когда они уйдут, унося с собой колоссальные знания, заменить их будет некому. Они не передали свои знания среднему звену. В нашей стране нет среднего звена – оно выпало после развала нашей Родины и периода смутных девяностых. И где оно обосновалось – так и непонятно, но не в науке точно.
  Примерно через полгода после закрытия лаборатории надо было срочно бежать. Бежать от обстоятельств, сложившегося образа жизни и самого себя. Итак, в один из дней мне позвонил Дед и сказал, что есть разговор по поводу официальной работы. Подъехав к нему и получив все необходимые координаты и указания, я направился на встречу с «боном».
  Первое, что я отметил в этом человеке – маленький рост и просто нечеловеческий размер обуви. Теперь-то я подозреваю, что размер ноги был гораздо меньше, но, как известно, комплексы нужно чем-то компенсировать, а в особенности комплекс маленького роста. Этого «бон» и добивался любыми способами. Мастерки наигранное «хорошее» расположение, не менее лживая лицемерная ухмылка сделали своё дело. И вот уже через пару дней по контракту я еду в непролазную глушь в качестве заместителя начальника (а фактически чернорабочим) лаборатории. Только уже совершенно другой по профилю и подходу лаборатории. Чем на самом деле в ней занималась, знали очень не многие посвященные. Наверняка было известно только то, что немаленький денежный поток лился прямиком «бону» в карман. Я догадывался, что на самом деле ему лишь позволяли этот поток. Но понимал ли  он сам, что это так и на что он идёт ради денег – сомневаюсь. Также вызывает сомнение безопасность и законность проводимых в лаборатории экспериментов. Иначе, зачем было строить всё в таком отдалении от посторонних глаз?
  Лаборатория представляла собой основной корпус и вспомогательный, который располагался километрах в пяти от основного. Во вспомогательном корпусе на дежурстве постоянно находились три человека – старший по смене и два лаборанта. Работы было не много: следить за приборами, фиксировать показания, и поддерживать в рабочем состоянии коммуникации и системы обеспечения. Но контрактом не оговаривалась должностная инструкция – в этом и была главная лазейка компенсации комплексов неполноценности.
  Через месяц с небольшим стало очевидно, что для «бона» все подчиненные – вовсе не люди. Я не говорю даже об учёте чьих-то мнений по поводу организации рабочего процесса: продолжительность рабочего дня и обязанности каждого сотрудника менялись по три раза на день без всякого на то обоснования, а лишь по причине прихоти, что делало невозможным планирование личного времени. Почти каждому приходилось «искать» себе работу, отражающую видимость процесса. А всё для того, чтобы потешить эго «бона», который не мог смириться с тем, что обязанности бывают разные. Плюс, добавим к этому штат (благо немногочисленный)  стукачей и лизоблюдов, и в результате мы получим картину, полную убого изящества мелкости мироощущения одного индивидуума, который был, несомненно, счастлив, компенсируя свои комплексы издевательствами над сотрудниками.
  Если бы знал Дед. Нет, он, несомненно, всё узнает. Жаль только, что намного позже. Если бы Дед работал в курирующей структуре и знал происходящее внутри коллектива, «бону» было бы не сносить головы. За поступки гораздо менее подлые Дед, не задумываясь, исключал людей из круга своего общения. Помню, как однажды к нам на работу в старую лабораторию пришёл устраиваться некий молодой человек. После посещения кабинета директора он был направлен на собеседование к Деду. Я присутствовал в начале собеседования, и мне хватило нескольких минут, чтобы понять, что он у нас работать не будет.
  Некий молодой человек сидел за столом, к нему вооруженный простым карандашом и планшетом подошёл Дед и сел напротив. Поздоровавшись, он спросил: «Вы кто?». Следующий жест молодого человека был просто потрясающим – слегка вскинув голову вверх и преисполнившись немыслимого пафоса, молодой человек изрёк: «Я - магистр» То есть, другими словами, он сначала был магистром неизвестно чего, а уже потом – человеком. Мгновенный блеск в глазах Деда – молниеносное распознавание «наносной шелухи», и, как результат собеседования – отказ. Надо быть собой! 

III

  Моё последнее северное утро не предвещало ничего из ряда вон. Правда, снега навалило много, и по корпусу дежурил «чёрный консьерж». Я его так прозвал за исключительно чёрную карму, стукачество и патологическую способность притягивать неприятности.
Во время обхода территории, проходя мимо радиорубки, я услышал, как дико хрипит вызов рации: «Лесники вызывают базу…лесники вызывают базу…лесники вызывают базу…» «Лесниками» у нас называли дежурную смену вспомогательного корпуса. Голос в рации показался мне чрезвычайно взволнованным и хриплым, неприятно ёкнуло сердце. Я зашёл в рубку, нажал тангенту и пожелал доброго утра.
  - Какое к чёрту доброе утро? У нас ЧП! Кто говорит?
  Я назвал себя и спросил: «Что случилось?» Но голос и внутренние ощущения не предвещали ничего хорошего.
  - У нас здесь снег идёт. И не хватает кислорода. На улицу уже не выйти. Хорошо, что ещё ветер с юга – на вас не понесёт эту заразу.
  - Не понял, разъясните. У нас здесь тоже снег идёт.
  - Конечно, ты не понял – у нас снег красного цвета, как кровь и такое ощущение, что он поглощает кислород, нечем дышать. Кислородные баллоны пусты - «бон», сволочь, сэкономил на заправке.
  Сообщение повергло меня в шок. Как снег может быть красным? Доэкспериментировались. Мысли путались. Чётко выделялось только то, что действия великого экономиста могут повлечь за собой очень печальные последствия.
  Я рванул к «бону», его, как всегда не было на месте – шнырял по лаборатории в поисках очередных беспочвенных обвинений. Через несколько минут я его нашёл, быстро объяснил ситуацию и сказал, что парней нужно срочно вытаскивать из вспомогательного корпуса и принимать немедленные меры по анализу аномальной ситуации. Реакции не последовало. То есть, она была, но назвать её адекватной к сложившейся ситуации нельзя.
- Сейчас я еду в районный центр встречать делегацию областного руководства и мне некогда заниматься бреднями сумасшедших лаборантов.
  Так называемое «областное руководство» с определенной периодичностью приезжало поохотиться в угодья, входящие в территорию лаборатории, и, соответственно, закрывало глаза на деятельность лаборатории.
  - Это при том, что вездеход один! Вы понимаете, что парней нужно спасать?
  - Я директор и мне виднее, что делать.
  - На каком основании Вы не заправили кислородные баллоны?
  - Как ты со мной разговариваешь? Не смей повышать на меня голос!
  - Вы отдаёте себе отчёт в том, что могут погибнуть люди? Вы представляете, что тогда будет?
  - Да, «вони», конечно, будет много. Так, не спорь со мной! Ты вообще сейчас чем занят? Иди, расчищай со всеми парковку от снега, чтобы к приезду уважаемых гостей всё было чисто.
  Я оторопел. На моих глазах жизни трёх человек превратились просто в ничто – верх безнаказанности и вседозволенности! Ничего больше не сказав «бону», я развернулся и ушёл. Вездеход на базе был один, ключи у «бона», отсутствие здравого смысла и сострадания тоже при нём. Надо было срочно принимать меры. Подозревая, что против него никто не осмелится даже открыть рот, я не стал терять времени на поиски помощи. Быстро побежал в склад, проверил два кислородных баллона, один на спину, другой – подмышку. Дальше на стоянку, там одноместные снегоходы, вездехода уже нет – уехал, сволочь. Больше не раздумывая, прыгнул в снегоход и понёсся, что было прыти, на вспомогательную станцию.
Где-то на середине пути стало не по себе – дорога отливала розовым цветом, стало тяжело дышать. Вначале думал, что показалось. Проехав ещё с километр, уже явно стал различим красный, как кровь снег и недостаток кислорода. Пришлось остановиться и одеть маску. Так и доехал к «лесникам».
  Снаружи было полное отсутствие признаков жизни и всё завалено красным снегом. Не поверишь – всё красного цвета! Жуткая картина. Парни даже не пытались выйти. Смысла не было. Баллоны пустые, транспорт отсутствует. Смену привозили и отвозили на вездеходе. Я не стал снимать маску - честно, побоялся. Они заперлись в корпусе и держались до последнего. Потом наступило удушье.

Эпилог

  В полном смятении я вернулся на базу. Практически весь персонал занимался чисткой парковки от снега. Казалось, что никто и не слышал о происходящем или просто делали вид, что не слышали. Я никого из них не виню – каждый в праве сам делать свой выбор. Главный виновник торжества безумия над здравым смыслом еще не вернулся. Молча собрав свои пожитки и сбережения, я ухал с тем, чтобы никогда не возвращаться. Доехал до железнодорожного вокзала, на снегоходе оставляя за собой розовый след на снегу, сел в поезд и оглушил себя водкой. Думаю, меня списали к погибшим ребятам. И были не так уж не правы. Я получил свою дозу красного снега, мне с каждым днем становится труднее дышать, я это чувствую. Теперь только один вопрос – когда? А «бону» одинаково, одним меньше, одним больше, все равно отмажут. Так что будь крайне осмотрительным и внимательным к мелочам при устройстве на работу.
  Я был потрясён рассказом своего приятеля и не задавал никаких вопросов.
Горизонт подернулся серой полосой, которая становилась все шире с каждой минутой. Он поднялся, вскинув на прощанье руку и не сказав больше ни слова, зашагал навстречу утру.

Весна, 2011