Мияма сидел, выпрямившись в кресле, с отрешенным лицом, время от времени тревожно поглядывая в иллюминатор. Утробно рыча, аэробус зарывался в пышные кучевые облака и шел на снижение.;В руках у профессора была зажата двухсотграммовая стеклянная фляжка виски, к которой он время от времени прикладывался, словно к заветному эликсиру храбрости. Увы, Мияма боялся летать, и каждая дальняя командировка превращалась для него в нескончаемое мучительное испытание. Чтобы не сорваться и не потерять лицо, ему приходилось всю дорогу, с небольшими перерывами на сон, тонизировать себя спиртным до состояния легкой невменяемости.
- Да, ведь Мияма и машину водить боится, - вспомнил Всеволод. – Но в Японии почти до любого места можно с комфортом добраться на общественном транспорте или, на худой конец, в такси. В Европу так не доедешь...
Он посмотрел налево – туда, где расположились в среднем ряду Охаси, Косуги и Танабэ. У всех троих головы были откинуты назад, глаза плотно закрыты синими повязками. У Охаси, страдающего аллергией, к тому же и нижняя половина лица была задрапирована белой марлевой маской.
Самолет деликатно коснулся земли, пробежал по дорожке и остановился. Четверо японцев дружно поднялись со своих мест, достали с полок одинаковые черные дорожные сумки с желтой эмблемой Джей Эф Эй – поощрительные презенты турфирмы - и построились в затылок. Сейчас они более всего напоминали отряд коммандос, готовый к десантированию. Всеволод потянулся, встал, накинул куртку и внутренне приготовился к встрече с родной землей после долгой разлуки.
- Прибыли! – оптимистично бросил он куда-то в глубину прохода.
- Доретери без потерь, - весело отозвался Косуги, оборачиваясь на знакомый голос и энергично кивая.
- Не знаю, как вы, а я хорошо поспался! – подхватил игривый тон Танабэ
Как всегда, он был небрит, нечесан и одет в ярко-зеленую полуспортивную куртку из кожезаменителя. Выбившаяся из синих джинсов коричневая вельветовая рубашка торчала сзади веером, словно хвост тетерева. Несвежий серый костюм и помятая физиономия Охаси, как и унылый походный лапсердак Косуги, составляли контраст эффектному парадному облачению Миямы, который перед посадкой провел четверть часа в туалете, тщательно приводя себя в порядок. Из всей компании он один соответствовал японскому деловому стандарту в своей серой шерстяной паре от Иссэй Миякэ, шоколадных туфлях “Экко” и бордовом галстуке “Гуччи”. От профессора пахло “Эгоистом” и виски “Баллантайн”. Склонность к дендизму не слишком вязалась с романтической и авантюрной натурой Миямы, но Всеволод знал, в чем тут дело. Этот человек нес в своих генах наследие многих поколений проклятой касты буракумин, нищих и презираемых париев. Мог ли он, ценой невероятных усилий и жертв выйдя в люди, утвердившись в рядах интеллектуальной элиты, пренебречь возможностью с шиком одеваться, посещать дорогие рестораны и состоять членом престижных клубов? Вот и на сей раз, отчаянно интригуя, он оттеснил старшего по возрасту Танабэ с поста главы делегации и прочно утвердил свое лидерство.
Только на земле неожиданно выяснилось, что самолет затормозил не у выходного рукава, а где-то на просторах аэродрома. Никаких объяснений от экипажа не последовало. Пассажиры, покорно спустившись по трапу и смешав ряды, грузились в автобусы, чтобы ехать к главному корпусу. Всеволод, увлекая коллег, пробился сквозь шумную толпу русских спортсменов и длинноногих танцовщиц к головному автобусу в надежде избежать очереди на паспортном контроле.
Ранний сентябрьский вечер навевал ностальгическую печаль бабьего лета. Серебристые фюзеляжи с разноцветными эмблемами тонули в сиреневой дымке. Огненно-красное солнце откочевывало на Запад, а над головой в ослепительной синеве уже виднелся марципановый диск ущербной луны. Пахло авиационным керосином, жженой листвой и почему-то навозом. Дым отечества разом воскресил в памяти полузабытые лица родных и друзей, мелодии детства, волшебные сны дачного лета. Всеволод вздохнул. Японские ночи остались позади. Здравствуй, Москва!
Предвкушая встречу со знакомым обшарпанным багажным конвейером в вечном полумраке, он ступил с подножки на пыльный асфальт у распахнутых дверей зала прилета. Мияма, Танабэ, Охаси и Косуги тянулись следом. Прямо в дверном проеме, оттеснив в сторону щуплого пограничника, стояли трое рослых парней в черных костюмах с одинаковыми прическами “крю-кат”, что в русском переводе означает просто “ежик”. Один, с приклеенной широкой улыбкой, держал в руках ватманский лист, на котором толстым синим фломастером была выведена фамилия MIYAMA. Двое других поглядывали по сторонам, время от времени меняя стойку, словно каратисты перед показательным выступлением, и, казалось, выискивали в толпе достойный объект, чтобы продемонстрировать свои способности в действии.
- Ай-да ПАН-клуб! Неплохо подсуетились! – одобрительно заметил Всеволод, показывая японцам на плакат. – Встреча на высоком международном уровне!
Похоже, не зря он слал мейлы Коле Доценко, призывая не ударить лицом в грязь. Кажется, идея овладела массами и уже приносит плоды. Наверное, Колька нашел небедных спонсоров, благо любителей японской экзотики сейчас хватает. Интересно, чем побалуют их хозяева? Все-таки это была правильная мысль: приурочить к своему отпуску Симпозиум. Двусторонняя встреча “От сердца к сердцу” с участием российских деятелей культуры и деловых людей. Причем – редчайший случай в мировой практике – расходы по проведению полностью за счет русских спонсоров! А с японской стороны все свои ребята с кафедры. Если не вспоминать о моральном кодексе (а кто о нем сейчас вспоминает?), то принимали его душевно, ничего не скажешь. Ну, что ж, он их отблагодарит поездкой в Россию, где гости представят “японскую идею”, чай не привыкать. И по-русски изъясняются. Благородно, черт побери! Японцы останутся довольны, да и наши потусуются всласть. В газеты дадут материал, может быть, и телевидение подключится...
Между тем Мияма, завидев свою фамилию на листе, приосанился, тщательно зачесал на пробор крашеную шевелюру и решительно шагнул вперед.
- Господин Мияма? – вежливо уточнил парень с плакатом, растянув белозубую улыбку до ушей и отправляя скатанный ватман под мышку.
- Совершенно верно, Мияма, - подтвердил профессор, преисполненный чувства собственного достоинства.
- А эти с вами? – поинтересовался парень, показывая на сбившихся в кучку коллег.
- Эти со мной, - удовлетворенно подтвердил Мияма. – И этот тоже, - он махнул рукой в сторону Всеволода, который стоял чуть поодаль, ожидая, когда на него обратят внимание.
- Понятно, - равнодушно обронил парень.
- Чернов, - представился Всеволод, подойдя поближе. – Вот, прилетели...
- Видим, - сказал парень, смерив нового собеседника критическим взглядом. – Мы тут ждали, как обычно, на разблюдовке, а вас на автобусах привезли. Все классы перепутали, блин. Вы соберите ваших и проходите за нами, в зал ВИП.
Он отвернулся и что-то прошептал в лацкан пиджака. Двое в черном немедленно перестроились, заняв места по бокам процессии и отсекая суетливую толпу пассажиров, словно овчарки, охраняющие стадо овец на пастбище.
- Начало неплохое, - подумал Всеволод, шагая вслед за Миямой к лестнице.
В зале почетных гостей парень небрежно бросил строгой девушке за стойкой:
- Все в порядке, прибыли.
Вынув мобильный телефон, он нажал кнопку памяти и, отойдя в угол, вытянувшись в струнку, по-военному докладывал кому-то обстановку. Из угла долетали отдельные бодрые ремарки: “Все путем... Нет проблем... Говорит... Еще трое и один наш... В порядке... Будет сделано.”
Отрапортовавшись, парень подошел к сидевшему в кресле Мияме и почтительно обратился ку нему:
- Значит вы, господин Мияма, по-русски говорите?
- Говорю по-русски, разумеемся, - самодовольно ответствовал профессор, которому, как и всем прочим членам группы, впервые довелось въезжать в Россию через зал VIP.
- Шеф поздравляет с прибытием. Просил передать, что ожидает вас к ужину. Ну, и всех ваших, конечно, тоже. Ужин не протокольный, только для знакомства. Если что нужно, скажите. Меня, кстати, Олегом зовут. Я тут при вас постоянно буду.
- А мне шеф ничего не просил передать? – вмешался Всеволод, которому весь этот помпезный маскарад, устроенный Колькой Доценко, начинал немного действовать на нервы.
- Вам? – Олег удивленно вскинул брови. – Да нет, вам ничего. Паспорта уже готовы. Сейчас багаж доставят и двинемся. Вы тут пока со своими покантуйтесь. Скажите, чтобы ни о чем не беспокоились.
Он снова вытащил мобильник и ушел в угол, где погрузился в долгую дискуссию по каким-то хозяйственным вопросам, оставив Всеволода в некотором недоумении.
Спустя десять минут Олег объявил, что все готово, и повел гостей к выходу. На пандусе, напротив сумрачных стеклянных дверей, из которых поминутно вываливались стайки растрепанных, изнуренных ожиданием багажа и таможенным досмотром пассажиров, их ожидали скромный черный шестисотый мерседес, еще более скромный серый трехсотый и “Тойота Лэндкруизер” с зеркальными стеклами – очевидно, машина сопровождения. Завидев гостей, водители в черных костюмах выскочили из машин и услужливо распахнули дверцы. Мияма сел первым в черный кадиллак, даже не оглянувшись на остальных. Всеволод, минуту поколебавшись, устроился рядом на мягком кожаном сиденье. Олег вздымался впереди пирамидой накачанных мышц, уходящих от крутых плечей прямо к стриженой макушке.
Машины неторопливо подкатили к шлагбауму, который поднялся заранее – видимо, повинуясь команде, отданной вахтеру по телефону. Выбравшись за границу аэропорта, водитель покосился на Олега и, не встретив возражений, выжал с места в карьер километров сто, держась в среднем ряду. За ними по правому и левому ряду ударились в бешеную скачку остальные два автомобиля. Мощный мотор работал бесшумно, амортизаторы скрадывали изъяны покрытия, и мелькали, мелькали в сумерках фонарные столбы, создавая иллюзию стремительного полета. Две ведомые машины, не отставая и не приближаясь, шли в пятидесяти метрах позади. Птица-тройка неслась в предвечерней мгле над полями и лугами, над лесами и перелесками, и шарахались в стороны от нее тихоходные экипажи, отступали к обочине робкие постовые, отдавая честь неведомому кортежу, дивясь молодецкой прыти его и бесшабашной удали. Разве дано было им знать, кто скрывается там, в таинственной тени салона: всевластный ли временщик со свитой, отгулявший ли инкогнито по парижам похмельный глава думской фракции с юной секретаршей, хмурый ли охранный чин или блистательный олигарх, только что присоединивший к своим владениям золотые прииски Оймякона и газовые месторождения Ямала...
- Как там наш ответственный устроитель, готовится? – спросил Всеволод, обращаясь к раскинувшейся перед ним необъятной спине.
- Нормально. Готовится, - ответил Олег не обернувшись. – Вы меня пока не отвлекайте. Видите, я при исполнении: слежу за дорогой. Во избежание, так сказать...
- Что же сам не приехал в аэропорт? – не унимался беспокойный гость.
На этот раз Олег обернулся и внимательно посмотрел на него своими маленькими, широко расставленными серыми глазками, в которых читалось неподдельное изумление.
- Кто? Он? Сам? В аэропорт?! Ну, вы скажете тоже! Нет, ну заявки, конкретно! Может, конечно, в Японии так принято, но у нас тут другой протокол. Это, так сказать, наша функция. Извините, господин Мияма, если что не так...
- Ничего, - благосклонно кивнул Мияма, - все вполне уполномоченно.
Всеволод был уязвлен явным пренебрежением к его особе и подчеркнутым пиететом охранника по отношению к японцу. Опять это низкопоклонство перед иностранцами! Просто как в старые советские времена. А ведь признанный лидер постандеграунда такой сегрегации ничем не заслужил. Наоборот, это он из своего токийского далека хлопотал о симпозиуме, он писал письма, составлял программу, агитировал собратьев по перу, бомбардировал запросами ПАН-клуб с персонального компьютера. И вот благодарность за труды! Какой-то бык, нанятый тупым спонсором, обращается с гордостью русской интеллигенции, как с прислугой. О темпора! Умора!
- Куда, собственно, мы направляемся? – сухо спросил он бестактную гориллу.
- Скоро узнаете, - снова равнодушно ответил Олег.
Всеволод окончательно обиделся и замолк. Да уж, это вам не японский сервис... А с другой стороны, - рассуждал он, откинувшись на мягкую кожаную спинку сиденья, - родину не выбирают. Может быть, в том-то и заключено наше высокое призванье: пройти путем зерна, претерпеть унижения, голод, пытки, если надо, чтобы в конце концов выплавить философский камень познания, обрести высшую мудрость бытия..
Машины, со свистом разрезая воздух, мчались по Ленинградскому шоссе. Сквозь тонированные стекла стайки накрашенных гулящих девиц по лужайкам вдоль обочины, как и их отутюженные продавцы, казались персонажами кукольного театра абсурда. Ох уж это наше русское гостеприимство! Будто вся молодая поросль первопрестольной дружно вышла на панель, предлагая себя за гроши состоятельным москвичам и гостям столицы - тем, кто пожелает удовлетворить насущную нужду в любви и женской ласке на кратком отрезке пути от аэропорта до отеля. Всеволод хотел было показать Мияме эти феерические сонмы жриц продажной любви, но передумал. Да, впрочем, и не разглядеть на такой скорости. А вдруг японец попросит остановить кортеж, чтобы поближе познакомиться с московской жизнью? Сорвет, чего доброго, мероприятие. Этот может.
Стрелка на спидометре перевалила за сто семьдесят. Мияма вытащил из бокового кармана новую фляжку Баллантайна, отвинтил пробку и сделал большой глоток. Он был очень бледен и сидел не шевелясь, судорожно вцепившись в колени. “Боится – скорости боится, - определил Всеволод. – Ведь для него и восемьдесят слишком много. Впечатлительная натура, альковный романтик...”
Сам он был абсолютно спокоен и испытывал некое странное радостное чувство, сходное с глубоким удовлетворением. Да и в самом деле! Или он не русский? Или не любит быстрой езды?! Да его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда “черт побери все!” его ли душе не любить ее? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит... Дорогая машина, персональная опека и этот сумашедший полет в неведомое – вот чем встречает своего блудного сына Россия-матушка, куда приходится возвращаться после нескольких месяцев азиатского парадиза. Прочь обиды! Прочь мерзкое стариковское брюзжание! В конце концов жизнь все-таки удалась!.. Летит вся дорога нивесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканьи, где не успевает означиться пропадающий предмет, только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить...
Может быть, подсознательно он понимал, что эти присланные спонсором крепкие ребята за базар отвечают, и, значит, ничего скверного с пассажирами по дороге не случится. Наоборот, ему было приятно почувствовать себя в надежных руках, лететь вперед сквозь пространство и время, наплевав на дорожные правила и обалдевших мусоров. ...Только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход! и вон она понеслась, понеслась!.. Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа... Гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.
Всеволод вспомнил, как отвечал на уроке гоголевскую “Птицу-тройку”. Читал наизусть, захлебываясь от волнения, со слезами на глазах. Позабыв, кто сидит в той вдохновенной богом колеснице, уносящейся за тридевять земель в недоступные взору смертного просторы. Беспредельная ширь, беспредельная даль, беспредельная скорость, беспредельная удаль... страна без предела!
То блаженное ощущение детского восторга неожиданно воскресло в душе. Не всякому удается почувствовать себя хоть на миг властелином русских дорог, Князем Беспредела, которому сам черт не брат, море по колено и статья закона не указ. Вот оно, щемящее ощущение полета в никуда! Вот она, русская Воля!
Именно этого магического эффекта, видимо, ребята из эскорта и добивались, но получили в итоге обратное – до смерти перепугали заморского гостя, привыкшего к соблюдению правил на каждом переходе и страшащегося малейшего превышения дозволенной скорости. Ну, а он, Всеволод Чернов, не из пугливых. Вся страна нынче мчится сквозь мглу в никуда – надежда только на то, что пришедший к финишу первым получит приз. Так может быть, приз достанется ему?..
Не прошло и получаса, как кортеж, нырнув под “кирпич”, тенистой лесной дорогой подкатил к воротам усадьбы в самом сердце Серебряного бора. Темнело. Глухо шептались под ветром верхушки сосен. Одинокий фонарь освещал массивные деревянные ворота с медной обшивкой, которые неслышно распахнулись навстречу, сверкнув глазком встроенного фотоэлемента. Всеволоду показалось, что где-то он уже видел такие ворота и такую ограду из плотно подогнанных друг к другу огромных глыб дикого камня в четырехметровом основании-фундаменте, с белой оштукатуренной глухой стеной, надстроенной поверху. Черепичное глазурованное покрытие поблескивало вдоль всей стены на высоте третьего этажа, переходя вдалеке по обе стороны от входа в ажурные небольшие турреты.
Выбравшись без посторонней помощи из мерседеса и еще раз мысленно дав развернутую характеристику холуям-низкопоклонцам, Всеволод поднял глаза и остолбенел. Мияма, выползший с другой стороны машины в состоянии грогги и заботливо поддержанный под локти Олегом, тоже застыл на месте с отвисшей челюстью и остановившимся взглядом.
Да и впрямь было чему подивиться. Посреди умело стилизованного ландшафтного сада, тонущего в вечерней мгле, возвышался натуральный донжон, центральная башня японского замка с четырьмя ярусами выгнутых кверху черепичных кровельных скатов и крутым коньком, украшенным позолоченными изображениями ныряющих дельфинов. Высокий первый этаж замка, как и внешняя стена, был сделан из гигантских обтесанных каменных глыб, над которыми возвышались беленые стены верхних ярусов с небольшими решетчатыми окнами. Позолоченный круг с гербом из трех скрещенных стрел красовался на створке входной двери.
Откуда взялся японский замок в Серебряном бору, можно было только гадать. Всеволод предположил, что вся конструкция построена по заказу какого-то вбесившегося олигарха, у которого крыша поехала на восточной экзотике. Японцам, видимо, такое в голову прийти не могло, и они воспринимали замок как мистическое видение из мира злокозненных духов-юрэй, которые задумали сыграть скверную шутку со своими соотечественниками на проклятой богами российской земле. Во всяком случае они испуганно жались друг к другу, сбившись в кучку и затравленно поглядывая по сторонам. Парни из эскорта, стоя в стороне, переговаривались вполголоса и довольно ухмылялись: должно быть, на такую реакцию японских гостей они и рассчитывали.
В наступившей тишине прозвучал гулкий удар гонга. Двери донжона распахнулись, и владелец замка в сопровождении свиты показался на пороге. Высокий, спортивного сложения брюнет, облаченный в белый смокинг и черные брюки, легко сбежал по ступеням каменной лестницы и с поднятой в приветствии рукой устремился навстречу Мияме, который невольно сделал шаг назад – видимо, еще не оправившись от шока и опасаясь худшего. Точеное, цвета лежалой слоновой кости лицо брюнета, с бровями вразлет и миндалевидными карими глазами, лучилось приветливостью. Не обращая внимания на замешательство гостя, хозяин взял его ладони в свои и, со счастливой улыбкой на устах, долго прочувствованно их тряс, давая Мияме понять всю глубину и серьезность своих добрых намерений. Всеволоду он довольно ласково кивнул, а Танабэ, Охаси и Косуги были удостоены легкого похлопывания по плечу. Свита в вечерних темных костюмах и при галстуках полукругом стояла на лужайке, терпеливо ожидая конца церемонии.
Внешность хозяина была Всеволоду смутно знакомо по фотографиям в прессе, но припомнить фамилии он не мог, как ни старался. Зато среди свиты он с некоторым удивлением обнаружил Борьку Керчинского и Вадима Коврова. Первый подвизался на ниве заказной бульварной журналистики и заведовал отделом рекламы в газете “Честное слово”, второй был телеведущим канала ТВД и автором популярной передачи “Рука руку моет”, на которую в свое время Чернова приглашали в качестве независимого эксперта. Кольки Доценко нигде не было видно.
Оба массмедийных барона тоже опознали собрата по разуму и, теперь, лукаво улыбаясь, манили Всеволода к себе. Взглянув в последний раз на главных протагонистов, замерших в бесконечном рукопожатии, он пожал плечами и пошел на зов.
Тем временем Хозяин, отпустив руки долгожданного гостя, достал из нагрудного кармана изящный темно-серый лайковый бумажник и извлек из него визитную карточку с золотым обрезом. Карточка с легкой пушистой бахромой по краям, была из матовой волокнистой японской бумаги, изготовленной в городе Коси на острове Сикоку и славящейся не только поразительной долговечностью, но также уникальной комбинацией глубоких теплых тонов. Этот крошечный белесый прямоугольник с черными буквицами, выписанными изящным шрифтом “Люсида санс”, хотелось лелеять в руках и хранить в бумажнике у сердца. Надпись на карточке гласила:
Илья Марленович Муркин
Президент
Фонд РЕАБИЛИТАЦИИ ПРИРОДНЫХ РЕСУРСОВ
Офис: Москва, Старая площадь
Тел./ факс – по спецзапросу
Мияма, почтительно приняв карточку в левую руку, с легким поклоном достал из парчевого серебристого футляра и протянул свою, сделанную точно из такой же бумаги, но с нежным желтоватым отливом. Строгим шрифтом “Сенчури готик” на карточке был набран английский текст:
K. MIYAMA, PhD
Secretary General
Japanese Association for Russian Spiritual Revival
Office: 3-7-29-45-60, Nerima-nishi, Nerima-ku,
Tokyo, 128-3544, Japan
Tel/fax 03-8278-5146
Означенные на карточке адрес и телефон офиса в действительности были домашними координатами Миямы, который перед отъездом в Москву для представительства специально зарегистрировал в своем районном муниципалитете Японскую Ассоциацию Духовного Возрождения России как нонпрофитную общественную организацию. Членов в ассоциации пока не было, но генеральный секретарь уже имелся.
Коллеги Миямы, порядком озадаченные неожиданной дискриминацией, тоже достали стандартные визитки со скромными академическими званиями: профессор Танабэ, доцент Охаси, старший лектор Косуги. Муркин сгреб бумажки не глядя, кивнул владельцам и сунул карточки в карман брюк, а своих в ответ не дал. Бесцеремонно повернувшись к сэнсэям спиной, он улыбнулся Мияме, подхватил его под локоть и, что-то интимно нашептывая, повел показывать парк. Дюжий Олег взял на себя заботу об остальных членах делегации: приобняв всех троих за плечи, он дружески подталкивал их к столику, где был сервирован зеленый чай в блестящих японских чашках китайской работы с аляповатой гейшей на внешних стенках.
Приложив Всеволода пару раз по спине мясистой ручищей, Борька Керчинский довольно хохотнул:
- Ну что, Марко Поло, все дороги ведут к нам, а? Признаться, не ожидал, не ожидал тебя здесь улицезреть! Какие люди! Надо же, из далекой Зиппангу – и прямо в объятия к самому Муркину. Требую, так сказать, продолжения банкета, а? Неплохо ты там устроился, милый друг, и о будущем, видать, подумал. Что ж, милости просим! Прибивайся до нашего табора.
- Почему это ты меня не ожидал улицезреть? Скорее уж я не ожидал... - растерянно возразил Всеволод, оглядываясь по сторонам. – А где же все-таки Колька?
- Какой еще Колька?
- Ну, Доценко, вестимо.
- Понятия не имею. Да это не важно, старик. Без него обойдемся, нам же больше достанется. Меньше народу – больше кислороду.
То ли в силу привычки, то ли из дурацкого фрондерства Борька, вопреки своему элитарному образованию, знанию языков и двадцатилетнему опыту работы в прессе, обожал изъясняться банальностями. Он это называл “припасть к источнику народной мудрости”. Всеволод терпеть не мог такой манеры общения, но деваться было некуда.
- И что, - поинтересовался он, - этот ваш Муркин спонсирует все мероприятие? Он один что ли?
- Нет, почему же один? Есть еще людишки, но он, конечно, козырный туз - остальные так, картинки.
- А чем он, собственно, занимается? Что это за японский град Китеж в наших московских палестинах? Турусы на колесах какие-то...
- Ты что, Сева! – вмешался Вадим Ковров. – Совсем, что ли, с круга сошел или шутишь? Мура не знаешь?! Может, тебя твой Мияма за придурка держит и к делам близко не подпускает? Тогда извини, нам с тобой тоже не по дороге.
- Не хами, Вадим! – обиделся Всеволод, которого пренебрежительный тон маститого теледилера задел за живое. – Забыл, как мы с тобой вместе лаптем щи хлебали при Ильиче? Ничего себе! Мияма меня за придурка!.. Ладно, чтобы вы не заблуждались, кто тут кого держит, проведем сеанс для наглядности.
Он приподнял рукав куртки, выпростав запястье с массивными золотыми часами, циферблат которых был испещрен сложными символами, и три раза нажал на кнопку с левой стороны корпуса. На циферблате высветилось слово “Members” и показалось начало длинного списка. Он нажал на шпенек с правой стороны корпуса, подержал, пока имена в списке и не достигли буквы М, и, найдя Мияму, выдвинул шпенек до основания наружу. Фамилия на миниатюрном табло загорелась красным светом и замерцала в полутьме. Где-то поодаль раздался пронзительный музыкальный сигнал, на экране циферблата показалось лицо японского гостя и голос с сильным акцентом спросил из часов:
- Что-то случалось, Сева? Я вам нужен срочно? Прямо сейчас?
- Да, если можно, на минутку - ответил Всеволод, - я тут с друзьями стою у входа.
- Иду-иду, - раздалось из часов, - только предупрежу Муркина-сан.
Все свита в почтительном безмолвии наблюдала манипуляции, повлекшие столь фантастический эффект.
- Не слабый мобильник! – выдохнул Ковров, трогая пальцем золотые часы и огорченно посматривая на свой “Ролекс”. – Да, старик, недооценил, каюсь. Я вижу, у вас фирма веников не вяжет. Ты уж прости дурака!
- Так, небольшой памятный подарок, с одного сафари - пояснил Всеволод. – Удобная вещь.
Подошел Мияма в сопровождении двух охранников, озабоченно поглядывая на свои часы, мигавшие красной лампочкой тревоги. Часы, сделанные то ли из платины, то ли из серебра, были точно такие же, как у Чернова, со множеством шпеньков и кнопок вокруг табло. В своем элегантном костюме, в очках “Армани”, с аккуратно зачесанной крашеной шевелюрой он, безусловно, смотрелся как генеральный секретарь. От обычного японского бизнесмена Мияму отличал явственный и неистребимый налет интеллигентности. Правильные черты бледного лица с большими, странного разреза, глазами были словно овеяны романтическим флером, подсвечены изнутри извечной жаждой познания. Видимо, профессор хорошо понимал, кому он обязан этим королевским приемом. Вежливо кивнув всем окружающим, он извиняющимся тоном обратился к Чернову:
- Прошу прощенья, Сева! Я вам еще не сказал спасибо. Домо сумимасэн, нэ! Это просто чудеса за решеткой! Я не ожидал, честное слово.
- Вы не ожидали, господин Мияма, а мы уже здесь, - подобострастно промурлыкал оказавшийся рядом Борька, протягивая визитку. – Разрешите представиться, Керчинский. Газета “Честное слово”. Всегда и всюду к вашим услугам. Можете на нас рассчитывать во всех ваших грандиозных международных начинаниях.
- И на нас тоже! – присоединился Ковров. – Российское телевидение ТВД будет счастливо пригласить вас в нашу творческую лабораторию, на программу “Рука руку моет”. Кстати мы принимаем все виды коммерческой рекламы, причем по скидочным расценкам. А сейчас у нас как раз намечается осенняя кампания “Льготный миллион”.
- Прекрасно, - озадаченно заметил Мияма, - льготный миллион йен – это, наверное, очень хорошо для рекламодавца.
- Хе-хе-хе, - льстиво усмехнулся Ковров, - вы, конечно, шутите над бедными шоуменами, господин Мияма. В сравнении с миллиардами миллион ничто, просто песчинка, можно сказать, но, разумеется, речь идет о долларах. Йена у нас на рынке не очень котируется.
- Ну, тогда тем не более... - смутился Мияма. – Так что вы хотели, Сева?
- Да я, собственно, хотел уточнить, когда у вас завтра сообщение. Тут народ интересуется.
- Вот как так? Народ интересуется? – просиял Мияма. – Вы, пожалуйста, всем подайте знать. Сообщение будет точно, как на программе, в десять тридцать, после приветных речей. Тему вы, наверное, помните: “Русский дух и японская плоть”. Прошу любить и жаловать.
- Как тонко! - восхитился Керчинский, закатывая глаза. – Мы даже были не в курсе, ну, в смысле деталей... Наш босс будет в восторге. Он такие темы просто обожает. А главное, в какой изящной оболочке подается насущная социальная проблема, к решению которой мы приближаемся! Птицу видно по полету.
- Потрясающе, просто потрясающе! – с серьезной миной выдал Ковров. – Это как раз то, что нужно российской публике. Можно сказать, слово и дело во плоти!
Падкий на лесть Мияма расплылся в широкой улыбке, сделал выразительный жест рукой, из которого следовало, что каждый трудится в меру своих способностей, и вернулся в объятия Муркина.
Проведенный Черновым тур-де-форс, видимо, произвел сильное впечатление на свиту. Из случайного попутчика или бесполезного приживалы он сразу же превратился в человека номер один, который может в любой момент подозвать самого главу делегации, как собачонку. Керчинский с Ковровым, почуяв, откуда ветер дует, немедленно заняли места ошую и одесную Всеволода. Остальные по очереди подходили знакомиться, сопровождаемые комментариями новоиспеченных визирей.
Рыжий веснушчатый джентльмен с бульдожьими брылями и непринужденно висящим грушеобразным животом, протянув свою волосатую пятнистую руку, буркнул: “Портнов. Рад встрече.” Керченский, интимно хохотнув, возгласил:
- Рекомендую, Сева. Наш мистер Твистер, бывший министр, а ныне просто владелец заводов, газет, пароходов и скромный отечественный лендлорд. Плюс дальневосточные железнодорожные перевозки. Будешь на Колыме, заходи!
Портнов покачал головой и погрозил ернику указательным пальцем, у основания которого чуть правее сверкал и переливался всеми гранями тридцатикаратный бриллиант. Следующим представлялся высокий худощавый нервический брюнет с орлиным носом, бегающим взглядом и крупной проплешиной на темени. Оглянувшись, видимо, по привычке, он пожал протянутую руку особым способом, надавив большим пальцем на тыльную сторону кисти, и заговорщицки прошептал: “Бадаев. Шалман.” Вадим наклонился к самому уху Всеволода и лаконично пояснил:
- Грозненская нефть. А также все спецобеспечение.
Третьим оказался почему-то начальник Чукотского окружного отделения Гражданской безопасности. Скромный лысоватый генерал в штатском с чувством жал руку, приговаривая что-то о содружестве муз. За ним подошел грузный плечистый блондин апоплексической комплекции, скромно назвавшийся Петром Загорулько.
- Банковская группа “Экс”, - заметил Керчинский с гордостью, будто сам заседал в совете директоров. – Между прочим главный спонсор нашего “Честного слова”. Петр Феоктистович нас лично курирует, чуть не каждый номер вычитывает. И правильно: кому много дано, с того много и спросится.
Последней подошла единственная в компании дама. Шатенка лет тридцати с короткой стильной прической, одетая в бархатное темно-вишневое платье с открытыми плечами, держалась подчеркнуто раскованно, излучая безграничное дружелюбие. Нить крупного черного жемчуга оттеняла безупречную форму шеи и удачно гармонировала с парой жемчужных серег. Протягивая руку по-женски, сверху вниз, она чарующе улыбнулась Всеволоду:
- Елена Лозовская, пресс-секретарь Ильи Марленовича.
- Элен самый обворожительный пресс-секретарь Российской Федерации. Можно сказать, наше национальное богатство, - с придыханим проворковал Ковров. - Мы ее и в рекламу приглашали на телевидение, и на главную роль в сериале “Ночной мотылек” сватали – не идет, говорит - за гроши только в Голливуде работают.
Всеволод на мгновение задержал длинные тонкие пальцы в своих и улыбнулся в ответ:
- Если могу быть чем-нибудь полезен...
- Вы нам уже полезны, Всеволод Сергеевич, - задорно ответила Лозовская, не отнимая руки. – Вы ведь наш агент влияния. Ну, шучу, шучу, не обижайтесь. А на самом деле я просто ваша давняя поклонница. Коллекционирую все ваши книги. Я вообще по натуре коллекционер. Увы, не захватила сегодня с собой. Наверное, так и останусь без автографов.
- Автографы вам я готов выдать в любом месте по первому требованию, - галантно поклонился Всеволод.
Молодой человек атлетического сложения в черном костюме с бабочкой вынырнул откуда-то неся на вытянутых руках большой лакированный японский поднос:
- Скотч, водка, мартини, блади Мери, блэк Рашшен, вино, шампанское, - скороговоркой произнес он.
***
Между тем Муркин, интимно подхватив японского гостя под локоть, вел его по дорожке вдоль стены замка, показывая попутно причудливые горки, ручейки, миниатюрные рощицы и покрытые мхом валуны, которые, казалось, перенеслись сюда прямиком из токийского парка Рокугиэн. Четверо охранников в черных костюмах с бордовыми галстуками шли на несколько шагов позади, поминутно оглядываясь по сторонам.
- Но как же здесь отказался этот замок? – спросил Мияма с натянутой улыбкой. – Это, конечно, копия? Мне кажется, я видел такой у нас, в Японии, только не помню, где именно. У нас довольно многовато старых замков...
- Если так, то именно его вы и видели, господин Мияма, - добродушно рассмеялся Муркин, - не сомневайтесь, это оригинал.
- То есть как – оригинал?!
- Неужели вы думаете, что я, при моей любви к Японии, могу унизиться до копии? Ну, что вы, право, господин Меяма! Копии и подделки не для нас с вами – мы ведь не так богаты, чтобы покупать дешевые вещи, правда? Я приобрел это жилье по случаю пару лет назад, и, честно говоря, очень доволен. Позвольте краткую историческую справку. Это замок Асакура из горного городка Ёкотэ в нынешней префектуре Акита. Сам я, к сожалению там не был, но перед оформлением заказа, конечно, знакомился с объектом по каталогу. Так вот, замок был основан в середине 16 в. как родовое гнездо князей Онодэра. Строили на высоком холме у берега реки Ёкотэ, которая служила рвом, опоясывая с одной стороны внешние укрепления. Особенностью конструкции было отсутствие котлована с каменным фундаментом. Вместо него использовали гладкую вершину горы, а чтобы избежать оползней и обезопасить донжон от крена укрепляли земляной склон аллиумом. Кажется, по-японски называется нира.
- Да, - озадаченно подтвердил Мияма, - нира – это такая съедобная травка. Мы ее всегда аппетитно кушаем. Вкус немножко чесноковый.
- Вот именно. Поэтому, в исторической традиции замок принято было называть замком Нира. Под этим именем он упоминается и в средневековой поэзии. Однако в битве при Сэкигахара, которая, насколько мне известно, определила судьбу Японии, владелец замка Онодэра Тадамити оказался в стане врагов будущего сегуна Токугава.
- Нару ходо! Ну-ну, – с умным видом покачал головой Мияма.
- В результате Токугава Иэясу, разделавшись с противниками покрупнее, отобрал у Тадамити замок, а хозяину приказал сделать харакири. Церемония харакири состоялась в парадном зале замка на втором этаже. Призрак бывшего хозяина, говорят, до недавних пор появлялся в замке, но мне лично его видеть не довелось. Возможно, иностранцы его не интересуют. Замок перешел к князьям Сатакэ, которые перебрались на северо-восток из Мито, с тихоокеанского побережья. Та ветвь рода Сатакэ, что обосновалась в замке, со временем обособилась и вошла в историю под именем Идацу. Под их владычеством в эпоху Эдо расцвел призамковый город Ёкотэ. В период гражданской войны во время реставрации Мэйдзи замок сильно пострадал от огня артиллерии, но был реставрирован. В дальнейшем он перешел в ведение муниципальных властей и был превращен в музей. Собственно, и сейчас в нем хранятся музейные редкости. Вот те сведения, которые мне удалось почерпнуть из гарантийного сертификата, который прилагался к покупке.
- Но как же?.. - начал Мияма.
- Очень просто, - успокоил его Муркин. – И совсем недорого. По нашим меркам, разумеется. Сегодня техническое решение подобных проблем не составляет особого труда. Вы же знаете, что еще несколько десятилетий назад, в связи со строительством Асуанской ГЭС, колоссальные каменные конструкции храмов в Абу Симбеле были распилены и перебазированы на другое место. С тех пор строительные механизмы и транспортные средства значительно усовершенствовались. Все решают деньги, а они у нас есть! В России, если хотите знать, сейчас вообще наметился бум импортной недвижимости.
- В каком смысле? – не понял Мияма.
- Ну, например, несколько лет назад у нас было модно приобретать замки в Австрии, в Швейцарии, в Италии, в Испании. Покупали и под ключ, и с последующим евроремонтом, в общем, по-всякому. Но вскоре выяснилось, что это очень непрактично. Ну сколько времени деловой человек может провести в своем замке, если до замка четыре часа полета да еще часа два на машине тащиться в горы? В общем, в последнее время наши ребята поступают проще: закупают замок на корню, оформляют доставку и полностью отстраивают на новом месте – кто под Москвой, кто под Питером, кто под Якутском, кто под Новороссийском. Согласитесь, так гораздо удобнее. Тут уж можно жить в свое удовольствие, размещать семью, домашних животных, прислугу, охрану. Конечно, кому что по средствам. Дилеры составляют каталоги, учитывая и бюджетную категорию заказчика, и индивидуальные запросы. Есть совсем плохонькие баронские замки, есть получше: графские, княжеские. Встречаются и королевские. С привидениями, конечно, подороже. Мебель, картины, утварь по отдельной цене. В прошлом сезоне была мода на Шотландию, в позапрошлом на Португалию, а сейчас выше всего котируются замки Луары. Я и сам присматриваюсь к Шамбору, а вот Глушков – знаете, из коммунистической оппозиции – говорят, уже подписал контракт на Блуа.
- Да, но ведь... - попытался возразить Мияма.
- Нет-нет, никаких проблем, с таможней мы все вопросы решаем элементарно. У меня это, конечно, не первый опыт, - ну, как бы скромная летняя резиденция в черте города. Все-таки Серебряный бор. С октября по май я живу в основном под Москвой.
- На даче?
- Да, что-то в этом роде. Вы случайно не были году так в двухтысячном в Венеции?
- Как раз случайно был – в турпоездке, а что? – удивился Мияма.
- Ну, тогда вы, наверное, заметили, что стена дворца Дожей, если смотреть с площади Сан Марко, была полностью закрыта панелями и знаменитые куранты с двумя маврами тоже. Ну те, что слева от собора. Помните, там еще, по хорошей европейской традиции, на панелях были намалеваны сами объекты, находящиеся на реставрации?..
- Да, и что же? – продолжал недоумевать Мияма.
- А то, что теперь дворец Дожей в целости и сохранности стоит у меня в Подрезкове на даче, а время я сверяю по тем самым курантам. Представляете, идут, как часы! Устроил себе новоселье по случаю нового Миллениума. Таможня, конечно, дала добро. Семь лет назад завез я один шато из Тироля. Так в тот раз еще были кое-какие сложности, а когда оформляли Дожей и Нира, все прошло как по маслу. Таможенники, наверное, привыкли.
- Извините, Муркин-сан, - наконец решительно сказал Мияма, - я теперь хорошо поминаю этот замок в Ёкотэ. Я там был в пропрошлом году зимой по делам и заодно осматривал замок. Он там все-таки есть. И мне очень понравилось! Так что у вас, извините, все-таки копия. Только стена там вокруг замка совсем отсутствует.
- Вот видите, - снова добродушно рассмеялся Илья Марленович, - стены-то нет. А почему нет? Да потому что вот она стоит! Копия, дорогой господин Мияма, не здесь – она там, в вашем Ёкотэ, на месте исторического памятника. Если бы вы посмотрели получше, то увидели бы, что это новодел.
- То есть как? Что значит – “новодел”?
- Это значит, что наши субподрядчики построили на месте замка точную копию, на некоторое время закрыв его “для реставрации”. Вы, наверное, обратили внимание, что глыбы в основании выглядят чересчур свежими? А стены! Из чего там сделаны стены?
- Ну, из бетона...
- Неужели вы думаете, что даймё Онодэра строили свой замок из бетона? Вы же сами знаете, что в Японии полно таких бетонных реплик древних замков. Но их даже не включают в каталог. А оригинал – вот он, полюбуйтесь: глыбы замшелые, стены из криптомерии с толстым слоем штукатурки, черепица эдоских времен. На некоторых камнях даже сохранились автографы строителей – полустертые иероглифы.Собрано один к одному, до мельчайших деталей. Что касается копий, то это обязательное условие всех подобных экспортных операций. Мы подписываем контракт, по которому на месте данного замка или дворца строится точная архитектурная реплика. Ничего сложного тут нет. Вы же знаете, что после войны пол-Европы пришлось отстроить заново. Восстанавливали Потсдамский дворец, Лейпциг, Варшаву, Киев... Под Санкт-Петербургом реставрировали из руин и Петергоф, и Пушкин, и Павловск. А к тресотлетию города вообще сотворили чудеса. Так что технологии отлажены. Все решают кадры и, конечно, деньги.
Ну вот, по этому принципу мы и действуем. Как же иначе мы могли бы импортировать объекты, которые находятся под охраной того или иного государства, а то и в списках культурного наследия ЮНЕСКО? Да хотя бы тот же дворец Дожей? Нет, наши дилеры – люди серьезные и неприятностей с государствами-партнерами иметь не хотят. Заключаются контракты с архитекторами, строительными фирмами, лучшими реставрационными мастерскими. Копии делаются также с картин, скульптур и даже с мелких ювелирных изделий. Как правило, общественность ни о чем не догадывается, и все проходит без сучка, без задоринки. В крайнем случае фиксируется в документах как реконструкция. Без таких страховых мероприятий в России вообще вряд ли мог бы возникнуть бум импортной недвижимости. Между прочим начинали-то мы со своей – помните, несколько лет назад Миша Соковнин проводил реставрацию Кремлевского дворца? Так вот, подлинник у него сейчас под Купавной стоит. Но копия получилась отличная, намного нарядней оригинала.
А относительно этой стены... Просто власти в Ёкотэ решили от нее избавиться, поскольку она закрывала обзорность и нарушала композицию парка. Ее давно собирались снести, а я согласился взять на вывоз. В хозяйстве пригодится- опять-таки от чужих глаз подальше... Кстати, могу похвастаться: пока еще японского замка ни у кого, кроме меня, нет. Да и немногим это по карману – не то, что какие-нибудь рейнские развалины. Да что замки! Скажу вам откровенно, если так дальше пойдет, скоро основные памятники мировой цивилизации переместятся в Россию. Уют, комфорт и функциональность постепенно отходят на второй план. Знаете, как у нас народ падок на экзотику! Некоторые уже к Тадж Махалу примериваются, к Ангкор Вату, к Боробудуру...
- Да, - задумчиво протянул Мияма, - у нас тоже есть такое интересное место, недалеко от Никко, в горах. “Площадь мировых памятников” называется. Все архитекторные шедевры Европы, Азии и Америки на участке в два акра. В масштабе один к ста пятидесяти. Удобно и очень подглядно. Можно все обойти за полчаса.
- Ну, у нас вряд ли обойдешь за полчаса, - усмехнулся Муркин. – Да вряд ли все и покажут.
- Значит, никогда никаких трудностей с навозом не было? - так же задумчиво осведомился Мияма.
- Нет, почему, кое-какие сбои с завозом, конечно, были. Вот Толгат Батуханов недавно присматривал себе жилплощадь. Надоело ему, видите ли, в тувинских степях по юртам ютиться, захотелось нормального стационарного жилья. Можно понять человека. Долго выбирал, колебался, наконец остановился на Сан Марино. Решил импортировать замок вместе с горой, чтобы заодно и рельеф свой унылый немного приукрасить. Заказал, как положено, дилеру, проплатил аванс – и тут вдруг накладка: итальянское правительство отказалось на время реставрации размещать у себя санмаринцев. Население-то смехотворное, но гражданство у них другое. Значит, их должны были проводить то ли по категории беженцев, то ли по категории перемещенных лиц. В общем, как дилер ни бился, итальянцы уперлись рогом и ни в какую. Так сделка и распалась из-за бюрократических препон.
- А деньги?
- Вы об авансе? Пропал, конечно. Да разве это деньги для Толгата?! Просто времени потерянного жалко. Пустые хлопоты! Пришлось бедняге переключиться на Монте Карло. Сейчас как раз оформляет купчую – со всеми казино в нагрузку. Что с казино делать в Туве, пока неизвестно, хотя... Наверное, пора строить наш российский Лас Вегас. Кстати, насчет игровых центров. Может быть, вам что-то говорит фамилия Никонов? Игорь Никонов из “РАЗГАЗ”а?
- Нет, не говорит. А что такое “РАЗГАЗ”?
- Ну да, вы ведь работаете в другой области. “РАЗГАЗ” – это концерн “Российско-Азиатские Газопроводы”. Игорек там у них исполнительный директор. Так вот он большой любитель игр, в частности, телевизионных. Сам спонсирует некоторые. За глаза его так и зовут – Игрок. И представьте, позапрошлым летом завез к себе в Барвиху Форт Байяр. Не знаю уж, зачем ему понадобилась эта рухлядь – жить в нем совершенно невозможно. К тому же вся конструкция ведь изначально стояла в море, а где в Барвихе возьмешь море? Пришлось для натуральности вокруг замка выкопать прудик два на два км. и залить его морской водой – из Средиземного моря, разумеется. В общем, у Игрока свои причуды... Правда теперь все международные турниры на выживание и тому подобное можно проводить в Барвихе. Кажется, со следующего года и начнут.
- Ну, а если я...
- Если бы вы захотели приобрести нечто в этом роде в Европе или у нас в России, я, конечно, мог бы вам порекомендовать надежного дилера. Он работает под десять процентов от сделки, но для вас, господин Меяма, я готов уговорить его на восемь. Подумайте. Кстати вам, как любителю и знатоку России, я бы советовал повнимательнее присмотреться к городам Золотого кольца. Вот Ростовский кремль, например. Правда, и угличский неплох...
Да, господин Мияма, у нас с вами большое будущее. Нас связывает так много общих интересов! Знаете, по прогнозам, вскоре ожидается мода на музеи. Вы ведь тоже любитель изящных искусств, насколько мне известно. Согласитесь, ездить в Париж, Мадрид или Вену только для того, чтобы заглянуть в музей, деловому человеку совершенно некогда. А ведь душа просит! Вот у вас просит?
- Просит! – искренне согласился Мияма.
- И у меня просит. Хочется иногда пиршества духа. Побродить по пустынным залам, пообщаться с тенями великих мастеров, полюбоваться Брейгелем, Веласкесом, Гойей... Вот я и думаю для начала на будущий год импортировать Прадо. Разместим в Подрезкове. Объем невелик, всего-то залов семьдесят. А там посмотрим, как пойдет...
Молодой человек в черном почтительно приблизился к Муркину и что-то прошептал, показывая рукой на дальний конец сада, метрах в ста от донжона. Илья Марленович хлопнул молодца по плечу и весело предложил:
- Развлечемся немного перед ужином. Мои ребята подготовили что-то вроде показательных выступлений по восточным боевым единоборствам. Мне рассказывали, что вы понимаете толк в воинских искусствах. Это, впрочем, естественно для креативной личности. Путь к самосовершенствованию... Сам я, признаюсь, в молодости немного занимался каратэ. Всего года три, по школе Шито-рю. Для вас, конечно, это пустяк. Тогда еще каратэ было под запретом, занимались нелегально, в каком-то полуподвале – в общем, романтика подполья!.. Кстати преподавал у нас некий японец по имени Сато – тоже нелегально, разумеется. С тех самых пор я безумно увлекся Японией, начал собирать книги, кое-какие артефакты - и до сих пор, как видите, не охладел. Там у нас Будокан: ребята отрабатывают технику единоборств. Если вы не против, пойдемте на полчасика, посмотрим, пока в замке накрывают на стол. Не возражаете?
- Не возражаю, - покорно согласился Мияма, позволяя Илье Марленовичу увлечь себя в темную аллею.
Здание Павильона Воинских искусств, расположенное на берегу искусственного пруда, было, как показалось Мияме, скопировано с Будокана при Осакском замке. Одноэтажный деревянный прямоугольный корпус с черепичной крышей вмещал только раздевалку, арсенал холодного оружия и устланный соломенными татами зал для тренировок. Большие бумажные фонари над входом были украшены иероглифом “Бу” – “Схватка”. Перед корпусом в окружении невысоких причудливо искривленных сосен расстилалась освещенная софитами лужайка, видимо, предназначенная для тренировок на открытом воздухе. По правую сторону были вкопаны столбы с соломенными макиварами, вертящимися на оси палками и вооруженными манекенами. По левую стояли щиты с мишенями для стрельбы из лука, метания ножей и сюрикэнов. Окаймленная бордюром из крупной морской гальки площадка посередине явно использовалась для спаррингов и тренировок. По внешней границе импровизированного ринга со стороны входа в Будокан громоздились штабели кирпичей, груды аккуратно распиленных досок, пирамиды черепицы, бочки с водой, ящики пустых бутылок и небольшая поленница сосновых дров.
Для гостей и свиты на широкой веранде Будокана были приготовлены ратанговые кресла со столиками. Все уже были в сборе. Брылястый мистер Твистер расположился вместе со скромным полковником Гражданской безопасности, Шалман Бадаев соседствовал с Петром Загорулько, Ковров с Керчинским, как всегда, заседали на пару, а Элен Лозовская предложила место за своим столиком Всеволоду. Трех японцев разместили рядом, а Муркину и Мияме было отведено почетное место напротив парадных ворот Будокана. Полдюжины парней из охраны в черных тренировочных каратэги с эмблемой из трех стрел на спине разминались на площадке. Не обращая особого внимания на публику, они наклонялись, приседали, садились на шпагат, лупили по макиварам руками и ногами, перетаптывались в энергетических катах и перебрасывались отрывистыми репликами.
Встав посреди веранды и обращаясь ко всем присутствующим, Илья Марленович сказал тоном профессионального спортивного комментатора:
- Господа, не секрет, что за последние пятнадцать лет воинские искусства Японии, Китая и Кореи получили в России заслуженное признание. Различные школы каратэ и айкидо, ушу и тэквондо не только вышли из подполья, куда их загнал прогнивший тоталитарный режим, но и стали чуть ли не национальным прикладным видом спорта в нашей стране. Любителей Будо у нас, вероятно, уже сотни тысяч, если не миллионы. Я сам отношусь к их числу и выделяю немалые средства на развитие восточных единоборств. Меценатство в данной области оправдывает себя. С одной стороны, мы взращиваем новые поколения физически, психически и духовно здоровой молодежи. С другой стороны, мы, лидеры российской экономики, ограждаем себя от любых нежелательных эксцессов. Разумеется, при помощи уже не любителей, а профессионалов экстра-класса. Сегодня мне хотелось бы предложить нашему дорогому гостю и его ассистентам показательное выступление, которое подготовили офицеры группы эскорта из третьей роты седьмой бригады спецназа второго корпуса моей личной охраны. Должен заметить, что, по моему настоянию, весь второй корпус – а это как-никак тридцать тысяч человек – тренируется по японской программе. Духовное наследие страны Восходящего солнца для этих ребят сфокусировано в принципах психофизического тренинга Будо. А вас, господин Мияма, и вас, господа, я попрошу дать объективную оценку нашей методике.
Муркин опустился в кресло и кивнул Олегу, который объявил со ступеней:
- Тамешивари. Коллективный выход.
Все шестеро участников подошли к штабелю кирпичей, взяли в охапку по пять штук и поставили на землю. Два кирпича использовались как опора, три лежали поперек стопкой. По команде Олега раздалось утробное “Кия!”, шесть рук взметнулось в воздух – и раздробленные кирпичи обрушились со своих подставок. Каратисты вежливо поклонились, взяли еще по кирпичу и раскололи об собственные головы. Далее каждый положил перед собой по десять слоев черепицы и расколол лбом все десять. Затем они разделились на тройки, чтобы колоть доски в два слоя рукой и в три слоя ногой. Капитан команды с красной повязкой на русых кудрях бросил одну доску в бочку и расколол ее на плаву под громкие аплодисменты восторженных зрителей, а затем принялся за сосновые дрова и не остановился, пока не закончил всю поленницу.
Утерев пот и переглянувшись с остальными, капитан подошел к веранде, по-спортивному поклонился Муркину и сказал:
- Илья Марленович, разрешите обратиться!
- Обращайся, - разрешил Муркин.
- Вот тут ребята интересуются, какие новейшие методики сейчас существуют в Японии. Может быть, коллеги из сопровождения господина Миямы нам что-нибудь покажут? В порядке, так сказать, международного сотрудничества.
- Интересная мысль, - энергично одобрил Муркин. – Молодец! Любопытно будет взглянуть. Не возражаете, господин Меяма? Ну и отлично! Тогда попросим!
- Да, но ведь они не... – начал Мияма, который явно не поспевал за инициативными порывами олигарха, фонтанирующего новыми идеями.
- Нет-нет, секретов мастерства раскрывать никто не требует, – успокоил Муркин – так, небольшой обмен опытом. Я вижу, у вас тут есть профессионалы, - и он слегка кивнул на Танабэ, который развалясь сидел в зеленой спортивной куртке, плотно облегающей его атлетический торс. Бравый вид профессора социологии действительно наводил на мысль о его принадлежности к древнему цеху телохранителей-ёдзимбо. – Мои ребята просто бредят Бусидо, все книги на эту тему перечитали: Дайдоджи Юдзан, Такуан, Миямото Мусаси и еще этот наш, как его... А с настоящими японскими мастерами почти не встречаются – все-таки у нас система закрытая. Вы для них, можно сказать, оживший идеал, воплощение японского духа, Ямато-дамасий. Не захотите же вы обмануть ожидания российской молодежи?
- Вы правый, - сказал Мияма, - обманывать ожидания молодежи негодно.
Он слегка побледнел, встал и направился к столу, где сидели Танабэ, Охаси и Косуги, лениво потягивая мартини. Всеволод видел, как Танабэ в ответ на неожиданное предложение замахал руками и что-то возмущенно зашипел. Мияма выждал пару минут и раздельно, внятно, убедительно произнес по-японски несколько слов. “Кокусайка но тамэ ни” – послышалось Всеволоду. Поскольку в Японии ему приходилось слышать это слово раз по десять на день, он догадался, что речь шла об интересах Глобализации. Танабэ печально посмотрел на Мияму снизу вверх и сник. Он молитвенно сложил ладони перед грудью, склонил голову и зашептал что-то, похожее на молитву. Закончив, скинул зеленую куртку и в коричневой вельветовой рубашке спустился с веранды. На челе его лежала печать отрешенности, какой, вероятно, были когда-то отмечены лица его соотечественников-камикадзе перед последним стартом. Каратисты из третьей роты седьмой бригады второго корпуса приветствовали Танабэ низким ритуальным поклоном.
С долгим вздохом, который можно было принять за прокачку дыхания, профессор вышел на середину площадки, укоризненно глянул в сторону веранды и сказал:
- Мне очень приятно узнать, что в России так хорошо любят наши японские Будо. Я, конечно, совсем не мастер. К сожалению. Я только преподаватель университета. Но у нас, в Японии, даже простой преподаватель университета должен уметь много. Например, тамэсивари тоже. Вы очень прекрасно ломали здесь кирпичи, доски и черепки. Но в нашей традиции кирпичи еще не очень хорошо. Гораздо лучше ломать большие камни – вот так.
С этими словами Танабэ подошел к декоративному бордюру, выбрал здоровенный плоский булыжник толщиной сантиметров десять, взвесил, присев на корточки, положил на два других камня, подправил левой рукой - и легко расколол ребром правой ладони пополам. Восторженный гул пронесся по рядам зрителей.
- Потрясающе! – сказал русоволосый капитан с глуповатой улыбкой. – В жизни еще такого не видел. Можно я тоже попробую?
Он подобрал с земли гладкий булыжник, положил на опору, прогнал ки глубоким шумным дыханием и рубанул по камню изо всех сил. Булыжник не шелохнулся, а рука у капитана опухла и посинела на глазах – должно быть, кость пострадала при ударе. Бедняга сморщился, но, стараясь не показать виду, бодро бросил:
- Будем тренироваться!
- Конечно, надо тренироваться. Не очень много, может быть, еще десять лет, – авторитетно заметил Танабэ и вернулся на веранду, сопровождаемый восхищенным шепотом спецназовцев.
Муркин встретил его на ступенях с распростертыми объятиями.
- Сэнсэй, вы были великолепны! Как я завидую господину Мияме! С ним работают такие кадры!
- Ну, что особенного? – смущенно отвернулся Танабэ. – Такой небольшой секрет профессии. Инчики. (Трюк. - яп.). В моей семье каждый так может...
- Не сомневаюсь, не сомневаюсь! – усмехнулся Муркин, похлопывая его по плечу в своей излюбленной покровительственной манере, но с некоторой опаской.
- Как ему это удалось? – спросила Элен Лозовская, провожая Танабэ испытующим взглядом. – Он, действительно, большой мастер? Что-то не очень похож.
- Потом объясню, - загадочно ответил Всеволод, который, вероятно, из всех присутствующих один знал тайну разящего удара Танабэ, поскольку сам и преподал этот трюк профессору однажды на пляже в Симоде.
Хитрость заключалась в том, чтобы вовремя отпустить левый край плоского камня, лежащий на ладони, и дать ему резко стукнуться о подставку. Таким способом они с Танабэ перекололи пол-пляжа, переходя от мелкой гальки к самой крупной и обратно. Крупная кололась намного легче, но об этом знали немногие.
Между тем шоу продолжалось.
После того, как травмированный капитан ретировался, на площадке осталось пятеро. Поклонившись публике, они достали из ящика по пустой бутылке водки, поставили на бочки и по команде один за другим снесли горлышки ударом “рука-меч”. Зрители долго аплодировали. Элен Лозовская, интимно склонившись к соседу, тихо спросила:
- Ваш профессор так может?
- Не знаю, - честно ответил Всеволод. – Не уверен.
Элен подсела за столик японцев, улыбнулась своей неотразимой улыбкой и громко сказала, умышленно привлекая внимание гостей:
- Сэнсэй, вы разбили мое сердце, как тот огромный камень. Вы такой... такой мужественный, такой сильный... такой уникально японский герой! Вы мастер моей мечты! Вы так не похожи на этих молодых качков! Ну, пожалуйста, покажите еще раз, на что вы способны. Ведь для вас такая бутылка – пара пустяков. Очень хочется посмотреть!
Левой рукой она нежно коснулась рукой плеча Танабэ, повергнув несчастного в трепет, а правой налила ему рюмку “Столичной” . Танабэ жалобно посмотрел на искусительницу и перевел взгляд на Мияму, который в ответ скрестил руки перед грудью, что в японском языке жестов означало строгий запрет. Он снова посмотрел на Элен. Та улыбалась безмятежно и пленительно. Устоять перед ее просьбой было невозможно. С печальным вздохом Танабэ опрокинул стопку и крякнул.
Пятеро ребят из третьей роты седьмой бригады собирали осколки в мусорную корзину. Танабэ молитвенно сложил ладони, снова пробормотал что-то под нос, встал с кресла, снял зеленую куртку, огладил сивую щеточку усов, бережно перевернул спортивные часы на правой руке циферблатом внутрь и дважды глубоко вздохнул. Прихватив со стола завинченную едва початую бутылку водки, он решительно шагнул на площадку и направился к бочке.
- Сэнсэй, - почтительно вобрав голову в плечи, подошел к нему самый крупный из пятерки, с оттопыренными острыми ушами, которому Танабэ едва доставал до груди, - сэнсэй, разрешите я вылью жидкость, а то с этими стекляшками одни неприятности.
- Не надо вылить, - многозначительно сказал сэнсэй. – Будет пригодиться.
Он поставил “Столичную” на бочку и повернулся к зрителям.
- Господа, - смущенно произнес Танабэ, - я совсем, совсем не мастер, я только всего очень простой преподаватель японского университета. Но даже простой преподаватель должен уметь открыть такую бутылку, если хочется попить, особенно летом. Конечно, можно отколоть, но зачем? Есть другие, научные способности. У нас в Японии такие хорошо отработаны. Каждый может. Сейчас я покажу один такой. Ничего не надо рубить. Это очень просто.
Танабэ встал перед бочкой в расслабленную стойку, поправил рукава своей коричневой рубашки и изготовился. Левой рукой он взялся за правое запястье и направил правую руку с сомкнутыми чуть выгнутыми вверх пальцами на бутылку. Спустя несколько секунд между ладонью и горлышком бутылки протянулся розовый луч, который начал на глазах багроветь. Стекло под лучом оплавилось, верхняя часть горлышка отвалилась и, тихонько звякнув, легла рядом с бутылкой. Луч погас.
Тишина повисла над Будоканом. Зрители затаили дыхание и молчали до тех пор, пока Элен Лозовская не проронила растерянно: “Ой-ой-ой!” Муркин зааплодировал первым, и вся аудитория взорвалась овациями. Ребята из третьей роты упали на колени, уткнувшись лбами в пыльную землю и твердя в один голос: “Ос-ос-ос!” Танабэ, как ни в чем не бывало, налил растерянным коллегам из оплавленного горлышка бутылки и приветственно приподнял рюмку. Всеволод не знал, что и думать. Ему лучше, чем кому бы то ни было, известны были спортивные возможности Танабэ. Вот уже лет двадцать профессор, покинув бейсбольные поля, с переменным успехом соревновался за пальму первенства только с Зеленым змием. Представить этого эпикурейца в роли мастера энергетического тренинга было бы так же нелепо, как представить самого Всеволода Чернова в роли чемпиона по профессональному реслингу.
- Видите, - капризно сказала Элен, надув розовые губки, - а вы сомневались. Вот это настоящий мастер! Значит, не зря таких в кино показывают! Просто потрясающе, да?
- Женские чары творят чудеса, - уклончиво ответил Всеволод, ломая голову над эффектным трюком, - может быть, ради вас он еще и не такие подвиги совершит.
- Сарказм здесь неуместен! – строго заметила Элен. – Подобное зрелище можно увидеть только раз в жизни, по крайней мере в нашей, российской. А познакомиться с таким человеком лично...
- Да, я думаю, для господина Танабэ это тоже редкий шанс попасть в подобное общество, - заметил Всеволод. – Вообще-то он очень застенчив, никогда не работает на публику, а тут....
- Естественно, - пожала плечами Элен, восхищенно разглядывая Танабэ, - ведь у него такая ответственная миссия!
Герой ее мечты сидел, сосредоточенно потягивая “Столичную”. На руке у него красовались черные туристические часы “Ситизен” с дистанционной лазерной открывалкой для банок и бутылок. Техническая новинка была премией от пивной фирмы “Кирин” для владельцев клубных карточек, набравших в текущем сезоне более трех тысяч покупательских очков.
***
Тем временем на площадке началась гладиаторская баталия. Пятеро в черном, надев протекторы, безжалостно молотили друг друга руками и ногами. Публика, насмотревшаяся вдоволь каратистских боевиков, реагировала вяло, хлопала редко и лениво переговаривалась о чем-то своем. Муркин подозвал Олега и шепнул ему на ухо несколько слов. Тот отдал честь и скомандовал участникам баталии: “Ямэ!” Бой окончился. Олег оглянулся на Муркина и объявил:
- Последний номер нашей показательной программы. Демонстрация жесткого цигуна.
На площадку вышел тот самый верзила с оттопыренными ушами, что собирался облегчить Танабэ его миссию, вылив водку из бутылки. На сей раз верзила был в одних черных штанах. Его монументальный торс возвышался над площадкой, как памятник, одним своим видом пробуждая в большей части аудитории острый комплекс неполноценности. Следом за верзилой шли трое крепких ребят в красных куртках с черными поясами. В руках один держал топор, другой – японский меч, третий длинное копье на бамбуковой рукояти.
Для начала сам верзила взял ящик пустых бутылок, грохнул его об землю и высыпал осколки. Довольный результатом, верзила разровнял осколки на на песке, бросился на них грудью со всего размаха и некоторое время перекатывался с боку на бок без всякого видимого ущерба. Затем он встал, шумным дыханием прогнал ки, принял стойку “железный всадник” и кивнул ассистентам. Парень с топором подошел и с размаху рубанул верзилу по груди. На коже слегка проступила розоватая полоса, но крови не было. Парень ударил еще раз – по плечу, но лезвие отскочило от бугра мышц, как от резинового мячика. Второй ассистент перед тем, как начать, подбросил в воздух носовой платок и разрубил его мечом в полете. Таким же элегантным движением он с силой опустил меч на предплечье верзилы – без малейшего ощутимого результата. Парень повторил удар, целя в бедро – и снова меч отскочил, не причинив никакого вреда. Последний из ассистентов уперся острием копья в трахею верзилы у основания шеи – и копье согнулось, образуя крутую дугу.
- Михаил Трошин, жесткий цигун в действии. Полная неуязвимость, – пояснил Олег. – Кто-нибудь хочет повторить? Может быть, хотите сами проверить? Пожалуйста, доступ к телу свободный.
Гости дружно поаплодировали и приготовились разойтись, но тут вошедший во вкус Танабэ, подмигнув Элен Лозовской, поднялся с места и направился к верзиле. Тот заметно побледнел, переменился в лице и слегка попятился.
- Вы, Трошин-сан, очень удостоенный молодой воин, - торжественно и благожелательно сказал Танабэ, протягивая руку с вывернутой вверх ладонью. - Но вам тоже надо еще учиться. Немного. Может быть, десять лет. Хороший воин не боится меча, не боится копья, но боится себя. Очень хороший воин не боится меча, не боится копья, не боится себя. Самый лучший воин боится меча, боится копья, боится себя и слабостью побеждает. Вот так.
Танабэ вдруг быстро нагнулся, зачерпнул горсть пыли и метнул ее прямо в глаза опешившему Трошину. Тот заорал скорее от неожиданности, чем от боли, и волчком закружился по площадке. Танабэ неторопливо отряхнул руки и прошествовал на свое место. Опыт босоногого хулиганского детства в предместьях Кавасаки не прошел зря. Овации вновь огласили двор замка, а потрясенные каратисты из третьей роты замерли в почтительной позе на коленях, не смея разогнуться.
****
Пока гости и участники шоу обменивались впечатлениями и рассматривали под руководством обворожительной Элен подсвеченный сад камней напротив Будокана, свита Муркина сгруппировалась вокруг шефа на лужайке для краткого инструктажа.
- Я так понимаю, Илья Марленович, что ваши ребята будут обеспечивать весь проект? – пробасил Портнов, откусывая и сплевывая кончик сигары “Монте Кристо”. – У нас, конечно, тоже есть кое-какой ограниченный контингент, можем поспособствовать, если что...
- Да нет, спасибо, Матвей Семенович, сами справимся, - улыбнулся Муркин. - Думаю, второго корпуса будет вполне достаточно. В случае чего перекинем еще наши части быстрого реагирования. Всего десять тысяч, правда, но зато техническое оснащение на высоте: вертолеты, бэтээры...Ну, сами знаете. Главное ведь просто поддержание рабочего режима в течение неограниченно долгого времени. Будем применять вахтовый метод. А уж вы готовьте плацдарм, вернее, плацдармы.
- Не сомневайтесь! – заверил Портнов, попыхивая сигарой, которая зловеще мерцала багрянцем у него под носом. – Плацдармы уже подготовлены и расчищены. Нелегкая, кстати, была работка – расковыривать вечную мерзлоту на тридцать метров вглубь. Взрывчатки ушла чертова уйма, лед потом на оленях вывозили. Расходы, конечно. Чукчам пришлось по рублю за сани платить..
- Слушай, брат, пачему с нами не пракансультировался? – обиженно вмешался Шалман Бадаев. – У нас такой опыт, да? На всю вашу тундру хватит. Я бы тебе таких рэбят прислал! За два дня всю мэрзлоту опустили бы вместе с мамонтами.
- Ладно, в следующий раз непременно, - буркнул Портнов, опасливо косясь на чеченца. – Сейчас главное - перед японцами рылом в грязь не ударить, первый завоз провести путем. Правильно я говорю, Илья Марленович?
- В общем, да, - согласился Муркин. – Для этого мы все здесь и собрались, как вы догадываетесь. И если кто-то из вас, господа-товарищи, окажется не на высоте поставленных задач, то его можно будет очень пожалеть... Разумеется, посмертно.
Керчинский, вертевшийся неподалеку, в течение всего разговора сосредоточенно делал пометки в щегольском органайзере с коричневым переплетом из тисненой кожи. Муркин дождался, пока он закончит, двумя пальцами взял органайзер из рук растерянного газетчика и легким движением бросил его куда-то назад. Раздался легкий хлопок. Это один из охранников поймал блокнот в прыжке, как доберман пинчер, и теперь вопросительно смотрел на хозяина. Илья Марленович сделал жест, имитирующий подачу с подсечкой снизу в настольном теннисе. Охранник полувопросительно кивнул на Керчинского. Муркин недовольно покачал головой из стороны в сторону и показал на органайзер. Только после этого охранник вытащил зажигалку и аккуратно поднес синий язычок пламени к блокноту. Керчинский замер, как соляной столб. По лицу его струились капли пота.
- Есть проблема, - откашлявшись, произнес банкир Загорулько неожиданно тонким, писклявым голосом. – Как мы будем принимать инвестиции, если оффшорная деятельность на Кипре сворачивается? Вы же знаете, что там сосредоточена большая часть активов “Экса”. Планировалось все операции вести через наш филиал в Лимасоле. Механизм был прекрасно отлажен и проработал почти пятнадцать лет, но они вступают в Евросоюз. Максимум через полгода мы должны уйти с Кипра, а куда? Ведь речь идет о долгосрочном проекте такого масштаба!
- Петр Феоктистович, - холодно ответствовал Муркин. – Избавьте нас от ваших проблем. Если вас что-то смущает в данном проекте, мы найдем другого партнера. Правда, ваши перспективы вряд ли можно назвать радужными. Вы ведь знаете, что от нас уходят только через бюро ритуальных услуг. Так что не обессудьте. По-товарищески скажу, что мне просто смешно вас слушать. Как будто на Лимасоле и Ларнаке свет клином сошелся! А Сейшельские острова на что? А Бермуды? А Гебриды? Перебросьте активы на любой другой остров - и дело с концом. Кипр жалко, говорите? Ну, попутно вложите какой-нибудь миллиард в недвижимость на Кипре – она сейчас дорожает. Создайте там сеть девелоперских фирм, что ли, скупите участки на Акамасе, горные отели в Тродосе, потом продайте американцам или японцам. Не мне вас учить. Перед господином Миямой неудобно, ей-богу.
- Извините, Илья Марленович, виноват, – пропищал Загорулько. Его лицо и шея налились кровью до густого пурпурного тона, так что вся голова над темным воротом пиджака стала похожа на огромный клубень кормовой свеклы. - Извините. Мы именно так и сделаем. На Сейшелы! Если, конечно, японскую сторону устроит. С Кипром-то у их банка Сумитомо были партнерские отношения, а тут новое место.
- Не имеет значения! – с грозовой интонацией перебил его Муркин. – Когда отрабатывается проект века, отношения нетрудно создать. Главное – подпись на договоре, которой у нас пока нет. Будет подпись – будут и отношения. И хватит о делах – у нас сегодня дружеская вечеринка. А подпись мы должны получить до утра, кровь из носа, пока Крысин не перехватил!
- Не перехватит! - хором ответили собравшиеся.
***
Бодрым шагом вернувшись к саду камней, Муркин снова подхватил под локоть Мияму и приветливо кивнул остальным:
- А теперь, господа, пора и закусить. Время позднее, так что я решил не устраивать особых разносолов. Ограничимся скромным дружеским фуршетом. Прошу всех в зал!
Фуршет был сервирован на втором ярусе замка в зале приемов.
- Чем богаты, тем и рады, - с добродушной улыбкой гостеприимного хозяина прокомментировал Муркин. – Сам я на строгой диете, но для дорогих гостей у меня всегда найдется, как говорится, “краюшка хлеба и капля молока”. Всем известно, что в Японии особенно популярны дары моря, так что сегодня в честь наших гостей будет преимущественно рыбный стол. Не обессудьте, господа.
Он обвел рукой столешину не менее восьми метров в длину и двух в ширину, плотно уставленную блюдами, подносами, кастрюльками, кувшинчиками, кокошницами, икорницами, сосусницами, сотейниками и лафитниками с разнообразнейшими замысловатыми произведениями кулинарного искусства разных времен и народов. Посреди стола простиралось исполинское серебряное блюдо с полутораметровым цельным осетром, хитроумно нарезанным на мелкие куски при полной сохранности первозданной формы. Вокруг в причудливом беспорядке на драгоценной посуде из собраний Эрмитажа, Лувра и мадридского Паласо Реаль красовались разделанные лангусты и королевские омары, соседствуя с гигантскими устрицами, морскими гребешками, жареными в чесночном соусе мидиями, вареными в соевой пасте мисо моллюсками хамагури и колоссальными печеными океанскими креветками, каждая из которых была не меньше крупного рака. Балыки и всевозможные рыбные копчености дополнялись ведерками черной икры пяти лучших посолов и несколькими видами красной, садовыми улитками на салатных листах из Прованса и, наконец, тарелками с сырым рыбным ассорти сасими в пяти специфических островных вариантах – что, очевидно, было особой данью японской традиции.
На изящных жаровнях размещались блюда с горячим: бело-розовая начинка клешней океанских крабов, комбинации вареных и жареных фрутти ди маре в сицилийском, родосском, калифорнийском, кубинском, новоорлеанском и бангкокском исполнении. Из кастрюлек высовывались жирные лапки лягушек, на сковородах подрумянивались порубленные на короткие тюбики тушки змей, выглядывали аппетитные хвостики тушеных головастиков и тритонов, а с двух сторон стола симметрично разместились огромные барбекю-грили с шипящими на огне ломтями крокодильей вырезки, щупалец кракена и филе анаконды.
Официанты во фраках, подобранные из отличников строевой и физической подготовки второй роты седьмой бригады, разносили вина сорока восьми сортов и крепкие напитки на любой вкус.
Композицию венчали развешанные по стенам в строгой тематической последовательности натюрморты Рубенса и Ван Дейка, наличие которых, вероятно, призвано было не только возбуждать аппетит пирующих, но и пробуждать в них творческое вдохновение.
- Тормозни со жратвой, старичок, надо поговорить, - остановил Ковров рванувшегося к столу Всеволода.
- О чем еще?
- О деньгах, вестимо, о наших с тобой трудовых сбережениях.
- Деньги не убегут, а омаров, вон, уже разобрали, - отбивался Всеволод, но настырный телевизионщик не отставал.
- Старичок, - тонко улыбнулся Вадим, взяв недоумевающего пилигрима под локоть и незаметно увлекая его к дальнему концу зала, - ты, наверное, просто не сечешь, о каких суммах идет речь. Это тебе не лекцию в Цюрихе прочитать и не книжонку в Питере тиснуть. Это даже не полчаса в неделю на девятом канале поиметь. Как бы тебе это подоходчивей растолковать.... В общем, если считать в ваших йенах, то вырисовывается где-то тринадцать нолей. Въезжаешь, нет?
- Нет, - честно признался Всеволод, - я в математике слаб.
- Оно и видно. Хорошо. Ну, а цифра “шестьдесят миллиардов” тебе что-нибудь говорит? Шестьдесят миллиардов баксов. Для начала.
- Говорит, но смутно. Так, астрономическая величина. Что-то вроде объема внешнего долга России, кажется. Во всяком случае больше госбюджета, наверное. А при чем тут я или ты? Или Мияма? Какое мы имеем отношение ко всем этим нулям, даже если их сократить на несколько порядков? Меня твои розыгрыши не колышат, ясно? Я, например, живу на гонорары, на университетскую зарплату отчасти – и живу, как тебе известно, в двухкомнатной квартире на Речном. Хотя, может, и хотел бы обосноваться, как Набоков, в “Палас отеле” где-нибудь в Монтрё. Каждому свое, Вадик. Ты уже не юноша бледный со взором горящим, пора перестать “делить шкуру неубитого барсука в небе”, как выражается наш друг Мияма. Даже в шутку. И не нужны мне твои миллионы, украденные у народа. Ты посмотри, как люди вокруг живут! Тебе в глаза им смотреть не стыдно? Надо, в конце концов, просто работать, эбентать, делать свое дело!
Ковров, нисколько не смущаясь суровой отповедью, весело пожал плечами и энергично закивал, закатывая глаза, подергиваясь и слегка приплясывая. При этом левой рукой, слегка отставленной в сторону, он подавал какие-то знаки Керчинскому, всем своим видом показывая, что с этим закоснелым лохом спорить бесполезно. Прикурив вслед за тем длинную черную пахитоску “Мор” от золотого Ронсона, телебарон вытащил из внутреннего кармана электронный блокнот, потыкал кнопки длинным желтоватым ногтем и ленивым жестом поманил Всеволода.
- Смотри сюда, Сева, если ты в своей Зиппангу так и не раскумекал, о чем говорит Заратустра. Твой Мияма держит за гениталии целую свору матерых якудза, которые ежегодно кидают родную страну обитания на те самые шестьдесят миллиардов с хвостиком. Вот тут вся раскладка, полюбуйся. Наш ниндзя из японской Счетной Палаты подбросил по дешевке. В общем, если твой мемека сейчас задружит с Муром и сделка состоится, участники поимеют четверть всей суммы, а посредники, как ты догадываешься, свой процент комиссионных. Только не красней! Твоя щепетильность нам известна. В общем, если считать, что посредники мы, то на нашу долю приходится пять процентов, то есть что-то вроде семисот пятидесяти миллионов баксов. Ну, ладно, полсотни отбросим на накладные расходы – придется поделиться кое с кем. Остается семьсот. А нас тут человек пять, не больше. Сто сорок зеленых лимонов тебя устроит?
* * *
Всеволод задумчиво смотрел на ерника взором распятого Христа, к устам которого бесстыжий легионер поднес губку с уксусом. При этом он вспоминал прочитанную в самолете статью из «Зависимой», в которой автор сравнивал продажных журналюг с гиенами, развивая сравнение в красочных физиологичных образах. Нет, все-таки скорее шакалы. Табакки... Вот такие и рвут на части изнемогающую, обессиленную Россию, отгрызают от нее сочные куски парного мяса, пьют теплую кровь.
- Вадим, тебя, наверное, только могила исправит, - укоризненно покачал он головой. – Сколько раз ты уже в миллионные аферы ввязывался, скольких порядочных людей подставил, а воз и ныне там. Нет, милый друг, я в такие игры не играю. Понимаю, что это шутка, но сколько можно шутить?! Уже не смешно. И насчет Миямы ты сильно заблуждаешься. Якудза тут совершенно ни при чем. Никого он за яйца не держит и никакими нелегальными сделками не промышляет. У него интерес к России чисто платонический, так что о миллиардах не может быть и речи.
- Ладно, ладно, заблуждаюсь! – торопливо перебил Ковров. – Омерта, да? Проглотили язык! Как же! Твоя щепетильность нам известна. В конце концов, не хочешь ничего говорить, - не говори. Ты хозяин, твое право. Я ведь только хотел, чтобы все было по справедливости: ты нам японцев с доставкой на дом, мы тебе пай в доле. Или у тебя с с твоим мемекой отдельный контракт? Отдельный, да? Ну, я козел! Не допер! Предлагаю ему какие-то совковые комиссионные, а у него уже небось пол-Японии скуплено в кредит. Да, крут ты оказывается, мужик - даром, что письменник. Нам до тебя три года скакать – не доскачешь...
- Кончай дурака валять, Вадим, - миролюбиво буркнул Всеволод, которому хотелось наконец поставить точку в дешевом розыгрыше и дорваться до стола с обильными закусками, - попаясничал и будет. Давай не будем делать из общественной акции балагана – перед японцами неловко. Все-таки солидные люди.
- Ну да, ну да! Как мусор тыщами тонн налево сваливать – так все ловко, а как о деле поговорить, так ни-ни! Тайна за семью печатями! Я знаю, что у японцев принято деловой разговор откладывать до десерта, но мы-то не японцы.
- Какой еще мусор? – Всеволод в недоумении обернулся, так и не успев донести протянутую руку до серебряной тарелки с крупными, ноздреватыми суси-роллами, из белесого нутра которых призывно высовывались тигровые креветки.
- Известно какой, бытовой, а может, и промышленный отчасти, вмешался Керчинский. Тебе виднее, какой. И вообще, Сева, не надо из себя целку строить. Думаешь, мы тут живем, хлеб жуем, ничего не знаем? Не гвозди своим ребятам. Слава Богу, пресса работает. Тоже не лаптем щи хлебаем. На, почитай хоть нашу последнюю публикацию.
Керчинский порылся во внутреннем кармане белого пиджака и вытащил аккуратно сложенную вчетверо вырезку, на которой зеленым фломастером было написано: “Честное слово”, 5.07.
Всеволод развернул газетную страничку со зловещей цветной фотографией посередине. Самосвал, казавшийся божьей коровкой, освобождался от груза в пределах колоссальной свалки, уходящей уступами вдаль и ввысь, словно отроги Гималаев. «СТРАНА МУСОРНЫХ ГОР», - прочитал он название и пробежал глазами несколько отчеркнутых абзацев. Это была перепечатка из «Никкэй симбун”:
«Повсюду вокруг больших городов Японии существуют несанкционированные мусорные свалки, объем которых просто не поддается измерению. Для экономической сверхдержавы со сверхмалой площадью проблема мусора сегодня становится проблемой выживания номер один. Только в районе небольшого городка Тёси в префектуре Тиба полиция обнаружила “отхожее место”, куда каждую ночь прибывает до сотни самосвалов из Токио и окрестностей с контрабандным грузом пищевого и бытового мусора. Между прочим, Токийский округ поставляет около одной трети всех японских бытовых отходов. Известно, что мусорные архипелаги разбросаны по всей стране – вероятно, с ведома и согласия местных властей, поскольку такие свалки трудно утаить.
После того, как нелегальная свалка в окрестностях Тёси была закрыта, в двадцати километрах от нее, в горной долине возникла новая, превышающая по площади прежнюю в полтора раза. Сюда поступает та часть мусора, что не успевают переработать столичные очистные комбинаты, которых катастрофически не хватает – и надо признать, это очень большая часть. Несмотря на многолетний плодотворный опыт переработки и вторичного использования отходов, Япония не справляется с нарастающей лавиной мусора. Города и поселки задыхаются в собственных нечистотах.
По всей стране несанкционированный рынок мусора, наносящий огромный ущерб окружающей среде, оценивается как минимум в один триллион йен, что составляет десять процентов всего мусорного бизнеса. Впрочем, есть основания считать, что реальные цифры оборота в несколько раз больше. Эта разветвленная подпольная индустрия, как и многие другие сферы черного бизнеса, курируется местными мафиозными группировками. На них работают целые грузовые автопарки. Некоторые (так называемые иппацуя) привлекаются сдельно для разовых крупномасштабных вывозов, некоторые (так называемые матомэя) заключают долгосрочные контракты на внутреннюю контрабанду, а основная часть доходов идет в фонды развития кланов якудза.
Пятого июля парламент страны после продолжительных дебатов принял наконец в первом чтении закон об ответственности за нарушение Мусорного кодекса, который будет ратифицирован после доработки не позже конца октября. Отныне фирмы, прямо или косвенно замешанные в контрабанде мусора, будут подвергаться многомиллионным штрафам, которые неминуемо приведут королей черного мусорного рынка к банкротству или... скорее заставят искать альтернативный путь ведения бизнеса. Нетрудно догадаться, что это путь за рубеж, на просторы евразийского материка. Вероятно, миллиардеры от мусорных свалок готовы дорого заплатить за место под континентальным солнцем. Удастся ли им в обозримом будущем найти свою “землю обетованную”? »
Пробежав статью по диагонали, Всеволод поднял глаза и увидел, что Керчинский с Ковровым ждут его реакции. При этом они время от времени переглядывались и удовлетворенно кивали, словно врачи на консилиуме, поставившие наконец верный диагноз.
- Газетку возьми на память, - великодушно махнул рукой Керчинский. – Может, пригодится. Мемеке твоему дай почитать, хотя он, небось, видел оригинал. Службы-то работают. В общем, Сева, кончай темнить. Что ты тут талдычишь про свои гонорары и зарплату служащего, как Корейко? Такое обломиться может раз в жизни, сам понимаешь. Мы от своего шанса не откажемся. И Мур не откажется. И Мияма твой тем более не собирается отказываться. Мы тут все в одной лодке и гребем к острову сокровищ. Никому мало не покажется, так что можно со своими ребятами и поделиться. Ты от нас не отмахивайся. А то ведь, не ровен час, весь навар конкуренты перехватят. Желающие есть. Верно я говорю, Вадим?
Ковров, раскуривая шоколадную пахитоску, многозначительно кивнул, затянулся и выпустил струйку ароматного дыма, описав сигаретой широкий полукруг, что вероятно, символизировало несметное количество предполагаемых конкурентов.
- Ты думаешь, Мур зря эту стену с сигнализацией вокруг своей Ниры поставил и охраны целый батальон нагнал? – зловеще продолжал Керчинский. – Ты думаешь, он зря с вами здесь толкует, а не в в каком-нибудь там “Президент-отеле”? Отнюдь, мой друг. Когда на кону миллиарды, излишние предосторожности никогда не помешают. Если хочешь знать, Крысин к твоему Меяме с прошлого года бабки подбивает. В Токио уже своих людей чуть не заслал. Ты, может, слышал в новостях, только внимания не обратил. В ноябре отправились на разведку двое из Минлесресурса и Ползун из “Зависимой”. Муру об этом доложили. Так представляешь, ребята не успели доехать до Шереметьева, как вдруг в Химках на мосту возле “ежей” – лобовое столкновение с КАМАЗом. Это при одностороннем-то движении! Все трое в смятку. Так и не довелось увидеть Токио. Царствие им небесное. Кстати, тот водитель КАМАЗа сегодня здесь. Крысин после этого озверел, лопочет что-то о вендетте, да пока Мур в силе, руки у него коротки. Хотя, если бы он только о сегодняшней встрече пронюхал... От этого отморозка всего можно ожидать.
Всеволод внезапно почувствовал странную слабость в ногах. Захотелось срочно присесть, а еще лучше – прилечь, но вокруг, как на зло, не было ни одного стула. Он оперся о столик, превозмогая дурноту, и сильно побледнел.
- Смотри, как его проняло! – добродушно расхохотался Ковров. – Не бойся, старичок, это Борька по своей газетной привычке волну гонит. Никто тебя лично мочить не собирается. Ты всем пока нужен как посредник и, так сказать, дрессировщик. Не зря же ты Мияму свистком подзываешь! Крысин со своими крысятами сюда не доберется. Если кто-нибудь не наведет, конечно...
- А вдруг доберется? – на всякий случай полюбопытствовал Всеволод, опрокидывая стопку водки, от которой ему немного полегчало.
- Не доберется, - с некоторым колебанием повторил Ковров. – А если бы добрался, не знаю... Крысу, в сущности, нужен только Мияма, и желательно живым – чтобы подписать контракт. Потому-то Мур и спешит, хочет сегодня все обштопать, чтобы ликвидировать, так сказать, казус белли. Подписали – и дело с концом. Далее претензии уже только в международный суд.
Для нас тоже чем быстрее, тем лучше. Ну ты пойми, старичок, на нас весь пиар. Так сказать, страховка общественного мнения – на случай, если информация просочится, как с ядерными отходами. Подаем все как гуманитарную помощь дружественной соседней стране. Экономическое сотрудничество и все такое. Газеты, радио, телевидение. Если надо, организуем кампанию поддержки на-раз. Это ведь чего-то стоит. Земля наша обильна... Сибирь, Крайний Север, Приморье, Камчатка, Чукотка... Да мы этот японский мусор так уроем, что концов не найдут. Видал, какие мордовороты тут собрались? У каждого харя – что твой мусоропровод. Там целые армии задействованы. С Муром мы более или менее договорились, теперь дело за твоим Меямой. На пиар оба должны раскошелиться. Не знаю, какие у вас с боссом тайные протоколы японских мудрецов, но лучше присоединяйся к нам и ему объясни, чтобы не упирался. Все честно. Будешь рупором писательской тусовки – так сказать, совестью народной. И не задаром, а за сто сорок миллионов зеленых. Ну, может, на худой конец за сто двадцать. Сделка века! А то ведь можно невзначай и выпасть из обоймы. Сечешь? Как те трое, в Химках.
- Мне надо немного подумать, - не своим голосом сказал Всеволод. Голова у него кружилась и сердце слегка покалывало. В воображении почему-то всплыл образ маленького раскаленного гвоздя на огромной наковальне, к которому со скоростью трехсот километров в час с высоты поднятой руки приближается кувалда.
- Подумай, подумай еще минут пятнадцать. Потом может быть поздно, - загадочно ухмыльнулся Ковров и отошел.
* * *
Пока фуршет в зале приемов набирал обороты, снаружи на башнях зажглись огни, удвоенные наряды были направлены на обход по внешнему и внутреннему периметру замковых укреплений, а в подвальном центре компьютерного контроля дежурный включил дополнительные радары. Все четыреста семьдесят восемь внешних и внутренних камер слежения были проверены и выставлены на рабочий режим. В эту ответственную ночь охране было приказано работать по схеме “Сигма плюс”, что означало усиленную бдительность и экстремальную боеготовность. Вторая рота третьей бригады спецназа в полном составе была расквартирована во дворе замка в подземном бетонном бункере с комплектом боевого, противоядерного и противохимического снаряжения, а также с запасом продовольствия и воды на сорок восемь часов. Каждые пять минут мощные автоматические прожекторы, установленные на башнях внешней стены обшаривали пространство в радиусе двухсот метров вокруг замка.
Когда стрелки на башенных часах приблизились к полуночи, в темном небе на фоне Большой Медведицы промелькнули две крылатые тени. Ни радары, ни вахтенные на стенах не засекли их появления. Плавно зайдя на посадку, тени бесшумно опустились на островерхую крышу донжона с противоположных сторон, накинув страховочные петли на ныряющих дельфинов. Две черные фигуры осторожно высвободились из пластиковых креплений, предварительно сложив крылья вдоль корпуса и намертво прикрутив дельтопланы к бронзовым дельфиньим хвостам. Достав по мотку альпинистского капронового троса и закрепив его на тех же самых хвостах, они соскользнули по многослойной черепице и оказались на уровне последнего, четвертого яруса замка. Приподнятые кверху крутые скаты кровли зонтом нависали над балюстрадой, до которой было не менее двух метров, но препятствие нисколько не смутило пришельцев. Стравив тросы на неоходимую длину и слегка раскачавшись, они ухватились за перила балюстрады и одним рассчитанным движением перемахнули на площадку. Смотать веревки и сложить их под тряпкой в углу было делом нескольких секунд.
Присев на корточки, ниндзя оглянулись по сторонам. Как и следовало ожидать, на внешней балюстраде не было ни души. Верхние ярусы замка не использовались для жилья. Согласно плану, здесь располагался зал для медитаций, который в эту ночь был закрыт. Удостоверившись, что во дворе замка все спокойно, лазутчики открыли раздвижные двери миниатюрной отмычкой и проскользнули в зал. Соломенные татами призрачно белели в лунных бликах. Посреди зала чернел открытый люк – лестница на третий ярус. Еще раз убедившись, что путь свободен, пришельцы обменялись условным знаком, означающим “ОК”, и скатились по перилам деревянной лестницы.
***
В дальнем углу зала приемов Элен Лозовская, доверительно прильнув к плечу сомлевшего Танабэ с большим фужером “Моэт-э-шандона” в руке, шептала ему на ухо:
- Сэнсэй, вы просто неотразимы. Этот ваш булыжник... Эта ваша бутылка... Эта ваша застенчивость... Эта ваша уникальная энергетика... Ваш благородный самурайский дух... Я никогда не встречала мужчину с такой потрясающей харизмой.
- Осэйдзи дэс нэ ! Ну, что ведь уж прямо!... – смутился Танабэ, украдкой взглянув на ширинку, - Эта хер... хар... харизма у меня совсем не так сильно трясется. Обыкновенно. У каждого профессора может так трястись. Даже у доцента. Если надобится, конечно.
- Нет-нет, потрясающая. Вы сами еще не знаете своей харизмы, дорогой сэнсэйчик. Наверное, в Японии не нашлось женщины, которая могла бы ее по-настоящему почувствовать и оценить – потому-то вы и приехали к нам. Я угадала? – Элен тихонько ущипнула Танабэ за мочку уха и поводила длинным ногтем мизинца у него по ладони. – Но мне вы можете довериться. Я чувствую настоящую харизму на расстоянии. Как будто что-то со страшной силой устремляется ко мне, хочет пронзить меня насквозь! А я не в силах этому противиться! Вот она, харизма! – и Элен плотно прижала Танабэ к стенке своим упругим бюстом.
- Ну, что ведь уж! – покраснел Танабэ, в растерянности пощипывая щеточку усов и тщетно стараясь слегка отстраниться. - Это совсем не харизма. Я очень прошу покорно меня извинить, но это щетка для волосьев, я всегда ношу ее в правом кармане штанов. И я приехал в командировку, по общественному большому делу, так что харизмой сейчас трясти не могу. Доока асикарадзу, не обессудьте, оку-сан, мадам Лозовская.
С этими словами Танабэ зачем-то по-военному вытянулся в струнку и даже слегка прищелкнул каблуками своих походных бутсов, чем произвел неотразимое впечатление на собеседницу. Она еще крепче прильнула к вельветовой рубашке Танабэ, левой рукой незаметно ухватившись за тот таинственный продолговатый предмет, который был отрекомендован как щетка для волос, но при соприкосновении явно претендовал на нечто большее. Правой рукой обольстительница оплела руку Танабэ, поднесла бокал шампанского к усам профессора и, прильнув к его рюмке водки, шепнула:
- Пьем на брудершафт за взаимопонимание!
- За мир, дружбу и взаимопонимание между народами! – чеканно уточнил Танабэ, вернувшись на миг в наезженную колею, и браво опустошил фужер. Не успел он по привычке отереть усы, как Элен залепила ему рот долгим радостным поцелуем, продолжая ощупывать разбухающую харизму.
- Знаешь что, - горячо зашептала она, воровато оглядываясь по сторонам и пытаясь отыскать взглядом шефа, - мы с тобой можем сейчас немного прогуляться по замку. Здесь масса интересного. Я тебе покажу коллекцию японского оружия, а ты мне про него все объяснишь и тоже кое-что покажешь, ладно?
- Ну, что ведь уж так, зачем же... Я прямо теперь не могу, - вяло возразил Танабэ.
- Знаю, знаю, - плотоядно улыбалась Элен, пожимая харизму с удвоенной силой, - настоящий самурай всегда бдит, да?
- Нет, почему, я не всегда бдю... И в текущий момент не бдю...
- Ну, если не всегда, то сейчас самое время на минутку отлучиться. Ничего с твоим шефом не произойдет, не бойся. Вон он, с Ильей Марленовичем мирно беседует. Замок со всех сторон охраняется, в зале полно наших парней. В общем, расслабься, зайчик, получай удовольствие! - и Элен увлекла своего японского героя сквозь раздвижную бумажную дверь в темные недра внутренней галереи.
* * *
Танабэ прошел вслед за Элен несколько метров по узкому извилистому коридору, который заканчивался винтовой лестницей, ведущей вверх. Комната, куда они попали, одолев двадцать деревянных ступенек, представляла собой секцию третьего этажа донжона. Две стены были, видимо, из оштукатуренного камня, а две другие – скользящие перегородки фусума из плотной вощеной бумаги с мерцающей основой и бледным растительным орнаментом. Пол был застлан не циновками, а деревом, как в нежилых помещениях японских домов. Рисунок дерева на широких лакированных половицах выдавал японскую криптомерию. Посреди комнаты спинка к спинке стояли четыре кресла, с которых не торопясь можно было созерцать коллекцию. Вокруг располагалось не меньше десятка комплектов японских доспехов, в которых взгляд знатока сразу же опознал бы работу лучших оружейников шестнадцатого века – Токиёри и Такасада. Это было полное самурайское снаряжение, закрывавшее воина с ног до головы и не оставлявшее на теле ни единого просвета: панцыри и оплечья из металлических пластин, переплетенных цветными кожаными шнурами с декоративными кисточками, стальные вороненые налокотники, перчатки и поножи, шлемы, украшенные бычьими рогами или стальным полумесяцем, глухие забрала в виде масок грозных демонов... На подставках из оленьих рогов и на вертикальных стойках из махагонии красовались драгоценные парные мечи с ручками из акульей кожи, отделанной мелким жемчугом. Большинство мечей было в ножнах - только у двух ножны лежали в стороне. Клинки с дымчатым наплывом по кромке лезвия холодно поблескивали в приглушенном свете бумажных фонарей. По внешним стенам висели на крюках алебарды-нагината с изогнутым мечеобразным навершьем, короткие и длинные копья, булавы, клевцы, боевые серпы с цепью, железные веера.
- Сугой! – восхитился Танабэ, забыв на мгновение и о прекрасной Элен, и о своей неотразимой харизме. – Я, когда был студент, занимался японским фехтованием кэндо. Даже получил кубок Токио на турнире в нашем главном Будокан. Я знаю, что есть настоящий меч Токимунэ и настоящий панцирь Такасада. Они без цены!
- Да, ценников на них не видно, - согласилась Элен, - но я думаю, шеф не поскупился. Он за японскую экзотику готов последний миллион отдать. Это, кстати, еще не все. У нас тут в замке по всем углам такие красавцы расставлены. А ты, значит, сэнсэйчик, еще и по мечам мастер? Ну, класс! Такого, как ты, в моей коллекции как раз и не хватало!
- А какая у вас коллекция? – невинно поинтересовался Танабэ, которому строгое домашнее воспитание не позволяло при первом знакомстве перейти на “ты”.
- Коллекция у меня что надо! Я, в общем-то, коллекционирую замечательных особей преимущественно мужского пола. Иногда, правда, и женского попадаются... Такое хобби.
Танабэ затравленно оглянулся по сторонам, видимо, предполагая, что его тоже сейчас насадят на штырь и выставят рядом со средневековыми доспехами. Ему даже показалось что один экспонат в углу подмигнул ему из-под устрашающего забрала и фыркнул в приклеенные усы из конского волоса.
- И много у вас в коллекции таких... особей ?
- Ну, уж побольше, чем этих железных истуканов у шефа... Раз в десять. Такие есть экземпляры, я тебе скажу! Заводные!
- Неужели заводные? Наверное, уникальные изделия, очень ценные?
- Еще какие! Посмотрел бы только, что они вытворяют! Но ты, мой зайчик, вне конкуренции! Харизма у тебя обалденная – и ты мне сейчас ее покажешь!
Элен властно рванула на себя Танабэ и увлекла его к кожаному креслу без ручек, по дороге расстегивая солдатский ремень на джинсах оторопевшего ученого мужа. Другой рукой она уже успела каким-то чудом скинуть с себя трусы – возможно, воспользовавшись кнопкой скрытого дистанционного управления. Бросив Танабэ на кресло с приспущенными джинсами, она извлекла на свет божий неброские мужские достоинства японского гостя, смерила их оценивающим взглядом, скептически скривилась, но при этом решительно сжала опадающую харизму в ладони и принялась приводить ее в чувство.
- Ну-ка, зайчик, соберись! – приговаривала она, причмокивая и покусывая предмет своих вожделений. - Покажи-ка, на что способны японские мастера. Если ты рукой булыжники колешь и на расстоянии горлышко бутылки отрубаешь, то этим своим маленьким пестиком ты должен целый кордебалет довести до полного улета. Давай- давай, не скромничай!
Мастер не скромничал, но ему потребовалось минут пять на подготовку, после чего сгорающая от любопытства нимфа уселась на него верхом и помчалась с места в карьер, так что старинное кресло под ними стонало, мяукало и выло на разные голоса, обещая вскоре рассыпаться. Танабэ казалось, что тени забытых предков укоризненно смотрят из-под тяжких шлемов, а один набор доспехов даже покачивает несуществующей головой и отбивает железной перчаткой такт. Впрочем под пылким напором пышнотелой Элен могло померещиться и не такое.
***
Всеволод, уединившись в зале приемов за расписной ширмой с лиловыми ирисами работы Кано Танъю, мрачно тянул свой скрю-драйвер, обдумывая невеселую ситуацию, в которую завели его собственные амбициозные прожекты. Итак, ясно было одно: они попали на деньги, причем на очень большие деньги. Совершенно невообразимые. Бешеные деньги. Такие суммы и деньгами-то назвать язык не поворачивается. Чумовые бабки какие-то. Причем, что самое интересное, деньги как будто бы должны заплатить им, в частности, ему, Всеволоду Чернову. Почему? Разумеется, только потому, что их приняли не за тех, кто они есть на самом деле. ПАН-клуб тут не при чем. Куда провалился Колька Доценко, неизвестно, а Ковров с Керчинским просто давно пасутся на этом поле, состоят у босса на прикорме. Перепутали, конечно, только одного, Мияму. Его принимают за какого-то теневого магната, который собирается заключить с Россией многомиллиардный контракт. На вывоз японского мусора. Остальные никого из действующих лиц не интересуют. Сам он оказался востребован только потому, что является особой, приближенной к самому Мияме, так сказать могущественным фаворитом. Пока все так считают, неприкосновенность гарантирована. Когда же Мияму разоблачат, – а это произойдет, видимо, с минуты на минуту, – его первого возьмут за жабры. По всему получается, что он всех подставил, сознательно ввел в заблуждение – очевидно, с корыстными намерениями. Разве кто-нибудь поверит, что он делал все из благородных побуждений, без малейшей задней мысли! Н-да, вот тебе и международные культурные связи...
Что делать? Бежать? Практически исключено – повсюду охрана. Покаяться Муркину и рассказать всю правду? Вероятно, в этом случае Мияму и прочих японцев отпустят, а ему все равно предъявят счет, по которому придется заплатить в здешней валюте. Живые свидетели таких сделок, сами же сделки срывающие, едва ли кому-нибудь нужны. Ему уже известны такие подробности, которые потянут киллограмов на двадцать. В виде камня на шею. Сам Мияма и компания пока, видимо, не догадываются, в чем дело. Думают, что так сейчас принято в России проводить мероприятия по культурному обмену. Может быть, потолковать с Миямой? И что? Ничего! Будет только хуже. Японец начнет паниковать, и всех сразу же заметут... Боже мой, Боже мой! (Как всегда в момент острого кризиса, непроизвольно помянулось имя Божье, которому в сознании Чернова давно уже не было места). Господи Боже мой! Если ты есть, спаси и помилуй!
Оставалось одно. Хотя от сознания подобной необходимости у Всеволода сдавило горло и пересохло во рту, он знал, что другого пути нет. Была не была! Надо идти ва-банк!
***
Охаси и Косуги, стоя у высокого столика, скромно прикладывались к кружкам пенистого пива, которое им с трудом удалось отвоевать у непонятливых официантов. Разумеется, пива на приеме не подавали, предлагая взамен вина, водку, коньяки, виски, шампанское и сакэ. Однако для японцев, усвоивших с младых ногтей правило начинать и продолжать любые пиршества доброй порцией пива, отсутствие их основного национального напитка оказалось настолько огорчительно, что они рискнули обратиться к деловито сновавшему по залу Олегу с персональной просьбой. Теперь под столиком стоял специально принесенный из погребов ящик “Старопрамена”, а перед каждым любителем пива возвышалась литровая серебряная кружка работы гамбургских мастеров с откидывающейся крышкой.. На столике между учеными мужами разместились подносы с тарелками от хозяйских щедрот. Призывно розовели палевые ломтики семги, кремовой белизной влажно поблескивали срезы осетрины, нежно и настойчиво звали к себе сочные прелести запеченой в белом вине форели, утопая в недрах сваленного грудой салата оливье. Россыпью чернели сверху крупные маслины, поблескивали налитые зерна черной икры, распахивали багровые объятия чищеные лангусты. Привычные к баффет-ланчам японцы, чтобы сэкономить усилия, до отказа набили по две тарелки аппетитной снедью, оттащили их в угол и теперь неторопливо вкушали вечернюю трапезу, перебрасываясь скупыми замечаниями.
- Я в Москве пятый раз, - с лошадиной ухмылкой заметил Охаси, дожевывая большой кусок королевского краба – но так еще никогда не принимали. Этот господин Муркин, видимо, очень влиятельное лицо в правительстве.
- Да, но что он нашел в Мияме? – с обидой проронил Косуги, отхлебнув треть кружки и слизнув пену с губы. – Нахал, всегда пролезает вперед. Чем он лучше нас, а, сэнсэй?
- М-да-а, протянул Охаси, расправляясь с ломтем севрюги, - умеет втереться в доверие. Думает, что он пуп земли, все позволено. Как он задурил народ у нас на факультете.! Чуть не пробрался в деканы. Только такого декана нам и не хватало!
Косуги собрался было ответить, что их пронырливому коллеге место на мусорной свалке, где подвизались его предки-эта, а не в столичном университете, когда в их беседу неожиданно вмешался багроволицый банкир Загорулько, сильно во хмелю и с полным фужером водки в мясистой веснушчатой лапе.
- Ну, господа хорошие, давно хотел с вами покалякать. Вы ведь по-нашему понимаете, значит, все путем! Вот, я говорю, Япония – она далеко и в то же время близко. А бывает, наоборот... И человек, значит, тоже... Вот, вчера был далеко, а сегодня уже близко, ну, то есть ближе некуда. А бывает наоборот. То есть сегодня он тут, а завтра его там того... Потому что демократия, плюрализм и рыночная экономика у нас востыр... востор... восторжествовали. А могло быть наоборот!
- Да, могро быть наоборот, - с готовностью подтвердил Косуги, не уловив ни слова из пламенной тирады, которую банкир произнес заплетающимся языком.
- Нет, не могло! – вдруг обиделся банкир. – Не могло, а мы на что?! Мы бы такого не допустили. А тем более босс – он вообще никогда... Он у нас того... краеугольный камень!
- Как это? – вежливо уточнил Охаси, подгребая к краю тарелки маслины и отправляя их в рот все разом. – Что такое угольный камень – вы имеете в виде горючее?
- Краеугольный камень демократического режима, я говорю, и этот... наш гарант! Без него здесь ничего бы не стояло, да! Просто ничего! – он повел фужером в сторону обширного стола посреди зала - никакого не было бы плюрализма. И свободы тоже – ни тебе свободы слова, ни тебе свободы дела. Ну, вы только подумайте, как бы мы с вами дела-то делали без демократических свобод. Ведь у нас бы руки были связаны! А теперь ручки-то вот они – что хочу, то и делаю! Да, не тварь какая-нибудь дрожащая, а право имею! Потому что свободный я человек!
Загорулько весело покрутил кистью левой руки над головой, будто собираясь пуститься в пляс. Глаза у него налились мутью, шея еще больше побагровела, а грибовидный пористый нос приобрел лиловый оттенок.
- А вы, господин Косуги, говорят, эксперт по нашей экономике, - осведомился свободный банкир, с кряканьем опорожнив фужер наполовину, и хитро подмигнул. – Знаете, небось, побольше нашего про все наши, так сказать, достижения.
- Немнозко знаю, - скромно потупился Косуги, - но есё пока нехоросо. Надо борьсе работать.
- Да уж, конечно! – сокрушенно кивнул Загорулько, приняв самокритичное замечание японца на свой счет. – Работать-то мы пока не научились. Только хапать и можем. Видно такие уж мы паразиты бесталанные. Не может, значит, других земля российская рождать, и все тут!
Распалившись в исповедальном раже, Загорулько хрустко рванул воротничок сорочки и с горьким хряпом допил фужер.
- Ну, это ты, Петр Феоктистович, загнул! – погрозил тридцатикаратовым брильянтом проходивший мимо Портнов. – Наши люди – алмазы в золоте. Каждый сам себе Невтон!
- Извините, а почему не в тон? – осторожно поинтересовался Охаси.
- А потому, что в тон они не хотят и не умеют. Каждый за себя. Ну, может быть, еще за меня.
- Главная наша проблема в чем? – с ласковой грустью вопросил Портнов, встряхнув бульдожьими брылями и гипнотически покачивая брильянтом перед глазами у японцев. - Не умеем мы пока возможности страны по-настоящему использовать. Ресурсы, так сказать, мобилизовывать. Вот у вас, в Японии – я ведь был неделю, сам видел. Это же надо, чтобы из мусора острова намывать и на них целые новые города строить! Тогда-то я Илье Марленовичу эту идейку и подбросил: мол, японцы строят, а мы что, хуже? Возьмем и тоже построим. Даже не один. Для себя. Да на этом вашем мусоре Город Солнца можно себе построить!
- У меня брат работает в большая фирма на таком вот искусном острове мусора, в Кобе, - гордо констатировал Охаси, выковыривая из панциря омара, - как будто бы он лично соорудил для брата остров из отборного прессованного мусора.
- Ну, а уж господин Меяма-то, должно быть, у вас по этим проблемам специалист номер один? По реализации-то мусорных отходов? Небось, собаку на этом деле съел, а? – пошутил Портнов
- Есё бы ! Самый известный мусорсик! – радостно подтвердил Косуги. – И собаку, наверное, съер. Да-да, я сам видер, как он ее кусар! Он и собак ест, и косек! Значит, и вы узе в курсах? И вы тозе, господин Загорурько?
- А то как же! – захохотал банкир, дружески шлепнув японского эксперта по плечу, отчего Косуги едва не свалился под стол. – Чай, не первый день замужем!
- Да? Не первый? А когда же пьют чай? На второй день? – снова осторожно переспросил Охаси, который считал своим долгом одновременно проводить полевые этнографические исследования.
- Да когда хошь! Хошь, сейчас тебе будет твой зеленый чай?
- Спасибо, не надо, у меня пиво, - вежливо отказался Охаси, которого покоробило фамильярное обращение на “ты”. Пиво даже лучше, чем чай, особенно вечером. Его можно выпить намного больше. И для почек очень полезно – чищает. Как экстрагон. Очень свежая утренняя струя. Такая прозрачная, золотистая...
- Духовитая, как говорит нас друг Мияма! – с энтузиазмом добавил Косуги, принюхиваясь к своей кружке. - Мы очень обозаем пиво, особенно есри на хорява. В России сейчас очень огромная харява.
- В каком смысле? – не понял мистер Твистер, озадаченно разглядывая на свет свой брильянт.
- Доктор Косуги, наверное, хотел высказать, что в России не скупаются на пиар, но впиаривают не в ту сторону - резюмировал Охаси с лошадиной ухмылкой, откупоривая новую бутылку “Старопрамена”. - И это историчный факт. Вот при Сталине тоже не скупались на пиар: лозунги, песни, марши, портреты лидеров, культ стакановцев и других тузиастов, дешевая водка, в массовой информации только позитив, никакого негатива. В результате прочный, стабилизаторный режим, мощная милитарная машина, международный престиж. А сейчас, извините, ни стабильного режима, ни престижа. В газетах плошной негатив. Одна дешевая водка осталась, свобода мошонства и свобода непечатного слова. И все запивают пивом. Такая вот халява. Какой-то, извините, истерический детерменизм. Где же ваша идеология, так сказать, национальная идея?
- Ну, идей у нас хватает, - обиделся за державу Портнов. – У нас тут у всех головы идеями набиты, как подсолнухи семечками. Только убирать эти подсолнухи некому – вот семечки и перезревают, на землю осыпаются. Это раньше умели убирать... Насчет режима – это вы правильно определили: ни стабильности, ни престижа. А почему? Потому что не на тех ставку делают. Какая-то мелочь голопузая в Кремле шныряет, норовит себе кусок побольше урвать. Да разве они на большое дело способны? Только задницы вылизывать мастера! Большое дело – оно требует стратегического мышления и куража. Умыкать – так миллиард, иметь – так королеву! И мы ее будем иметь, ядреный карат!
- Какую именно королеву? – осторожно уточнил Охаси. – Вы имеете в виду британскую королеву Елизавету? А ее возраст вас не смущает? Или вы собираетесь вступить в экстрамаритальную связь с супругой короля Бодуэна Бельгийского? А может быть, речь едет об Испании? Извините мое профессиональное любопытание, но я хотел бы заранее узнать ваши планы, чтобы анализировать исторические последствия такого контакта для России.
- Да не волнуйтесь, сэнсэй! Все будет тип-топ, вот увидите! – Загорулько веснушчатой лапой по-свойски ткнул Охаси в бок, чуть пониже печени, так что незадачливый футуролог согнулся пополам и еще минут пять не мог разогнуться. – Если мы с вами сейчас подпишем контракт на одну небольшую сделку, то купим себе любую королеву вместе с ее королевством. Без проблем!
Охаси, глядя на собеседника снизу вверх, выгнув шею вбок, пытался вежливо кивать. Косуги, не вникая в диалог, продолжал методично пережевывать все, что лежало перед ним на тарелке. Когда тарелка опустела, он прошелся вдоль стола, собрал новое ассорти и так же методично поглощал его, делая небольшие перерывы на пиво. Взглянув на это идиллическое зрелище, Всеволод вспомнил недавно показанный каналом “Асахи” чемпионат по случаю празднования Четвертого июля в Вашингтоне. Победителем вышел тощий низкорослый японец, удивительно напоминавший Косуги. Он съел за десять минут сорок шесть хот-догов. Его соперник, двухметровый негр весом не меньше полутора центнеров, потянул всего на двадцать восемь булочек с сосиской.
Когда оба японских эксперта в очередной раз отправились к большому столу с тарелками в руках, Загорулько, лукаво оглянувшись, перелил им в кружки содержимое бутылки “Абсолюта” и поспешно удалился.
***
Между тем, сухопарый плешивый Шалман Бадаев, взяв за пуговицу начальника Гражданской обороны Чукотского округа, дружелюбно доказывал ему преимущества своей концепции освоения природных ресурсов.
- Нэт, ты пайми, брат! – ласково уговаривал чеченец, вытягивая пуговицу на себя. – Так жить нэльзя, да? У нас в Ичкерии уже двэнадцат лет воюют за какой-то адын труба. Сколько народу зря пагибло, да?;Кагда вакруг столько замечательных природных ресурсов, да? Если правилно падхадыт к вапросу, каждому хватыт, и еще много останется.
- Да, это верно, - миролюбиво соглашался генерал-майор. Вот у нас на Чукотке – чего только нет! Тут тебе и олени, и тюлени, и моржи, и чукчи. Руда какая-то, минералы, говорят, есть. А осваивать некому. Народ-то от нас бежит. Говорят, жить не на что. А мы как живем?! – генерал мягко стукнул себя в грудь. – И ничего, держимся.
- Дэржись, брат! На тэбя вся надэжда. Я тут адын дапалнителный праэкт придумал, да? Толко никому нэ гавары. Мэжду нами двумями. Такое асваение дапалнительных рэсурсов...
- Какой же проект?
- Очэн прастой. Ты у сэбя мусор закапыват будешь?
- Ну, конечно. Как договаривались с Ильей Марленовичем. Сколько привезут, столько и закопаем. По-моему, на наш округ как раз приходится вся Центральная Япония вместе с Токио.
- Вот выдишь, вместе с Токио. Очень много мусора, да?
- Уж наверное, немало.
- А как падвазит будут?
- В контейнерах. Упаковки брикетные, виниловые.
- Вот выдишь, виниловые. А ты знаешь, что в Японии бытовой мусор сартируют па разным катэгориям: пищевой, макулатурный, тряпичный, бытовые приборы, стекло и так далээ? Я специално выяснял. Толко что у Косуги спрашивал. Ну, вон тот, ихний эканамический эксперт. Говорит, очэн строго сартируют и всо грузят атделно.
- Ну и что?
- А то, что мы с табой тоже будэм сартироват, а нэ просто закапыват. Адэжда там разная, обувь, тэлевизоры, халадылники... Каму мусор, а каму тавары втарой катэгории. Мы с табой этим мусором всю Сибирь и весь Дальний Васток пакроем. Будэм прадават па дэмпинговым ценам. Сеть камиссионных магазынов для народа саздадим. Нам с тобой еще памятник паставят, как Мынину и Пажарскому, да?
Захваченный новой идеей генерал в смятении выпил рюмку водки, закусил ломтем прозрачного осетрового балыка и спросил:
- Илье Марленовичу предлагали?
- Зачэм? – испуганно зашептал чеченец, вытягивая на себя ослабевшую генеральскую пуговицу. – Нэ надо. Это ведь свэрх наших працентов. Ему скажем, что все закапываем, да? Нэт, брат, все далжно быт мэжду нами, даход папалам, а то нэинтэрэсно палучаэтся. Вэдь для народа стараэмся!
- Да, в общем-то для народа, - сдался генерал. – Договорились. Ты мне потом проект мейлом сбрось. О деталях договоримся. А мысль богатая!
- Канэшно, я о том и гаварю. Балшое богатство будэм имэть, да?
***
Муркин, сидел напротив Миямы в глубоком кожаном кресле, игриво приложив к лицу маску Тутанхамона. Золото скрадывало голос, и гостю казалось, что он общается с настоящим иностранным привидением, которое будет пострашнее родных японских юрэй. Мияме было не по себе. Для храбрости он сделал добрый глоток «Джони Уокера», но желанное ощущение душевного комфорта так и не пришло. Вот уже минут десять, как хозяин замка увел его с фуршета в свои апартаменты для какого-то важного разговора, но пока ничего для себя важного профессор отметить не мог. Впрочем, может быть, хозяин, следуя японскому обычаю, приберегал главное на конец беседы?
- Знаете, господин Мияма, - вкрадчиво втолковывал Муркин слегка осоловевшему собеседнику. Мы с вами родились, чтобы сказку сделать былью. Как раз сейчас, можно сказать, мы ее таковой и делаем. Ведь сегодня от нас с вами зависит в буквальном смысле будущее наших стран и народов.
Мияма с понимающим видом кивнул в ответ, тщетно пытаясь угадать, почему от него зависит будущее народов.
- Вот у вас, в Японии, люди при жизни одного поколения прошли путь от бедности, разрухи, иностранной оккупации к достатку, благополучию, социальной защищенности. Мы вам завидуем, да, по-хорошему завидуем и собираемся у вас учиться. Некоторые кое-чему уже научились. Даже более того, некоторые тот же путь проделали всего за каких-нибудь десять лет. Индивидуально. Значит, идеалы осуществимы и в нашей стране. Пусть только для некоторых – какая разница! Главное, что мы с вами, два деловых человека из двух соседних великих стран, сейчас сидим за столом как друзья и обсуждаем глобальные проблемы оздоровления экономики наших стран – заметьте, совместными усилиями!
Мияма снова радостно кивнул: последняя сентенция ему особенно пришлась по душе.
- Человечество всегда нуждалось в таких как мы, в настоящих лидерах, - продолжал Муркин, кладя маску Тутанхамона на стол и задумчиво поглядывая на бесстрастный золотой лик египетского юноши. - В сущности, мы и есть народ. Во всяком случае лучшая часть народа, так сказать, его достойнейшие представители. Кто сейчас помнит о строителях пирамид? Кому известны их имена? Зато о тех, кто эти пирамиды заказывал, и тех, кто в них вселялся, знает весь мир.
Он снова перевел взгляд на золотую маску, потом внимательно посмотрел на Мияму, откинув голову и слегка прищурившись.
- Я бы сказал, что вы мне очень напоминаете Тутанхамона – особенно разрез глаз и выражение лица.
- Спасибо, - растроганно поблагодарил Мияма. Мне тоже так кажется... иногда. Он мне вообще нравится...
- Неужели? – обрадовался Илья Марленович. – В таком случае примите от меня этот скромный подарок. Сувенир на память - в знак нашей дружбы. Я уж как-нибудь обойдусь – и так Египетский музей в подвалы не помещается, придется в Подрезкове ангар строить.
- Благодаряю, Муркин-сан, - учтиво отказался Мияма. – Спасибо, но такие тяжелые железные сувениры трудно возить в багаже. И я всегда могу купить такую у нас в Японии.
- Зачем же покупать? – весело парировал Илья Марленович, лукаво поблескивая карими, глубоко посаженными глазками. – Лишний десяток миллионов тратить. Тем более товар штучный – вторую такую вряд ли достанете. Я вам даром предлагаю. Только что из Каира подвезли. И сертификат, конечно, приложу. Мне такого пустяка для друга не жалко. Мы ведь друзья, верно? – со значением подчеркнул он.
- Друзья! – убежденно согласился Мияма, отхлебывая виски и утвердительно кивнув.
Мияма пребывал в смятении чувств, лихорадочно перебирая и анализируя возможные версии происходящего. Прием в замке затмил все его прежние представления о Росии и русском гостеприимстве. Без сомнения, то была заслуга Чернова, который решил соблюсти японский обычай онгаэси – отплаты за благодеяния. Его ведь тоже принимали в Японии от души. Но выйти на таких людей, изыскать такие средства... Впрочем, может быть, он, Мияма, чего-то не понимает в российской действительности? А может быть, и в японской? Ведь, в конце концов, он всегда знал, что его поиски Истины рано или поздно будут вознаграждены, высокие порывы и благородные стремления будут оправданы.
Вероятно, Чернов объяснил этим русским магнатам, чего достоин его верный японский друг, и голос классика был услышан. Вот теперь этот миллиардер общается с ним как с равным, рассыпает комплименты, преподносит неслыханные подарки. Что это? Случайность? А может быть, логический результат жизни, отданной поиску высших истин, пути единения с Природой? Вот именно!
И теперь эти люди, в чьих руках судьбы человечества, приняли его в свой круг как равного... нет, первого среди равных, потому что никто из них так глубоко не проник в тайны русской духовитости, как он, Кудзуо Мияма! Они дорожат его дружбой и ценят его внимание, потому что ощущают свою неполноценность. Это комплекс неполноценности нуворишей. Им нужен духовный учитель. Да! Они хотят учиться разумному, доброму, вечному! Миллиарды долларов – ничто перед Словом Истины. Не зря сказал когда-то русский Басё:
Правдив и свободен наш вещий язык
И с высшею правдою дружен...
Что ж! Он оправдает доверие и докажет, что России есть чему учиться у Японии.
- Хорошо, Муркин-сан, - с достоинством промолвил Мияма, ставя виски на журнальный столик, - я буду принимать ваш ценный подарок. К сожалению, мне сейчас не с чем отдариваться, поэтому вместо я расскажу одно ценное дзэнское причитание. О ценностях.
Мияма торжественно выпрямился в кресле и начал тоном буддийского проповедника:
Однажды ученик спросил дзэнского наставника Содзана:
- Что самое ценное на свете?
- Голова дохлой кошки, - ответил ему наставник.
- Но отчего же голова дохлой кошки ценнее всего в нашем мире? – снова спросил ученик.
- Оттого, что никто не сможет назвать ее цену, - сказал Содзан.
- Гм, хорошая притча, с намеком, - прокомментировал Муркин. А ведь и в самом деле, многие предметы трудно оценить по достоинству. Не говоря уже о людях. На иного посмотришь – дохлая кошка, да и только. А оказывается, он стоит миллиардов пять и сидит на газопроводе. Поди догадайся! А бывает и наоборот. В нашем-то с вами случае сюрпризы исключены, а ведь иногда... В общем, притча ваша и впрямь дорогого стоит. Сразу чувствуется подход незаурядного психолога. Спасибо.
- Не стоит, - скромно потупился Мияма.
- Знаете, господин Меяма, - продолжал Муркин, - я все больше убеждаюсь, что мы с вами люди не только одного круга, но и одного поля. Я имею в виду биополе. Мы умеем работать с коллективом, и подчиненные это понимают. Успех притягивает. Я тут кое-что читал о вас. Может быть, и вы уже наводили обо мне справки, но ведь из баз данных по-настоящему о человеке ничего не узнаешь. Нам с вами предстоит теперь вместе работать, так что я вам кое-что расскажу из своей биографии. Я по образованию инженер-технолог. До Горбачева был младшим научным сотрудником в одном полузакрытом НИИ. Комитет комсомола, соцсоревнование, шефская работа в колхозе... Как говорится, ничто не предвещало. Потом грянула перестройка, пошли кооперативы. Сколотили коллектив на базе нашего НИИ, стали на американских станках клепать титановые двери для квартир из ракетного металла. Фирменные двери – ПТУРСом не пробьешь. Спрос был ломовой.
Накопили первичный капитал, станки продали соседнему исполкому, а сами переключились на экспорт нашего вооружения из Германии и прочей Европы. Целые армии ведь уходили из союзных стран, а вооружение большей частью бросали на местах, если не удавалось продать по дешевке. Ну, мы и стали скупать у наших генералов: танк долларов по двести штука, грузовик по сотне, стрелковое оружие по десятке ствол, гранаты – на доллар по дюжине. Генералы благодарили. Собрали такой арсенал, что им можно было всю Азию, Африку и Латинскую Америку вооружить. И что вы думаете? Вооружили! Прямо на местах аукционы устраивали. Прибыль шла – тысяча процентов, две тысячи... Через три года не знали, куда миллиарды девать, бочек не хватало. Тут как раз Союз накрылся, Горбачева поперли, к власти наши люди пришли – и началось. Приватизировали все, что двигалось и не двигалось. Ни одной скважины, ни одной трубы, ни одного танкера, ни одной высоковольтной опоры не пропустили – работали чисто, на совесть.
“Форбс” тут недавно за мной охотился, все просил интервью. Я, естественно, отказываюсь, а они мне втолковывают, что, мол, эмир Бахрейна очень завидует господину Муркину и просит поделиться опытом: как добиться успеха? Я им на это отвечаю: мол, господа, я сам никому в жизни не завидовал – просто работал, и все. Вот единственный секрет моего успеха.
- Да-да, - подтвердил Мияма, подливая виски из бутылки с черной этикеткой. – Прекрасно обформулировано. Всем надо работать... Как это там у Чехова... Я тоже просто работаю... учу...
- Конечно, людей надо учить. Сами они могут такого напороть, что потом не расхлебаешь. Вот в прошлом месяце поручил я одному казнокраду провести в Думе закон о льготных тарифах на импорт отходов для нужд производства. Так представьте, он закон провел, все проголосовали единогласно, а потом выяснилось, что такой закон давно уже есть – только зря суетились. Ну, не кретин ли? Это же целого состояния стоило – каждому члену думы поименно за голос отстегнуть. Хорошо, что спохватились, хоть до Совета Федерации довести не успели. Ну, конечно, пришлось дурака поучить немного – уже недели две из комы не выходит.
- Что, такая тяжелая болезнь? – поинтересовался Мияма.
- Нет, просто такой тяжелый случай идиотизма. Что делать, издержки производства.
- Передайте ему мои соболевания, - сочувственно сказал Мияма, поднимаясь. – Извините, Муркин-сан, а где пройти в уборный туалет?
- Метров десять по коридору – и направо.
Как только дверь за японцем закрылась, Илья Марленович достал из внутреннего кармана кошелек, извлек из него крошечную коричневую пилюлю и бросил в оставленный на столике стакан виски со льдом. Не прошло и нескольких секунд, как пилюля с легким шипением растворилась и бесследно исчезла в глубине среди прозрачных кубиков.
***
Всеволод, еще не отделавшись от стресса, толкнул дверь туалета и зашел в оформленный розоватым каррарским мрамором небольшой камерный салон на два писсуара. Приглушенное освещение и плывущие в воздухе тропические ароматы сразу же воскресили в памяти незабываемую поездку на Гаваи. Откуда-то доносилась нежная ностальгическая мелодия. Сильный тенор чисто выводил слова песни, сильно акцентируя рефрен. Всеволод не понимал слов, но сразу узнал мотив – его так часто исполняли по радио в Японии, а потом и в Вайкики! Песня называлась, кажется, “Красная стрекоза”. Он поискал глазами динамики, но ничего не увидел и решил, что динамики вмонтированы в стену. Впрочем стереоэффекта не наблюдалось, да и вообще музыкального сопровождения не чувствовалось – может быть, один из динамиков был не в порядке.
Стоя у бежевого фаянсового писсуара в форме морского гребешка и вслушиваясь в нехитрые каденции, Всеволод вдруг сообразил, что песня доносится из единственной соседней кабинки, а голос показался ему подозрительно знакомым. Так и есть! Это был Мияма. Японец, должно быть, находился в прекрасном расположении духа и спешил выразить свои эмоции со всей присущей ему романтической непосредственностью.
- Мияма! – позвал Всеволод. – Мияма!
- Это вы, Сева? – живо отозвался профессор. – Знаете песню? Слова написал наш знаменитый поэт-цимбалист Мики Рофу, когда жил в своем городке Татино в префектуре Хёго. Такой очень прекрасный городок с чудесным пейзажем. Красивая мелодия, правда? Извините, Сева, не могу сейчас к вам выйти. Я, кажется, съел что-то личное и теперь у меня сильный поднос. Но в остальном все в порядке. Благодаря вас мы прекрасно проводим время с господином Муркиным. Рассуждаем о философии, о психологии, о литературе. Он очень тонкий ценитель всего ценного.
Всеволод вспомнил прочитанное недавно эссе об эстетических вкусах японцев “Похвала тени”. Автор - то ли Тамисаки, то ли Танигаки - с восхитительным лиризмом описывал японский туалет, в котором человек предается размышлениям о природе, искусстве и вечности. За иллюстрациями далеко ходить не пришлось.
- Слушайте меня, сэнсэй, внимательно, - строго сказал он. - Мы с вами тут попали в историю. Надо как-то выпутываться. Понятно?
- Не совсем, - озадаченно отвечал тенор из кабинки. – Ведь это очень замечательно – попасть в мирорвую историю Зачем же из нее выпутываться?
- Долго объяснять, - лаконично ответил Всеволод. – А пока я вам скажу одно. Что бы вам ни предложили сегодня, со всем соглашайтесь, ничему не удивляйтесь и ни о чем не спрашивайте. Только просите позвать меня, чтобы я тоже участвовал в переговорах с Муркиным на самом ответственном этапе. Ясно?
Кабинка медлила с ответом. Видимо, Мияма взвешивал все “за” и “против”.
- А зачем? – наконец, робко осведомился он. – Мне кажется, господин Муркин интересован в моих собственных мнениях. Может быть, я сам оправлюсь?
- Сами не оправитесь, - внушительно сказал Всеволод. – Возможно, ваша жизнь поставлена на карту. Так надо. Во имя глобализации.
При звуках священного слова из кабинки донесся тяжелый вздох, и Мияма сдался.
- Хорошо, Сева, мы будем приглашать вас. Кстати вы еще не посетили кабину? – спросил он тоном радушного хозяина. – здесь очень конвертабельно. Такой экстравагонный сидак... ну, как это по-русски называется?
- Унитаз? – подсказал Чернов.
- Ну конечно! С электронным пультом. Все время забываю, а ведь так просто: “уни” – по японски “морской еж” и “таз”. Можно поминать мнемонически: “таз морских ежов”. Так вот, этот таз уни сделан из очень красивого металла. Особый колорит, похоже на платину – у меня было такое ручальное кольцо, пока нас не разводили. Как вы думаете, что это за металл? Хотите сейчас покажу?
- Не надо, - быстро ответил Всеволод. - В другой раз. Я все равно в металлах не разбираюсь. Сейчас я очень тороплюсь, только потом не забудьте меня позвать, хорошо?
- Замотано! – отозвался из кабинки Мияма, любивший при случае щегольнуть жаргоном.
***
Старинные напольные часы в оружейном зале пробили полночь, а красавица Элен все еще продолжала неистовую скачку на своем коньке-горбунке. У несчастного Танабэ, давно отвыкшего от таких любовных схваток, взгляд остекленел, нижняя челюсть отвалилась, а горло сжал спазм, который не давал страдальцу даже попросить пощады. С нежными стонами, томными вздохами и приглушенными вскриками прекрасная амазонка гнала и гнала изнуренного скакуна в беспредельные дали вечного оргазма. Ухватив профессора за вихры, она с бешеным сладострастным хохотом тянула их на себя и снова отпускала, подпрыгивая в седле. Слезы текли по щекам Танабэ, вельветовая рубашка насквозь промокла от пота, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а конца пытке все не было видно.
- Ы-ы-а-а! – вырвалось из пересохшей глотки профессора подобие жалобного воя.
В этот момент ему почудилось, что два комплекта самурайских доспехов снялись со своих мест и тяжелой поступью направились к середине зала. Когда после очередного пылкого натиска своей мучительницы Танабэ снова поднял глаза, он успел только заметить руку в латной рукавице и зажатый в ней пыльный мешок. Что-то тяжелое и мягкое со страшной силой обрушилось ему на голову – и профессор бессильно откинулся в кресле. Элен проворно соскочила со сползающего тела, одернув подол темно-вишневого бархатного вечернего платья.
- Молодец, Ленок! – одобрительно заметил один из самураев, доставая моток липкой ленты. – Здорово ты его уработала. Профессионально. Такого бугая – и чтобы так затрахать! Тепленьким к нам в руки свалился. Прям не знаю, что бы мы без тебя делали.
- Да уж, - сухо прокомментировала коварная Далила, надевая трусы и поправляя сбившуюся прическу. Если бы не я, у вас бы ни одного шанса не было. Он бы вас на расстоянии расплавил, как ту бутылку. Шницели бы из вас сделал и в упаковке Крысу послал. Это же сам Танабэ, суперэлита, гроссмейстер каратэ, главный тренер токийских якудза. Не зря его Мияма в телохранители взял. Он один без оружия целой бригады стоит. Да и подо мной больше часа продержался...
Элен самодовольно оглядела добычу и добавила:
- Вяжите покрепче - черт его знает, что он может выкинуть, когда очнется. Кстати как добрались, нормально?
- Нормально. Дельтапланы на крыше привязали. Больше не пригодятся, - пояснил Колян, подняв забрало и сморкаясь в угол.
- А обратно? Мияму с собой или как?
- Или как. На хрен он нам сдался. Автограф возьмем – и привет. У нас на крыше еще воздушный шар, а у стены аэромобили в кустах спрятаны – ребята час назад должны были перебросить. Надел, как акваланг, – и через пять минут на Неглинке. Секретное оружие американских коммандос, блин. Жаль, сюда их притаранить не удалось.
- А сам Мияма где? – поинтересовался второй самурай, аккуратно прикручивая Танабэ к спинке кресла и связывая руки перед грудью в предплечьях.
- В кабинете у босса.
- Так у него же в кабинете быки за каждой ширмой, - разочарованно протянул первый.
- Не волнуйтесь, Мияма там долго не задержится: я ему еще на фуршете касторки в виски плеснула. Так что ждите его в туалете, вот тут. Не заблудитесь!
Развернув компьютерный план замка, Элен ногтем отметила путь к туалету.
- Не боись, не заблудимся. Верно, Толян? Тоже, небось, не рядовые сявки, по двадцать лет оттрубили в спецназе. Других бы босс не послал. Кстати, Крыс велел передать, что, если сегодня подпишем, твоя доля – десять процентов.
- Ладно, ладно, я с Крысом сама договорюсь, - неприязненно бросила Элен. – Вы делайте свое дело.
- Мы и делаем, - отвечал Колян в рогатом шлеме, запихивая Танабэ кляп в полуоткрытый рот и заклеивая скотчем. Значит, встречаемся, как договорились?
- Как договорились, - подтвердила Элен и, кивнув, летящей походкой вышла из зала.
- Где только Крыс таких баб берет? – философски заметил первый самурай, приподнимая забрало.
- Все там же, на панели, - ответствовал второй, критически рассматривая со всех сторон спеленутого Танабэ. – Кузница кадров, блин!
***
Два самурая в полном боевом снаряжении, с опущенными забралами, осторожно двигались по коридору замка, поглядывая по сторонам и останавливаясь при каждом подозрительном звуке. Оба держали в правой руке по обнаженному мечу, а в левой – по старинному кремневому пистолю со взведенным курком. Видно было, что в случае чего они готовы дорого продать жизнь. Коридор, проложенный в каменном основании замка, должен был вывести их прямиком к покоям Муркина. Внезапно впереди раздались громкие голоса и в полумраке замелькали лучи ручных фонарей. Самураи беспокойно переглянулись. Прямо перед ними виднелась массивная кирпичная арка, поддерживающая свод. В опорах арки с внутренней стороны были сделаны углубления – вероятно, здесь когда-то должны были стоять изваяния богов-хранителей. Не теряя ни секунды, лазутчики шагнули в ниши и замерли в полуприсяде, опираясь спиной о стену, с мечами, положенными на плечо. Теперь они ничем не отличались от тех декоративных доспехов, что были расставлены в оружейном зале и других помещениях замка.
Голоса приближались. Это был патруль. Шестеро рослых охранников в камуфляже, с автоматами наперевес, переговариваясь, подошли к арке и остановились. Щелкнула зажигалка.
- Мутотень с этими ночными обходами, - сказал один, затягиваясь “Данхиллом”, как определили по запаху ниндзя. – Каждые два часа ходим, как лохи, - и хоть бы раз кто попался.
- Да кто сюда полезет? – согласился его напарник, стукнув для верности прикладом по каменной кладке. – Это же каким бакланом надо быть, чтобы Муру дорогу перебежать!
- Я бы лично ни за какие бабки, - добавил третий. – У него тут электроники не меньше, чьем в Хьюстоне. Муха не пролетит.;
- Мур себя в обиду не даст, - подтвердил четвертый. – Вон каких истуканов распихал по всем закоулкам, даже в подземелье. Самураи, блин. А у самих в башке камеры слежения понапиханы, микрочипы. Вон и объективы в прорезях светятся. Если что, такой и мечом может полоснуть.
Охранник одобрительно постучал костяшками пальцев по рогатому шлему в нише.
Другой для симметрии постучал по шлему с косым полумесяцем на гребне в противоположной нише. Полностью удовлетворившись результатами осмотра, патруль под начальством бравого капитана с рукой на перевязи двинулся дальше.
Дождавшись, когда голоса затихнут вдалеке, ниндзя выбрались из ниш и зашагали по коридору в противоположном направлении. Вскоре они вышли к небольшой дверце, за которой открывались ступени, ведущие вверх.
***
Мияма, все еще выводя последний куплет “Красной стрекозы” и на ходу застегивая молнию, наконец вышел из кабинки. Возле умывальника его ждал самурай в полной боевой выкладке с опущенным забралом в виде свирепой старческой морды и с мечом наголо. Мияма вспомнил исторический экскурс Муркина и не слишком удивился, сразу же узнав призрак владельца замка по гербу из трех скрещенных стрел. Должно быть, даймё Онодэра стосковался по землякам и теперь вышел познакомиться.
- Господин Мияма? – загробным голосом сказал призрак. – К вам есть дело.
Мияма воспринял как должное то, что призрак знает его имя, но почему он обращается к соотечественнику на русском языке? Видно, совсем обрусел на чужбине, бедняга.
- Мияма то моосимасу, “с Вашего позволения, Мияма”, - церемонно отрекомендовался он, споласкивая руки под краном. – Нан но го ё дэ годзаимас ка? Чего изволите?
Жертва харакири на японские церемонии никак не отреагировала и продолжала на чистом русском языке:
- Нам известно, что вы прекрасно говорите по-русски, так что будем откровенны. Наша корпорация нуждается в вашем сотрудничестве. Шеф просит вас подписать вот этот документ – призрак извлек откуда-то из-под панциря миниатюрный железный цилиндр защитного цвета, вытряхнул из него плотно скатанные бумаги и аккуратно расправил. - Нужно, чтобы вы это сделали здесь и сейчас. Обещаю, что после подписания вашей жизни и здоровью ничто не будет угрожать. Все обусловленные права и привилегии остаются за вами, но контрольный пакет переходит к боссу.
- А если я откажусь? – на всякий случай поинтересовался професор, который вовсе не собирался отказываться, памятуя дружеский совет Чернова.
- Тогда нам придется иметь дело с вашими наследниками, - лаконично пояснил призрак, протягивая раскрытую на нужном месте корочку и поигрывая мечом.
- Договорялись, - кивнул Мияма, вытираясь бумажным полотенцем. – Контрольный пакет камаванай, не играет значения. Я подпишу, только у меня нет ручки.
Призрак невнятно прорычал что-то сквозь забрало, слегка провел мизинцем по лезвию своего меча и протянул палец Мияме.
- Расписывайтесь этим, а потом приложите именную печать. Все в двух экземплярах. Претензий не будет.
Мияма снова почти не удивился. Расписываться кровью - для делопроизводства призраков случай обыденный. Непонятно было только, откуда у бесплотного юрэй настоящая кровь, но об этом профессор спросить постеснялся. Не читая многостраничного, написанного на английском документа, он обмакнул в кровавую каплю длинный ноготь среднего пальца, отращенный для интимных гигиенических процедур, и дважды красиво вывел свою фамилию. Затем достал из кармана атласный футляр, вынул личную печатку слоновой кости, поводил по мизинцу призрака и приложил к бумаге. Четкие иероглифы “три горы” в двух местах оттиснулись киноварным кругом на белом листе.
- Порядок, - прорычал юрэй загробным голосом, - сделка состоялась. Поздравляю, господин Мияма. Мы пришлем вам экземпляр в Токио. В интересах вашей безопасности советую не выходить отсюда раньше, чем через пять минут. Наше почтение.
- Сайонара, - машинально сказал профессор и вернулся в кабинку, расстегивая брюки. Встреча с призраком пробудила в нем ностальгию. Вскоре своды туалета вновь огласились печальным напевом.
***
Два самурая, ориентируясь по плану с помощью карандаша-фонарика, брели к выходу из подземелья. Доспехи были им малы, страшно натирали плечи, руки и ноги, но сбросить тяжелую амуницию лазутчики пока не решались. Где-то за следующим поворотом в плане был отмечен люк, выходящий на задний двор замка в кустах неподалеку от стены – в том месте, где не было постоянного поста охраны, и куда им должны были перебросить снаружи аэромобили – портативные реактивные двигатели индивидуального пользования. Когда до люка оставалось всего несколько метров, сзади послышался шум шагов. То ли патруль возвращался таким путем с обхода, то ли другой патруль решил обследовать запасный выход. Колян и Толян разошлись по разные стороны галереи и заняли все то же привычное положение в полуприсяде, с мечами на плече.
Это был тот самый патруль, что обсуждал достоинства электронной защиты замка. Автоматы висели у охранников за спиной, а в руках все шестеро держали американские полицейские дубинки с поперечной ручкой в форме тонфа и мощные фонари с направленным лучом. Они шли молча, но на охотников, выслеживающих дичь, были не похожи. Впереди шагал кудрявый капитан с рукой на перевязи и зеленой косынкой на лбу.
- Нет, я говорю, там два доспеха стояло, а теперь они где? – послышался голос одного из охранников. – Кто их мог за это время передвинуть? Может, они сами ушли?
- Да успокойся, Кондаков, никуда они не убежали. Померещилось тебе, - успокаивал его капитан.
- Никак нет, точно стояли. Я ж их сам еще по лбу стучал, когда туда шли... – не сдавался охранник. – Да вот... Вот же они как раз и стоят!
- Ну, значит их сюда переместили.
- А зачем?
- Много будешь знать – скоро состаришься, Кондаков, - философски ответствовал капитан. – Стратегическая инициатива. Ладно, дай тому, справа, разок по рогам, чтобы не гулял, и пошли дальше.
Кондаков подошел к сидящему на полусогнутых Коляну и от души рубанул ребром ладони сверху по шлему между рогов. Слабо пригнанный шлем не пострадал, но под рукой профессионала превратился в гидравлический молот, и Колян со слабым стоном стал заваливаться набок. Видя, что они раскрыты, второй самурай молодецки взмахнул мечом и пальнул из старинного пистоля, который взорвался у него в руках, обдав панцирь веером огненных брызг.
- Ниндзя! Держи их, ребята! – истошно заорал капитан. – Не стрелять! Живьем будем брать гадов!
Угрожающе выставив дубинки-тонфа, охранники стали полукругом надвигаться на Толяна, который успел выхватить из за пояса короткий меч и теперь грозно размахивал двумя, прикрывая товарища. У него за спиной Колян встал на четвереньки и теперь ощупывал себя в поисках металлической трубки с подписанным договором. Документ был на месте, и ниндзя воспрял духом. Оправившись от легкой контузии, он тоже выхватил второй меч и принял классичесую стойку рётэдзукаи.
- Щас мы их заломаем! - азартно кричал капитан, позабыв про свою травмированную кисть и наступая на противника по всем правилам военного искусства. Пятеро охранников решительно следовали за ним.
Видя, что соотношение сил складывается не в их пользу, тем более, что охранники могли в любой момент взяться за автоматы, Толян толкнул напарника локтем и показал мечом в сторону выходящего на поверхность люка.
-Давай! - шепнул он. – Доставь трофей. Я прикрою. Вспомним Афган!
Колян рванулся к люку, одним прыжком взлетел по ступенькам и толкнул крышку вверх. Крышка неожиданно легко подалась, и беглец, гремя о края люка доспехами, успел выбраться из подземелья прежде, чем охранники вспомнили о своих автоматах. Толян, делая стремительные выпады двумя мечами, сдерживал погоню, не подпуская патрульных к ступеням, и уже успел ранить в ногу молодого сержанта..
- Ах ты сука! – заорал капитан. – Да я ж тебе сам яйца оторву! И дружку твоему тоже! Сдавайся, падло крысиное! Мы из тебя все вытянем: кто тебя послал и зачем. Посмотрим на твою ****скую рожу, когда кишки на барабан намотаем! Сдавайся, сука, хуже будет!
Но Толян, должно быть, уже решил для себя, что хуже не будет. Заметив, что капитан потянулся к кобуре, он сделал два шага назад, отвернулся к стене, сорвал шлем с полумесяцем и бросил на землю короткий меч. Охранники приостановились, ожидая, что за коротким мечом последует и длинный. Однако вместо того, чтобы разоружиться, Толян схватил левой рукой в латной рукавице за лезвие меча, поднял клинок над головой и с силой обрушил сверху вниз на свое лицо, безжалостно срезая брови, нос и губы, скользя лезвием по щекам. Перед тем, как рухнуть навзничь, он успел последним усилием перерезать яремную вену, из которой, журча, хлынула на каменный пол пенная багровая струя. Теперь опознать лазутчика было непросто.
Пока охранники во главе с капитаном ошарашенно созерцали бесформенное кровавое месиво на том месте, где еще недавно находилось лицо несчастного ниндзя, снаружи раздался громкий треск, будто кто-то неподалеку запускал фейерверк. Выбравшись из люка, они увидели, как над замком, извергая пламя, словно возвращающийся в дальний космос метеорит, с адским хохотом мчится на юго-восток темная фигура в рогатом шлеме с реактивным двигателем за плечами.
***
Когда Мияма с просветленным выражением лица вновь появился в кабинете хозяина замка, он застал там Портнова, Загорулько, а также всю остальную свиту и дюжего Олега с тремя подчиненными. Ему хотелось сразу же поделиться с Муркиным впечатлениями от встречи с призраком, но все были заняты. Илья Марленович втолковывал что-то собравшимся за длинным рабочим столом и только радушно показал на кожаное кресло. Мияма, ощущавший некоторую слабость в ногах, опустился на свое прежнее место и допил виски из стакана. Он где-то читал, что белые колонизаторы в жарких странах, за неимением других препаратов, лечились от расстройства желудка и прочих недугов регулярным употреблением крепких горячительных напитков.
На сей раз небольшая порция виски произвела поистине удивительный благотворный эффект. Мияма вдруг стал прозрачным и невесомым. Профессору представилось, что он левитирует – отрывается от кожаного сиденья и парит под потолком. Взглянув вниз, он увидел, что его тело по-прежнему сидит со стаканом в руке, блаженной улыбкой на устах и остекленевшим взором. Мияма уже хотел окликнуть это неподвижное тело, чтобы вывести его из забытья, но ничего не вышло, поскольку в астрале голос ему уже не принадлежал. “Я достиг нирваны! – молнией пронеслось в мозгу у профессора. – Сподобился! Поиски истины были не напрасны!” Некоторое время он наслаждался своей бесплотностью, которая, по-видимому, навсегда избавляла от расстройства желудка и других низменных физиологических проблем. Впечатления были настолько необычные, что Мияма, проплывая над огромным плазменным телевизором, снова машинально затянул “Красную стрекозу”. Ему показалось, что неподвижное тело, оставшееся в кожаном кресле, тоже напевает и слегка раскачивается в такт.
Муркин оглянулся на японского гостя и слегка кивнул остальным.
- Созрел! – радостно констатировал Портнов, потрясая тридцатикаратовым брильянтом. В руке у него была зажата бумага, напоминавшая банковский чек..
- Без комментариев! – осадил его Илья Марленович. – Приступаем.
Скомандовав всем оставаться на местах, он медленно проследовал к журнальному столику и опустился в кресло рядом с Миямой или той его материальной частью, которая все еще пребывала на грешной земле. Медленно и торжественно он отодвинул в сторону стакан из-под виски и раскрыл перед японцем какой-то документ в красном тисненом переплете-корочке. Мияма еще шире улыбнулся в ответ и продолжал напевать, дирижируя обеими руками.
- Ну вот, дорогой господин Меяма, - внятно, с расстановкой, сказал Муркин, форсируя каждое слово, - ну вот, сейчас мы наконец подпишем наше соглашение, наш договор века. Ведь мы оба этого хотим, мы так к этому стремились. Наконец-то мы осуществим наши заветные желания и послужим делу глобализации.
При слове “глобализация” в Мияме, до той поры напевавшем “Красную стрекозу”, произошла разительная перемена. Профессора словно подменили. Он разом вышел из транса, мутным взглядом обвел присутствующих и сказал, ни к кому не обращаясь:
- Прошу позвать господина Чернова.
- Зачем? – сухо поинтересовался Муркин, неприятно удивленный пробуждением зачарованного странника.
- Надо, - сухо ответил Мияма, не вдавась в детали.
- Может быть, после, а? – с теплящейся надеждой в голосе спросил неудачливый заклинатель.
- Нет, до, - все так же односложно бросил Мияма и уставился невидящим взором в одному ему ведомую точку на потолке.
- И тогда подпишем?
- Тогда подпишем, - подтвердил Мияма с четкостью робота.
- Ну, так и быть! – решился Муркин и сделал знак Олегу. Тот немедленно припал к сотовому телефону. Через несколько минут двое охранников ввели Всеволода в кабинет и поставили напротив кресла Ильи Марленовича.
***
- Присаживайтесь, господин Чернов, - неприязненно процедил Илья Марленович, поглядывая исподлобья на вновь прибывшего.
Всеволод опустился на подставленный охранником стул и спокойно посмотрел в глаза собеседнику. В карих зрачках олигарха таился вопрос. Он явно не мог уразуметь, для чего понадобился японскому партнеру в столь ответственный момент этот русский писатель с сомнительной репутацией.
- Всеволод Сергеевич, если я не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - подтвердил классик постандеграунда, выпрямившись и расправив плечи.
- Не ожидал, Всеволод Сергеевич, что ваше творчество имеет столь сильное влияние на умы японских бизнесменов. Поздравляю! Видимо, и нам с вами надо получше познакомиться.
Вы, вероятно, в курсе дела и знаете, что нам с господином Меямой предстоит подписать важный, можно сказать, исторический договор о сотрудничестве. Я предполагал закончить процедуру сегодня, поскольку на завтра и послезавтра у меня возникли неожиданные дела. Меня срочно вызывают в Калькутту, где я должен выступить с докладом на международной конференции ЮНЕСКО по теме “Экспорт сибирских мамонтов для клонирования в тропические регионы”.
- Интересная тема. Я недавно читал, что в Кобэ как раз доставили из Сибири какого-то мамонта для клонирования и собираются скрещивать его со слоном. Будут разводить новую породу мясомолочного скота на японских островах.
- Как же, один из наших. Сами понимаете, насколько это актуально и перспективно. Особенно для тропиков. А ведь все мамонты в моем ведении. Мы их за последнее время выкопали целое стадо – когда готовили на Колыме, в вечной мерзлоте, котлованы для импортной продукции по текущему проекту. Так вот, кстати, хотелось бы узнать, каким боком вы, Всеволод Сергеевич, причастны к этому проекту? Что-то ваше имя нигде в документах не фигурировало.
- А разве ваше имя, Илья Марленович, фигурирует во всех деловых документах? – парировал Чернов, с достоинством откинув назад длинные волосы и стряхнув воображаемую пылинку с лацкана.
- Резонно, - одобрил Муркин. – Далеко не во всех. Ну, хорошо, допустим, вы участвовали в разработке, знакомились с проектом договора... В любом случае подписывать будет первое лицо.
- Конечно.
- У вас что, есть какие-то сомнения? Вы подозреваете нас в махинациях? Помилуйте, Всеволод Сергеевич, за кого вы нас принимаете? Зачем нам обманывать уважаемых партнеров, если мы и так получим, мягко говоря, сверхприбыли?
Всеволод пожал плечами и сделал неопределенный жест рукой, который не исключал возможности подвоха. Муркин болезненно поморщился и перевел взгляд на свиту, будто спрашивая, от кого могла просочиться информация.
- Если вы имеете в виду проплату японской стороной аванса... Да, мы внесли небольшие коррективы. В нынешнем варианте мы просим оплатить вместо десяти процентов семьдесят. Но вы сами понимаете, нам надо покрыть огромные расходы на техническую подготовку, транспортировку...
Всеволод снова пожал плечами и сделал еще один жест, свидетельствующий о том, что у него есть почва для подозрений. Он понятия не имел о содержании контракта, но внутренний голос подсказывал, что дело нечисто. Иначе для чего надо было олигарху везти гостей к себе на ночь глядя, разыгрывать весь этот макарад с замком и упаивать партнера до положения риз?
- Так, - угрюмо констатировал Муркин, - значит, вы читали последнюю версию договора? И господин Меяма тоже читал? Ну-ну, я вижу, у вас агентура не зря свой хлеб ест.
Он снова обвел свиту угрюмым взглядом, от которого все слегка поежились, а Керчинский достал носовой платок и начал беспрерывно сморкаться.
- Значит, насколько я понимаю, все упирается в контрольный пакет акций? Ну, каюсь, мы позволили себе несколько изменить пропорцию. Оставили за собой пятьдесят пять процентов. Договаривались на сорок пять. Да, согласен, погорячились, бес попутал. Но я ни при чем. Это все компаньоны настаивали. Сами и вписали... – Муркин махнул рукой в сторону Портнова и Загорулько. Первый от ужаса начал сползать под стол, а второй налился пурпурной краской так, что, казалось, сейчас лопнет, как перезрелый помидор. Охранники вдоль стен пришли в движение и сделали шаг вперед.
- Господин Меяма, - покаянно промолвил Илья Марленович, обращаясь к японцу, который по-прежнему сидел, уставившись в потолок, - прошу извинить ошибку моих компаньонов. Давайте поправим цифры, сделаем все как было... Вы ведь не захотите, чтобы контракт века сорвался из-за такой досадной оплошности. Будем считать, что ничего не произошло. А мы уж изыщем способ загладить наш промах.
Видя, что Мияма не шевелится и не отрывает глаз от потолка, Муркин приуныл.
- Всеволод Сергеевич, хоть вы на него повлияйте, очень вас прошу, - заискивающе сказал олигарх, доверительно кладя руку Всеволоду на колено. – Мы ведь не по злому умыслу, сами знаете, как это бывает...
- Знаю, - с подтекстом ответствовал Всеволод, не отталкивая протянутую руку. – Думаю, что мы могли бы вернуться к переговорам. Конечно, при том, что все положения контракта останутся прежними. Можем мы вернуться, Мияма-сан? – переспросил он погруженного в медитацию японца.
- Можем, - односложно резюмировал Мияма, который совершенно не вникал в суть беседы, не понимая, о каком контракте речь. Расслабляющий наркотик все еще заставлял его телесную оболочку парить над землей, хотя теперь уже совсем близко от пола.
- Вот видите, можем, - удовлетворенно отреагировал Муркин.
- Можем, но при одном условии, - добавил Всеволод. – Для подобных ситуаций в Японии разработан специальный ритуал. Называется, кажется, цумихоробоси – что-то вроде искупления. Знаете, якудза, например, в случае какой-то оплошности, отрубают себе мизинец...
- Как же! Видели в кино. Вы что, хотите, чтобы кто-то из нас отрубил себе палец? Вообще-то неплохая идея, мне нравится, - задумчиво произнес Муркин, поглядывая на тридцатикаратовый перстень Портнова. - Можно даже не один...
- Нет-нет, - уточнил Всеволод, - мы же все-таки не в Японии, да и лишние пальцы нам ни к чему. Есть другие способы. Хотя бы просто материальная компенсация морального ущерба. В денежном выражении. Без такой цумихоробоси сделка, по японским понятиям, состояться никак не может.
- Ну, если по японским понятиям... – с уважением вздохнул Илья Марленович. – Ладно, понятия надо уважать. Какая сумма вас устроит?
- Не меня, а господина Мияму, - поправил Всеволод.
- Разумеется, я имею в виду господина Мияму. Ста тысяч хватит? И палец впридачу?
- А вы шутник, Илья Марленович! – сухо усмехнулся Чернов и привычным движением снова отбросил волосы назад. – Ведь мы с вами говорим о контракте на десятки миллиардов. При таких масштабах компенсация морального ущерба просто не может составлять менее десяти миллионов. Верно, Мияма-сан?
- Да, - коротко подтвердил Мияма.
В этот момент дверь в кабинет открылась, и двое охранников ввели под руки шатающегося Танабэ. Вид его был страшен: волосы всклокочены, часть усов выщипана усиленной липкой лентой, вельветовая рубашка в соляных и клеевых подтеках, ширинка на джинсах расстегнута. Блуждающим взором он обвел присутствующих, прохрипел: “Пи-ить!” и потерял сознание.
- Что это?! – ужаснулся Муркин, потрясенный состоянием непобедимого мастера. – Кто?.. Кто посмел?!...
- Виноваты, Илья Марленович! – доложил капитан. – Мы его нашли в Оружейном зале. Связан был по рукам и ногам. Видно, били его сильно – вон, еле живой. Да еще надругались, гады, штаны расстегнули и все причиндалы наружу вытащили. Может, оттяпать хотели, да передумали. Это ж надо, самого Танабэ-сэнсэя так уделать! В ловушку, небось, его заманили: обезвредить хотели, чтобы к господину Мияме подобраться. Совсем уже доходил, еле откачали. Это все крысинские ниндзи. Мы одного было взяли, да он не дался, горло себе перезал, падло. А другой смылся – улетел на какой-то ракете, что ли. Мы и дельтопланы их обнаружили. И шар у них был воздушный в запасе. Сейчас ищем – может, где-то еще прячутся.
- Вот, значит, как у вас принимают членов делегации, - укоризненно покачал головой Всеволод, мысленно благодаря Керчинского и Коврова за информацию. – За такой ущерб здоровью и угрозу жизни любая страховая компания должна была бы дорого заплатить. А ведь Крыс где-то неподалеку, Илья Марленович. Чего доброго, может вас опередить...
Муркин снова злобно посмотрел на свиту, пытаясь определить, кто мог рассказать о происках Крысина. Он перевел взгляд на неподвижное тело Танабэ, потом на Мияму, по-прежнему созерцающего потолок, и наконец произнес:
- Хорошо, согласен. Вы получите десять миллионов наличными. Прямо сейчас, на месте, после подписания контракта.
- Покажите, - попросил Всеволод.
Илья Марленович кивнул и поднялся с места. Вместе с дюжим Олегом он вышел в маленькую боковую дверь и через несколько минут вернулся с большим коричневым самсонитовым чемоданом в руках. Молча поставил чемодан на журнальный столик. Звякнули замки, и крышка приподнялась. Внутри лежали пачки стодолларовых купюр в фабричной упаковке. Всеволод взял наугад одну толстую пачку, на которой значилась цифра 10 000, помял купюры, посмотрел на свет. Все было в порядке. Он положил пачку в карман брюк.
- Будете пересчитывать? – спросил Олег, приготовившись, как видно, заняться бухгалтерией.
- Поверим на слово, в Японии принято доверять деловым партнерам. Так, Мияма-сан?
- Так, - изрек Мияма, глядя в потолок.
- В таком случае приступим к подписанию, - нервно сказал Муркин, исправляя от руки цифры в договоре.
- Приступим, - согласился Всеволод, - но есть еще одно обстоятельство. Вы же видите, что творится: ваши конкуренты обнаглели, от них всего можно ожидать. В интересах безопасности господина Миямы вы должны сегодня же отправить нашу делегацию обратно. Будем считать, что с Москвой мы уже познакомились. Если вы не возражаете...
-Да-да, нет проблем, - торопливо согласился Муркин. – Я мог бы вас отправить на одном из своих боингов, но вам лучше не слишком привлекать внимание японских властей. Полетите обычным рейсом – подберем вам Джал или КЛМ. Первый класс, естественно, проход через зал ВИП, без досмотра. Ну, а уж там, по прибытии, вы сами договаривайтесь. Идет?
- Идет.
- Тогда, господин Меяма, слово за вами. Подписывайте, пожалуйста, - просительно обратился Муркин к японцу, сидящему в позе будды Амиды Нёрай. Тот не пошевелился. Похоже было, что он откликается только на слова Чернова. Муркин беспокойно оглянулся. Свита за рабочим столом замерла в ожидании.
- Мияма-сан, теперь можно подписать, - разрешил Всеволод.
Мияма опустил голову, взглянул на договор, взял ручку и, не говоря ни слова, расписался на двух экземплярах и, подышав на еще свежую кровь призрака, прихлопнул личную печать.. Муркин поставил рядом свою подпись и пожал руку Миямы, который с отсутствующим выражением снова откинулся на спинку кресла. Свита дружно зааплодировала.
Всеволод посмотрел на часы. Было четыре утра.
***
Через двадцать минут лихая тройка вынеслась из ворот замка Нира и на всем скаку устремилась в предрассветной мгле по притихшим улицам, по ярко освещенной кольцевой, по пустынному Ленинградскому шоссе - в сторону Шереметьева. Всеволод, сидя в головном черном Мерседесе, тревожно поглядывал по сторонам. Рядом, откинувшись на мягкий подголовник, дремал с открытыми глазами изнуренный Мияма. На сиденье между ними торцом стояли массивный самсонитовый чемодан и бумажный пакет с золотой маской Тутанхамона, у которой откололся уголок, обнажив белую гипсовую кромку. Бесчувственные тела Танабэ, Охаси и Косуги, погруженные в закрытый Шевроле-фургон, следовали позади на расстоянии пятидесяти метров рядом с “Лэнд-круизером” эскорта.
И снова летит вся дорога нивесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканьи, где не успевает означиться пропадающий предмет, только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны... Русь, куда ж несешься ты, дай ответ?
Да не все ли равно, куда несется эта ошалевшая страна! – устало думал Всеволод. – Не все ли равно, что в судьбе этого некогда великого народа не видно ни единого просвета, если жизнь все-таки удалась! Миллионеру не обязательно сострадать бедным, защищать обиженных, обличать власть имущих. Миллионер сам – власть имущий, которому судьбой вручены ключи могущества. Кому нужны сейчас писатели, даже лидеры постандеграунда? Востребованы только миллионеры. И он, Всеволод Чернов, сумел не упустить свой шанс. Он рискнул и выиграл. Играл по здешним правилам и сорвал банк! Фортуна покровительствует смелым, как говаривали пираты. Жизнь начинается заново. Если, конечно, сейчас плечистый Олег, выполняя приказ хозяина, вдруг не обернется на переднем сиденье и не выпустит в них обойму из своего Магнума. Но какой ему смысл? Ведь протокол подписан. По крайней мере до аэропорта их должны доставить без приключений. Или все-таки не должны?..
Он не успел еще подытожить своих опасений, как блестящий кортеж уже миновал границу аэропорта, и зал Ви Ай Пи принял в свои объятия сомлевших искателей приключений. Всеволод шел сам с чемоданом в руках. Мияму вели под руки. Троих спящих путешественников охранники из конвоя внесли и бережно уложили на кресла. Дюжий Олег, притиснув в углу начальника смены, что-то убедительно объяснял, показывая то на японцев, то на часы, то куда-то наискосок в сторону центра города. Начальник смены пытался робко возражать, но, услышав какое-то магическое имя, взял под козырек и побежал за билетами. Спустя еще сорок минут Всеволод сидел рядом со сладко посапывающим Миямой в салоне первого класса самолета Люфтганзы, рейс на Токио в 6.56. Гул моторов возвестил о конце экспедиции. Самолет промчался по взлетной дорожке и устремился на восток, навстречу лучам восходящего солнца.
Всеволод глубоко вздохнул и ощупал чемодан под сиденьем. Страшно хотелось спать, но пить хотелось еще больше. Он подозвал стюардессу, попросил стакан спрайта, достал из кармана стодолларовую кредитку и дал девушке на чай. Стюардесса растерялась, стрельнула глазами по сторонам, но деньги все-таки взяла и сунула в нагрудный кармашек с милой улыбкой, смущенно пробормотав: “Данке шён”.
Всеволод был доволен. Он вообще редко давал на чай, а представить сотенную бумажку в качестве чаевых всегда было выше его воображения. Как, оказывается, легко менять стандарты, нарушать правила и преступать границы, если у тебя в кармане миллионы! К черту условности. Теперь все будет по-другому. Вилла на Гавайях, бунгало на Ямайке, квартира на Пятой авеню в Нью Йорке... Что еще? Ну, “Астон мартин” последней модели на каждый день, «Ламборджини» - кататься с девушками, “Порше” для светских раутов, джип “Мерседес” для выездов на природу... Хотя нет, “Мерседесы” – это пошло, в России у каждого барыги такой у дверей стоит... Придется взять какой-нибудь “Шевро” побольше. Да, ну, конечно, яхта на Мальте. Или, может быть, катамаран? Говорят, большие катамараны комфортабельней. Ну, сьюты в пятизвездочных отелях, естественно. Кстати, надо абонировать номерок в “Палас отеле” в Монтрё – лучше бы тот самый, в котором старик Набоков доживал свои дни. Все-таки преемственность русских литературных традиций... По миру надо побродить... На своем самолете... Замок какой-нибудь прикупить...
Он допил спрайт, откинул спинку кресла и приготовился ко сну. Глаза слипались, события минувшей ночи кружились в разноцветном бешеном хороводе. Харизматический Муркин в белом фраке, поигрывающий брильянтом Портнов, очаровательная Элен Лозовская в бархатном платье и жемчугах, Танабэ с булыжником в руках, Мияма, напевающий “Красную стрекозу”, - все слилось в немыслимой причудливой мозаике, как вдруг из этого хаоса возникло взволнованное лицо стюардессы. Наклонившись к белой накидке подголовника, она что-то шептала ему на ухо, но Всеволод никак не мог понять, что ей надо, и только сонно мычал в ответ. Девушка упорно трясла и трясла незадачливого пассажира за плечо, пока Всеволод наконец не очнулся и не посмотрел на нее с немым упреком во взоре.
- Sir, sir, wake up please, - шептала девушка чуть слышно по-английски. – Listen, you were kind to me and I just want to warn you. The bill you gave to me is a fake. We have a detector on board and so I checked it. Believe me, it’s a sophisticated fake, a counterfeit banknote. You can get into a great trouble if you have other bills like that. You should take care, sir. Better get rid of them as soon as you can. I will tell nobody. (Сэр, сэр, да проснитесь же! Послушайте, вы были добры ко мне, и я просто хочу вас предупредить. Та купюра, что вы мне дали, фальшивая. У нас есть детектор на борту, и я проверила. Поверьте, это умелая подделка, фальшивая банкнота. Если у вас есть еще такие, вам грозят большие неприятности. Вам надо быть поосторожней. Лучше поскорее от них избавиться. Я никому не скажу. - англ.).
Только когда стройная стюардесса в темно-синей форме, мило улыбнувшись, направилась к кабине пилота, до Всеволода начал доходить смысл ее слов...
***
Часы на тумбочке у просторной кровати красного дерева, где Илья Марленович покоился в объятиях прекрасной пресс-секретарши, показывали половину восьмого, когда раздался телефонный звонок. Муркин усилием воли заставил себя полностью проснуться и взять трубку. Этот номер телефона был известен немногим, и звонок не мог быть случайным.
- Илья Марленович, - раздался озабоченный голос Олега. – Я тут отзвонил только что в “Президент-отель” снять заказ. Администратор говорит, к ним вчера по этому самому заказу в пентхауз вселился японец, некто Кадзуо Мияма с тремя сопровождающими. Приехали из аэропорта на такси, сами тащили багаж и очень ругались, что с них за дорогу полсотни содрали. Все спрашивали, как связаться с господином Муркиным, но администрация была не в курсе, мы ведь им телефонов для связи не оставляли. Ужинали сами в ресторане, потом спать ушли, а сейчас вот с утра пораньше опять явились и требуют Муркина. Так что прикажете им передать?
Токийский транзит
© Copyright: Игорь Курай, 2011
Свидетельство о публикации №211050101451
Свидетельство о публикации №211050101451
Рецензии