Гурдд. Глава 8. Возвращение Рамали

Арктур присмотрелся к волшебнику: внезапно тело Рамали содрогнулось и стало бледным, как снег.
- Он все-таки решился, - прошептал дракон и вышел из пещеры. Свежий ветер ласкал его кожу. Он посмотрел в небо, глубоко вздохнул и взлетел. Арктур направился далеко на север к Новой земле. Дракон перелетел горы, окружавшие Землю обетованную, и опустился на берегу озера, чтобы отдохнуть и утолить жажду.
«Надеюсь, он знает, что я ищу его. Ты же сам сказал, что так и должно быть, ты сказал об этом еще Оракулу и Слепцу. Ты сказал мне, и я повиновался. Ну что же ты медлишь?! Ты нужен ему сейчас. Где же ты…».
- Я здесь, мой старый друг, – кто-то тихо сказал за спиной. Дракон обернулся. По лунной дорожке плыла лодочка. В лодке стояло солнцеподобное существо, с птичьей головой, телом льва, глазами человека и огромными крылами. И пока лодочка приближалась, существо меняло свой истинный облик. Когда судно причалило, в лодке уже стоял пес, светящийся желтым светом в легких сумерках, и напоминавший тем самым рыбацкий костерок. Существо спрыгнуло на траву и поздоровалось с драконом. Арктур кивнул. Глаза собаки горели.
- Да-да, мой друг, - печально улыбнулся дракон. – Я искал тебя. Посмотри, Гайсан, что ты натворил: у меня дома умирает мальчик от любви, сострадания и глупости, что порой одно и то же. А на другой стороне этой планеты плачут девочка и дракон. Как же так старина, как же так?
- Где сейчас Рамали?
- У меня в гнездище.
- Отведи меня к нему, Арктур. И давай поспешим!
Дракон опустил голову, и Пес прыгнул ему на переносицу. Арктур медленно поднялся в небо и покинул Новую Землю. Наконец, впереди показалась Алантиста. Когда Арктур опустился на площадке, Гайсан спрыгнул на камень и вошел в пещеру. Там была тьма. Но ей пришлось отступить, проиграв в битве с маленьким солнышком. Пес подошел к Рамали. Глубоко вздохнул: даже дыхание его светилось. Гайсан покачал головой:
- Отважный человек! – только и сказал. А потом завел тихую песню, красивую, нежную, на очень старом языке, что даже Арктур не смог узнать смысл ее слов. Пес осторожно коснулся лапой раны волшебника, и она тут же затянулась. Затем Гайсан сделал медленный глубокий вдох, и в то время как горячий воздух бежал по бронхам к легким пса, тело волшебника излучало свет. Гайсан сделал выдох. Свет потух. Только цвет кожи Рамали изменился, стал здоровым, а на лице появился румянец.
- Теперь все в порядке, – прошептал Гайсан, поворачиваясь к выходу. – Мне пора.
- Мы еще увидимся? - улыбнулся дракон.
- Наверняка! – ответил Золотой Пес и исчез, растворившись в светлеющем воздухе.

* * *
Кванн Роша медленно расщеплял душу Рамали на миллионы звезд. Волшебник кричал от непереносимой боли, падал не в силах идти дальше. Полз. Огонь не отпускал его. Шею жгла пресловутая нить перламутровых ракушек. И эта боль заставляла его оставаться в сознании. «Молли, спасибо тебе, Молли, я дойду». Рамали почти забыл себя, когда неизвестная сила вырвала его из Белого Огня. От физической и духовной боли Рамали потерял сознание. Когда он очнулся и открыл глаза, он увидел дракона, склонившегося над ним. Волшебник не помнил его имени.
- Ты вернулся! - сказал дракон.
У Рамали не хватало сил, чтобы ответить ему, он только закрыл глаза и уснул.

* * *
Арктур улетел в неизвестном направлении. А Рамали сидел у костра, разведенного им на взлетной площадке. Почти год он поправлялся и набирался сил. Волшебник слишком устал, чтобы возвращаться сейчас. Он сидел и тонкой палочкой ворошил костер. Потом задремал. Проснулся под вечер, уже смеркалось. Рядом с ним, у костра сидел Данкон.
- Добрый вечер, - поздоровался с ним Рамали. – Я не слышал, как ты пришел.
- Ты спал, – мириит подбросил сухих веток в огонь. – А я не хотел тебя будить.
Рамали пожал плечами:
- Ничего страшного бы не случилось, если бы ты меня разбудил.
Вечер был глубоким и тихим. Костер потрескивал, пламя танцевало свою жизнь, бросая алые блики на прохладные камни.
- Я принес тебе твой плащ, – мириит протянул вещь волшебнику.
- Можешь оставить его себе.
- Нет. Он больше мне не понадобится. А тебе… Как знать?
- Куда ты теперь? – Рамали зевнул, прикрывая рот ладонью.
Ветер всхлипнул, подхватив с тверди маленькую чешуйку, и опустил ее на планету.
- Я хочу покинуть этот шарик. Но сначала появлюсь на Новой Земле. А ты?
- А я… Мне пора домой.
- На Картер?
- На Картер.
- Интересно, как закончится эта история…
- Дракон. Он должен жить. – Рамали закрыл лицо руками.
- Ты решил за него? – спросил Данкон.
- Нет. Мне кажется…
- Ты решил за него. А как же девочка?
Волшебник пожал плечами.
- Ты любишь ее?
- Ты ведь только принес мне плащ. Зачем ты учишь меня, – раздраженно сказал Рамали.
- Не только! Ты спас мне жизнь. Спасибо. Мой ветер рассказал мне, что волшебник, который искал дракона, в беде, – извиняясь, ответил Данкон.
- Я в порядке, – заверил его Рамали.
- Ты прошел Кванн Роша.
- Да, но я не помню, на что он похож.
- Никто не помнит.
- А кто-то еще проходил? – удивился волшебник.
- Немногие. Но те, что прошли, не помнят себя, - Данкон печально улыбнулся и закурил.
- А ты?
Данкон медлил с ответом.
- Это было давно.
- И все же?
- Я был рожден им.
- Я написал свою судьбу на осеннем листе, - улыбнулся волшебник.
- Я нашел этот лист.
- Данкон, я люблю девочку. Но я волшебник…
- Лучше бы ты был человеком. Мне было бы проще любить тебя.
Звезды, звезды, звезды падали всю ночь, прямо в костер. И волшебник всю ночь плакал. Утром Данкон ушел, оставив плащ и Рамали для света, на другой шарик, в другой мир.

* * *
Наступила зима. Она пришла не с вьюгами и метелями. Она пришла, как приходит любовь: снег отдавал себя за тепло ладони и таял, руки грели друг друга, дети приносили домой бездомных котят, разбивали улыбками лед, сбивали шапками звезды и творили нежность.

* * *
И вся нежность, что осталась в ее душе, не могла помочь…

Вдохновение, как яркая вспышка, - ты что-то делаешь: убираешься, моешь посуду, неважно что, вдруг понимаешь, что-то произошло, что-то доселе неведомое. Отрекаясь от себя и всего, что связано с тобой – иначе бессмысленно – ты садишься и пишешь.

Итак, нежность уже не могла задушить ее. А любви она еще не знала.
Ступая босиком по холодному инею, с мокрой головой, она шла через сумерки и была похожа на божество, родившееся этой ночью.
Утро закружилось и рассыпалось синим серебром. Не стоит плакать. Но все эти звезды плакали в ночь ее рождения. Она, скорее всего, и родилась из этих слез. Но кто вспомнит?
Иней пронзительно кричал от прикосновений ее ног и таял. Она принесла воды, села у окна дожидаться рассвета. То ли кресло было большим, то ли она такой маленькой, только свернувшись в нем калачиком, она уснула.
Желтые листья так пахли безнадежностью и небытием, а капельки растаявшего инея были живыми. И мачтовые сосны стояли синими. Этот маленький остров был кораблем дальнего плавания. «Где мы сейчас? И где остановимся завтра, где застанет нас новая ночь, и не станет ли следующий шторм последним?».

* * *
Когда Рамали окончательно выздоровел, он попрощался с драконом и отправился в обратный путь. С вершин Алантисты на самую что ни на есть земную землю падали снежинки.
- Я отнесу тебя к морю, чародей, – сказал ему Арктур Сириус.
И дракон сдержал слово. Они прилетели к самому берегу океана, туда, где волшебник отпустил свою лодку.
Облако уже ждала хозяина, она в нетерпении дрожала, как перышко: торопилась домой. Арктур попрощался с Рамали на берегу, пожелав ему удачи и попутного ветра, и улетел. Наконец, Рамали взял курс на Картер, где его все это время, не оставляя надежды, ждали уже взрослая девушка Нют, белый дракон Гурдд и верный старый друг Валериор-и-Амадэй.

* * *
Нют стояла на берегу, всматриваясь в серую туманную даль. Зима коснулась и океана: когда она шлепала по его волнам своими бледными ногами, он дышал синим паром и снежинками, и казалось, что он замерзал, но нет, это была иллюзия сна.
Девушка все глаза просмотрела в этой ослепительной дали. Она приходила на берег каждый день, ожидая возвращения волшебника, так прошло одиннадцать лет. Нет, не пролетело незаметно, но прождалось, проплакалось, провстречалось. И вот ей исполнилось восемнадцать. Оролас тоже ждал, терпеливо, без волнений, но каждый раз летал в открытый океан. «Вдруг там увидим его!»- и трепет охватывал две его добрых души.
Вот и в это зимнее утро он улетел. Нют давила снежинки на морских камушках пальцами, когда в сером небе показалась черная точка. Это был оролас, в лапах он держал большую рыбу.
Птица бросила охотничий трофей к ногам Нют.
- Он вернулся! – сообщил Амадэй.
- Правда?! – отказываясь поверить до конца радостной вести, переспросила девушка.
- Он уже недалеко от берега, – подтвердил Валериор. – Возьми эту рыбу и приготовь поесть. Рамали очень устал и голоден.
Нют подхватила рыбу и помчалась к хижине, а бессмертный повернул к морю навстречу с дорогим сердцу другом. Девушка наскоро прибралась в доме, затопила камин, сварила ухи. Раскаленной лучинкой запалила свечу у портрета прекрасной дамы. Красавица с картины была идеалом для Нют. Оролас всегда называл ее Трель (маленькая пташка). А Рамали – Тарок (и бог весть, что это значило), – может, это было ее именем. Волшебник каждый день приносил ей свежие цветы и зажигал свечу у портрета. Нют поступала также, и даже не потому, что женщина с портрета казалась ей совершенством (впрочем, других людей она никогда не видела, и ей не с чем было сравнивать), а потому, что Нют искренне верила, что если она будет продолжать делать это, Рамали обязательно вернется. Нют села на стул и стала смотреть на дверь. Нельзя отводить глаза. Даже на мгновение. Вдруг дверь скрипнула, отворилась. В дом, переваливаясь, вошел оролас, а за ним на пороге показался человек. Как изменился Рамали за эту вечность. И Нют увидела лишь седого, худого и бледного старика. Она испугалась, но Гурдд узнал. Он проснулся в ней, зашевелился, нашептывая «Рамали…Рамали!», и всей душой потянулся к волшебнику. Лишь глаза Рамали остались прежними, разве что стали глубже… и тише?.. «И все-таки это он» - подумала Нют и бросилась ему на шею.
Они сидели за круглым столом, и пили чай с мятой.
- Я все не решалась спросить тебя, Рамали, кто эта женщина на портрете? Почему каждый раз с неземной нежностью ты называешь ее по имени? Кто же она?
- Моя первая и последняя жена, - ответил волшебник.
- Ты очень любил ее?
- Я все еще люблю ее, - вздохнул Рамали и горько улыбнулся.

* * *
Рамали подоткнул одеяло спящей Нют. Вышел в ночь и закурил трубку.
- Тебя что-то беспокоит? – спросил его Гурдд, приблизившийся к веранде.
- Да. Слова твоей матери.
- И что же в них такого?
- Я знаю, как снять проклятье.
- И?!
- Это-то меня и беспокоит. Верность, девочка умрет, если снимать заклятье!
- Но есть другой вариант… Ведь есть, Рамали? – спросил Гурдд скорее у звезд, чем у волшебника.
- Тогда умрешь ты, - ответил Рамали, присаживаясь на ступеньках.
- Я полагаю, ты уже принял решение…
Рамали промолчал, глядя в охваченное тьмой небо.
- Ты разговаривал с Нют?
Рамали покачал головой.
- У тебя хватает мужества умереть и вернуться из мира мертвых, даже если это грозит потерей души, но тебе страшно поговорить с ребенком, которого ты любишь, сказать ей, что она должна пожертвовать собой, потому что белого дракона ты любишь больше!
Слезы потекли по щекам Рамали.
- Так ты любишь меня, волшебник?
- Да.
- Тогда поговори с ней.