Кросс-культурные коммуникации

Он лежал на влажном травяном покрове густых джунглей.  Из левого бедра, несмотря на наложенную повязку, сочилась кровь. Он не знал, сколько еще он сможет быть в сознании, кроме того, на его теле было еще немало кровоточащих царапин и мелких осколочных ранений. Надвигалась тьма. Бой давно уже кончился, чарли перестали голосить и свалили куда-то в южном направлении. Правда, перед этим всадив пули раненным, парочку они взяли с собой, а он сам чудом остался жив, поглубже воткнувшись в густой колючий кустарник, вокруг которого было мало солнечного света, да и он сам был настолько перемазан, что прекрасно сливался с ландшафтом и разглядеть его внутри кустарника было непросто, а у желтолицего, осматривавшего это место с ака47 наперевес, не было особого желания шнырять в этих колючих дебрях, поэтому он ограничился очередью: одна из пуль прошла в дюйме от виска, благодаря чему с его уст сорвалось едва слышимое благодарение Богу. Вскоре желтолицый, крича что-то невразумительное своим собратьям, смешался с их отрядом, и они, захватив кое-какие трафеи, двинулись на юг. Алекс полежал еще около часа в своем убежище, попутно стараясь в столь непривычных условиях, когда каждое движение отдавалось болью потревоженных колючек, сделать перевязку. Глотнул немного виски из фляги и полил на рану. Прикурил кэмэл – и вроде как почувствовал себя немного счастливее. Дождавшись сумерек, он стал выбираться из колючек – это оказалось еще труднее, чем залезть в них в пылу боя. Нет, он не струсил, он просто трезво оценил свои шансы и не хотел умирать зря – это глупо, считал он, в этом нет никакого геройства, отдать свою жизнь просто так, в качестве последнего вопля, акта отчаяния, когда почти все твои ребята уже полегли и исход боя предрешен, а желтолицых словно и не скашивали очередями...  И откуда они только лезут? Может прямо из земли ? Когда способными вести бой остались три калеки из его отряда, один из которых уже бросил винтовку и поднял руки, Алекс понял, что пора делать деру, он был наслышен о «гостеприимстве» вьетнамских друзей. Корчить из себя американского рэмбо он почему то не стал, тащить на себе кого-то из раненных тоже, так как сам был не здоровее. Поэтому он просто перекинулся через ближайший холмик в тыл, доковылял до места в джунглях, куда почти не падал свет и нырнул в те самые кусты.
Итак, теперь он лежал, постанывая, возле них, все еще делая глотки виски и прикуривая кемел, и прокручивал возможные планы действия. Все сводилось к одному – надо драпать, драпать к своим как можно быстрее, т.е. на север. Но с простреленной ногой это было немного затруднительно. Но чем дольше он торчит здесь, тем меньше шансов из-за кровопотерь добраться до своих. Да еще эти желтолицые, наверняка, их разведка ошивается где-то поблизости, мониторя театр боевых действий, а эти желтолицые, надо отдать им должное, прекрасно умеют сливаться с ландшафтом, да и издали стоящего в полный рост «метр с кепкой» вьетнамца гораздо труднее обнаружить, нежели накаченного башковитого белого. На Алекса начала обрушиваться чувство ядовитой паники. Он уже даже начал почти хныкать. «Да, ну и попал же ты в переделку, парень…. говорила мама иди учиться….говорила… теперь вот торчу здесь с простреленной задницей… Мама, прости меня….мама»,- тут Алекс совсем раскис, словно сидел в своей канзасской комнатушке и рыдал по поводу отказа Поли стать его девушкой…. Но громкий треск сучьев где-то совсем не так уж далеко выбил всю дурь из его башки, он прилег, направив винтовку в сторону шума, долго всматривался в ночную мглу… Позже услышал слабенькие похрюкивания…. «Фууу..,- отлегло от души Алекса,- кабанчики вышли на прогулку. Не.. надо взять себя в руки, иначе капец, а я еще хочу побывать в Лас Вегасе, мне нельзя умирать…»
Алекс лежал на спине и смотрел на ночное вьетнамское небо, чужое, непохожее на его родной дом. Звезды блестели как-то по враждебному холодно, но все равно это было красиво. Нестерпимо ныла нога, пришлось вколоть еще одну дозу обезболивающего, отчего стало немного веселее, и ужас неизвестности и темноты немного рассеялся. Чтобы закрепить результат, Алекс сделал несколько глубоких вдохов – по голове растеклась приятная легкость…. закурил кемел: «Может еще и доберемся до Вегаса,- подмигнув себе, сказал Алекс,- может доберемся….» Он стал понемногу ползти в сторону севера, где были свои. Вдалеке слышался грохот орудий: «наверное чарли опять что-то затеяли, любят они не давать спать хорошим парням, эти узкоглазые…» Алекс полз все дальше, уже преодолев пару десятков метров, это было поистине героически, но каждое новое движение давалось все с большим трудом, хотя в крови все еще была лошадиная доза транквилизаторов. Алекс снова перекатился на спину, перевести дыхание. Одиночество посреди враждебных джунглей давяще действовало на его психику, которая постоянно пыталась защититься воспоминаниями о родном доме, родном Канзасе. Родной Канзас…. Дом посреди гладко подстриженного зеленного газона, на котором в детстве он любил поваляться и подраться с нагловатым соседским рыжим парнишкой, который частенько забегал к нему, чтобы подразнить или похвастаться своей новой игрушкой. А еще именно там, сидя на своем любимом дереве возле дороги, он увидел свою любовь – крошку Поли, семилетнюю девочку, проходившую мимо и отчего-то поднявшую свой полный печали и искренности взгляд на него, сидящего на суку в метре от ее головы. Они долго смотрели друг на друга, словно встретились два очень редких животных, которые всегда знали, что где-то там есть такой же, как он, но не могли найти, оставаясь в окружении других чуждых им видов.
-Я Поли – прошептала она своим детским голосом
-А я , Алекс , залезай ко мне, будем вместе сидеть и смотреть на проезжающие машины, это очень здорово…
-Нет, спасибо… мне надо быть дома к обеду, - и зашагала своими маленькими ножками домой
-Пока, Поли
-Пока, Алекс
«Да, хорошая девушка, эта Поли, даже слишком для меня»,-подумал Алекс.  Позже они стали лучшими друзьями, но не более того, хотя Алексу всегда хотелось преодолеть эту черту, но он не смел, она была такая умная, благородная, он не смел….  Хотя он ни раз намекал ей, что любит ее, она оставалась холодна к нему, наверное, как думал Алекс, он парень не из ее круга фантазий, она ищет себе кого-то надежного, солидного, кто будет возить ее на ролс ройсе и водить по дорогим ресторанам, кто оденет этот бриллиант в соответствующую ему оправу. А Алекс, он был простым парнем, правда поумнее своих сверстников, ошивавшихся в его районе, но все же в его карманах не пахло изобилием зеленных, но он твердо решил добиться всего, показать той самой Поли, какой она была дурой, что не разглядела в нем будущего короля этого мира….. Только теперь, похоже, все это коту под хвост, и Поли как раз таки все разглядела правильно. Разглядела, что он завалит экзамены в Оксфорд, разглядела, что его отволокут в этот гребаный Вьетнам, где ему прострелят зад и он будет истекать кровью, предаваясь воспоминаниям и пытаясь найти выход, чтобы выжить.. 
«Дееерьмо…-вырвалось из его груди,- какое же все это дерьмо…» Больше он решил не связываться со своим прошлым, которое снижало и без того невысокий боевой дух. Он полз на север, он представлял себе, как обрадуются ребята, увидев его живым, как напоят его горячим ромом, как он будет отлеживаться в теплой постели….. Он стал ползти еще энергичнее, побрякивая винтовкой. «Сколько там еще до штаба? Километров 8-10 – раз плюнуть! Я доползу хоть до экватора, Я Алекс Моррис, я выходил из многих переделок, и это не последняя!! В этой высокой траве нефига не видно, куда я двигаюсь? Плохо работают наши парни из авиации: мало напалма кидают, тут надо выжечь все к чертовой матери, чтоб было ровное поле». Он привстал на одну ногу, опершись о винтовку, чтобы оглядеться. Ничерта не было видно, а тут еще пошел дождик. Сориентировавшись по луне, он скорректировал свой дальнейший маршрут и решил сделать привал. Он так устал, что ему уже начинало искренне надоедать, что еще не сдох от потери крови, хотя слабость становилась все более отчетливой. Но инстинкт самосохранения все еще довлел над поведением Алекса. Сам же он думал: «Нахрена мне ваще все это надо? Единственное, из-за чего я хотел бы попасть домой – увидеть Поли, ну я ей нахрен не нужен . У нее есть какой-то респектабельный хер, с которым ей наверное весело…. Шансов у меня никаких… Тогда нахрена стремится выживать в этом дерьме? Сдохнуть здесь – так легко, не надо напрягаться, в отличие от того, чтобы добраться до гребанного Канзаса, где девушка твоей мечты уже и забыть-забыла о твоем существовании: присылала парочку ободрительных писем в самом начале, а потом и это прошло….» Алекса одолела жуткая усталость, глаза сами собой закрылись, а тело приняло позу эмбриона - он отключился.
Проснулся он от теплого солнца, бьющего ему в глаза. Нога вроде не кровоточила, хотя все еще нещадно болела и распухла до уровня слоновьей. Все тело изнывало от боли. Он припомнил сон: что-то невнятное из далекого прошлого…  По стеблю какой-то местной дряни, росшей в нескольких сантиметрах от его открывшихся глаз, ползали в двух направлениях черные муравьи: одни тащили вниз какие-то куски растительности, другие лезли пустые верх. Хорошая у них организация, не то что в нашей армии, где месяцами приходиться ждать нужного вооружения. Кемел основательно промок, Алекс подсушил сигарету зажигалкой и принялся раскуривать. Во фляге еще что –то болталось – он сделал глоток обжигающего виски, прикинул, что будет делать дальше? – вариантов было не много.
3 часа ковыляния под палящим солнцем - ползти ему больше было не в моготу - ненамного приблизили его к цели, «зато если уж пристрелят, то пускай как гордого, стоящего на ногах белого человека, а не как ящерку какую»,- думал Алекс. Тут послышался все более возрастающий рев двигателей, которые он не мог перепутать ни с чем другим – фантомы. «Ох, и вдарят они сейчас кому-то». В метрах 100 от него пронеслось звено из крылатых хищников, заправленных напалмом – приятное и возбуждающее действие, особенно если ты на их стороне. «Чарли  наверное сейчас прыгают в истерике в свои вонючие норы.» Вскоре где-то вдалеке поднялась стена огня, которая все более увеличивалась в размерах, казалось, она дойдет до самого неба. Алекс в восхищении смотрел на эту завораживающую апокалиптическую картину войны. Невозможно было оторваться от этого непокорного, истребляющего все живое огня. Джунгли расступились перед ним, его бунтарская энергия сжигала все, что не могло противиться его мощи, что не могло пройти испытание огнем. Затем это же звено стальных убийц проследовало обратно, совсем рядом с ним, оглушив его. Он даже попытался помахать им, но поняв, что на такой скорости среди этих густых джунглей заметить  его - задача не из легких, он просто выругался им вслед и побрел дальше.
Алекс пребывал в состоянии, когда все происходящее вокруг кажется нереальным, словно бредовый сон, хотя это состояние появилось у него в первый же день высадки на вьетнамскую землю. Тогда, в первый день на этой проклятой земле, они решили хорошенько оторваться: карты, выпивка, вот только девок не хватало… Сержант на все это закрыл глаза, решил учить их жизни со следующего дня, а пока пускай молодежь веселиться, ведь для некоторых из них это может оказаться последнем веселым воспоминанием в их жизни, перед тем как на них спадет тьма…  Тогда Алекс подумал: « как это все странно: это дикое веселье посреди смерти и ужасов войны… Это был самый ее разгар, когда в Америку бесчисленным количеством, словно поставки какого-то важного товара, не допускающего логистических перебоев, шли гробы. Они приходили в те уютненькие маленькие домики вдоль дорог по всей Америке, где взрослели эти бравые солдаты, или просто неудачники, нашедшие во Вьетнаме свою настоящую удачу- пулю в голову, а может обычные парни, которые желали понять эту жизнь, и Вьетнам дал им перед смертью такую возможность: объяснил ее непререкаемые истины, что не могли дать ни мама с папой, ни друзья, ни учителя, ни города, манящие своими ночными огнями стремящихся к познанию жизни молодые души, а он, Вьетнам, дал им все это в концентрированном виде, и они, уходя на иную сторону, уходили просветленные, с глубокой улыбкой счастливого Будды.
Проскакав еще сотню метров, он заметил невдалеке деревенскую лачугу, откуда тонкой струйкой поднимался дым. А его живот буквально изнывал от голода, да и вечереть уже начинало, а это неплохое место для ночлега, если только там не окопались эти чертовы чарли… лишь бы это были простые крестьяне. Ему сейчас нужна была помощь, а не битва. Из дома слышались голоса: один молодой женский, другой –старика. Алекс стал ползти к дому, периодически прислушиваясь и выглядывая из травы, держа винтовку наготове. Вот из домика вышла молодая девушка с кувшином, набрала воды, затем снова улизнула в дом. Когда между домом и Алексом осталось метров 10, он залег в густой траве и начал прислушиваться к происходящему. Из дома доносились какие-то звуки на их языке, ничего нельзя было понять, но судя по тональности, разговор шел между двумя близкими людьми, «наверное, там живет  старый хрыч со своей внучкой,- подумал Алекс,- Чтож, неплохо».
Алекс набрался мужества, и поковылял к проходу. Тут он встретился лицом к лицу с девушкой, по испуганному виду которой можно было догадаться, какой шок она испытала. Они бы так и стояли, глядя в глаза друг к другу целую вечность, пока Алекс не стал кричать на нее и затаскивать своей винтовкой в хижину, в которой на полу сидел дед в треугольной шляпе, на его лице было смешанное выражение безмятежности и ужаса. «Всем на пол, на пол! Понятно! Все легли на пол!»,- орал он тем двоим, не понимая, что говорит он не на вьетнамском, а больше языков они отродясь не слыхивали. Когда до него дошло, что его не понимают и своими криками он лишь порождает истерику, он указал концом винтовки на пол, а свободной рукой показал жест «присесть». Вроде до этих дремучих крестьян дошла его воля: девушка села у очага рядом с дедом, на котором, кстати говоря, готовилось что-то аппетитное. Не дожидаясь приглашения к столу, он подвернувшимся черпаком взял себе варева и тут же проглотил, отчего по его пищеводу прошлось приятное чувство тепла и полноты, но во рту все словно заполыхало. Только несколько мощных глотков воды из кувшина немного снизили последствия острого блюда. «Итак, что мне с ними делать дальше?» - стал прокручивать в голове Алекс. Он сел рядом у очага и жестами предложил им поесть, все трое начали необычную трапезу, винтовку Алекс предусмотрительно не стал убирать с этих двоих. Так что они вели себя тихо, смотря округлевшими от страха глазами то на него, уплетающего их варево, то на винтовку, смотревшую на них. После интернационального ужина, призванного быть стартером к налаживанию коммуникаций между представителями столь разных культур, вьетнамка, видимо по указу деда, принесла на подносе три рюмки, от которых пахло сивухой. Алекс взял в руки свою, двое тоже не растерялись и взяли оставшиеся, и после тоста Алекса, который прозвучал как : « Чтоб скорее кончилась эта гребанная война и я оказался дома, вашу мать, желтолицые засранцы!». Тут же влил в себя противное содержимое, немного обжегшее его глотку, и повеселевший стал расспрашивать парочку.
-Эй, дед, как тебя зовут? Я – Алекс. А ты кто? – показывая пальцем на деда
- Хунь Ло, ответил смышленый дед
- А ты кто? - обратился он к девушке
-Ньюа, - ответила та, немного смущено взглянув на него.
-Вот и отлично… итак, если  вы не будете выкидывать никаких фокусов, то все будет хорошо, ок?
Вьетнамцы ничего не поняли из сказанного, но сочли за благо кивнуть головой.
Алекс подошел к деду, указал на свою винтовку и спросил: «оружие есть?». Дед начал интенсивно трясти головой. «Вот и отлично»,- сказал Алекс, хотя и не поверил ни слову деда. «Здесь надо быть начеку». Он показал жестами девушке, что хочет спать, на улице уже стемнело.Та уложила его в отдельную комнату в хижине на соломенный спальник и вышла. «Как я устал, как я устал от этого всего»,- еле слышно простонал. «Если бы ты только знала Поли, в какой заднице я сейчас…. Впрочем, наверное, она не сильно бы испортила себе настроение….. Поли, Поли…». Глаза закрылись и он провалился во тьму. В глубокую тьму своего подсознания размером с вселенную. Он видел, как огромный питон обвивается вокруг нежного тела Поли, как его чешуя горит разноцветными огнями, мигает, словно неоновая реклама крупных мегаполисов. Питон все плотнее обвивал тело Поли, она кричала ему о помощи, она стонала от боли и плакала так душещипательно, что Алекс не выдержал и бросился на змею, схватив обеими руками горло твари, та оскалила свою пасть, из которой воняло алкоголем, табачным дыбом и свежей плотью, и улыбнулась ему жуткой улыбкой, красно-желтые глаза уставились на Алекса, вводя его в ступор, он не мог пошевелиться, он даже не мог кричать. А змей своим скользким языком стал скользить по нежному лицу Поли, и она вдруг расплылась в улыбке блаженства. Язык змея потянулся к грудям Поли, она по-прежнему выглядела блаженной и от ее взгляда веяло похотью, она стала целовать змея, а его шкура стала менять цвета, выдавая самые причудливые сочетания формы и цвета. Внезапно змей стал расти и вскоре его пасть была больше самого Алекса. Поли уже не было видно под раздувшимися пульсирующими невообразимо-сказочными цветами кольцами змея. Змей расступился и встал вертикально, высвободив Поли, которая лежала обнаженная на земле с похотливо закатанными глазами, после чего рептилия ехидно взглянула своими желтыми глазами на Алекса и что-то прошипела, неуловимо знакомое и касающееся только его, и одним движением проглотила Поли….».  Сдавленное «нет» вырвалось из груди Алекса и он открыл глаза: на него смотрело дуло его же собственной М-16, которую держала Ньюа. «Тихо, тихо девочка…,- заговорил он полушепотом, - все хорошо, все хорошо». Но та не сводила с него ствол. Резким движением руки он выбил винтовку, которая отлетела в угол, а сам вцепился обеими руками в горло девушки. « Что ты делаешь, сучка! Ты хотела убить меня, -орал он, отвешивая пощечины по ее заплаканному лицу,- я убью тебя стерва, и мне за это ничего не будет, поняла!?? Ты… грязное животное, как ты могла посметь? Я же ничего тебе не сделал, я просто хотел передохнуть и свалить по утру… Сволочь, я проучу тебя!»-и ударил ее ногой по животу. «Грязная скотина»,- бросил он рыдающему комку у его ног. «Прости, прости меня!- начал он ее успокаивать, -прости». Он обнял ее, поцеловал в распухшие от его ударов губы, и прижал к себе, из его глаз потекли слезы.. «Прости, прости нас всех, детка, прости, прости»,-и он плакал вместе с ней, обнимая и целуя ее, а она обвилась вокруг его шеи и целовала в щеки и грудь, закрыв глаза, пока они не уснули от пережитого вместе на соломенной лежанке.  Он - впервые за многие месяцы обнял теплое женское тело, с которым не совершил ничего неподобающего, кроме того, что согрел им свою озябшую и отвыкшую от ласок душу.