Азеф и Котовский. Противостояние. Глава 5

       Я инстинктивно отклонился от траектории очередной шальной пули, качнув тело влево. Она нехотя, злобно шипя, почти как остроносая комета, всё ж таки понеслась на меня вдоль исходящего из-за моей спины луча солнца и проскочив, как безумная где-то ну совсем рядом, ушла со свистом навсегда в воздушную чистоту голубого-голубого неба… Но пока без меня… Мне еще погодить надобно было, спешить никуда, а тем более в эти утренние небеса совсем уж не хотелось…

       Беспорядочная перестрелка на улице всё ещё продолжалась… Но сам этот короткий ранний утренний бой уже близился к своему финалу. Судьба его была предрешена. Со всех сторон суматошно сбегались, как муравьи, кривоногие толстяки-жандармы и, невесть откуда, так рано утром взявшиеся здесь, полицейские. Досадили как-то очень надсадно заливчатой трелью их скрипучие свистки и кокофонили, громыхая полуржавыми скрипучими колёсами, уже совсем старые, пожалуй, прошлого века, полицейские повозки.
Весь этот маленький захолустный городишко в мгновение ока преобразился и стал больше похож на странный огромный, по силе страстей его переполнивших, мегаполис… Всё ожило с писанных картинок, забурлило вдруг и выкинулось кипящей жизненной струёй в этот ни в чём не повинный городок…

       Надо было срочно выбираться из этой передряги. И тут я вдруг вспомнил про ту самую калитку, на которую невольно обратил внимание в самом начале, когда только мы подъезжали к данному месту, как потом оказалось, отвлекающей основные силы от основной операции. Надо отдать должное Котовскому – он умел вводить всех, даже самых искушённых, в заблуждение и успешно маневрировать с очень ограниченным набором шахматных фигурок на доске…
Мышью юркнул через перекошенную, на старых, от времени совсем проржавевших, как и весь этот утренний мир, петлях, калитку во двор.  Почти сразу я увидел для себя, наверное, единственно возможный путь для бегства. Узкий проход между домами с просветом где-то далеко-далеко впереди. Там солнце, кружась, отражалось, играя от своих же собственных отражений в маленьких пыльных окошках старых основательно притёртых друг к другу домиков. Этот сужающийся вдаль проход так и манил и всасывал меня в себя необратимо.
 
      Я уже было рванул туда из последних оставшихся сил…
Но тут что-то зашуршало сзади,  и инстинкт  в купе с натренированными рефлексами  заставил меня резко пригнуться и, калачом сгруппировавшись, прокатиться вперед и в сторону. Я быстро сориентировался и, развернувшись прямо на источник странного шума, приготовился к отражению возможной угрозы.
 
      Моему удивлению не было предела. Передо мной стояли не жандармы, не остатки разбитой революционной банды …  Нет!

      В развивающихся, хлопающих на сквозном переулочном ветру шёлковых черных одеждах, широко расставив ноги в низкой, больше похожей на борцовскую  стойке, стоял человек в надвинутом глубоко на глаза капюшоне. Ещё одно мгновение и капюшон был откинут – передо мной стоял, презрительно скривив рот китаец, которого я видел ранее разливающим чай гостям в том самом доме у Котовского…

      - Чен?! – удивленно спросил я, почти дружелюбно, стараясь угадать истинные намерения этого человека и выиграть время, - Ты-то откуда здесь?!

      - Хозяин занят. Хозяин послал. Сказал: Чен надо следить, - не отрывая глаз от меня и дула моего револьвера, направленного ему прямо в переносицу, ответил он и укоризненно покачал головой.

      Я не двигался, максимально сконцентрировавшись на противнике. А противник был, судя по всему, не их самых лёгких…

     - Обучался видать с детства, - подумал я. Да, ведь, и я был не лыком шит. С рождения самого учили выживать родители приёмные. Да и сама улица шансы испытать себя подкидывала постоянно…

      Чен, как и всякий искусный боец, не торопился начать смертельный бой. А то,  что схватка должна была закончиться печально для кого-то из нас двоих, не оставляло сомнения.
Внимательно изучив диспозицию, он плавно переместился чуть правее, чтобы хоть как-то скрыться от солнечных лучей, неумолимо бьющих ему прямо в глаза из-за моей спины. Тут я, конечно, был в в гораздо более выигрышном положении. Стрелять не хотелось. Лишний шум мог привлечь к нам и так обозленных донельзя жандармов.

      Его стремительный бросок на меня был внезапен, как броско взбесившейся кобры, ноя уже ждал его. Ловко отпарировав мощный удар его левой руки блоком из предплечий двух рук я мягко вывел страшный удар в сторону и он прошел по касательной слева. Тут же,как учили староверы я нанес ответный резкий высокий удар ногой в голову Чена, спровоцировав его внимание на отвлекаюшем ударе. Затем, резко развернувшись вокруг собственной оси на каблуке ботинкаи уподобившись сжатой пружине я со всей силы раскрутившись юлой хлестнул Чену ногой по открытому колену. Тот, удивленный моим умением рукопашного восточного боя, чуть прогнулся, но устоял моментально перейдя в нижнюю широкую стойку.

      В ход пошли руки. Их мелькание напоминало боксерский поединок с единственной разницей изощрённых блоковых приемов… Время перестало ползти, как черепаха и счёт драки пошёл уже на секунды. Где-то за узким перешейком сужающегося здесь переулка, вдали от места  нашей схватки всё ещё продолжались суматошные крики, топанье сапог и уже не такие хаотичные, а короткие достреливающие выстрелы. Исход нападения на банк был уже предрешён.
Отвлекающий манёвр принёс во-первых Котовскому фору для осуществления своего настоящего плана, и повлёк за собой, в связи с достаточно большими человеческими потерями, резкое ослабление ячейки революционеров в местном подполье. Пусть на время, но господство в криминальной среде города осталось за людьми Котовского…

       …Я отвлёкся и Чен тут же не преминул воспользоваться моей оплошностью. Ловко, как обезьяна в зоопарке, запрыгнув почти что на высоту двух с лишним метров и, затем ловко скользув стремглав пауком по вертикальной стене примыкающего к переулку дома прямо за мою спину, он, всё ещё в полёте, продолжая координировано двигаться выхлестнул правую ногу прямо мне в затылок. Я не успел отклонить коварный удар. Лишь чуть повёл головой влево. Этим спонтанным движением мне удалось слегка снизить силу удара Чена…

      - Что ж вы, гниды, всё по голове лупите?! Она у меня железная что ли или заколдованная – ни на шутку рассердился я и, рассвирепев, сделал кувырок вперёд через руку и затем резко ушёл в сторону и вправо…

       Теперь Чен стоял в свете Солнца, лучи которого теперь так же беспощадно слепили, «кочегарили» мои глаза, как совсем за секунду до того у моего противника. Всё моё конкурентное преимущество было потеряно в долю секунды…

       Чен довольно ухмыльнулся и немного расслабился. Этим сразу же воспользовался я. Почти незаметное натренированное движение руки и с предплечья из кожаных мягких ремешков плавно, в одно отработанное действие, мне в руку скользнула «лисичка» - «выкидушка», сработанная на славу нашими оружейными умельцами по моим лично чертежам, она была действительно безупречным военным техническим чудом. Тут же, не мешкая, нажав на выкидную кнопку, я выпустил веером сразу все три беспощадных жал лезвий, терпеливо ждущих, прямо в корпусе металлического ножа, положенного им мгновения до самой этой крайней минуты. Пружина ножа стремительно распрямилась, с силой ударив по пластине, к которой примыкал «патронник» с лезвиями.

       Одно лезвие, дёрнувшись, прошло высоко вверх и мимо, не достигнув своей цели. Второе прорезало ткань халата в области левой руки и сильно ранило Чена выше локтя. Его левая рука, как плеть повисла вдоль тела. И только третье лезвие оправдало мои ожидания и действительно выполнило своё предназначение. Оно, аккурат, как в масло с пронзительным хлюпаньем вошло прямо в живот ошеломлённого невиданным оружием китайца.

       Но Чен и не думал прекращать борьбу, а тем более сдаваться. Как и все восточные люди, он был крайне упрям в достижении поставленной цели. Удивившись сильно моей необычной оснащенности и только теперь после роковой своей ошибки, по праву оценив своего назначенного судьбой смертельного противника он, совсем не обращая на смертельную рану и кровь, хлеставшую из открытых ран, продолжал свою последнюю схватку … И очень хотел, чтобы и для меня она стала последней. Красное пятно крови стремительно неумолимо расползалось по всей его одежде.
 
      И всё же, не обращая ни на что внимание, он отточенным действием выхватил оставшейся целой и невредимой рукой духовую трубку, до этого спрятанную где-то в глубоких полах халата за пазухой… Но это оружие было мне уже знакомым. Я уже видел его в действие. Мягко пантерой передвинувшись «песочными часами» к стене дома и, спокойно прислонившись для опоры, с целью более точного прицеливания, Чен с яростной силой дунул в трубку. И, хотя расстояние до меня в полтора метра было не совсем удачным для применения такого экстравагантного вида оружия в здешних краях, оно, примененное им совершенно в неожиданный момент боя для меня, могло, наверное, в другом таком же случае, действительно поставить точку во всей этой на самом деле стремительной молниеносной схватке. И, как знать, может быть, все сложилось бы далеко не в мою пользу, если бы еще не еще одно главное  обстоятельство в моей подготовке.

       Проведший всё своё детство в деревнях сибирских староверов и обученный ими всем секретам старославянских видов борьбы, я, сбежав оттуда в поисках приключений, большую часть своей молодой бурной жизни до появления меня в закрытом юнкерском училище, провёл в небольшом передвижном цирковом таборе. Кого там только не было. Там были и цыгане, владеющие искусством огня и предвидением судеб. «Мадагаскарцы» - все сплошь целители и знахари, заклинатели ядовитых змей и укротители хищников, «гутаперчивые» девочки и «стальные» силачи…  Все они хоть чему-то, да научили меня в наших многодневных странствиях. Тем более, что я был очень способный ученик.

       Я сам долго не мог определиться, чем заниматься в этой бурлящей жизни, пока её волнами меня не прибило к Ивану. Иван был самым знаменитым в то время метателем ножей и прочего метала в России и на окраинах Империи. Всё что могло летать и имело заточенную плоскость, либо наконечник… весь этот безумный мир холодного оружия был ему подвластен. Острые наточенные предметы слушались его. Как будто он был для них сам мессия. Я же всё время учился у него и набирался опыта. Мне пришлось ассистировать ему сразу после трагичной смерти предыдущего помощника. Иван стал тогда сильно выпивать. Не раз он выходил на цирковую арену в сильнейшем подпитии, и только природное чутье и способности позволяли мне каждый раз вовремя  увернуться от приближающегося ко мне вплотную оскала смерти… И оскал этот был, ох какой ехидный…
По существу, он же, Иван и выучил меня, как надобно спасать свою шкуру, если прямо в глаза летит острое лезвие, несущее смерть… Мои реакции были доведены им до предела…

       …Ядовитая игла вылетела из дупла духовой трубки Чена и, рассекая плоть воздуха, с силой устремилась ко мне.

        Моё правое плечо чуть инстинктивно опустилось и я успел лишь начать движение тела вокруг своей оси, уклоняясь от неминуемой в таких обстоятельствах встречи со смертью.

        Игла всё же задела старое пальто, легко прошла в него и закончила свой путь прямо в толстом шве левого плеча пальто с рукавом, не задев при этом абсолютно моего тела. Смерть в которой уже раз опять минула меня, чуть не накрыв своим бледным холодным покрывалом. Талисманы Веры, врученные мне еще в глубоком детстве старейшинами староверной сибирской общины, жгли мою грудь каким-то пронзительным ощущением огня…

      Чен упал: сначала на колено, затем медленно сполз по стене… он что-то прошептал, но я его не расслышал или он сказал что-то по-китайски. Потом он захрипел, откинулся назад и его стеклянный застывший взгляд устремился в небо.

      Я тяжело дышал. Мне было как-то не по себе. Впервые противник, которого я для себя подыскал, оказался настолько хитрее и сильнее меня. Но я и не думал отступать. Котовский сделал свой ход. Следующий будет за мной.

       Я отвернулся от мертвого Чена и, всё время спотыкаясь, попеременно держась то за одну, то за другую стену дома, заковылял подальше отсюда, на соседнюю улицу…