Не вышло романа

- А давай напишем роман? – сказала одна.
- Да не вопрос. Концепция имеется? – моментально среагировала вторая.
- Не-а. Я к тебе приеду, ладно?  Возьму вина и сыра, ага?
- Давай. И роман заодно напишем.
- Заметано.

Было так плохо, что хотелось только одного – напиться и забыться.

- Ну, наливай. За  успех предприятия!
- Ага, за успех. Только надо придумать хотя бы с чего начать.
- М-да…. Все банально как-то. Ну вот, хотя бы… Хотя бы давай – она проснулась и ни черта не помнит. Потому как наклюкалась вчера.
- Давай! Нормально!
- Тогда записываю. Сыру дай!

… Алька открыла глаза. Ее как будто по кусочкам собрали – ни прошлого, ни настоящего, ничего она сейчас не помнила. Это надо ж было так нажраться! Ведь порядочная вроде девушка – и на тебе, одна – бутылку коньяка. Нет, ладно бы хорошего коньяка, но вот как у нее рука поднялась купить эту дрянь? Рука, кстати, не поднималась. Не поднималась и все. Сколько ни пытайся. А пить хотелось ужасно. Но не только рука отказывалась служить. Все остальное тоже. В горле пересохло до такой степени, что  издать хоть какой-нибудь звук было практически невозможно. И это я, лениво шевелилась в голове Мысль. Одна-единственная. Куда разбежались остальные, она понятия не имела. Самое печальное, она никак не могла вспомнить, с чего же так нализалась… Ладно бы нализалась, нахрюкалась форменным образом. До поросячьего визга. Или не было визга? Не было, наверное. Некому же визжать было. А себе визжать неинтересно. Так ведь? Как у Чуковского: я не тебе плачу, я бабушке плачу. А кстати, кто у нас бабушка? Была ли она, бабушка-то? Не помнила Алька. Вообще ничего не помнила. Даже причем тут бабушка не помнила. Ну и ладно. Тогда спать, сказала она себе и вырубилась снова.
 
- Ну нет, эти филологи всем уже надоели. Вот какую книжку ни возьми – то филолог, то библиотекарша, то, упаси господи, учительница, в лучшем случае бывшая… Ну, там еще работники рекламы встречаются. Нет, тут надо что-то…такое…  чтоб и знаний хватило где чего не ляпнуть, и народу интересно было.
- Ай, я тебя умоляю – что мы можем изобрести свежего – мы, наследницы великой русской литературы?
- Ну в общем, да… наливай давай… за литературу!
Пригубили, помолчали.
- У меня подруга есть, в галерее работает. Может, пусть она в галерее работает?
- Ага, а раньше в музее, да?
- А ты откуда знаешь?
- Во-первых, ты про подругу эту  уже говорила. Во-вторых, а откуда она в галерею пришла? А с другой стороны, галерея так галерея, жалко что ли. Ты подругу-то расспроси,  чем она там занимается, роман все-таки дело нешуточное, для него полагается материалы собирать…
- Ладно, допрошу. Ты записывай пока!

…Второй раз пробуждение прошло гораздо легче. Она уже твердо помнила, как зовут ее, как зовут шефа и, главное, что уже опоздала на работу. И что шеф ей за это устроит такую головомойку – мало не покажется. Поэтому она быстренько сунулась под душ – освежить кипящий алкогольными парами мозг и привести в порядок непотребно растрепанную шевелюру. Минуту стояла под чахлыми струйками воды, потом плюнула – все равно орать будет – закрыла слив, плюхнула пены своей любимой розовой и упала кайфовать. Пригрелась в ласковой водичке и снова уснула.
 
- Нет, чего-то мне такое начало не нравится… нединамично как-то… скучно…
- Да ну, а мне нравится… Она ж потом такое вспомнить может! Страниц на триста мистики, в крайнем случае – детектива!
- Ну ладно, давай так оставим. Только – а чего она нализалась-то? Надо ж придумать!
- Придумаем, какой вопрос.
- А еще давай – у нее появится таинственный поклонник, а она не сможет вспомнить, где его видела, ага?
- Годится. Записываю.

 … Во сне ее душили. Кто, она не помнила. Но лапы у этого кого-то были такие теплые, уютные и пахли розовым маслом. Она прямо согласилась бы, чтоб задушили – так нежно отчего бы и нет? – но в последний момент испугалась и рванула – почему-то вверх. Вода выплеснулась из ванной, и Алька проснулась окончательно. Теперь она помнила все. А главное, помнила, почему вчера нализалась. Нахрюкалась, в смысле. Потому что с шефом поругалась, а потом еще поругалась с Пашкой. И с Маринкой поругалась тоже, потому что Маринка слушать про то, как она поругалась с Пашкой, отказалась – я, говорит, это уже два года слушаю. Ты, говорит, или с ним окончательно поругайся и тогда рассказывай. Или не ругайся совсем и рассказывай, как тебе хорошо. Или не рассказывай ничего, а то все одно и то же, надоело, скука смертная. И вот она обиделась,  от Маринки вышла и пошла в киоск, и там эту дрянь купила… А чего она, собственно, в кафе не пошла? И деньги, вроде, были… Ну да ладно, чего уж теперь, когда все выпито…
Так, работа от нее сегодня отдыхает, только начальству сообщить надо. СМС-ки достаточно будет. Ничего. Переживет. После вчерашних-то воплей. Пусть подумает, кто у него еще за такие деньги это все терпеть будет. Уволит – она себе и получше работу найдет. А сейчас – кофейку  и гулять.
Перед выходом глянула в зеркало – ну неземная красота! Открыла двери – под ноги упала записка. Алька с удивлением подняла ее, развернула.
«Аленька, дорогая! Я потрясен. Очень хочу Вас видеть. Приходите сегодня в «Чайную розу», в пять. Я буду очень ждать. В»
Алька от неожиданности аж икнула. Какой такой В? И чем это она его потрясла? Неужто вот этими слабыми женскими руками можно кого-то потрясти до потрясения? Тогда он хлюпик, и идти никуда не стоит. Но с другой стороны, она ж не помнит, что было от киоска до дому… Может, он, напротив, прынц на белом коне, ну, в смысле, БээМВе, арийской внешности и потрясающей фигуры. Ну, или жгучий брюнет с вооот такими ресницами? Алька растерянно огляделась по сторонам. Вздохнула: чего оглядываться? Кто мог спрятаться на этой крохотной площадке перед дверью? Уж точно не двухметровый мужик с конем! Пришлось спускаться.
Внимательно оглядела машины у подъезда, но никаких ассоциаций они у нее не вызвали. Память молчала, обиженная вчерашним некорректным с ней обращением. Хотела забыться? На, забудься! Фиг потом вспомнишься! Вот ведь… Память родная называется…
Ладно, времени четыре уже, а до «Чайной розы» пешком полчаса пилить. Как раз еще в магазин зайти можно, маечку новую прикупить для поддержания духа. Может, опять же, и у памяти совесть проснется…
Без пяти пять она стояла у «Розы». Вошла в ароматный полумрак, присела в уголочке, стала разглядывать посетителей. Похоже, загадочного В. тут еще не было. Зато прямо напротив сидел невысокий юноша, что-то увлеченно читавший, когда она вошла. Оторвался он только, чтобы расплатиться, когда подошел официант, но, подняв на нее глаза, уже не отрываясь смотрел, и Альке стало даже как-то неловко, и даже уши у нее медленно начали краснеть. От удовольствия. Потому что юноша ей нравился. И он даже встал и явно собрался подойти к ней, как вдруг за спиной она услышала громкое:
-Аленька! Вы пришли! Я счастлив! Я безумно счастлив!
Господи, этого только не хватало! Виктор Петрович, ее клиент, солидный, надо сказать, клиент. Но это же не дает ему права…
- Ваш адрес я достал у Семена Аркадьевича («Вот гад!» - подумала Алька). Пришлось сказать ему, что с нашим заказом проблемы. А Вас ведь уже не было на работе в восемь. Ну вот я и… вчера до часу ночи ждал, Вы, видимо, где-то задержались…
- Извините, Виктор Петрович, я… - Алька попыталась встать – и провалилась в темноту…

- Не, ну ты загнула! Ну и что потом с этим Виктор Петровичем делать? На портянки пустить?
- Да ладно, пристроили бы куда-нибудь. Был бы главный негодяй.
- На роль главного негодяя у нас уже директор назначен.
- Ну, второй негодяй был бы. Это ж роман! Там же несколько сюжетных линий должно быть!
- Нет, как хочешь, на этого старого козла я не согласна! Нечего девке жизнь в самом начале ломать! Вычеркивай! Давай, что ли, пусть и правда принц будет!
- Блондин?
- Ладно, пускай блондин. И это, чего ж он так – принц же… неудобно с одной запиской-то…
- Ага, записываю.

… Открыла двери – и прислонилась к стене от неожиданности: у порога стояла роскошная корзина с цветами. Неужели Пашка? Да ну, он бы сам отдал… Да он бы и тратиться на такую красоту не стал… Так, записка… «Аленька… приходите в «Белый грифон»… В». Божечка, чего ж она натворила-то? Кто такой этот В? Неровен час, Виктор Петрович, этот старый козел из «Афины», которому она вчера заказ сдавала! Ни за что тогда не пойду! - решила Алька. Но та часть ее души, которая, несмотря на еще имевшие место быть симптомы алкогольной интоксикации, просила дополнительных приключений («Вчера ей было мало», - злобно подумала Алька), прямо-таки настойчиво сигналила: «Белый грифон» - заведение для молодежи, и вряд ли там будет ошиваться бывший партийный работник. Алька пошла.
В «Грифоне» ее уже ждали. Он встал ей навстречу – настоящий принц: роскошные локоны светлых волос, точеное лицо, белый пиджак и какой-то невероятной элегантности галстук. Подвел к столику, отодвинул стул. Алька села. Он напротив. Улыбался. Болтал ни о чем. Смотрел влюбленными глазами. Ну как, влюбленными. То есть видно было, что Алька ему сильно нравится, но также было абсолютно понятно, что сам себе он нравится гораздо больше. Только это совершенно не мешало Альке постепенно впадать в экстаз – велико все-таки еще влияние принцев на современных девушек! На все расспросы, откуда он ее знает, Белокурый Принц отвечал загадочной улыбкой. А когда Алька стала настойчивей, пригласил ее танцевать. Вот я бы хотела посмотреть на девушку, которая откажет принцу! Алька не оказалась исключением. Они танцевали, он шептал ей на ушко комплименты, аромат его парфюма обволакивал бедную Альку с ног до головы, и она уже чувствовала себя почти Золушкой на балу у Принца, когда заметила у стойки бара знакомую фигуру. Он сидел, неловко развернувшись, и смотрел на нее такими глазами, что чары Принца стали слабеть, туман рассеиваться. Юноша у стойки встал и решительно направился в их сторону. Музыка закончилась. Принц подхватил Альку на руки – и понес к выходу. Альке вдруг ужасно захотелось вырваться из его железных объятий, она дернулась – и опять выпала из реальности…

- Нет, что-то принц не пошел… Не вписался как-то…  Дай-ка сыру еще!
- Ну и что теперь делать будем?
- Что-что… Давай как будто бы Пашка исправился?
- О, отличная тема! Хотя, конечно, из области фантастики… Чтоб Пашка исправился… сильно я сомневаюсь…
- Да ты чего! Это ж не твой Пашка, это в книжке Пашка! А твой, может, прочитает наше гениальное произведение – да и тоже исправится!
- Ага, как же… жди да радуйся!
- Да ладно, чего ты. Пашка у тебя, между прочим, не самый последний мужик на этой грешной планете.
- Ну так-то да… Ладно, записываю.

… Божечка! Цветы! От Пашки! С ума сойти! Мир перевернулся! Впервые за три года! Вот ведь какая полезная штука иногда наорать на мужика, выгнать из дому и напиться потом! Таак, что он там пишет? «Жду в кофейне на углу». Бедолага, наверное, на цветы остатки зарплаты потратил. Что ж он ел-то сегодня целый день? Надо обязательно сходить, мало ли, в какой парень ситуации… Она ведь вчера даже его делами не поинтересовалась – сразу наорала и выгнала. Теперь, главное, даже вспомнить не может, чего так надрывалась…
Им принесли плохонький кофе, и Пашка, уставившись в чашку, стал бормотать… Алька плохо разбирала, что он там нес, но, кажется, этот мерзавец решил объяснить ей, какая она дрянь, и основывал сей простой как пифагоровы штаны постулат на нехитрых доводах: он голоден, всю ночь не спал, и вообще, как она могла. А цветы, между прочим, бешеных денег стоят, и он тут, между прочим, уже три часа ошивается. Алька слушала, постукивала ложечкой по стенкам чашки. В кофейне было душно и пахло табачным перегаром. У нее вдруг жутко разболелась голова, и глаза стал заволакивать липкий туман…

- Нет, с Пашкой еще хуже получается. Ну его, этого Пашку!
- Я ж тебе говорила – он неисправим!
- Слушай, а может, хрен с ним, с этим романом? Там вино еще осталось?
- Ага. Ну что – за русскую литературу как она есть, то есть – без нас?
- Хороший тост! Грех за это не выпить!

Елки, да что ж такое! Сколько ж я еще  мучиться буду? Вот писал же я себе фантастику? Хорошо же шло! Черт подери эту тетку с ее заказом! Ну не выходит у меня про любовь. Герой какой-то непутевый попался – никак с девчонкой познакомиться не может! И, что характерно, в другом ключе ничего не пишется вообще, хоть убей! Откажусь, ей-богу откажусь, пусть сами, без меня как-нибудь! А я умываю руки. Повезло Александру Сергеевичу, его Татьяна отчебучила только раз, да и то как-то… Ну подумаешь, замуж вышла. Хорошо даже. А этот… этот никогда не женится. Потому что с будущей женой надо знакомиться. А он не может. И как только я, гениальный фантаст, мог создать это недоразумение? Нет, все к черту, писал фантастику - и буду писать! Тетка пусть себе найдет специалиста по дамским романам. А этот… Да пошел он! Знать его больше не желаю. Гуляй, Вася!

Преодолевая слабость, Алька встала из-за стола, пролепетала что-то типа: «Извини» - и вышла. Постояла на крыльце, подышала… Туман отступил, но слабость чувствовалась. «Надо меньше пить. Пить надо меньше» - вспомнилось некстати любимое кино. Надо бы пойти домой, да как же она пойдет, когда ноги совсем ватные и дрожат? Алька села на ступеньки и всхлипнула.
- Вам помочь? – сочувственно прозвучало сверху. Она подняла глаза. Где-то она уже видела это лицо! Только где?
- Да, спасибо. Если можно, проводите меня домой. – Юноша подал ей руку, она оперлась на нее, и они медленно пошли рядом. Альке отчего-то было очень хорошо.