Если бы знать... Часть 10

2.

В апреле Женька повела сына в детский сад. Алешка на удивление легко освоился в детском коллективе, утром вскакивал с постели раньше мамы и бежал ее будить:
- Мама, тавай, ми зе падаем, - тормошил он ее, боясь опоздать на зарядку.
Первую неделю она забирала его после обеда, но уходить Алешка не хотел, ему нравилось в садике, и Женька стала оставлять его на целый день. Воспитатели мальчика хвалили: послушный, спокойный, добрый, только ест медленно, но ничего, научится. Врачи тоже давали положительные прогнозы в развитии и предполагали значительный прогресс в моторике и  речи к концу года. К началу лета Женька немного успокоилась, у нее появилось, наконец, свободное время, и она решила заняться поиском новой работы.
Владимир, однако, заявил, что категорически против того, чтобы Женька уходила из аптеки.
- Почему, Володя, я же экономист, я хочу работать по специальности, - удивилась Женька, - да и зарплата у меня будет больше.
- Я что, мало денег тебе приношу? – грозно спросил муж.
- Нет, нормально, - прошептала Женька.
- Нормально?! Это для тебя нормально?! Да другая бы прыгала от счастья, что ей муж столько денег дает, а ей «Нормально»! Сиди в своей аптеке и не высовывайся, ребенком занимайся, раз уж родила больного.
Женька съежилась, как от удара, в глазах у нее потемнело, и она вдруг закричала тонко и пронзительно:
- А-а-а-а-а-а-а… Больного родила? А ты помнишь, почему он такой родился? Помнишь?!
Кто виноват в этом, а?
- Ты и виновата. Мужа слушаться надо, тогда и будет в семье всем хорошо. Я-то помню все, да только и ты не забывай… Дорогая…  И истерик мне больше не устраивай, я их не люблю. Приду поздно. Пока. Иди спать.
Владимир выключил на кухне свет и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь, А Женька осталась сидеть в темноте за кухонным столом. Слезы текли по щекам и капали на клеенку, звон этой соленой капели казался оглушительно громким для нее, а в висках отбивала свой ритм привычная фраза: «Если бы знать… Кап – кап… Если бы знать… Кап – кап…»   Но…
 «Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…»

Муж, действительно, всегда давал Женьке денег, когда она просила, но только когда просила, а потом придирчиво проверял, сколько денег и на что потрачено.
- Ты что, мне не доверяешь? – спросила как-то она.
- Доверяй, но проверяй, - усмехнулся в ответ Владимир, - ты думаешь, мне деньги с неба упали, что ли? Кто знает, что будет завтра. А пока такая пруха – надо капитал собирать копеечка к копеечке, чтобы потом с голым задом не остаться. Из школы я ухожу, заявление уже написал, только попросили учебный год доработать. Тогда уж по-серьезному бизнесом займусь.  Глядишь, к осени и машину куплю.
- А у тебя, что, права есть?
- А как же! Конечно, есть, - заулыбался муж.
- Вов, может и мне тоже на права сдать? – робко спросила Женька.
- И думать забудь, - отрезал Владимир.
В середине июня он уволился из школы и, как он сказал, стал вольной птицей. Домой приходил только ночевать, а то и не приходил, ссылаясь на дела. О своем бизнесе он почти ничего не рассказывал, как Женька не просила. «Меньше знаешь – крепче спишь,» - мрачно пошутил он как-то. Раза два Владимир выводил ее «в свет», то есть брал с собой на вечеринки, где собирались «деловые люди». Из разговоров на вечеринке она поняла, что муж ее перепродает машины, что бизнес этот полулегальный и криминальный, но она продолжала делать вид, что ничего не знает  о том, чем занимается ее муж, старательно строя из себя смазливую дурочку. Владимиру поведение жены нравилось, однако. он сделал ей замечание: «Задницей не верти и глазками поменьше стреляй – жена ведь, не проститутка». Женька обиду молча проглотила.
В сентябре муж подкатил к дому на новенькой вишневой «девятке». Он стоял возле машины, гордо поглядывая вокруг и вертя на пальце брелок с ключами, когда Женька вышла из подъезда, чтобы идти за сыном в садик. Она замерла на ступеньках, остановившись, как вкопанная.
- Ты чего стоишь, пора за Алешкой ехать, - сказал Владимир.
Женька подбежала к мужу, прижалась на мгновение и села в машину. В свою машину. Она испытывала какие-то непонятные смешанные чувства: радости, гордости и, в то же время, стыда, отвращения и страха. Что это было – предчувствие или осмысление -  она не понимала в тот момент. Она заранее ощущала ту радость, которую получит сын, узнав, что они теперь будут ездить на машине.
Алешка, действительно, обрадовался, но не машине, а тому, что за ним пришел папа. Он потащил отца в свою группу, стал ему показывать свой шкафчик, столик, за которым ел, любимые игрушки. Но отец торопился, слушал его невнимательно, и радость ребенка как-то погасла, стихла. Сев в машину, он всю дорогу промолчал, прижавшись к матери.
Придя домой и наскоро перекусив, они стали собираться на вечеринку, которую устраивал Владимир по случаю покупки автомобиля, в кафе. Муж внимательно пересмотрел все Женькины наряды, которые сам же ей и покупал, и ткнул пальцем в яркое нарядное платье: «Вот это одень». Теперь за ее гардеробом следил он.
На вечеринку они поехали на такси. Кафе оказалось небольшим и уютным, народу пришло человек двадцать – кто с женами, кто с подругами. Настроение у Женьки было веселое. Она выпила три фужера шампанского, в голове приятно шумело, и она мило улыбалась всем присутствующим. Ансамбль на сцене заиграл быструю ритмичную музыку,  ноги сами вынесли Женьку на танцевальный пятачок. Она просто наслаждалась танцем, вкладывая в каждое движение всю свою душу, всю грациозность и сексуальность. Постепенно она оказалась в кругу хлопающих ей в ладоши зрителей, аплодисменты заводили ее еще больше, и Женьку, что называется, «понесло». Она выделывала такие па, что зрители-мужчины уже не только хлопали, но и свистели. Внезапно музыка оборвалась.  К ней подошел Владимир, обхватил за талию, и, громко сказав: «Тебе пора, дорогая!», повел ее к выходу. Такси уже ждало на улице. Муж грубо запихнул ее на заднее сиденье, молча сел рядом и назвал таксисту адрес. Женька пыталась заговорить с ним, но тщетно. В ответ она получила только два слова, которые, как ей показалось, состояли только из шипящих: «Рот закрой!».
Когда подъехали к дому, Владимир дал таксисту денег и велел ждать, а ее, все так же за талию, затащил в подъезд и вызвал лифт. В лифте он, наконец, отпустил Женькину талию, размял руку, словно ее сводило судорогой, и со всего размаху ударил жену по лицу. Голова ее, как мячик, стукнулась о стенку лифта и отскочила навстречу следующему удару. Женька не помнила, сколько раз он ударил ее, пока лифт не поднялся на их этаж. Буквально волоком он вытащил жену из лифта, прижал к стене, и как тогда, зимой, сдавил своей огромной ручищей ее тонкую цыплячью шею.
- Я тебя предупреждал? Предупреждал! – шипел он ей в лицо, - Не поняла, дурой прикинулась… Ну, ничего… Я ведь педагог… Я тебя научу мужа почитать…
Женька уже хрипела, задыхаясь, когда он отпустил ее, разжав, наконец, руку. Тяжело дыша, он прохрипел: «Матери про свою вину сама расскажешь, я оправдываться не собираюсь». Он позвонил в квартиру, вызвал лифт и уехал. А Женька съехала по стеночке на пол, прямо к ногам открывшей дверь матери.