Магнитные бури

Ещё только собираясь на ночное дежурство, палатная сестра Людочка знала – ночью будет полная «актазия»*. Радио провещало магнитные бури, а это значит, что её лежачие больные окажутся «живее всех живых», и, словно договорившись, покажут ей не только «кузькину мать» и «почём фунт лиха», но и где «раки зимуют». К тому же, дадут такого жара, что эти раки покраснеют.
Поначалу всё было тихо, но это было затишье перед бурей. Первым подал голос больной Шестисвинов, в круглую щечку заднего обстоятельства которого впилась иголка, оставленная предыдущей сестрой. Шестисвинов визжал долго, пронзительно и с упоением, как если бы это делали все свинки, объединённые в его фамилии. Пока Людочка дула на мягкое шестисвиновское место, пачкая его йодом, тщедушный мужичонка Юдашкин канючил из своего угла: «П-по-жалуйста, п-по-дайте суденышко, мне жёнушка реп-пушки нап-парила». Бедная Людочка не успевала выносить то, что было «проще пареной репы» – от Юдашкина, думая при этом: «Какое судёнышко, здесь и пароходиком-то не обойтись…»
Напротив горючими слезами заливался обрусевше-оголодавший грузин Кукашвили. При этом он умудрился просунуть нос и столь же длинные волосатые руки сквозь железные прутья кровати и нежно, словно любимую девушку, обнимал стоящую в изголовье тумбочку. Из этой замечательной тумбочки проливались в пространство обольстительные ароматы грузинской кухни, а есть Кукашвили было категорически запрещено.
Сливаясь с юдашкинскими, кукашвилевские запахи образовывали малоприятный терпко-убойный дух, который заполнял ноздри лежащего с отравлением больного по фамилии Убогий. И тот икал, сотрясаясь всем своим полупромытым организмом, корчился и стонал так убого, что вызывал жалость у всех омагниченных палатных обитателей.
– Да помогите же вы ему, ишь, разобрало бедного, того и гляди, скоро отыкается.
– Ик. Кто это здесь бедный? – завозмущался Убогий. – Я, между прочим, черной ик-коркой отравился.
– Икота, икота, перейди на Федота, а с Федота на Якова, а с Якова – на всякого, – пела Людочка, склоняясь над страдальцем.
Во всей этой кутерьме раздавался спокойный, густой, ничем не омраченный храп выздоравливающего Семеныча. «Вот кому на Руси жить хорошо», – завидовала ошалевшая от беготни Людочка, разрываемая на части нездоровым коллективом. Тем временем за окнами светало. Сражённые ударной дозой снотворного, больные потихонечку успокаивались, присела и Людочка. Но тут проснулся Семёныч и таким же сочным, как храп, басом рявкнул:
– Р-рота, подъем!
– Тише, – взмолилась Людочка, – больных разбудите.
– Да ты чё, сестрица! Где больных-то увидала? Раз спят, значит, здоровые, больной не уснёт. Вот я, например, сижу, бодрствую, а это так – халявщики.
Уставший Людочкин язык уже не мог возражать, а потому, она лишь понимающе кивала...
Таковы магнитные бури…

 * Актазия - состояние своеобразного двигательного беспокойства в сочетании с чувством непоседливости, раздражительности, тревоги. Больные не спят, мечутся, не могут ни минуты оставаться на месте.