Сказка про ночь и рояль

Набросок сигаретным дымом на тёмном полотне ночного города… Маленький кусочек жизни, одни фрагмент из… чего? Когда это было? Две недели назад? Три? Год? Жизнь?

Тусклый свет ночного заведения, уставший бармен с зажатой в уголке рта сигаретой, протирающий бокалы, перевернутые стулья на столиках, в конце зала уставший рояль с пожелтевшими от времени клавишами.
Казалось, перестань бармен тереть свои бокалы, и сразу наступит тишина, такая, что хоть ножом её режь… А если прислушаться, то можно будет услышать тонкую мелодию туго натянутых струн, аккуратные касание обитых войлоком молоточков, но бармен так громко скрипит полотенцем о стекло, что ничего не разобрать…
На безупречной лаковой полировке следы пальцев пианиста. Он весь вечер играл для посетителей, и много раз к нему подходила смутно различимая в табачном дыму фигура и ставила перед ним стакан, говоря что-то типа: «За мой счёт, дружище»… Он сидит, опустив голову, и над черно-белыми клавишами дрожат его ресницы. Плечи опущены, галстук развязан, на подбородке видна щетина и появились синяки под глазами. Медленно поднимает руки, и пальцы его касаются клавиш, касаются нежно и робко… Все замирает вокруг, скрип бокалов, шум голосов, даже сигаретный дым, кажется, тоже   замирает в воздухе, лишь пальцы, тонкие и узловатые пальцы так легко и быстро касаются клавиш. Руки порхают, рождая мелодию, рояль плачет и смеётся, следуя желаниям  человека.

Он играет ни для кого-то…
Он играет для себя.

Впервые за ночь он играет для себя, то, что внутри, что чувствует только он, и что никогда не вышло бы наружу, не будь у него черно-белых клавиш...
Пепел срывается с сигареты и падает на чисто вымытые бокалы, хлопает крышка рояля и пианист, подняв воротник пиджака, выходит на улицу...
Ночное заведение совершенно пусто, опущены решетки на дверях и везде выключен свет, и лишь струны рояля еще долго дрожат, еле слышно повторяя грустную мелодию, незамысловатый рисунок, цепляющий, однако, что-то глубоко внутри…

Дождь. Улица. Ночь…
Грустная мелодия рояля… Кто сможет, тот обязательно её услышит…

Я постоял ещё немного, потом повернулся и пошёл домой. Когда-нибудь у меня родится дочь, и я расскажу ей о том, что истории жизней всех людей заканчиваются одинаково.
Все мы рано или поздно валимся.