Грань

Отныне у меня есть все. Абсолютно все для того, чтобы чистить этот мир от безалаберного социума. Все для того, чтобы бороться с унылой нечистью пронырливой безответственности. Теперь я могу уверенно это утверждать. Я стану властелином этого поганого и гнилого общества, стану блюстителем нравственности и положительным примером для окружающих меня уродов. Лишь я могу противостоять миру и попытаться изменить его. Именно с меня начнется новая эпоха, новое поколение, очищенное от смрадной вони и грязной похоти.
Объединение, к которому я принадлежу, называется «Грань». Мы полностью отказываемся от какого-либо влияния со стороны социума. Наше строгие принципы – это жизнь без наркотиков, алкоголя и никотина. Некоторые ответвления этой культуры имеют более строгий и категоричный характер. К примеру, они отказываются даже от кофеина, мяса, молока и других продуктов, которые производят животные. Я всегда хотел добиться подобной морали внутри себя, но пока, к сожалению, мне тяжело отказаться от столь полюбившегося кофе, а также мясных и молочных продуктов. Возможно, когда-то к этому приду. Всему свое время.
Когда ты принадлежишь к какой-то субкультуре, то будто бы сковываешь свои руки цепями ограниченности. Но это мой сознательный выбор. Я все равно считаю себя свободным, даже принадлежа к какому-то движению. Находясь в поисках самого себя, нашел максимально подходящую и довольно комфортную атмосферу. Мне здесь легко, я чувствую себя самим собой. Моя воля никогда не будет закована в круге тех людей, с которыми я разделяю взгляды на жизнь. Вместе всегда легче давать отпор миру, вместе легче бороться против деградирующего общества, легче отбивать от себя то, чем нас так удачно пытаются отравить. Рано или поздно я все же покину это объединение, но не раньше, чем найду себе теплое место в этом проклятом мире, где смогу уверенно зарабатывать на свою жизнь, плюя с высоты на низкое, постепенно убивающее себя тупое стадо…
Недавно я приобрел пистолет с восьми патронами в магазине. Конечно, марка отечественного производителя, да еще и бывалого уже ранее в употреблении. Это все, на что хватило денег. Но, как по мне, и это сойдет. Тем более, учитывая то, что ранее у меня не было ничего более серьезного, чем арматура, кастет и нож. А теперь есть как раз то, что нужно. То, на что так долго копил. Я знаю, мне придаст это уверенности и позволит максимально прочувствовать значительность того, что отныне смогу сделать. С этим приобретением я довольно пойду к власти. К абсолютной и неизбежной власти над теми, кого так ненавижу. Кого так хочу унизить и опустить ниже представляемого…

Мои родители развелись, когда мне было десять лет. Причиной стал алкоголизм, от которого страдал отец. Бывали периоды, когда он практически не просыхал. Так называемые периодические запои сопровождались тем, что он, приходя поздно вечером абсолютно невменяемым, замыкался в спальне вместе с моей матерью и хорошенько ее поколачивал. Я же, в свою очередь, ничего не мог предпринять. Сидел под дверью и плакал. Из-за двери доносились глухие удары тяжелых рук моего отца, крики матери и ее бесконечные всхлипывания. Я изо всех сил бил кулаками по двери, но, как обычно, все оказывалось безрезультатным. Я в бессилии падал на колени и просил, чтобы мне открыли, умолял, чтоб меня впустили в спальню или чтоб хотя бы отец прекратил эту бессмысленную бойню. Я громко рыдал от безысходности, продолжал колотить по двери, но все тщетно…
Рано или поздно мама все же выходила из спальни. Изнеможенная от продолжительных ударов, с опухшими от слез глазами и свежими ссадинами. Прихрамывая, она брала меня на руки и тихонько несла в другую комнату. Там успокаивала, гладила по голове, обещала, что когда-то этот ужас все же закончится. Покачивая на руках, крепко сжимала своими тонкими нежными руками. Морщась от боли, все же пыталась улыбаться, когда я на нее поглядывал. Дрожащим голосом, еле-еле сдерживая слезы, тихо напевала мне колыбельную. Тем временем, из спальни уже доносился звонкий храп того пьяного зверя…
Я ненавидел своего отца. Всем сердцем и всей душой ненавидел. Я боялся его, пытался прятать от него маму, когда отец в очередной раз приходил пьяным. Так вот и прошло все детство. С постоянным чувством страха перед родным человеком. В неугасающей ненависти к тому извергу, которого так стыдно называть папой. Я не мог не смотреть на него с отвращением. Этот подонок испортил нашу жизнь, нещадно покалечив ее и разрубив пополам. Я прекрасно осознавал, что не намерен становиться таким, как он. Я возненавидел вещество, которое делает из людей подобие низкого тупого существа. Люди присасываются к алкоголю, совершенно теряя свой облик и обретая инстинкты млекопитающих. Упиваются сластью неистового порока, взамен продавая свою человечность и внутреннюю свободу. Лишь с помощью горького вещества они обретают смелость и развязность. Без него – все остаются подобием человеческого организма, унылым созданием, ползающего по поверхности собственного бытия. Они полностью согласны, что причиняют себе вред, но получают от этого великолепное удовольствие, лишний раз доказывая собственную глупость и прирожденный стадный инстинкт с примесью неизбежного коллективного бессознательного.
Когда родители развелись, стало как-то спокойнее. Нам с мамой было тяжело справляться со всеми тягостями, которые пали на наши плечи. Но этот вариант нас устраивал больше, чем жить с тем проклятым вонючим животным. Несколько раз он все-таки к нам приходил. Постоянно просил деньги. Само собой, довольно-таки ясно, зачем они ему были нужны. Я взрослел, поэтому был уже в состоянии защитить от него свою мать. Один раз пришлось все-таки дать ему несколько оплеух, чтоб он окончательно нас оставил.
В школе я наблюдал за тем, как мои сверстники под носом у преподавателей тщательно посасывают бутылки с интересным содержимым. В туалете же можно было застать курящих, причем тех, кто курит не только обычный табак. Подобное моральное убожество я наблюдал даже в кинотеатрах, когда на задних рядах молодые люди, причем как парни, так и девушки, употребляли алкоголь или курили траву. И все это казалось им таким обычным делом, будто бы чистить зубы каждое утро. Мне это было противно. Я с отвращением наблюдал за умышленной деградацией моего поколения. Оно превращалось в едкую гниль, наполняя себя неистовой похотью, столь приятно и смиренно разлагая собственную нравственность.
Я возненавидел этот мир. Мне абсолютно не нравилось то, что в нем происходит. Иногда во мне просыпалась едкая страсть достать где-то оружие и по одному уничтожать это вонючее свинство, эту безликую грязь, обильно пропитанную скупой безответственностью. Такие люди не должны жить. Хотя и людьми то их назвать, по сути, нельзя. Это подобие глухонемой слепоты, вязкой, унылой, безмозглой трясины, которая то и дело загрязняет окружающее пространство. Такие ублюдки не имеют права жить. Они – паразиты. Они лишь потребляют, высасывают все из этой планеты, взамен абсолютно ничего не оставляя, совершенно не задумываясь о своем предназначении, о каких-либо целях в этой жизни. Это тупое, морально разлагающееся безумство, покрытое горечью седой скупости. Это глупая масса пластмассового социума, которое не несет никакой ответственности за то, что делает, которое не задумывается о том, что оно оставляет после себя. Нельзя жить безликой гнили, которая загрязняет эту планету, наполняет ее излишней похотью и срамом. Это невозможно. С этим нужно бороться. И я был уверен в том, что мое предназначение именно в этом. Я должен объявить войну современному обществу, встать против мира и подстроить его под себя. Я обязан стать над унылым социумом и покорить себе его слепую волю…
 В одиннадцатом классе я был увлечен философией, в частности, Ницше и Киркегором, а также музыкой, в основном, панк-роком. И именно благодаря этой музыке я познакомился с людьми, которые разделяли мои идеи и соображения. Движение молодых людей называлось «Грань». Они занимались тем, что пропагандировали здоровый образ жизни и активное духовное обогащение. В один прекрасный момент меня взяли играть в один из самых популярных городских рок-коллективов, которые в своих композициях проповедовали идеи «Грани». Таким образом, я стал одним из участников этого движения. Мы занимались тем, что устраивали тематические концерты в разных концах города, а также ездили с ними по области, продвигая свои идеи все дальше и глубже. В результате, с каждым днем нас становилось больше. Нашей целью стал отпор скупой морали современной молодежи, активная борьба против подавляющих людской организм наркотических средств, против случайных половых связей и фашизма.
Мои лидерские качества помогли легко влиться в коллектив и стать одним из его проводных деятелей. Я был первым, кто предложил жесткие меры в плане того, чтобы эффективнее бороться против наших врагов, таким образом, закрепляя и отстаивая свою жесткую и категоричную социальную позицию. Конечно, не все пошли за мной, но все же нужное количество людей я сумел набрать. Мы начали устраивать погромы в пивных ларьках, ликероводочных лавках, наркоманских притонах, борделях и даже ночных клубах. Мы отлавливали на улицах пьяных юношей, мужчин и даже представителей слабого пола, жестоко избивали их и грабили. Мы нападали на торговцев наркотиками, на сутенеров и прочих отбросов общества. Мы четко знали свое дело и даже неплохо на этом зарабатывали. Конечно, правоохранительные органы время от времени нами интересовались, но все же, видимо, как-то боялись лезть к нашей группировке, если до сих пор никто из нас так и не был ими пойман…       

С приобретением пистолета я решился взять в нашем движении власть в свои руки, самому контролировать все передвижения группировки и, в конце концов, показать всю свою серьезность и настойчивость. Теперь я подогну этот мир под себя. Заставлю его подстраиваться под меня, адаптироваться к моему характеру, к моим идеям и убеждениям. Я четко знаю свою цель и ни в коем случае не собираюсь отвергнуть то, чему собрался посвятить всю свою дальнейшую жизнь.
На протяжении нескольких дней мы наблюдали за неким парнем, который бродил в соседнем квартале. Выглядел он весьма подозрительно. Ходил только в черной одежде, чуть ли не на самые глаза напяливал вязаную шапочку. Все время оглядывался по сторонам и пытался избегать излишних взглядов в свою сторону. Здесь явно было что-то неладно. Раньше его там не было, а с недавнего времени он появлялся в закоулках квартала практически каждый день, а на выходных так вообще даже по ночам там находился. Несколько раз мы все-таки заметили, что к нему подходят какие-то парни, причем абсолютно разного возраста. Он отводил их в сторону, где велика вероятность того, что их никто не увидит. Проследив за этим процессом, было не тяжело догадаться, что он торгует наркотиками. Скорее всего, это самый обычный уличный торгаш, который работает на какого-то местного наркобарона. Не похож он был на самостоятельного торговца. Таких в городе практически не было. Ну, а если и были, то рано или поздно они попадали под давление местных группировок, занимающиеся наркотиками, и тогда уж им просто приходилось работать на них. Подобная самобытность в городе не приветствовалась.
Вот тогда мы и нашли себе новую добычу. Доход от наркотиков всегда хорош. Уличные торгаши, правда, вряд ли много на этом зарабатывают, так как все полученное от продаж приходится относить главному, после чего тот все тщательно проверяет, соотнося количество проданного товара и заработанных денег, и выделяет небольшой процент непосредственно в пользу самого торговца. Но нас это не интересовало. Этот маленький ублюдок сознательно травил нашу молодежь, поставляя им подавляющие вещества, этот засранец зарабатывал на их физической и психологической зависимости и, в конечном счете, на их смерти. Для нас это был самый важный аспект. Мы должны были устранить его из квартала, навсегда отбив желание заниматься подобным убожеством. Более того, мы прекрасно понимали, что на нем можно неплохо заработать, а это так же было не менее важно для нас.
Мы выбрали ночь с субботы на воскресенье. В выходной день он работал практически полные сутки. Это было весьма логично, так как именно в позднее время молодежь возвращается с дискотек и, чтобы продолжить похотливое веселье, всегда не прочь поживиться чем-нибудь сладеньким. Около двух часов ночи мы выбрались из квартир. Я сказал матери, что иду на ночную дискотеку. Она, правда, с трудом в это верила, так как знала, насколько скептически я отношусь к подобному прожиганию времени. Нас было трое. Это все, кто осмелился пойти на подобный криминал. Хотя лично я не могу считать это преступлением закона, ведь мы не просто грабим прохожих и, тем более, травим их всякой дрянью, как делают некоторые. Мы занимаемся чисткой мусора, довольно-таки благородным делом, возлагаем на себя огромную ответственность.
На ночных улицах небольшого города было так тихо, что можно было легко слышать шум поезда, проходящего по рельсам далеко за городом. Луна отбивала эхом наши шаги. Мы практически ни о чем не говорили. Каждый думал о своем, каждый старался четко спланировать в голове все дальнейшие действия. Торгаш находился на своем привычном месте, мы увидели его еще издалека. Его облик был освещен ярким светом фонаря, к столбу которого он оперся спиной и уже чуть ли там не засыпал. По ранее спланированному плану, мы разделились. Двое моих коллег тихо, чтобы не привлечь внимания своей добычи, ушли во дворик, в котором обычно этот парень занимался торговлей уже непосредственно с клиентом. Я же, в свою очередь, направился прямо к нему.
 - Привет, - громко произнес я, находясь еще за несколько шагов от парня.
Торгаш резко вздрогнул, отклеился от фонарного столба и повернулся в мою сторону. Он был немного напуган неожиданностью того, что я зашел со спины. Рост его был довольно маленьким, где-то на две головы ниже меня. Телосложение абсолютно не говорило о том, что он когда-то занимался спортом. Как раз наоборот – создавалось такое впечатление, что при любом колыхании ветра его тощее тело очень тяжело удержать, поэтому оно несется далеко-далеко, пока ветер не ослабит свое дыхание. Мелкие черты лица были еще детскими, его возраст вряд ли переваливал за семнадцать. Под носом, на бороде и щеках изрядно пробивался юношеский пушок. Черная вязаная шапка, как и всегда, была натянута низко на глаза.
 - Привет, - тихо произнес он.
Торгаш смотрел на меня весьма удивленно, будто бы знал, зачем я пришел к нему. Глаза его бегали из стороны в сторону, лихорадочно осматривая меня. Иногда лицо как-то странно дергалось, скорее всего, это был нервный тик. Было явно заметно, что он раньше плотно сидел на наркотиках, а может, и до сих пор сидит.
 - Что у тебя есть? – спокойно спросил я, стараясь не подавать виду, что нервничаю, хотя на самом деле действительно переживал по поводу происходящего.
 - А что тебя интересует? – немедленно сказал парень, все еще бегая по мне своими маленькими глазками.
 - Меня все интересует, - улыбнулся я, чтоб немного перебить волнение. – Все и в большом количестве.
Глаза у собеседника мгновенно загорелись после того, как он услышал последнюю фразу. В нем запылала надежда, что прямо в его лапы пришла богатая добыча. Но он ошибался. Добычей был он. Парень даже как-то переменился во взгляде, явно перестал меня бояться. Ехидно улыбнувшись, он спросил:
 - Отойдем?
Улыбка его была такой подлой и корыстной, что мне от этого стало противно. Возникло желание уже сейчас влепить ему по лицу, без помощи моих коллег, так, чтобы смыть это злорадство с его уродливого лица. Но все же надо было подождать. Уговор дороже денег.
 - Отойдем… - безразлично ответил я и последовал за ним.
Торгаш чуть ли не вприпрыжку ринулся во дворик, где обычно и происходили все его злоумышленные торги. Я же, в свою очередь, спокойно шел, иногда оглядываясь по сторонам. Наркоторговец, быстрым шагом направляясь вглубь темного двора, изредка поглядывал на меня довольным лицом. Я через силу улыбался ему в ответ, но самого меня как-то ужасно крутило и выворачивало от ненависти к этому похабному ублюдку. Мне скорее хотелось покончить с ним раз и навсегда.
Остановившись на углу одного из высоких домов, он повернулся ко мне и расстегнул куртку. Но, не успев даже изъять содержимое из глубоких карманов, услышал, как сзади к нему кто-то приближается. Это были мои коллеги. Каждый из них направлялся к нам из разных углов дома, у которого мы стояли. Парень сразу заподозрил что-то неладное. Лицо его снова вмиг стало испуганным, руки задрожали, он взглянул на меня, в один момент застегнув куртку до самого подбородка, и спросил:
 - Кто это?
В ответ я нанес ему удар коленом в район паха. Торгаш скорчил свое лицо от невыносимой боли, согнулся всем телом, придерживая руками только что пораженное место. В следующий миг я ударил его ногой по ребрам, после чего он, вскрикнув, рухнул на асфальт. Уже как раз подоспевшие парни принялись изо всех сил изрядно лупить лежащего ногами. Я же, в свою очередь, также присоединился к ним. Торгаш согнулся всем телом на асфальте, пытаясь хоть как-то защищаться от бесконечных ударов, но это у него явно не выходило. Он абсолютно не кричал, не стонал, от него не было слышно никаких звуков. Складывалось впечатление, будто бы подобное для него уже не впервой. Мы лупили его ногами как можно чаще и сильнее, мы мстили за вырождение современного поколения, мстили за все злодеяния, которые совершал этот малолетний недоумок. Он заслужил самой страшной кары. И именно мы стали ее воплощением. Я упивался неистовым наслаждением от того, что я делаю. Был уверен в том, что в этом мое предназначение и пожизненная цель. Я не позволю этим подонкам загрязнять родные улицы…
Мы прекратили нашу свирепость лишь тогда, когда почувствовали, что торгаш больше не двигается. Лицо его было в крови, одежда грязная и местами разорванная. Он беспомощно валялся на асфальте, не приходя в сознание. Абсолютно не шевелился, но было заметно, что все-таки еще дышал. Обыскав его, парни изъяли у торгаша все наркотики и деньги. По сути, нам больше ничего не было нужно от него. Но на этом лично я не собирался заканчивать. Я еще не до конца насладился властностью над этим подобием человека. Мой долгожданный триумф еще не настал…
 - Все, уходим! – поторопил нас один из моих коллег.
Но я не двигался с места. Впился глазами в поверженное животное, что так беспомощно и бездейственно лежало у моих ног в луже собственной крови. Я еще не насытился красотой этого зрелища. Достав пистолет, направил его в сторону торгаша. Парни же, узрев у меня в руке огнестрельное оружие, бросились ко мне:
 - Ты что, совсем спятил, идиот? Убери пистолет!
Но я не собирался сдаваться. Перевел ствол на парней и крикнул в ответ:
 - Назад, уроды! Назад! Сейчас всех завалю!
Они с ужасом глядели на меня, как на безумца, как на рехнувшегося психопата. Они медленно попятились назад, не отрывая глаз с моего пистолета и действительно опасаясь того, что я могу и в них выстрелить. Но в мои планы это не входило. Я снова перевел оружие на лежащего торгаша и принялся тщательно прицеливаться, чтобы нажать на курок и попасть прямо в голову. Но мои руки бешено дрожали, и я не знал, что с этим поделать. Я сдавил пистолет обеими руками, я намеренно спланировал уничтожить этого урода до конца, и мне никак не хотелось отступать назад. Но все было будто бы против меня. Все тело пробирал озноб, я дрожал, как семилетний ребенок перед первым походом в школу. Внутри меня что-то сдавливало, мешая совершить свой триумф, мешая взять верх над этими человекообразными ублюдками. Я никак не мог это сделать. Тогда я закрыл глаза и снова попытался нажать на курок. Эти несколько секунд длились для меня, словно вечность, безмятежная вечность позорной трусости…
Я не смог. Опустив пистолет, медленно открыл глаза. Все оставалось таким же, как и было до этой невыносимой вечности. Ничего не изменилось. Парни все еще глазели на меня испуганным взглядом, абсолютно не понимая и не желая верить в то, что происходит. Я думал, что они окончательно испугаются, убегут, чтобы ни в коем случае не стать ни свидетелями, ни соучастниками данного преступления, но они оставались стоять на месте. Я вдруг почувствовал едкую боль в голове, которая мощным натиском давила на меня и будто бы опускала вниз. Я присел на холодный асфальт и схватился за голову. Невыносимая боль пробирала меня насквозь, я был обессилен от столь подавляющего нервного напряжения. Никак не мог поверить в то, что оказался таким трусом. Мне было ужасно стыдно перед самим собой.
 - Ну, все, пойдем, - услышал я тихий голос одного из моих коллег, который принялся поднимать меня из холодной земли.
Всю дорогу я шел молча, безнадежно опустив голову. Парни один за другим часто косо посматривали на меня. Но глядели они уже не испуганным и настороженным взглядом, а, скорее, сожалеющим. Наркотики мы выбросили в канаву. Уже возле дома поделили деньги. Я безразлично взял свою долю, даже не пересчитывая, хотя обычно проверял. Для меня это был мелкий трофей, который я смог унести из поля своей жалкой трусости. Распрощавшись с коллегами, поплелся дальше в сторону своего дома, еле волоча под собою ноги…

Всю оставшуюся ночь я просидел на кухне один. Обдумывал все то, что сегодня произошло. Мягко говоря, я был зол на себя. Так нельзя. Нельзя идти по своему пути и вдруг, резко остановившись, куда-то свернуть. Это невозможно. Если у человека есть цель, то он должен идти к ней прямо, твердо и настойчиво, никуда никогда не сворачивая. Если человек знает свой личный смысл жизни, то он ни коем образом не должен меняться. Если у человека есть идеи, то он должен строго им следовать. Вот у меня есть идеи. Свои, никем и ничем не навязанные. Я сам к ним пришел, мне никто не подсказывал. Но так тогда какого же дьявола я вздумал от них отступать? Как же так можно проявлять свою трусость и неумелость в столь граничных ситуациях? Это невозможно! Так нельзя!
Я встал напротив окна и начал вглядываться в невесомую даль. Красное зарево восходящего солнца блестело на горизонте всей своей гармонией и красотой. Оно овивало непорочное небо теплом и заботой, поднималось все выше над землей, освещая дальние глубины безмятежного простора. Ну, вот, солнце, например. У него ведь есть своя цель, свой смысл и идея. Оно никогда не остановится на полпути, оно не может объявить себе выходной и спрятаться где-то в безграничных глубинах космоса. Оно идет по своей дороге, не меняя пути и никуда не сворачивая. И по-другому быть просто не может. А что я? Сегодня я проявил самую великолепную трусость перед собственным триумфом. Мне стыдно перед самим собой. Я не достоин называть себя тем, кем я себя называю, если не следую к своим целям по пути личностных идей. И пока я не докажу самому себе, кто я на самом деле, пока я не научусь действовать в граничных ситуациях и придерживаться четко запланированной схеме, я буду призирать себя, я буду не достоин самого себя, вот и все…

Где-то около шести утра в дверь кто-то позвонил. Я немного занервничал, вспомнив вдруг о своем ночном деянии. Мало ли, кто решил так рано заявиться. Возможно, это за мной. Мать еще спала, поэтому я тихо открыл входную дверь. Зря только переживал. Это был всего лишь мой отец. Он снова просил деньги. Давно я его как-то не видел после того, как в последний раз выпер за дверь, оставив на память пару оплеух. Он очень извинялся, обещал, что просит последний раз (он так всегда говорил) и отдаст на протяжении следующей недели. Мне это даже как-то подняло настроение. Предо мной стояло пронырливое существо, которое опустилось настолько низко, насколько это вообще можно представить. Эта гнилая тварь сломала жизнь мне и моей матери, а теперь приходит и просит взаймы. У меня в голове блеснула интересная идея, согласно которой я все-таки смогу перебороть свой страх перед собственной целью.
Я вышел вместе с ним на улицу. Сказал, что деньги спрятаны в гараже. Эта безмозглая, тупая и ограниченная скотина, естественно, мне поверила. Он волочился за мной, еле перебирая ногами после очередного перепоя, просил, чтоб я не спешил. Но я не мог не спешить. Я несся изо всех сил к своей идее, я не мог ей изменить. Внутри меня пылал огонь неимоверно жгущей радости. Я летел на крыльях вечности движущегося мира. Прохладный утренний воздух пробуждал атмосферу, окружающую меня со всех сторон. Я вдыхал аромат прохлады, с великим наслаждением упиваясь божественным запахом. Всеобъемлющий восход солнца разрезал своими лучами сонную действительность. Это еще более меня подбадривало и придавало уверенности.
За гаражами мы остановились. Некоторое время я еще оглядывался по сторонам, убеждаясь, что никого вокруг нет. Затем перевел свой взгляд на отца. Я не знаю, как адекватно описать то, что видел своими глазами. Лицо этого подонка было обвисшее, грязное и заросшее. Волосы жирные, глаза красные и какие-то туманные. Он, видимо, очень медленно соображал, поэтому взгляд его казался тупым и отрешенным. Он не думал обо мне или о матери, он никогда о нас не думал. Он пришел сюда за помощью, за деньгами на спиртное, так как ему уже просто некуда было идти. Я удивлялся, почему он до сих пор еще жив, почему такие ублюдки так долго живут в свою пользу, в свое похотливое и порочное удовольствие. Я смотрел на это унылое и проклятое существо, словно на помойку всего дурацкого мира. Это скопление всего злого, грязного, самолюбивого, эгоистичного и продажного на всей земле. Это облик мерзости и тщеславия, который никогда не задумывается о чем-либо, кроме своих низменных потребностей. Это сплошной животный инстинкт, пропитан безразличием ко всему окружающему.
 - Ну, где деньги? – медленно произнес он и скорчил свою уродливую морду в ехидной, злорадной и корыстной улыбке.
Эта улыбка напомнила мне то скупое выражение лица, которое я видел накануне. Меня это взбесило так, как никогда еще ранее. Я готов был тут же разорвать его, отомстить за все, что он сделал по отношению ко мне и к моей родной матери. Я мигом достал пистолет и направил ему в лицо. В этот раз не струшу. Теперь не могу отступить. Если же я все-таки сдрейфлю, то просто обязан буду застрелить самого себя. Я не имею права на жизнь, в таком случае. После этого просто уже не смогу называться человеком.
С лица моего отца в один миг смылась улыбка. Теперь это было похоже на какое-то удивление. Никакого страха, никакого испуга я не мог наблюдать. Наверное, он думал, что я просто шучу. Но он ошибался. Он сильно ошибался. Я прислонил дуло пистолета прямо к его лбу. И только тогда его взгляд выразил подобие того, что я ожидал видеть. Я был не совсем доволен этому выражению, но, по крайней мере, ничего подобного ранее в нем не замечал. Эта полупьяная морда ничего более человеческого выдавать просто не могла.
 - Ты что? – тихо, дрожащим голосом процедил он сквозь зубы.
Это была последняя точка. Я спустил курок…

Бог есть, я знаю, он все видит. Он наградит меня за такую добродетель. А что? Разве это не добро – уничтожать то, что сеет зло в этом мире? Конечно, добро! Безусловное добро…

Шостка, май 2011 г.