Через сон

Я всегда забываю о времени.  Абсолютно. Пропадаю  во время встреч.  Как бы выразиться точнее.  Я слушаю, смотря на собеседника. По-моему слушаю. Нарколепсия. Быстрый сон.  Бета - волны.
Вот это действительно просто быть. Быть и почти не функционировать. 
Отсутствие разложения, как морального, так и физического.  Временный туман. Такой же не контролируемый. Яркие впечатления. Главное успеть записать.
Но у меня не получалось и я просто жил. А потом начал видеть сны. 

Просто видеть и запоминать.

Научился отличать грани. Во снах картинка рябит - происходит из-за быстрого движения глаз. Знать что спишь.
И все же я не нарушал ход событий.

Сны это тоже жизнь - параллельная жизнь. Кем мог БЫ ты быть? Кем бы они могли  быть? От греческого *бы* - стал.
В одном из прерывистых диалогов - на бегу. Это, когда случайно уловишь обрывок фразы пока идешь, не останавливаясь.
- ..Кем хотел бы?...

Кем хотел стать?.. Коснемся чего угодно. Ведь так хочется ролей.. Остервенелая битва за клетку дамки. В одной лавке со слонами и лошадьми.   

Похоже я снова уснул. Необходимо идти на третий этаж. Ноги привели на четвертый, остановившись подле окна. На стене справа висит картина, такая же, как и у меня дома. *Подснежный тюльпан*. В народе зовется сон-травой. Еще одно растение со своими легендами.

Кажется я один на этаже.

В больницах всегда так. Кажется, что ты один на этаже.
*Кувшинчик синий и пушистый с его мохнатым стебельком...* - Подпись А. Толстой.
Здесь была всего лишь одна картина. И изморозь на стеклах. 

Я вышел обратно на лестницу. Мимо проходят сестры в обычных медицинских халатах. Маячащие бланки переливаются своим белоснежным великолепием. Такие же люди, как и я. Рядом, и за стенами, редко разговаривают и почти не улыбаются. А в глазах строчка постскриптум: Хочу жить. Мало кто обращает внимание на мелкий шрифт. Жаль.

- ..Слишком тускло сегодня. Надвигается дождь.
Радио шипит, и диктор невольно заканчивает свое вещание в окошке регистратуры.
   
Женщина, лет 30 с небольшим, протянула руку. Точно, нужно отдать документы. Кажется я опять задремал.
Синие печати походили на детские переводные наклейки.
Все идет с детства.
- И Сон и Смерть равно смежают очи, Кладут предел волнениям души, На смену дня приводят сумрак ночи, Дают страстям заснуть в немой тиши..

Кажется мальчик читал Бальмонта. Мальчик. Малыш..
 Я знал, что он умрет.
Мать бледна, лицо оттеняет лиловым. Она держит руку мальчика и смотрит, как хрупкая ладошка водит по буквам на желтых страницах.
Ему было десять.
 Неизбежность, в которой отсутствовал посткриптум.

Когда-то мы виделись во сне. Он говорил про свой рак и плакал. Потому что не знал, что это. Взрослые сторонились вопросов на сей счет и просто хмурились.

Мы боимся неизвестности. Мы боимся непонятных слов. И он боялся.

Мать слишком худа.
Глаза. Ее глаза, окаймленные длинными смоляными ресницами, ловили каждое мгновение. Каждый символ, обведенный  синеватым пальчиком сына. Без слез и вздохов. Матери нельзя плакать. Нельзя давать повод ребенку сомневаться. Но он знал, что его ждет. Или почти знал. Осозновал -  пока спал. А когда просыпался он пил воду и улыбался своим маленьким ротиком. Улыбался врачам. И маме.
Маме.
А она.. Просто говорила ему, что обязательно заберет его домой.

Ребенок 10 лет умрет после ее ухода. Уже через пару минут, когда уснет. Посетителей выгонят из помещения. А женщина, хрупкая и промокшая от дождя, будет стоять у окон. Будет смотреть, как ставят капельницу. Посткриптум за железными прутьями забора.

Мать не должна плакать.

 Когда зашторят занавески и станет темно в палате. Ее затолкают в машину пьяные ребята. Из-за дождя не будет слышно криков. Изнасилование с последующим убийством. В такой же темноте, которая ждала ее малыша. Ее сына.

Чуть позже врачи застали ровную полоску на экране.
Он уснул.. И она уснула..

Она просто обещала забрать его домой.
А ведь там, он не болеет и пьет воду, улыбаясь своим маленьким розовым ротиком, читает Бальмонта. Женщина с яркой радужкой в глазах,  с прозрачноватой кожей, держит его на коленках и слышит запах золотистых кудряшек своего ангела.
Они улыбались. Я видел это во сне.

Тучи останавливали свой ход и давили расплывчатой массой на горизонт. Ливень протягивал нити к земле. Асфальт забывал о прохожих..

Я вспоминаю коричневые точечки в серых глазах незнакомки.
Немного поблекшие, все чаще ассоциировались с дорогой в желтом свете фонарей, зажигающихся вечером на небольших улочках.

 Недавно приснилось кладбище. Ночь. И пеньки на склонах. Кажется я боялся упасть, но все шел к золотистым плетеным вратам. Двери были закрыты. Отчаянный крик мольбы пропустить меня туда оставался костью в горле. Шептал, что мне нужно попрощаться с папой. Высокие решетчатые двери  напоминали картины художников на тему, как ты  видишь Эдем.

Прутья с примесью желтого и серого не пускали, и я возвращался обратно. Шел на свет.

Кажется это светофор.
Снова чуть не сбила машина.
Мне нужен кофе.
 
Среди улиц и замерзших людей в черных куртках с серебристой молнией, я остро чувствовал мак. Магазин цветов *Аглая*. Кажется, так звали мать Морфея.

Это все больше напоминало правду. Маковые головки пылали за окном мерзлого октября. Аглая и Морфей. Даже здесь - внутри матери, был пьянящий бог снов. Яркий, но маложивущий цветок.

Обходя людей, мимо настроений, сквозь воздух. Нарочно игнорируя шум машин, перебиваемый  дождевыми каплями. Танцующими каплями. Ритмичное танго или фламенко. Может вальс, переходящий в  конго. Живые дождинки, двигающиеся одна за одной. Не боявшиеся  упасть и разбиться, среди сотен таких же, как они. Прозрачных и призрачных. Невесомых и разрушающих в массе. Потоком. Отражающие то, что их окружает. Не боятся разбиться и оставить всплеск из таких же маленьких капелек, как они.
Они просто падали.
 
 А я..сидел возле храма на коричневой лавке. Среди мраморных памятников и позолоченных крестов. Воздух пропитанный сыростью вил веревки на шее. Охладевшая могильная плита, бежевые прожилки которой  легко мерцали в буквах, тускнела. Провел по ним пальцем. Кажется это было мое имя...

..Колокол сегодня не звенел..Было тихо..И все так же по каплям шел дождь..