Тля

  Тля! Эта жирная тля села на меня, и возожрала плоть мою! Я бьюсь в истерике, изнутри содрогаясь в безутешных рыданиях насилуемой, а в мои тончайшие душевные волокна мерзопакостно всасывается эта уродливая гадина, чавкая и наслаждаясь моими страданиями.

  «Тля, гнильё ты малодневное! Я – небесный росток многовекового древа, я – плод стоической жизни, тантрично услаждающий мир собой, и ты, тля, смеешь касаться меня? Ты, по ошибке высратое своей мамашей, и убого блеющее в своей абсолютно ничтожном существовании, смеешь лицезреть меня – цвет всего мироздания?!» - брызжа соком и срывая голос, исступленно ору я, но этот монстр и дальше продолжает калечить меня своим уродливым орудием. И в распятии своем я колышусь по ветру, сгибаемая под тяжестью этой твари, мученически подставляя свои зеленые ростки, и вкрадчиво ощущая каждую волну вытягивания моих соков из недр очередной пробитой стигматы. И под плетями порывов я начинаю волнами океанических времен мыслить пустотами насилия, спускаясь на вершину одиноких гор, призывая слепящий ужас исказить болезненно безразличную гримасу этой мрази…

  И вот, капля за каплей, покрытые творимыми воздушным сопротивлением волдырями шарики влаги начали колотить убитую горем землю, скорбящую о муках моих, и раскаты летнего грома сбили последнюю пыль с прикрытых навесами плоскостей. Ещё один толчок, и ветвисто-яркая молния ударила где-то за холмом, сжав воздух томительно-гнетущими мгновениями шума дождя в ожидании нового звукового удара, а ощутив его сполна, пост-оргазмично расслабила пространство перед новой вспышкой.

  И как всегда, перед новым сполохом трещин небосвода, весь молчаливо-однородный гул вокруг сгустился, и первые знамения нового пришествия стали жечь мою заплаканную сетчатку, врезаясь благодатью приближающейся гибели. А по небу, от основы до игольно-ниточных концов, словно гигантские коренья моего древесного божества стала расползаться Она. И была Она истинным ангелом моего вознесения в сады вечных наслаждений, что тянется ко мне своей нежно-материнской рукой, и, едва касаясь меня своим похотливо перепачканным пальчиком, пахнущим мускусом и озоном, самоубийственно садистки вживляясь в тело моё, испепелят меня своим вожделениям, умирая внутри меня, почувствовав свой последний, смертельный экстаз. А тело мое, охваченное священным пламенем, чернеет, обугливается и опадает, отпуская меня слиться с Ней, воскресшей на небесах.

  «Тля, ты видишь это? Ты сгорела дотла. Ничего от тебя не осталось. Ты стала еще меньше, чем была, еще ничтожней, чем возможно. Скажи, зачем ты так вела себя? Ведь мы могли быть вместе. Я обожаю твои сосущие уколы, а ты не можешь жить без моей влаги. Скажи, ну почему ты так холодно себя вела?» - мыслю я. Но уже на пути к моей спасительнице, силой отобравшей меня от возлюбленной.