Остров

               
«Прикид» - именно так говорили в те времена, когда тотальный дефицит и пустые полки магазинов вызывали  тоску, а при слове «родина» в области солнечного сплетения вспухала  волна придушенной ненависти.  Он стоял на платформе автостанции весь в «варёной» джинсе, уверенно попирал асфальт крикливо дорогими кроссовками «Пума» и с кожаной сумкой через плечо, в которой ждали своего часа  пара недофарцованных свитеров. С деловито-скучающим выражением на лице он как бы нехотя поджидал автобус и между делом лениво рисовал себя на фоне толпы. Полусонным глазом  слегка скользил по чьему-нибудь упругому телу, с внутренним правом знатока отмечал малейшие «за» и «против».

В воздухе растекалось дрожащее, нежное утро.
В эту пору на станции всегда собиралась пёстрая масса студентов, студенток, старшеклассниц – шумная толпа молодых, красивых лиц, переливающаяся запахами и звенящая пульсирующим смехом. Он видел, что привлекает внимание, но ему  настолько безразлично, что изображая  это изо всех сил, он невольно напрягся и покраснел. Слегка. Улавливая своё отражение в стёклах проезжающих машин, он поправлял модный чубчик и украдкой косился, продолжает ли вызывать интерес у стайки пэтэушниц за спиной.
Девчонки шептались и хихикали.
Он приосанился и закурил длинную сигарету из пачки с американским верблюдом. Горящие глазки прожигали дыры на его «варёной» куртке, это согревало.
Неожиданно лязгнул дверями автобус. Студенты бесцеремонно  и весело зажали его со всех сторон, пища и ёрзая вокруг, втащили и затолкали в угол задней площадки. Девушки, пользуясь давкой, вились рядом, краснели, вдыхали его «Арамис», обволакивали  юным щебетанием, хохотали многозначительно громко, пытаясь чем-нибудь зацепить его внимание и пробивая почти в упор сверлящими взглядами. Он смущённо отворачивал лицо в окно, но только на секунду или две, чтобы снова повернутся к ним  впитывать эту свежесть и почувствовать себя посреди клумбы цветов. Вдруг захотелось чтобы автобус притормозил и двигался немного помедленнее и как можно дальше.

Салон был переполнен, из конца в конец непрерывно перекатывались волны безудержного смеха и возбуждённых голосов. Невозможно было остановить взгляд на каком –то одном лице, прямо перед ним вибрировал плотный сгусток невероятной сексуальной энергии, от него исходил жар в лицо и казалось, шевелились волосы как от дуновения ветра. Ненатурально-рассеянным взглядом он бродил по салону и совсем неожиданно, в глубине салона, у самого окна его внимание привлекла Она. Он увидел, что она смотрит на него в упор и, когда их взгляды встретились, она не отвела сразу в смущении глаза, как это часто бывает с незнакомыми людьми, а продолжала смотреть на него так, как смотрят на человека в первый и последний раз, зная, что вот сейчас она сойдёт на своей остановке, а он уедет дальше, уедет навсегда и их пути уже больше никогда не пересекутся. Несколько долгих секунд они не отводили друг от друга глаз и этих секунд ему стало вполне достаточно, чтобы понять – таких как она нет. В ней присутствовало нечто необъяснимое, что-то такое, что заставляло забыть, куда и зачем он ехал…Её глаза…Будь он художником, он, возможно, решил бы что такие глаза могут быть у самой Судьбы. Среди всеобщей давки она сидела ограждённая своим одиночеством, положив сумку на колени и обхватив её руками. Длинные чёрные волосы тяжело спадали на спину и были слегка схвачены у плеч. Тёмная блузка с крупным хомутом, спадающим на грудь, странно вписывалась во весь её образ и было очевидно, что нарядный, красочный мир она может наблюдать только из окна. Вдруг стало всё неопределённо, то ли от тряски, то ли от внезапно возникшей тоскливой судороги, всё вокруг неуловимо изменилось, он смотрел и видел знаки и понимал что всё не зря. Это Была Она. Это её глаза он всегда видел и знал в путаных снах и в едва уловимых грёзах, когда предощущение реальности сочилось сквозь призрачную пелену, скользило еле различимым намёком. Какое то тревожное, неясное родство таилось в её лице и глазах, возможно, отголоски будущих жизней или слишком сильное предвидение прошлого – он не знал, но не мог отвести от неё глаз.

Мир остановился. Крылатый автобус парил в кромешной, внезаконной тишине сквозь облака, водитель нараспев газовал, лишь для вида крутил руль и плаксиво клянчил деньги за проезд. Они неслись в неизвестном измерении, подчиняясь ведомой силе, туда, где в пространстве уже существовали их следы, проложенные рядом, бок о бок…
С металлическим будоражащим грохотом открылись двери, она встрепенулась, быстро взглянула в окно, схватила сумку и бросилась к выходу. На последней ступеньке она задержалась ещё на долю мгновения, чтобы обернутся и взглянуть. В последний, наверное, раз…И ушла. Неподалеку виднелись очертания постно-серого административного здания. В его безжизненных, чёрных окнах угадывалась неутолимая тоска многих поколений, томившихся здесь, студентов. Оно неторопливо пережёвывало и глотало текучий и шумный, разноцветный поток.

Чудес не бывает.

Он видел как она влилась в вереницу навьюченных рюкзаками, спин и до корпуса ей оставалось пройти ещё метров пятьдесят или сто, а там – угол, она завернёт за него, войдёт в двери и навсегда исчезнет.

Она завернёт за угол. Чудес не бывает.

Но почему? Почему не бывает чудес? А хотим ли мы, чтобы они были, эти чудеса? Что сделали лично мы для того, чтобы впустить в свою жизнь маленькое ушастое чудо? Не слишком ли внимательно мы смотрим на окружающие отражения и боимся потерять лицо?.. Сейчас захлопнется дверь, автобус тронется – перрон останется и чудо, бросив уничтожающий, презрительно-усталый взгляд, повернётся и уйдёт искать другого спящего глупца.

Двери закрылись. За окном дружно встрепенулись и поплыли в сторону студенты, идущие в храм знаний, само здание храма, деревья, столбы, лица, всё быстрее унося его в неужное «туда»…
- Остановите, пожалуйста!- Его голос с неожиданной силой перекрыл разноголосое  щебетание и девчонки, стоявшие вокруг, привычно прыснули. Он рванулся к выходу, на ходу повторяя свою просьбу остановить, мол, зазевался, проехал, пожалуйста, ради Бога! Водитель недовольно выжал тормоз и пробормотал что то сквозь зубы. Он выскочил и побежал наперерез через газон, через живую изгородь, ей оставалось всего несколько метров до угла, а там, он это знал, там уже всё, ни за что не найдёт, вернее, будет страшно глупо и смешно бродить по всему зданию, заглядывать в аудитории и спрашивать: а не учится ли здесь…вот такая вот…девушка.. она вся… ещё такие глаза…

До стеклянной двустворчатой пасти осталось каких то полметра. Он закричал. Она оглянулась.
- Да, да, Вы! Одну минуту, пожалуйста! – Она поймала его прыгающий взгляд и приостановилась. Он приближался к ней, запоздало замедляя шаг и с разбегу напарываясь всей грудью на настороженно-холодные глаза. Совсем другие, совершенно не то…Теперь она смотрела на него из другого мира, из далёкого, противоположного берега, куда не существовало мостов. Мазнуть глазами неосторожно или от скуки по чужому лицу – это одно, но если после этого за тобой выпрыгивают из автобуса на полном ходу и, сломя голову, догоняют, то это как-то… мягко говоря, отрезвляет.

Теперь он стоял словно неожиданно попав под холодный душ, все слова и тот порыв, который заставил его сорваться с места – мгновенно испарились. От замешательства в голове смешались мысли, он невнятно промямлил, что чего то там хотел бы, типа, ну, это, э-э-э, то есть, ему показалось, что, м-м-м-м, может быть, она…

Лицо залило густой краской, он жевал слова, шевелил ушами, играл кадыком и, оборвав себя на середине слова, попросил извинения, сконфуженно повернулся и… Облом. Романтик хренов. Ты что-то ожидал? Да? Ты ожидал, что та девчонка из твоих снов опереточно раскинув руки в стороны, полетит тебе навстречу, зависая в прыжках, как в кино, развевая по ветру волосы, крупными оленьими скачками, через весь парк, вздымая кучу сухой листвы и пыли, вся пронизанная лучами восходящего солнца, светясь от радости и тайны, маня своей неизведанностью, как необитаемый остров, как синее будущее, как вершина… Ты этого хотел? Ты хотел встретить ту, из которой любовь сочится как мёд, глядя в глаза которой можно было бы и через сорок лет наблюдать неугасимый огонёк женственности, чья душа чиста и в то же время загадочна как арктический снег…Но таких в автобусах не найти. Таких вообще не встретишь на скученных, заплёванных бордюрах и остановках. Все они живут в неопределённом измерении, сквозь которое можно только случайно на миг проскочить на каком-нибудь энергоносителе, изменяющем сознание. Ты слишком многого хочешь, мало ли, глаза…Ну и что? Ты как всегда ошибся.
- Подожди.

Он споткнулся. Мучительно захотелось переспросить. Их разделяло пять метров. Засунув руки в карманы плотно облегающих брюк, она пошла ему навстречу очень ровно и медленно. Она могла отвести взгляд, чтобы оставить себе пространство, чтобы иметь возможность уйти в сторону и убежать, но она продолжала идти. Повелительно держа его на привязи своих глаз, не давая ни единого шанса, ни глотка, ни вздоха – всё до последней секунды, которые торопливо отсчитывало сердце-часы… сердце-глаза…

В голове колотушкой единственная мысль – было, уже было где-то, когда-то, в прошлых драмах, в пошлых комедиях, но всегда, всегда что-то мешало исполнить последний  шаг, путанные стреноги  карманных страхов, эти бесконечные два-три метра зависали в веках, перемалываясь в колесе перерождений, словно заевшая на одном и том же месте, пластинка…Только не говорить, только бы ничего сейчас не говорить. Малейший звук, малейшее скомканное слово немедленно обрушит и сольёт этот дрожащий миг, это случайное, беспричинное «если», но только хватит ли сил…хватит ли надежды…И хватит ли любви, чтобы не сорваться в пучину циничной пошлости…

Подойдя вплотную, по-прежнему не отводя взгляда и не говоря ни слова, она обвила его шею руками-змеями. И в их случайном, неуместном среди серого быта, поцелуе, почему то застыли прохожие, студенты, ускоряющие шаг, но так и не дошедшие до дверей и с окаменевшей озабоченностью на лицах, птицы на полу -взмахе крыла, не успев завершить вираж – вокруг замерло время.


А мир, столкнувший лбами этих двоих, этим безвременным утром раскинув руки радугой, лениво наблюдал со стороны и тонко улыбался, словно был здесь абсолютно не при чём. Колесо заклинило, замкнулся вечно непройденный цикл и проезжающие машины салютовали этим двоим  путникам, встретивших друг друга, облаками выхлопных газов и серенадами клаксонов, а уже после спешили по своим скучным и беспробудным делам.