Какому мы молимся Богу, если молимся и почему

Какому мы молимся Богу, если молимся и почему. – Или «Крик вопиющего в пустыне».

Здесь вопрос даже и не столько в том кому или чему молимся, живому Богу или некоему идеальному принципу Сверхразума, а в реальной земной практике нашего времени. А она всегда была и остается живой и обожествленной уже только одним тем, что является реальным единственным соизмеримым критерием истинности, как и также тем, что мы от нее всецело зависимы и ею же органично сопричастны во всем. - Как в земным вочеловечивании Бога и самого изначального признака духовности в нас, - так и со своим исконно творческим и естественно природным богоподобием, ставшим нашим настоящим здесь и сейчас, пусть и болезненно кратким, но чувственно ценимым воплощением. Но надо всегда также и понимать, что нет прямой и простой рационально полно описуемой однозначности в устройстве и деятельности нашего живого организма восприятия, - ибо все взаимосвязано и проникнуто одно другим, как некой высшей Сверхидеей и сверхчувственной имманентной цельностью единства. Где прорастает сама подлинная нравственность в человеческой действительности отношений и осознает себя полностью полноценной только под высшим духовным водительством, которое всегда гораздо «ответственнее» в мере свободы и необходимости через осознание бытия существующих законов жизни. Живой Бог или вочеловеченный в христианской вере, –  это и есть пример особого высшего пути и цели для человека в его самосознании и в сверхчувственном мистическом ощущении, и если этого нет, - то и также нет подлинно нравственного и оправданного смысла жизни и разумного объективного единого всеобщего закона для вселенной и человека. - Но уже тогда, одна такая нелепая возможность ставит нас вне поля нашего практического гуманного знания и самого чувства возможности прекрасного в жизни. А также вне качества нравственного её понимания и принятия, так как уже исходно не имеет достойного объяснения, смысла и закона целеполагания, где просто «Бог занят игрой в кости» вероятности, среди хаотичных миров и безумных существ. Но даже и тогда нам более не дано судить ни о каких адекватных рамках истинного нашего предназначения и возможности существования самого смысла в праведной и творческой реализации нашего земного пути.
Случайности в мире нет, но есть незнание и определенная невозможность знания, но также как равно есть знание и возможно сверхзнание или высшее Ведание. Случайность, как и вероятность в реальной нашей жизни, это и есть не спрогнозированный результат для человека, как неожиданный или мало допустимый и вовремя непринятый во внимание по какой-либо из ряда возможных причин. Поэтому и наука в целом не объясняет сути самого смысла жизни и смысла собственного смысла или понимания как такового в частности. Но и даже она пытается здесь в лучшем случае, отчасти выразить видимость его в философии религии и даже психологии, что ей менее всего свойственно, а чаще и вовсе недоступно, так как она сама находится во власти неопределенных парадоксальных и логически условно допустимых изначальных установок. Хотя наука сама по своей логической сути глубоко безнравственна и в этом значении всецело демонична и внедуховна, «предательски» безупречно формальна и абсолютно пуста без человека. Поэтому и полное глубинное понимание духовности в нас превыше всех наших частных кажимостей и иных оценок полноценно невозможных вне пределов самой высшей духовности, как полностью невыразимой и Божественной. Но не как ущемленной и опасно больной сегодня в нашей лживой и извращенной суете бездуховности и её полной практической непригодности для справедливой и по-настоящему осмысленной жизни. В этом подлинном широком смысле, собственно смерти для самой духовности никогда не было и не будет, как и нет для нее прошлого. – Но это наше и её «все» - есть ничто иное, как поворачивающееся на новом своем витке настоящее, но в покаянии и искуплении страданий вечной прошлым памяти, - в её забытьи и отрицании, что принижает живое существо смертью расставания с этой испитой свободной жизнью души и её силы, но и также возвращает её же, как итог в омоложенную другую душу с надеждой нового воскрешения и обогащения в новом пути. Здесь мы и творим «случайности» непонимания, как нашей неосознанности, слабости и неразрешенности в ряде ситуаций реальной жизни. Где мы лишь принимаем или нет родовой голос этого явления или как некий знак и увещание прошлого или как предупреждение, миссию и судьбу. И только мы сами можем облегчить эту память и путь личной судьбы, живя по совести и согласию с законами истинно духовной жизни вне противоречия с сакральным истоком самой жизни. Здесь мы не только строгие судьи сами себе, но и ближайшему и даже дальнему нашему окружению как горестному страстью заблуждению в скупой его недальновидности и безнравственности, когда сами входим в существо явления «того тела» и ситуации выбора, которые уже преступили или же принизили, чем и разрешили своим помыслом, деянием или недеянием.    
Субъективное разумное человеческое начало всегда условно объективно, внешне и внутренне детерминировано, оправдано и идеально выражено, как возможно только быть живому и чувственному самоощущению высшего откровения. - Или выражено в виде того особого явления самого живого подобия Бога уже в нас самих и сейчас в каждое наше мгновение, а тем самым и в его пульсирующем и постоянном возрождении в нас жизнью. Живое материальное тело мозга «говорит» или  мыслит только на понятном уму «языке» опосредующих образов и идеальных абстрактных конструктов или невыразимых инсайтов (озарений или прозрений)  – духовных идей, но практически преображаемых человеком в активной деятельности и обратной их связи с миром. Отсюда и естественный синкретизм и его же разделение на бинарность, а также возможное снятие её в тождественности разрешения противоречия живой и обновленной троичности осознания, как понимания, - иначе просто невозможно определить и выразить суть самой чудесной силы самого понимания и его смысла. Именно здесь все едино и так мы собственно видим, чувствуем и мыслим, где иного просто очевидно и не дано, а также и что-то доступно в развитии и росте нового сознания и его качества. Так мы видим и чувствуем, потому, что видим и мыслим таким вдохновленным свыше образом, одновременно существуя в самой реальности этого живого потока самого времени и его пульса дления. Здесь действуют такие естественные для нас феномены, как практика – деятельность - ритуал – религия  – наука – идеальность - духовность, - которые и есть те единые звенья тончайшей и гибкой связи постижения всего цельного единства мира. – Где именно духовность ведет к наиболее глубинной нравственной осмысленности самой внешней и внутренней меры жизни для её нового гуманного преобразования. Но соответственно соотнесенной с подлинной и глубокой верой, где «по самой вере», как и по взращенным ею практическим плодам «своей меры» и нашей ей соразмерности с высшим и возможным нашим предназначением, мы «и получаем» в конечном итоге сам результат. – « И по вере, …и мере вашей вам дано будет…».  Отсюда происходит наша «абсолютная» и «лукавая» свобода, но жесткая хоть и «трудно» видимая ответственность перед ней в искушениях и чувственных и душевных болезнях страстей, через мучительные страдания и близкую телесную смерть, - как тот самый рубеж и последний всегда здесь и сейчас шанс, и как само испытание уникальной единичности судьбы и жизни каждого мгновения и рокового личного выбора в ней.
Мы все едины, как одухотворенное человечество, в пульсе чистого вдоха жизни и её изумительной духовной и душевной общности,  - как одно общее человеческое «тело» и возможно полное и неущемленное чувство интуитивного понимания общих нужд живых «клеточек» нашего организма, но также мы все разные на выдохе, - как и в своем деле, задаче и исполнении личного долга и общего нравственного права подотчетного только высшей духовности. 
Это довольно беглое и краткое изложение вопроса, но главный его смысл заключен не столько в необычном парадоксе явления самого смысла, давно ставшего даже внешне привычным для нашего понимания, а в неверном и опасном на него воззрении не выходящим за узкие рамки сугубо рационального или вульгарно-научного и даже часто просто меркантильного группового взгляда, - а это уже главный прямой вопрос, как существа и сути самой религии, так и существующей в данный момент болезненной и невыносимой для нравственности ситуации в обществе, которая требует экстренного вмешательства для своего немедленного исправления и очищения. Но кто это слышит?! Похоже, что «человечество» загнало само себя в тот самый глухой угол такого положения умственного «пата», как вынужденной унизительной погибели, забыв о самой совести и живом в нас Боге любви и гуманности … 
Когда мы уже сегодня еле стоим на опасно расшатанной ступени нравственности и чести, то наши больные души все больше содрогаются во внутреннем единстве от страха перед нами разверзшейся вечной бездны неправоты и её ироничной гордыни вне личностного  осознания безумной слепоты искаженной нашей жизни. - Но волнуемся и болеем не столько от самого ужаса возможной для всех скорой и уже вошедшей в разгул воинственной смерти, сколько от той массово царящей, грубой бездуховности и горького сожаления о том, что именно сейчас человечество, как никогда раннее, подошло вплотную к самому краю безумного проклятия самого себя, но уже без возможности малейшего благого прощения в выборе такого пути в его окончательном крахе земной  цивилизации.
Это и есть лик восставшего и предугаданного когда-то ужасного образа, и он уже все более явственно читается в окружающей нас атмосфере жизни, - когда лишь возможно только повторить  – «криком вопиющего в пустыне, - одумайтесь праздные, лукавые вожди и легкие поклонники лицемерной лжи и всей вашей внешне «благопристойной» порочности, пока еще не поздно..., -  еще никому на земле не удавалось укрыться или избежать смерти и наказания! Вспомните о своем другом и возможном светлом предназначении, но оно допустимо только с именем восставшего в вас подлинного Бога праведности в пути каждого, - как в исконном единстве всех». Если человечество погибнет, а оно уже действительно гибнет в необъявленной и самой дикой войне всех времен, - то только по праву внутренней причины от своего безбожия, гордыни и глухоты к назиданию свыше. Когда человек отворачивается от Бога своей возомнившейся напыщенной свободой, то и Бог уже не в силах тут ему помочь! …  И здесь только сама очищающая смерть есть одним высшим и последним следствием нашей наивной причины к подобной жизни …    


Умственные игры, как игра веры и неверия. Или весело идем на дно… ?! См. высказывание: Валерий Ветер:
 
Валерий Ветер сказал:
«, мы молимся не реальному и живому Богу, а лишь своему представлению о нём. По сути — мы молимся сами себе! Мы отдаём свою любовь несуществующим фантомам, которыми сами же и являемся. Мы воюем не с реальным врагом, а со своими представлениями о нём, то есть, опять же, сами с собой. Мы пугаемся и боимся не чего-то реального, а своих же страхов — своего мнения «по поводу». И так до бесконечности — во всём».


Какому мы молимся Богу, если молимся и почему. – Или «Крик вопиющего в пустыне».



Sofiyar. Мысли о Боге.


Рецензии