Идентичность лезгин

Характерной чертой посткоммунистической трансформации советского общества стало формирование регионального самосознания. В обществе определились две противоположные тенденции. С одной стороны, постепенно, с большим трудом складывается российская общегражданская идентичность со своим набором консенсусных ценностей.

С другой стороны, происходит регионализация общественного сознания, которая стала реакцией на кризис общенациональной идентичности, возникший в результате распада СССР. Этот процесс по-разному толкуется современными исследователями. В России сложилась объективная географическая основа для развития региональной идентичности. Говорить о сложности этнической карты России давно уже стало общим местом. Превращение России в многонациональное государство актуализировало проблему соотношения этнической и общегосударственной идентификации.

В советское время государство пошло на политические уступки «национальным окраинам», вводя институт национально-территориальной автономии и стимулируя развитие национального самосознания (многие народы России сложились только в 20 веке после «априорного» создания автономий). В результате уже впервые годы существования СССР возникли своеобразные «политические плацдармы» для развития регионального самосознания.

 На территории РСФСР это были автономные республики, области и округа, в которых складывалась «матрешечная» идентичность - принадлежность к СССР, принадлежность к России и принадлежность к национально-территориальному образованию (в автономных областях и округах добавлялась еще и принадлежность к краю или области России). Значимость региональной идентификации оказывалась в целом небольшой, она была, как бы скрыта под многими одеждами, но предпосылки для ее развития были заложены, поскольку политическая автономия по определению предполагает особое самосознание ее субъекта.

Поэтому именно национально-территориальные автономии стали в современной России «пионерами» в деле развития региональной идентичности. Титульные народы стали воспринимать свои политические образования как “государства в государстве”, форму национальной государственности. Местные элиты всячески этому способствовали. В результате процессы суверенизации и национального возрождения стимулировали самоопределение жителей республик в отношении приоритетных и вторичных форм идентичности. Приоритетной, разумеется оказалась местная. Таким образом, этно-конфессиональный фактор стал основным для развития регионального самосознания. Многонациональность России стимулировала ее современную регионализацию.

Важным показателем при анализе регионального самосознания является доля уроженцев данного региона среди всех его жителей. Ясно, что в тех регионах, где ниже доля местных уроженцев, меньшие перспективы будет иметь пропаганда регионального патриотизма. Необходима стабильность административно-территориального деления.

Развитию регионального самосознания в российских условиях способствует стабилизация административных границ. Благодаря этому региональная идентичность обретает устойчивую основу для своего развития. Однако в условиях глубокого экономического и социально-политического кризиса, который наряду со многими другими странами переживает Россия, ситуация буквально вынуждает людей обращаться к общественной активности и к политическому участию. Примерами могут служить многочисленные сборы подписей и акции протеста в столицах, и особенно в регионах.

Национальная идентичность может быть редуцирована на волне социального разочарования до этнической составляющей.  Распад СССР как крупной этнофедеральной системы и изменение социально-политического строя на всём постсоветском пространстве как обострил или актуализировал многие находившиеся ранее в латентном состоянии этнические проблемы и конфликты, так и породил новые. Несформированность российской государственности в ранний постсоветский период, отсутствие и поныне, спустя почти двух десятилетие после начала кардинального реформирования российского общества, общенародной идентичности вызвали у россиян кризис идентичности, который имеет выраженное этнополитическое содержание. С другой стороны, произошли этнизация политики и политизация этничности, что привело к формированию локальных и региональных этнополитических идентичностей, перекрывающих и препятствующих становлению устойчивой общероссийской идентичности.

Исключительно ярко и интенсивно этот процесс протекал на Северном Кавказе, где впервые десятилетия советской истории было проведено национально-территориальное размежевание, образованы национальные автономии, создана этническая элита, осуществлена настоящая культурная революция. Были образованы различные формы современной государственности для крупнейших народов региона, создана промышленность, центры культуры и образования, в национальные автономии шли целенаправленные капиталовложения, значительные превышавшие общероссийские масштабы. Развивалось образование, печатное дело, радиовещание на родных языках. Формировалось национальное самосознание у народов Северного Кавказа.

В то же время эти процессы имели и выраженные конфликтогенные аспекты. Так, в результате национально-территориального размежевания границы созданных автономий далеко не всегда совпадали с этническими ареалами. Нацистроительство на Северном Кавказе было осуществлено в соответствии с общей концепцией решения национального вопроса на основе принципа самоопределения народов. Однако не все относительно крупные автохтонные этносы получили собственные автономии (абазины, ногайцы, лезгины). Появились так называемые негосударственные народы.

А некоторые этнические группы оказались разделёнными между несколькими административными   и государственными образованиями (ногайцы, лезгины). В ряде автономий были объединены этнически неродственные народы (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия), и соответственно близкие этнические родственники (кабардинцы и черкесы, карачаевцы и балкарцы) оказались в различных автономиях. Сложности и противоречивый характер национально-государственного строительства на Северном Кавказе стали обнаруживаться достаточно быстро: созданная в 1920 г. одновременно с Дагестанской АССР (автономной республикой) Горская АССР и объединившая несколько горских народов региона, уже в 1921 г. стала распадаться по этническому признаку и в 1924 г. была упразднена. Только за советский период границы и статус национальных территориальных образований на Северном Кавказе изменялись около сорока раз. Ситуация начала быстро меняться со второй половины 1980-х гг., и эти изменения привели к настоящему этнополитическому кризису в регионе, в том числе двум вооружённым конфликтам.

Нацистроительство имело на Северном Кавказе следующие основные итоги:

а) создание этнических элит, заявивших о своём праве на власть в условиях кризиса советской государственности;

б) возникновение феномена титульных, и не титульных народов;

в) формирование обширного слоя гуманитарной интеллигенции в национальных автономиях региона, непропорционального слою технической интеллигенции и претендовавшего на особую миссию в выражении национального;

г) становление национального самосознания большинства народов Северного Кавказа с акцентуацией проблемы национальной государственности;

д) возникновение этноэкономической стратификации.

Следствием этих процессов явилось формирование этнополитических идентичностей, которые стали базой для формирования особого вида коллективного правосознания, получившего название этнической правосубъектности. Хотя идея этнической правосубъектности уже в полной мере развилась в советский период, она была в значительной мере сублимирована другими идентичностями, в частности, общесоветской.
На Северном Кавказе были предприняты многочисленные попытки создания политических объединений на этнической или суперэтнической основе, формирования региональных политических идентичностей. В качестве идентификационной базы была актуализирована идея о «кавказской цивилизации». Для каждого человека этническая идентичность означает осознание им своей принадлежности к определённой этнической общности. С её помощью человек солидаризуется с идеалами и стандартами своего этноса, разделяет другие народы на похожих, и непохожих на свой этнос.

Если этнос (этническая группа) чаще всего определяется как общность на основе культурной самоидентификации по отношению к другим общностям, с которыми она находится в фундаментальных связях, то в отношении нации не менее распространенным является ее определение как государственной формы этнической общности людей. Этнос можно определить, как общность, сложившуюся на определенной территории в результате особенностей исторического развития. Реально либо воображаемое существующее единство людей с общим самосознанием, отличающимся от других групп, совокупностью уникальных объективных (культура, язык, производственный уклад и т. д.), факторов и субъективных (представление об общности происхождения и исторической судьбе, менталитетом, религией и т.д.) признаков.

В итоге выявляется и осознается уникальность и неповторимость своего этноса, его культуры. Однако этническая идентичность – это не только осознание своей тождественности с этнической общностью, но и оценка значимости членства в ней. Кроме того, она даёт человеку наиболее широкие возможности для самореализации. Эти возможности опираются на эмоциональные связи с этнической общностью и моральные обязательства по отношению к ней. Интенсивное развитие межкультурных контактов делает актуальной проблему не только культурной, но и этнической идентичности. Это вызвано целым рядом причин.

Во-первых, в современных условиях, как и раньше, культурные формы жизнедеятельности с необходимостью предполагают принадлежность человека не только к какой-либо социокультурной группе, но и к этнической общности. Среди многочисленных социокультурных групп наиболее стабильными являются устойчивые во времени этносы. Благодаря этому этнос является для человека самой надёжной группой, которая может обеспечить ему необходимую безопасность и поддержку в жизни.

Во-вторых, следствием бурных и разносторонних культурных контактов становится ощущение нестабильности окружающего мира. Когда окружающий мир перестаёт быть понятным, начинается поиск того, что помогло бы восстановить его целостность и упорядоченность, защитило бы от трудностей. В этих обстоятельствах все больше людей (даже молодых) начинают искать поддержку в проверенных временем ценностях своего этноса, которые в данных обстоятельствах оказываются самыми надежными и понятными. Результатом становится усиление чувства внутригруппового единства и солидарности.

В-третьих, закономерностью развития любой культуры всегда была преемственность в передаче и сохранении её ценностей, так как человечеству необходимо самовоспроизводиться и саморегулироваться. Это во все времена происходило внутри этносов путём связи между поколениями. Если бы этого не было, то человечество не развивалось бы. Таким образом, этническая идентичность – это не только принятие определённых групповых представлений, готовность к сходному образу мыслей и разделяемые этнические чувства. Она также означает построение системы отношений и действий в различных межэтнических контактах. С её помощью человек определяет своё место в полиэтническом обществе и усваивает способы поведения внутри и вне своей группы.

Этническая идентичность очень важна для межкультурной коммуникации. Общеизвестно, что нет личности внеисторической, вненациональной, каждый человек принадлежит к той или иной этнической группе. Основой социального положения каждого индивида является его культурная или этническая принадлежность. Новорожденный не имеет возможности выбрать себе национальность. С появлением на свет в определённой этнической среде его личность формируется в соответствии с установками и традициями его окружения. Не возникает проблемы этнического самоопределения у человека, если его родители принадлежат к одной и той же этнической группе и его жизненный путь проходит в ней. Такой человек легко и безболезненно идентифицирует себя со своей этнической общностью, поскольку механизмом формирования этнических установок и стереотипов поведения здесь служит подражание. В процессе повседневной жизнедеятельности он усваивает язык, культуру, традиции, социальные и этнические нормы родного этнического окружения, формирует необходимые навыки коммуникации с другими народами и культурами.

Психология национальной идентичности.

Значение термина «этнос» до сих пор остаётся неоднозначным. Российские этнологи и психологи рассматривают этнос как реальную социальную группу, сложившуюся в ходе исторического развития общества. За рубежом другой подход к изучению этнических общностей, они рассматриваются как социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий политиков и творческой интеллигенции для достижения коллективных целей. Прежде всего обеспечение социального комфорта в рамках культурно-однородных сообществ.

В качестве этнодифференциирующих характеристик могут выступить самые разные признаки: язык, ценности и нормы, историческая память, религия, представления о родной земле, миф об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство. Интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попытки реанимировать старинные обычаи, фольклор и т.д. до стремления создать или восстановить свою национальную государственность. Человеку всегда необходимо ощущать себя частью «мы», и этнос – не единственная группа, в осознании принадлежности к которой человек ищет опору в жизни. Среди таких групп можно назвать партии, церковные организации и т. д.

Межпоколенная группа, она устойчива во времени, для неё характерна стабильность состава, а каждый человек обладает устойчивым этническим статусом, его невозможно "исключить" из этноса. Благодаря этим качествам этнос является для человека надёжной группой поддержки. В этих группах получаемая информация не только однородна и упорядочена, но и требует однозначно точного выполнения множества обрядов, сопровождающих каждый шаг жизни человека от рождения до смерти. Это одна из психологических причин роста этнической идентичности в этом веке – поиск ориентиров и стабильности в перенасыщенном информацией и нестабильном мире. Как и в других странах, переживающих эпоху острой социальной нестабильности, в России такими группами оказались межпоколенные общности – семья и этнос. Этническая идентичность является наиболее доступной формой социальной идентичности.

Социальная идентификация и социальная дифференциации,   строятся на процессе категоризации «мы» и «они». Или, – «всякое противопоставление объединяет, всякое противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения. Формирование гражданской и этнической идентичности личности тесно связано с процессом усвоения личностью различных элементов сознания, поведения, вкусов, привычек, оценок, языка, т.е. с культурной идентичностью. Осознание детьми своей этнической принадлежности варьирует от того, живут ли они в полиэтнической (города), или моноэтнической среде (сельская местность). Межэтническая среда даёт индивиду больше возможностей для приобретения знаний об особенностях, своей и других этнических групп, формирует коммуникативные навыки. Отсутствие опыта межэтнического общения обуславливает меньший интерес к собственной этничности.

У индивидов, живущих в условиях сильно отличающихся по своим этническим признакам культуры, этническая идентичность наиболее сильно выражена, а у индивидов, живущих среди группы близкой в культурном отношении, осознание собственной этничности не становится жизненно важной проблемой.
У большинства людей проблемы выбора не возникают, но многих, прежде всего членов групп меньшинства и выходцев из межэтнических браков эта проблема затрагивает, в этом смысле межэтнические браки являются не желательными.  В процессе этнической идентификации у них, кроме критерия приписывания большую роль играет и критерий внутреннего выбора. В полиэтническом обществе люди демонстративно поддерживают позитивную групповую идентичность, проявляя предубеждения по отношению к представителям других этнических групп, и уклоняются от тесного взаимодействия с ними.

Моноэтническая идентичность с чужой этнической группой ведёт к полной ассимиляции, т.е. принятию норм, обычаев, языка чужой группы, вплоть до полного растворения в ней. Множественная идентичность позволяет человеку использовать опыт одной группы для адаптации в другой, овладевать богатством ещё одной культуры без ущерба для ценностей собственной. Существует и маргинальная этническая идентичность. В этом случае человек колеблется между двумя культурами, не овладевая ни одной из них. Иными словами, при сравнении своей этнической группы с другими, люди чаще всего стремятся сохранить или восстановить позитивную групповую идентичность.

Этническая идентичность – результат когнитивно-эмоционального процесса осознания себя представителем определенного этноса на основе отождествления с ним и дифференции от других этносов. Иначе говоря, переживание личностью тождества с одной этнической общностью и отделения от других.

Исследователи выделяют следующие типы этнической идентичности:

1) гипоидентичность (разрушение, деформация идентичности вследствие отказа от ценностей собственной этнокультурной группы, этнический нигилизм);

2) гиперидентичность (этноэгоизм);

3) невротическая этнофобия.

Гражданская идентичность

Гражданская идентичность выступает как осознание принадлежности к сообществу граждан того или иного государства, имеющее для индивида значимый смысл, основанное на признаке (качестве) гражданской общности, характеризующем ее как коллективного субъекта. Гражданская идентичность является компонентом социальной идентичности, то есть индивидуального знания о том, что «персона» принадлежит некоторой социальной группе вместе с эмоциональным и ценностным персональным смыслом группового членства .
Функциями гражданской идентичности являются  интеграция в единую общность; самореализация и самоактуализация личности  в социально значимых и социально оцениваемых видах деятельности; функция, реализующая аффилиативную потребность в принадлежности к группе.

Чувство «Мы», объединяющее человека с общностью, позволяет преодолеть страх и тревогу и обеспечивает уверенность и стабильность личности в изменяющихся социальных условиях, фиксирует единство интересов индивида с данной социальной общностью, позволяет оказывать влияние на гражданское сообщество, которое проявляется в политической и гражданской активности личности. Таким образом, гражданская идентичность выполняет защитную функцию и функцию самореализации и самоактуализации.

Развитие самосознания гражданской общности регулируется двумя, в определенном смысле противоположными тенденциями – дифференциацией и интеграцией. Дифференциация и обособление гражданской общности, как однородного сообщества, от «других», не входящих в нее, определяет границы общности. Интеграция основывается на внутригрупповой общности по значимым признакам. К таким признакам относятся:

1) общее историческое прошлое (общая судьба), укореняющее и легитимизирующее существование данной общности, воспроизводящееся в мифах, легендах и символах;

2) самоназвание гражданской общности;

3) общий язык, являющийся средством коммуникации и условием выработки разделяемых смыслов и ценностей;

4) общая культура (политическая, правовая, экономическая), построенная на определенном опыте совместной жизни, фиксирующая основные принципы взаимоотношений внутри общности и ее институционального устройства;

5) переживание данным сообществом совместных эмоциональных состояний, особенно связанных с реальными политическими действиями.

Одним из главных факторов, оказывающих влияние на формирование личности, являются культурные символы региона, в котором данная личность проживает. Символами, репрезентирующими региональное сообщество и служащими знаками его консолидации, могут стать образующие географическое пространство артефакты (крепости, памятники культуры, храмы, различные типы поселений), существующая референтные стили жизни – своеобразные типизации, объединяющие в себе характерные черты личности, воспитанной в определенных исторических условиях на данной территории.

В процессе социализации человек усваивает характерный для территории тип жизнедеятельности, творя себя по его «образу и подобию», отождествляет себя с определенным сообществом – семьей, дружеским кругом, профессиональным кругом, религиозной общиной, нацией, принимает правила, упорядочивающие существование данного социально-культурного сообщества.

Важную роль в процессе формирования культурной идентичности личности играют современный миф и мифотворчество. В условиях глобализации локальные и национальные мифы приобретают способность расширять границы своего существования и становиться достоянием уже не одной, а нескольких культур.


Национальная мифология

В древние времена мифология была основным способом восприятия и отражения мира, единственной и обобщенной моделью бытия человека и социума. Мифология весьма эффективно служила основным средством регуляции поведения и сознания людей.

С течением времени миф как форма коллективного сознания лишается непоколебимой веры в реальную закрепленность и объективную данность события или явления, запечатленного в нем. На определенном этапе развития общества миф начал «переосмысливаться, становиться средством выражения совсем не мифологических, а художественно – эстетических, религиозных, нравственных, философских и тому подобных идей.

Новая национальная мифология во многом создавалась усилиями литераторов: как маститых и общепризнанных классиков. В этнографии распространено представление о мифологии как о языческой религии, народных верованиях. Эпос мифологический полагает первые основы нравственным убеждениям народа, выражая в существах сверхъестественных, в богах и героях, не только религиозные, но и нравственные идеалы добра и зла. Поэтому эти идеалы народного эпоса более художественные образы: это ряд ступеней народного сознания на пути к нравственному совершенствованию. Это не праздная игра фантазии, но ряд подвигов религиозного благочестия, стремившегося в лучших своих мечтаниях сблизиться с божеством, узреть его непосредственно.

Мифология перевоплотилась в различные жанры фольклора: космогонические сказания, эпос, заговоры, лирические песни, обрядовые песни. Другим оправдывающим обстоятельством является поставленная перед ученым задача выяснения мифологических корней устной народной поэзии, не исключение в этом смысле созданный в Южном Дагестане праздник (2000 г.), посвященный лезгинскому народному героическому эпосу «Шарвили». Вот как описывает данное событие, один из самых авторитетных философов своего времени, ныне покойный доктор филос. наук А.Г. Агаев (1924-2003):

«В 2000 году культурная жизнь Дагестана обогатилась еще одним красочным действом - праздником лезгинского героического эпоса "Шарвили". С того времени он проводится ежегодно и собирает многочисленных участников и гостей со всех городов и районов республики и других регионов России, а также соседних стран. Не сомневаюсь в том, что "Шарвили" займет достойное место в эпической литературе и искусстве всего Дагестана и Кавказа, если не сказать о более широком пространстве его восприятия.

Достоинство «Шарвили» состоит, конечно, не только в том, что он стирает одно из обширных «белых пятен» в истории культуры лезгинского народа. Главное – это его положительная роль в художественном самосознании культуры и истории Кавказской Албании, которая считается прародиной, пожалуй, всех современных народов Восточного Кавказа. Произведения, подобные «Шарвили», дают нам осознать художественно-образную, мифологическую и практическую формы восприятия нашими предками окружающего мира и повседневных событий, быта, семейного и житейского уклада, культуры человеческих отношений, любви и ненависти, дружбы и вражды в обществе.

В данном произведении эпичность и героичность сплетаются воедино, не только утверждают новый человеческий образ, но и новые жанры, композиции, сюжеты, диалоги, монологи и другие средства создания героических характеров. Перед исследователями «Шарвили» предстал в своей подлинности, цельности и величии. Он оказался хорошо известным фольклористу классическим образцом героя, воина-богатыря, защитника Отечества, выразителя народного и национального духа. Наверное, в этом есть опосредованное движение духа через эпическую героику к реальному героизму. На этом пути происходит нравственное очищение, облагораживание чувств. Он не только их друг и заступник, но и их гордость». В художественном сознании народа, «Шарвили» жив и остается таковым навсегда.

Впервые полный канонический текст лезгинского народного героического эпоса «Шарвили», собранного и литературно обработанного профессиональными поэтами З. Ризвановым (1926-1992) и Б.Н. Салимовым (1929-2014), был издан в 1999 году в г. Махачкала на лезгинском языке. Спустя год Р. Ризвановым (род. 1954) была переведена на русский язык, и выпущена в свет первая часть этого крупного словесного художественного полотна. В мае 2010 года вышел в свет эпос «Шарвили» на азербайджанский яз.

В память самого «Шарвили» на горе Келед-хев была построена роскошная ротонда. В настоящее время подготовлена проектно-сметная документация на строительство памятника самому «Шарвили», который увенчает историко-мемориальный комплекс с разветвленной инфраструктурой» в местности Кухмаз кунт, расположенной на территории муниципального образования «сельсовет Новомакинский», С.-Стальского района. Необходимо так же отметить, что в бытность президентом Дагестана Муху Алиева (род. 1940) многие должностные лица избегали появления на празднике, остерегаясь вызвать недовольство Алиева, неоднозначное отношение которого к эпосу в республике, достаточно известна.

Сегодня праздник лезгинского народного героического эпоса «Шарвили» — один из массовых и зрелищных действ не только юга России, но, и всей страны в целом. В котором, принимает участие до 10 тыс. человек. Так же праздник слал местом, где собирается вся южнодагестанская политическая, а также вся бизнес элита. Надо отметить так же, что в декабре 2004 года лезгинский культурный центр «Шарвили», реорганизован в Дагестанский региональный общественный благотворительный фонд «Шарвили». Председателем Правления фонда «Шарвили» избран известный поэт и общественный деятель Ф. Нагиев. Во всемирной сети интернет, московской диаспорой создан этнокультурный портал, с одноименным названием. Нельзя так же, не отметить другой праздник, существовавший еще доисламскую эпоху, это праздник весны, отмечаемый каждый год 21 марта – Яран Сувар. Праздник весны, который занимает особое место в культуре лезгинских народов. В период проведения этого праздника готовят специальные явства.

Миф о Яр — умирающей, и воскресающей богине лезгинского пантеона — и стал религиозно-идеологической базой, этого грандиозного народного празднеств.  Олицетворяющего собой неистребимую тягу народа к жизни, возрождению, почитанию извечных человеческих совершенств. Широко отмечается праздник лезгинскими диаспорами, как в России, так и пространстве СНГ, что лишний раз говорит общенародном статусе празднества. Таким образом, мифологическое сознание сформировалось как ответ на практические потребности общественного бытия по осознанию и осмысления мира и места в нем человека, его роли и способов деятельности, в соответствии с возможностями человеческого мозга и психики, которая во времена древних людей была эмоциональной (иррациональной) вкупе с элементарными зачатками рациональности, рационально-логического мышления. Это обусловило эмоционально-образную форму мифологического сознания и мышления как способа осмысления общественного опыта с помощью мифологических символов.

Мифологическое имя — это знак («Шарвили» — «Царь Вили», «Яран Сувар» - богиня «Яр»), фиксирующий эмоционально-ценностный и целостный образ явления, моделирующий освоенный мир и идеально   тождественный ему. По логике мифологического сознания, где «часть равна целому», была возможна символизация в имени всего освоенного мира или его значимой части.

Праздник это есть свободная жизнедеятельность, протекающая в чувственно обозримых границах места и времени и посредством живого контакта людей, собравшихся добровольно. Территория этой жизнедеятельности располагается, как правило, вне сферы материальной пользы и соотносится не столько с миром средств, сколько с миром идеалов. Праздновать — значит свободно общаться и коллективно переживать идеальные устремления, которые на время как бы стали реальностью, а, следовательно, ощущать полноту жизни — индивидуальной и коллективной, пребывающей в состоянии гармонии с собой и окружающим социальным и природным миром. Иначе говоря, жизнедеятельность в ситуации праздника дает людям удовлетворение в той его избыточной форме, какая в будничных условиях подавляется или игнорируется. Благодаря этому она приносит людям разрядку от той неприятной напряженности, которая накапливается в них в результате действий обыденного характера, и вместе с тем означает нечто большее — подлинное прикосновение к счастливой жизни. Причем именно аксиологическая, ценностная функция праздника является важнейшей.

Таким образом, усиление значимости культурных характеристик регионального сообщества в конструктивизме формирует интегративный подход. На основе него дается определение региональной идентичности – это процесс интерпретации регионального своеобразия, через который региональная уникальность приобретает институционализированные черты в определенных символах и мифах сообщества. Этот процесс обусловлен и поддерживается дискурсивными практиками и ритуалами и состоит из производства территориальных границ, системы символов и институтов.

Языковая идентичность

Язык народа является важнейшим компонентом его национальной культуры, который формируется вместе с образованием этноса, будучи одновременно предпосылкой и условием его существования. Язык играет сложную роль в формировании гражданской идентичности. С одной стороны, языковая гомогенизация остается одним из основных механизмов, которые применяет государство для распространения и развития коллективной гражданской идентичности на своей территории среди народа, населяющего ее. Действительно, общий язык можно воспринимать как основу, наилучшим образом подходящую для создания общей гражданской идентичности, Южный Дагестан является территорией родственных друг другу языков и диалектов, за исключение тюркского элемента на его северных «границах».

Не редко в Южном Дагестане можно встретить рекламные вывески на щитах и баннерах на лезгинском языке, в том числе и многочисленные рекламные ролики, этническая музыка, и многое другое транслируемое по местному телевидению: (1) ОТВ «Шарвили» (Магарамкентский район, сел. Оружба); 2) «Эксклюзив ТВ» (С.- Стальский район, с. Касумкент);3) «ТВ Юждаг» (Дербентский район, п. Белиджи); 4) «ТВ Рубас» (г. Дербент); 5) «ТВ Самур» (г. Дербент); 6) «ТВ Аран» (Дербентский район, п. Белиджи); 7) «БТВ» (Дербентский район, п. Белиджи); 8) «ТВ-АРС» (г. Дербент); 9) «БНТ» (Дербентский район, п. Белиджи); 10) «Каспий-ТВ» (г. Дербент). Однако в республике Дагестан, по-прежнему уделяется не значительное внимание, в плане работы по сохранению родных языков. В современном Дагестане картина, следующая: среди конституционных языков республики есть такие, которые поддерживаются независимыми государствами или республиками, обладающими обширными правами (азербайджанский, русский, чеченский). Но есть в Дагестане и такие языки, за которыми внешней поддержки не наблюдается.

В республике, согласно статье 11 Конституции Республики Дагестан, государственными языками провозглашены «русский язык и языки народов Дагестана». Формулировка данной статьи является неопределенной. Не совсем понятно, какие именно языки по Конституции считаются языками народов Дагестана. Кроме того, в силу некоторых причин политического характера Конституция РД не определилась также и с понятиями «дагестанский народ» и «народы Дагестана», «языки Дагестана» и «дагестанские языки». Насколько правильно, например, включать в их число языки народов, в массе своей живущих за пределами Дагестана и имеющих государственность.

Дагестанцы-горожане, как правило, не умеют читать и писать на своем родном языке. Большинство детей дошкольного, школьного возраста и молодых людей, родившихся и выросших в городе, не владеет родным языком. Или владеет пассивно – в пределах обиходного общения с минимальным словарным запасом, сегодня вызывает у общества тревогу за судьбу родных языков, за сохранность самобытных культур народов Дагестана, так как важнейшим носителем и хранителем духовной культуры народа является его язык. И от того, насколько верная языковая политика будет проводиться в республике, будет зависеть не только судьба языков народов Дагестана с их самобытными культурами, но, возможно, и судьба самих народов—носителей этих языков и культур. Из приведенных выше списка масс -медиа, и на прямую проглядываются одни из главных ценностей народа. Здесь отражен и героический эпос «Шарвили», так же присутствует как аббревиатура от сокращенного географического названия Южный Дагестан – «Юждаг», тоже можно сказать, и о гидронимах. Очевидно так же, что не случайно главным сосредоточением «ТВ» стал г. Дербент и п. Белиджи, если в первом случае это объяснимо исходя из того, что на сегодня Дербент является – этнокультурной, административной столицей лезгинского народа. Что касается п. Белиджи – это поселок городского типа, географически находящимся южнее от Дербента, с подавляющим преобладанием лезгинского этноса (свыше 90%), с претензиями на городской статус, в середине 90-х, лезгинской общественностью предпринимались не однократные попытки, предания официального статуса городского поселения, в качестве резервной «столицы».
Вызвано это было тогда с так называемым «экспортом кадров» в г. Дербент, властями республики. Однако это лишь усугубило ситуацию в городе, где всех «варягов с севера», либо же «северных» встречали «в штыки», и фактически в глазах горожан такая власть не была легитимной. В 2008-2009 годах, в электронных СМИ мелькали статьи, в которых не двусмысленно говорилось о том, что пост градоначальника «уготован», тогдашним президентом Дагестана – ныне покойному министру ВД РД А. Магомедтагирову (1956-2009), что не на шутку вызвало «бражение» на юге, сам же экс-министр в смутные 90-е, некоторое время работал г. Дербент начальником ОВД. Позже была предпринята попытка «усадить» в кресло мэра г. Дербента, другого «варяга» — Н.Ю. Алчиева (род. 1947), который уже занимал уже должность мэра г. Дербент до этого дважды.

Что касается п. Белиджи, то официально п. Белиджи 110 лет (на 2010 год), в реальности этнографы считают, что история поселка, поселения на много древней, связанно это прежде всего с тем, что еще в древности не далеко от современного п. Белиджи, находилось поселение Торпах-кала. И вторая причина, по которой в принципе Белиджи может претендовать на звание «духовного и мировоззренческого центра», это тот факт, что во времена Кавказкой Албании, именно в его окрестностях, вел свою впервые в регионе, проповедь Святой Апостол Елисей. То есть, говоря простыми словами, если с Дербента – впервые пошел Ислам по современной России, то в свете последних исторических открытий, Белиджи является местом, откуда пошло Христианство в регионе. Учитывая еще, какие усилия прилагают современные лезгинские историки, то становиться понятным желанный «статус» поселка.

Особенности региональной идентичности

Региональная идентичность во многом схожа с другими видами идентичностей. Она тоже опирается во многом на социальные мифы об особых качествах местообитания; её выраженность во многом зависит от наличия и поддержания коллективной памяти, сложившихся ценностей и норм; она выражается в конструировании её обладателями неких самообразов, в создании специфических черт. Сам факт совместного проживания неминуемо порождает у земляков сходные социальные черты. Одно из самых сильных влияний на характер социальных взаимодействий оказывает район. Несмотря на то, что развитие техники сильно облегчило путешествия и сообщения через границы районов, люди по-прежнему предпочитают выбирать себе друзей и знакомых в пределах прилегающего района.
 
Региональная идентичность, однако, обладает одним очень важным и глубоко положительным свойством - способностью объединять людей разных рас, профессий, состояний, уровней образования, ломать или снижать барьеры между этими группами. Не следует противопоставлять идентичность региональную и национальную: в общем случае они не только сосуществуют вполне мирно, но и дополняют друг друга; есть основания утверждать, что чувство Родины может быть полноценным лишь при наличии чувства «малой родины». Поэтому не следует видеть в региональной идентичности неизменную угрозу для единства страны; напротив, её следовало бы всячески культивировать именно для укрепления целостности государства.

Региональная идентичность очень часто существует в скрытой форме, исследователю приходится извлекать её из общественного сознания путём опросов, исследования средств массовой информации, анализа исторических источников и т.п. На вопрос о месте жительства россиянин чаще всего называет свой почтовый адрес, но гораздо чаще в результате таких опросов, даже самых подробных, остаётся представление о некоем ареале, на который распространяются социальные связи респондента. Тем не менее, очень важно помнить, что подобный ареал существует всегда – как и сама региональная идентичность.  Идентичность существует, как существует и подобный ареал, – просто уже в силу того, что общественный человек всегда располагает свои социальные взаимодействия в конкретном окружающем пространстве, притом чаще всего в слитном и целостном, поддающемся опознанию как нечто целостное и наделённое свойствами. Можно быть уверенным, что такая зачаточная идентичность наверняка будет актуализирована и станет фактором общественной жизни, как только соответствующий ей ареал подвернется давлению, а его целостность – угрозе.

Региональная идентичность является результатом отождествления «Я – член территориальной общности». Предполагается, что для каждого индивида при фиксированном наборе образов территорий механизм идентификации постоянен. Каждый индивид обладает образом «Я – член территориальной общности», который вместе со способом соотнесения (сравнения, оценивания, различения и отождествления) образа «Я» и образов территориальных общностей образует механизм региональной идентификации. Важным моментом здесь является «масштаб» или границы той территориальной общности, к которой индивид чувствует причастность. Многое зависит от условий социализации и положения конкретного индивида. Региональная идентичность как явление общественной жизни и предмет исследования имеет достаточно сложную природу. Вероятно, разворачивающаяся унификация экономического пространства (глобализация) сопровождается дифференциацией политического пространства (регионализация). Локальную или региональную идентичность можно описать многопланово, выделяя, по крайней мере, десять ее плоскостей.

1. Психологическая плоскость – это индивидуальная идентификация с локальным сообществом, регионом, его сообществом и культурой.

2. Социологическая плоскость – функционирующее в коллективном сознании деление на «мы» и «они», а также сопутствующее ему чувство отличия.
Региональная идентичность в социологической плоскости – это обращение к малой родине.

3. Экономическая плоскость – получает особое значение в условиях рыночной экономики и трансформации общественного строя.

4. Политологическая плоскость – виды политической активности, доминирующие политические партии, избирательские предпочтения, исторические и новые политические институты. Уровень участия жителей региона в политической жизни.

5. Историческая плоскость – проявляется через индивидуальную (психологическую) и общественную (коллективное переживание) связь с историей региона, его героями и историческими институтами.

6. Антропологическая и этнографическая плоскость – здесь важным показателем локальной и региональной идентичности является сознание культурного наследия, понимание и прочтение значений, символов материальной культуры.

7. Географическая плоскость – принадлежность к территории, а точнее к «месту», «пространству».

8. Архитектурно-урбанистическая плоскость – существование определенных характерных для данной территории видов строительства, планировочной системы.

9. Мировоззренческая плоскость – плоскость, связанная с религиозной и этической позицией, общей для данного культурного круга.

10. Экологическая плоскость – объединение и самоутверждение параметров окружающей среды, своеобразный симбиоз и специфическая локальная экосистема.

Местная культурная установка, в значительной степени предопределяющая характер, «силу» и внутреннюю логику местной региональной идентичности, позволяет предполагать существование внутренних источников её формирования.

Региональная идентичность – реальный (а не виртуальный) феномен, отражающий преемственность самосознания местных общностей и не являющийся следствием компенсаторной реакции, продуцируемой комплексом неполноценности «провинциала» перед «престижными» столицами.  Детерминанты идентичности носят региональный характер и никак не сводятся к характеристикам возраста или уровня образования. Традиция не является единственным источником формирования идентичности. Уровень развития региональной идентичности в большинстве исследованных регионов и поселений может быть признан «умеренным», «нормальным» или «сильно развитым». Региональная идентичность как основа районирования общества Понятие региональной идентичности позволяет по-новому смотреть на проблему районирования, которая является, как известно, одной из центральных в «нефизической» географии. Кажется, вполне логичным и очевидным, что, если мы в общественном районировании, в отличие от районирования экономического, имеем дело в качестве объекта не с бездушными производительными силами, не с косной материей, а с Человеком, наделённым свободой воли. И главное, сознанием и речью, то имеет смысл, спросить самого Человека о том, как именно он использует свою свободу воли для самоорганизации в географическом пространстве. Как он членит это пространство - иными словами, какова его региональная идентичность.

Задавать подобные вопросы машине невозможно, а человеку – не только возможно, но и весьма плодотворно. Это соображение может в корне преобразовать саму процедуру районирования. Тем самым центральной проблемой районирования общества становится не конструирование районов учёными, а «открытие» районов в общественном сознании. Если так, то ядром этой проблемы оказывается, бесспорно, понятие регионального самосознания – или, говоря языком социологии, региональной идентичности. Разумеется, «узнать у самих людей»» – вовсе не значит просто спросить и получить исчерпывающий ответ. Тем не менее, вполне очевидно, что люди повсеместно выдают, прямо или косвенно, свои территориальные предпочтения, на основании которых и можно судить о том, как именно они сами представляют себе собственный район обитания и свои районы-соседи. Самый простой распространённый и эффективный способ, использует статистику о движении по территории – движении людей, товаров или информации. Это прежде всего, данные о трудовых поездках населения. Они в изобилии и с большой территориальной дробностью собираются во время переписей населения.

Вполне логично предположить, что если внутри этих зон тяготения замыкаются трудовые (т.е. главные) поездки жителей, то у этих жителей вырабатывается стойкое представление об этих зонах как о районах своего проживания. Иными словами, своим поведением в географическом пространстве жители выдают своё представление о собственной территориальной организации.
Вариант той же методики – учёт циркуляции местных ежедневных газет. Он кажется, более косвенным, нежели вариант с трудовыми поездками, но на деле он гораздо более точно соответствует задаче – выявлению региональных предпочтений самих граждан. Следующая методика представляет собой исследование литературных источников самого широкого спектра – и путеводителей, и записок путешественников, и сугубо научных работ по фольклору, диалектам, этнографии, истории и т.д., а также, разумеется, художественной литературы. Применённые вкупе, эти методики дают добротное представление о региональных идентичностях.

Южный Дагестан как пример «вернакулярного» региона Индивид воспринимает территорию как нечто, имеющее специфические характеристики во всех сферах общественной жизни, оценивает её. На основании этого формируется определенное отношение к региону. Позитивная оценка региона, т. е. существование представления об экономическом развитии, инновациях, грамотных руководителях, компетентной власти, удовлетворенность социальными условиями жизни, богатством культуры, гордость тем, что индивид живет в данном регионе, говорят о выраженной идентичности. В условиях стабильного общества со сложившейся национально-государственной идентичностью региональная идентичность благоприятствует построению эффективной системы регионального взаимодействия, консолидации регионального сообщества, и в целом может являться одним из весомых факторов его устойчивого и поступательного развития.

В исследованиях, связанных с проблемой региональной идентичности, всё чаще используется термин «вернакулярный район» и его производные. Как правило, при этом имеется в виду часть территории, жители которой осознают её как собственное обиталище и которая в этом качестве может быть представлена как часть общественного сознания данной социальной группы.
 Подобное представление сплачивает местных жителей в группу единым отношением к этой территории, на базе которого может строиться единая реакция на воздействие на «их» территорию, что во многих случаях открывает возможность их мобилизации на сплочённые общественные акции (что четко прослеживается на примере Дербентских выборов 2009 года).

Сплошь и рядом общность территории порождает в жителях некие общие черты, отличающие их от соседей, и представления об этом служат основой для новой общности. Между тем в культурологических науках термин «вернакулярный» имеет значительно более узкий смысл, и есть веские основания для того, чтобы эти границы сохранить и у нас в географии. Вернакулярный – значит обыденный, идущий как бы снизу, не обязательно связанный с научной или художественной рефлексией, а рождённый интуитивно. Она может базироваться на устойчивых народных традициях, но у неё нет авторов-зодчих, есть лишь архитектор-искусствовед. Точно так же под вернакулярным районом понимается район, который осознан самими жителями, но у него нет автора – районолога, а есть (может быть) лишь географ, который изучит артефакты, отражающие сознание местных жителей. Опросит их и на этом основании оконтурит район и даст характеристику ему как району, а его жителям – как территориальной общности людей, сплочённых проживанием на единой территории. Между тем существует и другая сторона этого феномена, к которой понятие вернакулярного района, приложимо как нельзя лучше. Она настолько важна для всей парадигмы общественной географии, что вполне заслуживает того, чтобы именно ей достался, так сказать, этот отличный термин. Речь идёт о тех многочисленных случаях, когда территориальный размер района не особенно и велик, но в его пределах общественное сознание чётко фиксирует территориальную общность, даёт её общепринятое название, а местные жители остро ощущают свою принадлежность именно к этому району и ставят своё благополучие в зависимость от благополучного состояния этого района. В этом региональная идентичность находит своё самое яркое и действенное проявление, в этом «географизм» общественной жизни воплощается особенно очевидно.

Вернакулярный район чаще всего известен самим его обитателям и непосредственным его соседям, потому что он служит важным способом маркирования «своей» территории. Одним словом, вернакулярный район чаще всего обслуживает местные нужды – делимитацию, отличение «других», укрепление собственной региональной идентичности. Общество должно осознавать особенности своей территориальной структуры и её разнообразие, должны отдавать себе в этом отчёт и власти предержащие. Управлять живым, деятельно организующимся обществом, его многочисленными стихийными процессами можно только при здравом понимании сути этих процессов. Навыки управления обществом тоталитарным для этого мало - пригодны из-за своей простоты, прямолинейности и акцента на насилие. Это касается всех сторон общественной жизни нашей страны, но среди них мало таких, где дефицит знания был бы столь велик и удручающ, как в области территориальной, в ощущении разнообразия своей страны, в понимании сути региональной идентичности.

Этническое самосознание

Лезгины открыто отождествляют себя со своей этнической общностью через этноним (леки, лакзи, лезги, лезгияр), через пристрастное отношение к своей этничности, через идентификацию с именем собственным, через традиционные притязания на признание, традиционную половую идентификацию в контексте социально-нормативного пространства, по типу этнической индифферентности, гипоидентичности (этническое самоотрицание) и гиперидентичности (этноэгоизм). Структура этнического самосознания относится к одной из самых нерешенных проблем в этнопсихологии. Большинство психологов одним из основных категорий этнического самосознания называют этноним, предполагающий осознание индивидом своего отличия через антитезу: «мы» – это те, которые не «они»; те, которые не «они», это истинные люди. В структуру этнического самосознания обязательно включают языковое самосознание (язык этноса), ритуалы и обычаи, религию, историческое самосознание (историческая память), экономику.

Этническая граница и этническая общность

Этническая граница – это характеристика, которая описывает этническую группу не как территориально-административное образование, а как культурную и социальную общность людей. Изучение экономических, социальных процессов и социальной стратификации в этнических группах помогает объяснить сущность и содержание этнических границ. Влияние социально – экономического фактора на этносы в целом и этническое самосознание является важным аспектом формирования этнической идентичности. Поскольку формирование этнической идентичности рассматривается в основном в историческом ракурсе, то социально-экономический фактор обычно, напрямую связывают с географическим и природным. Именно способы хозяйствования в первую очередь определяют социальную организацию и нормативно-ценностные системы этнических групп Общественное мнение связывает этническую идентичность в первую очередь с культурным различием – 40% всех публикаций, наличием суверенной территории – 22%, национально – государственным устройством – 17%, религией – 14%, родным языком – 7%.

Если этническая общность определяется как группа, основанная на процессах аскриптивности и исключения, то ее природа зависит в первую очередь от поддержания границы. Обозначающие ее культурные характеристики могут меняться, культурные признаки отдельных членов группы также могут трансформироваться, может видоизменяться даже форма социальной организации группы. Однако факт длительной дихотомизации членов группы и нечленов, позволяет исследовать меняющиеся культурные формы и содержании,  особенностей этнической идентификации были предложены семь критериев, по которым можно определить своеобразие культуры любого этноса и идентичность каждого его представителя:

— «почва» (природная среда, вмещающий и кормящий ландшафт);

— «кровь» (антропологические черты: цвет кожи, форма носа, разрез глаз);

— язык, как средство осмысления и выражения смысловой, ценностной картины мира);
— менталитет (культурно-психологические стереотипы и обычаи поведения);

— художественная культура (искусство, праздники);

— быт (особенности кухни, одежды, оформления жилища);

— мифология (система ценностей и надежд, лежащая в основе идентификации).
Говоря о  хозяйственно-культурном типе и экологической нише этносов можно сформулировать понятие «производственной ниши этноса». Производственная ниша этноса – это тот хозяйственно-культурный тип, который является исторически традиционным для этноса и определяется его природным, пространственным, культурным окружением (в южном Дагестане таковым является - ковроткачество). Именно производственная ниша этносов традиционно являлась одним из определяющим маркеров этнической идентичности наряду с общностью территории, языка и религии.

Деятельность элит и региональный миф

Идентичность – ощущение принадлежности к группе, и приверженности разделяемым совместным ценностям группы. В ходе формирования и закрепления идентичностей элитами появляются новые символы, мифы и образы. Все интерпретации событий и происходящих процессов, затрагивающих жизнь регионов, определяются внутренними границами, определенными политическими отношениями, которые укладываются в эти внутренние границы. Чем больше те или иные элиты вкладывают смысл и уникальных черт в идентичность, тем больше она закрепляется, поддерживается, продуцируется и входит в сознание людей.
Надо отметить, что «территории» главную роль в политике: территория — это движущая сила в производстве и воспроизводстве культуры, языка и обычаев. Она служит основой идентичности, поставляя символы, пространства и мифы для коллективных представлений и солидарности. В тоже время социальная солидарность – это возможность для каждого территориального образования определить важные моменты и придать значение себе в ходе социального взаимодействия.

Регионы очень сложные образования, в которых переплетается множество различных уровней, подчеркивающих их уникальную природу: географические положение, экономическое пространство, политические институты, региональное чувство единства и социальная мобилизация. Следует учитывать, что регионы, к которым относятся идентичности, не являются жесткими. Они — вероятностны, и их возникновение определяется социокультурным выбором жителей соответствующих территорий, в то же время территория может структурировать также проявления социальной солидарности и коллективные реакции. Формируя коллективных субъектов и структурируя восприятие, территориальные идентичности могут тем самым определять условия самого рационального действия.

Острым вопросом является разделение понятий идентичности и коллективной памяти. Память – основа существования единства регионального сообщества. Возрождение серьезной региональной истории и оспаривание господствующих национальных интерпретаций прошлого становится инструментом, направляющим региональное общество к его будущему.

Мифы, являющиеся наряду с символами важнейшими региональными маркерами, же становятся механизмом интерпретации памяти и её искажения. Они одновременно являются и границей, и способом закрепления региональной идентичности.

Коллективная память – это основа идентичности. Коллективную память надо понимать, как результат деятельности индивидов (или группы индивидов), объединенных вместе для того, чтобы разделять воспоминания конкретных событий прошлого времени. Как таковую, память можно воплощать только посредством многочисленных действий воспоминания, общественных взаимодействий. Кроме того, память может распространяться только теми, кто присутствовал на событии, которое помнится: память, таким образом, закреплена в общем опыте. Символическое конструирование региона наделяет территорию “значимостью”, а символическое конструирование идентичности берет основы из прошлого опыта формирования идентичности данного региона, наполняя новым содержанием или вкладывая новый смысл. Поддержание же региональной идентичности зависит от целого ряда внешних и внутренних факторов.
Миф, рассматриваемый в одном ряду с такими феноменами, как коллективная память, воспоминания, национальные чувства, символы, традиции, церемонии и ритуалы, являются одним из тех феноменов, которые важны для легитимации региональной идентичности.

Логику рассмотрения мифа и идентичности в исследованиях, посвященных взаимодействию этих понятий, можно представить следующим образом: формирование идентичности – это процесс социального конструирования общности в результате воспроизведения мифов, а миф – разделяемый участниками принцип, на основе которого в ситуации изменяющихся условий происходит формирование новых групп и общностей. Интерпретация символических процессов и изменения институциональных условий позволяет политическим элитам обращаться к региональному сознанию. Проблема региональной мифологии, как социально оформленного знания о регионе, мощного регулирующего и мобилизационного элемента в жизни общества, способного объединить региональное сообщество в некое локальное братство и тем самым усилить собственные позиции по отношению к другим регионам.

Региональный миф – это некое социально оформленное представление о регионе как уникальной территории, сознательно создаваемое или поддерживаемое региональной элитой. Уникальность в данном случае может проявляться через обращение к известным землякам – выходцам из региона, снискавшим известность и славу (оформление мифов о культурных героях), апеллирование к историческому, географическому, экономическому, культурному и пр. статусу территории, проявляющееся в формировании слоганов («Дербент-святой и вечный город!»).
Идеологических лозунгов, популярных символов, с помощью которых бросается вызов эмоциям социального кризиса в обществе типа: «Иркутск – сибирская столица», «Санкт-Петербург – культурная столица», «Дербент – Южная столица», «культурная столица», «духовная» и т. д. Постепенно мифология находит отражение в ритуалах поведения и символизации жизни жителей региона. Региональные символы, как и другая политическая символика, обладают неязыковой сущностью и воспринимаются людьми как объективная реальность.

Проявляется в перемене имен: регионы приобретают собственное название. Таким образом, главное направление пафоса регионального мифа – это утверждение особости и неповторимости регионального сообщества, позиционирование региона, демонстрация его функциональной уникальности. Безусловно, особо положение региона может носить объективный характер и в этом случае мифологическое его оформление облегчается. От региональных элит требуется лишь институционализировать соответствующие стартовые позиции региона и особенности регионального сознания, которые уже стихийно сформированы. Такими объективными позициями могут быть особое приграничное положение региона, соседство, уникальность географических ландшафтов; древняя история, наличие опыта государственности (Кавказская Албания и др.).

Целенаправленное создание региональных мифов проявляется в формировании политической элитой региональной идеологии, которая имеет стратегический характер и направлен на сохранение или повышение уровня развития региона, его роли в федеральной политике через увеличение символического капитала региона. Носителями соответствующих интересов являются региональные элиты - политические, экономические и интеллектуальные. Однако, для возникновения регионального мифа, кроме мифологических оснований культуры необходима целенаправленная деятельность идеологизированных групп, состоящих, как правило, из представителей интеллигенции, которые активно формируют и распространяют конкретные политические мифы. Причем, деятельность этих групп, не всегда осознается всеми ее представителями. Элитные группы региона, грамотно используя и регулируя процесс мифотворчества, апеллируют к чувствам исторической гордости за свою Малую Родину. Через усиление региональной идентификации они довиваются решения вполне прагматичных задач, способствуют экономическому, социальному, культурному развитию территорий в новых рамках: призывающих население активнее работать на благо территории, добиваться превращения данной территории в точку роста, в некий инновационный центр.

Внутри регионального сообщества формируются позитивное стремление людей работать на благо своей территории, что уменьшает утечку «человеческого капитала» из региона. Помимо данных преимуществ региональные мифы также играют большую роль при формировании четкого позитивного имиджа или образа территории, который транслируется во внешнее пространство другим территориальным сообществам. Это в свою очередь повышает инвестиционную привлекательность территории, привлекает дополнительные средства в регион, развивает локальный туризм, что не может не отразиться в улучшении инфраструктуры и на уровне жизни населения края. Таким образом, региональный политический миф выполняет важнейшую регулятивную функцию, поскольку он выступает одним из механизмов организации социальной, хозяйственной и культурной жизни коллектива.

Миф упорядочивает реальность, организует жизнь человека. Он предписывает людям правила социального поведения, обуславливает их систему ценностной ориентации. Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что мифология выступает необходимым элементом в обществе. Представляя собой часть идеологии, она помогает человеку идентифицировать себя с окружающим миром. Устанавливая особые нити в отношениях, связывающих власть и общество, политическая элита активно участвует в процессе развития региональной идентичности, формируют местные мифы, и использует весь мобилизационный потенциал, который они в себе несут. С помощью мифотворчества осуществляется позиционирование региона, формируется определенный набор ценностей и моделей поведения. Все это позволяет говорить о большом значении региональных мифов в жизни каждого региона. Региональная мифология выступает важным механизмом формирования региональной идентичности.

Посредством формирования идеалов, ценностей, пантеона местных героев она определяет взаимоотношение между индивидами, скрепляет их в единое местное сообщество. Более того, региональные мифы выступает источником формирования и поддержания региональной идентичности, которая дистанцирует местное сообщество от других территориальных сообществ, формируя, таким образом, исключительность региона. Мифы, выполняют роль идентификационных меток, как для элиты, так и для населения региона, помогают ответить на вопросы «Кто мы? Откуда мы? Чем так уникален наш край, который мы считаем нашей Малой Родиной?», консолидируя и мобилизуя их тем самым для дальнейшего развития территории и работы на благо края.

Региональная (субрегиональная) мифология способствует формированию позитивного имиджа региона, который в свою очередь направляется во внешнее пространство, что увеличивает шансы привлечения инвестиций в регион, формирует привлекательность территории как объекта туризма, что может привнести немало позитивных дивидендов для регионального сообщества. Все это должно стимулировать региональную элиту к более пристальному вниманию к символической политике в региональном пространстве. Конструирование региональных мифологий необходимо основывать на исторических особенностях региона, учитывать региональную культуру политическую культуру жителей. Миф не выдумывается сознательно с этой целью, но интуитивно выстраивается по вполне определенным законам. Миф - целенаправлен, каждая его часть имеет особую функцию. Образно говоря, он создан «коллективным бессознательным» народа как обоснование его стремлений, его желаний и его ненависти. Публичное региональное пространство, в котором разворачивается деятельность элит, ограничивается пространственно-территориальным измерением идентичности. Борьба за конструирования и интерпретации региональной идентичности происходит в сфере дискурса, который включает в себя язык и все поле символической политики.

При анализе роли политических элит в формировании региональных идентичностей важно отметить, что ввиду неоднородности элиты можно выделить несколько стратегий действия – от конфликта до сотрудничества по поводу принятия тех или иных интерпретаций региональной идентичности.  В зависимости от уровней коммуникативного взаимодействия региональной элиты формируются различные дискурсивные стратегии, однако подлежит решению одной задачи - закреплению политической власти и получению максимальной прибыли от формируемого повествования развития региона. Процесс формирования региональной идентичности – это слагаемое процессов номинализации, мифологизации, символизации, которые оформляются в единый нарратив. Если для первой группы стратегий основными ресурсами были культурная (в том числе этнокультурная) история и культурные институты, то для второй группы – экономический потенциал, система управления региона. Значительно расширился инструментарий для воплощения различных форм идентификации – на смену историческим и культурным нарративам приходят пространственно-территориальные стратегии регионов и новые культурные нарративы, основанные либо на победе в соперничестве регионов, либо на выходе к новому символическому центру. По моему мнению, сейчас, мы являемся свидетелями трансформации политических элит Южного Дагестана, по выше описанной схеме, по формуле: «от конфликта до сотрудничества», историко-культурные институты, сменяются институтами «управления региона».
Очень часто в этой связи используются образы прошлого, основаны на историях и значимости общей разделяемой судьбы, которые наполняют те или иные символы общим и сущностных содержанием, закрепляют те или иные символы в коллективном сознании. Символ — это скорее маркер, который позволяет выделить и наполнить определенное сообщество смыслами, поэтом понимание идентичности сопряжено с интерпретацией и их последующей передачей (обновлением) символов, мифов, ценностей. В отличии от мифа, символ – это визуальное отображение, а не повествование. Символы и мифы очень часто отсылают к коллективной памяти и историческому прошлому, общей судьбе коллективная память является результатом коллективного процесса воспоминания прошлого. Коллективная память также подлежит трансформациям в связи с тем, что могут меняться значения отдельных фактов и событий со временем. Создание и управление образами – одна из наиболее распространенных практик конструирования региональной идентичности элитами.

Успех политики идентичности элит зависит как от совпадения различных границ (политико-административных, институциональных, символических, культурных и т.п.) друг с другом, а также от результатов конкуренции и борьбы повествований за господство в символическом поле идентичности и формирования доминирующих значений. Состояние региональной идентичности определяют три слоя элит:

1) властные элиты, принимающие решения и претворяющие их в жизнь, в том числе с помощью военной силы;

2) идеологи, воспроизводящие идеи национализма, государственности, демократии и т. п.;

3) хозяйственные элиты, прагматически относящиеся к другим «центрам силы». Они вступают в соглашения с последними, в ходе торгов за привилегии, или гарантии сохранения господствующего положения.
«Строительство» любого региона (формирование его идентичности) может рассматриваться как целеполагающий политический процесс. При этом главным в данном процессе является мотивированная политическая деятельность.

Стратегии и механизмы политики идентичности

Важным компонентом любой политики идентичности является формирование образа другого.  В политике идентичности южных элит в качестве «другого», выступает «другой республики» - сообщество. Оценка деятельности партийных лидеров их оппонентами происходит в первую очередь через категории отстаивания региональных интересов. Через категории сравнения с политиками другого региона, оценивается успешность того или иного политика. Политик может быть успешен настолько, насколько он смог составить конкуренцию официальному политическому курсу.

Зачастую принципы самоопределения, являются чуть ли не единственными действенными способом, для отстаивания интересов одной идентичности. Которая теоретически может вступать в противоречие с «официальной» политикой региональных властей, в зависимости от степени реализуемости таких устремлений. Говоря о, автономистских устремлений политической элиты Юждага, здесь имеет смысл, привести выдержи статей дагестанских экспертов:

«Их элита (лезгин), выражала недовольство ущемлением в кадровом вопросе и финансовых инвестициях. Их претензии, в отличие от кумыкских, не встретили неприятия ни в г. Москва, ни среди других дагестанских народов. Погасила лезгинский проект власть республиканская, которая, на взгляд активистов главной лезгинской национальной организации «Садвал», была материально заинтересована из Баку. Однако сейчас в умах лезгинской и части других национальных элит (рутульской, цахурской, агульской и татской) проект автономного Юждага приобретает новую жизнь. Согласно этим прожектам, на первоначальном этапе предполагается усиление роли г. Дербент в региональной экономике, сосредоточение в нем всех присущих автономной единице социально-культурных объектов. В дальнейшем «Самурский Автономный Округ» (САО) или «Лезгинский Автономный Округ» (ЛАО) станет отдельной единицей, но в составе Дагестана. В дальнейшем уже предполагается создание отдельной республики в составе Российской Федерации. К числу лоббистов этого проекта, кроме некоторых магнатов российского бизнеса (естественно, из числа народов лезгинской группы), относят и отдельных политиков из числа российского истеблишмента, и некоторых кремлевских чиновников. В состав САО, войдут города Дербент и Дагестанские Огни, поселки Белиджи и Мамедкала, а также Рутульский, Ахтынский, Докузпаринский, Магарамкентский, Сулейман-Стальский, Курахский, Агульский, Табасаранский, Хивский и Дербентский районы. Территория САО будет сравнима с Северной Осетией, а население составит свыше полмиллиона человек. Своеобразной лакмусовой бумажкой, показывающей настроения политических элит Юждага, является ДРО партии «Патриоты России», вернее, ее состав и ориентация сугубо на этот регион. Прежде всего, обратим внимание на общереспубликанский список кандидатов партии на предстоящих парламентских выборах: Э. Хидиров (он же председатель ДРО), Р. Асланбеков и Х. Рагимов. Первые два – лезгины, третий – цахурец. Позиции "патриотов" сильны именно в южных районах республики, за счет чего они наверняка и пройдут в НС РД, набрав заветные 7%. Создание юждаговской партии – одно из выражений, по сути, автономистских устремлений политической элиты Юждага, вызванных не в последнюю очередь политикой г. Махачкала. В случае с проектом образования САО протест со стороны аварской, даргинской, лакской и кумыкской национальных элит Дагестана мы вряд ли услышим. Поскольку их представителей в этом регионе крайне мало (к примеру, численность аварцев там не достигает и 1 тысячи), а образование нового региона уменьшит число титульных этносов республики ровно вдвое (с 14 до 7). Ну а если говорить об интересах Юждага, то, по мнению сторонников идеи, образование САО позволит акцентировать внимание на проблемах региона, обделенного представителями Севера, а также отгородиться от серьезного груза проблем с подавлением активности МВФ, действующих в северной части республики. Москве, которая откровенно запуталась в разноцветной политической палитре республики, данный проект выгоден по нескольким параметрам. Во-первых, это, конечно, серьезный рычаг давления на все больше склоняющийся к НАТО Азербайджан; во-вторых, образование более однородного субъекта упрощает управление им; в-третьих, доказано, что этническая пестрота региона или страны отрицательно влияет на ее экономическое развитие; в-четвертых, поможет снять часть межнациональных проблем, возникающих в Дагестане. В этой связи раздвоение Дагестана уменьшит соответствующее влияние на экономику. Однако данный проект, вступает в противоречие с общей тенденцией укрупнения регионов РФ» - заключает автор.

Функционирование региональных партий.

Дагестан относится к группе так называемых национальных субъектов РФ: это формы государственной организации этносов на их территории, делегировавшие верховной федеральной власти часть своих полномочий. Казалось бы, следует ожидать проявления в Дагестане тех же самых проблем национального характера, что и в других национальных республиках, но на практике это не так. Главная причина – в полиэтничности республики. Специфика Дагестана состоит в том, что если обычно национальность за пределами государства – это понятие гражданское, американец – гражданин Америки, россиянин – России, то, например, лезгин – не гражданин России, в первую очередь, а прежде всего человек лезгинской национальности. Поэтому мы имеем не обычную полиэтничность современных обществ, типа американской и т. п. Реальный вес «титульных» этносов в общественно-политической жизни республики далеко не одинаков: можно говорить о лидерстве четырех. Все это приводит к довольно сложной, иерархической структуре общественной самоидентификации дагестанца, чувствующего себя в разных ситуациях либо коренным дагестанцем, либо членом своего этноса. Следует отметить, что в официальных декларациях преобладает современная политическая фразеология, стремление насаждать современные политические и общественные формы: представительные органы власти, демократические выборы, принцип разделения властей, создание гражданского общества, политических партий и организаций и т. п. Однако приходится признать, что в достаточной мере они все еще непривычны в общественной практике, и не укоренены в общественном сознании дагестанцев. Этнические и традиционные формы продолжают занимать в нем большое место.

Гораздо более характерны попытки политической организации по этническому принципу. Свой пик, они пережили в начале 90-х гг. XX в. Возникающее ядро такого сообщества обычно заявляло себя, как культурно-просветительская организация. Сплотив вокруг себя этническую массу, она переходила к политическим митингам, к более или менее организованной борьбе за представительство в местных и центральных органах власти, за отстаивание интересов своей национальности (в том числе и территориальных). Лидеры таких организаций ставили вопрос о «правосубъектности этноса», о федерализации Дагестана и даже об отделении своего этноса. Этнический фактор проявляет себя в основном в предвыборные периоды и используется для мобилизации электората.

Применительно к Южному Дагестану, в своей статье, ситуацию хорошо описывает К.И. Казенин:

«В этой связи очень важно, что национальная идея у лезгин на сегодняшний день подверглась значительно меньшей эрозии, чем у других народов Дагестана. Тому есть несколько причин. Во-первых, лезгины не видели жестких, а уж тем более кровавых конфликтов между своими представителями после выдвижения их на высокие места в бизнесе или политике. То есть не было явной публичной дискредитации национального единства. Во-вторых, осталась актуальной та цель, которую лезгинское движение в начале 1990-х годов выдвигало в качестве основной: ликвидация последствий распада СССР для этого народа. Новая госграница создала тысячи разделенных семей, обрубила вековые связи внутри некогда единой родины, по-прежнему сложной остается обстановка на границе, переезд через которую может занимать от нескольких часов до целых суток. Одним словом, ясно, во имя чего конкретно лезгинам сегодня имеет смысл консолидироваться. Наконец, есть и те, кто готов отвечать за риторическое обеспечение национальной консолидации: у лезгин достаточно мощный слой работников интеллектуального труда. Создание «этнической партии» — бесперспективное сегодня в других частях Дагестана — на его юге по-прежнему реально» - заключает эксперт.
К числу потенциальных лезгинских «этнопартий» местные СМИ причисляют практически все оппозиционные политические организации, официальной политике г. Махачкала, здесь:
РДО «Патриоты России» возглавляемое Э. Хидировым (до последнего времени); председатель местного Совета регионального отделения политической партии «Справедливой России» Г.А. Эмиргамзаев (с 2007 по 2011 гг.); первый секретарь Дагестанского республиканского комитета КПРФ, М.Г. Махмудов (с 2008 г. по н. в.); дагестанское отделение партии «Яблоко», пост лидера которого на сегодня занимает А.А. Эседов (род. 1975), вместо брата покойного Ф.Н. Бабаева (1959-2007).
Важнейшим критерием развития регионального самосознания является появление региональных партий и общественно-политических движений. Для республик характерны многочисленные национальные движения, которые стали возникать, начиная с 1988 г. Особенно активным процесс создания национальных движений и партий был на Северном Кавказе. Национальные движения можно разделить на несколько типов. Существуют движения со статусом общенародных, объединяющих всех представителей данного этноса в рамках единой организации. Эти движения претендуют на соборное выражение интересов всего. На базе национальных движений в некоторых регионах были созданы партии или организации партийного типа. Помимо национального движения «Садвал», в Дагестане существуют и движение «Хаджи-Давуд»; Фонд возрождения лезгинского народа «Лезгины»; Фонда «Лезгинцевы»; «Республиканского общества дружбы, культурных и экономических связей Дагестана с Азербайджаном»; РОО «Ассоциация Деятелей Науки и Культуры Лезгинского Народа (АДНК ЛН). Важную роль в становлении регионального самосознания играет проведение местных праздников, фольклорных фестивалей, восстановление храмов, открытие новых памятников и музеев. Наибольшее внимание этим процессам уделяется в республиках, где создаются пантеоны новых национальных героев или возвеличиваются уже признанные герои – Мухаммад ал-Йараги, его имя носит институт «Юждаг», ал-Хаджжи Давуд ал-Мушкури, Сулейман Стальский и т. д.

Религиозная идентичность Южного Дагестана

Южный Дагестан отличается конфессиональным многообразием и толерантностью. Кроме суннитского мусульманского большинства, здесь есть еще шииты-имамиты (в основном из «азербайджанцев»), небольшие общины иудеев из числа горских евреев, а также немногочисленные православные русские. О силе стабилизирующего влияния, секуляризированного г. Дербент, свидетельствует тот факт, что древнейшая в России историческая Джума-мечеть города управляется совместно суннитами и шиитами.

В годы советской власти лезгины (ныне все лезгинские народы), были самым атеистичным народом Дагестана, но с религиозным возрождением 1980-90-х гг. ситуация существенно изменилась. Современное мусульманское возрождение в Южном Дагестане имеет две формы: суфийскую и традиционалистскую, крайняя форма которой – течение, которое принято называть «ваххабитским». При этом некоторая образованная часть лезгин не только не ощущает какого-либо отчуждения к христианству, но и, напротив, относится к нему как к составной части духовного наследия своего народа. Это действительно уникальное явление, показывающее, неоднозначность и сложность такого понятия, как идентичность индивида и идентичность в более широком контексте. Ключевой фигурой религиозной жизни в Южном Дагестане до последнего времени был Сиражутдин Исрафилов (1954-2011), шайх накшбандийского тариката, проживавший в селении Хурик, Табасаранского района. Получив сначала домашнее исламское образование под руководством своего деда, после его смерти в 1977 г. Сиражуддин стал мюридом жившего в г. Дербент шайха Абдуллы-эфенди Абдуллаева Курихского, который назначил его своим преемником в 1989 г.

Изучая ислам, он проучился год в 1984–1985 гг. в Исламском институте в Ташкенте, а в 1990-е годы пытался повысить свое образование уже в Дагестане, в Исламских университетах им. Шафии в Махачкале и им. Сайфуллы-кади в Буйнакске. Однако людей привлекало не его познания в исламских науках, а яркая индивидуальность шайха. Вирд Сиражутдина отличается исключительной приверженностью учеников к своему шайху.  Умение идти на компромиссы, позволила Сиражутдину остаться членом Совета алимов ДУМД. Вместе с тем он продолжал работать как представитель ДУМД в Южном Дагестане. Вполне сносные отношения шайх поддерживал с покойным муфтием С.Х. Абубакаровым (1959-1998), поскольку тот, по его словам, при всех своих амбициях «не лез на Юг». Обучаясь в оппозиционном, прокумыкском Исламском институте им. Шафии, и одновременно стремясь открыть филиал этого института у себя на Юге, Сиражуддин поступил в про-чиркейский Исламский институт им. Сайфуллы-Кади и постарался наладить отношения с его ректором Арслан-Али Гамзатовым, учеником Саида-афанди.

Сегодня два исламских университета – Северо-Кавказский им. Сайфуллы-Кади, – готовят молодые кадры из южан (в основном лезгин). Религиозная ситуация в Южном Дагестане крайне мозаична и во многом зависит от личных достоинств, стоящих у власти людей. Положение одной мусульманской общины может существенно отличаться, от соседней. Так шайх Сиражуддин Хурикский, вместе с другими подконтрольными ему имамами Юждага, весной 2010 года, выступил с официальным заявлением «по ситуации с суннитскими мечетями в Азербайджане». Можно так же предположить, что шайх Сиражуддин Исрафилов (как представитель одного из лезгинских народов) таким образом выразил солидарность верующим «Лезги миски», которая стала одной с первых, не прошедшая «перерегистрацию» в Азербайджане.


Заключение

Региональная идентификация – это элемент общественного и личностного сознания, в котором отражается сознание территориальной общностью своих интересов как в отношении с другими общностями своей нации, так и по отношению к территориальным общностям соседнего государства. Важнейшей функцией регионального самосознания является поиск путей самосохранения региональной общности. При этом «регион» понимается как единица, в которой процессы исторического развития деятельности должны «замкнуться» на структурах воспроизводства человеческой жизнедеятельности, культурных форм, природных и трудовых ресурсов. Становление целостных механизмов и структур воспроизводства рождает региональные общности различного уровня сложности, которые могут локализоваться на тех или иных участках территории и соответствовать определенным массивам природного окружения. Учет специфики региональной самоорганизации есть инструмент политического управления. Итак, региональная идентичность в системе стратегического анализа территории – фактор социального и экономического развития и элемент политического управления.

В тоже время, причины не желания «южанами» принятия «чуждой» им, «общедагестанской» идеологии нужно искать в высоком этническом самосознании, которое основано (базируется), в его былых государственных традициях – Кавказская Албания, государство  ал-Хаджжи Давуда ал-Мушкури, ханство Фет-Али-хана Кубинского, Лезгистан, различные «вольные общества», да и собственно появление советских республик Азербайджан и Дагестан трудно представить без деятельного участия лезгин. И соответственно в генетической заряженности, в стремлении отстаивании целостности (в восстановлении  в том числе и географически) этих  некогда существовавших образовании, современный исторический период, в контексте большой истории, самими лезгинскими народами рассматривается  именно так.




Автор: ‘Али Албанви






Литература



1) Самоопределение как ресурс модернизации», В.И. Пантин – док. Филос. наук, заведующий отделом ИМЭМО РАН.

2) Этнополитическая идентичность в постсоветской России как фактор конфликтности», В.А. Авксентьев.

3) Этническая идентичность: роль хозяйственно-экономических и культурно-языковых факторов», Хилханов Д.Л. Автореферат дис. на соискание уч. ст.  док. соц. наук Улан – Удэ 2007 г.

4) Этническая идентичность». Закариев Р. Реферат. Махачкала – 2005.

5) Материалы по апробации программы 20-ти часового трехдневного обучающего семинара для специалистов органов управления системы общего образования, руководителей общеобразовательных учреждений, методистов и педагогов по проблеме внедрения комплекса программ, обеспечивающих формирование гражданской идентичности».

6) Культурно-символический потенциал региона как фактор формирования культурной идентичности молодежи, Чебоненко О.В. Санкт-Петербург 2007. Автореферат дис. на соис. уч. ст. кан. культурологи.
7) Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России», отв. редактор В.С. Магун.

8) В.М. Пивоев. Мифологическое сознание как способ освоения мира. С. 8-9.

9) Д. Вилибеков: Кто такой «Шарвили?»

10) Герой, нужный народу» газета «Черновик», от 2 июля 2010 г.

11) Шарвили»: величальное слово сказителя», Ф. Айсар, http://gazeta-nv.ru/content/view/4181/200/

12) Эпос «Шарвили» вышел на азербайджанском языке» http://sharvili.com/index.php/content/view/505/1/

13) В Дагестане готовятся к проведению праздника лезгинского народного героического эпоса.

14) «Настоящее время», 2010 №24 от 25 июня, «Шарвили: южный праздник России», Ш. Магомедов.

15) В Ахтынском районе в празднике «Шарвили» участвует более 10 тысяч человек http://www.kasumkent.ru/newsarchiv/news.php?page=4   

16) Этнокультурный портал «Шарвили» - www.sharvili.com

17) Лезгинский праздник «Яран Сувар» – отголосок древнейшего аграрного культа», И. Гаджимурадов, http://sharvili.com/index.php/content/view/497/1/

18) Светлый праздник – Яран Сувар», Руслан СтIалви. А. Булатова «Традиционные праздники и обряды народов горного Дагестана в XIX-начале XX века» http://www.daginfo.com/news/view/874.html

19) «Настоящее время» 2010 №10 от 19 марта «Яран Сувар» – философия смеха и торжество духа».

20) Лезгинский народный праздник Яран Сувар», http://afisha.livekuban.ru/event/92403

21) «РИА Дагестан» от 17.03.2010. «21 марта в Санкт-Петербурге традиционно отметят национальный праздник «Яран Сувар».

22) Назукина М.В. «Региональная идентичность в современной России: типологический анализ», автореферат дис. на соис. уч. ст. кан. полит. наук. Пермь, 2009.

23) Халитов Б. «Языковые аспекты политического процесс: внутреннее и медждународное измерение». Автореферат дис. на соис. уч.  Ст. к. полит. наук. Казань 2006 г.

24) «Новое Дело», выпуск № 7 (943) 19 Февраля 2010, «Имеют ли дагестанцы право на существование?» М. Шахбанов.

25) «Настоящее время», 2010. №47 от 3 декабря, «Чтобы не исчез язык матери…», Р..САРКАРОВА, выдержки из доклада, к. филол. наук, доцента ДГУ Н.Ш. Абдулмуталибова

26) М. Рощин, Д. Колчин «Почему в "Стране гор" берутся за оружие?», http://www.nakanune.ru/articles/13487

27) «Самоопределение Дербента, в меняющейся геополитической картине региона», А. Албанви, 

28) Становление Албанистики, О. Мамедова http://www.lnka72.ru/history/37-Stanovlenie-Albanistiki

29) Л.В. Смирнягин, «О региональной идентичности»

30) Факторы формирования региональной идентичности в современной России», Гермашова В.А.

31) А. Слиз, М.С. Щепаньский, «Локальная и региональная идентичность в процессе глобализации».

32) М.П. Крылов, «Региональная идентичность в историческом ядре европейской России».

33) Ковалева Д.М., студентка 4 курса Урал. Гос. Ун. им. А.М. Горького (Екатеринбург) «Региональная идентичность и культура: линии пересечения».

34) Л.В.Смирнягин, «О региональной идентичности», Zelinsky W. North America's vernacular regions // Annals of the Association of American geographers vol. 70, no. 1, march 1980.

35) Гаджимурадова З.М. «Этническое самосознание личности в эпоху интенсификации интеграционных процессов» (на материале исследования народов Дагестана). Автореферат дис. на соис. уч. степени док. псих. наук. Москва – 2008.

36) В.М. Пивоев. Кризис идентичности и проблемы этнической, национальной и региональной идентификации в условиях европейского севера России».

37) Роль политических элит в формировании региональной идентичности: интерпретация коллективной памяти и мифов». Гончарик А. А. Международная научно-практическая конференция молодых учёных «Векторы развития современной России», 2-3 апреля 2010 года, МВШСЭН, г. Москва

38) «Черновик», «Не врать и не бояться», Н. Исаева, М. Магомедов, от 18 сентября 2009 года.

39) Назукина М.В. «Конструирование политических мифов как способ формирования позитивной известности регионов России».

40) В.М. Пивоев, «Философия и психология политики», Петрозаводск – 1991. «Мифы пропаганды», с. 70-78.

41) Формирование региональной идентичности: инструменты и ресурсы политических элит», Гончарик А. А. Всероссийская молодёжная политологическая Ассамблея, 19-20 апреля 2010 года, ПГУ, г. Пермь

42) Факторы формирования региональной идентичности в современной России», Гермашова В.А.

43) Разделенные народы на постсоветском пространстве, 2007. Ю.А. Балашов. Международные отношения. Политология. Регионоведение. Вестник Нижегородского университета, с. 185–189.

44) М. Шахбанов «Проект "Республика Юждаг", от 16 января 2007 http://www.narodru.ru/article5702.html

45) Северный Кавказ. Путь к согласию. Сборник аналитических материалов. Москва, 2009 «Стабилизация ситуации на Северном Кавказе: формирование институциональных механизмов предотвращения конфликтов» Под редакцией Геворгян К.А., Курченковой С.А., Саввы М.В. С.43-44. «Этнопартии» и элитные группы».

46) «Новое Дело», № 34 (918) 28 Августа 2009, «Выборы в Дербенте. «Единая Россия» против этнопартии», К. Казенин

47) http://hidirov.ru/

48) http://www.spravedlivo.ru/information/people/49.php

49) А. Эмиргамзаев: «В региональном отделении «Справедливой России» около 7 тысяч дагестанцев», ИА REGNUM от 23.05.2009 г.

50) Лидер КПРФ в Дагестане: выборы в Госдуму РФ далеки от демократических стандартов, http://karabakh.kavkaz-uzel.ru/articles/128092/

51) Убийца Ф. Бабаева приговорен к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима, РИА Дагестан, от 03.06.2010.

52) Р.Ф.Туровский, «Региональная идентичность в современной России».

53) www.hadji-davud.ru

54) www.lezghins.com 

55) «Настоящее время». 2010 №35 от 10 сентября, «За памятник Лезгинцевым», Р. Ибрагимхалилов.

56) «Настоящее время», «Пояс мира и спокойствия», А. Ахмедов.

57) www.adnkln.ru

58) www.Yuzhdag.ru

59) www.suleiman-stalskiy.ru

60) www.s-stalskiy.ru – сайт посвященный поэту.

61) Об исламе, христианстве и наследии Кавказской Албании, рук-ль Центра исламских и арабских исследований, А.К. Аликберов.

62) Персональный сайт имама г. Дербента http://imam-derbent.livejournal.com

63) Официальный сайт религиозной организации www.Babulabvab.ru – «Бабуль Абваб».

64) «Кто понесет крест?», А. Албанви http://kavkaz.ge/?p=27558

65) К. Мацузато, М.-Р. Ибрагимов, «Тарикат, этничность и политика в Дагестане» http://caucasica.ru/?pageID=229

66) Состояние национально-патриотического движения Лезгинского народа». Председатель Регионального Общественного Движения "Хаджи-Давуд" Н.М. Ахмедов.
             
67) «Новое дело», выпуск № 15 (951)16 Апреля 2010, «Ход конем в Дербенте» М. Абдурашидов, М. Шахбанов.

68) Мрачная картина закрытых мечетей. Перспективы исламского развития в Азербайджане, А. Албанви, http://www.islam.ru/pressclub/islamofobia/mechazer

69) «Новое Дело», выпуск №7 (943)19 Февраля 2010, «Лезги мечеть» в осаде. «Суннитский вопрос» в Азербайджане встает ребром» А. Кудрат.

70) Адзиев, Н.Н. Гасанов. «Возможна ли единая национальная идеология дагестанцев?» от 16.10.2010 г., http://www.daginfo.com/news/view/1906.html 

71) Праздник «Шарвили». Через эпическую героику к реальному героизму» журнал «Народы Дагестана», № 5, 2005 г.

72) Героический эпос лезгинского народа «Шарвили» издан на русском языке РИА «Дагестан» от 17.06.2008 г.

73) Храм памяти Гасана Алкадари, А. Исмаилов, «Дагестанская правда», от 13.10.2009 г.


Рецензии