Маска
* * *
Вам, может быть, знакома безлюдная Москва. Необычное словосочетание…
Но, тем не менее, бывают летние дни, когда жители разъехались по дачам-отпускам. Стоит жара. Невозможность передвижения по расплавленному асфальту заставляет выбрать оставшихся в городе местом пребывания свои прохладные квартиры.
И, тогда, каким-то непостижимым образом, даже на Тверской можно, встретить лишь десяток прохожих, девять из которых гости столицы, шествующие от рукотворного Пушкина к Красной площади.
* * *
Именно в такой день, гуляя без особой цели по центру, я и познакомился с этим странным человеком.
Старик стоял на Тверской в тени домов недалеко от губернаторского особняка. Взгляд его был устремлен на здание гостиницы, находящееся напротив. Он смотрел в одну точку, напряженно, как будто, пытаясь отыскать там ответ на какой-то очень важный для него вопрос.
- Молодой человек! – неожиданно он обратился ко мне. – Вы когда-нибудь обращали внимание на особенности в декоре этого здания.
- Честно говоря, нет. А что? – недоуменно спросил я.
- Посмотрите, вон там… - рука его застыла в воздухе, указывая на какую-то точку на фасаде. Второй этаж – третий балкон слева… Видите голову на завершении полуколонны справа от окна.
- Да, вижу. Ну и что?
- А видите ли вы, что она отличается от всех пятнадцати других?
И, действительно, приглядевшись, я заметил, что тиражированные черты стандартной отливки никоим образом не повторялись на выбранной нами для рассмотрения.
- Да, действительно. Никогда не замечал, хотя проходил мимо сто раз.
- Александр Михайлович, - представился странный человек. – А хотите, я расскажу вам историю, которая прояснит эти странности. Дело в том, что эту голову лепил я…
Я хотел было соврать, что спешу. Но наткнулся на взгляд старика.
- Конечно, хочу. Очень интересно. Тема мне близка. Я – архитектор. Зовут - Василий.
* * *
Мы зашли в ближайшее кафе. Посетителей не было.
- Нам - два чая. Александр Михайлович, вы не против?
- Мне бы что-нибудь покрепче. Можно водочки... грамм сто пятьдесят.
Официант, кивнув, молча скользнул в сторону бара, откуда лилась грустная тягучая мелодия.
- Вот странное дело…- задумчиво сказал старик после первой рюмки.
«Так не начинают рассказ про архитектурные детали фасада. Прямо - роман с продолжением… Раскручивает на водку...» – ехидно отметил я про себя.
По тому, как Александр Михайлович приступил к рассказу, стало понятно, что я - не первый его слушатель. Его слова складывались в готовую новеллу.
Поэтому, чтобы не утомлять вас ненужными бытовыми подробностями нашей беседы ( Еще что-нибудь желаете? С молоком? Вам сейчас или попозже? и так далее), я позволю себе пересказать услышанное от первого лица.
* * *
После окончания Училища на Мясницкой я стал скульптором. Первые годы, еще до революции, работать приходилось много. Для души делал мелкую пластику, а, в основном, занимался разработкой сложных скульптурных декоров для фасадов. В четырнадцатом был мобилизован и до восемнадцатого валялся по окопам… Слава богу – ни одного серьезного ранения… До двадцать второго работал кем придется… Но потом постепенно начал возвращаться к любимому делу. Стал лепить символы новой власти вместо двуглавых орлов царского режима.
Как-то ранним утром ко мне в мастерскую постучался сосед Гриша.
- Слушай, Михалыч, хочешь подработать?- громко спросил он.
И, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Отвалилась голова и разбилась вдребезги. Плитку на балконе побила. Надо срочно приделать на место такую же… Серафимыч ругается… По Тверской начальство ездит, а у нас такое безобразие!
- Подожди, Григорий! Объясни толком, - прервал я разволновавшегося соседа.
- Чего тут объяснять! Слушай-ка! А, давай, пошли со мной – сам увидишь!
- А куда ж идти-то?
- Да ко мне на работу! На Тверскую, в гостиницу.
И тут я вспомнил, что Гриша работает в хозотделе гостиницы «Центральной», которая находилась на улице Горького, чуть дальше от памятника генералу Скобелеву.
Срочной работы не было. Поэтому я решил: «Почему бы и нет?»…
* * *
С Варсонофьевского переулка, где мы обитали, мимо Сандунов, потом по Столешникову…
Пятнадцати минут нам с Григорием хватило, чтобы дойти до места.
- Ну, вон, посмотри… - Гриша указал пальцем на балкон, где в декоре пилястры отсутствовала маска.
* * *
Толкнув тяжелую дверь, мы с Григорием уперлись в монументальную фигуру, обладающую красным лицом с недобрым взглядом из-под сросшихся бровей.
- Вот, Иван Серафимыч, - видимо от неожиданности, быстро залепетал Гриша. – Скульптора вам привел. Он все поправит.
Серафимыч сурово глянул на меня.
- Чтоб через пять дней все было на месте!
Не успел я даже слова сказать, как он развернулся и грузно удалился по коридору.
Я, конечно, был возмущен такой бесцеремонностью, но сосед, схватив меня за рукав, тихо запричитал:
- Михалыч, не обращай ты на него внимания… Сами разберемся… Ты только соглашайся, Христа ради… Иначе, мне – каюк!
Странное чувство посетило меня в ту минуту. Никчемная хлопотная работа…
Но было ощущение чего-то необычного во всем происходящем. И насколько банально повседневным казалось все вокруг, настолько таинственными становились мои предчувствия. Что-то должно произойти …
Интуиция меня не подвела.
* * *
Стояла лютая зима. И речи не могло идти о том, чтобы снимать форму с уцелевшей отливки. Я внимательно изучил горельеф, сделал необходимые замеры и отправился в мастерскую.
То ли после прогулки по морозцу, то ли по какой другой причине в мастерской на меня навалился сон. Едва успел дойти до топчана…
* * *
Засыпая, я думал о своей новой работе. "Хорошо бы модель найти..."- мелькнула мысль, и я провалился в сон...
В мастерскую постучали. Я встал, чтобы открыть дверь, но на пороге уже стояла Она.
«Так вот с кого лепили маску…» - мысленно отметил я.
- Проходите, выпьете горячего чая?
- Да, с удовольствием, - ответила незнакомка.
- Вас ко мне сам Бог послал, - сказал я, с волнением разглядывая ее лицо. – Вы как нельзя лучше подходите для моей срочной работы. Не согласились бы вы попозировать мне. Это не займет много времени, часа три-четыре, не больше.
Последнюю фразу я говорил, совершенно не рассчитывая на согласие.
- Почему бы и нет, - неожиданно ответила Она.
- Так вы согласны! – Я засуетился с чаем и возбужденно продолжал: - Мы можем начать прямо сейчас. Извините меня за бесцеремонность… Просто работа срочная!
- Начинайте, я не против.
От свалившейся удачи я чуть не потерял голову.
Подтащил станок ближе к свету и побежал за глиной, боясь, что она передумает.
Но нет. Незнакомка, не торопясь, допила свой чай и спросила:
- Что мне нужно делать!
- Ничего. Просто сидите. Только постарайтесь сохранять поворот головы.
Работа шла быстро. Одержимость, с которой я взялся за дело, дала свои плоды. Все удавалось. И через час можно было завершать работу уже без натуры.
Я отошел на минуту за стеком. Каково же было мое удивление, когда вернувшись, я застал перед собой пустой стул.
Окинув быстрым взглядом мастерскую, метнулся на улицу… Никого…
Прикрыв плотно дверь, чтобы не впустить морозный воздух, я разочарованно сказал вслух:
- Даже имени ее не спросил…
* * *
Проснулся я с головной болью. Судя по темени за окном, был вечер.
«Какой странный сон…» - подумал я.
Кряхтя, встал с топчана, зажег керосинку, которая осветила мерцающим светом мастерскую.
И тут же застыл в оцепенении. Перехватило дыхание…
На станке стояла почти законченная работа…
* * *
Рассуждать о том, как это могло произойти, я не мог.
« Переутомился, - успокоил я сам себя, и тут же спохватился, взглянув на портрет. – Какая-то чертовщина!»
Быстро одевшись, я выскочил из мастерской. Побежал на Кузнецкий. Уже в заведении на углу с Неглинной слегка пришел в себя, выпив сразу три стопки подряд. «Ничего, ничего… Главное – работа почти сделана. Вот обрадую соседа.»
* * *
И, действительно, через три дня я уже занимался монтажом. Под ногами вертелись рабочие, менявшие разбитую плитку.
Радостно-возбужденный Гриша давал им указания.
- Чё-то ты какой-то смурной, Михалыч! Смотри как красиво получилось, а ты, вроде как, недоволен.
- Что-то чувствую себя неважно, - соврал я. А мысли мои были только о Ней. Мистические сюжеты, внесенные в жизнь в сладкие времена модерна, так и роились в моей голове. Вспоминались полустершиеся стихи Блока о незнакомке, застывшая вода в версальских фонтанах Бенуа, размытые воздухом мусатовские женщины… Романтическая юность всплывала передо мной, будоража ожиданием перемен.
Идя по городу, я вглядывался в лица проходящих женщин в надежде встретить Её.
* * *
Ранним утром в мастерскую постучали. Я в надежде метнулся к двери. Но это был все тот же оживленный Гриша.
- Здорово! Как сам? – и, не дождавшись моего ответа, сосед продолжил скороговоркой, - Серафимыч выписал тебе гонорар. Михалыч, извини. Там не так уж много. Но ты учти: я твой должник по гроб жизни. Если, что обращайся – чем смогу, как говорится, помогу. Милости просим в бухгалтерию сегодня после трех - за денежками.
- А где эта бухгалтерия?
- Там же. Рядом с кабинетом Серафимыча.
* * *
Бухгалтерша отсчитала причитающуюся мне небольшую сумму, я расписался в ведомости. Вышел в темный коридор. Дверь в кабинет Серафимыча была полуоткрыта. Проходя мимо, я машинально заглянул туда. Перед столом начальника сидела Она…
От неожиданности я встал, как вкопанный, открыл рот, пытаясь выдавить из себя какой-нибудь звук… Но в этот самый момент мощная рука Серафимыча захлопнула дверь.
Еще минуту я постоял в темноте коридора, раздумывая как поступить. «Непременно дождусь Ее около входа. » - решил я.
* * *
Сколько я простоял на морозе трудно сказать. Да это было и неважно.
Прокручивал в голове фразы, которые Ей скажу. Уже стемнело, когда Она появилась в дверях. Я кинулся к ней, забыв заготовленные слова.
- Здравствуйте!
Она удивленно вскинула брови.
- Добрый вечер! – сухо ответила Она. – Но мы с вами не знакомы.
- Как же! Вы же позировали мне. Помните? Я скульптор.
- Извините, я тороплюсь.
И она решительно шагнула в толпу прохожих.
От неожиданности я замешкался. При слабом свете фонарей мне показалось, что я вижу Ее. Но это было ошибкой. Она растворилась в вечерних сумерках…
* * *
Поздним вечером я постучался к соседу.
- Григорий не мог бы ты узнать у Ивана Серафимовича, что за женщина была у него в кабинете, когда я получал гонорар?
Глаза соседа округлились от ужаса.
- Ты что, Михалыч! Не смогу.Серафимыч лишних вопросов не любит. Хочешь, чтобы меня уволили?
- Но ты же сам говорил, что ты мой должник. Только узнай. Мне больше ничего и не надо. Вопрос жизни и смерти,- умоляющим голосом произнес я.
- Ну, ладно, попробую, - смягчился Гриша.
* * *
На следующий день он зашел ко мне.
- Ну, говори! – с нетерпением спросил его я.
- Никакой женщины у Серафимыча в кабинете в тот день не было. Разве, что Лукьяновна заходила. Это наш бухгалтер.
Я разочарованно взялся за голову.
- Да ты, Михалыч, не переживай. Может, тебе привиделось? А?
- Наверное, привиделось,- ответил я, поняв бесполезность продолжения разговора.
* * *
Прошло несколько лет. Жизнь менялась.
Конец тридцатых - рабочий задор и всеобщая бдительность порождали смутное чувство беспокойства и неуюта. Однако, на работе это не сказывалось. Появились даже частные заказчики. Правда, иногда они исчезали бесследно. И я понимал, что никакой мистики здесь нет. Просто время такое…
Все эти годы я помнил о том таинственном случае, который произошел со мной. Я привычно вглядывался в лица женщин, уже не ожидая увидеть знакомые черты.
Много раз я проходил мимо гостиницы, с удовольствием рассматривая свой вклад в декор фасада.
И вдруг в один прекрасный день я заметил изменения в чертах моей работы. Она начала меняться.
«Какой-нибудь местный умелец подправил!» - подумал я.
Спросить об этом было некого. Григорий уволился и переехал куда-то в Сокольники.
Зайдя в гостиницу, я спросил, работает ли здесь Иван Серафимович. Хмурый человек, сидевший за стойкой, одарил меня пытливым взглядом и спросил:
- А почему вас это интересует?
- Просто были шапочно знакомы.
- Значит шапочно…Очень интересно! Подождите одну минутку…
Он встал из-за стойки и прошёл в знакомый мне темный коридор.
Почувствовав всем нутром, что нужно как можно быстрее уходить, я метнулся к выходу…
Только много позже я случайно узнал, что Иван Серафимович попался на связях с иностранной разведкой и, соответственно, плохо кончил.
Так что хорошо, что я тогда ретировался.
* * *
Прошло еще несколько десятков лет...
Скульптура изменилась до неузнаваемости.
Если говорить о куске гипса как о живом организме, то я бы сказал, что время явно оставило на нем свои отметины.
Оно стало полным. Глаза стали меньше, под ними появились мешки. Я уже не связывал происходящее с неумелыми реставрационными потугами.
- Маска стареет…- вдруг понял я, все внутри похолодело от страшной догадки.
Тут же всплыли в памяти жуткие истории, связанные со скульптурами и картинами.
Это и ожившие Каменный Гость, и Венера Ильская, и стареющий портрет Дориана Грея. После московской мистики Булгакова все сложилось в довольно ясную картину.
Долгие размышления привели меня к выводу: вылепив портрет незнакомки, я дал возможность стареть ему, а не Ей. И таким образом сохранил Её молодость. По крайней мере, мне приятно было так думать.
Конечно, никому о своих догадках я не говорил, чтобы не попасть в объятия специалистов по психиатрии.
* * *
- Может быть, еще водки? – тихо спросил я, стараясь не прервать нить повествования.
Признаюсь честно, Александр Михайлович заинтересовал меня своим рассказом.
Старик кивнул.
Он продолжил после долгой паузы, будто собирался с силами.
- Василий, я вам расскажу сейчас такое, отчего вы поверите в ту, как вы, наверное, считаете, чепуху, которую я наговорил.
* * *
На днях поехал я в известный магазин «Кинофотолюбитель», что на Ленинском проспекте. Сейчас он называется, по всей видимости, по-другому. Но это и неважно.
И совершенно неожиданно недалеко от этого самого магазина я встретил Её.
Это точно была Она! Как будто не прошло всех этих десятков лет. Она была такой же, как тогда…
Подойдя к ней, спросил:
- Вы меня не помните? Я скульптор.
Она удивленно взглянула на меня и лукаво прищурилась.
- Скажите ещё, что я позировала вам для маски на фасад гостиницы на Тверской.
Она улыбнулась , видя мое удивление.
- Прощайте, - весело сказала незнакомка и исчезла за углом дома.
Как тогда…
Александр Михайлович вздохнул и опустил глаза.
* * *
Когда мы расставались, он долго благодарил меня за терпение.
Выйдя из кафе, я собрался с мыслями: «Старик все придумал. Если просто просчитать
хронологию, то ему сейчас должно быть, где-то, сто десять лет.»
- Василий, только что твои уши и мозг стали жертвой старого болтуна.
Это я произнес уже вслух.
* * *
Теперь, проходя по Тверской около гостиницы, я всегда ищу глазами этого смешного старика.
И даже заглядываю в кафе, надеясь увидеть его с очередным слушателем...
Свидетельство о публикации №211050300923