Кувалда

Егорыч был мужиком довольно крепкого телосложения и веса на все сто двадцать килограммов. По натуре своей был добряк, но слыл на селе «хозяйственным». Всё, что «не так лежало» где-то, особливо колхозно-совхозное, рано или поздно оказывалось в его хозяйстве. Он  сам про это действо всегда говаривал: «Вот, выписал! У меня завскладом хороший знакомый!» А в ту пору «Брежневского застоя» кто, что мог – то и тащил для себя. На производствах, в колхозах и совхозах была даже организована «борьба с несунами»! Но это к делу не относится.

Сегодня с утра Егорыч со своим свояком Михой решили колоть кабана. Мишаня пришёл-притопал во время, с самого утра, как и собирались. Егорыч предложил вначале «для улучшения» принять на грудь по двадцать капель «сельхознапитка»! Так он называл продукт собственного производства, крепчайший первач, от которого зубы становились, как пластмассовые. Он горел намного лучше любого бензина. Пить же Егорыч предпочитал всегда только из «сталинского стакана», как он его называл. Это гранёный стакан с ободком сверху, в который вмещалось ровно двести пятьдесят грамм.

Ну, Егорыч то ладно со своей комплекцией в сто двадцать кило, а вот его свояк Михаил, в отличии от него был и ростом ниже, и по весовой категории проигрывал. У него и при хорошем приёме пищи в праздничные дни вряд ли набиралось килограммов пятьдесят, но пил он всегда наравне с Егорычем, не уступая ему. Хотя это иногда и подводило его, «опрокидывая навзничь» прямо на какой-либо пьянке-гулянке.

Налили они по первой, выпили и закусили. У Егорыча в этом был целый ритуал. Самогонку он любил вначале закусывать репчатым луком, с хрустом аппетитно поглощая его, а далее дополняя хлебом и салом. Сало обязательно должно быть с мясной прорезью и немного подкопчённым.

Потом они заточили ножи, приготовили верёвку и Егорыч, глядя на свояка, сказал: «Ну, что Мишаня! Давай ещё по одной и за дело!» Мишаню уговаривать не приходилось, он моментально наполнил стаканы до краёв и они, пожелав друг другу «Удачи» – влили «горючее», при этом махая руками, как крыльями, видимо для улучшения своего пищеварения?

Егорычу было «самый раз», а вот Мишаню как-то так повело в сторону и он, словно пропеллер, метнулся в сторону, зацепился за край стола и бухнулся на пол. После вчерашних «посиделок», влив «на старые дрожжи», он сразу потерялся в сегодняшнем дне. Хотя очень хотел помочь Егорычу колоть кабана, понимая, что после этого ожидается «очень хорошее» застолье! Егорыч, глядя на свояка, сказал: «Ты что-то рановато Мишаня «расписался», нам ведь ещё кабана колоть!» Но понимая, что его свояк в это мгновение «безвозвратно потерян», пошёл в сарай  посмотреть, как там кабан?

В сарае кабан почуяв «недоброе» забился в самый угол и не выходил оттуда, а при попытке подойти к нему он яростно бросался на Егорыча, как алкоголик с похмелья на очередь перед «Сельмагом». Егорыч понял, что придётся теперь ждать, когда свояк  придёт в себя и тогда вдвоём они выволокут кабана на средину сарая и там «порешают всё как надо».

Стрелка часов стремительно уходила к вечеру, надо было что-то делать! Егорыч пошёл будить-поднимать Мишаню, иначе потом будет уже поздно. Войдя в комнату, он увидел Мишаню сидящего за столом, жадно поглощающего сало с луком. «Ну, слава Богу, хоть оклемался!» – сказал Егорыч и стал сматывать верёвку на локоть, готовясь к «спецоперации».

Собравшись с «боевым духом» они, хоть и нетвёрдой походкой, но двинули в сарай.  Егорыч на одну руку надел рабочую рукавицу, в другую взял острый нож, выточенный и заточенный местным токарем в МТСе из какой-то там пилы по металлу. Он был остр, как бритва. Поэтому Егорыч никому и никогда его не доверял, это была его гордость. Ну, как сабля для казака!

Свояку он сказал, чтобы он брал верёвку и заходил на кабана с левой стороны, а сам пошёл на него справа. Кабан, «оценив» гибельную  для себя обстановку, с разгону вдарил Мишаню по ногам, тот от удара совершил «полёт по синусоиде» и плюхнулся головой прямо в навозную кучу в том углу, где только что отсиживался кабан. А «зверюга» с визгом рванул во всю прыть во двор, по дороге ломая ограду и загородки в сарае, двери, и малый заборчик на клумбе вдоль забора, гордость хозяйки. Потом метнулся в огород, но застрял в том ограждении, сделанном из сетки «рабицы». Оттуда он, развернувшись, заскочил в старую собачью будку и там затаился, из глубины будки был виден только его пятак, кровоточащий и разодранный о сетчатый забор.

Егорыч и Мишаня оба выскочили вслед за кабаном и, видя, что он «забаррикадировался» в этой большой собачьей будке, стали прикидывать, как его оттуда «выкурить»? Задача была не из лёгких, так как Егорыч всё делал очень добротно, и эта старая собачья будка тоже была сделана так, что в ней можно было «выдержать осаду и штурм неприятельских войск». Тут Егорычу в голову пришла замечательная мысль, и он быстро всё объяснил свояку.

«Мишаня! Я, надев рукавицы, выдёргиваю кабана из будки, а ты в это время бьёшь его в пятак кувалдой. Помнишь, как у Сергей Сергеича мы таким способом били сразу двух кабанов?» – спросил Егорыч свояка, понимая, что лучшего способа сейчас не придумаешь. «Ну, что давай! Бить, так бить…» – ответил Мишаня и дополнительно спросил Егорыча: «А кувалда то хорошая есть?»

Кувалду нашли быстро, встали все «на номера». Егорыч широко расставив ноги, засунул руки в будку, ухватил за уши кабана и стал резко его выдёргивать его оттуда, предварительно показав свояку, когда он должен будет бить этого «зверя»! Мишаня, посмотрев на этот тренинг, ответил: «Да, всё понятно! Давай готовимся, дергаешь его – я бью, а потом дорежем, чтобы сразу кровь спустить!» Так и порешили. «Операция» перешла в самую ответственную стадию.

Егорыч так же встал, широко расставив ноги, Мишаня за его спиной приготовился с кувалдой. Сильным и молниеносным движением Егорыч просто вырвал кабана из «нутра будки» и пробросил его между своих ног, для единственного и смертельного удара, который должен был нанести свояк. Мишаня, понимая всю ответственность этого момента, размахнулся «от плеча» и вдарил, что было сил в вертящегося, визжащего и сопротивлявшегося кабана…

Удар кувалды пришёлся мимо кабаньего пятака, как предполагалось и во всю мощь «приложился» по заднице Егорыча, с хрустом вминая мякоть и плоть мужского основания. Егорыч, с диким криком упал, как подкошенный на землю и потерял сознание. Мишаня, ещё не совсем понимая случившегося, скачками понёсся за убегающим кабаном назад в сарай. Потом оправившись «от шока», вернулся назад к Егорычу, лежащему без движения, лишь только слабый стон показывал, что он жив. Мишаня юлой закрутился в этаком «танце шамана», не зная, что предпринять? Побежал в дом звать жену Егорыча. Вместе они опять прибежали к этой злополучной собачьей будке, Егорыч уже начал приходить в себя.

Вызвали «скорую», Егорыча повезли в больницу. По дороге он всё пытался показать кулак Мишане, но это у него не получалось и тогда он начал корчить такие страшные рожи, что даже жена испугалась, сказав: «Боже, Боже! Это у него от боли. Не сошёл бы с ума, родименький!»

Пролежал Егорыч в больнице более двух месяцев. И ещё там по секрету просил свояка «никому про это не рассказывать…» Но было уже поздно, «про это…» знала уже вся деревня и ему на долгие годы за сей «подвиг» прилепилась кликуха «Кувалда». Чего он очень не любил и всякого, кто его так по нечаянности называл «бил нещадно»! А кабанов он больше сам не колол, а приглашал «специалистов этого дела».


Фото размещено из Интернета...