Три желания для палтуса

Настоящий палтус обитает только в холодных морях.
  Его латинское название Hippoglossus переводится как "рыба-конь".


  Февраль выдался снежный. Замерзающее небо осыпалось не переставая и даже ветер не мог одолеть снегопада. Проиграв сражение в вышине ледяные вихри носились по улицам, наметая причудливые сугробы. Увязая в них я выбрался наконец на набережную и огляделся. Город притих, сгорбился под белыми шапками крыш. Верхние окна домов, блистающие прежде золотом заката, заволокло ресницами сосулек, и краски, казалось, навсегда исчезли из застывшего мира.
   Отбросив бутылку, я взобрался на гранитный парапет и уставился в парящую черноту полыньи. В каком-то смысле это был выход, не хотелось лишь увязнуть на мелководье и торчать из воды ледяной скульптурой на потеху прохожим. Будто уловив сомнения, ветер налетел с другой стороны, закружил, ослепил пригоршней колючего снега и столкнул вниз.
   Оказавшись в воде, я не почувствовал холода. Ноги коснулись дна, и полы распахнутой шинели всплыли листьями гигантской кувшинки. Раскинув руки, я оцепенел от восторга в центре распустившегося цветка. Очень скоро проникший в ноздри запах объяснил климатический феномен. Пока я раздумывал, не дать ли течению унести себя под лед прочь от этой Земли Санникова, с набережной послышался крик. Я поднял голову - так и есть: свозь снежную круговерть, отчаянно жестикулируя, приближался невесть откуда взявшийся прохожий.
   С самого утра, едва я вышел из поезда, меня не оставляли в покое. Не знаю, что было причиной - шинель со споротыми погонами или бесшабашное отчаяние, проступавшее изнутри. Ко мне, как магнитом, тянуло незнакомых людей. Они пытались разглядеть что-то забытое, какую-то оставшуюся в прошлом, пропущенную развилку судьбы.
   Так и сейчас, бдительный гражданин перегнулся через парапет, и открыл было рот, но вглядевшись, неуверенно окликнул:
   - Рыба, ты что ли?
   Все-таки провидение не промахивается. Давненько я не испытывал такой смеси ненависти и отвращения. Конечно, у человека по фамилии Рябоконь судьба не может быть простой - по определению. Но он привыкает, закаляется и несет свое бремя с достоинством. Однако сейчас, когда я как сказочная щука плескался в проруби, прежняя кличка обрела особую, разящую остроту.
   - Здравствуй, Аркаша! Пришел загадать три желания?
   Нельзя сказать, что мы были особенно дружны, но общая alma mater порой значит больше чем семейные узы. Да и однокурсницы, неожиданно возникая на жизненном горизонте, не давали забыть друг о друге. Как обычно, они знали обо всех и охотно сплетничали при встрече. Странное дело - во время учебы они не обращали на нас внимания, а теперь их забота и интерес не вмещались в простое приятельство...
   - Вон там есть спуск с лестницей, - замахал руками Аркаша. - Дойдешь?
   - Сначала три желания, - напомнил я.
   - Ты что, больной? Давай, живо вылезай!
   - Будешь орать, вообще никуда не пойду...
   Аркаша растерянно огляделся и снова перегнулся ко мне:
   - Какие желания?
   - Любые... Помнишь, как в сказке.
   - А ты их будешь исполнять?
   - Конечно!
   Аркаша повертел пальцем у виска, но задумался.
   - Значит так, - решительно начал он. - Первое желание: чтобы ты немедленно вылез из воды. Второе и третье - придумаю потом.
   - По щучьему велению, по моему хотению, считай договорились, - ответил я и, загребая руками, двинулся к берегу...
   На обледеневшей лестнице Аркаша подхватил меня под руку, помогая подняться наверх.
   - Да ты пьян! - возмутился он.
   - Уже нет, - устало вздохнул я.- Учти, испорченный вечер я тебе никогда не прощу...
   Очутившись на набережной, я выпрямился, разглядывая однокашника. На нем было короткое, волосатое пальто и совершенно невообразимая меховая пилотка, какие носят индийские политики. За прошедшие годы он заметно округлился, но так и не обзавелся растительностью на лице, хотя небольшая бородка пошла бы ему на пользу.
   - Где взял? - спросил он, скептически разглядывая мою шинель.
   - С дембелем в поезде поменялся...
   - Ладно, - спохватился он. - Дома поговорим. Пошли ко мне, тут недалеко...
   Возле ограды, за которой открывался ярко освещённый двор, я остановился. Высокое, потемневшее от времени здание украшали многочисленные балконы и башенки. На фронтоне выступали гранитные кариатиды, а к подъезду вела ковровая дорожка, положенная прямо на снег.
   - Знаешь, - сказал я Аркаше, - у меня какие-то смутные сомнения... Ты живешь в этом замке усталых чекистов?
   - Только на днях купил квартиру, - бодро ответил он.
   - Тогда нам предстоит серьезный разговор, - я выразительно похрустел задубевшей на морозе шинелью. - Тут ведь есть охрана?
   - Забудь! - Аркаша легкомысленно взмахнул пластиковой карточкой.
   Я пожал плечами. Впрочем, ни во дворе, ни в просторном холле мы никого не встретили. Никто не пытался нас остановить и поинтересоваться, куда мы собственно направляемся. Возможно, местные обитатели во всем полагались на электронику. Даже в лифте не было привычных кнопок -- на стене кабины, искусно стилизованной под старину, располагалась щель для карты доступа. Точно так же отпиралась и дверь в квартиру, на которой вместо номера висела латунная табличка с фамилией.
   - Хорошо устроились, гражданин Шнейдерман, - прокомментировал я, ступая внутрь.
   Аркаша виновато улыбнулся:
   - Не успели сменить... Проходи, не стесняйся - я тут один обитаю.
   - А где же мадам Шнейдерман? Ты вроде был женат...
   - С Наташей мы расстались, - очень серьезно ответил Аркаша. - Я потом тебе расскажу.
   Он помог содрать негнущуюся шинель и, подхватив под мышку, потащил куда-то в глубину квартиры.
   - Я ее на балкон поставлю, - донесся его голос. - Надеюсь, ты не против.
   - Не против, совсем не против, - пробормотал я оглядываясь.
   В отсутствии мебели была своя прелесть. Стены неброских тонов украшали деревянные шпалеры. Несколько дверей с бронзовыми ручками вели из прихожей в разные стороны, а под ногами поскрипывал фигурный паркет. На нем, возле меня образовались грязные лужицы, и оттаявшая одежда начала ощутимо пованивать. Отыскав ванную, я забрался в нее прямо в одежде и включил воду. Когда Аркаша появился на пороге, я уже вовсю поливал себя из тяжелой хромированной лейки душа.
   - Ты что, новогодних фильмов насмотрелся? - возмутился он.
   - У нас такая традиция, - подхватил я. - Каждый год, мы с друзьями ходим в баню...
   Я отлепил намокший пиджак и шмякнул его под ноги.
   - Вы бы лучше очистные в городе достроили, а то сливаете в реку непонятно что!
   - Ладно, - успокоился Аркаша, - сейчас найду тебе чего-нибудь на смену, только шапку не забудь снять...
   Облачившись в просторные джинсы и вязаный свитер, которые смущенно просунул через дверь хозяин дома, я посмотрел в запотевшее зеркало. Радужка глаз оставалась обычного цвета, белки не покраснели, значит, на некоторое время можно было расслабиться.
   Аркаша ждал меня в просторной гостиной с высокими окнами, за которыми угадывалась панорама вечернего города. Он сидел с бутылкой за массивным столом, подперев голову руками. Найдя еще один стул, я спихнул с него какой-то тюк и устроился рядом.
   - Ты чего в потемках сидишь? - поинтересовался я, придвигая бутылку.
   - Сейчас, погоди, - непонятно ответил он, поглядев на часы.
   - Рюмок у тебя тоже нет, - заметил я и отхлебнул из горлышка.
   В этот момент по глазам полыхнуло холодным пронзительным светом. За окном, на крыше соседнего дома вспыхнули яркие буквы рекламы.
   - Ну, ничего себе! - поперхнулся я. - Что еще за ASS...
   - Вот такая жопа, - печально промолвил Аркаша. - Каждый вечер по расписанию.
   Я подошел к окну. Над улицей, пронизывая сумерки навылет, жизнерадостно полыхали неоновые огни. Огромные буквы зажигались по очереди и складывались в название бренда. В окна гостиной помещались только три из них - на каждое окно по букве.
   - Хороший у тебя вид из окна, - похвалил я. - Хоть голубую дискотеку устраивай. Так и будет мигать всю ночь?
   - Я не знал, -- Аркаша опустил голову. - Квартиру смотрел днем, а в агентстве ничего не сказали...
   - Да брось ты, не переживай! - я подсел к столу. - Хочешь, это будет второе желание?
   Я придвинул ему бутылку, и Аркаша как-то странно посмотрел на меня.
   - Знаешь, - сказал он задумчиво. - До сих пор не пойму, как тебя взяли туда на работу...
   - А куда меня взяли? - беспечно спросил я.
   - Перестань, - поморщился Аркаша, - земля слухами полнится... Майка видела тебя в Москве. Говорит, на каком-то упомрачительном автомобиле, с автоматчиками...
   - А в то, что я желания выполняю, ты не веришь?
   Аркаша покосился в окно и покачал головой.
   Я рассмеялся:
   - Ну не так же быстро! Я еще неопытная золотая рыбка...
   - Не хочешь, не говори! - обиделся Аркаша.
   - Знаешь, если тебе и в самом деле интересно - скажу. Только...
   - Понимаю, - замахал он руками. - Никому, ни словечка!
   - Да нет, дело вовсе не в этом, - я задумался. - Помнишь, на первом курсе мы таскали лабораторных мышей в сжигалку? Ты еще нашел женскую ногу...
   - Это Юрик нашел, - уточнил Аркаша. - Я ее из бака вытащил.
   - Ну да. Меня тогда так поразило - лежит перед нами часть тела, которая недавно была живой. Гладкая, изящная, с аккуратно подстриженными ногтями. И это совершенное творение уже никуда не годится. Вот, может быть в первый раз, я и задумался всерьез, что отличает живое от неживого. Так что на работе я изучал отдельные аспекты высшей нервной деятельности. Прижизненные и посмертные...
   Аркаша покачал головой и надолго приложился к бутылке.
   - Да-а, - протянул он, переведя дух. - Гляди, чего в мире творится, пока мы в зубах ковыряемся...
   - Ты давай, добрый молодец, не части, - сказал я, отбирая бутылку. - А то ниточка понимания рвется. Какие еще зубы?
   - Ну, ты сам знаешь, какой из меня хирург, - ответил Аркаша. - Вот я и занялся коммерческой деятельностью. Нанял кое-кого, начал с частного кабинета и раскрутился до сети клиник. Шведская стоматология - может слышал?
   Я захохотал, едва не уронив бутылку.
   - Ты чего? - не понял Аркаша.
   - Канадская уринотерапия, - передразнил я. - Моча и зубы ваши, а технологии наши!
   - Ну да, технологии наши, то есть канадские, тьфу - шведские...
   - Ладно, проехали, пусть хоть армянская проктология, если бизнесу помогает.
   - Еще как! От клиентов отбоя не было. Запись на месяц вперед, подарки - чтобы попасть без очереди. Так и с Наташей познакомился, - он опять отхлебнул. - На работу ее взял, мы ведь не расписаны были. Она клиентам на входе улыбалась - качество работы рекламировала, что называется "товар лицом". Доулыбалась... Представляешь, связалась с настоящими бандитами! Мне пришлось переписать на нее все, иначе... - он махнул рукой. - Хотя, даже денег дали, типа отступных. Квартиру вот купил...
   Он помялся и бросил на меня быстрый взгляд.
   - Ты не подумай, я и вправду рад тебя видеть... Но не найдется в вашем проекте местечко для меня?
   - Можно считать это третьим желанием?
   В этот момент обрушилась темнота. Рекламное буйство за окном стихло. От пылающих букв остались медленно гаснущие точки, словно улетающая прочь стая светлячков. Я повернулся к Аркаше и встретил испуганный взгляд.
   -Знаешь, - сказал я, как можно спокойнее. - Поехали куда-нибудь, а то нажремся...

   Ночной клуб вполне по-зимнему именовался "Пурга". Внутри будто снежинки метались люди, беспорядочно кружась в пронизанной вспышками темноте. Череда небольших залов, переходящих один в другой, неожиданно показалась изнанкой чугунной батареи. Я даже представил верховного сантехника, который потеряв терпение, откроет наконец кран и сольет всю эту скопившуюся муть.
   Впрочем, неуправляемая с виду стихия подчинялась чеканным или, точнее, хрустящим законам природы, приобретшим в последнее время отчетливый пластиковый скрип. Стоило помахать кредиткой, как нам освободили столик в дальнем углу, где можно было разговаривать, не крича друг другу на ухо. Безденежные доны, которых согнали с насиженных мест, топтались в проходе, бросая презрительные взгляды. Они искусно изображали утомленность и скуку беззаботной dolce vita и по очереди доставали светящиеся мобильники, озабоченно нажимая на кнопки.
   Пока я разглядывал местную фауну, от пляшущей толпы отделилась фигура и плюхнулась мне на колени.
   - Извини, - сказала незнакомка. - Я только минуточку передохну...
   Она отвернулась и, разглядев кого-то среди танцующих, помахала рукой. Мы тем временем уставились на ее загорелую спинку. Чуть ниже поясницы располагалась затейливая татуировка.
   - Гляди-ка, - сказал я Аркаше. - Какая наглядная схема ободочной артерии! Не иначе работа мастера.
   Я осторожно повел пальцем по линиям рисунка.
   - Вот тут она ветвится у брыжейки и дальше, огибая сигмовидку, уходит к бедренной связке...
   Хозяйка спины не обратила на эти вольности никакого внимания и лишь дернула плечом, когда я слишком близко подобрался к копчику.
   - А вот здесь самое интересное: os coccygis. Раньше считалось, что это проявление атавизма - рудимент хвоста, и со временем человек избавится от наследия прошлого. А теперь оказалось, очень удобное подключение к центральному нервному стволу. Своего рода разъем для дополнительного интерфейса...
   - Но, коллега, -- возразил Аркаша, преисполнившись нарочитой важности. - Как же быть с гемолитическим барьером?
   - Все уже придумано до нас! Мать-природа озаботилась задолго до наших изысканий. Так что не нужно подменять невежество искусством хирурга. Науке известно множество существ, охотно селящихся в организме человека.
   - Паразиты?
   - Ну, тут все зависит от функции. Если он приносит пользу, то это уже не паразит, а скорее симбионт. И главное, минимум хлопот - раздвинул ткани, подсадил в нужное место, а дальше он все сделает сам. Никакой микрохирургии, заживления, абсцессов...
   - Что за симбионт?
   - А вот это, самая охраняемая тайна страны! Тебе, как шведскому стоматологу, лучше не знать, иначе отправишься изучать таежную физиотерапию! Впрочем, мне и самому известно немного. Внутримышечный паразит с определенной структурой тела. Достаточно крупный. Выделяет специальный фермент и, не вызывая отторжения, может находиться в организме годами...
   Тут мне показалось, что наша анатомическая модель начала прислушиваться к разговору, и я мягко, но непреклонно спихнул ее с коленей:
   - Лето красное пропела? Иди-ка, милая, попляши!
   Ничуть не смущаясь, она окинула взглядом окружающую тесноту, ловко взобралась на наш стол и принялась отплясывать, пристукивая каблуками. Мы, как два удава, завороженно уставились снизу вверх.
   - Слушай, Рыба, - толкнул меня локтем Аркаша. - Похоже, действительно нажремся...
 
  Очнулся я засветло. Все-таки категории света и тьмы относятся к свойствам сознания - только что мне было все равно, а теперь я мучился, не в силах открыть глаза. Вокруг стояла напряженная тишина, в которой разливалось осознание беды и страха. Во рту чувствовался странный привкус, и ощущение беды связывалось именно с ним. С трудом разлепив веки, я уткнулся взглядом в обнаженное тело, перечеркнутое вязью татуировки. Под ним темнела лужа застывшей крови.
   Вот так! Значит, опять сорвался... Этого не могло, не должно было случиться! Со стоном отчаяния я опустился на пол и пополз, хватая разбросанную одежду в лихорадочных поисках. Вот оно! Из раскрытой сумочки блеснуло стекло ампулы. Мучительно щурясь, я прочитал название. Вот дура! Бедная несчастная дура. Знала бы ты, с чем придется столкнуться в последние минуты жизни... Впрочем, сокрушаться было поздно. Зажав ампулу в кулаке, я кое-как поднялся на ноги и выбрался из комнаты, испытывая отвращение к самому себе и тому, что еще предстояло сделать.
   Завидев меня, Аркаша удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Взъерошенный и помятый он сидел в гостиной на том же месте, задумчиво глядя в окно. На столе стояла вчерашняя бутылка и после некоторого колебания, я сделал осторожный глоток.
   - Живой? - ухмыльнулся Аркаша, глядя как меня передернуло.
   Я пожал плечами.
   - А где эта? - с деланым равнодушием поинтересовался он.
   - Там, - я неопределенно мотнул головой.
   - Ну и как?
   - Уже никак...
   Аркаша засмеялся и, приложившись к бутылке, неожиданно раскашлялся, обрызгав меня жгучими капельками слюны.
   - Извини! - пробормотал он, когда утихли спазмы.
   - Что с тобой? - спросил я, глядя как он вытирает лицо.
   - Понимаешь, как-то на душе тяжело...
   - На душе? Ты верующий?
   Аркаша смутился:
   - Ну, читаю иногда библию, в церковь захожу. Только сам по себе. А то там правила строгие, ритуалы и все такое...
   - Баптист что ли?
   - Вот еще! - оскорбился он. - Я христианин.
   - Расслабься, John the Baptist, это по нашему Иоанн Креститель!
   Я отобрал бутылку и поглядел сквозь нее на свет - оставалось еще достаточно, да и цвет подходящий...
   - Просто у них все на крещении завязано, отсюда и название. Считается, что ритуал надо проводить не с младенцем, а в сознательном возрасте - когда сам будешь готов. В общем, сплошь индивидуалисты вроде тебя.
   - Где это ты нахватался? - подозрительно спросил Аркаша.
   - Пришлось теорию подучить, чтобы работать над темой.
   - Погоди, - попросил он. - Какой темой? Ты вчера столько всего наговорил... Майка рассказывала, ты работаешь на военных.
   - На военных, - подтвердил я. - Компонент "вторая натура", может слышал?
   - Нет, - простодушно покачал головой Аркаша.
   - Ну и молодец, иначе бы расстреляли... В принципе, скучная штука. Проект задумывался как дублирующая система - при тяжелом ранении, беспамятстве, смерти... Симбионт, про которого я вчера говорил, перехватывает управление телом. Хотя мало-мальски развитого мозга у него нет. Там все на уровне ганглий. Похоже, он просто весь - целиком становится прибежищем той сущности, что ты называешь душой.
   Аркаша заерзал на стуле, но промолчал.
   - А главное, носитель не превращается в безмозглую куклу. Он сохраняет мышечную память, навыки, рефлексы. И действия вполне рациональны. Только от этого еще страшней! Потому что это уже не человек.
   - Вообще, я про исполнение желаний хотел спросить...
   - А чего тут спрашивать - у Бога нет рук, кроме твоих! Знаешь, я немного покопался на эту тему. Здесь действуют три фактора: то что мы думаем, что чувствуем, и то что действительно происходит. Вот я, например, хочу чтобы мне отрезали голову, как персонажу Булгакова - быстро и аккуратно. Но на самом деле мне страшно! А в действительности - меня скорее всего застрелят...
   - Ты можешь разговаривать по-человечески, - возмутился Аркаша.
   - Как же я буду говорить "по-человечески" о нечеловеческих вещах! Если ты еще не понял, это вмешательство в саму сущность нашего бытия. Та самая шкатулка Пандоры, которая как презервативы - всегда с тобой...
   - Знаешь, - сказал Аркаша. - Хочется запустить в тебя чем-нибудь тяжелым!
   - Вот видишь, мы и так жестоки, а если подправить нашу природу, пусть даже и с самыми благими целями, то люди превратятся в настоящих чудовищ. Не зря евгеника запрещена повсеместно. Шеррингтон, который наступал на пятки Павлову, однажды проговорился. Исследуя механизм сознания, сказал он, человек непременно решит улучшить его работу. И легко себе представить, что новые механизмы окажутся лучше старых. Но это будет уже не человеческое сознание. Тогда настанет новая эра и человеку придется покинуть сцену...
   - Что-то случилось? - спросил вдруг Аркаша.
   Я осекся и отвел глаза.
   - Иди лучше сам посмотри...
   Когда он вышел, я разломил зажатую в кулаке ампулу и вылил содержимое в бутылку.
   Аркаша вернулся в гостиную пряча руку в кармане, который весьма недвусмысленно оттопыривался. Он упал на стул и залпом проглотил остатки коньяка.
   - Не пей Иванушка, козленочком станешь, - запоздало предупредил я.
   - Хватит кривляться! - прохрипел он. - Зачем ты это сделал?
   Я вдруг с удивлением обнаружил следы слез на его лице. Он плакал там, над этой несчастной. У меня мелькнула мысль, что оживший персонаж мультфильма с пропеллером на спине, носом картошкой и дурацкой челочкой над вечно удивленными глазами, может и не знать об изнанке жизни, где проститутки травят клиентов химией...
   - Послушай, - начал я мягко. - Так получилось. Я же говорил тебе...
   - Заткнись! - сказал вдруг смешной, заплаканный Карлсон.
   Он вынул руку из кармана и направил на меня ствол.
   - Какой изящный пистолетик! Небось, Наташа подарила?
   Выстрел опрокинул меня на пол.
   - Наташа лежит там, - зашипел Аркаша, вставая. - Ты убил ее! Растерзал, как зверь!
   Он выстрелил еще раз, но не попал.
   - Да, она втянула меня в эти шпионские игры. И бандиты оказались в погонах... Но убил ее ты!
   Следующий выстрел оказался удачным. Я помотал головой приходя в себя. Пробитое плечо отзывалось резкой болью, в такт пульсирующему родничку из дырочки с обгорелыми краями. А вот живот пока не болел. Как ни странно, больше всего меня мутило от запаха паленой шерсти.
   - Ишь, как все повернулось! - сказал я, наблюдая как расползается темное пятно. - Не думал, что это будешь ты... Только вам, мистер Бонд, забыли поведать ма-а-ленькую деталь: последняя имплантация сделана мне!
   Аркаша испуганно уставился на меня.
   - Вижу, ты догадываешься, что это значит. Поэтому, Штирлиц, я попрошу вас остаться. Вот тебе и третье желание - ты принят в проект! Только постарайся стрелять так, чтобы я не терял сознания. Иначе, за симбионта не ручаюсь...
   Он попятился и замотал головой, не опуская впрочем, руки с пистолетом словно боялся, что я сейчас взметнусь с пола и наброшусь на него.
   - Тебе очень больно? - внезапно спросил он.
   Я едва не застонал от отчаяния. Если дела зашли так далеко, то с минуты на минуту нас должны навестить незваные гости. А он вздумал изображать милосердие...
   - Стреляй, дурак! - произнес я сквозь зубы, потому что живот стало невыносимо припекать.
   Аркаша пошатнулся, лицо покрылось крупными каплями пота. Рука с пистолетом опустилась, и он оперся о стол, стараясь удержаться на подгибающихся ногах.
   - Что это со мной? - дрожащим голосом спросил он.
   - Угощение от твоей Маты Хари... Стреляй!
   Аркаша сморщился словно от сильной боли и стал отклоняться всем телом, стараясь навести ствол. От усилия он опрокинулся на спину и начал стрелять еще в падении. Я, как дурак, замирая считал патроны, пока он наконец не попал...
  Отсюда, от самого пола, все казалось огромным и бесконечно осмысленным, только кровь заливала глаза, и вдали требовательно дребезжал звонок. Кто-то неведомый одобрительно взглянул на меня с высоты, и я замер, стараясь удержать ускользающий выдох, пока не сорвался в бездонную пустоту - туда, где еще звучало эхо остановившегося сердца.