Послевоенная весна

  (Посвящается всем, кого это хоть как-то коснулось)

Утренний туман, клочьями пошлявшись по закоулкам, и так ничего и не найдя для себя интересного растаял с первыми лучами солнышка. Сосульки, быстренько выстроившись в ряд, устроили соревнование, кто больше наплюёт.
Ну, ей-богу, как дети… Воробьи прям поутру открыли в лужах купальный сезон. Воздух и приморожен, и приятен, и такое чувство, что аж звенит...
- Кажись, не на шутку к нам весна идёт? А ну, подвинься, ишь - барин.
Сторож-дворник Макароныч, скручивая и смачно поплёвывая на самокрутку, попытался подвинуть на лавке жирного кота и примоститься рядом.
-Ты, енто, животина, на мене не того. Я тоже может кости на терапию хочу выставить. Вона как шмалить по утряне.
Старик смачно затянулся, прикурив от самодельной зажигалки на бензине, сделанной из настоящей гильзы. Ворона, сидевшая на дереве, попыталась возразить, но дымок дедовского самосада выкурил её в два счёта. Опомнившись аж на соседнем дереве, она что-то все-таки ляпнула в сторону дымящего.
- Ну, и на хрена мене такая радость. Иди и сам заготовляй себе веники. Шо, я больше усех кому должен или чаво там у них у правлении по снабженству? Тьфу, одно расстройство… А ну, их всех к едрёной мамке… Никуды не пойду. У таку погоду портить себе праздник души. Из соседнего дома к грузовику, стоящему под домом вышел здоровенный детина с куском недоеденного чёрного хлеба в руке.
- Макароныч, привет! Ты кого там распределяешь так, что вся улица слышить? Опять в контрах с завскладом?
- Та нет, я чего, я человек миру и свободы передвижения в рамках дозволенного. А вот скажи мене Федька, ты, например, куды собралси?
- В район, новый сепаратор на ферму привезть нужно, а шо?
- А мене до лесу кинешь, мене по работе дюже нужно?
- Деревья пересчитать сказали или замерять длину кажного?
-Ты, енто, не пустомель мене, а то я те у враз сыму штаны, не посмотрю, шо с дедом твоим корешуем, ремешок у мене знатный.
- ХА-ХА-ХА, садись, Макароныч, эт мы мигом и с ветерком.
- Погодь, Федя, тольки у карман чё съесного кину.
Через минуту грузовик полз по весенней болотной жиже по направлению к городу. Лес с двух сторон, непролазной стеной, весь чёрный и перепачканный снегом и зимой, ещё не покрывшись зеленью и не избавившийся от чёрных сугробов, наблюдал за движением в дорожной чёрной каше. Дороги, дороги - беда России, впрочем, это всего лишь одна из бед, но сейчас не об этом... Макароныч, прижимая к груди узелок со снедью, пыхтел самокруткой, крутя головой во все стороны, как любопытный мальчишка. Видать, давненько не выбирался из деревни, будто пытался найти, узнать или вспомнить что-то. Цыгарка постоянно гасла, и Макаронычу приходилось всё время клацать зажигалкой, которая кроме снопа искр ничего больше не выдавала, Макароныч тихо матерился, Федька просто давился от смеха, но молчал.
- Макароныч, ты де таку зажигалку приобрёл? У нашем сельпо таких не продают?
-Ты енто, Федя, лучше на дорогу гляди, мене тута с тобой ночевать, ну не у радость, дюже ты балакучий, заснуть ведь не дашь.
- А где тебя высаживать-то, вон, лес скоро закончится?
- А чё, здеся вот я и выду.
Фёдор выбрал место посуше и высадил пассажира.
- Тебя на обратном пути ждать, Макароныч?
- Не, ня надо, обойдёмси без сопливых, спасибо тебе, Федюня, езжай поунимательней.
Лес встретил старика, как родного. Оказывается, Макароныч знал густой и непролазный лес довольно хорошо и поэтому шёл, не останавливаясь, изредка только, по каким-то известным только ему приметам, сверяя дорогу. Весенний лес - это что-то особенное. Во-первых, это весенние цветы - ландыши, подснежники и ещё лесная фиалка, только от одного аромата уже кружится голова. Не успев сойти до конца, почерневший снег, неохотно уступает место молодой зелёной травке. Лесные птички, завидев гостя, стайками перелетая с ветки на ветку и с куста на куст, с волнением и шумом, чуть ли не пытаются заглянуть в глаза, мол, кто таков, а ну, говори, признавайся, что у тебя вкусного есть с собой? Кажется, мы отвлеклись, ну уж больно красиво… Ну, как не повосхищаться? Макароныч спустился к овражку и пошёл вдоль ручья. Когда-то здесь проходила линия фронта. И через овраг были прорыты окопы. Макароныч огляделся.
Он что-то искал, но видно время берёт своё и память уже не та, и глаза не так хорошо без очков рисуют силуэты, вроде всё то и чего-то не хватает. Ах, вот он! Нашёл! В зарослях молодого березняка большой камень.
- Эн, как табе девчата обступили... Здравствуй, Петруша!
Макароныч бережно рукавом протёр камень.
*1921 - 1945* ПЁТР ИВАНОВИЧ НОВОСАД.
- Весна, Петруша, как енто чуйствую, шо греть начинаеть, всё к тебе спешу, тольки вот два разы уже пропустил, ты, енто, не серчай на мене... Годы беруть своё, хворать начал. - Макароныч присел на корточки, развязал узелок... – Давай, Петруша, опрокинем по одной, скоро праздник. Эх, саму малость не дотянули мы с тобой... Макароныч снял шапку, седые волосы распушил ветер, по щеке пробежала скупая мужская слеза. Налив в гранёный маленький стаканчик из мутной бутылки, Макароныч положил сверху ломоть чёрного хлеба и поставил у основания камня. Второй стаканчик налив доверху, тут же залпом выпил и занюхал кусочком хлеба. Вытащил из кармана кисет, скрутил самокрутку и клацнул зажигалкой. Смачно затянувшись, положил кисет возле стакана:
- Кури, Петруша, помнишь свой подарок?
Макароныч бережно положил рядом с кисетом зажигалку.
Вечером через огороды, ближней дорогой, Макароныч возвращался домой.
- Паша, вон твой идёть, вон, за деревьями мелькат.
- Вижу, из лесу идёть. Друган у него там похоронен. Погиб у последний день войны. А этот всё маетьси, не уберёг, говорить. Как учуеть весну, увесь сам не свой, пока к могилке не сходит. Пойду я в дом, голоден небось, нужно покормить.
А.К.10г.