Jei galite Gyventi

ИРМА   НЕЙЛАНДЗ   

В кассу метро за карточками тянулась длинная, бесконечная очередь. Проклиная мерзкую погоду, бесконечные пробки и своё решение поехать на метро, Вероника вот уже минут десять стояла в нескончаемой очереди, и та ни йоту не продвигалась.
Неожиданно кто-то резко потянул её сумочку, рванул вниз – и предмет женской необходимости в момент облегчился на кошелёк! Её обокрали! Сообразив это, Ника оглянулась, и с удивлением обнаружила, как высокий парень хватает за руку девочку лет десяти, а в этой самой руке последняя крепко держит её, Ники, кошелёк!
- Воровка! – рявкнул парень. – Крыса! Я тебя сейчас отучу воровать!
Вероника в ужасе увидела, как он занёс руку для удара – и бросилась к ним:
- Что вы делаете?! – перехватила она его руку. – Это же ребёнок!! Отпустите девочку!
- Её нужно отвести в милицию за воровство! Бродяжка…
- Я не бродяжка … - судорожно всхлипывая от испуга, ответила девочка, и посмотрела на Веронику, на эту красивую, богатую тётю, которая взяла её за руку, и почему-то совсем не отругала за кражу. Одета девочка была более, чем скромно, но чисто. Спустя минуту, она сама подтвердила догадки Ники: - Я ушла из приюта… Тётя, не отдавайте меня в милицию!.. Я больше не буду!..
- Пойдём со мной, - согласно кивнула Ника. – Я отведу тебя в кафе, ты, наверное, есть хочешь?
- Нет… - девочка покраснела до корней волос, - нас в приюте кормят…
Окинув взглядом маленькую, хрупкую фигурку, Вероника усомнилась в словах девочки. Сытые дети выглядят несколько иначе – во всяком случае, у них не проступают сквозь кожу кости ключиц. Она присела перед ней на корточки:
- Ну, а зачем же ты тогда в сумку мою полезла? Что ты хотела купить на вырученные деньги?
Девочка опустила глаза, шмыгнула носом, и ничего не ответила. Она совсем не вырвалась, не стремилась убежать, и послушно отдала Нике её кошелёк.
- Ну, что же ты, не молчи? Чего тебе хотелось? В приюте этого нет, правильно? – девочка упрямо не отвечала. Видимо, причина воровства была куда серьёзней, чем просто булочка для голодающего. – Хорошо, - сдалась Ника, и взяла руки девочки в свои, - давай знакомиться. Меня зовут Вероника.
- Ирма… - еле слышно ответила малышка, - Ирма Нейландз.
- Какое красивое имя.
- Это литовское имя. Раньше я жила в Литве с мамой и папой…
- Замечательно. А теперь, всё-таки, скажи мне – что ты хотела купить?
В глазах у девочки заблестели слёзы:
- Ты это не купишь… такого нет…
- В этом кошельке много денег. Мы с тобой можем купить всё, что ты только захочешь, - поощрила к дальнейшему разговору девочку Ника. – Что это за вещь такая, которая не продаётся и не покупается?
- Мой папа… - и тут девочка заревела в голос, да так натурально, что Ника сразу поняла – её горе неподдельно и не соизмеримо ни с чем.
- Что случилось с твоим папой? Детка… не плачь… расскажи мне…
- Его… его забрали… - рыдала Ирма.
- Куда?
- Я не знаю… Его увезли на большой машине с сиреной… А меня тётя в приют отдала… она сказала, что больше я папу никогда не увижу…
- Какая тётя? Чужая, с улицы?
- Нет… папина жена…
- Твоя мама?! – ужаснулась Ника.
- Мои родители умерли… у меня есть дядя – мамин брат… он мой другой папа… по документам…
- Постой! Папу увезли, а тётя отдала тебя в приют? Зачем?
- Она меня не любит… я ей мешаю…
Вероника могла только догадываться – дядю девочки, который являлся её приёмным отцом или опекуном, забрали либо в больницу, либо в тюрьму, а от девочки просто избавились.
- Я хочу найти папу… я больше не хочу жить в приюте… мне там не нравится, я хочу домой… к бабушке…
- У тебя есть бабушка? Она знает, что ты в московском приюте?
- Не знаю… она ко мне не приезжает… Она живёт далеко, в Литве…
Вероника встала с корточек, и перевела дух.  Потом решительно заявила:
- Послушай, детка. Тебе сейчас просто необходимо вернуться в приют…
- Нет, я не хочу! – выкрикнула девочка, вырвалась и бросилась бежать. Вероника помчалась за ней, и еле настигла на выходе из подземки. Ребёнок сопротивлялся изо всех сил, Ника как могла крепко обнимала её, и именно в ту самую минуту поняла, что эта девочка, сама того не понимая, вошла в её жизнь…
Она отвела девочку в милицию, откуда её вернули в приют. Оказалось, Ирме было уже полных двенадцать лет. С того дня, когда она узнала адрес приюта, Вероника стала приезжать к ней в гости, и начала узнавать детали усыновления. Ей понадобилось медицинское заключение о состоянии здоровья, справка с места работы с указанием должности и заработной платы либо копия декларации о доходах, копия финансового лицевого счета и выписка из домовой книги с места жительства и документ, подтверждающий право собственности на жилое помещение. И самое главное – приют сможет отдать ребёнка только полноценной семье, ей же одной ребёнка не отдадут…
Однако Ника не расстроилась: она уже успела познакомиться с московским парнем, и они общались почти два месяца. Евгений не один раз приезжал вместе с ней в приют, и в целом был не против усыновления. Не отказался он, и когда Вероника сообщила ему о необходимости заключения брака. Только рассмеялся:
- Насколько я помню, испокон веков мужчины делали предложение руки и сердца. А ты сделала предложение мне.
- Выходи за меня замуж, - засмеялась Вероника, довольная тем, что он согласился ей помочь…
В предсвадебной суматохе, когда Ника и Женя колесили по городу, позвонила Марьяна
- Ника, солнышко моё, выручай!
- Что случилось?
- Сапьегу сегодня выписывают, а у меня срочное совещание – я здесь просто зашиваюсь! Тебя не слишком обременит, если ты сама заберёшь его и привезёшь к нам? Ника, милая, он после такой травмы и сложной операции – я себе никогда не прощу, если с ним что-то случится!
- Ладно, хорошо. Заберу, - не слишком охотно отозвалась племянница. – Где находится эта больница?
- Спасибо тебе огромное, ты мой дружочек! Я твой должник!
- Марьяна, я это делаю только ради тебя.
Спустя час, Ника забрала Сапьегу, удивлённого до крайности, не видевшего её до этого ни разу, и отвезла в особняк. Тогда он даже не подозревал – насколько кардинально поменяет его судьбу эта незапланированная встреча.
В особняке его ждало ещё одно разочарование – заключение врача накладывало для него запрет на тяжёлую физическую работу, и Марьяна всецело поддерживала эскулапа. Но что оставалось делать ему? Без работы он не мог – ему нужны были деньги; однажды хозяйка особняка случайно узнала о том, что он откладывает большую часть зарплаты, и позволила себе нескромный вопрос – для чего? Сапьега  ответил что-то маловразумительное относительно своей дальнейшей жизни, но она так и не поняла, что он имел в виду. После больницы он попросил её выдать ему расчет и отпустить восвояси, но она не согласилась – он останется в доме, и будет выполнять мелкие бытовые не обременительные работы по хозяйству. Зарплату Марьяна сохранила за ним. Нельзя сказать, что он обрадовался такому положению вещей – зависимость, будь то финансовая или моральная для него была равносильна унижению. Он не отказал Марьяне только из уважения…

В середине лета Вероника закончила оформление документов на Ирму, и они все вместе уехали на две недели на море. Её свадебная фотография теперь стояла на каминной полке в гостиной Марьяны. Сапьега мало знал эту девушку, но она его не интересовала, впрочем, как и все остальные.
Спустя две недели, ему пришлось познакомиться с ней ближе…
Вероника вернулась с моря, и в первые же выходные приехала в гости к тёте – познакомить её, наконец, с Ирмой.
- Я специально не позвонила Марьяне – мы сделаем ей сюрприз, - подмигнула она девочке, когда они вошли во двор тётиного дома.
Сапьега в этот момент убирал в конюшне, вопреки запрету Марьяны не перенапрягаться. Она увидела в окно это безобразие, и решительно направилась во двор восстановить справедливость. Надо сказать, она успела как раз к развороту событий.
Мельком взглянув на гостей, Сапьега не стал отвлекаться от дела. Симпатичная, загорелая, хорошо одетая девочка была ему не знакома, и он не имел привычки совать нос в чужие дела. Сосредоточенно выметая мусор из конюшни, он не обращал на них внимания, пока Ника с девочкой не подошли к дому…
- Папа?.. – вдруг на полпути остановилась Ирма, присматриваясь к тётиному конюху. Ника заинтересовано посмотрела на неё, ничего не понимая. – Папа!! – пронзительно закричала девочка, и со всех ног бросилась к Сапьеге. – Папа!! Папочка!!
Он резко оглянулся, какие-то доли секунды хмуро смотрел на ребёнка, но тут же рывком отбросил инвентарь, задохнулся, хрипло выкрикнул “Ирма!”, и на ходу подхватил её на руки. Она обхватила его руками и ногами, судорожно вцепилась – и расплакалась. Он порывисто обнимал её, гладил волосы, плечи, и что-то говорил на своём языке:
- Mano brangusis!.. Kur buvote?.. A; taip ilgas ie;koti Jums… pagaliau… (Моя родная! Где же ты была? Я так долго искал тебя… наконец-то…)
- T;ti, a; nuobod;iauja!.. Kod;l tu at;jai taip ilgai?.. – сквозь слёзы отвечала ему Ирма. (Папа, я скучала!.. Почему ты не приезжал так долго?)
- Kaip su;inojote ;ia? Kaip j;s ;inote, Veronika? Tai buvo ji kuris i;ved;iau jus? (Как ты здесь оказалась? Откуда знаешь Веронику? Это она тебя привезла?)
- Veronika dabar yra mano mama… ji pa;m; mane ; savo… A; neisiu atgal ; prieglaud;… (Вероника теперь моя мама… она забрала меня к себе… Я больше не вернусь в приют…)
- Сапьега! – строгий голос хозяйки дома вырвал его из эйфории, он даже не успел удивиться словам Ирмы. Суровый взгляд Марьяны вернул его к реальности. Он отпустил девочку, но она не отошла от него – схватила за руку. – Ты мне нужен. Пройдём со мной в кабинет, - хозяйка повернулась к Нике. – Идём с нами.
- Man reikia eiti… - грустно посмотрел он на Ирму. (Мне нужно идти…)
- A; palauksiu ;ia, - послушно кивнула она. (Я подожду тебя здесь…)
- Ирма побудет во дворе… пока вы не выйдете… - почему-то виновато посмотрел он на Нику.
- Папа, ты уже так хорошо говоришь по-русски? – удивилась девочка.
- Сапьега, я жду! – повторила Марьяна. Он уловил в её тоне повелительные нотки.
В кабинете Марьяна присела за дубовый стол, Ника расположилась в кресле напротив. Сапьега остался стоять.
- Присаживайся, - указала ему на другое кресло Марьяна. Он присел, но постоянно был в напряжении. – Эта девочка – твоя дочь? И не вздумай мне врать!
Она ещё никогда так не разговаривала с ним – сегодня он впервые ощутил себя всего лишь подневольным человеком. В душе теснились необъяснимые чувства – радость встречи, непонимание ситуации, смутная тревога…
- Нет… - тихо ответил он, - она… моя племянница…
После этих слов Нике всё стало ясно – путаный разговор с девочкой в переходе метро, наконец, прояснился этими двумя словами.
- Я не ослышалась – девочка назвала тебя папой – к тому же она очень хорошо знает язык!
- Я – не её отец… - подрагивающим от волнения голосом стал объяснять Сапьега. – Её родители – моя сестра и её муж – погибли… Ирме тогда было четыре года… Я стал её опекуном… - переведя дух, он облизал пересохшие губы, и продолжил: - Девочка сама захотела называть меня папой… я её не вынуждал к этому…
Он замолчал. Марьяна ничего не ответила, хмуро глядя в стол.
- Почему сразу не сказал – в первый день? – не очень любезно, но уже мягче спросила она его через время.
Сапьега молча покачал головой, не поднимая глаз.
- Ты помнишь наш уговор – только правду? Ты сам этого хотел. Что случилось? Решил, что в твоём положении возможно что-то скрывать? Спекулируешь моим доверием?
- Я не мог… - вскинулся он, взволнованный её тоном, - Ядвига не сказала мне, в каком она приюте… Я искал… не надеялся увидеть…
- Достаточно! – оборвала его монолог Марьяна. – Теперь буду говорить я. То, что я скажу, может тебе не понравится, но выбора у тебя нет. Девочка не твоя. Как бы жестоко это ни звучало – это так. Вероника удочерила её на вполне законных основаниях, и теперь она отвечает за неё.
Новость оказалась ему не по силам; это было ещё хуже, чем то, что два года назад он узнал, что Ирма в приюте. Всё это время он искал её – искал всякий раз, когда ездил в город, чтобы отметиться в отделении милиции – и не находил. Он не видел её семь лет. И теперь больше не увидит никогда. Вероника наверняка запретит ему встречаться с девочкой – Ирма должна будет привыкнуть к новой семье, и общение с ним может всё усугубить.
Сапьега поднял глаза на Марьяну, затем посмотрел на Веронику. Без слов было ясно – для него это непоправимый удар.
- Я хотела бы услышать твоё мнение, - неожиданно попросила Марьяна. – Естественно, всё уже решено без твоего участия, и твоё согласие никому не требуется. Я хочу быть уверена, что ты не станешь препятствовать благим намерениям моей племянницы.
Он молчал. Вероника ждала, что он скажет. Сапьега сидел молча, опустив голову. Марьяна, понимая, что ему нужно время, чтобы осознать, что ему только что сообщили, всё же повторила вопрос. Он поднял глаза на неё, потом снова посмотрел на Веронику, и еле слышно ответил:
- С вами ей будет лучше… чем в приюте… Ей там не место…
- Я надеюсь, ты понимаешь, что сегодня виделся с племянницей последний раз? – задела его за самое живое Марьяна. – Ты будешь ей только мешать, если вы станете встречаться. Если ты её действительно любишь, и хочешь добра – ты должен забыть о ней.
Что ему оставалось делать? Ирма должна быть счастлива. Разве не этого он так хотел? То, что девочка нашла отклик в душе Вероники, только лишний раз подтверждало, что племянница Марьяны – хороший человек. А раз так – зачем препятствовать детскому сердцу? Выбора у него нет… он должен решиться…
- Ты ничего не сможешь ей дать, тем более – сейчас. Тебе самому нужна помощь, - вдруг стала уговаривать его Марьяна. – Со временем ты встанешь на ноги, вернёшься к прежней жизни, сможешь создать свою семью. И у тебя будут свои дети. Подумай об этом.
Поднимая полные слёз глаза, Сапьега снова по очереди посмотрел на двух женщин, и тихо ответил:
- Только одна просьба… - он изо всех сил пытался держать себя в руках. – Пожалуйста… только не обижайте её…
Вероника растерянно смотрела на него, Марьяна отвернулась от этого душераздирающего зрелища. Она ощущала его боль, как свою собственную.
- Я сама буду держать тебя в курсе всех событий в жизни Ирмы, не переживай, - пообещала она ему. – Ника никогда не обидит её, не бросит, и не вернёт в приют, испугавшись трудностей – за это я ручаюсь. У девочки будет всё – она ни в чём не будет нуждаться. Её будут любить.
Опустив голову, Сапьега долго сидел, не проронив ни слова.
- Могу я попросить вас дать мне пообщаться с девочкой, пока она здесь?.. Я должен сказать ей правду… объяснить… - тихо попросил он, не поднимая глаз.
- Не уверена, что в этом есть необходимость, - несколько резко ответила ему Ника. – Я сама в состоянии всё объяснить девочке.
Он поднял голову, посмотрел на неё необъяснимым взглядом.
- Я не видел её семь лет… вы уедете, и я её больше не увижу… Бога ради… я не сбегу с ней прямо отсюда… Мне всё равно – что будет со мной… её благополучие для меня гораздо важнее… Дайте мне увидеть её… в последний раз?..
Вероника отвернулась, и замолчала.
- Ника… - негромко позвала её Марьяна, - не стоит так категорично. Один раз ничего не решит…
- Хорошо! – нервно встал из кресла племянница Марьяны и отвернулась к окну. – Только недолго – мы скоро уезжаем!
Сапьега встал из кресла:
- Спасибо…
Он вышел. Оюе женщины долго молчали…
- Он был в тюрьме? – спросила Ника, спустя несколько минут. Марьяна вздрогнула:
- Откуда ты знаешь?
- Ирма мне всё рассказала. Правда, слова “тюрьма” не прозвучало, но с её слов и со слов Сапьеги складывается вполне ясная картина. Он отсидел шесть лет. За что?
- Я дала ему слово… ничего никому не говорить… - вздохнула Марьяна.
- Марьяша… - снисходительно улыбнулась племянница, - я уже всё знаю. Если не всё, то большую часть. Говори, как есть.
Марьяна помолчала, и решилась:
- Он не был виноват в той ситуации… Его подставили… его же жена…
- Банальная жажда лёгкой наживы. Старо, как мир, - печально усмехнулась Ника.
- Как ты догадалась?
- Ты забыла? Я – будущий адвокат.
Сапьега в это время сидел на крыльце, Ирма устроилась у него на коленях и что-то рассказывала взахлёб на родном языке. Она замолчала, как только появились Ника и Марьяна.
- Нам уже пора домой? – грустно посмотрела она на приёмную маму. Вероника подсела к ней, чтобы успокоить и подбодрить… и увидела мокрое от слёз лицо Сапьеги. Он быстро отвернулся, отпуская девочку с рук, и встал.
- Irma, mes negalime pamatyti… (Ирма, мы больше не увидимся…)
- Kod;l?! – испуганно вскрикнула девочка. - A; nenoriu! A; at;jau su mama ; sve;ius… (Почему?! Я не хочу! Я ещё приеду с тётей Никой в гости…)
- Ne! – обрубил Сапьега, и девочка заплакала, повторяя:
- A; atvyksiu! Ateiti… (Я приеду! Приеду…)
- Liaukis! B;t; geriau - Jums! (Перестань! Так будет лучше – для тебя!)
- J;s neturite mane myli!! – горестно выкрикнула девочка, заливаясь слезами. (Ты меня не любишь!!)
Сапьега повернулся к ней и порывисто обнял:
- A; myliu tave labiau u; gyvenim;… myliu tave ir noriu, kad tu gerai… J;s negalite b;ti su manimi ... Nick r;pinsis apie tave ... (Я люблю тебя больше жизни… люблю, и хочу, чтобы тебе было хорошо… Тебе со мной нельзя… Ника позаботится о тебе…)
- Noriu likti su Jumis ... – жалобно плакала Ирма, - su jumis ... (Я хочу остаться с тобой… с тобой…)
- Ne ... J;s galite ne! J;s augti - ir j;s suprasite ... Tavo t;tis - j;s idiotas! (Нельзя… нельзя! Ты вырастешь – и всё поймёшь… Твой папа – идиот!)
- ;is Jadwiga kalt;! D;l jos ... – безутешно заходилась от слёз девочка. - Pra;au Veronika ... Tai leis ...  (Это Ядвига виновата! Из-за неё… Я попрошу Веронику… она разрешит…)
- Eiti su Veronica!! – вдруг резко, даже грубо оттолкнул её от себя Сапьега, в глазах у него металось отчаяние. – Atstokite!! (Иди с Вероникой! Уходи!)
-  Ne!! Ne!! – Ирма бросилась было за ним, но он остановил её резким окриком:
- Atgal!! Negalima kankinti mane – i;eiti!.. – вымученно попросил он. - A; tave myliu ... eiti su Veronica ... pra;ome ... (Назад! Не мучай меня – уходи… иди с Вероникой… пожалуйста…)
- Прекратите этот кошмар! – не выдержала Ника. – Что происходит, я хотела бы знать? Вы, оба, можете говорить русским языком?
- Atstokite… - почти шёпотом попросил Сапьега, словно не расслышал Нику. - Negalima vaik;;ioti u; man… Sudie am;inai…(Уходи… Не ходи за мной… Прощай…)
- T;tis!.. T;tis!! – жалобно звала его Ирма. Он ушёл в сад, не оглядываясь…
- Уезжай… - тихо произнесла Марьяна Веронике, - уезжайте сейчас… он справится с этим… Больше не привози девочку сюда…
- Котёнок, - обняла Ирму Ника, - поедем домой?..
Девочка прижалась к ней, не в силах справиться с горем. Она понимала только одно – у неё отняли папу… навсегда…
Марьяна проводила глазами машину, скрывшуюся за воротами, и присела на ступеньках крыльца, где недавно сидел Сапьега, немного посидела, и вернулась в дом. – трогать его сейчас нельзя, она сделает только хуже…
Ближе к вечеру приехал из города Григорий.
- Мне показалось или наш конюх снова курит? – будничным тоном спросил он с порога жену.
- Курит?! – ахнула Марьяна, вскакивая из кресла в гостиной. – Ему категорически нельзя! – она устремилась во двор.
Сапьега стоял под густой листвой декоративной яблони, прислонясь плечом к дереву и всматриваясь в темноту. Руки он держал в карманах, но Марьяша чутко уловила табачный аромат, облаком окутавший его. Он глубоко задумался, и не услышал, как она подошла к нему, а когда её рука погладила его плечо – вздрогнул:
- Вы, Марьяна Павловна?.. Поздно уже…
- Поздно… - согласилась она, - тебе тоже нужно отдохнуть… Я только хотела сказать тебе, чтобы ты не переживал… Ирме действительно будет хорошо с Никой и Женей – они её очень любят… Ты не можешь не согласиться со мной, что это лучше, чем всю жизнь прожить в приюте, выйти в мир и ощутить себя одиноким и никому не нужным. Девочке пришлось бы самой пробивать себе дорогу. О ней позаботятся, у неё будет всё самое лучшее, всё, что она захочет. Она будет ходить в школу, общаться с детьми из благополучных семей, потом поступит в институт, если захочешь – мы с Никой отправим её за границу…
- Спокойной ночи… - тихо бросил Сапьега, направляясь в конюшню.
- Сапьега Кьялис! – строго окликнула его Марьяна. Он остановился, не оглядываясь. – Отдай мне сигареты! И не говори, что у тебя их нет – я слышу запах, потому как сама не курю! – в сумерках она увидела, как безвольно опустились его плечи, выражая жест обречённости. Он достал из кармана джинсов пачку, вернулся неспешным шагом, и отдал её Марьяне. – Вот теперь – спокойной ночи! Да, и ещё – совсем забыла… - вскинулась Марьяна, - мне кажется, ты слишком расслабился. Не стоит забывать своё место, и о тех, кому многим обязан!
Сапьега посмотрел на неё, и если бы она могла видеть его глаза, если бы его лицо не скрывали сумерки, то поняла бы, как унизительно прозвучали для него её слова.
- Я обязан вам жизнью… - согласно подтвердил он. – Но только моя жизнь уже ничего не стоит…
- Когда-нибудь ты оправишься от удара… и заговоришь по-другому, - беззлобно ответила Марьяна. – Тебе сейчас очень тяжело. Отдыхай. Спокойной ночи.
Спустя два дня, Марьяна позвала его в дом – из Литвы звонила мама. Как только он устроился конюхом,  с разрешения хозяйки дома сообщил матери номер телефона, и раз в месяц они созванивались.
- Sveiki, mama… - стараясь придать голосу счастливый тон, ответил он, взяв трубку. - Kaip gyveni?.. A;? Viskas gerai… Darbo… taip… Kaip Lachpletis? Gerai… U;imtas, daug darbo…  Taip, a; paskambinti… Duok mano sveikinimus ... Daina sakydamas geras… - вернув трубку на место, Сапьега поблагодарил Марьяну, и собрался уйти.
- Сапьега… - окликнула она его у самой двери. Он оглянулся. – Могу я задать тебе нескромный вопрос? – он кивнул, и она спросила. – Как переводится твоё имя?
- Никак… - безразлично пожал он плечом. – Это просто имя…
- А что это за слово, которое ты всё время повторяешь маме – гярей, кажется?
- “Хорошо”… Мама спрашивает, как мои дела – я всегда говорю, что всё хорошо… - он внимательно посмотрел на хозяйку: - Вас смущает то, что я разговариваю с мамой на родном языке? Она просто не говорит по-русски…
- Нет, меня ничего не смущает. У вас очень интересный язык, - улыбнулась ему Марьяна. – Может… ты как-нибудь научишь меня? Хотя бы основным словам?
- Зачем это вам? – искренне удивился Сапьега. – Наш язык очень сложный… слова меняются в зависимости от интонации, всё совсем по-другому, не так, как английский или французский – русскому человеку тяжело это освоить…
- Ты знаешь и эти языки? – заинтересованно уточнила Марьяна.
- Не только… - поразил он её ответом. – Всего четыре, вместе с родным… ещё латвийский…
- Какое у тебя образование?
- Московская Финансовая Академия… Институт иностранных языков в Риге… Зачем вы спрашиваете? Вы видели все мои документы – я их восстанавливал, когда пришёл к вам …
- Знаешь, я просто подумала… - зашла она издалека, - тяжёлая физическая работа тебе противопоказана, курс лечения ещё продлится года два… Может, тебе стоит подумать о более серьёзной работе?