Иван Жук еврей по образованию. Полуфинал

      
   Иван стоял  под ветром осени посреди родной деревни, отрешено слушая пьяные вскрики старческого  веселья. Вот приехал облагодетельствовать родное  Ямщиково, а поздно.   Символом вымирающей России  тут три старушки, два старика и одна корова, влачили своё  жалкое существование, и, главная печаль, влачили   неведомо куда
   Таким уже не поможешь, в них   ни сил, ни надежд. Зря  купил  у них сена, чтобы уснуть в пустом доме и не на полу а на охапке детской памяти,  на сене.  Зачем ему это понадобилось? Сам не мог бы сказать себе.  Дал им по тысяче рублей. Лето уходило, а с ним и все их жалкие заработки. Огородики, да грибки. Но чего боялся, то и вышло. Злые друг на друга по непонятной глупости, или из-за бессмысленности бытия, они воссоединились в веселье на даровые деньги.
    Над ним вдруг закаркали вороны. Паршивые предвестники трупа.  Может быть его трупа. А может удар ветра их встревожил.
   Тоска и до того ела его сердце. Не стало сил бороться. Да и не за что.  Его  Дело сделано, а бизнес явно не его дело. Как привез два миллиона зеленых так и пошло. Все вокруг настроились на рэкет. Вот вырвал сотню тысяч у. е. ,  чтобы деревне своей подарить. А не нужно.
   Иван сел в свой хитрый драндулет в виде «волги»  с оленем на капоте, но с мотором «чероки». Недешево купил, чтоб объехать Россию неведомую ему на сегодняшний странный день. Но новоявленная крыша московского размаха легко найдет его на просторах родины чудесной. По этому самому автомобилю и найдет.  Платить этим наглым типам не просто не хотелось. Хотелось круто отомстить. За все, начиная с убитого отца.  Ну не эти убили так такие же и эти грозят достать его сына, если он, удрав в Швейцарию, прекратит платить.
   Джип уже выполз из первой грязи за деревней и распахивал разбитое шоссе, якобы покрытое асфальтом.  Хорошо хоть дождь взял отгул и загулял в иных местах, где много интереснее. Под солнцем как-то веселее.
 Вдруг Иван увидел на обочине лежащего вниз лицом человека. Он остановил свой волго-джип и выскочил к поверженному. 
  –  Да, брат ты мой несчастный, похож ты на стандартного бармена с норвежской бородкой, но поскольку ты теперь не подаёшь даже признаков жизни, то уж точно ничего не будешь подавать, разве что у райских врат.
    Иван уже решил было скрыться с места этого нерадостного происшествия, а потом вдруг сумасшедшая мысль прорвалась в его голову, ухмыляясь нагло и похотливо. Вот как можно их всех на …ать , вот кого он сможет подставить вместо себя и сына.  А самому махнуть куда никто не догадается. В Индию к примеру. Там тоже наукой занимаются. Физик, он везде физик. Полевые структуры можно не только к фильтрам приспособить. Вдруг удастся нано ассемблер создать, или совсем  ужас, создать демона Максвелла. Полевые структуры чувствительные к скорости летящих молекул?!
   Йоха получит миллионное наследство и найдет себе мужика не амебного, а чтоб любил, а не просто соглашался на любовь. А с Лены драть по тысяче долларов в месяц не станут. При их то размахе пачкаться об такой пустяк.  Нет не резон.
  А спалить ни кому не нужную избу не грех. И повезло, что сушь стоит.
 Оседлать демона Максвелла! Ух ты. Это настоящая мировая слава и уж точно нобелевская.
  Ага, под чужим именем.
 Да разберусь я с именем на нобелевской лекции. Старику не страшно и умереть не простой смертью, а с шумом на весь мир. Да и кому тогда будет нужна моя смерть.
  Под такие мысли Иван лихо и сноровисто уложил труп на заднее сидение и двинул обратно.  Тут и дело к сумеркам. А в деревне все валяются спьяну. Ничего не поймут , да и не вспомнят, что он уезжал и вернулся. А если кто и смутно вспомнит, то ведь и это ничего не доказывает.  А вот самосожжение надо тщательно подготовить. Кроме соломы ещё бы бумагу раздобыть. Может в школе что осталось.
Кому архив её нужен?
 Мне к примеру. Сантименты потешить. Вся память детства там. Сыну, к примеру, показать, как отец учился. И вообще. Раз приехал сюда, значит сентиментален. Звякну  Победину. Пусть знают, где меня искать. Как раз про сантименты школьные и расскажу.
 Джип вкатился в сумерки молчаливой деревни. Ни огонька. Спят напившись и нажравшись.
 
 – Вряд ли кого-нибудь тут и сейчас мучает бессонница, – сказал сам себе Иван и подкатил к школе. Единственное кирпичное здание с полумертвыми формами  ждало его молча . как и полагается трупу. Частично урезанная луна ещё не заступила на свой пост и сумрак быстро густел. Страхи и стражи леса ещё невнятно скрипели и шуршали опавшей листвой. Даже сонный шепот ручья пробивался  сквозь густеющую тьму. Трезвая корова,  засыпая, протянула своим старческим басом нитку жизни над полумертвой деревней.  Иван светил себе фонариком средней силы, шагая по остаткам коридора прямо к двери бывшей учительской. Дверь эта, когда-то навечно запертая  сдалась сразу как перезрелая красавица. Странно . конечно, что её деревянное тело оказалось прочнее железных уз связывающих её со стеной. Видно сырость только укрепила дубовую дверь. Но съела ржавчиной петли.
  Дверь упала с жутким шумом. Распугав всех домовых, привидений и полтергейстов.  Иван постояв секунду над павшей дверью прошел в секретарскую, где и хранился  архив.  и … сохранился и по сей день.
  – А что удивляться. Цена ему ноль. Великих из школы не вышло никого. Разве что я, но и это ещё не доказано.
 С этими словами Иван загреб кучу прелых классных журналов и ещё непонятно чего.
 – Дурак, что не захватил мешок, – сообщил себе Иван деловым тоном и потащил в руках,  что смог утащить. Он шел сквозь тьму, роняя по дороге листы. Фонарик,  увы, пришлось сунуть в карман.
 После третьего захода он уронил фонарик и подумал было его искать. Но, потом оставил эту затею. Ночь сгустила кисею сумерек в добротный черный бархат ночи. Но не это главное. Пусть будет след его пребывания здесь. И … объяснение, зачем он зажег в своём лежбище свечи. Купил он  их с целью ему самому смутной.  Поставить в пустующей церкви свечку не очень умно. Но … такая блажь. Вера в Бога  и церковь как-то совмещалась в нем с недоверием к его служителям. Особенно к нынешним. Приемный отец все же евреем был, хоть и не верующим, но евреи тоже ставят поминальные свечи, только не в церкви же, где иконы. В пустующей все иконы давно украли, да и она при кладбище.
  – Вот и будут поминальные свечи по моему прошлом, – прошептал Иван Раскладывая самые сухие листы вокруг трупа Ивана Кандыбина.  Так сложилось, что у трупа в кармане нашлось бумага освобожденного из тюрьмы. По ней и паспорт выдадут. Какая бы ни была процедура его выдачи, но сотня другая  долларов по нынешним временам упростит и ускорит получение паспорта.
  – Будем считать, что ты, тезка. попал в крематорий. Все  же почетней, чем сгнить безымянным в общей могиле таких же неудачников. Остатки твои может и похоронят с почетом. Будет даже кому приносить цветы на мою, тьфу, твою могилу.
  Иван замолчал. Осталось только зажечь свечи и уронить их. Трепетной рукой он проделал это и, когда надежно загорелась бумага и сено,  Иван вышел и замер, отойдя в тень деревьев наступивших на умирающую деревню. Огонь оказался проверен и жаден. Через минуты, которые тянулись медленно , но пролетели быстро как коршуны к добыче, через совсем немногие минуты изба вспыхнула вся. Иван Жук. А теперь как бы Кандыбин стремительно удалился в лес, тропой известной с детства. Можно было ещё успеть на ночную электричку. Осенняя тьма наступает рано. Всего то восемь вечера. Через два часа он будет на  Казанке. И поедет, куда довезет и как повезет. Не, погоди, ему нужен город, чтоб обменять свои доллары частично на рубли, да и одежду купить. Одежда мертвеца давила холодом и страхом. За что-то же его убили.
   Двигаясь через лес, Иван плыл в глубинах близких воспоминаний, оставив далекие в умирающей деревне некогда гордых ямщиков, пропавших в яме смутного времени. Три женщины Зелено города занимали его фантазии. Двух он имел, третью безумно желал. Может даже трепетно любил. Впрочем, умет ли он любить-то? Не проверено экспериментом, значит не доказано.  Не доказано.
  Ноги сами шагали. Память детства самая сильная. Выходит, что ноги сами помнили тропу. А ведь она могла и изменится.
 Могла да не сумела. Да и чьими ногами ей меняться было?
   – А ведь скоро и  совсем некстати мне спать захочется. Спать то лучше в поезде дальнего следования. Куда следования? В Казань, раз дорога казанская.
   
     Попал невнятным спросонья путем в Егорьевск.  Город такой славный тем, что объегоривал сборщиков княжеских налогов трех разных княжеств.  А может, наоборот,  назван  в честь святого  Георгия, которых ненароком победил дракона. Реликтового динозавра надо думать. А чё? Может они  тысячу лет назад ещё водились на русской земле.
  Такие необязательные мысли пробегали, не задерживаясь, через освобожденное сознание Ивана. Он гулял по городу уже выбритый, обнажив небольшой шрам, оставшийся после пластической операции. Ведомство неподвластное никому так ему удружило. У разведчика не должно быть слишком броских примет. У беглеца от  криминальных братанов тоже. Побрился он ночью в вокзальном туалете. Осталось купить себе паспорт, ну и доллары  на рубли обменять в количестве достаточном, чтобы с комфортом выспаться в поезде дальнего следования неважно куда. Леса, окружавшие город приносили свежий взгляд на  грязный мир, мир провинциального бытия. Они же помогли скрыть избыточные доллары. Это тебе не Москва, здесь приличных камер хранения нет. А в камере полицейского участка не разумно появляться, имея в кармане чрезмерную сумму. А до участка  надо двинутся в торговый центр и переодеться. Встречают то везде по одежке. Торговый центр со странным имеем «Форум» открылся сначала перед его распахнутыми глазами. Весь в бежево белом оформлении он оказался открыт вот так прямо с утра.
  – Варум Форум, – пробормотал Иван и двинулся внутрь.
Вышел, одевшись как можно скромнее, и направился мыться. Плохо пахнущий человек обозлит даже милиционера. Баня на удивление оказалось на улице имени  Парижской Коммуны.
 – Вот уж город так город. У них и памятник Ленину чуть ли не прижизненный и Коммуну помнят. Впрочем может тогда и лучше было. Душевней быть может.
  Если не считать рабов зека и колхозников.  Впрочем, может Егорьевск и  светскую  и советскую власть объегорил.

К вечеру дела,  как ни странно,  оказались все сделаны. Солнце уже скрылось за лесом и небо  горело яростной абстракцией разукрашенных облаков.


 А его в это время ловили в Москве. Братаны не поверили в его самосожжение, а впрочем, и  наверно и не знали ещё об  этом. Он не отвечал на звонки.  Более того местонахождение отзывчивого аппарата можно определить при подходящей технике. Но сгоревший мобильник умирает всерьёз.
 Мыслительный центр бандитской корпорации напрягся
  – Это может значить что угодно. Может ему наплевать на грудничка от нежеланной женщины.
 Так сказал сам Болотов
  Интеллигентного вида Болотов обошедшийся без клички Болото укатил  после сказанного в Женеву, чтобы перехватить Ивана там. 
Этому сумасшедшему «ботанику» на женщин и детей может и наплевать, но на свои миллионы и лабораторию явно же нет.
 Так пробежали три дня и лишь потом и не Братаны . а Победин обнаружил ивановский  волгоджип и сгоревший дом в Ямщиково.
 
 К этому времени Иван исчез и из Егорьевска. И пошел он электричками не на запад, а на восток. Его начали искать везде, но поздно. Русь велика и безалаберна. К тому же милиция перестраивалась, и её во всероссийском масштабе даже за солидный куш купить не удалось.
 Братаны в смерть Жука не поверили. Жук он есть жук. Еврей к тому же.  Они  не хотели поверить. Обидно. Такие деньги уплыли. Было бы в куда, а то ведь в никуда. 
  Победин поверил и с ним весь город,  рванувшийся к процветанию верхом на открытиях Ивана и  на его же деньги .  Все знакомые и совсем не знакомые прошли по городу пышным погребальным шествием. Лена плакала три ночи, но днем с сумасшедшим рвением возилась с сыном Ивана. Могущественная градоначальница тоже всплакнула за дверьми своего кабинета.
А жизнь пошла дальше наслаивать проблемы на  проблемы.

  Йоха Жук плакать не стала. Сжала яростные губы и двинулась по жизни тяжелым танком, прокладывая дорогу к вершинам двум  своим детям.

   Иван же временно застрял в новосибирской области у хозяина картофельной фермы. Интересный голландец, а точнее нидерландец взялся делать бизнес на картошке. Благо ничейных полей квадратные километры, а крепкий парень ему потребовался для охраны владений, от обиженных на судьбу бездельников. Впрочем эти неудачники скоро поняли, что интереснее воровать даровую картошку, чем пытаться её уничтожать. Картошка не пшеница её одним ленивым движением не подожжешь. Вот таких вот пойманных на месте преступления Иван не бил и даже не ругал. Заставлял отработать грех. Получалось они опять становились крепостными.
 Вилем Фохтель на это смотрел свысока:
– Я не голландец, Ваня. Голландия лишь одна из провинций Нидерландов. И вообще я немного русский и немного королевских кровей. Мой прадедушка был младшим внуком Анны Павловны, дочери российского императора Павла. Она вышла замуж за Вилема Оранского будущего короля Нидерландов. Нынешняя королева тоже её потомок. А младшая ветвь внуков ничего не получила с королевского стола и каждый пошел своим путем. Прадедушка женился на моей прабабушке владевшей солидным паем Ост-Индской компании и обольстительной фигурой.
– И потянуло на родину предков.
– Сначала были сантименты. Учил русский язык из любопытства, а уж потом появилась русская жена и этот картофельный бизнес. Наладим дело, оставлю тебя управляющим. 
– Спасибо за доверие, – скромно ответил Иван.
 Когда же заморозковый сентябрь окончательно задвинул под себя прохладный  август, Иван двинулся дальше на восток, чтобы этим кривым путем добраться до Индии.  А может ещё куда. В Австралию,  например. Там образованные люди ещё в цене и климат найдется попривычнее. И дело своё, а не картофельное.