Открытие Атлантиды
Роман
От Севильи до Гранады
В тихом сумраке ночей,
Раздаются серенады,
Раздаётся звон мечей…
А.К. Толстой
Глава 1. Андалузия
В этой главе рассказывается о том, как на постоялом дворе, устроенном на дороге, ведущей из приморского города Кадис в Севилью, произошла случайная встреча немецкого барона Генриха фон Руге и русского князя Михаила Ярославича с человеком не вполне ясного происхождения по имени Кристобаль Колон, который занимался вычерчиванием географических и морских карт.
1.
В конце сентября 1487 года, под вечер, когда зной, царивший в Андалузии1, объединённой с Кастилией и Арагоном в единую католическую Испанию в результате брачного союза двух монархов – Изабеллы и Фердинанда2, начинал спадать, на дороге, ведущей из Кадиса в Севилью, появился небольшой отряд.
Пятеро конных иностранцев, которых выдавал их облик, непривычный для здешних мест, и трое испанцев – один из них, судя по отличиям в форменной одежде и особенной шпаге, был офицером Санта Эрмандады3, уверенно держались в сёдлах вороных лошадок. Некрупные красивые животные местной породы, выведенной из знаменитых арабских скакунов, появившихся на Пиренейском полуострове более семьсот лет назад вместе с воинами ислама4, шли лёгкой рысью. Всадники не гнали лошадей, чтобы не поднимать пыль с измученной сушью старинной дороги, проложенной тысячелетия назад между поросшими кустарником холмами неподалёку от обмелевшего Гвадалквивира5.
Для северян, которыми являлись иностранцы, одежда этих испанских воинов казалась необычной и яркой: красные чулки, белые камзолы, большие лиловые береты, надетые на бочок, так что один край накрывал плечо и часть спины. На ремешке, перекинутом через другое плечо, солдаты носили арбалеты, а на поясе короткие шпаги. Офицер арбалета не имел.
Напрягая голоса, иностранцы и офицер вели беседу на латыни. Этим языком в разной степени владели старые знакомые и дальние родственники, судя не только по генеалогическим древам древних родов, но и по их лицам, и испанский офицер, уже не раз высказавший свою благодарность по поводу истребления банды разбойников, орудовавших в этих местах. Когда к месту боя прибыли солдаты Санта Эрмандады, охранявшие дорогу между Кадисом и Севильей, с разбойниками было уже покончено. Солдатам оставалось лишь собрать оружие и закопать трупы в удобном месте, там, где иссохшая земля легче поддалась лопатам.
Банда, орудовавшая на большой дороге, грабила путников, с которых можно было хоть что-то взять в обедневшей стране, каковой была Испания, разорённая многовековой войной с маврами, а так же Великим мытарем Авраамом Мажором6, получившим право на сборы налогов по всей Кастилии и Андалузии. В сборе налогов по городам и деревням большой страны людям Великого мытаря и маррана7, которого боялись не меньше, чем Торквемаду8, порой приходилось помогать служивым людям из Санта Эрмандаты, что было не лучше, чем ловить на дорогах разбойников.
Офицера звали Хуан Куэвас, и происходил он из обнищавших кастильских дворян, разумеется, старых христиан9 и ревностных католиков – словом истинный идальго10, вынужденный пойти не на самую почётную государственную службу.
Имена иностранцев звучали непривычно для местных жителей. Генрих фон Руге родом из Аллемании11 – ещё куда ни шло. Его словоохотливый Куэвас в два счёта перекрестил в дона Энрике, а вот русский князь Михаил Ярославич, прибывший то ли из загадочной Московии, то ли из Нуево-сьюдад12, о существовании которого испанец кое-что слышал, в конце концов, был назван им сеньором Мигелем. Иностранцы обладали редкостной для испанского юга внешностью. Оба высокорослые, светловолосые и голубоглазые, словом с точки зрения чёрного как смоль и тщедушного иберийца13, выглядели как родные братья, хотя принадлежали к разным народам. Подбородок барона Руге был выбрит, а лицо украшали небольшие усики. Князь Ярослав, как человек русский и православный носил русую бороду, которая с тех пор, как он покинул Русь, стала заметно короче и ничуть не портила его красивого лица.
С аллеманами Куэвасу приходилось встречаться. Ландскнехты с берегов Эльбы и Рейна наряду с англичанами, французами и итальянцами прибывали в Испанию на войну с маврами. За плату эти христианские воины вступали в войско монархов-освободителей доньи Изабеллы и дона Фердинанда, которым для ведения войны требовалось много солдат и много денег. А вот русских до этого дня Куэвасу видеть не приходилось.
– Это как же, сеньоры, вам удалось перебить дюжину разбойников и пленить их главарей, за головы которых полагается награда, не потеряв при этом никого из своих людей и будучи в меньшинстве: пятеро против двенадцати? – пытался выяснить офицер Санта Эрмандады.
Дон Куэвас охотился за бандой братьев Хазан, орудовавшей на Севильской дороге с начала года. Семейство Хазан – новые христиане, как и многие жители Андалузии, которую Кастилия отвоевала у мавров лет двести назад14, вот как растянулась реконкиста. Однако, окончательная победа была уже близка. В прошлом году была взята Лоха15 и множество мавров, захваченных в плен, пополнили рынки рабов. Только бедняк не имел теперь раба мавра, мавританку или хотя бы мавритёнка, принимавших, в конце концов, христианство и становившихся в конце концов испанцами и свободными людьми. Народ в Андалузии был не хуже и не лучше, чем по всей Испании, однако этих братьев Хазан с их подельниками, отличала особая жестокость, прежде всего к старым христианам и иностранцам, в немалом количестве прибывавшим в последние годы в Испанию.
– С помощью вот этого меча, которым я проломил шлемы на головах мерзавцев, поднявших руку на немецкого дворянина и моего русского друга, – ответил офицеру могучий барон фон Руге и выхватил из ножен своё грозное оружие. Владеть таким тяжёлым мечом, какие ещё не редкость на севере Европы, мало кому по силам в замученной семисотлетним игом Испании, народ которой, недоедал в течение многих поколений и был, пожалуй, самым низкорослым и хилым во всей Европе.
– И этой острой сабли, – добавил князь Михаил Ярославич, так же как и Генрих неплохо говоривший на латыни. Подбросив в воздух платок, и взмахнув саблей, он ловко разрезал его пополам острым лезвием клинка, вызвав восхищение испанца. – Ею я отрезал уши у этих негодяев, – играя на солнце булатом, – пояснил князь. – На моей родине с разбойниками поступает ещё строже. Им отрезают язык и нос, но это право я готов предоставить местному палачу, после того, как их допросят. Но не только меч и сабля изрубили этих мерзавцев. Наши слуги и оруженосцы хорошо владеют искусством стрельбы из арбалетов, которые мощнее, чем у ваших солдат. Стрелы наших арбалетов легко пробиваю железными стрелами кольчугу и латы, – добавил князь, оглянувшись на державшегося молодцом Ивана, раненого в плечо, и невредимых Якоба и Ганса, тащивших за собой на длинных верёвках полуживые трофеи без ушей.
– Вы правы, сеньор Мигель, – охотно согласился Куэвас. – Ваши оруженосцы не чета моим солдатам, у которых не хватит сил зарядить ваши арбалеты. За пятьсот лет мавританского плена и вечного недоедания наш народ выродился и измельчал. Такие мечи, как у вас, дон Энрике, такие тяжёлые мечи, которыми сражались наши предки, нам уже не по силам. Век от века наши мечи становились всё уже и тоньше, став, наконец, шпагами. Однако народ наш выжил, возрождается, полон сил и энергии, вспыльчив, горд и упрям. А женщины наши, хоть и не велики ростом и худы телом, горячи и страстны. Отведаете, сеньоры, их любви – других не захотите! – разоткровенничался дон Куэвас, очень довольный, что с помощью иностранцев наконец-то было покончено с бандой братьев Хазан.
– Только будьте осторожны при выборе женщин. Многие из них больны нехорошими болезнями, – предупредил иностранцев после недолгой паузы дон Куэвас.
Загнанные до полусмерти, разбойники бежали за лошадьми Ганса и Якоба, будучи привязанные к сёдлам длинными верёвками. Их окровавленные головы были обмотаны тряпьём от изорванных нижних рубах, рты, жадно ловившие воздух, широко раскрыты, а глаза выкатились из орбит. Ещё пару часов назад эти люди были известными в округе разбойниками, промышлявшими на большой дороге, а теперь за их жизни полагался выкуп много больше горсти мараведи16.
– Эти разбойники братья Хазан, как и прочие преступники, из новых христиан, приняли крещение, чтобы не убираться прочь с испанской земли за море к маврам, – косясь на пленников, пояснял дону Энрике и дону Мигелю дон Куэвас. – Кто они, бывшие мавры или иудеи теперь не имеет никакого значения, и судья велит их колесовать на потеху благородной публике, а потом, то, что останется от этих негодяев, сгорит в огне!
Последнюю фразу офицер произнёс на местном наречии, любуясь, как дрожат от ужаса связанные и карнаухие братья-разбойники из семейства Хазан, наводившие ужас на всю округу.
– Вынужден всё же заметить, сеньоры. Вы поступили неосмотрительно, наняв проводником человека вам неизвестного. Кадис – портовый город и кишит негодяями всяких мастей. Он был заодно с разбойниками и подал сигнал о нападении в безлюдной местности. Если бы не бдительность ваших оруженосцев, вовремя заметивших устроивших засаду разбойников, всё могло завершиться большой бедой.
– Наши оруженосцы молодцы! – не ответив на резонное замечание испанского офицера о проводнике, который был заодно с бандитами, но в том, что касалось слуг, согласился с ним барон Руге. – Их ожидает заслуженная награда. После того, как пропал проводник, мы были настороже и вовремя заметили засаду. Нам предложили сдаться, однако, это не в наших правилах. Мы напали на разбойников первыми и арбалеты оруженосцев нам сильно помогли.
Генрих что-то объяснял дону Куэвасу, однако Михаил Ярославич потерял нить разговора и уже не прислушивался к ним. Князь прикрыл руку от клонившегося к закату, но всё ещё яркого солнца и осмотрел окрестности. Слева, примерно в миле, блестела голубая, как и высокое чистое небо Андалузии, ленточка Гвадалквивира. По берегам большой и полноводной по местным меркам реки, по которой корабли могли дойти до Севильи, были разбросаны маленькие деревушки, а справа тянулись невысокие холмы, покрытые чахлым кустарником и корявыми пиниями17. За холмами, если хорошенько присмотреться, можно было увидеть синеющие вдали горы Съера-Невада. Где-то там, в верховья стремительного Хениля, притаилась Гранада – последний крупный оплот мавров на Пиренейском полуострове, который предстояло отвоевать и сделать всю Испанию христианской, католической страной.
Пользуясь хорошим знанием латыни, дон Куэвас продолжал расспрашивать барона фон Руге о подробностях схватки с бандой братьев Хазан, наводивший ужас на путников, следовавших по дороге из Севильи в Кадис. Будучи прирождённым воином и любителем ввязываться во всякого рода драки, Генрих охотно рассказывал испанскому офицеру как, прибыв в Кадис морем на корабле, принадлежавшем его русскому другу, они собрались в дорогу и наняли проводника, однако почувствовал, что устал и страдает от жажды.
– Надо сказать, что, несмотря на конец сентября, очень жарко, – заметил барон, вытирая пот с лица красиво вышитым платочком, который подарила ему в Лиссабоне хорошенькая сеньорита. – У вас так всегда?
– Нет, дон Энрике, не всегда. Обычно в это время в наших краях уже не так жарко и крестьяне работают в поле без перерыва на полуденный отдых. Но в этом году затянулась весна, и начало лета было прохладным, зато осень щедра на солнце и тепло. Впрочем, виноград по всей Андалузии не уродился, так что хорошего вина ждать не приходится, – посетовал дон Куэвас – любитель красного вина, как и подавляющее большинство жителей Иберийского полуострова. – Кстати, не хотите попробовать вино из моей фляги?
– Давайте, с удовольствием отведаю вашего вина. – Генрих перехватил из рук дона Куэваса большую кожаную флягу с вином, которую испанец носил на поясе вместе со шпагой, и не расставался на службе с такими необходимыми для офицера предметами.
Несколькими глотками немецкий барон осушил флягу до дна. Вино приятно освежило и утолило жажду, однако его количества было явно недостаточно, для того чтобы такого крупного и здорового мужчину одолел хмель. Генрих вспомнил о князе Михаиле, который погрузился в свои мысли и словно дремал под убаюкивающий цокот конских копыт.
– Прости, Михель, не оставил тебе вина из этой фляги.
– Спасибо, Хенрик, я напился из своей, – Михаил Ярославич похлопал рукой по фляге, в которую заливал вино, разбавленное пополам с ключевой водой.
– Так вот, – вспомнив, о чём просил рассказать испанский офицер, продолжил барон Руге, и вот как это у него получилось:
– Остановились мы на привал. Не успели утолить жажду и расправиться с ветчиной и сыром, как обнаружили, что наш проводник, отправившийся собирать сосновые шишки со съедобными семенами, пропал. А вслед за этим оруженосцы заметили разбойников, засевших в кустах. У нас в Германии разбойники пострашнее, да и вооружены лучше, чем эти. Потребовали от нас сложить оружие и отдать кошельки, в противном случае угрожали смертью. Да как бы не так. Мы и не таких обламывали! Схватка была короткой, но жаркой. Шпаги нам не страшны, а арбалеты у них дрянь. Стрела не пробивает латы, не то, что маши. Ганс, Якоб и Иван в минуту перебили с полдюжины разбойников, а остальных достали меч и сабля. Теперь, дон Куэвас, ваши люди возятся с трупами, а этих главарей, – Генрих свирепо посмотрел на братьев Хазан, безухие головы которых были обмотаны окровавленным тряпьём, – вы с чувством исполненного долга передадите палачу.
– За их головы вам в Севилье будет выплачена награда, – напомнил барону Руге испанский офицер.
– Вот, что, дон Куэвас, получите-ка награду вместо нас. В Севилье мы окажемся не скоро.
– Не скоро? – удивился дон Куэвас. – Сеньоры, разве вы направляетесь не в Севилью?
– Нет. Наш путь лежит в имение сеньора дона Хуана де Руссо, а это ближе, чем Севилья.
– Руссо? – удивился дон Куэвас. – Сеньоры Руссо известны всей округе, хоть и живут они замкнуто. Войне с маврами помогают деньгами, и некоторые сеньоры из этого древнего рода находятся в войсках Фердинанда и Изабеллы. Откуда же вы знаете их?
– Пятнадцать лет назад мне довелось побывать в Риме и встретить там сеньора Хуана де Руссо. Род баронов фон Руге в дальнем родстве с родом де Руссо. Вот и пригласил меня дон Хуан погостить в свои владенья, – кратко объяснил понравившемуся ему испанцу цель своего пути Генрих фон Руге.
– Вынужден вас огорчить, дон Энрико, – понизил голос дон Куэвас.
– Огорчить? Чем? – удивился Генрих.
– Сеньор Хуан Руссо умер. Уже лет пять прошло…
– Mein Gott! (Боже мой!) – горестно воскликнул Генрих Руге на родном немецком языке, и после небольшой паузы горестно добавил: – O weh, alle wir todlich (Увы, все мы смертны…)
– Впрочем, – возвращаясь к латыни, продолжил он, – это ничего не меняет. Мы едем в замок сеньоров Руссо и познакомимся с наследниками дона Хуана. Полагаю, что старшинство в семействе Руссо перешло к его старшему сыну Хорхе. Это так?
– Вы правы, дон Энрике. Именно так. После смерти дона Хуана главой семейства стал именно дон Хорхе, – подтвердил Куэвас, и, обменявшись с доном Энрике ещё несколькими фразами, которые обычно употребляют, вспоминая покойного, они принялись обсуждать ход реконкисты18, растянувшейся на сотни лет.
2.
«Жаль, что чиновники в Кадисе не разрешили подняться по реке на ушкуе19» – не вслушиваясь в их беседу, думал о своём Михаил Ярославич. Он увидел с высокого места дороги ленточку реки и баржи, которые тащили вверх по течению десятки быков в специальной упряжи.
«У нас вверх по Волге так ходят купцы, однако, вместо быков – лошади, а то и люди, тянут лямку», – отметил в своих размышлениях князь Михаил. – «Впрочем, ушкуй не баржа. Река сильно обмелела да и нанять быков стоит не малых денег, а идти на вёслах против течения – дело трудное… »
В свои немалые годы, а князю исполнилось тридцать пять лет, он оказался на краю света в жаркой стране, о которой на Руси мало кто знает. Те же, кто о ней что-то слышал, называли далёкую страну Гишпанией и были убеждёны, что населена она басурманами, что так и было – Гранаду ещё не взяли, – окончательно перестав вникать в ход беседы Хенрика и испанского офицера, думал о своём князь Михаил. Друга он звал по-славянски Хенриком, а Руге звал его на свой лад – Михелем.
Десять лет назад Новгородская земля после нескольких лет борьбы с Москвой была присоединена к Великому Московскому княжеству20.
«Удивительное дело!» – думал князь Михаил: «Вот и Кастилия с Арагоном объединились в то же время21, но без крови и надругательств, как это случилось с новгородскими святынями22».
Михаил Ярославич был дальним родичем тверских князей, происходивших, как и большинство русских князей от Рюрика. В семье он был самым младшим, а потому не получил удела, хоть был и образованным молодым человеком, обученным греческому и латинскому языкам, а также ратному делу. В семнадцать лет отправился пытать счастья в Великий Новгород. Ходил реками и морем в богатые ганзейские города23, служил при фактории, основанной немецкими купцами из Любека, а годом спустя, встречал в этом богатом немецком городе папских послов, которые везли в Москву греческую царевну Софью24, следовавшую на Русь невестой для овдовевшего Великого Московского князя Ивана III.
На Русь Софью везли морем. На корабле Михаил Ярославич познакомился с немецким рыцарем Генрихом Руге, состоявшем при конвое заморской царевны, приходившейся племянницей греческому императору, царство которого и стольный град Константинополь захватили турки25.
Молодые люди подружились. Ровесники, оба двадцати годов от роду. Князь Михаил показал Генриху пергамент со своей родословной, списанной с документа, хранившегося у отца. Генрих предъявил своё генеалогическое древо. Тут и выяснилось, что предок у них общий – князь ругов Годолюб, он же конунг Гондлав, как было принято называть славянского князя у мурманов, данов26 и прочих немцев. Только матери у Генриха и Михаила Ярославича были разными, а сохранилось на пергаменте у князя Михаила лишь имя княгини Умилы Новгородской, давшей жизнь соколу-Рерику и роду Рюриковичей, поднявшемуся на Руси. А Русь и древняя Ругия – суть одно – славяне.
В Колывани27, куда папские посланники доставили византийскую принцессу, и где её встречал сам Великий князь Московский Иван Васильевич, друзья расстались, но прежде побратались, дав клятву в трудный час, если такой наступит, помочь друг другу. Генрих вернулся в Любек, а Михаил в Новгород, где вскоре встретил равную себе девушку княжеского рода из обедневшей семьи, и молодые сыграли свадьбу. Вскоре пошли детки, все здоровые и славные в отца мать. Жить бы да радоваться, хоть не в богатстве, да в счастье, но начались раздоры между Новгородом, Тверью и Москвой. Привели такие распри к междоусобице, и сильное Московское войско прошлось железом и огнём по непокорным землям Великого Новгорода.
Михаил Ярославич сражался в Новгородском ополчении с московским войском. Уцелел, но по нему и сотням укрывшихся от расправы новгородцев скучала плаха и острый топор палача. Жену и деток вместе тысячами новгородцев переселили в иные земли – по слухам на Оку-реку, а где – неведомо.
Михаил Ярославич подался на Нево-озеро28, где укрывались от Великокняжеского гнева те новгородцы, что выступили на защиту вольностей Великого Новгорода, признавшего власть Московского князя. Звались те люди ушкуйниками, что значит охотники. Охотились на пушного и прочего зверя, ходили на кораблях собственной постройки по Нево-озеру, Онего-озеру и рекам. Выходили в Варяжское море29 и незаконно, не имея на то прав от Москвы, торговали в Колывани, Перунове30, Риге. Так прошло несколько лет, пока из Москвы не пришли на север ратные люди. Много тогда было схвачено ушкуйников. Рвали им ноздри, резали носы и уши, клеймили раскалённым железом и гнали на самые тяжкие работы, где долго люди не жили.
Михаил Ярославич понимал, что для того, чтобы православной Руси выстоять и победить в тяжкой борьбе с католиками, турками-мусульманами и татарами Крымскими, Ногайскими и прочими – той же магометанской веры, русским людям следовало объединиться в единое православное государство с единым князем-правителем. Так то оно так, но без крови на Руси не получилось. Зато ныне Русь велика как никогда, раскинулась от Чудского озера до Уральского камня31 и от Оки-реки до Ледового океана32.
«А ведь предстоит ещё вернуть русские земли, томящиеся под Литвой и ляхами33, а в тех землях и Киев и Чернигов, Смоленск и Полоцк, Курск и Вязьма. Много других русских городов, под властью католиков. Вот как соберёт Москва всю Матушку-Русь, так не будет больше и сильнее её державы в целом мире!» – Приятны такие мысли, да только уйдут они – на смену им приходят другие, нерадостные:
«Вот и свободные новгородцы теперь попадают в крепостную неволю, работают до седьмого пота на бояр и монастыри, а хотелось бы как в Испании. Здесь королевства, населённые большим числом людей, чем русские княжества, объединились мирно и с новой силой взялись за мавров, конец которым на испанской земле уже близок. Вот и крестьянам позволили освободиться от крепостного права за выкуп, собранный с народа по всей стране34, а празднества в честь свободы продолжаются до сих пор. Когда такое будет у нас, на Руси?35» – задумался князь Михаил. Тяжко было собрать те немалые деньги, однако собрали. Свобода дороже всех трудов и лишений. Деньги пошли на войну с магометанами, а крестьяне могли свободно перебираться в города и заниматься ремёслами или наниматься в матросы и плавать в Англию, Францию, Германию и другие страны, а так же в Гвинею36.
От торговли богатела страна, стоявшая на пороге больших перемен, которые уже скоро превратят Испанию в самую богатую европейскую страну. Теперь Михаил Ярославич жалел, что встал не в те ряды. Новгород был обречён, а время вольности на Руси, как видно ещё не пришло.
Обложили с суши ушкуйников московские ратные люди – к берегу не пристать, вот и ушли в Варяжское море русские люди, лишённые домов и семей, а с ними и князь Михаил, единогласно выбранный старшим меж ними. Ушли на новом и добром корабле, днище которого просмолили лучшей смолой из того чёрного масла, которое добывают в колодцах далёкой южной страны Ширван37, куда по Волге и Хвалынскому морю38 плавают самые отчаянные тверские, ярославские и нижегородские купцы. Масло то было наиважнейшим для мореходов. Защищало днище корабля о водяного червя, который водился в морях, а в тёплых водах его было много, и мог тот червь искрошить в труху дерево, погубить корабль. Так делали все мореходы в те времена, а те, кто побогаче, обивали днище листовой медью.
Поплыл корабль прямо в славный город Любек, где после долгой разлуки встретились побратимы: князь Михаил Ярославич и барон Генрих фон Руге. К тому времени, и Генрих лишился большей части своих земель, которые после эпидемии чумы забрал за долги мытарь-ростовщик. Появились невесть откуда эти денежные мешки нехристианской веры, как только разбогатели ганзейские города. Семью прибрала чума, косившая род людской без разбору и терять теперь Генриху было нечего, как и Михаилу Ярославичу – его побратиму. Вспомнил Генрих о приглашении испанского гранда дона Хуана де Руссо, сделанное ему в Риме пятнадцать лет назад, и русский ушкуй, взяв на борт барона фон Руге и двух его верных слуг и оруженосцев, отплыл на запад. Через два с половиной месяца пути по Немецкому морю39 и океану близ берегов Франции, Испании и Португалии корабль достиг оживлённого испанского порта Кадис.
В Испании шла война с маврами, и наши герои, обученные с детства ратному делу, подумывали о вступлении в христианское войско.
*
Уже смеркалось, когда наши путники, так и не встретив ни попутчиков, ни тех, кто ехал навстречу, свернули в сторону реки к постоялому двору, где останавливались на ночь те путешественники, у которых имелись деньги заплатить за ужин и сон в постели и под крышей.
У поворота они увидели весьма неприятную картину. К стволу засохшей сосны, ветви которой были обрублены, а кора давно отвалилась, было привязано распухшее от жары тело человека, глаза у которого выклевали вороны. Смрад, исходивший от трупа, встречал и провожал всякого путника, конного или пешего, добиравшегося из Кадиса в Севилью, следовавшего в обратном направлении или же свернувшего на ночь глядя на постоялый двор. Из трупа торчали несколько стрел.
– Этого разбойника мы захватили два дня назад, - пояснил иностранцам дон Куэвас. – Так, мелочь, нападал в одиночку, однако убил и ограбил двух путников. Везти такого в Севилью – много чести. У судей и палача и так слишком много дел. Вот солдаты привязали разбойника к столбу позора и расстреляли из арбалетов. Пусть другие любители поохотиться за чужим кошельком посмотрят и устрашаться.
Первыми, кого они увидели близ постоялого двора, были кочевые цыгане. Большая семья, состоявшая из десятка низкорослых мужчин с чёрными, почти как у гвинейцев лицами, дюжины или больше того неопрятных женщин, весьма дурных собою, над которыми вились мухи, и кучи детишек всех возрастов, которых невозможно пересчитать ввиду их непоседливости, разместилась прямо возле дороги.
Несколько старых повозок, крытых истрёпанными овечьими или собачьими шкурами и каким-то немыслимым тряпьём, были их жилищами на колёсах. В повозки впрягали старых кляч, всех возможных видов от старых полудохлых быков с впалыми боками до хромых и слепых осликов, украденных где придётся и которых не станут разыскивать хозяева, собиравшиеся избавиться от такой никудышной скотины.
Несколько цыганок, за которыми увязались мухи и грязные в лохмотьях дети, бросились к конным путникам, выпрашивая подаяние или же предлагая погадать. Дон Куэвас и его солдаты опередили иностранцев и, пригрозив цыганкам кнутами, заставили тех отказаться от своей затеи, и воем и проклятиями к белым людям, которые не бросили им ни мелкой монетки, ни куска хлеба, отступить к своим повозкам.
– Появились эти люди в наших краях недавно, уже на моей памяти, – принялся пояснять донам Энрике и Мигелю испанский офицер. – Откуда – никто доподлинно не знает. Бродят по стране и хватают всё, что плохо лежит. Крестьяне их прогоняю от своих деревень, бьют, случается – убивают. В городах их тоже не жалуют. Я же предпочитаю с ними не связываться. Жалко голодных детишек. Очень уж бедны, а всё потому, что не желают работать. Скитаются. Ходят слухи, что изгнали их из Египта40, как и Моисея с его народом. Вот и обречены эти цыгане скитаться по белому свету, как вечный жид41. Видно господь создал их для этого дела и не нам решать – нужны они нам или нет.
Подгоним наших лошадок, сеньоры, и скоро будем на постоялом дворе, – перешёл с цыган на дела более приятные дон Куэвас.
До постоялого двора, оставалось всего ничего. Приятно было осознавать, что покой постояльцев, сохранность их животных: лошадей, мулов, волов или осликов, а так же имущества оберегают вооружённые сторожа. Те же из путников, кто не имеет достаточных средств, чтобы оплатить перечисленные услуги, размещаются на пустыре за оградой постоялого двора. Продолжать путешествие с наступление сумерек – дело рискованное. Разбойников на большой дороге хватало и помимо братьев Хазан. Нападения на путников совершались и днём, в чём убедились наши герои, но ночью, помимо грабителей, под пробиравший до мурашек вой шакалов, из всяких тёмных углов вылезала всякая нечисть, желавшая испить христианской крови. В народе поговаривали, что мавры или евреи, населявшие прежде юг Испании и не желавшие принимать христианство, которых в эти последние годы реконкисты и новые и старые христиане убивали частенько, стремясь свести давние счёты или завладеть имуществом – кому что, превращались во всякого рода вампиров. Превращение было возможным, если убитого не успевали зарыть в землю до наступления ночи. Такое случалось нередко, а вампир не человек и убить его очень не просто. Есть, конечно, всякие способы, да немногим такое удаётся.
Лошади побежали под горку. Неожиданно впереди послышался звон шпаг и жуткие крики, мужская ругань и женский визг.
– Что там ещё? – приподнялся в седле дон Куэвас, и рука его легла на шпагу. Офицер Санта Эрмандады пытался разглядеть сквозь кроны сосен, что происходит на пустыре близ постоялого двора. Его лошадь вырвалась вперед, и следом за офицером поскакали солдаты.
Прав был сеньор Куэвас, рассказывая иностранцам о своём народе. Испанцы, а особенно жители Андалузии были на редкость горячими во всём, в том числе и в драках по любым пустякам. А именно это случилось буквально на их глазах. Два молодых обладателя шпаг с ожесточением непримиримых врагов пытались проткнуть друг друга. Силы и мастерство владения шпагой у двух бедных, но гордых идальго, за душой у которых не было и десяти мараведи, оказались примерно равны.
Два упрямых, лишённых дворянина и бесцельно скитавшихся по Испании молодых человека, скрестили свои шпаги из-за женщины лёгкого поведения. Каждый из них хотел обладать ею в ближайшую ночь. Женщина бегал возле них, кричала, заламывая руки, рыдала и умоляла прекратить смертоубийство. Вид разъярённых мужчин, бившихся между собой словно злые, спущенные с цепи псы, внушал опасение. Грудь одного фехтовальщика была рассечена и блуза набухала кровью. Его противник был ранен в лицо, на котором теперь останется шрам, призванный украсить лицо мужчины, если, конечно же, он не лишится жизни сию минуту.
– Немедленно прекратить! – закричал офицер Санта Эрмандады дон Куэвас, обязанный наводить повсюду порядок. Но где там. Эти «петухи», окрашенные в красное, не слышали и не видели никого, кроме своего противника.
Такое как видно случалось нередко. Офицер и его солдаты направили на дерущихся коней и сбили их с ног. Солдаты спешились, отобрали у задир шпаги и принялись вязать руки щуплым дуэлянтам, глядя на которых барон Руге сплюнул на пыльную землю. В Германии такого безобразия не возможно было представить. Чтобы из-за дешёвой шлюхи двое молодых мужчин дрались не на жизнь, а на смерть – такого он не припомнил.
– Горячая, бешеная кровь, – подумал о них князь Михаил, и с укором посмотрел на женщину – причину конфликта. Маленькая, чернявая, смазливая. Растирала слёзы по смуглому лицу, но уже готова была уступить любому другому, кто позовёт её за собой.
Подошли две пожилые и энергичные женщины с кувшинами холодной воды и окатили ею связанных по рукам дуэлянтов.
– Остыньте, драчуны, – эта тварь не стоит того, чтобы из-за неё увечить друг друга. – Прочь! Уходи отсюда! – ополчились обе женщины на перепуганную шлюху.
После холодной воды пыл дуэлянтов стал угасать и Куэвас разглядел в одном из них своего знакомого.
– И не стыдно вам сеньор Кортес драться на смерть с равным себе дворянином из-за какого-то пустяка. В крайнем случае, кинули бы монетку и решили бы спор по жребию. В прошлый раз я предлагал вам поступить к нам на службу, а теперь не могу этого сделать. Нет вакансий. Развяжите сеньорам руки и верните шпаги, – приказал Куэвас солдатам. – Им следует промыть свои царапины уксусом и перевязать.
– Простым солдатом я к вам не пойду, даже если будут вакансии. Много чести! – чуть отдышавшись, проворчал молодой человек с окровавленной на груди давно не стираной блузе. Вложил в ножны возвращённую ему шпагу и принялся стряхивать с себя мусор и пыль.
– Война притихла до времени, – пояснил суть иностранцам Куэвас. – Солдатам, сражавшимся с маврами, не платят, вот и расходятся кто куда. Куда же вы теперь сеньор Кортес?
– Дон Кортес! – крючковатый нос, поправил Куэваса гордый идальго и пошёл прочь. Сердобольная крестьянка смочила остатками воды из кувшина платок и протирала лицо недавнему сопернику дона Кортеса.
– Пустяки, сынок, рана не глубокая. Пойдём, я прижгу её уксусом, и всё заживёт. Блудница, боявшаяся расправы, которую над ней могли учинить две пожилые крестьянки, отбежала подальше и верно решила приголубить этого молодого человека. Деньги, даже совсем небольшие, были ей крайне нужны, чтобы накормить ребёнка.
Инцидент был исчерпан. Куэвас и солдаты вскочили на коней чтобы добраться, наконец, до входа во внутренний двор парадора – так назывался в Испании постоялый двор. И вот новая встреча:
– Сеньор Колон! Вы ли это? – проезжая через пустырь, где расположились на ночлег десятка два путников со своими вещами и животными, экономя деньги или же их не имея, спросил дон Куэвас человека в старом пропылённом плаще и широкополой шляпе, хорошо укрывавшей голову от горячего солнца Андалузии. Путешествовал этот сеньор на муле, а из вещей имел лишь большой мешок, притороченный к седлу, из которого торчал круглый кожаный футляр непонятного назначения.
Человек, которого окликнул Куэвас, слегка присел и поклонился, приветствуя знакомого офицера.
– Это Вы, дон Куэвас, я сразу узнал вас. – Славно вы разобрались с дуэлянтами!
– И я Вас, сеньор Колон, узнал не сразу. Вы что же, ночуете под открытым небом? – поинтересовался Куэвас.
– Я ещё не решил. Денег у меня немного, так что не знаю. Колон внимательно осмотрел спутников Куэваса и испуганно вздрогнул, когда увидел связанных по рукам разбойников, головы которых были обмотаны окровавленными тряпками.
– Вы знаете, кто эти двое? – перехватив его взгляд, спросил Куэвас.
Колон не ответил и больше не смотрел на измученных связанных разбойников, и они на него не смотрели красными от слёз, нехорошими глазами, лишь тихонько стонали от боли.
– Вижу, что их вид напугал вас. Это известные на всю округ братья Хазан – самые свирепые душегубы на всей дороге от Севильи до Кадиса. Сегодня им очень не повезло. Гости нашей Андалузии сеньоры Энрико и Мигель со своими слугами перебили банду, а главарей захватили. Вместо того, чтобы отсечь им головы своей замечательной саблей, сеньор Мигель отрезал негодяям уши, – пояснил Куэвас. – Послезавтра я доставлю их в Севилью и передам судье. Думаю, что их приговорят к колесованию, а потом сожгут. И поделом!
Человек, которого Куэвас назвал Колоном, очевидно, передумал оставаться на ночь под открытым небом и, звякнув тощим кошельком, в котором всё же кое-что имелось, повёл своего мула на постоялый двор. Возможно, что его заинтересовали сеньоры-иностранцы, которых сопровождал дон Куэвас.
3.
Приятно после трудного дня пути в зной, пыль, да в горячих железных доспехах – Генрих носил под плащом латы, а Михаил Ярославич ставшую привычной кольчугу – снять, наконец, всё это с себя, обнажиться по пояс и смыть прохладной водой пот и усталость, тем более, что поливает тебе из медного кувшина стройная черноволосая девушка лет шестнадцати с удивительными синими глазами, которые, хоть и изредка, но ещё можно увидеть в Андалузии.
Девушку зовут Кончита. Миниатюрная, росточком не достигает и плеча Михаила Ярославича, смешливая, хорошенькая. Генрих пытается говорить с ней по латыни, ничего не получается. Кончита хихикает, и что-то лопочет в ответ по-испански. Красиво это у неё получается, словно птичка щебечет. Вытирая тело полотенцем, Михаил Ярославич залюбовался девушкой, лившей воду на могучую спину барона фон Руге. Прислуживать знатным иностранцам, оплатившим за постой вперёд серебром и заказавшим роскошный для его харчевни ужин, Кончиту отправил отец – владелец постоялого двора сеньор Рамирес.
«Вот и наша с Любавой Олюшка скоро станет такой. Четырнадцать годков исполнится ей под Рождество. Только в маму косою светла наша Олюшка и ростом выше будет, не в пример хорошенькой сеньорите. А глаза у Олюшки такие же синие, как у этой испаночки. Живы ли, сердешные…» – от таких мыслей тоска набежала, слеза горькая подкралась. Вытер князь Михаил её полотенцем.
– Не понимает она тебя, Хенрик. Учись испанскому языку, – посоветовал побратиму князь Михаил и принялся надевать на сухое тело чистую льняную рубашку, каких захватил с собой, покидая Русь, с добрую дюжину. Жизни не хватит – все их износить.
– Сейчас, Михель, помоюсь и сразу же возьмусь за изучение испанского языка! – шутливо ответил Генрих. – Хоть и похож на латынь, да ничего не поймёшь. Будешь мне помогать, красавица? – приподняв голову, спросил он Кончиту. Девушка вылила на него остатки воды и помахала головой – дескать – «не понимаю».
– Кончита! Приглашай сеньоров к столу. Ужин готов! – позвала дочку мать, приподнявшись по лестнице и заглянув на второй этаж.
– Сейчас, мама! сеньоры уже умылись и переодеваются! – ответила девушка и, подхватив тазик, куда стекала вода, показала задевавшему её барону фон Руге розовый язычок. В ответ на его громкий смех сбежала по лестнице к маме и, что-то шепнув ей, выскочила на улицу выплеснуть воду.
Внизу, на первом этаже, где питались постояльцы, всё было готово к ужину. Хозяйка и хозяин с помощью двух служек – мальчиков лет двенадцати-тринадцати: мавритёнка и негритёнка, которых сеньор Рамирес весьма дёшево прикупил на рынке в Севилье этой весной, накрыли на самом лучшем столе. Был тот стол, украшенный с боков резьбой – виноградными листьями и гроздьями замечательных винных ягод, которым так богата Андалузия, сработан лет сто назад и морёного дуба и отполирован до блеска рукавами камзолов тех, кто за ним пировал. К столу были приставлены удобные стулья со спинками, на сидениях которых лежали расшитые мавританским узором мягкие подушки. Знатным сеньорам полагалось сидеть на мягком. Подушки для сидения испанцы переняли от мавров, однако укладывали их на стулья, жёсткие диваны или лавки, в отличие от мусульман, предпочитавших сидеть на подушках, уложенных на полу.
На столе стояло вино в стеклянных бутылках и кувшинчиках из превосходной испанской терракоты, оловянные тарелки и медные блюда со всякой снедью – от копчёной баранины и овечьего сыра до маслин и фруктов. Горячее – зажаренного поросёнка пока не подавали.
Генрих и Михаил Ярославич, оба переодетые в чистое, спустились вниз и осмотрели харчевню небогатого постоялого двора. Слуги: Ганс, Якоб и Иван, рану которого врачевал и перевязал чистым полотном лекарь из новых христиан по имени Лазарь, весьма кстати оказавшийся на постоялом дворе, устроились на лавке без подушек за общим столом, с другой стороны которого ужинали несколько путников, все простолюдины и по виду крестьяне. В отличие от сеньоров и богатых людей волосы их были коротко подрезаны, подбородки бриты, разве что оставались на смуглых лицах небольшие усики – чёрные, как смола, или с сединой у тех крестьян, что были постарше. Одежда у всех одинаковая: камзол длиной до колен из тёмно-зелёного, дешёвого сукна, под ним рубаха с большим, откинутым на плечи воротником. На ногах чёрные чулки и башмаки из грубой кожи. Подпоясывались крестьяне широкими кожаными поясами, к которым крепился кожаный кошель и нож той длины, что была разрешена для простолюдина, также в кожаных ножнах.
Иван не перестал дивиться одеждам немцев, фламандцев, а теперь и испанцев:
«Чудно! У нас на Руси так и бояре не одеваются» – думал он: «А постой народ и того проще – рубаха до пят, да порты. У кого сапог нет – тот в лаптях, а то и вовсе босой».
До семнадцати лет Иван ходил в одной рубахе, помогал родителям крестьянствовать, учился жить на земле и кормиться ею. Всё в жизни ему был ясно. К осени мать соткёт холст и сошьёт сыну порты. Батя продаст поросёнка, купит ему сапоги и ещё кое-что. Как уберут урожай, станут наведываться к дальней родне в соседние деревеньки – пора подыскать сыну в невесту. Вырос, вот уже и бородка закурчавилась. Как присмотрят хорошую девушку – здоровую и работящую, да сговорятся с её родителями, так обручатся молодые люди, а следующей осенью поженят их, чтобы к лету ребёнка родили и вынянчили, пока тепло.
«Не сбылось…» – тяжко вздохнув, думал Иван. Нагрянули той же осенью татары из Дикого Поля42, пожгли немало русских деревень, взяли людей в полон и погнали в неволю. Только самые сильные пленники дойдут по степи до Кафы43, а там продадут их на генуэзские и турецкие галеры, откуда не убежать – либо с кораблём и цепью на дно, либо так бросят на съедение рыбам, когда обессилит человек и не сможет ворочать веслом. Слышал Иван такие рассказы от одного старца, поселившегося возле деревни. Чудом вернулся тот с чужбины, побывав на галерах и в турецкой неволе.
Только повезло русским пленником. Нагнали татар в пути ратные люди, порубили басурман, многих освободили пленников. Хотели в родные мета возвращаться – не дали. Погнали в другую неволю, в боярскую. На Волге за Нижним Новгородом строились крепости, много людей для этого требовалось. В пути сбежал Иван, попал к разбойным людям, грабившим купцов по всей Волге. Так и остался с ними, а через несколько лет оказался на севере, где пристал к новгородским ушкуйникам…
Иван очнулся от толчка в спину. Это Ганс прервал его воспоминания, и вовремя. Подошли два испанских солдата, сопровождавшие их вместе с офицером, и уселись на лавку, потребовав у хозяйки обычные в этих краях бобы, овечий сыр, варёную баранину и хлеб. Ганс и Якоб предложили солдатам по стаканчику вина, и все вместе выпили, после чего между ними завязалась оживлённая беседа. Это при том, что друг друга они практически не понимали.
Посмотрев на слуг, Князь Михаил Ярославич и барон Руге переглянулись и улыбнулись. Пока Ганс и Якоб разбирались с испанцами, вспоминая немногие латинские слова, слышанные ими когда-то от католического священника во время проповеди, Иван не знавший никаких иных слов кроме русских и немецких, поедал с аппетитом баранину, Рана его не беспокоила и скоро плечо, пробитое стрелой арбалета, заживёт.
Князь Михаил перевел взгляд. В дальнем и самом тёмном углу восседали трое длиннобородых постояльцев в длинных чёрных плащах и чёрных шляпах, надвинутых на головы по самые брови. Из-под шляп свисали длинные волосы, заплетённые в несколько мелких косичек. По внешнему виду князь Михаил узнал в этих людях иудеев, которых видел в Кадисе и Лиссабоне, куда заходили на день по пути в Испанию. Торговый народ иудеи, денежный.
«Странно, что не боятся путешествовать по дорогам, где орудуют банды разбойников» – подумал он. – «Наверное, путешествую с охраной или с большими толпами».
За отдельным маленьким столиком возле окна скучал дон Куэвас, потягивая красное вино. Рядом с ним стояла миска с варёной бараниной и тарелка с сыром и луком, слом – обычная пища простолюдина. Испанский офицер, с которым князь и барон познакомились в дороге, им понравился. Куэвасу в свою очередь понравились рослые и уверенные в себе иностранцы, истребившие банду разбойников и великодушно передавшие офицеру Санта Эрмандады свою добычу – сразу двух главарей – братьев Хазан.
– Дон Куэвас, присоединяйтесь к нам, отужинаем вместе. Завтра простимся, и кто знает – доведётся ли ещё когда-нибудь встретиться, – пригласил Генрих к своему столу испанского офицера.
– Благодарю, вас за доброту, дон Энрике и вас, дон Мигель. Только я, увы, не при деньгах. Месяц на исходе и жалование скоро выдадут, но пока, увы… – испанец вяло развёл руками, давая понять, что такие пиры ему не по средствам. Приходится довольствоваться стаканчиком красного вина, овечьим сыром, луком и варёной бараниной.
– Не стесняйтесь, дон Куэвас. Деньги – дело наживное, отужинайте с нами, – повторил приглашение барон Руге.
– Куда вы подевали, наши трофеи? – спросил присоединившегося к ним офицера Михаил Ярославич.
– Сеньор Рамирес выделил под арестантов пустой подвал. Ночь просидят там, а утром прибудут мои люди, которые хоронят разбойников, перебитых сегодня вами, сеньоры, и я отправлю под конвоем этих преступников до Севильи.
– Хорошо ли закрыт подвал? – поинтересовался Генрих, пробуя вина из бутылок и кувшинчиков. – Вот этого побольше, наконец, он выбрал вино по вкусу и попросил перевести свою просьбу хозяину, который находился поблизости и, терпеливо ждал – вдруг богатые иностранцы позовут к столу и его.
Куэвас перевёл просьбу хозяину, тотчас же отправившемуся за вином, понравившимся гостям, а понравился им, конечно же, херес – лучшее вино Андалузии44, и сообщил донам Энрике и Мигелю, что подвал заперт на железный засов, а за арестантами присматривают сторож и собака – местная каталонская овчарка.
– Собака не крупная и не свирепая, но чуткая и прекрасный сторож, – пояснил гостям достоинство местной породы дон Куэвас, выпив стаканчик крепкого хереса и с аппетитом поедая копчёную баранину. Хозяин постоялого двора, после очередной ходки за вином в свой самый заветный погребок был приглашён к столу и, прислушиваясь к непонятной ему латыни, неторопливо потягивал дорогой и хороший херес, который покупал в Севилье.
Херес – это для состоятельных сеньоров. Собственный виноградник годился лишь для обычного красного вина. Сейчас самый разгар виноградного сбора. Работы невпроворот. Оба сына дона Рамиреса в войске Изабеллы и Фердинанда, бьются с маврами. Жена, дочь Кончита и мавританка Амина, купленная немногим позже мавритёнка и негритёнка, встают до рассвета. Едва успевают подоить коров и отправить их в стадо, пасущееся возле реки, где есть зелёная травка, как пора собирать виноград. Без сынов плохо, когда ещё вернуться – одному богу известно. Вои и пришлось купить девушку и двух мальчишек в Севилье. Так все сейчас делают, кому нужны работники и у кого есть для этого деньги. Жена, дочь и мавританка вместе с мавритёнком и негритёнком, из которых со временем выйдут хорошие работники, до зноя собирают ягоды, а затем жена готовит на кухне, а девушки давят до обеда ногами сок. Оттого ноги их так насытятся ароматом спелых ягод, что от этого может кружиться голова…
Мавританка Амина была ровесницей Кончиты. Девушка обычная, не слишком красивая, но и не безобразная. Стоила она сеньору Рамиресу сравнительно недорого. Пожилой марран, продававший юную мавританку, сообщил покупателю, что она не девственница, а потому продаётся с солидной скидкой. То, что мавританка не девственница, вполне понятно. Испанские солдаты, штурмовавшие мусульманские города, подвергали женское население насилию точно так же, как это делали мусульманские завоеватели века назад. Как бы то ни было, но хозяйству сеньора Рамиреса от мавританки большая помощь. Хозяин уже подумывал и о том, что девушку можно предлагать постояльцам на ночь за умеренную плату. Советовался с женой, та не возражала. Лишние деньги не помешают. В последнее время Кончита с Амина сдружились, и это Рамиресу не нравилось. Он ругал дочь, и полагал, что как только мавританка пойдёт по рукам, Кончита от неё отвернётся, как это следует сделать целомудренной девушке.
«Что если предложить мавританку сеньорам Энрике и Мигелю? – подумывал Рамирес, потягивая вино и выжидая подходящий момент.
За окнами стемнело. На дворе звенели цикады, перебиваемые звуками мандолины. Красивый юношеский голос напевал песенку, куплеты в которой отдавались то печалью, то радостью.
– Это Эрнандо, сынок деревенского старосты. Каждый вечер играет под нашими окнами, смущает своими троветами45 нашу Кончиту, – пояснил дон Энрике гостям и Куэвасу. – Пойду, прогоню его. Кончите рано вставать. Вот соберём виноград и надавим вина, тогда пусть поёт, а после Рождества засылает сватов, – делился с гостями своими мысли сеньор Рамирес, а испанский офицер переводил его слова на латынь и рассказывал гостям о жизни местных крестьян. В жилах этих людей течёт кровь иберийцев и римлян, вандалов и готов, мавров и ещё бог весть каких народов, ходивших из Европы в Африку и обратно по широкому мосту, имя которому Испания.
Генрих увлёкся беседой с испанцами, а князь Михаил, слегка захмелевший от выпитого вина, принялся наблюдать за троицей иудеев, облачённых во всё чёрное. Вот рядом с ними появился то самый сеньор, что повстречался у въезда на постоялый двор. Кажется его имя Колон, так назвал его дон Куэвас. Когда Михаил Ярославич обратил внимание на эту троицу в первый раз, сеньора Колона меж ними ещё не было. Он появился позже и незаметно.
– Кто эти люди? – спросил у Куэваса князь Михаил.
– Иудеи. Купцы средней руки. Едут в Кадис за товарами, которые везут морем из Фландрии, Аллемании, Гвинеи46 других стран. Народ денежный, едут с охраной, частенько нанимают за деньги и нас. При маврах им жилось не в пример вольготнее, чем сейчас, а Кордова в те времена была очень богатым городом.
Простой народ их не любит, обвиняет в своей бедности. Сеньоры тоже не любят, требуют от Изабеллы и Фердинанда изгнать из страны тех, кто откажется принять христианскую веру. Многие уже приняли, но и их поприжали. Сеньор Торквемада не доверяет новым христианам, особенно бывшим иудеям. В этом деле бедняки его поддерживают, надеются разбогатеть.
– У нас на Руси таких людей нет, – заметил Михаил Ярославич. – У нас вместо мавров и иудеев – татары и турки. Те воевать мастера. Не дают Руси ходу ни на юг, ни на восток, губят торговлю с заморскими странами, а таких, как эти люди – у нас нет.
– Станет Русь богатеть – появятся, – усмехнулся Генрих. – У нас они появились и у вас будут. И чего это ваш знакомый сеньор Колон крутится среди них? – Барон Руге вопросительно посмотрел на испанского офицера.
– Показывает им какие-то листы, возможно, хочет продать, - пожал плечами Куэвас и наполнил опустевший стаканчик хересом.
– Давно вы его знаете? – спросил князь Михаил.
– Встречал несколько раз в Кадисе и Севилье. Вообще-то он у нас недавно – года полтора. Перебрался из Португалии. Но не португалец. Родом как будто из Италии, рассказывал, что из Генуи. Деятельный сеньор. Повсюду заводит знакомства и, говорят, имел аудиенцию у нашим монархов Изабеллы и Фердинанда. Дай господи им многих лет жизни! – решительно перекрестился дон Куэвас и продолжил, что знал, о сеньоре Колоне: – христианин, католик, однако, похож на маррана. В общем, человек непонятного происхождения.
– Почему вы так решили? – удивился барон Руге, внимательно посмотрев на сеньора, родившегося в Генуе. В этом богатом торговом городе Генриху удалось побывать пятнадцать лет назад по пути Рим. Лицо генуэзца было круглым и не таким смуглым, как у жителей Андалузии. Нос крупный, глаза тёмные, ничем непримечательные. Сеньор Колон был одет как обычный испанский горожанин среднего достатка, не занимавшийся физическим трудом.
На нём был зелёный камзол с капюшоном, голубые чулки на ногах, башмаки из красной кордовской кожи. На голове бардовая плюшевая шапочка, из-под которой выбивались тёмные с едва заметной проседью кудри. Что ни говори – одежда яркая, подчёркивающая темперамент её владельца. У пояса сеньора Колона висела короткая шпага той формы, которую обычно носили моряки. Позднее такое оружие стали называть кортиком.
Разобраться кто в Испании старый христианин, кто новый из крещёных мавров, а кто марран иностранцу было не по силам.
– Вам, сеньоры, этого не разглядеть, но испанцу, предки которого семьсот лет жили среди мавров и иудеев, хорошо видно кто есть кто. Это у нас в крови, – признался дон Куэвас. – Да простит меня Дева Мария, если я ошибаюсь, – после небольшой паузы добавил испанский офицер и выпил глоток замечательного хереса, поданного к столу дорогих гостей.
Сеньор Рамирес уловил момент и велел подать гостям главное блюдо – зажаренного целиком поросёнка, приправленного маринованным луком, маслинами, петрушкой и прочими специями приятно щекотавшими ноздри. Жаркое на большом овальном подносе подавала гостям мавританка Амина, ввиду своей веры даже не прикоснувшаяся к вкуснейшему мясу.
Те посетители харчевни из христиан, что сидели за большим общим столом, проводили взглядом поднос с зажаренным поросёнком, а Ганс, Якоб и Иван, сидевшие по другую сторону стола, принялись с новыми силами доедать бобы и баранину, дожидаясь, когда господа пожалуют им часть поросёнка со своего стола.
Почувствовав запах свинины, иудеи поспешно поднялись и, бормоча под нос свои молитвы и кивая им в такт головами, поспешили к лестнице, которая вела на второй этаж в комнаты постояльцев.
– Не выносят запаха свинины. Глупцы, – ухмыльнулся им вслед дон Куэвас. – Иегова47 не позволяет им есть свинину, это самое дорогое у нас мясо, не то, что баранина или бычатина. Мавры тоже не едят свинину, зато новообращённые из мавров ещё как едят! – пояснял иностранцам тонкости местной жизни испанский офицер.
На короткое время Колон остался в одиночестве, однако, будучи человеком активным и христианином, не отвергавшим свинины, не убирая листы бумаги в футляр, направился к столу иностранцев, ужинавших в компании знакомых ему офицера Санта Эрмандады и хозяина постоялого двора.
– Приятного вам аппетита, сеньоры! – примерно так приветствовал кампанию сеньор Колон, который так же неплохо говорил на латыни – языке межнационального общения жителей средневековой Европы, в которой ещё не начались религиозные расколы, и католическая церковь распространяла латынь среди людей образованных. Теперь этот практически забытый язык используют лишь медики в своих хитроумных рецептах.
* *
Сложив руки и опустив голову, мавританка покорно стояла возле стола для знатных гостей, ожидая дальнейших распоряжений хозяина.
Сеньор Рамирес придирчиво осмотрел свою собственнось и улучшив момент, шепнул на ухо Куэвасу.
– Дон Хуан, скажите нашим гостям, лучше дону Энрике, что я готов предложить им эту девушку на ночь. Девушка здорова и юна. Она им понравится. И ещё скажите, что они заплатили сполна, так что за мавританку платить не надо.
Куэвас не стал возражать. Дело обычное, а мавританка хоть и не красавица, зато юна, свежа и хорошо сложена. Такая не может не понравиться двум далеко уже не молодым мужчинам.
Испанский офицер тут же изложил барону Руге суть предложения хозяина постоялого двора.
– Вот как! – удивился Генрих, ещё недостаточно хорошо разбиравшийся в порядках, царивших в Андалузии – провинции, граничащей с Гранадским эмиратом, на территории которой шла затяжная война. – Отчего же сеньор Рамирес предлагает эту девушку в наложницы? Кто эта девушка, которая принесла нам великолепное жаркое?
– Она мавританка. В прошлом году наша армия взяла Лоху. Было захвачено большое количество пленников. Сеньор Рамирес купил её и двух мальчишек – мавритёнка и негритёнка. Они его собственность, – объяснил барону Руге и князю Михаилу, внимательно рассматривавшим девушку-мавританку – рабыню сеньора Рамиреса.
От одной только мысли, что и его семья, переселённая после присоединения новгородских земель к Москве на южные рубежи Руси, могла оказаться в татарском плену, князю Михаилу стало не по себе. Ему было жаль эту девушку, хоть и была она мавританкой. А мавританцы и басурманы суть одна – непримиримые враги всех христиан – и католиков и православных. В тот год, когда родился Михаил Ярославич, пал Константинополь и завершилась тысячелетняя история Византийской империи – матери и опоры православного мира. Теперь эта ноша легла на плечи Руси, святая обязанность которой выстоять и, накопив сил, придти на помощь единоверцам: болгарам и сербам, грекам и прочим народам, томящимся под турецким игом.
– Я не приму этой девушки, – отказался князь Михаил.
– Я тоже, – проявил с ним солидарность барон Руге. – Вот что, сеньор Рамирес. Видите наших оруженосцев?
Куэвас старательно переводил Рамиресу с латыни на каталонский язык, который уже стал ядром нового языка всех жителей молодой и энергичной страны, и этот язык скоро станут называть испанским.
– Сегодня наши слуги хорошо стреляли из арбалетов и заслужили награду. Всего поросёнка нам не осилить, – с этими словами Генрих разрезал жаркое большим ножом и половину от головы прекрасно зажаренного поросёнка велел передать слугам и оруженосцам. К ним же сеньор Рамирес отвёл мавританку, строго приказав не отказывать гостям ни в каких их желаниях.
Вместе с Рамиресом к своим солдатам подошёл дон Куэвас, изрядно захмелевший от крепкого хереса. Не полагаясь на сторожа из местных крестьян, которого нанимал хозяин постоялого двора, офицер приказал своим солдатам караулить по очереди у входа в подвал, куда бросили связанных по рукам и ногам братьев Хазан.
4.
Сеньор Рамирес покинул гостей сразу же после того, как повеселевшие Ганс, Якоб и Иван быстро съели поросёнка, не забыв при этом угостить испанских солдат, и с довольным видом ушли в выделенную им комнату, галантно, насколько это было возможным, сопровождая покорную, готовую ко всему мавританку Амину, стыдливо прятавшую большие чёрные глаза.
Остальные постояльцы парадора, отужинали и разошлись спать ещё раньше, расплатившись с хозяином за ужин. Остались лишь иностранцы, испанский офицер и сеньор Кристобаль Колон, разложивший на освобождённом от тарелок и бутылок краю стола свои сокровища. Это были географические карты, преимущественно морские. Их он вычерчивал самолично на больших листах добротной бумаги, пользуясь специальной тушью, которая не боится влаги. В те времена лучшую бумагу изготавливали в Италии и ввозили во многие страны, в том числе и в Испанию.
Разворачивая карты и прихватывая их концы, так чтобы не сворачивались пустыми бутылками от вина, сеньор Кристобаль не упустил возможность отведать зажаренного поросёнка, а потому пока рот его был занят, молчал. Наконец с вкусным мясом было покончено. Сеньор Кристобаль промокнул платочком жир на губах, довольно полных и ярких, какие бывают у женщин, этим же платочком вытер руки и, опорожнив стаканчик хереса, который для него наполнил дон Куэвас, принялся показывать иностранцам плоды своего труда, делая пространные пояснения на хорошей латыни.
– Посмотрите, сеньоры, вот Наше море48. Вот земли, захваченные турками, – Колон указал на правый край карты, где располагался восток. – А здесь берега, которые населяют мавры. Вот земли христиан: Италия, Франция, Сицилия, Сардиния. А вот Португалия и Испания. Вот земли Гранады, где всё ещё правят мавры, а вот Кадис, Гвадалквивир и Севилья, куда вы держите путь, – пояснял иностранцам сеньор Кристобаль Колон, гордившийся своими картами.
– Я уже догадался, сеньоры, что вы добирались до Кадиса морем и очевидно, желаете поступить на службу нашим благороднейшим монархам и участвовать в войне с маврами. Это дело святое! – повысил голос Колон. – Сейчас в Испанию прибываю рыцари со всей Европы, чтобы навсегда изгнать мавров с Пиренейского полуострова. Это дело чести всех христиан, особенно после того, как турки захватили Грецию и другие христианские страны на востоке. Осмелюсь спросить, сеньоры, из какой страны вы приплыли в Испанию? На англичан вы не похожи, на французов тоже…
– Дон Михель родом из Руси, – указал на своего друга барон Руге, – а я прибыл в Испанию из Германии, из города Любека.
– Вот как! – обрадовался Колон. – Я слышал об этих странах, но никогда в них не бывал. Видел на географических картах. – Колон порылся в рулоне своих карт и извлёк на свет, исходивший от дюжины свечей, одну из них.
– Вот уточнённая карта, составленная мною на основании карт греческого географа Птолемея49, карт северной Европы, составленных во времена Карла Великого50 и карт, которыми пользуются ганзейские купцы.
Все надписи, сделанные на греческом, латинском и немецком языках, переведены мною на каталонский язык51, – похвалился сеньор Колон. На этой карте изображена Британия с Ирландией, Франция, Германия, а дальше Датское и Польское королевства, земли Тевтонского ордена и Московия. А это Скандинавия – земли прочих норманнов.
– Так вам известен язык немцев? – удивился барон Руге.
– Немного, – скромно ответил Колон. – Не желаете ли, сеньоры приобрести одну из моих кар? – он с надеждой заглянул в глаза иностранцам. – В Севилье вы не найдёте таких точных карт, начертанных на хорошей бумаге.
– В Севилье мы окажемся не так скоро. Наш путь лежит в замок сеньоров Руссо, а карты, оставшиеся на нашем корабле, не менее точные, чем ваши. В Германии изготавливаю хорошие карты северных морей. На вашей карте, сеньор Колон, есть остров Туле. Вот он, – Михаил Ярославич указал на небольшой, вытянутый с запада на восток островок, начертанный на краю листа бумаги. – Этот остров заселён христианами с давних пор и зовётся Исландией, что значит «Страна Снега». А что дальше на севере? Здесь у вас сделана надпись, переведите её.
– Северный океан. У Птолемея он назван Скифским, – Колон прочитал красивую, выполненную им каллиграфическую вязь, и перевёл на латынь.
– Скифский океан и есть Русский. Скифы предки наши. Русские люди плавают по этому океану с незапамятных времён. Охотятся за морским зверем и ловят рыбу. На берегу Белого моря, у вас его нет, а оно вот где, – указал на карте князь Михаил, – а так же в реках, в него впадающих, есть гавани, откуда в океан выходят ладьи52 русских мореходов, которые называют себя поморами. Их ладьи плавают на Матку и Грумант53. И этих земель нет на вашей карте. Норманны плавают на восток к Белому морю и на запад в Исландию. За Исландией есть ещё одна большая страна, в которую плавали норманны из Скандинавии ещё пятьсот лет назад, но сейчас пути туда забыты по причине сильных холодов54. Ничего этого нет на вашей карте, сеньор Колон, – покачав головой, заметил князь Михаил. – Наш ушкуй плавал в Белом море, которое зимой покрывается льдом, а летом в него заплывают киты. Вот путь, который мы проделали прежде чем добраться до Кадиса, – князь Михаил очертил рукой путь корабля от Руси до Испании.
– Ого! – удивился сеньор Колон. – Ваш путь превышает расстояние от Кадиса до Гвинеи. Вы назвали свой корабль ушкуем. Велик ли он? Способен к плаванию в открытом океане? – полюбопытствовал заинтригованный картограф.
– Предки сеньора Руге, плавали по открытому океану более пятисот лет назад, а корабли северных мореходов, которые стоились из твёрдого дерева – дуба или бука были не лучше нашего ушкуя. В Кадисе мы видели много различных кораблей, пришедших в Испанию из разных стран. Самые большие из них – каракки55 и каравеллы. Они хорошо вооружены, имеют до двадцати и более пушек, однако, на мой взгляд, хуже всего приспособлены для плавания по бурному океану.
Сеньор Кристобаль Колон задумался и почесал за ухом:
– Мой путь лежит в Кадис. Я обязательно осмотрю ваш корабль, сеньоры. Судя по его названию, я такого ещё не видел. Не могли бы вы дать мне рекомендательное письмо, с которым я мог бы обратится к капитану вашего корабля? – спросил сеньор Кристобаль Колон.
– Полагаю, что такое письмо будет излишним, – возразил князь Михаил. – Мой человек, оставшийся за старшего, читать не умеет. Никакого письма от вас он не примет. Посмотрите на корабль со стороны. Думаю, что вам, опытному мореходу, этого будет вполне достаточно.
Отказ в письме и замечания иностранца, прибывшего в Андалузию из загадочной Руси, о которой сеньор Кристобаль Колон почти ничего не знал, тем не менее, не смутили его. Уроженцы Италии, а тем более генуэзцы с их неукротимым напором умеют выходить, не потеряв лица, и не из таких ситуаций.
– Север, сеньоры, не мой конёк, – как ни в чём ни бывало, заявил Колон. – Я хорошо знаю наше Средиземное море и океан к югу от Испании и Португалии, а так же морские пути вдоль мавританских берегов к берегам Гвинеи. Будучи в Португалии, я плавал в Гвинею и собственными глазами увидел, а затем начертил на картах путь в жаркие страны, населённые дикими чернокожими племенами, в страны, где таятся огромные богатства! – В живых карих глазах сеньора Кристобаля Колона засверкали огоньки. Он принялся увлечённо рассказывать сеньорам Энрике и Мигелю, а заодно и испанскому офицеру Хуану Куэасу, с которым был знаком по нескольким дорожным встречам, о путешествиях в сказочную Гвинею, где горячее солнце родит золотые самородки56, а в земле находят алмазы. В тех краях водятся невиданные в Европе звери и слоны с огромными бивнями, кость которых высоко ценится. Густые леса, из которых вытекаю полноводные реки, населены воинственными чернокожими дикарями. Они постоянно воюют между собой, а белым людям отдают за стеклянные бусы и металлические вещицы своих пленников, которых можно выгодно продать на рынках Лиссабона и Порто57.
Хоть и интересно было послушать сеньора Колона, но Генрих и Михаил Ярославич, выпившие изрядное количество крепкого хереса и плотно поужинавшие, устали, желая поскорее добраться до своих комнат и уснуть. Однако ни барон Руге, ни князь Михаил не успели произнести прощальных слов. Сеньор Колон, будучи человеком напористым, опередил их. Не желая упускать покупателей, которым никак не удавалось продать ни одной карты, он развернул следующий лист: западный берег Испании, Мавритания, Мадейра, Азорские и Канарские остова, за которыми простирался океан с группой островов там де заканчивалась карта.
– В Португалии я познакомился с вашим, сеньор Энрике, соотечественником по имени Бехайм58. Он только что вернулся из экспедиции Диего де Као, которая продлилась полтора года. Португальцам удалось открыть устье огромной реки, какой ещё не удавалось увидеть никому. Они вернулись с богатой добычей, а учёный немец начертил морскую карту пути в Гвинею, которая я видел и она совпадает с моею картой, – продолжал удивлять иностранцев неутомимый генуэзец.
Неожиданно, к великой радости сеньора Кристобаля Колона, эта карта заинтересовала барона Руге и князя Михаила.
– Вы полагаете, что океан не имеет конца? – очертив рукой левый край карты, спросил Генрих у сеньора Кристобаля.
– Многие так считают, – уклончиво ответил Колон.
– А вы, сеньор Кристобаль, тоже так считаете? – поинтересовался князь Михаил.
Колон внимательно посмотрел на немецкого барона и русского князя, помолчал, очевидно, обдумывая, стоит ли посвящать иностранцев в свои мысли, которые он пока не доверять морским картам, предназначенным для продажи. Именно с этой целью он направлялся в Кадис, где в преддверии осенних штормов собирались корабли западного побережья Испании, хозяева которых наполнили за лето свои рундучки серебром и станут покупать у него морские карты.
– Слышали ли вы, сеньоры, что-либо о стране семи городов, которую называю Антилией? – решился, наконец, сеньор Кристобаль упомянуть о таинственной земле за океаном, о которой говорили многие учёные, географы и моряки. Эти острова, которые некоторые учёные люди, изучавшие античные римские и греческие тексты, полагали «Островами блаженны»59, манила к себе многих мореплавателей, однако оставалась недостижимой. Колону рассказывали о моряках, который якобы там побывали, но лично таких он не встречал.
– Нет, – пожал плечами Генрих.
– Нет, – покачал головой Михаил. – Хотя, – он глубоко задумался. – Пятнадцать лет назад, в год нашего знакомства с Генрихом Руге, когда везли на Русь греческую принцессу, мне доводилось беседовать католическим кардиналом, её сопровождавшим. Знание латыни мне весьма пригодилось, а кардинал, будучи человеком образованным, рассказал об очень древней удивительной стране Атлантиде, которая погрузилась в океан во время величайших бедствий. Было это задолго до основания Рима, однако те события сохранились в памяти древних эллинов и египтян. Позднее эти события были записаны египетскими мудрецами и от них попали в руки философу Платону. По словам кардинала, это было именно так. Слышали ли вы, сеньор Колон, об Атлантиде?
– Разумеется, сеньор Мигель. Атлантида находится на дне океана напротив Геркулесовых столбов. Азорские острова, вот они, – Колон указал рукой на несколько небольших островков, – ни что иное, как вершины гор Атлантиды. Это всё, что от неё осталось.
Тема Атлантиды на этом была исчерпана, и Кристобаль Колон ещё раз предложил иностранцам купить у него карту.
– Интересная карта, – заметил Генрих. – Это и есть Острова блаженных? – он указал на край карты, где было начертано сеть островов, очевидно по числу городов, разместившихся на них.
– Да, это они. Говорят, что португальцы плавали к этим островам, но это было давно и никаких документов, к сожалению, не сохранилось, – подтвердил Колон.
– А что же дальше? – спросил князь Михаил. – Многие учёные утверждают, что земля круглая, а, следовательно, океан не может быть безграничным?
– Совершенно с вами согласен, дон Мигель, – не заставил себя долго ждать Колон. – С этим теперь всё в порядке. Католическая церковь признала, что земля имеет форму шара. По моему убеждению, за Антилией лежит остров Сипанго60 и земли Великого хана. Иначе эти земли называют Катай61. Слышали ли вы сеньоры об этих странах, которые есть на других моих картах?
– Об Улусе Великого Хана, имя которого Чингис, на Руси многие знают. Внук Чингисхана хан Батый прошёл с огнём и мечом по Руси. От той беды прошло уже двести пятьдесят лет62. Ныне Русь освободилась от ордынского ига, но люди о том, что было, не забывают. А в ставку Великого хана – завоевателя земель Востока и Запада, ездил с посольством князь Александр Ярославич63.
– На Руси помнят и чтят имя князя Александра – победителя шведов и псов-рыцарей64, – удивил Колона своим рассказом Михаил Ярославич.
– Пожалуй, мы купим эту карту с океаном и островами, - согласился на предложение картографа барон Руге и посмотрел на князя Михаила, кивнувшего другу в знак согласия. – Сколько вы за ней хотите?
– Один дукат65, – скромно назвал цену сеньор Кристобаль Колон.
– Золотой дукат! Не слишком ли много? – удивился Генрих и посмотрел на Михаила Ярославича: – стоит ли?
Князь Михаил приподнял край рубахи, перехваченной по талии шёлковым ремешком, и извлёк из кошеля новый серебряный рубль московской чеканки.
– Сеньор Колон, взгляните на эту монету, – Михаил Ярославич передал рубль картографу, – Полагаю, что такой монеты вы ещё не встречали. Монета новая, крупная из лучшего серебра, отчеканена в Москве и тяжелее немецкого талера. На Руси за такую монету можно купить дойную корову вместе с телёнком. Такова цена этой монеты. Думаю, ваша карта стоит её.
Неправильной формы, каких уже не чеканят в Европе, новая и блестящая, очевидно ещё не ходившая по рукам монета и её стоимость произвели впечатление на картографа. Он повертел её в руках, определил на глаз вес, попробовал серебро на зуб, на вкус и согласился.
Рубль скрылся в кошеле сеньора Кристобаля Колона, а карта, свёрнутая в рулон и перевязанная тесьмой перешла в руки князя Михаила.
– Сеньоры, вы назвали имя уважаемого дона Руссо, в замок которого лежит ваш путь. Я слышал об этом семействе. Очень древний и уважаемый род. Сеньоры Руссо весьма состоятельные и просвещённые люди. Мне бы очень хотелось показать им свои карты и некоторые книги, – Колон не забыл того, о чём услышал в начале беседы и выбрав время, стал напрашиваться в попутчики иностранцам. У генуэзца, кем часто представлялся Кристобаль Колон, подчёркивая тем самым, что родом он из просвещённой Италии, были большие планы, которые не удалось осуществить в соседней Португалии. Для задуманного ему были необходимы деньги, и перебравшись в Испанию, генуэзец хотел заполучить их во чтобы то ни стало. Первая аудиенция у четы монархов, которым его представил старший сборщик налогов Авраам Мажор, не принесла желаемого. У Фердинанда и Изабеллы, говорившей с ним, не было лишних денег. Для того, чтобы плотить солдатам, королева Кастилии была вынуждена закладывать кордовским ростовщикам из маранов свои драгоценности, а с горожан и крестьян мытари Авраама Можора собирали налоги каждые двадцать дней. Об этом и ещё о многом, сеньор Кристобаль Колон хотел рассказать иностранцам, в чьих кошелях было серебро, а возможно и золото, к тому же ехавших в замок богатых сеньоров Руссо. Колону хотелось изменить свой маршрут и вместо Кадиса завести знакомство с доном Хорхе де Руссо – старейшиной старинного рода.
– Довольно, сеньор Колон, на сегодня довольно! – дождавшись небольшой паузы, остановил напористого генуэзца барон Руге. – Мы переполнены вашими интересными рассказами. Продолжим в следующий раз. Кстати, дон Куэвас, вы обратили внимание на шпагу сеньора Колона, который, как нам теперь известно, плавал по океану до Гвинеи.
– Укороченная шпага, значительно шире обычной. Иметь такие шпаги предпочитают моряки, – ответил очнувшийся от охватившей его дрёмы испанский офицер, сильно уставший за день и выпивший изрядное количество крепкого хереса.
– Такие же шпаги мы отобрали у разбойников братьев Хазан, которые сидят сейчас в подвале. Неужели и они были моряками? – задал вопрос офицеру князь Михаил.
– В этом нет ничего удивительного. Вполне возможно, что эти братья-разбойники плавали по морям. В Андалузии многие мужчины бывали в море. Морское дело кормит лучше, чем крестьянский труд. Я и сам подумывал в молодости поступить на корабль матросом, и только дворянская гордость не давала не этого сделать, - признался дон Куэвас нетвёрдо стоявший на ногах от крепкого хереса.
– Спокойной ночи, сеньор Колон, – поддержал своих новых знакомых иностранцев дон Куэвас, – Я не прощаюсь, ещё увидимся! – он кивнул головой генуэзцу, а барон Руге и князь Михаил попрощались с Колоном, не рассчитывая на новую встречу. Завтра они доберутся до владений дона Хорхе де Руссо – наследника покойного дона Хуана. Как-то их там примут? Словом, не до рассказов сеньора Кристобаля Колона. С него достаточно и того серебра, что было уплачено за морскую карту.
*
Перед сном Генрих и Михаил Ярославич, оба изрядно захмелевшие от хереса, вышли подышать на воздух. Осмотрелись. Звенели цикады, в кронах деревьев шелестел лёгкий ветерок. Высокое небо Андалузии было полно ярких звёзд, каких не увидишь на севере.
Для тех постояльцев, которые заплатили по мелкой монетке за вход на постоялый двор и охрану, но были не в состоянии заплатить за ужин в харчевне и за ночь в постели, предназначались столы и лавки под открытым небом. Отужинав хлебом с сыром и луком, хлебнув на ночь дешёвого кислого вина, без которого в этих краях жизнь немыслима, несостоятельные путешественники заворачивались в плащи и укладывались спать на лавках. Те же из путников, кто не пожелал тратить последние гроши, оставались за оградой и спали на земле, подстелив охапку сухой травы. Несмотря на конец сентября, ночи стояли тёплые, и дождей ожидали ещё не скоро.
Один из дуэлянтов, тот, которого узнал дон Куэвас, сидел за столом, подпирая голову рукой. Грудь его, расцарапанная концом шпаги противника, была перевязана лоскутами старой блузы. Рядом с ним пристроился юноша с мандолиной и наигрывал какую-то грустную мелодию, но так тихо, что никому не мешал. Гордый идальго, лишённый наследства и покинувший бездействующее королевское войско, солдатам которого было нечем платить, напевал под музыку мандолины грустную песенку.
– Как тебе Испания? – спросил Генриха Михаил Ярославич. Между собой они говорили на немецком языке, которым князь Михаил овладел во время службы в ганзейской фактории.
– Интересная страна, совсем непохожа на север. Сентябрь, а сухо и жарко. Всё в ней бурлит. Наверное, это от солнца. Есть предчувствие, что, как только христиане добьют мавров, то вырвутся на просторы морей. Эти нищие, но гордые дворяне, как этот знакомый дон Куэваса, путь которого лежит в Кадис, добьются многого, если конечно сумеют выжить.
– А сеньор Колон, как он тебе показался? – поинтересовался мнением друга князь Михаил.
– Интересный сеньор. Хорошо образован, владеет латынью, знает географию, плавал в Гвинею. Возможно, торговал рабами, но не разбогател. Не жаль серебра за его карту, достоверность которой сомнительна? – спросил Генрих.
– Другой такой карты у нас нет. Вот что я думаю, Хенрик, похоже, что большой войны до весны не случится. Вот и солдаты подались из армии кто куда. Стоит ли нам поступать на службу в королевское войско, если нет сражений, и денег не платят. Как примут нас в замке донов Руссо, пока не известно, хотя, надеюсь, что примут радушно. Погостим у них недельку, а потом обратно в Кадис. Как думаешь, не стоит ли попытать счастья в море? Отправиться в Гвинею?
– Накануне зимы? – напомнил Генрих, что скоро наступит октябрь.
– В Гвинее вечное лето. Ушкуй добрый корабль, пожалуй, лучше, чем каракки, каравеллы, когги66, галеры67 и прочие корабли.
– Я и сам об этом подумывал, – ответил Генрих. – Кто мы в этой стране без значительных средств? Никто. У нас нет никаких обязательств перед семьями. Все мои умерли от чумы, твои потеряны… – Генрих сочувствовал другу, которого на Руси ждёт плаха, а семья неизвестно где.
– У нас есть корабль. И грех не попытать счастья в море… – согласился с Михаилом Ярославичем барон Руге, и неожиданно переменил тему: – Скучно. Зря мы не воспользовались предложением хозяина и уступили мавританку слугам. Девчонка совсем не дурна, к тому же магометанка…
– Хенрик, ты обещал слугам награду за хорошую стрельбу из арбалетов. Не будь их, мы бы не разговаривали сейчас с тобой.
– Ты прав, Михель, – вздохнул Генрих, тоскливо посмотрев на звёздное небо. – Идём спать.
* *
Очнулся Михаил Ярославич задолго до рассвета. Во дворе происходила какая-то возня. Зарычала, взвизгнула и замолкла собака. Послышался топот чьих-то шагов. Князь протёр глаза, приподнялся на кровати, прислушался. Уловил сдавленный крик, лязг железа и топот уже нескольких пар ног, стучавших сапогами или башмаками по голой земле, утрамбованной и укатанной до твёрдости камня.
Михаил Ярославич спустил ноги с кровати и, сделав пару шагов босыми ногами, достиг окна. Отворив ставни, выглянул на двор, пытаясь рассмотреть, что там происходит, однако было ещё довольно темно, и он не сразу разглядел три силуэта в тёмных плащах и широкополых шляпах возле ворот.
В соседней слева комнате, где ночевал дон Куэвас, вылетело окно, набранное из некрупных стёкол. Вслед за окном, с обнажённой шпагой в руках со второго этажа во внутренний двор парадора выпрыгнул офицер Санта Эрмандады. Внизу зазвенели шпаги.
Следом вылетело окно в комнате барона Руге. Показалась и скрылась голова Генриха. Лязгнуло железо теперь уже от засова, прикрывавшего ворота, и трое в плащах оказались на улице. Михаил Ярославич больше не видел их, а затем послышался удаляющийся конский топот.
– Михель! – выбив плечом закрытую на засов дверь, в комнату ворвался полуодетый барон Руге. – Разбойники бежали! Кто-то помог им. Куэвас уже внизу, похоже, заколол одного из сообщников этих братьев Хазан. Я в окно не пролез! Сторож и его солдат – оба убиты! Одевайся живее! В погоню!
*********************************** СНОСКИ ******************
1. Крупная провинция на юге Испании со столицей в Севилье. В те времена входила в королевство Кастилия. Название Андалузия происходит от имени вандалов или вендов – славянского племени, захваченного волной «Великого переселения народов», совпавшего с крушением Римской империи. В начале V века н.э. вандалы переселились с берегов Вислы на юг Испании в долину реки Гвадалквивир, где прожили около 20 лет, а затем переправились через Гибралтар в Северную Африку, разрушая на своём пути римские колонии и освобождая рабов. Основали своё королевство возле древнего Карфагена, просуществовавшее свыше ста лет.
2. Наследница престола Кастилии принцесса Изабелла вступила в брак с королём Арагона Фердинандом II в 1469 г. С 1974 г. королева Кастилии.
3. Реорганизованные в 1476 г. отряды народной самообороны, ставшие своеобразной полицейской организацией, защищавшей испанских граждан, прежде всего, от многочисленных разбойников всех мастей, борясь с таковыми самыми крутыми мерами.
4. Пиренейский полуостров был завоёван арабами, вторгнувшимися из Северной Африки, в 711 – 714 гг. Затем арабы вторглись во Францию, где война продолжалась до 759 г., когда арабы, вытесненные из Франции, ушли за Пиренеи. Реконкиста – освобождение Испанских земель от владычества арабов (мавров) продолжалось 780 лет до 1492 г. когда христианами была взята Гранада.
5. Река на юге Испании.
6. Авраам «Старший», получивший право сбора налогов от населения Кастилии согласно королевскому указу.
7. Прозвище, дававшееся в Испании новообращённым в христианство евреям.
8. Торквемада был назначен великим инквизитором в 1482г. По его приказам было сожжено на кострах инквизиции около 10 000 человек, обвинённых в ереси и связях с «нечистой силой».
9. Имеются ввиду исконные испанцы-христиане, а не новообращённые или новые христиане из крещённых мавров или евреев, населявших юг Пиренейского полуострова со времён арабских завоеваний 711 – 714 гг.
10. Бедный дворянин, не имевший ни поместья, ни земли.
11. Германия (исп.).
12. Новый город, Новгород (исп.).
13. Житель Иберийского полуострова, в жилах которого текла кровь многих древних народов.
14. При короле Кастилии Фернандо III, правившем с 1217 по 1252 г., у мавров были отвоёваны Кордова, Севилья, Мурсия и Хаэн.
15. Крупный мусульманский город крепость в Андалузии.
16. Мелкая медная разменная монетка.
17. Средиземноморская сосна.
18. Борьба за освобождение пиренейских стран Португалии и Испании от мавританского владычества, завершившаяся в мае 1492 г. взятием Гранады.
19. Парусно-гребной корабль русской, новгородской постройки. Ушкуй, а так же близкие по конструкции шнеки, насады и бусы, имевшие хорошие мореходные качества и способные плавать вдали от берегов (в океане), пришли на смену ладьям и стругам. Обычно имели в длину 20 – 25 м., в ширину 4,5 – 5,5 м., осадку
20. Борьба Московского княжества с Господином Великим Новгородом – реликтом древней Руси, в котором сохранялся республиканский строй, продолжалась много лет и завершилась в 1478 г. присоединением Новгородских земель к Московскому княжеству. Самые ярые противники воссоединения русских земель под главенством Москвы были казнены, а их семьи были вывезены в разные концы Руси и поселены на новых землях. Символ новгородской вольницы (республиканского строя) Вечевой колокол, созывавший новгородцев на собрание (вече), был вывезен в Москву и у него был удалён «язык».
21. Объединение Арагона и Кастилии произошло в 1479 г.
22. Священный для новгородцев вечевой колокол был доставлен в Москву, где у колокола вырвали язык.
23.Торговый союз городов Северной Европы, ведущих морскую торговлю. Возникла Ганза в XII веке в северогерманском городе Любек. Просуществовала до XVII века. В XIV – XV веках в Ганзейский торговый союз входил Новгород, который прекратил отношения с Ганзой согласно указу Великого Московского князя Ивана III в 1496 г., однако в XVI веке торговые связи с Ганзейским союзом были возобновлены.
24. Царевна Зоя (Софья) Палеолог приходилась племянницей последнему императору Византийской империи. Её отец Фома Палеолог был правителем Мореи (область в Греции), которую турки захватили в 1460 г. Зоя с братом перебрались в Рим под покровительство Папы Павла II. В Риме Зоя получила имя Софья. Скоро до Рима дошла весть, что овдовел Московский князь Иван III. Желая услить влияние католической церкви на православную Московию, Папа стал готовить Софью в неветы Ивану III. Получив согласие на брак, Софья была отправлена на Русь с большим папским кортеджем, который возглавил кардинал Бессарион. Путь пролегал через немецкие земли до города Любек, а далее морем в Колывань (современный Таллин). Из колывани кортедж с невестой проследовал в Москву черз Псков и Новгород. Венчание греческой принцессы Софьи Палеолог и Великого Московского князя Ивана III из династии Рюриковичей состоялось в ноябре 1472 г. в Кремле в Успенском соборе. Софье не удалось оказать заметного влияния на политику, проводимую Иваном III, однако она настояла на том, чтобы наследником Московского трона стал ей сын Василий III – отец первого русского царя Ивана IV Грозного.
25. 29 мая 1453 г. турецкая армия во главе с султаном Мехмедом II Завоевателем овладела Константинополем. Тысячелетняя Византийская империя прекратила своё существование. Константинополь был переименован в Стамбул и провозглашён столицей Османской империи, просуществовавшей до 1918 г. В настоящее время Крупнейший город Турции, утративший статус столицы в 1923 г.
26. Так славяне называли норвежцев и датчан, принадлежащих к германской группе народов.
27. Солнечная гавань (древнерусск.).
28. Так в старину называли Ладожское озеро.
29. Балтийское море.
30. Центр древней Перуновой Руси. Современный город Пярну в Эстонии.
31. Уральские горы.
32. Северный Ледовитый океан.
33. Так в старину называли поляков.
34. После нескольких мятежей, поднятых крепостными крестьянами Каталонии против феодального гнёта, в 1486 г. (почти на 400 лет раньше, чем в России!) крестьяне Каталонии за выкуп в пользу феодалов и королевства были освобождены от крепостной зависимости.
35. Крепостное право в России было отменено указом императора Александра II в 1861 г. с выкупом крестьянами земельных наделов.
36. Африканские земли южнее мавританских владений, простиравшиеся от реки Сенегал до реки Нигер, откуда испанцы и португальцы вывозили золото, алмазы, слоновую кость, дорогую древесину и «чёрное дерево» – так называли рабов-африканцев, покупаемых у местных князьков, которые ради торговли рабами вели межплеменные войны.
37. Небольшое ханство на юге Каспия в вассальной зависимости от Персии – часть современного Азербайджана, где с древнейших времён добывали «земляное масло»: нефть, мазут и асфальт.
38. Так на Руси называли Хвалисское море. Современное название этого моря – Каспийское.
39. Северное море.
40. Родина цыган Северная Индия, которую этот народ покинул в XIV – XV веках по не совсем ясным причинам и с тех пор нигде не осел, не стал заниматься ни земледелием, ни скотоводством. Потомки цыган распространились по всем странам и континентам, за исключением самых бедных стран Экваториальной Африки. Легенда о том, что цыгане вышли из Египта, легко объяснима. В те времена познания в географии были довольно скудными и многие европейцы полагали, что Индии начинается сразу же за Египтом.
41. Согласно религиозной легенде иудей Агасфер отказал Иисусу в приюте и за это был обречён вечные скитания.
42. Степные и лесостепные территории, начинавшиеся за Окой, где в XV веке не было постоянного русского населения и откуда совершали грабительские набеги на Русь крымские татары и ногайцы.
43. Торговая колония генуэзцев на южном берегу Крыма с невольничьим рынком. Остатки генуэзской крепости сохранились близ посёлка Судак Республики Крым, ныне входящей в состав Украины.
44. Вино херес производится на юго-западе Андалузии в окрестностях древнего городка Херес. В своей книге «География» греческий географ Страбон (I век до н. э.) утверждает, что виноградная лоза, из ягод которой делают херес, была завезена на юго-запад Иберийского полуострова финикийцами в 1100 г. до н. э. В 711 г. Иберийский полуостров был завоёван маврами, которые согласно исламским законам не употребляли вина. Тем не менее виноградники в районе Хереса не были уничтожены. Из ягод производили изюм, которым кормили воинов ислама. В 1264 г. христиане изгнали мавров из юго-западной части Андалузии и виноделие было восстановлено. С XIV века херес стали ввозить в Англию, после чего вино получило большую известность в Европе.
45. Старинная песенка, посвящённая любви.
46. Гвинеей в те времена называли всё побережье Западной Африки южнее реки Сенегал и до экватора, где жили чернокожие племена, которых испанцы и португальцы называли неграми, что значит «чёрные». Впервые пути в Гвинею мимо берегов, которыми владели мавры, открыли и разведали португальцы при короле, которого прозвали Генрих (Энрике) Мореплаватель (1394 – 1460). В торговле с племенами, населявшими Гвинею, испанцы конкурировали с португальцами. Нередко на этой почве вспыхивали военные конфликты, которые приходилось улаживать Папе Римскому. Из Гвинеи испанцы и португальцы вывозили золото, слоновую кость, алмазы, слоновую кость, страусовые перья, шкуры львов и леопардов, страусовые перья, дорогую древесину и многое другое. Однако очень скоро самым главным товаром стали рабы, которых называли «чёрным деревом». Рабов покупали за стекляшки и изделия из металлов у местных царьков, которые воевали между собой и продавали европейским купцам пленников.
47. Иегова – имя бога у иудеев.
48. Так жители средиземноморских стран называли Средиземное море в античные времена и средние века.
49. Древнегреческий картограф Клавдий Птолемей (87 – 165). Прославился как астроном, математик, географ. Жил и работал в Александрии Египетской. Европейцы пользовались картами Птолемея вплоть до конца XVI века.
50. Король франков Карл, прозванный Великим, правил с 768 по 814 год. Впервые после распада Римской империи Карлу Великому удалось объединить под своей властью большую часть Западной Европы: Францию, Германию, Нидерланды, Италию, Чехию, Паннонию, откуда были изгнаны авары, и ряд других территорий. Впоследствии на территории Паннония образовались новые государства – Венгрия и Австрия. Венгры переселились на Дунай с Урала и смешались с местными славянами, а австрийцы произошли от смешения немцев и славян.
51. Язык каталонцев, населяющих самую крупную центральную историческую область Испании «королевство Кастилия». Один из главных диалектов иберо-романской подгруппы индоевропейской семьи народов, на основе которого сформировался современный испанский язык.
52. Парусно-гребной корабль славянской, древнерусской постройки, способный плавать по рекам и прибрежным морям. Тем не менее на ладьях славяне и русы ходили по огромному Средиземному морю и выходили в Северный Ледовитый и Атлантический океаны. Длина ладьи колебалась в пределах 20 – 40 м. Грузоподъёмность достигала 400 – 800 т.
53. Матка – старинно название архипелага Новая Земля. Грумант – старинное название архипелага Шпицберген. На эти архипелаги ходили русские поморы, жившие на берегах Белого и Кольского (Баренцево) морей из поселений в устьях рек – Онеги и Северной Двины, а так же их поселения Коло (современный посёлок Кола), основанного новгородцами в XIII веке.
54. Эта земля – Гренландия, часть Северной Америки. Огромный остров по территории вчетверо превосходящий Францию в современных границах, который открыли и заселили норманны (предки норвежцев) в X веке н.э. Связь норвежских колоний в Гренландии с Европой прервалась на рубеже XIII – XIV веков в пору «Малого Ледникового периода», когда в Северной Европе сильно похолодало. В XVII веке Гренландия была повторно открыта датчанами, но будучи оторванными от Европы, гренландцы вымели от голода и болезней, оставив после себя руины от жилищ. На освободившихся землях поселились эскимосы, пришедшие с запада, с островов Канадского архипелага.
55. Самые крупные на то время торговые корабли. Впервые появились в Португалии.
56. «Там, где есть негры, есть и золото». – утверждали средневековые учёные и мореходы, видя в этом прямую связь с палящим солнцем тропических широт, окрасивших кожу людей в чёрный цвет и превратившим камни в золотые самородки.
57. Портовый город на севере Португалии.
58. Эта экспедиция, в которой, приехавший в Португалию из Баварии, немецкий географ Мартин Бехайм (1459 – 1507) был пассажиром одного из двух кораблей эскадры португальского мореплавателя де Као. Экспедиция 1484 – 1485 гг. продлилась 19 месяцев и завершилась открытием крупнейшей реки Африки Конго. Бехайм известен тем, что вернувшись в Баварию, изготовил в 1492 г. первый глобус земного шара, который современники географа называли «Земным яблоком».
59. В древнегреческих мифах Острова блаженных – страна на крайнем западе, где находят вечное пристанище праведники, получившие бессмертие от богов. Там вечная весна, дивная природа, а люди не знают печали. В сознании людей Острова блаженных – последний реликт «Золотого века» на земле, достичь которого крайне трудно. На Руси тоже помнили об удивительных островах. Согласно свидетельству новгородского архиепископа Василия Калики эти райские острова видели новгородские мореходы во главе с Моиславом , шедшие по океану (Северному Ледовитому?) на трёх ладьях. Буря занесла их на дивный остров. Там время не двигалось, кругом простирались райские кущи, полные дивных цветов, с гор стекали ручьи бессмертия, а люди жили там не зная смерти в достатке и без печали. Такая трактовка ближе всего к описанию райской страны в древних ведических текстах (ведах) индоарийских народов (индийцев и иранцев). Страна вечного блаженства называется Арйана-Веджа и находится она далеко на севере, откуда пришли к арьи – предки индусов и персов к берегам Индийского океана.
60. Так в средневековой Европе называли Японию.
61. Так в средневековой Европе называли Китай, который был завоёван монголами и после раздела империи Чингисхана на улусы. Старший улус со столицей в Бейпине (современный Пекин) был назван Улусом великого хана.
62. Монголо-татарское нашествие на Русь 123 – 1240 гг.
63. Александр Ярославич (1221 – 1263) посещал Золотую орду и хана Батыя в 1247 г. Из Золотой орды князь отправился с за ярлыком на княжение над всей Русью вУлус Великого хана в Каракорум (Восточная Монголия). Позднее столица Улуса Великого хана была перенесена на территорию Китая в Бейпин. Путешествие в Улус Великого хана и обратно длилось 2 года.
64. Битва со шведами в 1240 г. в Устье реки Невы, закончившаяся блестящей победой юного полководца, получившего прозвище Невский. Битва новгородского ополчения с рыцарями тевтонского ордена на люду Чудского озера в апреле 1242 г. Завершившаяся полной победой русских воинов.
65. Один золотой дукат приравнивался к 375 мараведи.
66. Торговые корабли, ганзейские когги. Строились на севере Европы, преимущественно в Германии и Нидерландах.
67. Парусно-гребные, как правило, военные корабли.
Как ныне сбирается Вещий Олег,
Отмстить неразумным хазарам.
Их сёла и нивы за буйный набег
Обрёк он мечам и пожарам.
А.С. Пушкин.
Глава 2. Рерик
В этой главе рассказывается о князе Рерике Годолюбовиче, лишённом права жить на своей земле и править своим народом. Собрав дружину отчаянных славянских воинов, князь отправился на ладьях из родного Вендского моря в странствия по белу свету, добывая в ратных делах славу и золото для борьбы за охваченную великой смутой державу своего деда Гостомысла Буривича.
1.
Оставив опустошённый, горящий город, ладьи северных и западных славян, уходили вниз по реке к океану, откуда они появились под стенами Исбилии1 в лето 844 года от Рождества Христова2, как принято отмерять время у христиан.
Уговор ильменских словен и ругов с Вендского моря3 выступить против халифата4 совместными силами был давним, со времён князя Бравлина, совершившего набег на берега Малой Азии, разорившего Амастриду5 и устроившего в укромных бухтах малоазийского побережья гавани для славянских ладей, приходивших из Русского моря6.
Рабов в Исбилии славяне не брали, не славянское это дело. Сами сражались, сами налегали на вёсла, когда иссякал ветер. Только к бортам славянских ладей были привязаны взятые в плен хазарские купцы и воины, караваны которых поставляли в богатый халифат шелка и прочие дорогие товары из далёких восточных стран.
Богател каганат7, оседлавший Великий шёлковый путь, расширялся за счёт завоевания славянских земель, тянул все соки из вятичей, северян, полян и других славянских племён, забирая в рабство лучших юношей и прекраснейших, белокурых дев. О той страшной дани напишет в хрониках араб-летописец: «по белке и по мечу с каждого дыма8». Бились и гибли славянские юноши за богатство и славу каганата, надрывались на галерах, плававших по Средиземному морю. Ублажали красивые наложницы восточных деспотов, работали на них, рожали новых рабов для жестоких и мерзких владык…
Вот и жарились пленённые хазары на безжалостном солнце, гибли в мучениях, истлевали, источая зловоние, пока трупы не сбрасывали в воду. С ужасом смотрели на спускавшиеся вниз по реке ладьи варваров жители халифата: хозяева-магометане, которых занесли на Иберийский полуостров арабы-завоеватели и истощённые извечным голодом, забитые рабы-христиане – потомки граждан Рима, карфагенян, вандалов, готов и прочих народов, осевших на благодатных землях Андалузии за долгие тысячелетия.
Люто ненавидели северные славяне Хазарский каганат, который вместе с Кордовским халифатом правили миром, будучи богаче Византии и империи Карла Великого, вассалом которой пришлось побывать князю Рерику9.
Ещё прошлым летом в земли ругов, изнемогавших в борьбе с данами, прибыл гонец из Новгорода. При нём имелось послание, в котором словене назначали на конец весны встречу своей флотилии с ладьями ругов. Спустя десять месяцев против входа в Средиземное море состоялась встреча флотилии новгородских словен с малым отрядом ладей, пришедших из Ругии. Больших сил западным славянам собрать не удалось…
Взяв богатую добычу в одном из больших городов Кордовского халифата, удобно разместившегося на Иберийском полуострове, с которого начиналась Европа, северные русы-словене возвращались к родным берегам и путь их, полегавший по Средиземному и Русскому морям, был велик и опасен. Здесь и осенние бури, и галеры мавров, жаждущих отмщенья и возврата захваченного богатства. Здесь и ромейский10 флот, пропустивший ладьи русов в Средиземное море. Пропускали пустые ладьи, не препятствуя разорению городов, почитавших Аллаха, а что будет на обратном пути, когда корабли язычников полны добра? Поди-ка узнай, что на уме у василевса11 и его стратегов? Куда же пойдут немногие корабли западных русов, пришедший в мавританские земли с Вендского моря, было пока не ясно.
Летом, когда не бывало дождей, широкая река сильно мелела, что не являлось непреодолимым препятствием для ладей с малой осадкой. Будь река так же широка возле Кордовы, лежавшей вверх по течению на расстоянии ещё нескольких дней пути на вёслах, не миновать бы большого разора и столице халифата.
Русы-словене с северных озёр Белого и Ильмень, славяне с Днепра и Русского моря возвращались перво-наперво к Малой Азии, где в прикрытых островами заливах обустроили свои тайные гавани с припасами. Возвращались на ста ладьях – остальные, на которые не хватило гребцов, погибших при штурме Исбилии, пришлось сжечь.
Русы Ругии с Вендского моря уходили от разграбленного мавританского города всего-то на шести ладьях.
Звал предводитель северных русов-словен князя Рерика за собой в Русское море, на Днепр и Ильмень. Вот что при том говорил ему:
«Идём с нами, князь. На захваченное в Исбилии золото и серебро будем вместе собирать воинов, строить ладьи и растить боевых коней, ковать мечи, кольчуги и шлемы, готовить копья, луки и стрелы. Да сокрушим ненавистный каганат12!»
Отказался Ясный Сокол из рода Рарогов13. Вот что ответил предводителю северных русов князь Рерик:
«Возвращайся, брат, в Русское море, на Днепр и Ильмень-озеро. Собирай воинов, готовь мечи и шлемы, расти боевых коней. Не велика помощь моих шести к твоим ста ладьям. Недостаёт того золота, что мы взяли в Исбилии. Я приду в земли словен по Вендскому морю и Нево-озеру14. Приду позже. Взял я в городе одного учёного человека. Иноземец из греков-ромеев. Был в рабстве у мавров. Говорит тот грек, что знает путь в такую страну, где золота столько, что им покрывают людей. Туда и пойдём на ладьях счастья пытать. Верю – будет удача. Волхв Верес говорил с богами, узнал, что ныне Световит15 покровительствует нам. Добудем золото! Не мы, так дети и внуки наши усмирят данов16 и сокрушат каганат!».
2.
– Надо было держаться подальше от берега! – с тревогою посмотрел на Рерика воевода Ратислав, – теперь, князь, не миновать нам сечи. Корабли у мавров будут побольше наших и людей в них полным-полно. Трясут мечами и копьями, ревут как дикие звери, машут зелёными стягами, на нас идут! – Ратислав повертел головой, осмотрел паруса, подумал: «у мавров они вдвое больше, нагонят ладьи. Скоро начнут засыпать стрелами, однако всего опаснее греческий огонь17. Вот и дымки вьются и катапульты видны».
Славянские ладьи шли друг за другом под парусами на юго-запад. По левому борту в пределах видимости тянулся низкий мавританский берег, а по правому расстилался пустынный океан.
Свежий северный ветер трепал русые волосы, усы, и густую подстриженную бороду, приятно освежал загорелое красивое и волевое лицо славянского князя с пронзительно синими глазами. За эти ли зоркие очи князь получил имя сокола или в честь покровителя рода рарогов – разве узнаешь. То тайна родителей и волхвов, окрестивших так новорождённого княжича по древним славянским обычаям.
Взглянув на паруса шедших за ним ладей, на которых под восьмилучевой посолонью18 был начертан родовой знак рарогов – сокол, падающий с небес на врага, Рерик покрыл голову железным шлемом.
– Вели, Ратислав, сходиться ладьям в круг и спускать паруса. Время надевать кольчуги и шлемы, готовить луки и стрелы, щиты и мечи, разводить огонь и наливать в горшки масло. Вели поливать водой всё, что горит. Биться будем. Не в первой, одолеем! А учёного грека вели укрыть и оберегать, как зеницу ока…
Четыре мавританские багалы19 приближались к спустившим паруса славянским ладьям. Славяне, чьи луки были мощнее, принялись бить мавров стрелами, заставив пригибаться и укрываться щитами. В ответ с катапульт полетели горящие горшки. Не долетали, падали в воду, шипели и гасли. Вот и славянские ладьи ответили греческим огнём. На каждом славянском корабле имелось по катапульте. За каждой в поте лица трудились по трое обнажённых по пояс воинов, обученные мастерству метания греческим огнём. Катапульты и огневые припасы к ним славяне захватили в Исбилии. Грозное оружие, особенно в морском сражении.
– А ну, ребята веселей! – командовал катапультой кормчий – старшина на ладье, – Есть! попали! Горят паруса! То-то! Умерят поганые пыл!
Ответный огненный шар пролетел над головами стрелков из лука и упал на корме. Горящее масло разлилось по мокрому дереву. Расторопные мореходы принялись накрывать огонь пропитанными океанской водой овечьими шкурами. Справились, поспешили к месту падения другого огненного снаряда.
Рерик наблюдал за сражением двух малых флотилий. Вспыхнули и сгорели паруса на двух мавританских кораблях, начинавших отставать от тех, что продолжали идти под парусом. Стрелы стали достигать славянских ладей. Упал замертво воин, поражённый стрелой в шею. От щита князя отлетели две другие стрелы.
– А ну, Бермята, шевелись живее! Задай-ка им жару! Огня! Огня! – требовал князь, гремя мечом о щит. Тонкие ноздри прямого славянского носа, жадно вдыхали запах горелого масла. Князь распалялся, вспоминая три недавние дня сражений в Исбилии. Кровь клокотала в нём: «Сжечь паруса, лишить хода, налечь на весла и ворваться с мечами на вражеские корабли!» – вот мысли князя большую часть своей ещё не большой жизни проведшего в походах и битвах, в которых рождался и закалялся будущий вождь – предводитель Руси.
– Любо, князь! Любо князь! – кричали славяне, налегая на катапульты, ставя на них по два и по три снаряда сразу. Все шесть славянских ладей опоясались огнём и дымом, так словно палили с них пушки, которые появятся лишь шестьсот лет спустя…
Вспыхнули и сгорели паруса ещё двух багал, вырвавшихся вперёд, а славяне с воинственными кличами налегли на вёсла. Подгоняемые усилиями сильных людей, красивые славянские ладьи рассекали своими совершенными формами океанские воды, стремительно приближаясь к мавританским багалам.
Вот столкнулись бортами ладьи и багалы, и прикрытые стрелами товарищей, славяне в кольчугах и шлемах, со щитами, укрывшими спины, забросили кошки с канатами, полезли на два мавританских корабля. С ними был князь. Ворвались на корабли, зазвенели славянские мечи о мавританские сабли. Щедро полилась кровь, дрогнули воины Аллаха перед северными богатырями, тяжёлые мечи которых рубили шлемы и кольчуги мавров. Побежали мавры, как это было в Исбилии, стали в воду кидаться, срывая с себя доспехи.
Заметался залитый кровью мавр с выпученными глазами, забегал между рядами гребцов, прикованных цепями к скамьям. Тех, кого пощадил огонь, рубил саблей, чтобы не достались врагу. Славянский воин метнул в мавра копьё, пригвоздил душегуба к скамье, и выжившие гребцы разорвали раненого мавра на части…
Поняв, что дела плохи, две отставшие багалы, паруса которых сгорели раньше, ощетинились вёслами и стали разворачиваться в сторону берега. Руги их не преследовали, добивали тех, кто остался на захваченных кораблях. На тех мавров, что оказались в океанских волнах, махнули рукой. Спасутся, потонут, съедят ли их рыбы-акулы – на всё воля Сварога.
3.
Звали учёного грека Пантелеймоном. Было он уже не молод, вдове старше князя Рерика, достигшего полного расцвета сил.
(продолжение следует)
**************************** СНОСКИ ********************************
1. Название Севильи во времена господства мавров.
2. По другим данным это случилось в 843 г.
3. Старинное название Балтийского моря.
4. Кордовский халифат возник в 756 г. на территории Иберийского полуострова, завоёванного арабами, которых местное христианское населёнии, оказавшееся в рабстве, называло маврами. Просуществовал до 1031 г. (с 929 г. – эмират). Распался на несколько более мелких эмиратов, последним из которых был Гранадский эмират, уничтоженный христианским воинством в 1492 г.
5. Из различных исторических летописей следует, что где-то между 835 – 842 гг. новгородский князь Бравлин совершил набег на ладьях, прибывших из Русского моря, на византийские земли – побережье Малой Азии и город Амастриду, взяв большую добычу, однако потом почти всё вернул горожанам и крестился в христианскую веру.
6. Старинное название Чёрного моря.
7. Хазарский каганат – крупное рабовладельческое государство, основанное на землях тюркского народа по имени хазары иудеями, бежавшими на Северный Кавказ из Ирана после сильных на них гонений. Начиналась Хазария на землях возле нижнего течения Терек, где находилась первая столица Хазарии Семендер (территория современной Чеченской республики). Позднее каганат, управляемый иудео-хазарской правящей верхушкой , расширился на север и запад. Новая столица каганата – Итиль переместилась в низовья Волги (тюркское название реки). Через территорию каганата проходила северная ветка Великого шёлкового пути из Китая в Европу и прежде всего в богатый Кордовский халифат, ставший важным стратегическим союзником Хазарского каганата. Эти две богатейшие страны, имевшие огромные по тем временам накопления золота и серебра, фактически правили миром в VIII – X веках. Воевал с каганатом родственник (шурин) первого князя объединённой Руси Рюрика (Рерик) князь Олег, прозванный Вещим, а разгромил каганат внук князя Рюрика Святослав, прозванный Храбрым в 964 – 965 гг.
8. С жилища.
9. При сыне императора Карла Великого Людвиге Благочестивом земли балтийских славян находились в вассальной зависимости от империи, боровшейся с королём данов Готфридом. Молодой князь Рюрик Годолюбович – сын казнённого данами князя славян-рарогов претендовал на правление в землях отца и получил от императора согласие после крещения в христианскую веру. Однако помощи в борьбе с данами Рюрик не получил и земли рарогов остались под властью Готфрида.
10. Славяне называли византийцев ромеями, в память о погибшей Римской империи, восточная часть которой приняла христианство и просуществовала ещё тысячу лет.
11. Базилевс (сиятельный) – наименование византийских императоров.
12. Хазарский каганат – крупное рабовладельческое государство, остованное на землях тюркского народа по имени хазары иудеями, бежавшими из Северный Кавказ из Ирана после сильных на них гонений. Начиналаст Хазария на землях возле нижнего течения Терек, где находилась первая столица Хазарии Семендер (территория современной Чеченской республики). …………………
13. Согласно устным преданиям славяне-рароги вели свой род от священного сокола Рарога или Рерика – воплощения ведического славянского Огнебога-Семаргла. Славяне-рароги дали название своему родовому гнезду Рерик. Городок с таким названием и на том же месте сохранился до наших дней и расположен на балтийском взморье в современной Германии.
14. Древнее название Ладожского озера.
15. Бог света, особенно почитаемый у западных славян ругов. На острове Руян (ныне Рюген) в граде Аркона стояла статуя Световита.
16. Предки датчан. В средние века даны были главным врагами приморских городов Европы. Их называли норманнами. На страдавших от постоянных набегов землях Северной Руси, где жили словене, кривичи и чудь их называли мурманами. У князя Рерика – внука словенского князя Гостомысла были с данами свои счёты. Даны захватили родовое гнездо славян-рарогов укреплённый городок Рерик, казнили его отца князя Годолюба, заставив мать Умилу – дочь Гостомысла скитаться с детьми в землях родственных оборитов, где вырос и возмужал светлый князь-Сокол Рерик, наречённый так по совету волхвов.
17. Грозное оружие – греческий, адский или жидкий огонь, используемое при штурме крепостей и в морских сражениях. Горючая смесь, заливаемая в специальные горшки-снаряды, делалась из растительных масел или нефти. Первыми это оружие применили греки-византийцы. Точный состав горючей смеси в настоящее время не известен, забыт. Для заброса огненного снаряда в расположение противника обычно использовались катапульты – метательные машины, изобретённые древними греками в IV веке до н.э.
18. Солнечный символ, известный с глубокой древности у всех индоевропейских, а так же у других народов.
19. Средневековый (с VIII по XVI век) двухмачтовый парусно-гребной арабский корабль длиной 30 – 40 м. и шириной 6 – 8 м. Грузоподъёмность багалы 150 – 400 т. Для постройки коабля чаще всего использовалось дерево тика. Днище покрывалось особой смесью от гнили и морского червя, изготавливаемой из растительных масел и извести. При хорошем уходе служили до ста лет.
Свидетельство о публикации №211050601108