Таёжный перегон. Глава 20. Стирка в горном ручье

Придя в себя после нервной встряски, перегонщики двинулись дальше. Долина Тарына вскоре сузилась, и тропа пошла прямо по берегу. Пожар сюда не прошел. Повсюду стрекотали кузнечики, летали бабочки, с сочной зеленой травы поднимались полчища комаров и  гудящим облаком висели над людьми и животными. В этом месте Тарын совсем не походил на тот, каким его видели выше. Казалось, что это другая река. Она бурлила на перекатах, с грохотом била в лежавшие на пути валуны. Увидев воду,  лошади будто ожили.

— Давай ко мне, — махнул рукой Дубовик. — Надо лошаков попоить, а то они уже рты пооткрывали, дышат, как загнанные. Того и гляди упадут.
Протащив свою связку по мелкой воде вверх по течению, он остановился. Лошади подождали, пока осядет поднятый со дна песок, дружно принялись за питье. Было видно, что их давно мучит жажда. Пили они долго, но не захлёбывались от нетерпения, как некоторые животные, а медленно, словно процеживали воду через фильтр.

— Видите,   не  в  пример  нам,  грязь   не  собирают,— затолкав за ремень  повод, Александр опустился  к  воде.  Вдоволь   напившись,  он  сказал:
— Я вообще-то стараюсь на переходах не пить и вам советую. А то после водопоя начинаешь лаять на воду, останавливаешься возле каждой лужи и хлещешь до посинения. Но тут, сами понимаете, особый случай, — добавил он, словно оправдываясь, — так что пейте себе на здоровье, пока пьется...
Вода показалась Антону голубой, как небо, и была сладковатой, точно подслащенный квас или свежевыжатый  сок. Он пил, пил и все не мог оторваться. Потом стал набирать воду в пригоршни и плескать себе в лицо. Холодная вода потекла по груди, намочила рубашку, а парень только покряхтывал от удовольствия и продолжал.

— Мужики, благодать-то, какая! — поливаясь, кричал он в восторге. — Такое возможно только в сказке. После выжженной земли, покрытой толстым слоем золы, мы пришли к чистейшему горному источнику.
Наледь, которую ждал Дубовик, геологи так и не увидели.  Вскоре по берегу пошел густой лес. Лиственницы были высокими и пушистыми, поэтому давали плотную тень, укрывавшую от жары. Наступила долгожданная прохлада.

«Теперь и наледь нам не нужна, — думал Александр с удовлетворением,— и так хорошо. А, впрочем, куда же она делась? Может, была в той широкой долине, где мы встретили табун? Место вроде подходящее. А вообще, если бы она там была, мы бы все равно увидели. Значит, наледь мы еще не проходили. Хотя кто знает: возможно, в природе что-то поменялось, и она растаяла. Нет, скорее всего, изменился режим реки, и она больше не замерзает. Впрочем, мы должны встретить еще одну наледь. Жаль, что она не показана на карте».

Тропа петляла по кустарнику, густому лесу и пересохшим промоинам. Иногда обрывалась, теряясь на мари, и выныривала в стороне от того места, где ее искали. Чаще  приходилось идти совсем без тропы. К концу дня перегонщики перешли реку и свернули в долину боковой реки, впадавшей слева. По ней они должны были подойти к Снежному перевалу, лежавшему на высоте более полутора тысяч метров в горной цепи отрогов Большого хребта.

Из-за низко повисших свинцово-серых туч стало темно. Разгулявшийся ветер гнал их вперед — туда, куда шли геологи. От всполохов разыгравшейся вдали молнии небо загоралось ярким светом и тут же гасло. После ярких вспышек временами казалось, что наступила темная ночь, поглотившая все живое.

Не дожидаясь, когда польёт дождь, геологи остановились. Быстро поставили палатку, перетащили в неё спальники и радиостанцию. Остальной бутар накрыли потрепанным брезентом. Чтобы его не сдуло, сверху и с боков придавили камнями и жердями. Пока все ставили лагерь и занимались с хозяйством, Дубовик вскипятил чай, сварил суп и, закончив все приготовления к ужину, позвал к столу.

Стас с ходу приземлился на руки возле эмалированной  миски с желтым ободком вверху, которая была не намного больше других.
— Ты как цирковой акробат, все с фокусами, — одёрнул его начальник. — А если
бы пролил?
— По-моему,   он   больше   похож   на   клоуна, — располагаясь   возле   клеенки,   
на которой Дубовик накрыл ужин, сказал Роман. — Нам не хватает только арены, а зрители вот они - мы с вами.

— Сам  ты  клоун, — огрызнулся  Стас, почувствовав собственную значимость, — это тебе надо выступать в цирке.
 В последнее время он все больше недолюбливал Романа за предвзятое отношение к своей персоне. Ему казалось, что тот постоянно подшучивает над ним и даже подставляет. Взгляд Дубовика упал на Антона, разматывавшего провод антенны. Когда его позвали, тот только махнул рукой, мол, подождите со своим ужином, есть дела поважней. Размотав весь провод с одной катушки, он размахнулся и что было силы бросил пестрый пробный мешочек с камнем внутри на макушку дерева. За ним по-тянулись леска с привязанной к ней антенной. Мешочек, как тяжелый снаряд, пролетев через крону, шлепнулся на землю. Леска легла на ветку.

— Ничего себе! У тебя получилось с первого раза, — одобрительно сказал Александр. — А мне иногда приходится попотеть, прежде чем установлю эту антенну. Вот что значит собственная технология!
Антон  подтянул  леску,  закрутив   вокруг  дерева,  завязал.  Другой  конец  провода он также размотал с катушки и забросил на лиственницу, стоявшую метрах в пятидесяти от первой. При этом так рассчитывал, что наклонный провод, идущий к радиостанции, оказался над палаткой.

— Только в палатку провод не тащи, пусть гроза пройдет. А то мало ли что может случиться.
Когда Антон сел за стол, Стас уже допивал чай и с нетерпением поглядывал то на кастрюлю, стоявшую рядом с Дубовиком, то на Антона.
— Смотри, если не хочешь, я за тебя оприходую, — подмигнул он геологу.

— Ну  ты   и обжора! — с раздражением в голосе сказал Роман, у которого вдруг закипело все внутри. — У нас на заставе был один ефрейтор, Мутавин его фамилия. Худой такой и длинный, как жердь, ну, конечно, поменьше, нашего начальника, — кивнул он на Дубовика, — так ему так же, как тебе,  постоянно жратвы не хватало, так он со всех столов собирал объедки. И в конце службы Леня поправился килограммов на двадцать, стал таким мордоворотом, что подходить страшно.

Поставив пустую кружку, Стас потянулся к своей миске, явно рассчитывая на добавку оставшегося супа.
— Не переживай, мне это не грозит. Я всего лишь восполняю затраченную энергию. Знаешь, сколько мы расходуем за день? Я и так похудел, штаны даже слетают. Мама меня не узнала бы. Она, кстати, меня отговаривала…

Наверное, рассчитывая, что его пожалеют, он сказал это так жалобно, что можно было прослезиться, однако ожидаемой реакции не последовало. Только Дубовик не сдержался:
— Свинину ты тоже ешь? Или  брезгуешь?
Тот ответил вопросом на вопрос:
— Ну а почему же ее не есть, че это, не мясо что ли?
— Мясо, конечно, кто против. Я просто хотел узнать — не мусульманин ли ты.

— Ну и что?
— С виду понятно, как будто бы славянской внешности. Но внешность нередко бывает обманчива: копнёшь глубже, а там столько кровей намешано, что не знаешь, чему верить - документу или внешности.       
 — А что, мусульмане свинину не едят? — заинтересовавшись сообщением геолога, стал выяснять Стас. — Или, так сказать, ты берёшь меня на абордаж?       
Тот отрицательно кивнул головой и продолжил:

— Помню, когда я в армии служил, так у нас в учебке были азербайджанцы. Вроде бы нормальные ребята, пахали, как все и не жаловались на тяготы армейской жизни. Но что меня удивило: по первости они даже не смотрели на свинину. А нас кормили, скажу я вам, разными кашами  и давали такой жирный  кусок мяса, ну практически одно сало, от которого я бы сейчас, наверно, отказался. А тогда я был молодым, все время есть хотелось, поэтому не брезговал никакими продуктами. Представь себе, целый день тебя гоняют, как собаку, а кормят кашами, поэтому ты ждёшь

этого приёма пищи, как большого праздника. Так вот, эти мусульмане говорили: «Забери этот сало назад, свинья — грязный животный. Как можно есть такой гадость, ты что не человек? Только собака может это жрать». Они отдают, а мы не отказываемся. Всем только на руку, хоть какая, а добавка. Сами знаете, одной кашей сыт не будешь. Потом наши коллеги-новобранцы так изголодались, что начали светиться. И что ты думаешь? Вскоре они забыли о своей вере и стали наворачивать свинину наравне с нашим  братом-славянином.

Пощипывая траву, мимо геологов прошел Атара. За ним волочилась длинная веревка. Дубовик вскочил.
—  Ну, ты хитрец, однако!  Посмотрите, он сам  развязался. А ведь я его привязал, еще подумал, как потом буду узел распутывать. Интересно, как  же это он с ним справился?  Наверное, зубами, — предположил он. — Ученый, собака! Недаром его коневоды расхваливали, правда, Антон?

—  Да, было дело! — усмехнулся геолог. —  Я от него руками и ногами отбивался, говорил, чтобы заменили, а он, оказывается, лучший конь в их табуне.  Как узнаешь с первого взгляда?  Я же не цыган.
Дубовик быстро поймал сбежавшую лошадь и, привязав, вернулся назад.

—  Рома, а как идет твой Булат? Что-то он мне не нравится. По-моему, ему некуда девать свою богатырскую силу.
Роман сказал, что претензий к нему не имеет.
— Вот разве что…

— Я тебя понял, — на полуслове перехватил инициативу Дубовик и, будто угадав
его мысли, продолжил. — Немного упирается и тянет связку назад. Я даже со стороны это вижу. А почему молчишь? Что здоровья много? Так и скопытиться можно, не закончив перегон. Нет, дорогой, нечего попусту свои силы растрачивать.
— Вообще-то я к этому уже привык. Воспринимаю как должное, — усмехнулся парень. — Я же не волшебник.

— Я тоже не волшебник, но стараюсь как-то разруливать такие вопросы.  Привыкать к дуболомству не стоит, надо просто разобраться, в чем дело, и разумно поставить лошадей. Мы же не зря их меняем местами. Мужики, надо самим немного головой работать. Тут ничего сложного нет: видишь, что кто-то у тебя не идет, - копай глубже, ищи причину. Может, больной или что-то мешает, а может, просто с кем-то не ладит. У лошадей так же, как у людей, может быть  несовместимость. Да-да,  ты не смейся, Стас. Все эти тонкости надо учитывать. Знаешь  что, Рома, давай попробуем   поменять  тебе передовика. Вместо Сокола поставим Шестёрку, а Булата отдадим  Антону. Маган  пойдет у меня, а тебе я подгоню Тунгуса. По-моему, он тянется к Шестёрке.  Видел, как они кучкуются, когда их отпускаем?

— Да как-то не обращал на это внимания. Я пока и лошадей-то всех не знаю, —
честно признался парень, — а до таких тонкостей тем более ещё не дошло.
— А ты сегодня погляди, кто, как и за кем ходит, это немаловажно. 
— А что, обязательно моего Магана забирать? Возьми кого-нибудь другого, что лошадей мало?  Он только стал ко мне привыкать, а ты его переставил. Ну зачем такие эксперименты?
Дубовику нравилось наблюдать за животными. Раздумывая о поведении той или и иной лошади, он как бы ставил себя на ее место и думал, что бы он делал в той или иной ситуации.

— Посмотрим, как они пойдут. Я же не лично для себя его беру, а думаю обо всех. Лошадей следует приучать не только к вьюкам, главное, чтобы шли в связке - нам же с ними еще надо будет работать. Если не получится, как я думаю, верну. Ты заметил, что после того как убрали Кутаса, Маган повеселел?

Когда все поели и ушли в палатку, Стас стянул с себя брезентовые штаны от спецовки, которую выдали на полевые работы, и в одних трусах побежал к ручью. После весеннего паводка ручей обмелел, жизнь в нем едва теплилась: вода текла тихо, лениво облизывая каждый выходивший на поверхность камень. Возле берега Стас нашел яму поглубже, и бросил штаны, сверху придавил тяжелым валуном. Встретив на пути преграду, вода заиграла, штаны надулись пузырем. Парень кинул еще камень — пузырь исчез.

— Ты  что  мудришь? — услышал он Романа, стоявшего за спиной. 
От  неожиданности Стас вздрогнул и даже растерялся, но быстро отошёл и спокойно ответил:
— Да вот, видишь, штаны решил постирать, — грязные стали. От этих проклятых лошадей засалились и даже завоняли лошадиным потом.
В другое время он нагрубил бы или сказал что-нибудь дерзкое. Вроде того, что это не твоё дело, что хочу, то и ворочу, но сейчас был не тот случай.
— А я думал, ты их утопил. Надоели — и на дно, а завтра новые наденешь.
— Да нет, что ты, лишних у меня нет.  Сейчас я их замочил, за ночь вся грязь раскиснет, а  утром сполосну. До  выхода, думаю, малость подсохнут. У меня все рассчитано, пусть ручей поработает.
Роман зацокал языком и покрутил пальцем возле виска, удивляясь наивности неопытного коллеги.

— Смотри, а то ручей так тебе наработает, что останешься в одних трусах. Видишь, на небе висят дождевые тучи.  Лучше бы ты их сразу постирал и повесил.
К этому моменту Стас полностью отошёл и самоуверенно заявил:
— Ты лучше смотри за собой, а насчет меня не беспокойся. Я сам знаю, что делать, не маленький.
И шлепая себя по голым ногам, помчался назад, пытаясь убежать от наседавших комаров. Ближе к полуночи сполохи разразились прямо над стоянкой геологов. Небо полностью затянули лилово-черные тучи. По крыше палатки застучали крупные капли дождя.

— Наконец-то разродился, — спросонья пробормотал Дубовик, радуясь долгожданному дождю. — Земля  давно изнывает от недостатка влаги. Дождь утолит жажду, смотришь, трава не выгорит. Всё нашим конякам будет полегче.
Утром Стас проснулся от страшного шума, вылез из теплого спальника и выглянул из палатки. Ручей бурлил, и казалось, вот-вот выплеснется из зажавших его берегов. Того большого валуна, которым были прижаты штаны, он не увидел. Не было и  штанов. Стас взял палку, опустил в воду. Мощным потоком её выбило из рук и как соломинку понесло вниз. Машинально парень побежал вниз по берегу и остановился у первого кривуна.

— Ну что, — сладко зевнув, поинтересовался Роман, слышавший, как поливало
ночью, — все на месте?
— На   месте, на   месте.   Рано   еще,   спи, — недовольно буркнул   Стас,  с головой залезая в спальный мешок.
Земля отдавала влагу. Серебристые бусинки лежали на лохматых ветках лиственниц, на высокой траве и сочном зеленом мху. Сквозь густой туман пробилось запоздавшее утро. Медленно, словно нехотя, туман серыми космами повис над деревьями. От

ручья потянул ветерок, и, блеснув алмазами, капельки скатились вниз, исчезая совсем. Солнце пригревало, появились просветы, и вскоре выглянуло долгожданное солнце. Стало сухо. О дожде теперь напоминал только ручей. Он бурлил и клокотал,  подмывая коренные берега, и, не одолев враз, все равно точил, точил, раздвигая их вширь и копая вглубь.
Только проснувшись, Александр выскочил из палатки и, не увидев Романа, спросил у готовившего завтрак Антона.
          
— Вон там он, — показал тот на видневшуюся вдали белую лошадь. — Битый час сидит, Магана приучает, а ты его забрал себе. Рома, видно, и впрямь собрался на парад,
Дубовик про себя усмехнулся и тихо пошел туда, куда показал Антон. Подойдя ближе, он увидел необычную картину. На поляне среди кочкарника стоял Маган, а прямо перед ним на открытой суме сидел Роман. Он что-то говорил лошади, и та, будто понимая, изредка кивала головой.

«Интересно, о чем это он с ним так мило беседует? — подумал Александр, сразу позабыв о вечерней размолвке. — Ну просто семейная идиллия! Вот ведь как бывает: со мной работали разные ребята - и городские, и деревенские, но никто к лошадям так не относился, как Рома. Сколько ни старался — так и не сумел привить любовь к животным. Все мои мужики на лошадей смотрели как на  рабочую скотину, соответственно и обращались так же. Те отвечали взаимностью. А Роман лошадей никогда близко не видел, но нашел к ним подход. Наверняка он разобрался бы и с теми, которых я заменил. Значит, у парня доброе сердце - лошадь не проведешь, она, как ребенок, чувствует человека. Вон как Маган к нему привязался! Сам бежит на всех стоянках, просто тянется. После сегодняшнего перехода верну его назад, пусть идет в своей связке».

Время от времени Роман вытаскивал из сумы горсть овса. Лошадь, словно выражая свою радость, фыркала, беря губами лакомство с ладони. Постояв, Дубовик кашлянул. Маган дернулся, овес посыпался на землю.
— А я, Рома, тебя  потерял,— подошел  к  нему  Александр.— Если  бы  не  Антон,  не нашел бы. Ну что, привыкает? — погладил он Магана.
           Лошадь потопталась на месте и отвела голову в сторону. Мол, что ты нам мешаешь, мы тебя не приглашали.
         
— Да  так,  потихоньку. Главное,  что  уже  не  шарахается,  как черт от ладана, а сейчас даже спокойно стоит.
— Ну ты уж не скромничай!  Я вижу,  он у тебя  почти ручной.  Скоро можно будет ставить под седло. Думаю, он должен пойти.  Если все получится, осенью вернем объезженным. Вот удивим Августа! Скажет: «Такого я еще не видел, чтобы геологи сами приручили дикаря».

На лице парня появилась улыбка. Наверно, он представил себя верхом на Магане и удивленных коневодов, ревниво смотревших на своего коня.
Из леса принесло нежный запах меда. От налетевшего порыва ветра он усилился. Александр непроизвольно направился вперед и остановился на опушке. Медовый аромат исходил от розовато-белых цветочков брусники, облепивших кустики с зелёными листочками.
— Жил бы ближе, пришел бы сюда за ягодами, осенью их тут будет не мерено, но, к своему огорчению, приходится довольствоваться тем, что рядом с домом.

После завтрака свернули лагерь. Завьючив лошадей, Дубовик придирчиво осмотрел все связки. Заменил  вьючку у Шестёрки, державшуюся на честном слове, подвел поближе Тойона, расправил подвернувшийся потник у Кеши. Перед выходом сделал короткое наставление своим мужикам:
— Сегодня  будьте внимательней,  местами вода не сошла, поэтому не угодите в какую-нибудь промоину.  Без  особой нужды в ручей не лезьте. Ориентируйтесь на меня.

Только сейчас он обратил внимание на то, что Стас в тонких трикотажных брюках, в которых ходил на стоянке после переходов. От изумления он даже потерял дар речи и только через мгновение пришел в себя:
   — Постой, постой, а ты чего так вырядился?  Тут тебе не стадион с беговой дорожкой и не проспект, по которому можно разгуливать хоть в шортах.

К  этому вопросу Стас был готов и сразу ответил заученной фразой, что днем будет жарко, а так легче идти. Правда, в его исполнении это прозвучало не совсем искренно, но, не сообразив в чем дело, начальник покачал головой:
— Смотри, тебе видней. Но эти спортивки порвутся в первом же чащобнике. Лучше переоденься.
Стас отказался, а стоявший рядом Роман только про себя посмеялся.