Моя Родина. Часть 2

Когда я  в селе пас коров, у меня было огромное количество «свободного» времени, которое нужно было чем-то занять себя от скуки- конечно- в те редкие разы- когда коровы не убегали от меня, как чумные и  угорелые, и я с высунутым языком наперевес не догонял их по оврагам и буеракам, так я и свыкся с этой мыслью, что все свое детство я пробегал пастушком, потом риелтером, волка-ноги кормят. Пастьба коров дала возожность ощутить все грани одиночества- увидеть полную палитру его ощущений- как глубокого колодца со своими суглинками и родниковыми ключами, но не те грани, которые приносят человеку страдание и отчужденность, а именно как возможность почувствовать себя проводником творческих сил, когда нет окружающего и съедающего тебя внешнего мира, когда тебя никто не перебивает, когда тебе дают договорить, и когда все внимание приковано именно к твоим делам, поступкам и мыслям- где ты точно будешь первой скрипкой, где тебе не придется стесняться твоего собственного голоса, от того, сложился у тебя голос или нет, сломался или нет как у подростка, и возможность глубже и точнее познать себя.  Конечно в общении, во взаимодействии с другими людьми ты может еще сильнее акцентуируешься- твои качества проявляются мощнее и краше- но здесь идет речь о другом –какой ты есть на самом деле, в состоянии покоя- даже находясь в состоянии душевного непокоя. У тебя уйма свободного времени и тебе нужно  занять себя чем-то в поле, услышать свой голос- как он звучит в полную грудь, как твое слово подхватывает ветер. Как на теб смотрит корова, когда ты поешь, она просто пристально смотрит на тебя выпуклым глазом  своим боковым зрением-как будто застыла от неожиданности, а потом также резко машет головой, отмахиваясь от назойливой мухи-все-ты уже ей стал неинтересен. Коровы не сказать что более внимательные слушатели или ценители твоего творчества, и прежде чем чем-то удивить людей, ты уже думаешь, не смущаясь, «проверено на коровах».
Ночные прогулки доставляли мне не меньшее ощущение тайны украинской ночи, особенно тогда, когда в небе не видно ни единой звезды-тогда ты можешь чуствовать ночь, как будто ты идешь сквозь нее-через тесто-ночь, через сугроб –ночь,-через воду- ночь. Высокие кроны  шумящих листвой акаций, как охранные сигнализации «он мимо прошел..шшш». Устремившиеся в небо, они всегда качались от ветра- как будто, перешептывались между собой, ропща или возмущаясь своей листовой,шелестя мишурой, жалами, метелками и вениками своих веток. И чтобы не было страшно в такие минуты, проходя мимо дворов, начитавшись и наслушавшись легенд и фольклора про всяких русалок и духов, когда не был слышен лай ни одной собаки, и иногда от шелеста высоких крон в этой повисшей тишине становилось действительно жутко, я доставал самодельный скрученный из медной проволоки крест, и держал его перед собой, как защиту.
Будучи подростком, я всегда любил старательно записывать свои сны-сначала на последних листах общих тетрадок  конспектов моих юридических дисциплин-потом в нескольких ведомых одновременно тетрадках-как такового одного дневника не существовало-я всегда писал в тетрадях –первых, попавшихся под руку, разрозненно, я иногда даже просыпался среди ночи, чтобы записать какую-то строчку, а потом, устав, по двадцать раз включать и выключать свет-писал в тетрадке наощупь, и потом утром удивлялся своему почерку и таланту, который даже не давал по ночам уснуть четырнадцатилетнему подростку, побуждая к творчеству, как будто уже тогда все «бурлило и кипело- но не хватало смелости зажечь». Тому творческому порыву, будившему и не дававшему сразу уснуть. Иногда я засыпал по час-два-перебирая все мысли в голове, все события дня, которые мне всегда представлялись насыщенными и многообразными- что мне доставляло огромное удовольствие перебирать эти мысли, смаковать их, фантазировать, думы думать…
На прогулках на лавочке я всегда уходил последним -не от того, что я на что-то рассчитывал от местных девушек- какого-то особого внимания, предпочтения или расположения, - ну, я действительно провожал их всех потом  домой, а просто терпеливо ждал конца, боясь пропустить что-то значимое и важное. В том -то и дело, что может и не оказаться ничего важного и значимого. Безумств никто не совершал. Иногда все сидели и зевали. Говорили ни о чем.  И так проходили вечера- а в какие минуты становилось действительно невмоготу от скуки- эту тишину разбавляли проходящие шляхом мимо нас люди, или проезжавшие на мотоцикле, которых обязательно «подмывало» остановиться и со всеми поздороваться-тогда ведь не было не то, что Интернета, ни сотовой связи, тогда даже газа не провели- по  телевизору уже тогда стало понятно, что ничего показывать не будут, и смотреть его незачем- весь интерес к нашей компании или к молодежи разрушался именно тем, что нам было скучно, а кто был старше уже выпивал- и им было чересчур весело. И оказавшись заложниками двух крайностей – огромного и пустого досуга, которого было нечем наполнить чем обсуждать какие-то новости  о других односельчанах или псевдоновости о том, что случилось в сельском клубе или генделике.  А ведь немецкое слово- как я поначалу допытывался у местных –что же это слово означает- но понимал и сам без ответа, как-то интуитивно. Или мы просто сидели и рассказывали анекдоты. А потом и разбирали по зап -частям и обсуждали .это невинное и глупое занятие, которое я считал наиболее неудачным. Но я так и не избавился от привычки тратить свое время на что -то бесперспективное и нерациональное. Так, что я дочитываю иногда книги, ставшие неинтересными мне еще в самом начале, смотрю до конца скачанный фильм, выбранный по названию, несмотря на ужасный сюжет, и идиотские диалоги, непродуманный сценарий, и плохую игру актеров потому что знаю-иногда именно самые последние мнуты спасают провальный фильм. Иногда  в футболе и хоккее гол забивают именно в последние минуты. Иногда самые важные слова произнесены именно тогда когда их меньше всего ожидаешь- особенно фраза «останься». И я понимаю- вся фишка- в нарративе, в саспенсе, в ожидании- в фантазии на тему-что будет? И как я хочу этого. Пусть ожидания, там, у моря погоды, себя не оправдывают-как это скучный анекдот, разобранный слушателями по деталям-в котором тысячу раз перемыли все косточки его персонажам-мы вольны реконструировать развитие событий- как хотим, интерпретировать- как хотим.
И когда я вел свой дневник в селе, и записывал эти встречи и разговоры, конечно событийно и эмоционально не окрашенные и пустые, я собирался сделать настоящую книгу, которая будет называться «про село» или «село». И будет такое солидое подарочное издание в дорогом переплете- а внутри в самом содержании будет всего два слова вместо всей книги- вся книга будет состоять всего навсего из двух слов- «село умерло». В тот момент мне показалось, что  селе нет вообще никакой перспективы- вот вся эта молодежь разъедется, бросит своих стариков- останутся из ребят единицы- но из них никто не хочет с селом связывать свою жизнь- это всем недостающее, свербящее и назойливое, как эти мухи по утрам, которые с рассветом начинают жужжать по всей хате и садиться на лицо- не давая, как следует, высыпаться-это беспокоящее  и саднящее чувство малой Родины, которая всегда с тобой, в которой ты хочешь, чтобы все медленно угасало- чем было заполнено неуместным и невнятным новоделом. Это Родина, в которую не хочется пускать чужих, и видеть как они моют свои машины в воде, в которой ты плыл, несмотря на коровью ссанину, в нескольких метрах от себя- и ты все прощаешь деревенским коровам-но никогда не простишь чужим… Эта Родина, в которой развалины или пустоты, разобранные дворы, в которых раньше тебя принимали ласковые старики, имен уже которых не упомнишь, а тогда и не хотел запоминать, а теперь ты можешь просто показать место-оно должно оставаться таким, как в детстве- пусть масшатабные стройки и федеральные трассы проходят в других местах и маршрутах-наше трогательное и близкое, интимное прошлое не хочет перемен. Оно также не хочет назойливой суеты, этого молоха потребления-это место с бесплодными и ничемными, никудышными разговорами благостней всей рассказанной тебе потом фальши от твоих сослуживцев и начальников. И можно еще много чего говорить об оттоке людей из деревни в город или еще куда, и проперспективы развития, и про агропромышленный комплекс. Про какие-то чудом в позапрошлом году среди всей нищеты, когда люди разбирают хаты мазанки на строй материалы, появились комбайны марки «Моисей Фергюсон» - они воспринимались мной как технические «космические пришельцы».
Наверное, кто знает, тот сейчас вспомнит песню Боярского «остров детства моего», и в чем-то окажется прав.
Родители и бабушка (http://www.stihi.ru/2011/05/19/6498 http://www.stihi.ru/2011/05/19/6373) постоянно тратили кучу денег на переговоры-иногда ночами ждали вызова, ходили на единственный перговорный пункт в Аджикабуле. Эта разорительная причина звонить по международной связи стала отдельной строкой  семейного бюджета. У мамы и бабушки есть привычка никогда не вешать трубку после прощания по телефону-они все время продолжают говорить и говорить-постоянно в разоворе говоря что, ну все, ну, все, пока, целую… и опять продолжая и продолжая разговор, которому нет ни конца, ни края.  С его непрерывными потворениями, (как на ДВД проигрывателе- «просмотр- отдельных эпизодов»), чем -то недосказанным, и чем то важным-  о чем только удалось вспомнить. И это все общение по телефону- именно эта саднящая связь малой Родиной- которую ничто не сможет ни выжечь в твоем сердце и  стереть в твоей памяти.