Десять способов найти мужа Ч. 5

Часть 5

***

Субботнее утро было серым и хмурым. Нехотя встала и по привычке подошла к окну.
Боже мой! Оказывается, всю ночь валил снег. Сугробы, наверное, по колено. Белым-бело. Вот так весна! Апрель месяц, а вдруг зима вернулась. Но, кажется, тепло. По оконному карнизу звонко стучат капли. Значит, под ногами будет мокрое месиво – дворники, конечно, еще не успели расчистить тротуары. Но прогуляться все равно нужно, хотя бы сходить купить хлеба.
Я бесцельно шла по улице. Может к родителям съездить? Но я была у них в прошлый выходной. Мама снова начнет вздыхать и охать: редко к ним езжу – значит совсем забыла со своими кавалерами, а часто – снова не слава Богу – горемычная - совсем одна. Как же найти золотую середину?
Фруктовый киоск смотрелся ярким экзотическим пятном на фоне серой гаммы. Словно на черно-белом портрете кто-то красным фломастером ярко раскрасил губы.
Остановилась у витрины. Оранжевые мячики апельсинов, желтые бананы, гроздья крупного синего винограда и невероятно яркие огненно-красные яблоки.
И так мне захотелось ну хоть чего-нибудь яркого в своей нынешней серой жизни, что я купила целых два кило этих невообразимо красных, почти искусственных яблок.
Зашагалось сразу как-то веселее. Я уже собиралась свернуть с оживленного проспекта во дворы, когда увидела девчушку, наискосок перебегающую дорогу. Она совершенно не смотрела по сторонам, словно собачонка, сорвавшаяся с цепи, неслась через четыре полосы движения. Мне показалось, что бежит она ко мне, и тут я узнала Катю, но, похоже, меня она не видела. Сердце сжалось у меня в груди, охваченная ужасом, я что есть мочи закричала:
- Катя!!!
Сзади послышался какой-то жуткий звук. И все…
Я открыла глаза, не понимая, где нахожусь. Медленно соображая, осознала, что лежу на газоне в грязно-сером снежном месиве, счищенном дворниками с тротуара, но дальше этой грязной кучи снег совершенно чистый и белый, а по нему кто-то раскидал яркие красные яблоки, словно пятна крови на белом покрывале. В голове сразу будто бы зазвучала давно всеми забытая песня «Яблоки на снегу…»
Около меня толпились какие-то люди. Кто-то стал пытаться меня поднять. Вдруг я отчетливо вспомнила бегущую через дорогу Катю и начала оглядываться по сторонам, стараясь найти ее взглядом. Рядом кто-то подвывал и всхлипывал. Оказалось - это Катя. Она сидела недалеко от меня на снегу и ревела в голос, размазывая слезы по лицу.
Из общего гула голосов до моего сознания доходили лишь некоторые слова и фразы: «скорая», «ГАИ», «девочка дорогу перебегала», «на тротуар вылетел, женщину сбил». Но вот среди этой словесной неразберихи - твердый и четкий мужской голос:
- Не трогайте ее, и все отойдите. Я – врач.
Около меня присел мужчина. Коротко подстриженные седые волосы, серые глаза, бледное, почти белое лицо. Как это странно, все такое монотонно-серое, даже этот мужчина, и только яблоки – красные. Я попыталась подняться.
- Лежите, не двигайтесь. Голова кружится? Тошнит? Где чувствуете боль?
После этих вопросов я действительно ощутила свое тело.
- Нет, не кружится. Болит бок, левый, кажется.
Мужчина расстегнул мою куртку и стал ощупывать мое тело.
Я все-таки села, но при попытке встать боль прошила насквозь, даже не поняла конкретно в каком месте.
- Тетя Ира, вам очень больно? – Катя присела около меня.
- Это ваша девочка? Что ж вы за ребенком-то не смотрите? Несется через дорогу, прямо под колеса, - голос у мужчины-врача дрожал, и руки дрожали.
- ГАИ надо вызвать, пусть разберутся, водитель же не виноват, он от девчонки на тротуар свернул, - кто-то из зевак давал свои советы.
- Не надо милицию, - завыла Катя на всю улицу.
- Действительно, не надо никакой ГАИ, - я снова стала пытаться встать.
Доктор подхватил меня под руку.
- Я отвезу вас в больницу, сделаем рентген, если что, то все лечение я возьму на себя.
- А вы-то тут причем? - я никак не могла понять, с чего это так неожиданно возникший доктор обо мне заботится,- и где водитель, который меня сбил?
- Да это я вас сбил. Девочка ваша ко мне прямо под колеса выбежала, ну я и свернул на тротуар, а тут вы…
- Это не моя девочка, я просто знаю ее. Так это ваша машина? – я в недоумении смотрела на доктора. Видимо, мозги мне все-таки «встряхнуло», потому что соображала я крайне туго. – А говорили, что вы врач.
- Да, врач, но сейчас я ехал на своей машине, по своим делам,- мужчина внимательно смотрел на меня, видимо, пытался понять, в здравом ли я уме.
- А вы свидетелей- то записали бы, на всякий случай. Дамочка-то, может, того, - какая-то старушка из очевидцев покрутила пальцем у виска, - а потом в милицию на вас заявит. Греха не оберетесь.
Мужчина посадил меня в свою машину, а сам все же пошел к неразошедшимся еще зевакам.
- Тетя Ира, можно я с вами поеду? – Катя открыла дверку машины.
- У тебя дома кто-нибудь есть? Ты почему здесь бегаешь одна?
- Дед дома. Я гуляла, мальчишки за мной погнались, а я от них. Что мне теперь будет, в милицию меня заберут?
- Никуда тебя не заберут, но взбучку я тебе обещаю. Иди сейчас же домой, а деду твоему я позвоню.
Вернулся водитель (или доктор?).
- Вы что же, действительно считаете меня ненормальной?
- Не говорите ерунды, я сам хирург и весь порядок оформления происшествий мне отлично известен. При обращении в больницу мы обязаны сообщить о ДТП в соответствующие инстанции. Там меня сочтут покинувшим место происшествия, со всеми вытекающими последствиями. А неприятностей на мою голову за последнее время и так в избытке.
- Простите, но я не хотела попадать вам под машину.
- Это вы меня простите. Я - кретин, мне вообще нельзя сейчас садиться за руль. А, ладно, что я к вам со своими проблемами.
Он был словно клубок нервов, напряжен до предела. Казалось, тронь его – раздастся щелчок и проскочит искра. Но мужчина не мог себе позволить жаловаться или просто выговориться первому встречному. Да и я вовсе не спасательный круг, скорее даже наоборот.
- Прохоров Евгений Васильевич, представился мужчина, когда мы подъехали к больнице, - а вас как зовут? Неудобно без имени, не знаешь, как и обратиться.
- Ирина. Горина Ирина Александровна.
Евгений завел меня через какую-то заднюю дверь и хотел посадить в кресло-каталку, но я просто в ужас пришла от такой перспективы и стоически доковыляла до кабинета с табличкой «Прохоров Е.В.»
Мой доктор (могу же я называть его так, хотя бы до выздоровления и, конечно, только про себя) ушел, сказав, что ненадолго.
А я сняла, наконец, с себя мокрую, грязную куртку и осмотрелась в кабинете.
На столе стояла фотография в рамке. Любопытство даже в такой ситуации взяло верх, значит, не так уж сильно я пострадала.
Я взяла фото в руки. Три счастливых улыбающихся лица: две женщины и мужчина в центре – Евгений. Только выглядит он как-то иначе – моложе, кажется. Нет, просто волосы длиннее, чем сейчас, и темные, седины совсем мало. А женщины, видимо, жена и дочь: приятная дама, на вид  моего возраста, и девушка - русоволосая, похожа на отца, лет, наверное,  двадцати  - двадцати трех. Милое, симпатичное семейство. Я вздохнула, позавидовав чужому счастью, и поставила фотографию на место.
Решившись взглянуть на жутко болевший бок, расстегнула джинсы и подняла свитер.
Извернуться и увидеть все никак не получилось, но и того, что я умудрилась рассмотреть, хватило, чтобы повергнуть меня в ужас. Левая сторона - бедро и то, на чем сидеть я теперь, видимо, не смогу были черно-фиолетово-бордового цвета, к тому же еще и распухли и в джинсы помещаться ни в какую не хотели.
- Да, гематома большая, но это не столь страшно, лишь бы кости были целы, - я не услышала, как Евгений вернулся, и одернула одежду.
- Доктора не нужно стесняться, все равно сейчас раздеваться будете. Вот, приложите пока к боку, - и он подал мне что-то вроде пакета со льдом.
Рентген показал, что кости мои, слава Богу, целы. Сделали укол, дали киках-то мазей, и вернули мне мини холодильник в виде пакета.
- Дня через два-три начнете ходить к нам на физиопроцедуры, я открою вам больничный, хотя, наверное, лучше чтобы это сделал другой врач,- Евгений Васильевич не успел договорить, в кабинет влетела женщина в белом халате, должно быть, коллега.
- Женя, Боже мой, мне Тонечка позвонила, с тобой все в порядке, а с машиной? Что там с этой, под колеса тебе бросившейся?
Вела она себя слишком уж вольно для коллеги: ворвалась, как ураган, подхватила Евгения под руку, как-то уж слишком преданно заглядывала ему в глаза. Может тут у них так принято, но мне она ужасно не понравилась и даже не тем, что высказалась обо мне, как о ненормальной, кинувшейся под колеса. Почему-то она мне была противна, как женщина. И с чего вдруг – видела я ее впервые, не ревность же это. Я ж совершенно не знаю ни Евгения Васильевича, ни эту мымру (так сразу ее про себя и назвала).
- Зоя, с чего ты взяла? - Евгений посмотрел на меня виновато-извиняющимся взглядом, - Ирина Александровна ни в чем не виновата, это же я ее сбил, причем на тротуаре. Бог миловал, травма из категории легких, переломов нет.
- На тротуаре? Ты что, выпил? А регистрируете, как ДТП? Легкую можно бы записать, как бытовую.
Тут Зоя обернулась в мою сторону, решив, что сии разговоры не для моих ушей, скривила губы и надменно заявила:
- Не могли бы вы, больная, подождать доктора в коридоре, нам с Евгением Васильевичем нужно решить некоторые профессиональные вопросы.
И так меня возмутило, почему эта мымра тут командует, что я, набравшись наглости, парировала:
- Извините меня, пожалуйста, но это вы не могли бы зайти чуть позже, когда Евгений Васильевич закончит прием пациента?
Мои слова вызвали эффект разорвавшейся бомбы, но Прохоров не возразил. Мне показалось даже слегка улыбнулся, зато у Зои глаза вылезли из орбит, она только беззвучно открывала рот, пока, наконец, речь к ней не вернулась:
- Да я тоже - врач! И я…
- Конечно, прекрасно осведомлены о профессиональной этике и неразглашении врачебной тайны. Именно поэтому я вас и попросила оставить нас с доктором наедине.
Евгений молчал, наблюдая за нами, и лишь насмешливая улыбка не сходила с его лица.
Зоя фыркнула и демонстративно вышла из кабинета, хлопнув дверью.
- Вы случайно не директор фирмы или хозяйка какого-нибудь предприятия?
- Нет, я самый что ни на есть среднестатистический бухгалтер. Просто я очень не люблю, когда плюют мне в лицо. Нас, кажется, прервали?
- Да, по поводу больничного. Так вот, я как раз Зою Ивановну и хотел попросить оформить вам больничный, чтобы не фигурировала моя фамилия, если вдруг…
- Если вдруг я начну с вас требовать возмещения мне морального вреда что ли? Как я поняла, если мы сейчас запишем в журнале регистрации, что я обратилась по поводу, например, падения с лестницы, то вы не будете фигурировать ни в каком деле и спокойно сможете оформить мне больничный?
- Да, только вам-то это зачем? Мало ли что может случиться.
- Что, например? Вы сразу откажетесь мне помогать и даже не довезете до дома?
- Нет, ну за кого вы меня принимаете? Но бывает, что позднее проявляются сразу не обнаруженные травмы.
- Мне кажется, мои уже все проявились,- усмехнулась я, вспоминая свои синяки во весь зад. Давайте поскорее все оформим и отвезите, пожалуйста, меня домой, а то меня что-то так клонит в сон, просто все силы уже закончились.
- Это от укола.
В это время на столе зазвонил телефон.
Прохоров снял трубку. Слушая, он сразу изменился в лице.
- Что с ней!
Евгений бросился к двери, опрокинув стул на своем пути. Уже почти из коридора обернулся и виновато попросил:
- Подождите немного, пожалуйста. Очень срочное дело, - и скрылся, закрыв дверь.
Я бесцельно побродила по кабинету. Если так можно назвать мое перемещение от стола к окну. В углу стояло кресло. Решила в него пристроиться. Подвернув под себя ногу, уселась на правый бок, так было почти не больно, сверху уложила ледяной пузырь и, довольная обретенным покоем, задремала.
Проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. Увидев лицо незнакомого мужчины, долго соображала, кто это и где нахожусь. Когда, наконец, все вспомнила, стала пытаться встать с кресла, но правая нога затекла, и я ее совсем не чувствовала, а левая… Лучше бы я не чувствовала и ее.
Евгений Васильевич вернулся, как мне показалось, еще угрюмей и мрачнее, чем раньше. К разговорам был совершенно не расположен, а где витали его мысли, мне было неведомо. Да и к чему, мы случайно столкнулись  (в полном смысле этого слова), и теперь только, как порядочный человек, он еще какое-то время будет интересоваться моим здоровьем, а когда закроет больничный лист, вздохнет с облегчением и больше меня не вспомнит.
Шагать по ступенькам оказалось гораздо сложнее, чем идти по ровной дороге.
Вот как приду, как лягу в обнимку с холодной грелкой и буду лежать, как свежепойманная рыбина на леднике в погребе – кажется, еще живая, но сдается, что  уже полумертвая.
Евгений довел меня до самой двери, и когда он уже повернулся к лестнице, я сама не знаю зачем, предложила:
- Может, чая хотите, или вас дома очень ждут?
Он стоял в нерешительности, смотрел на меня и, кажется, только сейчас, в этот самый момент очутился на лестничной площадке, переместившись из мира своих мыслей в реальность.
- Дома? Нет, никто меня дома не ждет. А если честно, то мне даже возвращаться туда страшно. Вы, правда, в состоянии вынести мое присутствие?
Ожидая услышать стандартно-вежливый отказ, я даже не сразу поняла, что он спрашивает – настолько его ответ меня поразил.
- А как же…,- я, не подумав, уже чуть было не ляпнула, что видела его фото с женой и дочерью, но вовремя спохватилась, - я хотела сказать – надо же, меня тоже никто не ждет дома. Проходите.
 Я проводила Евгения на кухню. А пока переодевалась и ходила из комнаты в ванную, видела, как он сидит за столом с отрешенно-отсутствующим видом.
Какой-то он все-таки странный. Возможно, случилось что на работе - с чего бы тогда там, в кабинете он так сорвался и убежал?
- А может, пообедаем? Вечер уже, по времени так и ужинать пора. Будете борщ?
- Что? Борщ? Пожалуй, буду. Я не помню уже, когда ел в последний раз.
Только, ради Бога, не считайте меня ненормальным. Я вижу, как вы на меня смотрите. Просто сейчас не лучшая полоса в моей жизни, а если уж откровенно – то худшая. Знаете, Ирина, - а можно без отчества? Мы же, практически ровесники – я видел ваши данные при оформлении.
Так вот, еще вчера я ненавидел одного человека настолько, что готов был его убить. Не смотрите на меня, как на психа, я говорю вполне серьезно. А сегодня сам очутился почти в такой ситуации, как и он, но судьба была ко мне благосклоннее.
- Вы верите в судьбу? Люди вашей профессии обычно бывают материалистами.
- Я уже не знаю, во что мне верить. Я бы, кажется, душу дьяволу продал, только бы изменить все.
- Что вы такое говорите! Не гневите Бога!
- Видимо, я его уже прогневил, раз он меня так наказал, - Евгений помолчал, как бы собираясь с мыслями и думая, стоит все же говорить или нет.
- Две недели назад один кретин сбил на дороге мою жену и дочь. Жену до больницы не довезли, а дочь была беременна. У нее начались роды раньше срока. Как ни странно, но ребенок не пострадал. Дочь была в сознании, но видимо, полученные травмы, роды... Она впала в кому, и до сих пор без сознания. Я сам врач, но я ничего не могу сделать. Сегодня там, в больнице, когда позвонили, я думал, что-то изменилось, но все напрасно.
И вот тут сегодня утром эта девчонка на дороге. Если б я не свернул на тротуар, то сбил бы ее, но и так - сбил вас. Я такой же потенциальный убийца и ничуть не отличаюсь от того, которого ненавижу. Жизнь непредсказуема, как лотерея.
- Не корите себя. Сегодня ничего слишком ужасного не случилось, и мои синяки скоро пройдут. Тот человек, он был пьян?
- По заключению – нет. Просто не видел Любу с Полинкой из-за пропускавшей их машины, но скорость-то он превысил. И я сегодня ехал больше шестидесяти.
- А кого родила ваша дочь?
- Девочку.
- У вас внучка! Как это здорово!
- Здорово? О, господи, я не знаю, что мне с ней делать. Ее нужно забирать из роддома. Куда? Кто с ней будет сидеть?
- А отец  ребенка? Ваша дочь замужем?
- В том-то и дело, что новоявленный «отец» исчез, как только узнал о ребенке.  Я с самого начала был против этих родов. Да, риск, конечно, есть, но я бы все сделал, нашел хорошего гинеколога. Только жена с дочкой решили рожать.
Полинка всегда меня слушала, мне кажется, даже любила меня больше матери, но тут они обе встали стеной. А я словно чувствовал. И куда мне теперь этот ребенок?
- Но это же ваша внучка! А вот дочь очнется, она первым делом спросит о ребенке.
 - Она сама еще ребенок.
- А вот это вы зря так считаете, сколько ей, двадцать?
- Двадцать один. Институт не закончила, замуж не вышла. Как она вообще собиралась растить этого ребенка? Жена хотела уволиться с работы и сидеть с ней. Она, видите ли, давно мечтала о внуках.
- Я тоже давно мечтаю о внуках. Вы считаете это ненормальным?
- Нет, почему же. Внуки – это хорошо, это новый этап жизненного пути, но как-то все не так.
 Я вылила из грелки воду, чтобы налить новую порцию похолоднее.
- Давайте помогу, - Евгений, забирая грелку, коснулся моей руки, но не отпустил ее, а задержал в своей. Я в недоумении хотела отдернуть руку, но поняла, что он считает мой пульс.
- А у вас температура, давайте-ка в постель. И я еще напрягаю своими откровениями.
Увидев, что я собираюсь мыть тарелки, он преградил мне дорогу к раковине.
- Да отставьте вы посуду, что с ней сделается. Вечно вы, женщины, скорей кидаетесь все помыть. Где у вас аптечка?
Я смотрела, как он перебирает лекарства в моей аптечке и тут же одно за другим выкидывает в мусорное ведро.
- Вы еще тут? Разве можно хранить все это добро? Это не аптечка, а набор для суицида!  Входная дверь у вас захлопывается?
- Что? – я не понимала, чего он хочет.
- Я говорю, ложитесь немедленно в постель, я сейчас разберу этот лекарственный хлам, а уходить буду, дверь захлопну, держите, - Евгений подал мне грелку, точнее – холодилку.
Только очутившись в кровати, я поняла, до чего обессилела. Руки-ноги были словно пудовые, все тело ныло, а голову еле оторвала от подушки, когда Евгений принес мне таблетку и воду.
- Я - болван, хоть и врач, - последние слова, которые я слышала, проваливаясь в сон.
Не знаю, спала ли я или только временами впадала в забытье, но когда в очередной раз открыла глаза, Евгений сидел рядом. Увидев, что я не сплю, он отбросил одеяло. Спрашивать что-либо или сопротивляться не было сил. Пусть делает что хочет. А он распахивал мне халат - я легла не раздевшись, переворачивал на живот и, кажется, стаскивал с меня трусики. А дальше последовал укол.
Где он взял шприц? У меня их нет дома. Но мысли путались, да и зачем думать, когда рядом есть мужчина, пусть и временно.
Жарко. Светит солнце. Я вхожу в воду, и она так приятно холодит мне тело. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне по берегу идет мужчина. Солнце светит в глаза, я никак не могу разглядеть его лицо. И вдруг понимаю, что это Евгений. А на душе почему-то так легко и безмятежно.
Я открыла глаза. В лицо мне на самом деле светило солнце, пробившись сквозь занавески. Значит, проспала на работу. Ах, да, сегодня воскресенье. И вообще, я на больничном. Потихоньку восстанавливались в памяти вчерашние события. Попробовала встать. Тело болело, но терпимо.
- Проснулись? Как вы себя чувствуете?
Я сообразила, что сижу полуголая и стала скорее запахивать халат.
Евгений лишь усмехнулся.
На столике в пепельнице лежали ампулы и шприцы.
- Где вы все это взяли?
- У себя, конечно. От снадобий вашей аптечки скорее на тот свет отправишься, чем помощь окажешь. Уж простите меня, но я взял ваши ключи и сам открывал дверь. Так как самочувствие?
 - Как это у вас говорят? «Пациент скорее жив, чем мертв».
- Настолько плохо?
- Нет, настолько неплохо, что я пытаюсь шутить.
- Это обнадеживает. Тогда я поеду, - но, видимо, заметив мой несчастный взгляд, добавил, - я обязательно заеду вечером. Только вы все же должны лежать. И это не пустые слова, а указания доктора. Да, чуть не забыл. Я взял на всякий случай номер вашего телефона, простите за бестактность. Не вставайте – это я вам сейчас звоню, чтобы мой номер определился. Если вдруг что – звоните, - Евгений кричал уже от двери, а на столике играл мой новый мобильник, обычной мелодией для всех.
Я взяла его в руки. Сердце отчего-то забилось чаще, на лбу даже пот выступил. А змей-искуситель уже нашептывал мне на ухо: «Ну, беги же скорее, установи свою, неповторимую мелодию на этот звонок, видишь, все снова повторяется». И я поддалась, я снова наступала на те же грабли, успокаивая сама себя, что это только невинная прихоть и ничего более.
В памяти отчетливо всплыло лицо Евгения, когда я первый раз его увидела, хмурый белесый день и яркие яблоки на снегу.
Я нашла эту старую песню и установила на звонок абонента «Евгений». Невинная ни о чем не говорящая песенка. Прикрылась яблоками искушения ото всех любопытствующих, знающих о моей причуде.
Ну, что тут такого? Удалю ее, как только он закроет мне больничный.
Довольная сама собой вышла на кухню, есть-то все-таки нужно.
Ну, надо же! Посуда после вчерашнего обеда была вымыта и аккуратненько стояла у мойки.
После кофе настроение совсем поднялось. Я даже решила сразу позвонить Яне и Валюше, надо ж предупредить, что я на больничном. А еще я знала, что услышав обо мне такие страсти, Валюшка обязательно примчится меня навещать и привезет чего-нибудь вкусненького. Да, каюсь, нехорошо пользоваться добротой подруги, но так не хочется готовить. А случись такое с подругой, я бы тоже приехала.
Валя появилась как раз к обеду.
- Ну, Ирка, видать не все еще приключения на твой зад закончились! А ну-ка, покажи?
- Чего - «покажи»? – не поняла я.
- Ну, как чего? Зад, конечно.
И спорить было бесполезно. Она бы все равно не отстала, не посмотрев на мои синяки. А увидев, долго вздыхала и охала, причитая, что хорошо еще все так обошлось. Но Катьке нужно обязательно дать хорошего нагоняя. Только тогда я тоже вспомнила, что обещала Кате серьезную взбучку, и позвонила Ивану. Объяснила всю ситуацию, попросила держать девочку под контролем и не отпускать без присмотра бегать по дворам. А потом Валюша кормила меня домашними пельменями и в который раз расспрашивала обо всем происшедшем. А я снова умолчала о том, что Евгений был у меня дома и провел в моей квартире почти всю ночь. Что-то мне не хотелось, чтобы Валя вновь завела разговоры о предрешенности судьбы и начала причислять Евгения к потенциальным женихам.
Вечером, когда Валя уже ушла, телефон мой запел «Яблоки на снегу».
Евгений осведомился о моем самочувствии и сообщил, что придти сегодня никак не сможет, потому что остался на дежурство в больнице, подменив коллегу по работе.
Вот так, все тактично, четко и ясно. И нечего было окружать себя какими-то иллюзиями. На человека столько всего обрушилось разом… Он никак не разберется в собственных проблемах, а тут еще я свалилась ему на голову, вернее, под колеса. Но я, в общем-то, и не ждала чего-то особенного. Мне была нужна конкретная помощь – он ее оказал, как врач, как человек. Не охи и вздохи, а уверенная и твердая рука. Но я же сильная, когда соберусь, не инвалид ведь – сама в состоянии предложить руку помощи, если вдруг понадобится.
Вечером все же раздался звонок в дверь. На пороге стояла Катюша – собственной персоной.
- Тетя Ира, вы меня не ругайте. Я у деда отпросилась и нигде не бегала, а пришла вас навестить и узнать про здоровье.
Общение с Катей мне доставляло радость. Я с удовольствием слушала ее непосредственные рассказы о школе, подружках и, конечно, о любимом мальчике, который написал на доске «Катька – дура», а поскольку в классе две Кати, то совсем неясно, кому же это послание адресовано.
Катя вздыхала, кокетливо поджимая губы и стараясь казаться эдакой послушной девочкой. Но тут же начинала громко возмущаться:
- Только Вареньевна наша почему-то сразу решила, что это написано про меня. Так и сказала: « У нас в классе одно горе-несчастье, тут и гадать нечего».
Собираясь домой, Катюшка пообещала заходить ко мне пока я на больничном.
- Берешь надо мной тимуровское шефство? – смеялась я, провожая ее до двери. Но Катя не поняла моих слов. Надо же, она не читала «Тимур и его команда». Нужно обязательно найти ей эту книгу или прочитать вместе.

Евгений заехал, чтобы отвезти меня на физиопроцедуры. Он как-то осунулся и выглядел сильно усталым. Видимо, сказалось еще и ночное дежурство. Можно было, конечно, походить на эти процедуры и в нашу поликлинику, но мой доктор посчитал, что я должна пройти курс у них в стационаре, и договорился с персоналом. Когда я после всех этих УВЧ и электрофорезов  направлялась к выходу, он как раз вышел из своего кабинета все с той же Зоей. Она посмотрела на меня так, будто я прокаженная инопланетянка с рогами на голове, но от высказываний  в мой адрес удержалась, всем своим видом показывая, что с Евгением их связывают давние отношения, а мне  даже приближаться к нему не рекомендуется.
- Так не забудь, Женечка, - промурлыкала она и поцеловала Евгения в щеку, оставив в полной растерянности и смятении от явно непредвиденного обращения.
Ох, не зря имя Зоя ассоциировалось у меня с насмешками водителей из фирмы однокашника Леши, именующих своего диспетчера Зою - «змеей особо ядовитой».
Уж не все ли они такие – эти Зои?
Мы выезжали из больничного двора, когда вдруг неожиданно на капот машины упало что-то черное. Евгений резко затормозил, а я даже вскрикнула. Это «что-то» свалилось с капота на землю, а над машиной кружила целая стая ворон. Громко каркая, они поднимались вверх, потом пикировали к земле и разлетелись, рассевшись по веткам, только когда Евгений вышел из машины. Но ретироваться совсем не торопились, недовольно поглядывали, кричали, словно ругаясь. Через минуту Прохоров вернулся, держа в руках мокрого, взлохмаченного, крошечного, черного котенка.
- Вот, держите. И везет же мне последнее время на дорожные столкновения. Кругом вороны, видимо, они его заклевали, он с дерева и свалился. И куда теперь это сокровище деть? Если выпустить, вороны его забьют до смерти.
Котишка дрожал у меня в руках, выпучив круглые глаза, временами жалобно мяукая.
- Бедолага. Я бы забрала его, но у меня уже есть кот.
И я решила поручить спасение этого кошачьего детеныша Яне. Она всегда говорила, что любит черный кофе, темный шоколад и черных котов. Как раз последнего ей и не хватает.
Сейчас Яна была еще на работе, значит, надо ей позвонить, чтобы зашла вечером. А пока оставалось лишь заехать в магазин, ибо мое домашнее заточение привело к полному опустошению запасов холодильника. А поскольку руки мои были заняты удерживанием непоседливого и мяукающего создания, идти в магазин и заносить сумки пришлось Евгению.
Я пригласила его зайти. Мне импонировало его сегодняшнее поведение. Поначалу показавшийся замкнутым и сухим, сегодня Евгений предстал совсем в другом свете, пожалев бездомного котенка. Человек, любящий кошек, не может быть сухим и бессердечным. Мы снова обедали вместе, и тут он неожиданно заключил:
- Быстро вы устраиваете жизнь малышам, может быть, у вас есть знакомые, которые смогли бы помочь и с ребенком. Мне нужна няня. Ну, не мне, конечно. Но вы поняли. Я обзвонил уже не один десяток объявлений, но все что-то не устраивает. А если честно, то я боюсь доверить новорожденного ребенка совершенно незнакомому человеку. Хотя, конечно, и материальная сторона играет не последнюю роль. В агентствах неимоверные расценки, а как они подбирают персонал, тоже всем хорошо известно.
- У вас совсем нет родственников?
- Ну почему же нет? Есть, конечно, но сидеть с новорожденным ребенком некому. Я же смогу уделять слишком мало времени: постоянная работа, плюс дежурства. Я - практикующий хирург и, если буду ночами сидеть с ребенком, о каких операциях днем может идти речь? Оставить работу невозможно, на что тогда жить? Еще неизвестно, сколько нужно времени и средств на реабилитацию дочери. В не столь далекие советские времена были ясли, конечно, не панацея, но я узнавал, теперь вообще в ясельные группы принимают детей только с полутора лет. А мне завтра, крайний срок - послезавтра нужно забирать девочку. Здорового ребенка не могут держать в отделении патологии новорожденных почти три недели.
Я слушала все это, пытаясь примерить на себя весь этот ком житейских проблем. Все мои прежние переживания и неприятности казались теперь такими ничтожными и мизерными, а страдания такими глупыми. Вот действительно, стоит только обрушиться на человека такому тайфуну, и он остается один на один со всей этой маетой, не зная, куда себя деть, к кому прислониться.
А я ведь тоже все последнее время не знала, куда себя деть, только от какой-то бесполезности своего существования. И тут вдруг отчетливо вспомнила Янкины слова: «Когда обстоятельства складываются не лучшим образом и кажется, что вот он тупик, и хуже уж  быть не может, в такой момент нужно принять неординарное решение. Необычное, из ряда вон выходящее. Такое, узнав о котором друзья и родственники только покрутят пальцем у виска. Чтобы все пошло не по рядовому сценарию. И тогда все изменится».
Вот тогда-то мне и пришло на ум такое неординарное решение, узнав о котором  все начнут крутить пальцем у виска – это уж точно.
- Я знаю такую няню. Вы, конечно, с ней мало знакомы и, наверняка, посчитаете ее слегка ненормальной, но я ее знаю всю жизнь, поверьте мне, лучше до завтра вы все равно не найдете.
Евгений так обрадовался, даже глаза заблестели, а то всегда были хмурыми и печальными, как небо в дождливый день.
- Вас мне сам Бог послал! Кто она? Давайте прямо сейчас  к ней съездим и обо всем договоримся. Она точно согласится, ребенок же грудной? Ну, собирайтесь же!
- А никуда ехать не нужно. Это – я.
- Что значит «я»?
- То и значит, что я буду пока сидеть с вашей внучкой.
- Но вы же работаете.
- Во-первых, я пока на больничном. Сколько я еще буду болеть?
- Недели две, может три.
- А потом я возьму отпуск, получается - еще целый месяц. За это время столько всего может произойти. Будем надеяться, и дочь ваша поправится.
- Бред какой-то. Вы что, ненормальная? Зачем вам это нужно? Я вряд ли смогу вам платить больше, чем вы зарабатываете. И потом, вы сами еще должны лечиться.
- Ходить один раз в день на процедуры? Это не сложно. А денег я у вас не возьму.
Евгений смотрел на меня, как на идиотку, мне кажется, у него даже рука дернулась, чтобы покрутить пальцем у виска, но он сдержался.
- Вам к психиатру нужно. Живете спокойной жизнью в свое удовольствие, что хотите, то и делаете и вдруг решаете повесить себе на шею такой хомут. Зачем вам это?
- Хочу потренироваться, а то, возможно, скоро своих внуков нянчить придется. Да, не смотрите на меня так. Я устала от этой никчемной, размеренной, серой жизни. Так хочется быть кому-то нужной.
- И вы вот просто так решаете посвятить свой отпуск чужому ребенку? Что вас ждет? Бессонные ночи, грязные пеленки и бутылочки с молоком. Вместо того чтобы съездить куда-нибудь, завести, например, легкий курортный роман и развлечься. Кстати, где ваш муж?
- Мой муж нашел себе другую, мы развелись почти год назад, а от легких романов, для того чтобы развеяться, меня уже тошнит. Не поймите только это в буквальном смысле.
Евгений смотрел на меня с нескрываемым удивлением. Видимо, мои последние слова его шокировали даже больше, чем желание сидеть с ребенком.
- Вот и прекрасно. Вы уже не возмущаетесь. Тогда давайте обсудим, так сказать, детали. Где я буду находиться с девочкой? Я, конечно, предпочла бы у себя. В собственной квартире мне легче справляться, но если для вас это неприемлемо, тогда придется у вас. Кстати, а как вы назвали малышку?
- Я не знаю, как хотела Полина, но жена постоянно у нее спрашивала: «Как себя сегодня вела наша Варька?»
- Варька, Варвара, Варенька. Мне нравится, если, конечно, вы не передумаете при регистрации.
Евгений согласился, он больше не возражал, не пытался меня переубедить. Я взяла бумагу и ручку и сразу стала записывать все, что нужно купить и сделать. Мужчинам свойственно вечно все забывать. Я исписала пять листов, а Евгений уже потирал виски от такой массы информации, когда в дверь позвонили.
- Ну вот, пришла «мама» нашего найденыша - моя подруга Яна, и она первая начнет крутить у виска, когда узнает о моих намерениях.
- А есть человек, который может заставить вас отказаться от всей этой авантюры?
- Поначалу это были вы, но теперь я уже подписала вашу капитуляцию, вот она на пяти листах.
Я первый раз увидела, как Евгений улыбается. Улыбка очень шла ему. Да и кому она может не пойти? Не к лицу могут быть только слезы, печаль и уныние.
Познакомила Яну со своим доктором, но он, озадаченный перечнем предстоящих покупок и неотложных дел, поспешил откланяться.
- Ой, подруга, по блеску твоих глаз сдается мне, что у тебя новый роман.
- На сей раз твоя интуиция тебя подвела. Будем считать, что Евгений мне только друг.
- Не смеши меня, такие, как он, из разряда друзей очень быстро переходят в категорию любовников. Он женат?
Пришлось рассказать Янке всю историю, ничего не скрывая. Мое повествование ее заинтересовало, но когда подруга узнала о моем намерении нянчить чужого ребенка, заключила:
- Или ты сошла с ума, или ты настолько экстравагантна, что таким способом сажаешь мужика на отношения, как на наркотик – потихоньку, начиная с маленьких доз, постепенно увеличивая зелье. А потом он уже не сможет без тебя обходиться.
- Слишком уж прагматичной и кровожадной ты меня считаешь. Я просто решила по твоему, кстати, совету совершить нечто неординарное, чтобы, наконец, все изменилось. К тому же без твоей поддержки мне никак не обойтись. Отпуск на месяц мне дадут только при твоем согласии, а я клянусь, что буду дома делать отчеты. Поговоришь с Павловной?
- Тогда еще один совет. Вот теперь ты не либеральничай. И если Евгений тебе действительно понравился, то не прохлопай ушами, а то найдутся такие, что прыгнут к нему в кровать, пока ты тут нянчишь его внучку. Так сказать, пока ты тут семь раз отмеряешь, другие успеют отрезать. Тем более что кандидаты на «отрезание», как я поняла, имеются. А с Павловной я поговорю, но ты хорошо себе представляешь, насколько тебе будет тяжело: ребенок, плюс работа?
Я уверенно кивнула. Да, все уже обдумано и решение принято. Но это только что касается Варьки, а вот о своих видах на Прохорова я как-то пока не совсем определилась.
Конечно, он приятный мужчина, но я знаю его всего – ничего. Мне лестна его забота, но она вынужденная, и хотя я не заявила о ДТП, он, как порядочный человек, просто обязан оказывать мне помощь. А насколько он заботлив в повседневной жизни мне вовсе неизвестно. Да и образ его погибшей жены постоянно встает невидимой стеной между нами. Уж если я это ощущаю, то он, и подавно, не может вот так, через несколько недель после ее гибели, задумываться об отношениях с другими женщинами, если, конечно,  любил свою жену. А судить о его семейной жизни я могу разве что по увиденной на его столе фотографии, взглянув на которую, я позавидовала чужой семейной идиллии, не зная, что счастья-то уже нет, да и было ли? Наверное, все-таки было, просто Евгений  из той породы людей, которые все держат в себе, не слишком распространяясь о личной жизни. Да и кто я ему, что бы рассказывать о себе… Даже слово «друг» применимо с большой натяжкой.
А вот у его коллеги Зои - бесспорно не просто дружеские порывы заботы о ближнем. Тут налицо далеко идущие планы. А может и раньше, при жене, у них были какие-то отношения? Я же не знаю. Но что-то мне подсказывает, что такую торпедную атаку Зоя начала вести только теперь, надеясь занять освободившееся пространство. Что ж, мы еще посмотрим, кто кого, а пока примерю на себя роль бабушки, пусть и не подлинной, но я постараюсь быть почти настоящей.
Поместить малышку, конечно же, нужно в спальне. Я тут же решила передвинуть туалетный столик, но травмированный бок не замедлил напомнить о себе. Придется ждать прибытия мужской силы.
На следующий день Евгений привез кроватку, ванночку и еще целую кучу пакетов с необходимыми вещами.
Мы полдня занимались обустройством места для Варьки. Со всеми этими хлопотами Евгений, видимо, отвлекся. Он стал разговорчивей, иногда даже улыбался. И у меня на душе было так легко – никаких терзаний, сомнений, недомолвок и условностей. Все просто и ясно, как в песне: «И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…». Я давно себя так не ощущала. Просто покой и умиротворение в ожидании совместной радости от предстоящего появления в доме младенца. Но когда Евгений стал уходить, вся идиллия, придуманная мной, разлетелась вдребезги от одной фразы:
- Ира, вы, все же определитесь с суммой, которую я вам буду должен. Пусть сразу я этих денег не заплачу, но будем считать, что это услуга в кредит, на других основаниях я не соглашусь привезти сюда Варьку.
На меня вылили ушат холодной воды и отрезвили.
Но если попытаться представить себя на его месте? Быть в зависимости от кого-то и не знать, что потребуют взамен. Скорее всего, у него возникали мысли, что все это я делаю вовсе не бескорыстно, а корысть – это он сам. Возможно, ему ненавистна сейчас сама мысль о другой женщине. Я же не могу влезть к нему в душу и просмотреть, что там творится.
Ну и ладно, время – это великая вещь. Время лечит, время все меняет.
Вечером, после работы забежал Артем.
- Я ненадолго, тебя проведать. Как синяки? Сильно еще болят?
- Меняю окраску: становлюсь желтее и даже начинаю зеленеть, - отшутилась я,- ничего страшного.
- Ты что-то купила? – Артем увидел сложенную упаковочную бумагу от кроватки.
Ну вот, настал момент начинать объяснения с родными и принимать высказывания о своей ненормальности.
Сын заглянул в спальню и увидел кроватку.
- Ты что, уже все знаешь? Когда Анька успела тебе рассказать? А сама еще просила меня никому пока ничего не говорить. Зачем же ты так рано купила кроватку?
Артем осыпал меня вопросами, а я никак не могла взять в толк, о чем речь.
Мы смотрели друг на друга непонимающими глазами. А сын уже ходил по комнате, крутил в руках бутылочки и пачки с памперсами, потом обернулся и многозначительно стал меня осматривать.
- Мам, ты это все для себя купила? У меня, что братик будет или сестренка?
- Господи, как тебе такое могло в голову придти? Я в бабушки готовлюсь.
- Так значит, ты все-таки знаешь?
- Что я знаю?
- Ну, что Аня беременна.
Восторг накрыл меня с головой. Я кинулась целовать сына. Ну, надо же! Я буду бабушкой! Настоящей!
Вот это - точно, что даже чужой малыш словно притягивает какую-то силу, и мечты о своем ребенке сбываются. Так часто случается при усыновлении, когда появляются приемные дети, вот и у нас нечто схожее.
Я стала рассказывать сыну о своих намерениях, стараясь объяснить свои чувства и передать, что я испытываю, чтобы он меня понял. И все же это не слишком удалось, особенно, когда я упомянула об отпуске.
- Ты что-то хочешь от этого человека?
- Единственное чего я хочу – это помочь ему, но если сложится так, что узнав его ближе, он пробудит во мне еще какие-то чувства, кроме сочувствия и симпатии, то я не буду  им противиться.
- Значит внук, о котором ты так мечтала, тебе уже не слишком интересен?
Сыном руководили собственнические, эгоистические чувства.
- Тема, ну как ты можешь даже думать об этом? Да я согласна совсем бросить работу, если вам потребуется моя помощь. И зачем строить столь далеко идущие планы, возможно, к тому времени, когда появится ваш малыш, меня уже ничто не будет связывать ни с Евгением, ни с его внучкой.
- Ладно, мам, поступай, как знаешь. Но как ты собираешься преподнести это бабуле? Вот уж она точно сочтет тебя ненормальной и накатит волну обид, что ты чужим людям уделяешь больше внимания, чем им с дедом.
- Ну, как-нибудь переживу.
Да, переживу. Все объяснения - потом, малышка уже будет здесь и ничего нельзя будет изменить.

***

Я думала, Евгений поедет за девочкой один, мы ни о чем не договаривались, но он неожиданно заехал ко мне.
- Ирина, я подумал, что одному мне крайне неудобно забирать, а главное, везти ребенка в машине. Может быть, вы согласитесь поехать со мной? Можно, конечно, было взять Зою, но я решил – раз вы с Варей потом будете сидеть, могут возникнуть какие-то вопросы в роддоме. Вы не против? А сначала я завезу вас на физиопроцедуры.
Конечно, я была не против. А в роддоме так разволновалась, что даже слезы к глазам подступили, когда нам вынесли этот живой кулек с розовым бантом. Евгений вручил медсестрам цветы и шампанское и осторожно взял девочку на руки.
Персонал больницы, конечно же, знал, что малышку забирает дед, но обо всей трагедии семьи, видимо, не все были в курсе, так как медсестра, обращаясь ко мне, позвала:
- Бабушка, что же вы стоите, взгляните, какая у вас внучка замечательная. Никто и не подумает, что недоношена, три с половиной кило, вон уже какие щечки наела, - сестричка повернула девочку ко мне личиком и расправила конверт, чтобы мне было лучше видно.
Варенька мирно спала, лишь немного сморщив носик от яркого света, попавшего на лицо.
Евгений смущенно улыбался, как бы извиняясь за этот неожиданный поворот. Мне ничего не оставалось, как взять его под руку. Так мы и вышли на крыльцо. Евгений нес внучку и только у самой машины еще раз заглянул в слегка раскрытое одеяльце, потом  задумчиво посмотрел на меня, словно еще раз осмысливая, правильно ли он поступает, отдавая мне самое ценное, что у него сейчас было и, передав мне ребенка, открыл заднюю дверку машины.
Дома я положила девочку на свою кровать и развернула одеяло. Она даже не проснулась, и я не стала ее тревожить ради сиюминутного любопытства скорее посмотреть на нее всю.
- Можно бы отметить это маленькое событие, но вы же за рулем, - я предложила, неуверенная, что Евгений согласится, возможно, он предпочитает вести себя со мной несколько официально, держась на некотором расстоянии. И это предложение скорее было, как разведка боем и прощупывание обороны противника. Я же не собиралась оставлять его здесь на ночь, потому и упомянула о машине.
- У меня это как-то вылетело из головы, и я ничего не купил. А машину я могу и здесь оставить, утром заберу, все равно навещу вас перед работой, как-никак у Вареньки первая ночь дома. Так я схожу в магазин? Что купить?
- Если вас устроит красное сухое вино, то можно никуда не ходить. Или вы предпочитаете что-то покрепче?
- Бытует мнение, что медики пьют исключительно спирт. Бывало, конечно, но сегодня я соглашусь на вино.
Мы сидели за столом. Выпили по бокалу вина за Вареньку, и каждый задумался о своем.
Я пыталась понять, о чем сейчас мысли Евгения, а он не отличался красноречием.
- Расскажите мне о себе, хотя бы немного.
- Да, что рассказывать. Не был, не привлекался, не состоял, родственников за границей не имею, - мой собеседник грустно улыбнулся, - лучше вы. У вас есть сын? Женат?
- Да, свадьба была осенью. А вчера он меня обрадовал – через шесть месяцев я стану бабушкой. Наконец-то, я так этого ждала. Не зря же я вам сказала, что буду тренироваться на вашей внучке.
- И вы даже после такого известия не поменяли своих намерений?
- Конечно, нет. С какой стати? Через полгода Варюшка будет уже большой, сидеть научится. Все будет хорошо, вот увидите.
Как будто услышав, что речь зашла о ней, Варя из комнаты подала голос, заплакав тоненько, как котенок.
- Что значит - девочка, Артемка у меня кричал сразу, как мужичок.
- Вот уж не знаю, в кого она такая тихоня, Полинка у нас плакала басом. Наверное, ее пора кормить?
Я меняла малышке подгузник. Она размахивала ручками и ножками. Такая маленькая. Совсем уже все забылось. Боже, как же давно это было. Я, наивная и глупая, и крошечный Артемка.
- С мальчишками, мне кажется проще.
Вспомнился еще и Егорка. Он, конечно, был тогда уже не таким маленьким, как сейчас Варя. Но и эти воспоминания, как будто уже из другой жизни.
- Моя подруга во времена младенчества  дочери называла свой дом «фабрикой по переработке пеленок». И завидовала мне, поскольку у мальчишек этот процесс происходил гораздо реже. А купать мы сегодня Варю будем? Вы мне поможете? Первый раз как-то даже страшновато, мне нужно привыкнуть, через день-другой все войдет в свою колею.
Я покормила Варюшку из бутылочки и положила в кроватку. Она преспокойно спала, сытая и сухая. Так славно смотреть на спящего малыша. Уходят из головы все неприятности, остается только умиление, нежность и ласка. Евгений тоже смотрел на девочку, стоя у меня за спиной. Неожиданно он обнял меня за плечи, скорее всего, сделал это машинально, не осознавая своих действий. Я тихонько повернулась и посмотрела снизу вверх ему в глаза.
Он словно вернулся в реальность, опустил руки и отвернулся.
- Прости. Я не хотел, - засмущался еще больше, - то есть, я собирался сказать «простите».
Мне захотелось хоть как-то поддержать его и разрядить обстановку.
- Да я, собственно, не против перейти на «ты». Или вы предпочитаете сугубо официальное общение?
- Нет, что ты, - Евгений даже обрадовался, - просто отношения с пациентами обязывают к официальному обращению, но мы теперь уж и не знаю кто друг другу.
- «Друг другу» - великий и могучий русский язык, и понимай такую фразу, как хочешь. Так значит – друзья?
Развить тему дружбы не получилось. Неожиданно у Евгения зазвонил телефон. Я видела, как он весь напрягся, посмотрев на номер, высветившийся на экране, но выслушав, неожиданно закричал:
- Я понял, понял, сейчас приеду.
Тут он вдруг неожиданно схватил меня в охапку и приподнял:
- Хоть ты и свалилась мне под колеса, кажется, друг, ты приносишь счастье, - и, поставив меня на пол, он поплевал через плечо.
- А доктора тоже суеверны?
- Еще как! Я и по дереву постучу. Полинка пришла в себя. Мне нужно в больницу. Ты тут без меня справишься?
- Я буду очень стараться, не переживай. Но ты же выпил.
- Фужер вина. Ерунда, в кефире почти столько же.
- Но ты мне все-таки позвони из больницы, а то я буду переживать.
- Хорошо, мой талисман.
Евгений умчался. Впервые за все время нашего знакомства он, кажется, был счастлив.
К вечеру раздался звонок в дверь. Я думала, что приехал Евгений, но, оказалось - пришла Катюша.
- Здрасьте, теть Ир! Дед сказал заходить, только если я вам не помешаю. Скажите честно, а то дед ругаться будет.
- Нет, Катюша, заходи. Ты наоборот, как раз вовремя, будешь мне помогать.
- Здорово! Чего делать будем?
Я пригласила Катю в спальню, чтобы показать ей Вареньку. Она даже рот открыла от изумления.
- Ой, вы уже стали бабушкой! Это кто мальчик или девочка?
- Это Варя! Только это не моя внучка, а того мужчины – Евгения, помнишь?
- И он вам ее на время дал – понянчить?
- Почти что так. И ты будешь помогать мне сегодня ее купать, а то я одна, боюсь, не справлюсь.
- Вот, клево! Это даже круче, чем Барби со своим домиком. Когда я девчонкам расскажу, они умрут от зависти. У нас только у Машки в классе есть младший брат, так когда она с ним гуляет, из вредности никому не дает коляску покатать. А мы гулять с ней будем?
- Будем, только в хорошую погоду, на солнышке, а то она еще слишком маленькая.
Катя осыпала меня вопросами, ей было интересно все: и почему Варя так много спит, и часто ли ее надо кормить, и сколько весят дети, когда рождаются.
Некоторыми вопросами она просто ставила меня в тупик. Помню, что Артем тоже интересовался: откуда берутся дети, и как же все-таки они рождаются. Но его, помнится, удовлетворили  довольно пространные объяснения. Катина же любознательность повергла меня в растерянность. Я пыталась ей объяснить суть отношений мужчины и женщины, о любви, и что плодом этой любви, как раз являются дети.
- Ой, тетя Ира, вы такая наивная, все о любви мечтаете, а мама сказала, что нету никакой любви, а мужикам одного надо – завалить в постель. А вот от этого, как раз и рождаются дети. И я от этого родилась.
- Господи, Катя! И что же - это тебе все мама рассказала?
- Нет, это она подруге своей на кухне говорила.
- А ты, значит, подслушивала? Но это же нехорошо.
- Знаю, что нехорошо. А как же тогда я все узнаю? Мне мама говорит лишь, чтоб держалась подальше от чужих мужиков. Ни в коем случае ни с кем не разговаривала и никуда не ходила, даже если позовут котеночка посмотреть. А когда я ей рассказываю про Никиту, она только твердит, что маленькая я еще, а все мужики – козлы.
- По поводу чужих людей твоя мама, совершенно права – нужно быть очень осторожной. А вот все остальное… А как же Ассоль, алые паруса? – я видела, что Катя меня не поняла. – А Золушка и принц?
- Так это же сказка, и принцев на самом деле не бывает.
- Еще как бывают! Вот в Англии, например. И «даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца».
 - Ой, насмешили! Это же песня!
- Песня-то, песня, но ведь, вышла же замуж женщина совсем не королевских кровей за принца Чарльза. Только это чуть ли не единственный случай в мировой истории. Но иногда и принцесса отказывается от своего статуса ради любви, ради единственного избранника, и он для нее лучше всех принцев на свете. Вот так, Катюша, а ты говоришь: «нет любви и принцев». Есть, только у каждой девушки свой принц.
- А, я поняла, значит, мой принц – Никита. А ваш? Кто ваш принц?
- А я своего еще не нашла.
- Выходит, Тимур не ваш принц? Ну и хорошо, он мне совсем не понравился. А тот - с голубыми глазами на фотографии?
- Тот – принц, только он – иллюзия, мечта, а в жизни все гораздо сложнее.
- Но если есть принцы, значит, есть и злые колдуньи?
- Это точно! И злых колдуний гораздо больше, чем принцев.
- Получается, если Никита – принц, то Машка – злая колдунья.
- А ты – маленькая принцесса, - я обняла Катю, - только, ваше высочество, мы заболтались, а нам пора купать ребенка.
- А разве принцессы купают детей? За них все делают слуги.
- Это за сказочных героинь, а в жизни принцесса должна уметь все, чтобы стать настоящей королевой, только тогда ее принц станет истинным королем, и будут они жить долго и счастливо.
Не знаю, правильно ли я объяснила все Кате. Но кому же еще мечтать о принце, как не семилетней девочке? Пусть побудет хоть немного маленькой принцессой, а стать  большой стервой  или придавленной житейскими проблемами бабой она еще успеет.
Успеет разочароваться в своем принце и узнать, что все мужики – козлы. А может быть, сказочные мечты помогут ей встретить своего капитана Грея, и увидит тогда она свои алые паруса.

***

Первая ночь, проведенная с Варей, не доставила мне особых хлопот. Малышка проснулась за полночь, когда я еще не успела лечь спать, а после кормления проспала до самого утра, принявшись кряхтеть и подавать голос ровно с шести часов. Наверное, она уже привыкла к больничному строгому режиму кормлений, и было бы просто замечательно, если б так продолжалось и в дальнейшем.
Евгений звонил вечером и утром. Я сказала, что у нас все хорошо, можно не беспокоиться  и приезжать, когда будет больше свободного времени, а не разрываться с утра между домом и работой.
Днем нас навещала очень приятная женщина - участковый педиатр из поликлиники. Выдавать себя за бабушку стало для меня почти привычной ролью.
Я уже столько проштудировала в интернете информации по уходу за ребенком, что, пожалуй, сама могла бы прочитать лекцию молодым мамочкам. Но все же визит доктора снял мое волнение по поводу вечного сомнения «а вдруг что-то не так».
Евгений приехал вечером и привез коляску. Он заметно воспрял духом и даже стал шутить, а в глазах появился веселый блеск.
- Вот вам транспортное средство. Прошу соблюдать правила тротуарного движения и не превышать скорость.
- Какая замечательная коляска! Вареньке понравится. Завтра мы ее обновим. На улице солнышко и тепло, как раз для прогулок. Ну что же ты ничего не говоришь о дочери?
- Я боюсь сглазить. Варьке завтра месяц. И я почти месяц не жил, а просто двигался, что-то делал, но это как будто был и не я вовсе. А сейчас у меня появилась надежда, мне есть ради чего жить - для моих девчонок. Может быть, завтра Полину переведем из реанимации в общую палату. Конечно, ей еще лечиться и лечиться, я пока даже боюсь прогнозы делать, но и это уже огромный сдвиг. А прогулки – это замечательно. Только сейчас давай договоримся, что ты прогуливаешься до больницы и проходишь курс своих процедур, а я найду, кто в это время присмотрит за Варей, если сам буду занят. И это не обсуждается, поскольку я лечащий врач. И так как на прием ко мне ВЫ не приходите, то осмотрю я вас здесь и сейчас, - Евгений специально сделал ударение на слове «вы», показывая, что наш уговор о дружбе сейчас не действует.
Пришлось мне раздеваться и показывать всю свою желтеющее-зеленеющую «красоту».
Евгений осмотром остался доволен, сказал что заживает, как на кошке. А я никак не могла заставить свою стеснительность заткнуться, и убедить себя, что Евгений лишь доктор. Понимала всю неординарность своего положения, но он мне становился все более и более симпатичен. Веяло от него каким-то домашним спокойствием, защищенностью. Казалось, что и во мне он видит больше, чем друга и помощника, но не дает своим чувствам даже чуть пробиться, отгородившись словно стеной.
- Я ужин приготовила. Составишь мне компанию?
- Ты не должна кормить и беспокоиться еще и обо мне.
- Почему?
- Потому что я самостоятельный, здоровый мужчина, который в состоянии позаботиться о себе сам. А ты и так делаешь для меня слишком много.
- Ты отказываешься, потому что боишься.
- Бред, какой-то. Чего я боюсь?
- Неопределенности. Ты не можешь понять, чего я от тебя хочу. Вернее, наоборот - ты думаешь, что именно я от тебя хочу, и выстраиваешь логическую цепочку строго в одном направлении: ты мужчина - я женщина. А теперь попробуй изменить все и представь, что я тоже мужчина. Извини за столь откровенный разговор, но я не хочу, чтобы ты думал, будто я затеяла всю эту историю с единственной целью соблазнить тебя.
Евгений, кажется, пребывал в состоянии легкой контузии от моих слов и не нашелся, что ответить.
- Ну, пойдем ужинать? И вообще, я успела все приготовить, потому что Варя на редкость спокойна, а если вдруг начнется плач и еще, не дай Бог, какие неприятности то, увы, тогда будешь заботиться о себе сам, а возможно еще и о нас обеих.
- Ну, хорошо, только теперь ты будешь писать мне перечень необходимых покупок, включая продукты, а я - все это привозить. Договорились?
- Прекрасно, тогда завтра мы будем отмечать первую знаменательную дату – Варе один месяц. И все покупки - на твое усмотрение.

***

С утра неожиданно нагрянула Валентина.
- Как ты тут, подружка? Поправляешься? А у всех выздоравливающих бывает зверский аппетит. Я блинчики делала с творогом и с яблоками, принесла тебя порадовать, а то ведь знаю - дома сидючи и пожрать, поди, себе не приготовишь, - Валя бурная и громкая, как ливень по крыше, кричала мне уже с кухни, а я тихонько прикрыла дверь в спальню.
- Смотри-ка, а у тебя даже есть, что поесть, - открыв крышку сковородки, она уже пробовала оставшиеся со вчерашнего ужина котлеты, которые я не убрала сразу в холодильник, а потом забыла про них. - Вкусные. Вообще-то ты умеешь готовить, только ленишься, когда не для кого, а себя ты в расчет не берешь. Ты точно головой не ударилась, с чего это вдруг ты себе столько котлет наделала? Или ты кого ужином тут кормила? – Валюша подозрительно ко мне присматривалась.
- Не ударялась я головой. Меня спасла куча грязного снега. А котлеты? Да есть что-то очень захотелось.
Я ждала, когда же Валентина заметит стоящие на столике бутылочки и пачку детской молочной смеси, но подруга ставила чайник, доставала чашки, продолжая рассказы про Петрушу и про то, что невесткой быть, оказывается, не так-то просто, даже если свекровь тебя выбирала сама.
- Ну, садись, давай, чувствуй себя, как дома, - Валя веселилась, довольная своей шуткой.
В это время из комнаты раздался тихий плач. Даже и не плач, а какое-то попискивание.
Валентина замерла с чайником в руках.
- Что это? У тебя завелись мыши? А что же кот? Голубоглазый лентяй – весь в своего дарителя. Одна красота и никакого толку.
- Не оскорбляй моего красавчика и не моего тоже. Ты очень ошибаешься по поводу толка.
Но Валя меня уже не слушала, на цыпочках подкрадываясь к спальне.
Варюшкин писк повторился, а я вздумала подшутить над подругой – наклонилась и тихонько коснулась ее ноги у щиколотки.
Такой реакции я не предвидела. Валя заорала, как боец, кинувшийся в атаку. У меня перед носом сверкнули ее пятки, лицо, словно опахалом, обдуло подолом Валиного платья, а сама она в мгновение ока очутилась на пуфике в коридоре.
От такого крика Варя с писка перешла на громкий плач.
- Тьфу ты, Господи. Напугала ребенка. Да и я, дура, хороша, разыграть тебя вздумала.
Я взяла малышку на руки. В дверном проеме стояла Валя, глядя на меня абсолютно круглыми глазами. То ли от не прошедшего еще страха, то ли от непередаваемого изумления.
- Ничего не понимаю! Когда тебе успели внука преподнести. И ты молчала?! А еще называется лучшая подруга, – Валя была не на шутку обижена.
- Валя, Валя, успокойся, это вовсе не моя внучка.
- А, так значит, я не зря вспомнила твоего голубоглазого красавца. Еще одна мамаша объявилась? Тогда, пардон, беру свои слова обратно. Он действительно знает толк в производстве детей.
- Оставь Егора в покое, он тут совершенно ни при чем. Это внучка Евгения, того самого, который сбил меня на машине.
Пришлось рассказывать Вале все по порядку, включая даже наш последний разговор с Евгением. Она слушала, не перебивая, без своих обычных комментариев, лишь в конце заключила:
- Ирка, ты ненормальная.
- Другого мнения я и не ждала.
- Да, нет. Ты неправильно меня поняла. Ненормальная ты не потому, что взяла девочку, хотя тоже решеньице – нечего сказать. Но кто тебя, дуру, за язык-то тянул заводить с ним сейчас разговор о взаимоотношениях. Тем более брякнуть по поводу соблазнения. И что теперь мужику прикажешь о тебе думать? Что ты странная женщина и, видимо,  с большими отклонениями в сексуальном плане.
- Это почему же?
- А потому. Какая нормальная баба скажет мужику «представь себе, что я тоже мужчина»? Какие он из этого выводы должен сделать? Или что он слегка не такой, или что ты - слегка того.
- Чего – «того»?
- Мужиками не интересуешься, вот чего.
- Ты что, серьезно? Можно так подумать? Да, ну тебя, Валька, дурацкие у тебя шутки. Он же знает, что я была замужем, и что сын у меня есть.
- Эка невидаль - сын. А вот, что муж тебя бросил, и почему, твой доктор знает?
- Да, я, кажется, упоминала, что он нашел другую.
 - А вот это, как раз, скорее даже наоборот наталкивает на мысль о том, что с тобой что-то не так.
Валины слова привели меня в ужас. Я стала вспоминать все, что говорила Евгению и как себя вела. А вообще, как себя ведут лесбиянки? Вот еще, не было печали…
Нет, чушь все это. У Валентины больное воображение, а может, начиталась или насмотрелась какой-нибудь ерунды, вот ей и чудится теперь, что и кругом все не так.
Однако же ее умозаключения не давали мне покоя. А вдруг и правда Евгений после моих слов решит, что я мужененавистница. Не заводить же теперь с ним разговор на эту тему: «Извини, - дескать, - и не пойми меня неправильно. На самом деле я очень даже люблю мужчин». Бред. Но что же делать? И я не нашла лучшего способа показать, что я нормальная женщина, как выложить на полочку фотографию с Егором. Не поставила ее на всеобщее обозрение, а так – положила, как вроде бы нечаянно забытую, но не увидеть ее было невозможно.
Телефон мой заиграл «Яблоки на снегу». Евгений поинтересовался, пью ли я коньяк. А Валю заинтересовало, на чей же звонок я могла установить такую странную мелодию.
- Ты, все-таки, не перестала устанавливать всякие дурные песенки на звонки? И что же означают эти яблочки? Запретный плод, плод познания, но почему на снегу?
- Нет, Валь, все гораздо проще и никакой аллегории, как у того чукчи – «что вижу – про то пою», а видела я лишь снег и яблоки, и только теперь они стали вдруг плодом греха. Подержи-ка, вот ребенка, а я приготовлю Варьке поесть, - я отдала малышку Валентине и вышла на кухню. А когда вернулась через десять минут, Валя была таинственна и задумчива, а говорила почему-то шепотом, хотя Варька не спала.
- Ир, какое же это чудо – ребенок! Представляешь, она на меня смотрит и улыбается. И все. Наступает сразу такой покой, безмятежность. И что там этот мир со всеми его проблемами, вечной спешкой, интригами и суетой. Вот оно - тихое счастье.
Я взяла Варю на руки и стала кормить из бутылочки, а Валентина, одеваясь, уже из коридора мне крикнула:
- Все, я пошла к Машке, и пусть только попробуют мне сегодня же не сделать внучку или внука, тогда скажу им, что рожу себе малыша сама.
Ох, Валя, Валя – клубок страстей и эмоций. А Петенька как же? Он сам, как это дитя, единственное, что его не возьмешь на ручки и не покачаешь. Но еще я представила, как Валюша придет к дочери и будет требовать немедленно зачать ей внука. Мне стало так смешно. Как раз в это время и пришел Евгений, застав меня довольной и улыбающейся неведомо чему.
Мы пили коньяк за месяц, прожитый Варькой в этом мире непостоянства, страстей и жестокости, где много несовершенства и несправедливости. Пили за то, чтоб ничего подобное ее не коснулось. Понимая, что добро всегда побеждает зло только в сказках, мы пили за эту сказку. Чтобы Варенька, такая крошечная и беззащитная, как можно дольше не узнала суровой реальности нашей жизни.

***

Варя оказалась довольно спокойным ребенком. Бывали, конечно, и бессонные ночи и, казалось бы, беспричинные порции заливистого плача, но в целом мне было совсем не тяжело с ней справляться, разве что в первую неделю, когда еще и у самой изрядно побаливал бок, и хотелось просто полежать на диване. То и дело вспоминала маленького Артема, даже достала книжечку, куда записывала все его детские «достижения», начиная с первой улыбки и агуканья, и постоянно сравнивала с Варюшкой.
Самым тяжелым оказался сороковой день Вариной жизни, когда семья Прохоровых вспоминала ее бабушку. Она будто бы тоже что-то чувствовала, не спала всю ночь, капризничала и ни в какую не хотела лежать в кроватке, успокаивалась, только когда я брала ее на руки.
Евгений заезжал накануне предупредить, что в этот день придти не сможет. Я его прекрасно понимала. За эти недели он стал мне почти родным, казалось, что я знакома с ним уже давным-давно, хотя и не знала о нем почти ничего.
Поэтому как мне ни хотелось спать, я нашла в себе силы собрать Варю на прогулку, и отправилась с ней в церковь. Не могу назвать себя прилежной прихожанкой, но в тяжелые минуты жизни я всегда ходила в церковь.
Заранее позвонив Валентине, я оставила ее с коляской на улице, а сама зашла поставить свечи за упокой души совершенно незнакомой мне женщины, и за здравие Вареньки и ее матери. А когда вышла на улицу, и яркое солнце брызнуло мне в глаза, стало так легко и спокойно на душе, словно я тащила на плечах коромысло с полными ведрами, а теперь его не стало.
В кармане заиграл мобильник: «Дорогие мои старики…».
Мама сообщила, что приедет сегодня к вечеру на часик - полтора, как всегда с Василием Ивановичем за компанию, не забыв уколоть меня словами: «Надеюсь, никого не застану у тебя в полотенце». Я хотела тут же съязвить, ответив что-нибудь типа: «Нет, конечно, разве что в пеленках», но не стала опережать события. Всему свое время.
Я заторопилась домой, чтобы вернуться до приезда мамы и не встретиться с ней на улице, вот так – с коляской. Все объяснения – лучше дома.
Купила любимых маминых пирожных. А только покормила и уложила Варьку, раздался звонок в дверь.
Чмокнув меня в щечку, мама тут же строго заметила:
- Ира, поговори с соседями, что это они коляску ставят прямо у тебя под дверью. У Виктора с Ольгой еще внук появился? Когда ж нас-то Артем порадует?
- Уже обрадовал.
- Господи, не пугай меня, что случилось?
- Ну, что же ты сразу о плохом? Сказала ведь – «обрадовал». Анечка беременна, и через полгодика ты станешь прабабкой, а я – бабкой.
Мама заохала, запричитала, даже принялась искать по карманам носовой платок – вытирать слезы радости.
Я поставила чайник, думая, как бы начать разговор о Варьке, а то не дай Бог сейчас заплачет, и у мамы, как и у Валентины, будет шок, даже без моего глупого подшучивания и пуганья.
- Мам, я должна тебе кое-что рассказать. Понимаешь, недавно я познакомилась с одним мужчиной.
На мамином лице тут же отразилась мина недовольства.
- С чего это ты мне вдруг начала рассказывать о своих ухажерах?
- Мама, он вовсе не ухажер. Это совсем другое.
- И что же это – «другое»? Бойфренд, что ли? Прости меня, Господи, за слова такие – язык сломаешь.
- Нет, это вовсе не бойфренд. Я просто помогаю этому человеку.
Я не стала рассказывать маме, что Евгений сбил меня на машине, опасаясь лишних переживаний, а просто придумала на ходу, что познакомились в больнице, когда навещала коллегу по работе. Такая версия ее вполне устроила. Мама слушала меня, не возмущаясь, только когда я упомянула об отпуске, недовольно заметила:
- Тратить законный отпуск на чужого ребенка! И что у тебя с этим доктором? Ладно, ты про мужа забыла, а он - не успел жену похоронить и уже у тебя в кровати. Или это он так за твою заботу расплачивается?
- Ну почему ты сразу про постель? Нет между нами никаких любовных отношений. Я же сказала – просто ему помогаю.
Мама с сомнением покачала головой и тихонько пошла в комнату взглянуть на Варьку. А та, словно почувствовав, что за ней наблюдают, открыла глаза, внимательно посмотрела на маму, протянула ручки и заулыбалась.
- Ох, ты, Господи, какая кроха! – мама тоже расплылась в улыбке.
Маленький ребенок словно распространяет вокруг себя некую ауру, внутри которой концентрируются только теплота, добро и положительные эмоции, а весь негатив вытесняется за ее пределы.
Мама о чем-то уже «беседовала» с Варей, а малышка изо всех сил старалась ей отвечать, выводя такие рулады, что я не удержалась и включила диктофон.
Мама взяла Варьку на руки и ходила с ней по комнатам.
- Ой, Иришенька, неужто я скоро вот так правнучку понянчу?
- Понянчишь, понянчишь. Только пока неизвестно кого, может – правнука.
- А я девчонку хочу. Как вспомню тебя маленькую,- мама снова смахивала с глаз слезы, вспоминая, какая я была «гораздая пореветь и требовать, чтоб на руках носили».
А, уже уходя, мама вдруг спросила:
- Ир, правда что ли, ты не спишь с этим доктором?
- Да, нет же, мама!
- Ну, тогда ты не тяни, овдовевшие-то мужики не могут долго без женщины обходиться. Вон, Василий Иванович, уж живет с Наташкой – продавщицей. Может и у вас чего получится.
Вот и понимай, как знаешь. Сначала – куча претензий по поводу скоропалительного знакомства, а потом – наставление «поторопись, мол, а то другие опередят». Как это в поговорке «Спешить – не спеши, да поторапливайся».

***

В очередной раз побывав у меня, Евгений предложил съездить в больницу к дочери. Вернее даже не предложил, а поставил перед фактом:
- Давно пора познакомить тебя с Полиной.
Я почему-то сразу вспомнила неприятное и фатальное для меня знакомство с дочерью Романа. А от Евгения не ускользнула моя растерянность и нерешительность.
- Что-то не так?
Я не знала, как объяснить свое состояние, кроме как отделаться банальной фразой:
- А вдруг я ей не понравлюсь?
- С какой это стати? Когда я рассказал о тебе дочери, она даже не поверила, что бывает такое в жизни, тем более ведь, никто из родных и близких знакомых не согласился на такую жертву.
- А я вовсе  не считаю жертвой мое пребывание с Варькой.
По дороге я попросила Евгения остановиться у супермаркета. Он запротестовал, что Полина не успевает съедать привозимые фрукты, зачем еще покупать? Но я не собиралась идти в магазин. Там недалеко от входа бабульки постоянно продавали цветы. Мне очень захотелось купить букетик, но не обычных – из цветочного магазина, а такой маленький, милый букетик нежных первоцветов. На приусадебных участках уже зацвели ранние нарциссы и тюльпаны.
В будний день, конечно, не то, что в выходной, но все же букетик я нашла – белые нарциссы с нежным весенним ароматом.
Полина показалась мне даже моложе, чем на той фотографии, что я видела у Евгения на столе. На приятном, но очень бледном лице выделялись лишь большие серые глаза, печальные и настороженные, русые волосы завязаны в хвост на затылке. Она полулежала на кровати с подушками за спиной и, увидев Варьку, вся сразу засветилась, улыбаясь.
- Здравствуйте. Вы Ирина Александровна? А я - Полина. Ой, можно мне взять Варю?
Я передала малышку ей на руки. Варька спала, совершенно не волнуясь, что устроены ее смотрины. Евгений поцеловал дочь и поставил нарциссы в стаканчик на тумбочку.
- Это тебе от Ирины, - он не задержался в палате, лишь пару минут постоял у двери и вышел, оставив нас наедине, если так можно сказать, поскольку палата была трехместной. Полина наотрез отказалась лежать в одноместной, заявив, что умрет там от тоски. Ей были запрещены и чтение, и телевизор.
- Спасибо, - девушка мило мне улыбнулась.
Обе соседки по палате – девушки немного постарше Полины, тут же подскочили к кровати и уже из-за спины рассматривали девочку.
- Махонькая. На тебя, Полин, похожа.
Счастливая мама разглядывала свою дочку. Погладила шелковые волосики, взяла ее маленькую ручку в свою, потрогала носик. Варя недовольно нахмурилась, но не заплакала и не проснулась, видать, очень уж сладко спалось.
- Хоть бы глазки открыла, - Полина посмотрела на меня, потом на своих соседок, те, словно по команде вышли из палаты, оставив нас наедине.
- Ирина Александровна, что она все время спит? Ей ведь уже полтора месяца, улыбаться-то она умеет?
- Еще как умеет, и улыбаться, и разговаривать. В это время мы с ней обычно гуляем, вот она и привыкла спать. А у меня к тебе просьба, может быть, мы как-то обойдемся без отчества, а то я чувствую себя просто древней бабушкой.
- Хорошо. А на счет «разговаривать» - это вы так пошутили?
- Вовсе нет, вот, послушай,- я достала телефон и включила записанные на диктофон Варькины рулады. Полина слушала, глаза ее светились счастьем.
- Вы только, пожалуйста, не стирайте эту запись, я сохраню ее и когда-нибудь через много-много лет дам Варьке это послушать. Спасибо вам за все, но только ответьте мне на один вопрос. Почему вы взялись помогать моему отцу? Вы были знакомы раньше?
- Нет, а папа разве не рассказал тебе, как мы познакомились?
Полина отрицательно покачала головой.
- Нет, он только сказал, что вы были его пациенткой.
Полину интересовал тот же вопрос, что и ее отца: «Почему?» А выслушав в очередной раз мои объяснения и не удовлетворившись ими, она все же решилась на откровенный вопрос, как говорится – в лоб:
- Вам нравится мой отец?
Я ожидала этого вопроса, но ответа на него не знала.
- Это довольно сложный вопрос, на который нельзя однозначно ответить да или нет. Я бы сказала так, если бы Евгений был мне неприятен, то я, конечно, в сложившейся ситуации была бы только его пациенткой при минимуме общения - строго назначенные приемы и все. Но когда человек располагает к себе, хочется ответить ему тем же.
- Это все слова, только вокруг, да около, а я хочу знать конкретный ответ.
- А что конкретно ты хочешь услышать? Существуют ли между нами близкие отношения? Нет. Мы ни разу не были с ним в постели. Ты очень любила свою мать и не представляешь себе, что какая-то женщина вдруг займет ее место?
- Да, я очень люблю… Любила маму, - на глазах у Полины появились слезы, - но и папу я тоже люблю. И вот как раз очень даже представляю, что какая-то женщина займет  мамино место, и предполагаю, какая именно.
Я смотрела на Полину. У нее даже щеки покраснели от возбуждения. Если бы не спящая на руках Варька, она, кажется, перешла бы на крик. Ну, почему она настроена так агрессивно? Мне казалось, я вела себя предельно честно и корректно и не сказала ничего предосудительного.
- Я еще, когда мама была жива, видела, что она увивается вокруг отца. Не знаю, конечно, что там у них было. Но теперь - она же прохода ему не дает. Видеть ее не могу! И со мной постоянно лебезит: «Полечка, Полечка». Скорее бы меня выписали. А когда я буду дома, вы уже не станете нам помогать?
До меня, наконец, дошло, что вся злость и неприязнь Полины направлены вовсе не на меня, а на какую-то другую женщину. У меня отлегло от сердца.
- Сейчас я оформила отпуск, но когда он закончится, мне нужно вернуться на работу, но вечерами я обязательно буду приходить, хоть каждый день. Как ты захочешь. А о ком ты так «любезно» только что отзывалась? – я посмеялась очень довольная, что на сей раз не мне достались все «комплименты».
- Простите, что не сдержалась, только так обидно стало за маму. А это я – о коллеге папы. Мымра!
- Зоя Ивановна?
- Вы ее знаете? – Полина смутилась. Но я не стала заставлять ее терзаться в неведении, откуда мне известна эта Зоя.
- Видела пару раз, когда была на приеме у твоего отца. Между прочим, про себя я тоже назвала ее «мымрой».
- Правда! – Полина заливисто засмеялась.
Варька у нее на руках открыла глаза и заплакала.
- Ой, я ее разбудила.
Я взяла Варю из рук растерявшейся молодой мамы. Дверь в палату распахнулась.
- Кто обидел самую маленькую? – Варя тут же замолчала -  узнала знакомые лица. – Ну, как прошло первое свидание?
- На высшем уровне, - Полина была довольна и загадочно улыбалась.
У меня на душе тоже чувствовалась легкость и удовлетворение. Вот так нежданно-негаданно я заимела союзника в лице Полины.
Выходит, что Евгений не ангел. Все мы грешны. Знать бы только до какой степени. Значит тогда, при первом знакомстве мне не показалось, что Зоя усердно заявляет о своих  правах и вцепилась в выбранного мужчину зубами и когтями. Доктор мой не создает впечатление человека, который будет идти у кого бы то ни было на поводу. Хотя сложившаяся ситуация многое меняет. Даже сильному человеку порой хочется расслабиться, почувствовать заботу ласку и внимание, особенно после тяжелого потрясения. Но в целом, мужчины все же не любят, когда на них давят и предпочитают выбирать, чем быть избранными. Значит, нужно дать Евгению эту возможность – выбирать.

***

Варька заметно подросла с того дня, как я первый раз ее увидела. Конечно, ей уже целых два месяца. Малышка хорошо держит головку, узнает меня и своего деда, улыбается, а когда в настроении «поболтать» - тут вам и агуканье, и песни молодого петушка, и серенады на только ей понятном языке. Оказалось, что она очень неравнодушна к музыке и даже танцам.
Было как-то - Варя раскапризничалась. И сытая, и сухая, все кажется в норме, но плачет ребенок и все тут. Я уж и на руках ее больше часа носила. Чуть притихнет, и снова плач, а положить вообще невозможно – заходится на крик. Я сама была уже готова разрыдаться.
А тут еще зашла ко мне Катюша. Хотела я ее сразу обратно домой отправить, но потом все же пустила, решив хоть приготовить поесть что-нибудь на скорую руку, пока она Варюшку около меня на руках подержит.
И пока я толклась на кухне, Катя с Варей на руках ушла в комнату. Я слышала, как  заиграла музыка, и плач, кажется, затих, а подойдя к двери в зал, увидела, что Катя включила магнитофон и танцует под музыку, выдавая такие па ногами - «Мулен Руж» обзавидуется. Варюшка же спокойненько лежит на диване, сосредоточенно наблюдает за всем происходящим и  даже временами вставляет свои «комментарии», произнося громко: «ы».
С тех пор я стала частенько включать музыку, а Варька - слушать.
Отпуска моего оставалась неделя. На днях Полину должны выписать домой. Все как нельзя лучше. Пару дней я помогу ей освоиться с Варей дома, а потом уж буду заходить только вечерами.
Конечно, мне было нелегко, когда вместо того чтобы поспать приходилось сидеть над кипой бухгалтерских документов, периодически приносимых Яной. Но уговор – есть уговор. Я сама сознательно пошла на это. Зато у меня совершенно не оставалось времени на терзания и раскопки собственной души. А там внутри, в этой самой душе все было спокойно, без штормов, ураганов и уж тем паче без вулканических извержений.
Все прежние страсти улеглись, а с Евгением мы стали хорошими понимающими друзьями. Я настолько привыкла, что он у меня есть, даже воспринимала его как родного. Женя приходил почти каждый день. Занимался с внучкой, помогал по житейским мелочам. Мы болтали обо всем. Вернее, больше болтала я, а он был очень внимательным слушателем. Ни разу не возникло ни конфликтов, ни даже серьезных разногласий. Мы стали практически семьей: общие заботы, проблемы, интересы, вот только спали врозь. Женя не видел или не хотел видеть во мне женщину, а, может быть, столь искусно это скрывал? А мне, кажется, и так было хорошо.
Что это? Защитная реакция организма от переутомления или началось уже старческое затухание половой активности? Я никак не решалась что-то предпринять, чтобы не нарушить так идеально сложившиеся отношения и не испортить все. Но получив в очередной раз встряску после Янкиного посещения, все же вспомнила, что отношения между мужчиной и женщиной бывают гораздо разнообразнее, а идиллия может вот-вот закончиться. И я стала обдумывать, какой бы найти способ изменить ситуацию. Но способ нашел меня сам.

Вечером ко мне неожиданно пришла Валентина, без предварительного звонка, без традиционно приготовленных вкусностей.
Только взглянув на нее, я сразу поняла – с подругой что-то случилось.
Валя не шумела, как обычно с порога, молча разделась и прошла на кухню.
- Ир, Петю на «скорой» увезли в больницу прямо с работы.
Я чуть не села мимо табуретки.
- И что с ним?
- Я не знаю. Сегодня выходной, но у них там что-то срочное. Петя ушел рано, около семи. А потом позвонили с работы, сказали, что ему стало плохо, как только он пришел. Вызвали «скорую», и Петю увезли, - у Вали из глаз покатились слезы.
- Да, подожди ты реветь. В больнице была?
- Была. Пока нашла куда отвезли, пока приехала. Сказали, что Петя в реанимации, ему сделали операцию. И больше ничего не говорят, - Валя уже рыдала.
Я налила ей воды.
- А врач? С врачом ты говорила?
- Я потому и пришла к тебе. Оперировал дежурный врач с ночной еще смены, потом он уехал. А который сейчас, ничего не говорит кроме: «Состояние удовлетворительное. Будет смена Прохорова, с ним и разговаривайте». Понимаешь? Петю оперировал твой Прохоров.
- Женя? – я так удивилась, хотя чего же тут необычного. Он сегодня на самом деле дежурил ночь. И если он хирург, то почему он, собственно, не мог оперировать Петра?
- Ну, и чего же ты ревешь?
- Если они ничего не говорят, а Петя в реанимации, значит, что-то не так. Ирочка, миленькая, позвони своему Прохорову, узнай, что с Петей!
Странно, конечно, уже вечер, а Евгений до сих пор не зашел, обычно после дежурства он приходил или спал немного дома, а заходил вечером. Но сегодня почему-то его еще не было.
Я взяла телефон и набрала номер Евгения.
«Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».
Если лег спать, то мобильник, конечно, отключил. По домашнему шли длинные гудки, но трубку никто не брал, возможно, тоже отключен?
- Давай чайку попьем, может быть, он сейчас приедет.
Валя нервничала, разговора не получалось. Она прислушивалась к каждому шороху в подъезде. Я снова позвонила, но абонент по-прежнему был недоступен. Валина нервозность передалась и мне. Почему он не зашел, как обычно, и телефон не отвечает? Подруга смотрела на меня глазами преданной собаки, но что я могла сделать?
- Ир, а может съездить к нему? Если бы его не было дома, то телефон бы он обязательно включил.
- С Варькой тащиться, на ночь глядя?
- Ирочка, съезди одна, а я с Варькой посижу.
Ну что не сделаешь ради подруги! Я стала переодеваться.
У Прохорова я была всего лишь раз – он пригласил меня зайти, чтобы посмотреть, как удобнее все устроить в комнате Полины для переезда туда Варьки. На автобусе до него всего три остановки, а может, и машину поймаю.
На улице начиналась гроза – первая, весенняя. Дождя еще не было, но черная туча наползала, загораживая уже полнеба. Вспышки молнии, как в детстве, приводили меня в какое-то непонятное состояние волнения. Глухие раскаты грома следовали с некоторой задержкой, значит, гроза еще далеко. Успеть бы доехать до дождя.
К остановке подходил автобус, я прибавила ходу и как раз успела заскочить в заднюю дверь.
Позвонив в квартиру, прислушалась. Если Прохоров спит, может, он и от звонка в дверь не проснется? Но щелкнул замок и Евгений появился на пороге. Вид его ни сколько не напоминал только что проснувшегося человека. Разве что, увидев меня, он сильно заволновался.
- Ира? Что случилось? Что-то с Варькой? Где она?
Евгений стоял на пороге и, видимо, от растерянности даже не предлагал мне войти.
- Не волнуйся, с Варей все в порядке, она дома, с ней моя подруга. Мне очень нужно с тобой поговорить.
Я, наконец, вошла в квартиру и совершенно без задней мысли уже расстегивала куртку, собираясь пройти в комнату, когда из кухни вдруг появилась Зоя.
Меня, кажется, парализовало, говорить я тоже не могла, лишь смотрела, вытаращив глаза, как заяц на автобус ночью. Хорошо еще не раскрыла рот, а то челюсть точно упала бы на пол. Мысли, как воробьи на чердаке, беспорядочно проносились у меня в голове:
- отключил телефоны, чтобы не беспокоили,
- не зашел и не предупредил, потому что занят совершенно другим,
- растерялся, увидев меня, потому что застала врасплох.
Я переводила взгляд с Зои на Евгения.
Он в джинсах и даже рубашка застегнута на все пуговицы.
Она в платье, но с таким невероятным декольте, словно ее грудь вышла на балкон подышать свежим воздухом. Конечно, наряд выбирала специально для такого случая.
Зоя испепеляла меня ненавидящим взглядом.
Хоть одно утешало – я не приперлась в самый неподходящий момент, «не обломала кайф», а Евгению не пришлось открывать дверь полураздетому.
В более отвратительном положении бывать мне еще не приходилось.
- Извини, я не вовремя, но у тебя не отвечает ни домашний, ни мобильный телефон, - я уже повернулась и пыталась выйти из квартиры. Руки дрожали, и мне никак не удавалось справиться с чужим замком.
 - Конечно, я же с дежурства, сегодня пришел почти в полдень. Устал, как собака, вот и отключил все телефоны, чтобы поспать по-человечески хотя бы часа три.
- И хорошо выспались? – я с ехидством посмотрела сначала на Евгения, потом на Зою, а он, не поняв моего подвоха, совершенно не думая, ответил:
- Да вот, Зоя зашла – поспать не удалось, - и только после этих слов видимо понял смысл моего вопроса и своего ответа. – О чем ты говоришь?
Зато Зоя стояла, довольная, злорадно ухмыляясь.
 - Да, открой ты этот чертов замок! - нервы у меня были на пределе, единственное, чего я хотела – бежать. Как самый последний трус с поля боя.
Евгений машинально открыл замок, и я выскочила в подъезд.
- Ира, стой! Ты же что-то хотела спросить. Зачем ты приходила?
В висках стучало, голова плохо соображала. Но эти слова вернули меня в реальность. Господи, я чуть было не ушла, ничего не узнав о Петре. Как бы я тогда смотрела Вале в глаза, хороша подруга, нечего сказать. Прислонившись к перилам, я постаралась взять себя в руки.
- Может быть, ты все-таки войдешь, - Евгений взял меня за руку и попытался провести в квартиру, но я стояла насмерть, для пущей верности даже вцепилась свободной рукой в  перила. Тогда Женя закрыл дверь на площадку.
Я собралась с духом.
- Ты сегодня утром оперировал мужа моей подруги. Она, услышав фамилию Прохоров, поняла, что дежурным врачом был ты, и примчалась ко мне вся в слезах, потому что не может добиться от вашего персонала сколь бы то ни было вразумительного ответа о состоянии Петра.
- Это мужчина со «скорой» с перитонитом? Довольно банальный случай. Молодцы, «скорую» вызвали быстро и сразу привезли. Я же в карточке все записал. Состояние удовлетворительное.
- А почему он в реанимации?
- Где ж ему еще быть, если, прости за подробности, я его внутренности в тазике мыл?
От этих слов в глазах у меня помутилось, я только крепче ухватилась за перила, чтобы не упасть.
- Ира, с тобой с ума можно сойти. Ты хоть представляешь, что такое перитонит?
- Да, у Янки от этого муж умер.
- Бывает, конечно, но если все вовремя…Не умрет ваш Петр, я тебе клянусь.
- Спасибо,- я повернулась и пошла вниз по лестнице.
- Стой, ну куда ты пошла? Подожди, я ключи от машины возьму, отвезу тебя. Там же дождь.
Я слышала, как открылась дверь, и в подъезд вышла Зоя.
- Женечка, ну что ты в подъезде объясняешь? Нормальные люди приходят в кабинет, а не врываются домой почти ночью.
Меня просто передернуло от таких слов, я пулей сбежала по лестнице и выскочила из подъезда.
На улице был не дождь – ливень. Реки воды текли по тротуарам. Вода с неба, вода под ногами. Открывать зонтик было бессмысленно. В лучшем случае осталась бы сухой только макушка и то вряд ли. Стоять здесь и ждать? А вдруг, он, и правда, возьмет ключи и выйдет.
Не хочу. Видеть не желаю ни его, ни мымру эту с декольте. И я шагнула под дождь, а через пару секунд  на мне уже не было ни одной сухой ниточки.
К остановке медленно подкатывал автобус, словно желтая субмарина. Есть такая в Египте – плаваешь в ней и любуешься обитателями подводного мира. Вот и на меня из окон автобуса смотрели, как на представителя водной стихии. Но открылись двери, я вошла в эту лодку-автобус и встала у окна. Под моими ногами образовалась лужица. Когда выходила, дождь немного стих. На лужах появлялись и лопались огромные пузыри. Я сняла туфли и пошла босиком, какая разница, все равно все мокрое. В детстве я так любила ходить босиком по лужам, а первая весенняя гроза приводила меня в полный восторг!
К счастью дождь был довольно теплым, и вода под ногами - тоже не слишком холодная.
Вот и все. Можно поставить точку. А мне казалось, что с Женей мы так сблизились. Будто бы еще чуть-чуть и наши отношения из чисто дружеских готовы перерасти в нечто большее.
Глупая. Изо всех сил старалась не торопить события. Как же, у человека такое горе. Нужно время. Только вот Зое не нужно никакого времени. Она  была, есть и будет с ним, и со своим декольте. Далось мне ее декольте…
Как же мне теперь быть?
Выпишут Полину, отвезем ей Вареньку, стану заходить, когда Евгения не будет дома. Совершенно избежать встреч, конечно, не удастся, но постараюсь свести их к минимуму. И больше никаких задушевных разговоров. Хотя, я же ни к чему его не обязывала, вроде как, он мне ничего не должен. Но и я не обязана его терпеть. Был уговор сидеть с внучкой, вот и буду - с внучкой, а дед как-нибудь обойдется.
Я облегченно вздохнула, а чтоб начать все по-новому, нужно стереть все предыдущее. Подняв лицо к небу, я раскинула руки и закружилась на месте. Дождь смыл все: злость, ненависть, глупые иллюзии, слезы (кажется, они были). Капли попадали мне прямо в рот, и я слизывала их языком. Стало даже весело.
«Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый гром,
Как бы смеяся и играя
Грохочет в небе голубом…», - я сама себе читала стихи.
Кто-то схватил меня за руку и потянул за собой.
- Что ты делаешь? Я с самого первого нашего знакомства подразумевал, что ты сумасшедшая, но зачем так рисковать своим здоровьем? – Евгений тащил меня к подъезду и отчитывал, словно непослушного ребенка. Вода стекала по моему лицу, и нечем было даже утереться. Я кулаком размазала капли и шмыгнула носом.
- Что? Насморк уже заработала? Еще не хватало ребенка заразить.
- Не переживайте, доктор, я надену марлевую повязку.
У подъезда Евгений стянул с меня сырую куртку и, сняв свою, почти сухую, накинул на плечи, завернув меня в нее. Он был так близко, я чувствовала его тепло. Вдруг неожиданно в памяти всплыли воспоминания, кажется, о столь уже далеком летнем дожде. Запах мокрой одежды, капельки дождя на волосах и горячее мужское тело. Я поддалась тогда своим эмоциям, а потом - только боль, разочарование и тоска. И я оттолкнула Евгения. Сняв куртку, отдала ее ему в руки.
- Когда мне забирать Варьку? Сейчас?
- Не говори ерунды, при чем тут Варька? Заберете, как только выпишут Полину. Ты еще успеешь провести незабываемую ночь, пока никто дома не мешает.
- Ира, ты все не так поняла.
- А я и не хочу ничего понимать, мне это неинтересно.
- А мне показалось, что…
- Тебе показалось.
Я поднялась к своей квартире и нажала кнопку звонка. Валя тут же распахнула дверь, но увидев меня в столь жалком, мокром виде, поняла все это по-своему. Схватив за плечи, она принялась меня трясти:
- Что? Что с Петей?
- Ничего, с ним все в порядке, Прохоров поклялся, что Петиной жизни ничего не угрожает.
- А чего ж ты такая?
Я повесила мокрую куртку. Стащила с себя насквозь сырые футболку и джинсы, бросив их прямо в коридоре.
- Ирка, у тебя даже трусы все сырые. Зачем ты шла под дождем?
- Там была Зоя, вот с таким декольте, - я попыталась изобразить шедевр Зоиного гардероба и зашла в ванную. Открыла горячий душ. Теперь уже горячие струи искусственного дождя лились мне на лицо. А получасом позже я сидела, закутавшись в махровый халат, а Валя отпаивала меня горячим чаем и слушала стенания моей души.
- Даже если у них с Зоей что-то было, в чем лично я сомневаюсь, почему ты снова хвост поджала? Что тебя эта дама своим бюстом придавила? Эка невидаль – декольте. Тебе показать нечего?
Валя встала, подбоченясь и придирчиво меня разглядывая. Хорошо хоть клятва Прохорова по поводу Петиного здоровья успокоила подругу. Как все же она за него переживает – нашла Валя своего мужчину. А я такая невезучая.
- Да, нужно снова мне за тебя браться. Иначе никак. А ну-ка встань и посмотри на себя в зеркало, - Валя взяла меня за руку и потащила в прихожую. – Что мы видим? Замученное, жалкое, косматое создание в халате. И вот это чудо-юдо, думаешь, может пленить мужское сердце? Нет, Ирочка, если уж на одной чаше весов у нас убийственный бюст в декольте, то на другую надо выкладывать все твои прелести.
- Мне, пожалуй, не перетянуть, даже если я вся на другую чашу влезу.
- А вот это мы еще посмотрим! И так, с сегодняшнего дня ты больше не являешься перед Прохоровым без нормального макияжа, в халате, в зачуханных джинсах и футболках. Он вообще хоть раз видел тебя в приличном виде? По-моему, нет. Первый раз – вытащил, как свинью, из грязной кучи. Потом любовался синяками на заднице. А теперь вот – халат да тапочки. Нет, подруга, так мужские сердца не покоряют. Не любят мужики домашних куриц, им все стервозных жар-птиц подавай.
- Валь, а как же вы с Петром? Ты ж не стервозная?
- Ну, спасибо, подруга, значит, ты меня в курицы определила? Ладно, я не обижаюсь. Курица я и есть. Но и нашла-то я себе петуха – Петя же!
Валя осталась у меня ночевать. Засыпала я, несмотря на отвратительный день, успокоенная и довольная. А проснулась  - с ощущением неожиданно полного счастья и понимания всего происходящего. Словно вдруг разрешилась давно не дававшая мне покоя задача, которая даже во сне не приносила мне расслабления и успокоения. Я никак не могла понять, что такого произошло за ночь, пока не вспомнила свой сон. Он мне снился раньше и всегда оставлял в душе состояние тоски по счастью.
Я бежала по берегу навстречу незнакомому мужчине. Мне было очень хорошо и радостно. Но раньше я не знала, кто этот мужчина, а вот сегодня отчетливо видела, что это – Евгений и поняла, что именно он мне нужен. Все, ключик подошел к замочку, все пазлы сложились в идеальную картинку. Но это пока только во сне. Оставалось сложить эту картинку наяву.

Телефон пел «Яблоки на снегу». Евгений сообщил, что Полину выписали, и он уже привез ее домой.
- Ира, я так рада, что уже дома и очень хочу видеть Варьку - видимо, девушка отобрала у отца телефон, голос ее звучал так радостно, что я даже не сразу узнала ту тихую, печальную девочку из больницы. – Когда вы с папой сможете ее привезти?
- Очень рада за тебя. Я все уже собрала, так что все зависит от твоего отца.
- Прекрасно! Прямо сейчас его отправлю. Ждите!
Я обвела глазами упакованные вещи. Осталось только разобрать кроватку, чтобы легче было ее увезти. Я взяла Вареньку на руки. На душе стало так тоскливо, словно отдавать нужно было свою внучку. До чего же я привыкла к Варьке, и она ко мне – узнает, улыбается. Как же теперь без нее? Конечно, можно заходить еще какое-то время, но если Евгений действительно сблизится с Зоей, то даже к Полине мне заглядывать будет проблематично.
Валентина упорно меня настраивает бороться за Прохорова. Но не на шею же мне ему прыгнуть. Нет, буду пока предельно сдержанной, но свой внешний вид я однако постаралась привести, если уж не в идеальный порядок, то, как минимум, на четверку с плюсом. Только джинсы пока пришлось оставить, перевозить вещи в них все-таки удобнее, чем в платье.
Евгений приехал только вечером.
- Познакомился сегодня с твоей подругой. Мужа ее перевели из реанимации в обычную палату, так что все нормально. Привет тебе передавали.
При других обстоятельствах я бы, конечно, выразила свои эмоции весьма бурно, но сейчас сподобилась лишь на сдержанное «спасибо». Молча собирала Вареньку и выносила в коридор коробки с вещами. Надо же, сколько всего накопилось за какую-то неполную пару месяцев!
Евгений, конечно, не мог не заметить моей напускной молчаливости.
- Ира, ты ведешь себя, как обиженная школьница. Мы же взрослые люди, давай поговорим.
- Не стоит. Все и так понятно. А кроватку, наверное, придется потом привезти, сейчас заберем только коляску,- я перевела разговор, не желая вспоминать вчерашнее.
Евгений унес все вещи и выставил в коридор разобранную кроватку.
Я стояла в дверях, на руках с Варькой и смотрела на мою осиротевшую спальню. Так пусто. На глаза навернулись слезы. Я стала их вытирать украдкой, но Евгений заметил.
- Ир, ты что?
Я не знала, как объяснить, что я чувствую. И чтобы не разреветься еще больше, отвернувшись, отделалась банальной фразой:
- Что-то в глаз попало.
Евгений подошел сзади и коснулся моего плеча.
- Ты же не на всю жизнь с ней расстаешься, и что бы там себе ни думала, я сразу хочу сказать - в наш дом ты можешь приходить в любое время. То, что ты сделала для нас…Ну, я не мастер на слова, но ты меня поняла.
Я только кивнула. Мне так хотелось повернуться, прислониться к его груди, но какая-то сила меня останавливала и заставляла держаться на расстоянии. Да какая там сила? Страх. Банальный бабий страх: а вдруг нужна ему другая? И в ответ на мои чувства он скажет что-нибудь вроде: «Ты очень милая и хорошая, но прости…» Так что не хочу оказаться в такой мерзкой ситуации. Мужчина должен проявить инициативу сам. Даже если ему откажут, он все же не такой ранимый, как мы – женщины.

***

Отпуск мой закончился. Нужно было выходить на работу. Яна, наконец, вздохнет посвободнее, я хоть и пыхтела вечерами над бухгалтерскими бумагами, все-таки основную мою работу подруга тащила за меня, а появились у нее перспективы и поинтереснее: Розанов наконец-то решился на официальный развод с женой и, пускай Янка всегда говорит, что не собирается второй раз замуж, все предпосылки к этому теперь у нее имеются.
Так значит, и она сейчас находится в состоянии обострения соблазнительно-обольстительного периода. К тому же и весна нам на руку – она активизирует чувства. Нужно всего лишь немножко дать толчок. Поэтому я позвонила подруге и предложила пройтись по магазинам, несколько новых тряпочек – это как раз то, что нужно для повышения самооценки и соблазнения мужчин. Главное, отвлечь внимание, притупить бдительность, а потом уж можно брать их тепленькими, дальше будет работать инстинкт.
Так что воскресный день мы с Янкой решили посвятить шопингу. Да и надо же было мне растранжирить свои отпускные. Евгений снабжал нас с Варькой продуктами, а больше мне деньги и потратить было не на что.
Шопинг – это философия, стратегия и психотерапевтическая процедура одновременно. И вообще – это милое занятие, приносящее массу позитивных эмоций.
Но, как говорится: «Все войны из-за женщин, а весь женский шопинг – для мужчин».
Я уже успела зайти в несколько магазинчиков в новом торговом центре и даже купить себе довольно милую блузочку, когда ко мне присоединилась Яна.
- Ну, как успехи?
- Как видишь. Получаю удовлетворение от шопинга.
- Неплохой способ получить удовольствие, но я знаю лучше.
- Я тоже знаю, и очень надеюсь, что первый способ спровоцирует второй.
-Точно-точно. Теперь ты к Прохоровым бегать будешь прямо с работы, так что вещи выбирай строгие, но сексуальные, пусть он обалдеет, увидев тебя, наконец, в приличном виде. Женщина должна одеваться так, чтобы ее хотелось раздеть.
И как только в советские времена мы умудрялись хоть как-то выглядеть? В магазинах тогда невозможно было купить пристойных вещей, не то, что сейчас. Битый час мы перебирали юбки и никак не могли найти мне подходящую. Слишком большой выбор не только не упрощает, скорее, усложняет задачу. Едва лишь я примеряла очередную вещь, на Янку находило игривое настроение, она изрекала очередной нетленный афоризм типа:
- О, в этом шедевре можно пойти на новогодний маскарад, на сельскую вечеринку и на заварочный чайник.
Или:
- Шикарно, не хватает волынки в руки, волосатых ног из-под подола и - в Шотландию, только тогда, кажется, эта юбка будет называться килтом? Мы, правда, в отделе женской одежды?
Я в очередной раз покатывалась со смеху, продавщицы смотрели на нас недовольно, и мы ретировались в следующий магазин.
Наконец, усмеявшись до слез, нашли мне шикарную юбку с драпировкой и кардиган, а Яне пару кофточек.
Домой я вернулась, можно сказать, без ног, но даже усталость от шопинга гораздо приятнее, чем усталость от мытья полов или стояния у плиты.

Родная бухгалтерия встретила меня одобрительными приветствиями наших дам, кипой бумаг на столе, а я ее - полным отсутствием энтузиазма к работе. Но по мере погружения в эту самую работу с головой энтузиазм рос, кипа бумаг – уменьшалась, а лестные слова закончились. Все возвратилось на круги своя, и к вечеру мне уже казалось, что это вовсе и не я почти два месяца занималась исключительно памперсами, погремушками и ползунками. Но после работы твердо убеждая саму себя, что Полине необходима моя помощь, и предательски пряча подальше внутрь желание увидеться с Евгением, направилась к Прохоровым.
Дверь на звонок открыл Женя. Вытирая руки полотенцем, он смотрел на меня в замешательстве.
- Ира?! Если бы встретил на улице – точно бы не узнал. Я никогда не видел тебя такой.
Я действительно постаралась, насколько могла, хотя и пыталась выглядеть, будто бы обычно. Новая юбка  сидела идеально, блузочка беленькая и скромненькая, но застегнуть ее постаралась на самой границе нескромности. До Зоиного декольте мне, конечно, как чукче до экватора, но создать интригу – заглянуть за возможно доступное - удалось. И я видела, как Евгений обводил меня взглядом.
Из комнаты вышла Полина с Варюшкой на руках.
- Ира, ой, как хорошо, что вы пришли! Классный прикид. Юбочка – супер!
- А нормальным, русским языком ты изъясняться можешь? – в голосе Евгения чувствовалось раздражение, - лучше иди на кухню, а я с Варькой посижу.
Полина еще заметно прихрамывала, но спорить с отцом не стала и, переложив малышку в руки отца, поплелась на кухню.
- Папка совсем не умеет готовить, хотя и я спец - не очень, но стараюсь, только стоять долго не могу, нога еще болит.
- Давай-ка я тебе помогу.
Полина посмотрела на меня в нерешительности
- Вам бы переодеться. Может, я найду какой-нибудь халатик мамин.
Я с ужасом представила себя в чужом халате. Это, пожалуй, даже хуже, чем когда жена застает любовницу мужа у себя дома, в своем халате.
Женя стоял в дверях и слышал весь наш разговор. Я не знала, что творится у него в душе, но вызывать воспоминания о погибшей жене, мелькая перед ним в ее одежде, я никогда не буду, пусть даже мне придется остаться голой.
Я закатала рукава у блузки, подойдя к Евгению, развернула его спиной к себе, развязала одетый на нем фартук, вытащила потихоньку, чтобы не задеть Варю и, облачившись в доспехи домохозяйки, закрыла дверь на кухню.
- Ну, что вы тут готовили?
Опыт общения с молодыми девушками у меня был небогат: Артемкина Аня – моя невестка, с которой виделись мы не слишком часто, в основном в праздники; Валюшина Машка и Янкина дочь – с ними встречалась совсем уж редко, да раз с дочерью Романа, что и общением назвать невозможно. И вот теперь – Полина - довольно милая, по-детски немного наивная, добрая девушка. Она мне нравилась. Ей бы еще беззаботно бегать в институт, на дискотеки, встречаться с подружками, а у нее уже ребенок. Хотя у меня почти в таком же возрасте появился Артемка, но у меня была (и, слава Богу, сейчас есть)  мама, которая мне с Артемом помогала безгранично, да и муж у меня был. А у Полины ни мужа, ни матери, один отец во всех ипостасях. Теперь вот еще и я сбоку припека – неизвестно кто. Она радовалась моему приходу и, когда мы только привезли домой Варьку, и сейчас. А кто бы не радовался на ее месте? Хотя могла же Полина принимать помощь, например, и от Зои, но, мягко сказать, недолюбливала ее.
Евгений мне почти ничего  ни о себе, ни о семье не рассказывал. Полинке же хотелось  поболтать, но она стеснялась. Кто я ей? Не подружка же.
Тем не менее, кое-что о чужой семейной жизни я уже успела от нее узнать.
Евгений и Любовь – мама Полины учились вместе в мединституте. Студенческая любовь, молодежная свадьба. Женя – парень из маленького городка - очень способный и упорный, а мама – из семьи потомственных медиков, поступила в институт по настоянию родителей.
Конечно, Полина любила свою мать, но призналась мне, что до своей беременности с отцом у нее складывались более близкие отношения, чем с матерью, которой нравилось покомандовать. Мать считала Евгения решительным и категоричным только со скальпелем в руках и частенько дома его «пилила», тогда дочь принимала сторону отца. Но, когда Полина забеременела, как-то все переменилось. Мать стала больше общаться с дочерью, а отец наоборот, все чаще задерживался на работе. Вот тогда Поля первый раз увидела Зою и сразу восприняла ее в штыки. Мне жутко хотелось порасспрашивать об этом Полинку, но, во-первых, было неудобно, а во-вторых, девушка ничего сама толком не знала, а злилась и терзалась от подозрений не меньше меня самой. Только сначала ее страдания были исключительно вопросом: «Неужели отец изменяет матери?», а теперь - скорее из-за боязни остаться совсем одной. Но еще Полина со страхом мне призналась, что отец стал выпивать, а на вопрос: «Зачем?» лишь раздраженно отвечал, что не пил, ну подумаешь, налила Зоя мензурку спиртика, для снятия стресса. Снова эта Зоя, ну прямо какой-то змей-искуситель. А может, не так страшен черт, как его малюют?
Ужин на троих – ну просто семейная идиллия. Обычно быт начинает мешать взаимоотношениям двоих. Возникают конфликты, ссоры и даже самые бесподобные сексуальные отношения дают трещину, которая частенько потом сводит эти отношения на нет. У нас же все наоборот. Прекрасно налаженные отношения в быту и никакого намека на постель. Почему? Одно из двух: либо не может, либо не хочет. Первое как-то маловероятно, тогда остается второе, и возникает следующий вопрос: «Почему?» Я терзалась, не в состоянии придумать ничего, кроме стандартного – он выбрал другую женщину. Но неожиданно вечно молчавший Евгений сам предельно ясно истолковал то, над чем мне приходилось ломать голову все последнее время.
Когда я засобиралась домой, Женя молчком вышел за мной в коридор и тоже стал обуваться. Я представила, с какой неохотой он собирается исполнить свой долг джентльмена, что даже несколько резковато бросила:
- Не стоит, Жень. Я сама прекрасно знаю дорогу домой, к чему тебе таскаться за мной, тем более сейчас так долго светло, и совершенно не страшно идти одной.
Женя сосредоточенно смотрел на меня грустными серыми глазами:
- Спасибо, что сразу все объяснила. Я только не могу понять, почему ты к нам все еще ходишь. Если честно, то я ждал, что ты в один прекрасный день скажешь: «Извини, забирай Варьку, мои планы изменились» или нечто в этом духе, но ты стоически выдержала срок, который пообещала.
Я не понимала, о чем он говорит, поэтому не знала, что ответить.
- Ну, что ты так смотришь? Ежу понятно, что такие порывы, как у тебя, случаются только от отчаяния. Ты поругалась со своим любовником, а вместо того, чтобы поступить, как все и завести нового, ты вдруг берешься нянчить чужого ребенка. Меня бы тоже заинтриговал такой поступок женщины. Вот только не говори сейчас, что вы расстались навсегда, тогда ты не держала бы его фотографию на самом видном месте.
Ну, наконец-то, свершилось! Теперь я хоть знаю, что Женя меня ревнует к Егору, а если точнее, то к его фото. Как же глупо. А моя ревность к Зое также глупа или все же нет?
Но в данной ситуации все объяснения получатся бессмысленными. Стоять тут у порога и что-то доказывать у меня не было никакого желания.
- Дурак ты, Прохоров! – я вышла в подъезд и закрыла дверь. Объясню ему спокойно завтра, раздраженному человеку понять все гораздо сложнее.
Ну, не сдержанна я на язык. Взяла, дураком обозвала, а вдруг он обиделся? Вечно начинаю думать после того, как уже сделаю. Ненавижу в себе эту черту. Ладно, утро вечера мудренее. А точнее, вечер завтрашнего дня мудренее вечера сегодняшнего.






***

Я поднималась по ступенькам лестницы. Почему-то всегда к Прохоровым шла пешком, не пользуясь лифтом. Третий этаж - ждать кабинку дольше, чем идти, а может, сила привычки - у меня-то лифта нет.
 Вдруг наверху раздались шум и крики. Мимо промчался молоденький парнишка в военной форме, чуть не сбив меня с ног. На площадке третьего этажа стоял Евгений - взбудораженный, раскрасневшийся и кричал:
- Только попробуй еще раз появиться – с лестницы спущу!
Увидев меня, не слишком доброжелательно буркнул:
- Это ты? Привет.
В коридоре плачущая Полина пыталась выбежать на лестницу, но Евгений за руку затащил ее обратно в квартиру, посторонился, впуская меня, закрыл дверь на верхний замок и, достав ключи, запер еще и на нижний и положил связку ключей себе в карман брюк.
Полина рыдала, причитая:
- Пусти, все равно уйду. Папа, ты не имеешь права, я совершеннолетняя! Это моя личная жизнь.
- Твоя личная жизнь вон – в кроватке лежит. Уйдет она! Тогда и ребенка с собой забирай. Когда рожала, о личной жизни думала? Ты рожать будешь, а воспитывать кто?
В комнате заливисто плакала Варька, видимо, испугавшись криков.
- Господи, что тут у вас происходит? Ребенка до смерти перепугали. - Я прошла в комнату и взяла Варю на руки. Малышка постепенно успокаивалась, но продолжала всхлипывать, будто жалуясь.
- Папаша тут у нас объявился. Не прошло и года. Картина маслом - «Возвращение блудного отца».
- Сына.
- Что? – не понял Евгений.
- Я говорю - у Рембрандта картина «Возвращение блудного сына».
- Какая разница! И вообще, я тебя сразу предупреждаю: не вздумай вмешиваться. Это моя семья, и я сам разберусь.
При других обстоятельствах я бы посчитала такие слова для себя обидными и, скорее всего, просто бы сразу ушла, но тут я понимала, что Евгений в жутком раздражении и  нельзя воспринимать его слова буквально.
Полина зашла за мной в комнату и закрыла дверь.
- Объясни мне, в конце концов, что это за мальчик, который вылетел отсюда и чуть не сбил меня на лестнице.
Полина села на диван, тоже всхлипывая, как ребенок,  размазывая слезы по щекам.
- Это Юрка – мой бывший парень и отец Варьки.
- Так, насчет отца Варьки все понятно. А вот как насчет парня? Если, как ты говоришь, бывший, так к чему весь этот сыр-бор?  Или все-таки не бывший?
- Ой, Ира, вот он пришел, и мне кажется, я его все-таки до сих пор люблю. Мы встречались. Все было так здорово! А потом я забеременела. Когда Юрке рассказала, он, кажется, испугался. Родители его вообще на меня поперли, что еще неизвестно, чей это ребенок. И Юрку прессовали: сначала - институт, потом  - дети, а то не ровен час - в армию заберут. Когда он мне про аборт сказал, я так разозлилась и прогнала его, сказала, что все равно рожу. А он, дурак, забрал документы из института, вот его сразу осенью в армию и призвали. Сейчас он в отпуск пришел, всего на неделю. А осенью уже совсем вернется. Он сказал, что восстановится на вечерний в институте, на работу устроится, и мы поженимся. А папка, как Юру увидел, так разошелся. Обозвал его подлецом и трусом. Сказал, что это  из-за него все так случилось, и что мама погибла. А при чем же тут Юра? Даже если б он меня тогда не бросил, все равно мама со мной бы в больницу ходила, и нас так же сбила эта машина. Юра же не виноват, что мама умерла, - Полина снова зарыдала.
Я положила Варьку в кроватку, обняла девушку. Она уткнулась мне в грудь, а я утешала, как могла: гладила по голове и качала, как маленькую.
В кроватке заплакала Варя, пришлось снова взять ее на руки и подсесть с ней к Полине.
- Ну, ревушки-коровушки, мне на вас двоих - рук не хватает. Прекращайте эту сырость.
Полина заулыбалась сквозь слезы:
- Ира, вы мне поможете?
- Конечно, помогу, девочка моя, горемычная.
Тут дверь распахнулась и Евгений с порога, глядя мне прямо в глаза, заявил:
- Я тебя предупреждал – не вмешивайся.
- А вот подслушивать – нехорошо.
- Папка, как тебе не стыдно! Ты что, шпионить за мной будешь?
- Надо будет, и шпионить стану.
Полина подскочила и вытолкала отца за дверь. Она еще долго рассказывала мне о своем Юрке, пока не пришло время укладывать Вареньку спать.
Я вышла в коридор. На кухне горел свет. Евгений сидел за столом, а перед ним стояла полупустая бутылка водки.
- Час от часу не легче. Теперь мне еще и тебя успокаивать.
- А я уже совершенно спокоен.
И почему эти мужики так любят успокаивать душу за рюмкой? Хотя, впрочем, не только мужики – самой приходилось.
Полинка, измученная сегодняшними выяснениями отношений и бессонными ночами, заснула, едва коснувшись головой подушки, а вот Варя никак не хотела спать – она, видимо, переживала бурю эмоций по-своему. Когда, наконец, я положила ее в кроватку, было совершенно темно. Евгений, наверное, тоже спал. Мне хотелось уйти, потихоньку захлопнув дверь, но она не открывалась. Тут я вспомнила, что Женя запер нижний замок и забрал ключи. Пришлось идти его будить.
Он спал на диване, не раздевшись, с включенным телевизором. Но едва я дотронулась до плеча, сразу открыл глаза.
- Я не могу выйти, открой дверь.
Он встал и вдруг неожиданно обнял меня, прижав к себе.
- Останься.
- Это можно понимать как: «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»?
- Не такой уж я и пьяный.
- Нет, Жень. Завтра ты будешь жалеть об этом. Да и Полина еще неизвестно, как все воспримет. Хватит с нее и сегодняшних выяснений отношений.
- Полина, Полина, мы носимся с ней, как с девочкой, а она  вон не слишком церемонится и меня не спрашивает, с кем ей быть.
- Типичная ревность отца по отношению к дочери.
- Тебе-то откуда это известно?
- Опыт жизненный. Вот если бы у тебя был сын, то его ты бы не ревновал, а дочерей отцы всегда ревнуют.
- Психолог, прямо, - Евгений хотел меня поцеловать, но я закрыла его губы ладонью. Он разжал руки, вышел в коридор и открыл дверь. Свет из подъезда показался невероятно ярким, я даже зажмурилась.
Мне не хотелось уходить. Противоречивые чувства раздирали меня надвое. С одной стороны я ужасно хотела быть с Евгением, мне он нравился, но с другой – как-то все не так, и я не была уверена, что, действительно, нужна ему.
- Я тебя провожу.
- Не нужно, ложись спать.
Ну, вот чего я испугалась?
Проводив меня, Женя, конечно, зашел бы ко мне под любым предлогом и остался. И я этого хотела, но, понимая все, сказала «не нужно», а он, тоже понимая это, не настоял. Значит, не слишком хотел. Значит, еще не время.
Я знаю, что он знает, что я знаю… Такая у нас «любовь» получается. Или как бы посмеялась Янка: «Еще один день оказался напрасной тратой макияжа».
Ни на следующий день, ни через день Евгений даже намеком не возобновил желания остаться со мной. Ну почему? Что между нами не так? Или он обиделся, или на самом деле, только в не слишком трезвом виде могло ему в голову придти такое желание?
Зато Полина ждала меня каждый вечер как никогда. Ей не с кем было поговорить о своем Юрке, а вспыхнувшая с новой силой любовь и избыток эмоций  настоятельно требовали отдушины, и кроме меня на эту роль избрать было некого.
Недельный отпуск молодого отца пролетал с неимоверной скоростью, а Полина, кроме как на улице, гуляя с Варей, встречаться с Юрием не решалась. В субботу у Евгения было дежурство в больнице, но даже в это время пригласить своего парня домой Полина не осмеливалась.
- Я ужасно боюсь очередного скандала, а отец может заехать домой в любую минуту. Папа еще никак не хочет поверить в серьезность наших с Юрой намерений. Вот когда он совсем вернется из армии – там уж папка никуда не денется. Не будет же отец мешать счастью собственной дочери. А сейчас он почему-то решил, что мы, как бестолковые дети, снова можем наделать глупостей.
- Положим, для этого у твоего отца есть очень веские основания.
Полина потупила взгляд:
- Тогда мы на самом деле были еще глупые, но сейчас-то?
- Значит, сейчас ты можешь дать мне слово, что глупостями заниматься не будете, а уж если вдруг…, то и ты и Юра теперь знаете, как нужно предохраняться от нежелательной беременности.
Девушка засмущалась еще больше, щеки ее покрыл яркий румянец.
- Мама не говорила со мной на такие темы. Они с отцом оба медики, поэтому думали, что я достаточно начиталась всякой медицинской литературы и вполне разобралась во всем сама.
- Выходит, что не разобралась, и напомнить тебе о контрацепции, как женщина женщине, я должна, а то отец вряд ли заговорит с тобой об этом. Он всю жизнь будет считать тебя маленькой девочкой и ревностно относиться к твоим мужчинам, полагая, что они  пользуются тобой. Хотя, конечно, хорошо, если бы твой Юра так и остался – твоим единственным, на всю жизнь, каким бы старомодным это ни считали.
- А у вас было много мужчин?
- Вот этого я тебе ни за что не скажу!
- Вот так всегда, как о спиралях и таблетках, значит, говорить со мной можно, а о мужчинах нельзя. Признаться стесняетесь, что изменяли мужу?
- Вот тут как раз наоборот. Это он мне изменял и ушел к другой, немногим старше тебя.
- И чего этим мужикам не хватает? Наверное, кризис среднего возраста.
Я чувствовала, что Полина имеет в виду и своего отца тоже, но что-то стало так смешно, над этими рассуждениями совсем еще девочки.
- Да, тут уж скорее: «седина в бороду – бес в ребро». Ладно, Полина, беру грех на душу и жертвую завтрашним выходным. Договаривайся со своим Юрой, придете ко мне в гости. Я Варьку заберу, погуляю с ней, к подруге съезжу. А когда ее нужно будет спать укладывать, привезу сюда, и ты вернешься домой. Словом, весь день в вашем распоряжении – можете у меня посидеть, можете в кино сходить, как вам будет угодно. Но вот если твой отец узнает об этом сводничестве, не поздоровится, ни мне, ни тебе.
- Спасибо, Ирина, вы – замечательная! - Полина кинулась меня целовать, - а папа не узнает. Он же завтра дежурит, даже если домой заедет – скажу, что гулять с Варькой ходила. А времени искать меня у него не будет. А у вас были планы на выходные?
- И не то чтобы – да. Хочется мне очень съездить в один городок, но, только вот, одной – нет желания.
- А что за городок? Далеко?
- Ты была когда-нибудь в Плесе?
- Нет, это, кажется, на Волге?
- Да. Милый, незабываемый городок на Волге, он мне настолько понравился, что теперь, когда душа моя требует отдыха, всегда хочется в Плес.
- Так позовите как-нибудь туда моего папу, его душе тоже не помешает отдых.
Я отрицательно покачала головой.
Полина находилась в состоянии эйфории, и ей хотелось, что бы все вокруг тоже были счастливы.
- Почему? Ира, вам ведь нравится мой отец? Конечно, вы не станете сразу жениться, но я же не маленькая девочка и понимаю, что он не будет вечно жить один. Еще, чего доброго, эта Зоя его захомутает.
- Ох, Полинка, я-то думала, что роль сводницы сегодня принадлежит мне. Ничего у тебя не получится. Я, наверное, чересчур старомодна. И считаю, что инициатива должна исходить от мужчины. Так что, как-нибудь соберусь в Плес одна.
На следующий день пришли Полина с Юрой и Варенькой. Ни дать – ни взять - идеальная молодая семья: мама, папа и младенец в коляске - юные и счастливые.
Полина просто сияла, кажется, она только теперь оправилась после аварии. А ее избранник  в обычной гражданской одежде выглядел совсем мальчиком.
Или это с пригорка моего возраста двадцати – двадцатипятилетние кажутся мне мальчиками и девочками. А какая я сама-то была, когда родила Артема! Наивнее и глупее Полины - это уж точно, только воспитывали меня в строгости, да и нравы четверть века назад были несколько другими. Всей-то и разницы.
- Все, что найдете в холодильнике, берите, не стесняйтесь, одной любовью сыт не будешь. Я даже салат вам приготовила с ананасами, думаю, понравится.
- Ира, спасибо. Я, еще когда меня только из больницы выписали, сказать вам хотела, а теперь и Юра тоже. В общем, мы хотим, чтобы вы стали крестной нашей Варьки.
Для меня это было так неожиданно и приятно, что я чуть не расплакалась. Варя мне стала настолько дорогой, я и представить боялась, а вдруг может так случиться, что я не смогу с ней видеться. А теперь, значит, она мне станет по-настоящему родной!
И вновь я целый день провела с Варькой, правда, не у себя дома. Мы нагулялись в парке. А потом нарушили уединение Вали и Петра, мирно ворковавших дома. Валюшка, оторвавшись от своей драгоценной кухни, а Петя - от не менее ненаглядного компьютера, поили меня чаем.
- Ирка! Прохоров твой – чудо! Это он ведь сразу определил, что у Пети - аппендицит, и уже того – лопнул. И хотя смена его уж заканчивалась, сам операцию сделал. А как ему идет эта одежда больничная! Почему-то терпеть не могу мужиков в халатах. А твой - в штанишках, в курточке зеленоватенькой такой, ну – загляденье! И разговаривает до того душевно, не то, что тот, который в первый день был. Только, Ирка, мымра та крашеная постоянно около него вьется.
- Ну, вот, а ты: «твой», да «твой». Совсем он не мой. Не нужна я ему. Видать, прельщают его большие бюсты, а я, мать, размером не вышла.
- Тут надо идти другим путем. И кажется мне, что ты уже по этой дорожке уверенно топаешь.
- Это ты о чем?
- Знаешь, говорят: «путь к сердцу волчицы лежит через ее волчонка».
- А кто волчица-то? – не поняла я.
- Ну, не волчица, конечно, а волк. Но бывает же «альма-матер» - кормящая мать, а Прохоров – кормящий отец, значит – «альма-патер».
Меня просто смех разобрал:
- Ой, Валька, ты загнула!
- А ты, думаешь, я не права? На первом месте у Прохорова сейчас – дочь. И он, как отец любящий, заботится в первую очередь о ней, а потом уж о себе думает. Так что мнение дочери для него – ой, как важно. А ты дорожку к сердцу Полины протоптала, да не просто дорожку – целую магистраль проложила.
- Да, только вот узнает Евгений про эту «магистраль», он меня в нее катком укатает.
Лучше бы я не говорила этих слов. Как в воду глядела.
Полина отдала мне ключи от своей квартиры и, когда я с Варей уже собиралась входить в подъезд, навстречу мне неожиданно вышел Евгений.
- Вечер добрый! Что-то вы припозднились сегодня с гулянья. А где Полинка?
Врать я не умела никогда, но рассчитывая на то, что Прохоров меня не настолько еще хорошо знает, чтобы тут же уличить во лжи, решила попытаться.
- В магазин забежала, сейчас догонит.
Я надеялась, что Евгений спешит и сразу уедет, но он наоборот был, видимо, расположен поговорить со мной наедине, пока нет Полины.
- Ира, ты столько времени уделяешь Варьке и Полине, мне кажется, дочери уже пора начинать обходиться без твоей помощи.
- Мне это не в тягость. Или мое присутствие тебя утомляет?
- Нет, вот как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, но все никак не найду подходящего момента. То ты посчитала меня слишком пьяным, то постоянно с нами Полина.
Внутри у меня что-то екнуло. Неужели он решился выяснить наши отношения? И, кажется, это именно то, чего я так ждала. Подняв на Евгения взгляд, я вдруг увидела за его спиной  вышедших из-за угла дома Полину и Юрия. Они в обнимку, безмятежно болтая, приближались к подъезду. Я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. Вот ведь – закон бутерброда!
Видимо, состояние испуга и растерянности отразилось на моем лице, и Евгений, почувствовав неладное, обернулся. Полина с Юрой тоже увидели нас и остановились.
Мне кажется, в этот момент вдруг стихли все звуки улицы: и чирканье воробьев, и какая-то мелодия из открытого окна, и даже шелест листвы. И в этой мертвой тишине, как оглушительный раскат грома - слова Жени:
- И как это понимать?
Придумать объяснение на ходу я не смогла, да он бы и не поверил.
Полина с Юрой перестали обниматься. Видно было, что девушка тоже перепугалась и чтоб не доводить еще раз до публичного скандала, она попрощалась с молодым человеком, и тот нехотя повернул назад. А Полина подошла к нам с Евгением.
- Я так понимаю, вы заранее договорились об устройстве этого свидания?
- Папа, ну что ты устраиваешь какие-то шекспировские страсти. Мы с Юрой решили пожениться, как только он вернется из армии.
- Понятно, значит, вы все уже решили. А сегодня чем вы занимались, заявление в ЗАГС подавали?
- Нет, сегодня мы просто пообщались, посидели немного у Иры.
Эти слова  окончательно вывели Евгения из себя.
- Значит, теперь это называется - «пообщались». Я понимаю, они молодые и бестолковые, но как ты – взрослая женщина - допустила такое? Еще и квартиру им предоставила. Сводница! Да ты - сутенерша просто какая-то!
Это было, как оплеуха.
- Женя, что ты говоришь?
- Я называю вещи своими именами, ты еще объявления развесь о почасовой сдаче квартиры.
Все. Это уже чересчур. Такого оскорбления я перенести не могла. Я даже не стала пытаться что-то говорить в свое оправдание, просто повернулась и пошла прочь.
Полина кинулась за мной, но Евгений поймал ее за руку. Я уже не видела и не слышала взаимных упреков отца и дочери. Хорошо еще, у подъезда не было больше ни души. И никому не довелось быть свидетелем семейного скандала.
Для женщины забвение - хуже смерти мучительной. А я целый выходной просидела дома в абсолютной тишине, не включая телевизора. И даже Лютис почти весь день проспал, свернувшись калачиком в кресле, только единожды соизволив подойти к своей миске. Да и то не мяукал, а только внимательно посмотрел на меня синими глазами: « Дескать, - мол, - сама знаешь – есть пора, что мяукать попусту». И телефон мой молчал – ни обычной мелодии, ни особенных, индивидуально подобранных. Не говорю уж про «Яблоки на снегу» - эту мелодию теперь если и услышу, то наверняка только на каком-нибудь ретро FМ, а не из своего мобильника.
И даже Полинка ни разу не позвонила. Хотя, конечно,  разгневанный отец запросто мог отобрать у нее телефон.
Так все глупо. Хотелось, как лучше, а получилось, как всегда.
И что теперь? Домой к Прохоровым я больше не пойду. Мне хватило и вчерашних оскорблений. Обида душила меня всю ночь, и даже сегодня я чувствовала себя, словно расплющенная на дороге лягушка. Вот ведь, как можно накаркать.
Да, мужчина и женщина никогда не смогут понять друг друга, потому что хотят совершенно разного: мужчина хочет женщину, а женщина – мужчину.
От одиночества, пожалуй, станешь философом. Скорей бы утро, да на работу.

***

Замерзла. Проснулась в пять утра от дикого холода. Закрыла окна и залезла под теплое одеяло. В семь утра чашка свежесваренного кофе помогла согреться и вернуться к жизни. Смотрела новости и думала: «Ни фига человек не царь природы». Вчера еще казалось – наступило лето, а сегодня – не то поздняя осень, не то - ранняя весна. Холодно и уныло как на улице, так и на сердце.
Работы, как всегда, навалом. Вот и хорошо – некогда растрачивать мысли на совершенно бессмысленные терзания.
Янка после систематизации моих сумбурных рассказов вынесла вердикт: «Надо ждать».
 По ее теории осознание своей вины к Прохорову должно придти дня через три-четыре. Однако Полина может и ускорить процесс.
Только вот я тоже была обижена не на шутку. Хватит ли мне дней трех- четырех, чтобы принять покаяние, я еще не знала.
В среду я взяла у Артема машину, чтобы забрать после работы компьютерное кресло, которое присмотрела себе еще накануне. Сколько же можно мучиться на сломанном сиденье, ощущая себя, как на аттракционе - родео на быке, опасаясь, что нога у кресла отвалится в один прекрасный момент, и я снова найду приключения на собственный зад?
Продавец из центра офисной мебели любезно донес упакованное кресло и помог уместить его в машину. Видя одинокую женщину, даже предложил помощь по сборке на дому, но я отказалась. Пусть не думает, что если я сама забираю это кресло, то и собрать его некому. В конце концов, можно позвать Артема, но я думаю, с такой нехитрой задачей я и сама прекрасно справлюсь. Подумаешь, какой-то стул на колесиках.
Подъехав к дому, я остановила машину у самого подъезда, чтобы ближе было нести, но сзади, как назло, тут же кто-то подъехал и посигналил. Объехать мою машину, конечно, было можно, но с явными неудобствами.
Ладно уж, выну кресло из машины и отъеду. Но только лишь я открыла дверцу, к машине подошел Евгений. В зеркало заднего вида я и не поняла, что это он остановился позади меня.
- Ира?! Ты водишь машину? – Евгений с недоверием посматривал, как я открываю багажник и достаю из него кресло.
- А что в этом такого удивительного? Сейчас каждая вторая женщина – водитель.
- Да, но ты никогда не говорила, что у тебя есть машина.
- А у меня ее и нет. Это – сына, а я иногда беру у него. Купила вот кресло, а у Артема нет времени мне его привезти.
Женя без всяких предисловий взял самую большую упаковку и донес до квартиры, мне досталась коробка поменьше.
Хорошо, конечно, что он приехал так кстати, но занесенного на третий этаж кресла было явно недостаточно для реабилитации наших отношений. Я ждала от Евгения извинений, но он, кажется, совсем не торопился просить прощения,  да к тому же с явным удовольствием еще и подтрунивал надо мной:
- Я бы на месте твоего сына пять раз подумал, прежде чем давать тебе ключи от машины.
- Чем же это я вызвала столь негативное отношение к моим водительским способностям? Уж не тем ли, что остановилась у собственного подъезда?
- Что ты, парковка посреди двора – это сущая мелочь по сравнению с тем капризом милых дам бросать свои авто прямо на дороге. Но ты, даже как пешеход, притягиваешь, словно магнит, приключения на свою…, - Евгений замялся, подбирая менее обидное слово.
- Задницу. Ты именно это хотел сказать? Что уж церемониться, ты в последнее время всегда говоришь прямо в лоб все, что обо мне думаешь, - он вывел меня из состояния равновесия своими насмешками. – Только все как раз наоборот - это некоторых мужчин тянет, как магнитом, то протаранить чей-то зад, то прилипнуть к чьему-то бюсту.
Евгений, конечно, понял, в чей огород полетели камни, но, кажется, мои слова только еще больше раззадорили его.
- Конечно, практически каждый мужчина мечтает стать обладателем женщины с таким бюстом, как у Зои. А дамы тратят кучу денег на пластических хирургов, потому что мечтают о таком же и сгорают от зависти. Вот и ты завидуешь, оттого и злишься.
Я чуть не захлебнулась от возмущения:
- Какого ж черта ты тут кресла носишь? Иди и обладай, там тебе будут несказанно рады. А мне гораздо комфортнее со своими габаритами, нежели таскать два силиконовых арбуза за пазухой, и с мужчинами, которые не теряют разума при виде этих арбузов.
Я демонстративно отвернулась и открыла дверь квартиры. Когда вернулась в подъезд за большой упаковкой, Евгений уже спустился этажом ниже. А ведь он обиделся.
Ну, почему мы как два дикобраза на тропинке? Нас явно тянет друг к другу, но стоит встретиться – начинаем растопыривать иголки во все стороны, фыркать и пытаться обязательно уколоть.
Я затащила упаковки в коридор, с досады даже пнула по той, которую только что нес Евгений, как будто она была виновата, в том, что не удержала его. Когда спустилась во двор, Жени уже нигде не было.
Поставила машину на стоянку у дома. От обиды на саму себя хотелось разреветься. Пропало всякое желание идти домой. Я сидела, облокотившись на руль, и смотрела, как мальчишки гоняют мяч по площадке. По стеклу зашлепали крупные капли дождя, я включила дворники. Из глаз потекли слезы и тоже каплями упали на коленки. А в голове крутилась фраза: «Так тебе и надо, не будешь распускать свой дерзкий язык. Получила по заслугам», - будто какая-то зловредная особа капала на мозги.
От невыносимости вот так сидеть и жалеть себя завела машину и поехала к Янке. Правда, она в конце рабочего дня сказала, что устала хуже собаки, и собиралась сразу завалиться спать, но не исполнила же она это буквально, на часах всего восемь вечера.
- Глядя на тебя, у меня возникли две версии: ты села на морского ежа, или снова встретила своего Прохорова с Зоей, - констатировала подруга, впуская меня в квартиру.
 - Ты почти угадала. Только я его не встретила с Зоей, а отправила к ней.
- Ох, Ирка, и когда же ты научишься сдерживать свои эмоции и не выплескивать сразу все, что думаешь, наружу? Он ведь мириться приходил. Вела бы себя, как прилежная девочка, глядишь, сидела бы сейчас не у меня на кухне, а у Прохорова своего в объятиях. Хотя, как знать – как знать. Чем больше мы страдаем, тем сильнее любим.
А Яна, как всегда, права. Я была ужасно зла на Женю, меня просто раздирало от обиды, неопределенности и ожидания, но от этого мне все больше и больше хотелось его, и уже не просто видеть, как раньше, чтобы он пришел, посидел со мной, поговорил почти по-братски. Нет, теперь я хотела его, как мужчину, а от этого еще больше ненавидела и его и себя.
- Ты вот все посмеивалась над Валентиной, а теперь и мне кажется, что она права. В нашей жизни все не просто так. И то, что столкнулись вы с Прохоровым – это судьба. Если б суждено ему быть с Зоей, то и въехал бы он тогда в столб. А раз уж ты вместо столба оказалась, то это неспроста. Жизнь определяется такими вот маленькими случайностями. Нет, скорее даже, она и состоит, вот из таких случайностей, как бусинки на ниточке: одна за другой, а в итоге - целое ожерелье. Сходи к нему. Только не язви. Ты же умеешь быть нежной и ласковой.
Я послушалась подругу и на следующий же день решила встретиться с Евгением. Но домой к нему идти не хотелось. Полинка, конечно, обрадуется, но меня смущало, что она увидит, как я буду «нежной и ласковой».
Вот и надумала пойти после работы к больнице и встретиться с Женей, когда он поедет домой. Я знала, что он обычно оставляет свою машину на стоянке у хирургического корпуса. Там рядом полно лавочек, и вечерами в хорошую погоду больные из отделения выходят погулять и посидеть с родственниками. Так что я не буду одиноко торчать у всех на виду, словно прыщ на носу. Только бы не было дождя.

Вечер сулил мне удачу. Лето набирало обороты. Длинные июньские дни пропахли свежей зеленью, цветущим жасмином и шиповником. Как же я люблю начало лета, еще со школьной поры. Впереди целых три месяца тепла, счастья, отдыха. Теперь, конечно, мне никто не даст отдыхать целое лето, а нынче у меня и отпуска-то уже нет, но все равно, можно и в выходные отдохнуть, искупаться, позагорать. Я сидела на лавочке, предаваясь приятным мечтаниям, и даже чуть не пропустила вышедшего Евгения. А он неторопливо спустился по ступенькам, остановился с кем-то из больных. Вот ведь, не дадут человеку покоя даже на улице.
Женя, Женечка. Мне так захотелось подбежать к нему, обнять, так хотелось его поцелуя, пусть даже в щечку. Я не буду язвить и пререкаться, даже попрошу прощения, за свою сводническую авантюру и приглашу его к себе. Он меня еще не увидел, тогда я встала и сделала шаг навстречу.
Вот стоит только подумать, что все худшее уже позади и… - береги зад от очередного пинка. Тут распахнулись больничные двери, и из них появилась Зоя. Она бежала по ступенькам вниз, грудь ее так колыхалась, словно подбрасываемая невидимыми пружинами, а я, как завороженная этими колебаниями, уставилась на бюст, будто на маятник гипнотизера.
Зоя догнала Евгения и, подхватив его под ручку, прислонилась к нему так, что груди стали выпирать из платья, как тесто из кастрюльки. Конечно, это он ее тут поджидал, неторопливо беседуя с пациентами.
В этот момент Женя увидел меня – одинокую, сиротливую, растерянно застывшую на дороге. Лучше бы мне провалиться сквозь землю прямо на этом месте.
Первым желанием было – бежать. Но мозги мои, видимо, еще не полностью расплющило под колебаниями Зоиного бюста. Я просто отвернулась и пошла по дорожке к выходу, прочь из больничного скверика. Только бы он не вздумал меня догонять. Я была настолько заведена, что малейшее его приближение сулило обернуться взрывом эмоций. Даже воздух вокруг меня, кажется, был наэлектризован до такой степени, что еще чуть- чуть и проскочит искра, а то и низвергнется молния. Попадись мне сейчас под руку ведро, не раздумывая надела бы Прохорову на голову. В висках стучало, ноги сами шли куда-то, перед глазами стояла пелена. Около меня остановился незнакомый мужчина, он что-то говорил, а я смотрела и не видела ничего. Наконец, сообразив, что у меня спрашивают дорогу к больнице, я стала приходить в себя. Оглядевшись по сторонам, поняла, что ушла совсем в другую сторону от остановки, показала встречному мужчине дорогу, а сама свернула на тропинку, чтобы не возвращаться к больнице.
Вот вам, подруги мои, и все теории о судьбе, о случайностях. Бусинки, ожерелье… Иносказательно и сложно. Большой бюст и напор – предельно просто и действенно. Придавила меня им Зоя, как муху. Зря Янку послушалась. Видела меня, наверное, Зоя и теперь злорадствует, что ничего мне не выгорело.
До дома я так и дошла пешком. В голове крутились обрывки каких-то мыслей, которые не складывались ни в какую цепочку. Волна от шока прошла, и теперь не получалось даже толком разозлиться ни на Евгения, ни на саму себя. А на Зою и подавно – она, бесспорно, знает, чего хочет, и такое упорство заслуживает восхищения.
Радовало только одно – теперь могу прямо сейчас лечь в кровать и, наконец, выспаться. Отключила телефоны, хотя внутри маленький червячок все же подтачивал: «А вдруг?». Но я не стала подкармливать его бессмысленными надеждами и лишь со вздохом взглянула на потухший дисплей мобильника.

***

Пятница. А я не придумала, чем же заняться в выходные. Были радужные надежды, но все они испарились, как утренний туман. Поехать к родителям? Но я так не люблю там появляться в растрепанных чувствах. От мамы ничего не скроешь. Начнет меня жалеть, а мне не нравится, когда меня жалеют – всегда хочется плакать.
Включила телефон и тут же обнаружила, что вчера меня добивалась Валя – теперь снова начнет бухтеть, что я телефон отключала. Нужно скорее перезвонить. А Прохоров не объявлялся – растаяла последняя капелька надежды.
Валентина зазывала меня в гости всеми доступными средствами. А самым доступным и действенным способом заманить к себе был ее пирог.
Хоть в чем-то все так славно получилось – не нужно никому звонить и напрашиваться. Наложила Лютису побольше корма, даже ночевать сегодня домой не пойду – останусь у Валюши.
В обед и есть не стала – берегла желудок для Валюшкиного пирога. Зато в свободный обеденный перерыв решила себя порадовать, и пошла в парфюмерный магазин. Час – это как раз тот минимум времени, чтобы не уйти, не успев ничего купить, но и не истратить кучу денег.
Яна направилась со мной. Пока она подбирала себе тушь для ресниц, я осела около духов. Жуть как хотелось чего-нибудь новенького и необычного, чтобы поднять настроение.
Пока я терзалась между двумя пробничками, Яна уже успела расплатиться, а подойдя ко мне и приложившись к полоскам бумаги носом, недовольно сморщилась.
- Ты что, духи выбираешь для самозащиты? А я-то думала - для атаки. Твой комплекс по поводу размера груди, кажется, напрочь лишил тебя обоняния, - подруга не переставала убеждать меня, что я - дурища, а все происходящее – плод моего воображения, но я придерживалась своего мнения. Хотя в вопросах внешнего вида была с Яной абсолютно солидарна – если уж теперь и встречусь с Прохоровым, то пусть видит меня независимую, ухоженную, источающую волны незабываемого тонкого аромата. Вот только еще выбрать бы его этот аромат.
Выбросила все пробнички и вышла на улицу, чтобы разогнать пропитавшие меня запахи, а войдя в магазин со свежего воздуха, как-то сразу нашла его, тот ненавязчивый слегка горьковатый запах, словно раннее весеннее утро, умытое дождем, со свежей зеленью и цветущей черемухой. Только на работу пришлось почти бежать бегом. Оказывается, часа все-таки маловато.

Пирог у Валюши, как всегда, бесподобен. Испечен он был, конечно, не в мою честь, а как сопровождающий Петю эскорт. Валя не часто посещала свекровь, предпочитая отправлять вместо себя лишь свое творение – пирог в половину противня, давая возможность Вере Васильевне насладиться обществом сына, как бывало до того, как Петруша перебрался к Вале. Себе же оставляла вторую половину кулинарного шедевра и шанс отвести душу с подругой, то есть – со мной. Чему я и была несказанно рада.
Только Валя, как всегда, меня перекормила. Придерживаясь строгого убеждения, что сытые люди все добрые, а путь к сердцу мужчины лежит через желудок, она всегда всех пыталась накормить до отвала. А я, хотя и понимала, что от голодного мужика толку мало, все же считала это мнение ошибочным, не все представители сильного пола столь одинаковы, многим целиться нужно несколько ниже.
Весь вечер с подругой мы провели в беседах. И если мужчины думают, что в их отсутствие женщины обязательно должны говорить о них – ненаглядных, то они глубоко заблуждаются. Обсуждали мы исключительно женскую грудь.
Мы, конечно, не писатели и не поэты, так что воспевать сию часть собственного тела нам в голову не пришло, а вот развести целый диспут о размерах, удобствах, мечтах и комплексах получилось.
В каком-то старом фильме герой сказал, что почти каждый имеющий машину хочет ее продать, а у кого нет – мечтает ее купить. Вот так и с грудью: имеющие слишком внушительные размеры - хотят их убавить, а обладательницы маленькой груди - мечтают ее увеличить.
Честно говоря, раньше я жила себе со своим бюстом и особо не страдала, но в последнее время…
А тут еще Валя озвучила, что грудь у нее шестого размера. Внешне она мне никогда не казалась такой большой, но представив себя с эдакими формами, вместо моих - чуть больше первого или второй - лишь в поролоновом бюстгальтере, я поняла - каково это Памеле Андерсон.
Валюшка смеялась и говорила, что я не смогла бы тогда ходить без рюкзака за спиной с  провизией минимум, как на неделю.
А я вдруг вспомнила, как когда-то давно в автобус на остановке вошла бабуля с рюкзаком за плечами и двумя сумками в руках. Молоденький парнишка, решив помочь бабке, подхватил ее сумки, но в тот же момент рюкзак перевесил, и старушка опрокинулась на спину, хорошо хоть не упала, подхваченная пассажирами, заголосила: «Милай, отдай скорей сумки, они мне для балансу нужны».
- А вообще, Ирка, всего должно быть одинаково - и груди, и попы, и животика. Вот убери у меня мой бюст, представляешь, каким будет казаться мое брюшко? Тебе нужно такое сокровище вместе с грудью?
- Ну, уж нет. Я как начинаю поправляться, так растет только живот - нет бы, в другом месте прибавлялось.
- А я, как начинаю худеть, то грудь становится, что мужики называют - «ушки спаниэля». Так что давай-ка носить то, что нам дано природой. А мужики, они ведь не за грудь любят, если, конечно, любят.
А еще Валя пожаловалась, как тяжело ей всегда было заниматься спортом с таким-то бюстом, поэтому она ненавидела физкультуру еще со школьной поры.
- Ты только представь: задираешь ноги, чтобы сделать «березку», и тут на лицо сваливается все твое достояние и начинает тебя душить, а поскольку руки заняты, то либо не дыши, либо учись дышать другим местом. А вообрази, в каком я была шоке, когда Машкина подружка, увидев мой сохнущий на веревочке бюстгальтер, ляпнула: «Чехлы на танки»!
От таких признаний я просто покатилась со смеху.
Из анекдотов про маленькую грудь кроме как о прыщиках, зеленкой прижигаемых, в ответ больше и вспомнить ничего не могла.
- И еще, всегда я завидовала, что ты летом можешь ходить вовсе без бюстгальтера, надев на себя только маечку.
После столь откровенных признаний я уже не чувствовала себя такой ущербной, и даже решила как-нибудь надеть маечку на голое тело.
Мы уже укладывались спать, когда вдруг неожиданно из моего телефона зазвучала песенка «Яблоки на снегу». Я замерла в нерешительности, стоя в широченной Валюшиной ночной сорочке, словно привидение. От волнения кровь прилила к лицу, даже в жар бросило, а руки и ноги наоборот - похолодели. Я кинулась к мобильнику, но запуталась в подоле, еще немного и растянулась бы на полу, но успела ухватиться за диван, больно ударившись о подлокотник. Ругая себя за вечную торопливость, злилась на длинную сорочку, на то, что оставила телефон в коридоре, но когда взяла его в руки поняла, что раздражение это от вернувшегося вчерашнего ощущения потерянности, злости и ревности. Тогда я сбросила вызов и отключила телефон. Вот так. И пусть теперь злится он.
Докучать Вале своим присутствием все выходные я не собиралась, да к тому же надо было хотя бы переодеться, а то вид плетущейся в субботу утром женщины, одетой в строгий офисный костюм с белой блузкой, просто кричит, что женщина эта не ночевала дома, и кто знает, где ее носило. Так что все мои мечтания сводились сейчас к джинсам и футболке.
Я шла к дому мимо нового супермаркета. В огромных тонированных окнах, как в зеркале отражались дома, деревья, машины, даже воробьи, купающиеся в луже. Поравнявшись с витриной, я увидела и свое отражение. Какая же женщина упустит шанс посмотреться на себя со стороны! Вот и я бросала на витрину взгляды, оценивая свой внешний вид. Костюм выглядел прилично, хотя и не слишком уместно. Прическа, конечно, не очень – ветром растрепало волосы. Тут мне показалось, что сзади к юбке что-то прицепилось. Или это только отсвет в витрине? Не замедляя шага, я стала присматриваться повнимательнее. Нет, вроде бы, показалось. Народа на улице почти не было, и я не слишком заботилась о том, как бы не столкнуться с кем-нибудь, увлекшись рассматриванием своего отражения в стекле. Но оказалось зря. Я прямо-таки налетела на мужчину, наверно, такого же ротозея, как и я.
- Простите, пожалуйста, - машинально извинившись, я взглянула  на преградившего мне дорогу человека.
На тротуаре стоял и улыбался Евгений:
- А я был почти уверен, что ты сейчас на меня налетишь. Ты просто создана для столкновений.
Значит, он специально встал на дороге и ждал, чтобы поставить меня в неловкое положение. А теперь еще и издевается. Возмущению моему не было предела. Ему просто доставляет удовольствие насмехаться надо мной.
- Тебе делать больше нечего, как поджидать засмотревшихся женщин и потом еще издеваться? Других забот нет с утра пораньше?
Но Женя не обращал никакого внимания на мои вопросы. Он взял меня за руку и куда-то повел за собой.
- Куда ты меня тащишь?
Все так же молча, Прохоров уже открывал дверку своей машины.
- Садись.
- Мне до дома два шага осталось, я прекрасно и пешком дойду.
Но он, никак не реагируя на мои слова, буквально втолкнул меня на сиденье и захлопнул дверку. Машина тронулась с места, но поехали мы почему-то совершенно в противоположную от моего дома сторону.
- Куда ты меня везешь? И что все это значит? – меня возмущало его поведение, а особенно молчание. – Останови машину, - я взялась рукой за ручку дверки.
- Даже не пытайся, двери заблокированы. Где тебя носило всю ночь? Еще и телефон отключила. Я жду тебя со вчерашнего вечера.
- Ты с ума сошел! Что тебе нужно? Куда ты меня везешь? Останови немедленно!
- И не подумаю. Считай это похищением.
Я негодовала, кричала и возмущалась, но Евгений ни на что не реагировал, а машина между тем выехала за город.
Я устала распылять свои эмоции словно в безвоздушное пространство, и с полчаса мы ехали молча, все удаляясь от города. Неведение и ожидание всегда раздражали меня больше всего.
- Ну, скажи хотя бы куда мы едем?
- В Плес.
- Что?! Ты с ума сошел! Разворачивайся немедленно! Я не хочу ехать с тобой в Плес.
- А вот и врешь. Ты мечтала туда поехать.
- Полинка наболтала? Вот еще – сводница!
- У нее были хорошие учителя.
- Ну, посмеялись и хватит. Разворачивайся.
Евгений только покачал головой и включил в машине музыку.
- Ты что, в конце концов, специально надо мной издеваешься? У меня дома кот с голода помрет. Мне хотя бы переодеться нужно, - я уже с мольбой взывала к разуму.
- Если дело только в этом, то сзади лежит пакет с вещами.
От изумления я ненадолго даже онемела. Достала пакет с заднего сиденья. Там действительно была одежда. Я вытащила джинсы, футболку, курточку, еще ниже лежали кроссовки – все это были мои вещи.
- Где ты взял все это?
- Ты узнала свои вещи? Где же, по-твоему, я мог их взять, как не у тебя дома. Только, пожалуйста, не думай, что я копался у тебя в шкафах. Открыл и аккуратненько взял то, что было на самом виду. Но ты сама виновата. Вчера я тебя ждал, хотел все объяснить, но ты не пришла ночевать, а сегодня и так уже столько времени потеряли. И кота твоего я кормил.
- Но как ты туда попал?
- Через дверь, конечно. Сначала сама раздает ключи от квартиры, а потом удивляется, как входят к ней в дом.
Я совершенно забыла, что дала Полине ключи. И с тех пор они так у нее и остались.
Мне был нужен тайм-аут. Я не знала как себя вести. Со стороны Евгения не прозвучало ни извинения, ни даже банального раскаяния. Кто я для него? И как понимать эту поездку?
Как шаг к восстановлению дружеских отношений? И что же все-таки связывает их с Зоей?
Где найти ответ на все эти вопросы? Если не показывать больше свою обиду и не выражать возмущения, значит, я все проглотила и согласна на его условия игры. А если не согласна?
Из приемника вдруг зазвучала песня о Плесе. Надо же, та самая, которую я недавно нашла в интернете. Слушая ее, у меня замирало сердце, а на глаза наворачивались слезы.
«…Золотой июньский Плес – земляничные лужайки,
И молоденьких берез легкомысленные стайки…»
Я в недоумении смотрела на Евгения, он не мог знать о моих чувствах.
- Ты, кажется, никогда не страдал приступами романтизма.
- Я и теперь не страдаю. Если ты о музыке, то это Полинка записала диск и дала мне его с собой. Тебе нравится? Логично – слушать песню о городе, в который ты едешь. Переодеваться ты надумала или уж когда приедем? Кстати, там еще где-то термос с кофе,  нальешь мне чашечку? И сама выпей, возможно, это поможет тебе сменить гнев на милость.
Он вел себя несколько игриво и непонятно. Видимо, это такая тактика укрощения меня как строптивой лошади.
Я налила кофе. Смотрела на дорогу и пыталась вспомнить пролетающие названия городков и деревень за окнами. Только все было не так, как в прошлом году, и предвкушение счастья ко мне не приходило. Но когда промелькнул указатель «Плес», сердце все же забилось чаще.
Оставив машину на знакомой стоянке, ноги просто сами заспешили по тропинке, мне хотелось скорее увидеть Волгу, я даже забыла, что хотела переодеться, так и пошла в юбке и на каблуках. Хорошо, что здесь не было булыжной мостовой.
Тропинка. Березы. Легкий ветерок. Заречье, усыпанное домиками. Церковь с золотыми куполами. Внутри от волнения появилась какая-то дрожь. Где ты, мое нечаянное счастье? Я посмотрела на небо. Солнца сегодня не было видно. Все заволокло белесой пеленой. Ни туч, ни облаков – просто дымчато-серая высь, но солнце где-то там, за этой дымкой,  и смотреть на небо, невозможно не щурясь. Впору и солнцезащитные очки надевать. Волга тоже серая, но спокойная, волн совсем нет, лишь небольшая рябь по воде. Взглянула Евгению в глаза. И они – серые.
Женя был серьезен и внимательно смотрел вдаль.
- Тебе нравится?
- Красиво.
Я разочарованно поджала губы. И это единственное слово при виде такой красоты? У меня эмоции лезли через край, распирая все мое существо. Мне хотелось кричать, смеяться, грустить и радоваться – все в одной куче. Раскинуть руки и лететь. А у него не нашлось ничего, кроме скупого «красиво».
Евгений взял меня за руку. Я хотела ее отдернуть от обиды, что он не разделяет моего восторга от увиденного, высказать ему все, что думаю: что он – сухарь, что незачем было сюда ехать, и вообще, это город моего счастья, я так хотела им поделиться, а он этого не понял. Но взглянув на Женю снова, я вдруг увидела совсем другого человека. Он улыбался, в глазах было столько радости, он перебирал в своей руке мои пальцы. И тогда я поняла, что он чувствует то же, что и я, просто он не привык показывать свои эмоции. Душа его, как маленький ежик в руках – чуть развернется, показывая глазки-бусинки, а потом снова в клубок, а иголки – наружу. Так мы за руку и прошли по всей тропинке, постояли на краю обрыва и вернулись к машине через березовую аллейку.
Когда Женя открыл мне дверку, я поцеловала его в щеку.
- Спасибо, что привез меня сюда. Поедем вниз – к Волге.
Он, кажется, даже смутился.
- Да, это, собственно, Полина. Я и не думал, это она настояла. Но мне, правда, здесь очень понравилось.
Ну, вот, опять двадцать пять! И я – не я, и хата не моя. А поездка - это только примирение с дочерью, да исполнение ее желания. Так что я рано губы раскатала. Поди, потом еще и Зою сюда привезет на романтический week end.
Я недовольная и расстроенная плюхнулась на сиденье и со злостью захлопнула дверку машины.
На набережной, рискуя сломать себе ноги, я спустилась по камням и опустила руки в воду. Она была не слишком холодной. Вполне можно и окунуться, но купальника Евгений мне, конечно, не захватил.
- Как ты смотришь на то, чтобы пообедать? – Женя, кажется, не замечал моего раздражения. Надо было успокоиться, не думать ни о Зое, ни о возможно новых разочарованиях, а просто наслаждаться настоящим, но у меня что-то никак не получалось.
- Так хочется искупаться, но у меня нет купальника.
- Да, брось ты. Совсем не жарко, и вода, наверное, очень холодная, у меня так нет ни малейшего желания, - но увидев мое упорство, неожиданно согласился, – если все дело в купальнике, то можно просто отъехать подальше. Не думаю, что сейчас найдется много желающих купаться, и за городом будет масса народа на берегу. Так что окунешься, в чем есть или вообще безо всего.
На самом деле, отъехав не так уж и далеко, мы остановились на совершенно пустом берегу.
Я забрала из пакета джинсы и футболку, чтобы переодеться в них после купания, сняла туфли и пошла к воде. Однако, зайдя по щиколотки, поняла, что зря расхрабрилась, первоначально она мне показалась гораздо теплее, но отступать было некуда. Доставить Евгению удовольствие поиздеваться над собой в очередной раз я не могла.
- Что, так и будешь смотреть, как я раздеваюсь?
Евгений, усмехнувшись,  демонстративно сложил на груди перекрещенные руки, показывая, что уходит и отошел за машину.
Я быстренько сняла юбку, блузку. Бросила их на траву. Немного подумав, решила снять и бюстгальтер, а искупаться в трусиках – они такие тоненькие и высохнут моментально, а вот бюстик с поролончиком будет сырым целую вечность. Так что через секунду он тоже валялся на траве. А я, героически сжав зубы, потихоньку зашла по колено. Подозревая, что Евгений смотрит из-за машины и посмеивается в надежде, что я так и не решусь окунуться, резко плюхнулась в воду и поплыла.
Холодно было только в первый момент, а потом стало так хорошо. Вода словно гладила тело, возвращая меня в состояние душевного равновесия. Все раздражение как будто растворилось в волжских волнах.
Сквозь пелену пробилось солнце, по воде заплясали золотые зайчики. Стало гораздо веселее.
Проплыв совсем немного, я поняла, что меня сносит течением и повернула обратно. Евгения не было видно. Вот как раз быстренько выйду и надену пока хотя бы бюстгальтер с футболкой. Но только я вышла на берег, увидела, что Женя стоит вовсе не у машины, а на самом берегу у кустов и смотрит на меня. Кровь хлынула мне к лицу, кажется, даже жарко стало. Я почему-то вдруг представила на своем месте Зою, с ее пышным бюстом, а мои груди от холодной воды еще больше сжались, напоминая скорее формы подростка, чем взрослой женщины, и я инстинктивно прикрылась руками. Уши пылали, а саму пробила дрожь, но не от холода, а от смущения. Хотелось только скорее схватить и надеть хоть что-нибудь, но до одежды  еще нужно было дойти. Отнесенная течением, я вышла от нее в стороне. Зато  Евгений, пройдя мимо вещей, лежавших на траве, подошел ко мне. И тут же обняв меня за плечи, прижал к себе, словно стараясь согреть. Рубашка его была расстегнута, а тело таким горячим, как печка. Руки мои упирались Жене в грудь, я сразу вспомнила, как однажды в дождь, тоже вся мокрая, оттолкнула его от себя, а сейчас замерла и не решалась, кажется, даже дышать, уткнувшись лицом в его плечо. Если ситуация так повторяется, словно переигрывая сцену заново, значит дает кто-то мне (или ему?) второй шанс, чтобы еще раз все взвесить, подумать, не ошибиться и решить. Пока я философствовала сама с собой, не осмеливаясь шевелиться, Женя уже целовал мои мокрые волосы, лоб, щеки, глаза и губы. Его поцелуи опускались к шее, плечам, груди, а я никак не могла убрать прижатые к ней руки. Никогда раньше я не была так стеснительна, я вообще не думала о размерах своей груди, а тут вела себя, как школьница. Понимала, что все мои терзания – просто комплекс, засевший у меня в голове, но ничего не могла с собой поделать. Черт бы побрал эту Зою, вселившую в меня такую неуверенность в себе. Даже в такой момент я не переставала думать о ней. И кажется, не я одна.
- Не сердись на меня. Не думай, что я слепой и не вижу твоей неприязни к Зое, но если бы я хотел быть с ней, то и был бы с ней. Я не могу испортить наши с ней отношения, как с коллегой по работе, а она воспринимает это по-своему и надеется на большее. Но мне, кажется, нужна ты. Только не дави на меня.
Как я ждала этих слов, как я хотела их услышать!
Вдруг за кустами, где-то совсем рядом раздались голоса и громкий смех, кто-то подходил к берегу.
Женя скинул с себя рубашку и распахнул передо мной, давая просунуть руки в рукава.
- Несет же кого-то нелегкая. Наверное, таких же купальщиц, как ты.
- В каждой женщине должна быть своя безуминка.
Евгений засмеялся, целуя меня:
- Только в тебе их, как в калорийной булочке.
Ужинали мы в том же ресторанчике на набережной, что и в прошлом году с Романом.
Прошел ровно год. А мне кажется – целая вечность. Столько всего произошло. Я так хотела разобраться сама в себе, найти свое счастье. А нашла ли я его? Мне кажется, да. Только оно еще такое нежное и хрупкое, словно маленький росточек. Нужно его оберегать и лелеять, а то не ровен час, сломаешь одним грубым движением или погибнет без внимания и заботы.
День клонился к вечеру. Вдруг я вспомнила, что обещала сама себе посмотреть на Плес глазами Левитана. Ну, хотя бы попытаться взглянуть.
Оказалось, что Женя тоже неравнодушен к живописи, и картины Левитана ему нравились. Даже «Золотой Плес» он помнил, пусть и не так хорошо, как я. Поддаваясь моей очередной безуминке, мы прошли вдоль всей набережной и стали подниматься в гору. Кажется, нужно было пройти еще дальше, чтобы увидеть город именно с того места, откуда писалась картина, но там стоял огромный лес. Да, за сто лет елочки превратились в вековые дерева и загородили собой пространство. По еле приметной тропинке мы кое-как поднялись над городом, над рекой, над суетой.
И вот она - церковь с золотыми куполами, как и сто лет назад. И дом с красной крышей, и Волга неспешно течет меж крутых берегов.
К вечеру ветерок совсем стих. Небо покрылось редкими перистыми облаками. Солнце клонилось к закату, окрашивая и небо, и воду неповторимыми красками. Синяя полоса с востока, как взмах крыла синей птицы. Я смотрела на нее с легкой грустью, словно выпуская из рук на свободу. А с другой стороны, лишь только солнце полностью спряталось за горизонт, алыми, золотыми, огненными красками осветились облака, будто перья гигантской сказочной птицы. Жар-птицы. Она размахнула свои крылья по всему небу.
- Женя, смотри – Жар-птица! – я не могла сдержать своих чувств, - правда?
Евгений смотрел на меня и улыбался.
- Правда.
Ну и ладно. Из двоих кто-то же должен более трезво смотреть на вещи. И моих эмоций хватит, чтобы расплескать их на всю округу.
Июньские дни очень длинные, но и они рано или поздно заканчиваются, и наступает ночь.
- Я понимаю, что выдернул тебя сюда совершенно неожиданно, но ты не обрушишь на меня весь свой гнев, если я предложу остаться здесь ночевать?
- Не обрушу.
Я этого и ждала, и боялась. Как ни крути, а он будет сравнивать меня со своей женой и с теми, кто еще был, если был. Я же сравниваю. Так устроен человек.
- На въезде я видел указатель гостиницы, случайно не знаешь, как там?
Меня обдало предательской волной стыда. Совсем не хотелось, чтобы Женя узнал о проведенных мною здесь год назад выходных, но по поводу этой гостиницы сказать мне было нечего, поэтому с чистой совестью я отрицательно покачала головой.
- И паспорта с собой у тебя, конечно, нет. Сейчас, правда, не совдеповские времена, но кто их тут знает?
Мы шли к стоянке машин по тихой улочке, когда Женя вдруг неожиданно проговорив: «Подожди, подожди» повернул назад и исчез за углом. Через пару минут он вернулся с крошечным листочком бумаги. Конечно! Оторванный «язычок» объявления с адресом.
- Рискнем? Вот только нужно еще найти эту улицу.
Спрашивать адрес у прогуливающихся по набережной отдыхающих было все равно, что задавать вопрос инопланетянину, поэтому Женя сразу спустился к мужчинам, копавшимся с лодкой на берегу. А уже минут через десять, поднявшись немного в гору, мы свернули в узенький проулочек и подъехали к маленькому домику.
На шум машины на крылечко вышла пожилая женщина. Евгений твердо решил, что договариваться с женщиной  мужчине проще, и мне осталось только наблюдать из окна машины, как он мило беседует с хозяйкой. Его теория полностью себя оправдала. Вернулся он за мной очень быстро.
Хозяйка бросила на меня любопытный взгляд и показала на дверь в комнату.
Проще не бывает: кровать, ночничок на стене, коврик на полу, крошечный столик и всего один стул – скорее всего для того, чтобы можно было куда-то повесить и сложить одежду, но главное, в коридоре был туалет и умывальник. Все чистенько.
Хозяйка уведомила нас, что муж на рыбалке и вернется только утром, так что гарантирован полный покой.
Евгений, пропустил меня вперед, закрыл дверь и, включив ночник, сел на кровать. Комната лишь слегка наполнилась  мягким желтым светом.
- Вообще-то я не люблю чужих постелей, даже в отпуске - в отеле.
- Я тоже, но это ж всего одна ночь, - я стояла в нерешительности. Лучше бы он не включал свет. Но и выключить его я не могла, уж слишком тогда бросится в глаза моя неуверенность в себе.
- Ты снова начинаешь меня стесняться? Я только не понимаю, почему? С медицинской точки зрения такая фигура в твоем возрасте – это счастье, доступное не каждой.
- Но я же не у тебя на приеме.
- Тогда я сделаю то, чего врачи обычно не делают. Я раздену тебя сам.
Евгений так резко встал и уверенно шагнул ко мне, что я даже испугалась, решив, что сейчас он начнет, просто, срывать с меня одежду. Но он снял только курточку, а потом, запустив руки под футболку, лишь поглаживал спину и талию.
То ли от прохлады его рук, то ли просто от того, что это были мужские руки, тело мое все покрылось мурашками, еще хлеще, чем когда я вышла из холодной воды, а дыхание перехватило.
Когда Женя, уже сняв с меня футболку сразу вместе с бюстгальтером, целовал мою шею и грудь, никакие дурацкие комплексы не лезли мне в голову, было только одно чувство - ощущение полного единения.
Проснулась я от какого-то странного звука, а когда открыла глаза, не сразу поняла, где я. Воспоминания привели тело в трепет, а душу в состояние блаженства. Женя спал, уткнувшись лицом в подушку. Странный звук повторился. Я осмотрелась кругом и увидела на окне бабочку. Она билась крылышками о стекло, издавая негромкие шуршащие звуки. Я потихоньку выскользнула из-под одеяла, хотела надеть рубашку Жени и выйти выпустить бабочку, потому что окно не открывалось, но услышала в коридоре разговор. Значит, муж хозяйки вернулся с рыбалки, тогда рисоваться в коридоре полуголой будет неприлично. Натянула джинсы и футболку (на голое тело), поймала в ладошки бабочку и потихоньку вышла на крыльцо. Солнце поднялось уже довольно высоко, но исходя из июньских мерок - было еще раннее утро. Раскрыв ладошки, я выпустила бабочку, и она, взмахнув крылышками, полетела на свободу. А я почему-то представила, что это, как моя душа: сначала она трепыхалась и билась, стремилась, как будто бы и на свет, а получалось в стену, хотя и прозрачную, а теперь вот, ее в ладонях вынесли на улицу, и она, свободная и счастливая, расправила, наконец, свои крылья и полетела.
Я огляделась. Вчера уже в сумерках, мне было не совсем понятно, куда мы заехали и где сейчас находимся. Теперь же поняла, что эта улица расположена параллельно набережной, только чуть выше и где-то на самой окраине города.
Из сарая у дома вышел мужчина. Невысокий, коренастый, с заметной щетиной на лице, лет, наверное, шестидесяти.
- Доброе утро. Как рыбалка?
- Доброе. Обычная рыбалка.
Я вспомнила этот характерный говор – слегка на «о» и немного нараспев.
- Отсюда до Волги, кажется, совсем близко? А то вчера в темноте я не слишком поняла, куда мы заехали.
- Рядом. Как из калитки выйдешь, по тропинке между заборами сразу вниз.
На крыльцо вышла хозяйка.
- Вы уж не купаться ли собрались?
И услышав мой утвердительный ответ, только всплеснула руками, но вынесла полотенце.
Я вышла за калитку и побежала вниз по тропинке. Под ногами были выложены камешки, весной по ним, наверное, бегут ручейки. И уложены так, скорее всего, чтобы не размыло землю.
На берегу совершенно никого не было и, быстренько раздевшись, я так же быстро вошла в реку.
В воде, кажется, было даже теплее, чем на воздухе. А воспоминания о проведенной ночи вообще не давали мне замерзнуть. Проплыв совсем немного, я повернула обратно и, пока никто не появился на берегу, поспешила выйти из воды, надела футболку, а вместо юбки намотала полотенце.
Я шла по самому краешку берега, где тихая вода лишь слегка накатывалась на песок. И тут  увидела, что навстречу мне также по краешку воды, закатав джинсы, шел Женя. Сердце забилось часто-часто, и я побежала навстречу.
Кажется, когда-то это уже было со мной. Конечно, было. Во сне. Солнце, берег, брызги воды под ногами и ощущение счастья. Я зажмурилась, потом снова открыла глаза. Счастье не улетучилось, и теперь я отчетливо видела - кому навстречу я бегу.
Евгений обхватил меня и прижал к себе.
- Проснувшись один в кровати, я подумал, что тебе было настолько плохо, что ты сбежала.
- Нет, мне было настолько хорошо, что я решила охладить свой пыл.
- Зря, я свой охлаждать не собираюсь.
- Это в прямом смысле или в переносном?
- В обоих.
Откуда-то тихо-тихо доносилась песня. Я прислушалась к словам:
«…И пускай седина
На висках моих серебрится,
Все еще у нас может сбыться,
Ты теперь не одна.
Не рассказывай ни о чем из прошлого,
Мы оставим его в покое,
Ты такая сейчас хорошая,
Я хочу тебя знать тебя такою…»