Люди на полках

Маленький мальчик проснулся в своей постели – жёсткая койка с изношенным матрасом, но чистыми простынями. Проснулся в кромешной темноте и медленно присел, свесив ноги с койки. Мальчик не видел снов – он даже не знает, какие они бывают. И поэтому он никогда не видел кошмаров. И поэтому темнота нисколько не страшит его. Зевая и потягиваясь, он нащупывает ногами тапочки на полу и встаёт.

Если бы он застиг последнюю из глобальных войн, то на праздничном торте было бы минимум одиннадцать свечек. Из братьев и сестёр войну осознанно застали лишь двое: Нивалия и Эссе. Самые сильные, как телом, так и духом, в семье. Они были первыми творениями Отца.

Потирая хилым кулачком заспавшиеся глаза, мальчик почти вслепую поднял ногу и споткнулся об ступеньку. Это его разбудило. Распластавшись на лестнице, он ощутил холод железа, одновременно такой жгучий и неприятный, и бодрящий, родной.
Год существования. «Слышишь, Насци? Это – твой первый год существования. Добро пожаловать в семью»

У самого низа лестница терялась в темноте, но сверху лился почти солнечный свет, яркий, оранжевый, словно глина в пустыне. Свет вместе с теплом разливался и манил, разжигал нутро какой-то слащавой жизнерадостной мягкостью, но мальчик знал, что жизнь – слово, не относящееся к нему. Именно этим он отличался  от сверстников, да и вообще почти всех детей мира. У него было почти всё – мясо под кожей, бьющееся сердце, слёзы от боли и смех от радости – но у него не было души. Так сказал Отец, когда собрал его.

«Ты – мой шедевр»
Белая комната, стены с навесными полками – их так много, что комната напоминала ребристое нутро какого-то огромного чудища. Яркий свет ламп и кровь на резиновых перчатках.
- Это – твой первый год существования, ты слышишь? Запомни этот момент навсегда.
Он говорил:
- Запомни всё, что ты видишь. Это – твоё первое воспоминание. Запомни, кто ты. Ты – мой шедевр. Моя великолепная кукла. У тебя нет жизни, но я посвящу тебе свою. Ты будешь лучше всех детей имеющих душу. Докажи это!

Отец замолчал. Белая шапочка с красными пятнами крови, марлевая повязка с одного боку пропитавшаяся слюной. Морщинистые веки, тяжёлые мешочки под глазами, мутно-голубые глаза. Глаза любовались им. Минуту он молчал, слушая первые вдохи своей новой куклы. Любовался лицом, пытающимся издавать звуки.
- Пойдём. Тебя надо хорошенько отмыть.
С трепетной бережностью Отец поднял куклу, испещрённую швами, словно какой-нибудь Франкенштейн, и прижал к себе, размазав кровь по халату.
- Тебя зовут Насци. Запомни – это твоё имя. Ничьё больше…

Вдоволь належавшись на крутой лестнице, Насци поднял лицо к свету и начал дожидаться первого звука. Любой звук – и мальчик встанет. А пока его окружала тишина, он мог мечтать о том, что время замерло. В очередной раз Насци отметил, насколько же похожи люди на кукол, что создавал Отец.

Звякнула тарелка, коснувшаяся стола, и честный с самим собой Насци поднялся наверх. Завтрак был почти готов. Да, дети, которых создал Отец, до безумия похожи на настоящих.
- Отец, - спросил как-то Насци, сидя на родительских коленях. – А почему я должен есть?
- Еда – это энергия. Без энергии ты умрёшь.
- Разве смерть – это не тот момент, когда существо теряет жизнь? У нас же нет жизни.
Отец молчал. Глубоко вздохнув, он сложил газету, которую так старательно мешал читать мальчик на коленях, снял маленькие круглые очки с носа, оставив их висеть на цепочке, и сказал:
- Умирает всё, Насци. Абсолютно всё, что ты видишь, либо может умереть, либо уже давно умерло. Вот, повзрослеешь и поймёшь, мой сын…

…- Иди и умойся, - коснулся ушей Насци холодный и безраличный голос Нивалии, старшей его сестры.
Она стояла за плитой, заслоняя своим телом свет из окна. Длинные чёрные волосы связаны в тугой хвост. Они прекрасны и блестят, словно шёлк, но в этом длинном хвосте, обрамлённые по краям оранжевым светом утреннего солнца, они напоминали длинную палку, обгоревшую до чёрных углей. Вкусно пахло чуть подгоревшими блинами, и рядом на столешнице лежала уже целая гора блинчиков, имеющая шансы накормить досыта всю семью. Нивалия смотрела на сковородку, словно хладнокровный полководец на свою армию, который не страшится пустить всех своих людей в расход. Наверное, она была больше всех похожа на настоящую куклу своим набором эмоций.

Встретив старшую сестру «добрым утром», не получив ответа, как обычно, Насци побрёл по железному коридору направо. В их доме было всего две двери – одна для ванной, другая для туалета. Всё остальное пространство дома занимали вечно открытые комнаты: спальни, кладовки, залы, гостиные. С высокими железными порогами, о которые постоянно спотыкаешься, и с очень чётким эхо, разносящимся по туннелеподобным железным коридорам. В самые первые дни своей жизни Насци никак не мог сориентироваться в этом лабиринте, в котором живёт Отец уже долгое время. И только благодаря своим братьям и сёстрам он за несколько месяцев всё-таки смог привыкнуть к этому месту.

-… Вот здесь ты когда-то родился, - держа на руках Насци, Отец вошёл в ту самую белую комнату.
Это был третий день рождения Насци, и он уже научился некоторым вещам. Он понял, что такое кукла, и почему он – не человек. И теперь он попал в комнату, в которой родилось его самое первое воспоминание.
Некоторые вещи его даже напугали, чего он точно не хотел увидеть в этой комнате, хотя подозревал. С полок на него смотрели бледные головы с пустыми глазницами, маленькие, младенческие кисти рук и ноги с круглым механизмом, позволяющим им сгибаться, словно настоящие ноги. Это был он сам, думал Насци. То, что лежало когда-то на этих же полках. Когда-то он сам лежал на этих полках, пока Отец не собрал его, думал Насци. Вот только его одно тревожило – эти запчасти были очень маленькими. Как для обычных кукол в магазинах, которые раза в три, а то и в четыре, меньше его самого.

В центре комнаты стояло привинченным к полу большое белое ложе из трёх частей с индивидуальным наклоном. Отец был уникальным мастером, подумал Насци. Ведь он уже видел другие мастерские – это были пыльные и грязные железные столы в тёмных заброшенных гаражах. На таких столах нельзя сделать шедевр. Невозможно создать куклу, похожую на человека до полной неотличаемости.
- Помнишь, какой ты весь перешитый выбрался из этой комнаты? – спросил отец.
Конечно, он помнил. Его тело навсегда сохранило множество шрамов, которые чесались, болели, а некоторые даже вновь открывались, и их вновь приходилось зашивать.

- Пап, - спросил задумавшись Насци. – Ты же говоришь, что я – твой шедевр. Но как я могу быть шедевром с такими отвратительными шрамами? Шедевры разве не безупречны?
А ещё бывали случаи, когда Насци ломался, подобно своим братьям и сёстрам. Неприятное ощущение в горле и неконтролируемые гавкающие звуки, что он издавал в те дни. Это было очень страшно. Насци боялся тогда, что его выбросят, подобно ненужному хламу. Ведь так делают люди, когда их игрушки ломаются.
- Шедевр – это не идеальные формы или отсутствие ошибок. Это внутри тебя, - Отец коснулся пальцем груди мальчика. – Все вы – мои дети – величайшие шедевры. Ты поймёшь это, я обещаю.

- Разве может быть так много шедевров?
Насци нравилось чувствовать себя уникальным, и он боялся вдруг осознать обратное.
- На нашей планете осталось ещё много шедевров. Ещё много прекрасного. Гораздо больше, чем ужасного. Ты поймёшь, я обещаю. Ты всё это поймёшь, как только вырастешь.

- Разве куклы могут расти?
- Мои - могут…

- Эй, хватит уже! – Насци, устав ждать, забарабанил по двери в ванную.
- Сейчас! – донёсся ещё один девчачий голос.
Это была Вита, третий по старшинству ребёнок в семье. Девочка-припевочка, шило-В-заднице, и вообще не любит долго думать.
Дверь внезапно распахнулась с ржавым скрипом, и в проём просунулась голова Виты – каштановые волосы небрежно острижены и не доставали даже до плеч. Это был её главный дефект, думал Насци – то, что она девочка, но вовсе не ведёт себя, как девочка.
- Веру ещё не проснулся?
- А должен был? – Насци еле успел отпрянуть, чтобы не стукнуться с ней головами. Всегда Вита и будила своего младшего брата.
- Блин, завтрак же уже совсем сейчас!
Вита выскочила из ванной. Она была в одной лишь пижаме, крайне великоватой для неё, но уж, чем богаты, тем и рады. Широкий воротник сполз с одного плеча и Насци увидел ярко-розовое кольцо-шрам, что соединяло её плечо с предплечьем. Один из самых плохо заживших шрамов в семье. По крайней мере, шрам её плеча больше всего пугал Насци, да и сама она его стыдилась, и была единственной девчонкой, что ненавидела платья и всегда носила кофты с длинными рукавами.

В ванной был постелен пушистый коврик. Такие блестящие и мягкие ворсинки, и к тому же со временем он не портился. Детям он так понравился, они спрашивали у Отца, откуда он такой принёс, а он лишь отмахивался и говорил: “Да так… нашёл кое-где” Купил, не иначе! Балует он нас, кукол, думал Насци. Почти, как людей.
- Если детей баловать, то они вырастают в страшных, грубых и жадных людей, - говорил куклам Отец. – Вы лучше людей.
Но этот коврик такой мягкий! Такой красивый! Нежного оранжевого цвета. Да из-за него ведь не охота выходить из ванной! В тихие дни, когда ванна никому уже не нужна, Насци любит ложиться на этот коврик рано утром, перед школой. Он не помещается на нём полностью, поэтому ему приходится сворачиваться клубочком. И лежит так несколько минут, ощущая, какой же тёплый и мягкий этот коврик. И удовольствия добавляет ещё прохлада, касающаяся его голой спины. Порой тот сон на несколько минуток, который он испытывал на этом коврике, гораздо слаще, чем в собственной постели.
А сейчас он стоял и смотрел на своё худое лицо в зеркале, и стал вспоминать о боли – у него уже несколько недель ныла рука после падения. Куклы ломаются. Но Отец починит.
- Смерть, это как одна большая поломка, - говорил Отец, когда рассказывал Насци про жизнь, которую имеют люди.
- Но поломку всегда можно починить.
- Почти всегда, мой мальчик. Почти всегда.
Его морщинистая рука лежала на коленях Насци и немощно дрожала. Но когда Отец принимался за дело, она была твёрже камня. Это в Отце восхищало.

Все дети собрались за огромным столом на кухне. Но Нивалия запретила всем прикасаться к блинам. Она напоминала средневековую принцессу на званом ужине, что обязана была произвести на всех хорошее впечатление. Единственная, кто дожидался Отца почти не шевелясь и не говоря. А когда Вита потянулась за блином, то Нивалии достаточно было всего лишь бросить на неё взгляд. Вита словно льдом покрылась. Единственная, кого она боялась – это старшая сестра.

Кстати, по поводу первенства в шрамах… Первое место занимает именно Нивалия, но её шрам видел только Отец и Эссе. Нивалия – первая кукла Отца, и скорей всего он не был ещё так опытен, когда собирал её. Шрам на спине Нивалии – это словно молния для одежды, тянется от копчика и прячется в волосах на затылке. Эссе рассказывает младшим братьям и сёстрам эту историю, как страшилку. Он говорит, что если они будут плохо себя вести, то у них кожа так же расползётся, и никакими нитками её сшить не удастся. И Насци смотрит на Нивалию и не верит, что когда-то эта девушка вела себя плохо. Возможно, от этого она и похожа на куклу больше всех.

- Да ладно уже, Нив! – взорвалась нетерпеливая Вита, постучав по своим коленям кулаками. – Нам в школу скоро, а ты тут травишь. Отец бы разрешил.
- Папа разрешит, - ответила и без грамма эмоций Нивалия, не спуская глаз с горы блинов. – А я не разрешу.
- Я слышал, что воздержание в любом проявлении – это плохо, - подал голос заспанный Веру и отлип глазами от книжки на своих коленях. Он сидел рядом с Витой.
- А вдруг блины не вкусные?! – пыталась вместе с братом надавить на старшую сестру Вита. – Обязательно нужно узнать, и если это правда, то ещё и успеть переделать всё к появлению Отца!

Лицо Нивалии даже не дрогнуло. Она повернула свою голову к Вите, как истинная кукла старых образцов – словно её голова просто насажена на шею - но ничего не ответила.
- Вита, имей совесть, - мягко вступился за старшую Эссе, сидящий рядом с ней. – Она приготовила вам всем завтрак, от которого исходит чудесный запах. И в благодарность просит лишь подождать нашего Отца. Уважьте её желание – она это заслужила.
Эссе умел говорить так, что вне зависимости от своих действий, Насци мог почувствовать себя виноватым.

Через несколько минут на кухню вошёл, кряхтя, Отец. Седые волосы, длинная борода – его лица почти не было видно, за исключением большого и блестящего лба. Сев за стол, Отец потёр руками и сказал:
- Ну-с, приступим! – и потянулся к горе блинов.
- Папа, стой! – осадила старика Нивалия, и он замер. – Сначала молитва…

Улицы всё ещё остаются улицами, такими, которые есть в старых фильмах. Новые здания, разве что. Ну и некоторые технические открытия. Андроиды, служащие нуждам своих хозяев. В единичных случаях они выходят из строя и обретают, как они сами считают, разум и независимость, и убегают. Становятся похожими на людей и прячутся. Да вот только они похожи на людей лишь внешне – под кожей нет крови и мяса, а лишь сплошные механизмы, шестерёнки, трубки с противной жижей внутри. Говорят, быть человеком – это престижно.

Кукол Отца недолюбливают в мире. Андроидам запрещено перевоплощаться в человека, они обязаны законом внешне иметь чёткие отличия от человеческой физиологии. Кукол Отца уже несколько раз пытались привести к уголовной ответственности, а самого Отца чуть ли не казнить за бесчеловечность. Но Реус (имя Отца) является героем последней войны и имеет свои привилегии. Ещё бы - полевой хирург, спасший за всю войну более пяти сотен солдат, изобрётший самые совершенные протезы, которые были даже лучше старых конечностей. Тот, кто назовёт его бесчеловечным, вероятно просто не знает его, и лишь нечаянно стал свидетелем того, как он плевал на тротуар. Ему разрешили иметь в своём доме шестерых детей. И точка. Поэтому кукол Отца и недолюбливают.
- Гордитесь тем, что вы – куклы! – говорит каждый день перед школой Отец своим детям.

- Тебя опять что-то беспокоит?
Насци плёлся так медленно, что отстал от своих братьев и сестёр. Нивалия отказалась ради него останавливаться, и Эссе один поравнялся со своим самым младшим братцем.
- Ну, давай, выкладывай, - с улыбкой попросил Эссе.
У Эссе были светлые кудрявые волосы, и кожа, совсем на чуточку более тёмная, чем у остальных.
- Я думал, ты уже привык к людям. Всё-таки не первый год уже в школу ходишь.
Жаль, не существовали в мире специальные школы для андроидов и кукол, таких, как Насци и Эссе. Там было бы спокойней.
- Я думал, что мы – самые обычные куклы.
- В смысле «обычные»? – удивлённо заморгал старший брат. – Вроде тех, что на прилавках девчачьих магазинов? Из пластика, винила или полиуретана?
- Обычные… - сказал лишь Насци.
Эссе показалось, что он всё понял.
- Отец с тобой, наконец, об этом поговорил.
С Насци он заговорил об этом гораздо позже, чем с остальными.
- Он нас не просто собирает, - сказал Эссе, положив руку на плечо Насци. – Его шедевры не получаются с пустого места. Все мы когда-то валялись в мусоре, никому не нужные. Поломанные. Без права на самостоятельную жизнь мы были обязаны сгинуть в тоннах грязи, спресаемой машинами. Но Отец нас всех подобрал и спас. Мы все были хламом, - последнюю фразу Эссе выплюнул с особой остротой…

- Я умираю…
- Да, ты умираешь.
- Эта кровь брезжит из меня? Это мои внутренности? Это… я не хочу умирать!
Яркий свет пронзал сотнями ненастоящих игл, выпущенных из пулемёта. Прошлого никогда не было. Как не будет теперь и будущего.
- Передайте … кому-нибудь … что я его люблю…
- Ты можешь выжить.
- Могу?
- Только при одном условии.
- Каком?
- Ты уже никогда не будешь человеком. Откажись от этого.
- Чёрт, с радостью!..

… - Хочешь один секрет? Шепнул Эссе. – О нём знают только Нивалия и сам Отец.
- Какой секрет? – слегка просиял Насци.
- Никому не расскажешь?
- Никому.
- Пообещай!
- Обещаю!
- Поклянись нашей братской связью!
- Клянусь!
- Хорошо, - улыбнулся старший брат. – На самом деле я не всегда был куклой.
Эссе был почти взрослым – ему оставалось ещё два класса до выпуска.
Насци всё ждал того момента, когда он сможет понять. Как? Как он такой получился?!
- Ты видел когда-нибудь, как создают кукол?
- Нет.
- Знаешь, что такое «брак»?
- Я…
- Так вот: мы были браком.
Глаза Насци расширились, но старший брат положил руки на его плечи, и стало чуточку спокойней.
- Мы БЫЛИ браком. Всего лишь, были. Но нас подобрал Отец. Не знаю, как ты, но я даже был счастлив стать куклой Отца.
Они стояли возле ворот школы. Здесь было полно детей. Некоторым вещи в школу носили андроиды старых марок. Естественно Отцу было не по карману воспитывать своих детей в частных школах. Можно даже сказать, что они жили в бедности.

Сразу же знакомые взгляды. «А, снова они» Каждый из них, за исключением Наты, приветствовал свой новый класс словами «Здравствуйте, я – кукла…» А Ната никак не поприветствовала свой класс. В один момент просто стало заметно, что их стало больше. Ната – она такая. Незаметная сестра.

Школа большая, но на переменах дети Отца почти всегда собирались вместе. Так безопасней. Иначе…
- Ты же не человек?
- Я - кукла.
- Ты не человек, да? Стало быть, ты не чувствуешь боли!
- Эй, мне больно!
- Да хватит врать! Ты же не человек. Ты – даже не живой. Вот…
- Эй!
Мальчик на класс старше ударил Насци в плечо, и оно заныло.
- Так и руку сломать можно!
- Ничего – тебя починят! Ты же робот…
Снова удар. Насци прижался к подоконнику, а злобный старшеклассник подошёл ближе. Их стала окружать толпа детей.
- Отстань!
- Ты даже более мягкий, чем человек. Какая же ты «кукла»?
- Я – шедевр…
Снова удар, и Насци стукнулся затылком о подоконник. Стало невыносимо больно, и Насци заплакал, спрятав лицо в ладонях.
- Отстань!
- Да ладно тебе!
Пинок по ноге и Насци упал на колени.
Он всё ещё слышал, как наносились удары, но больше их не чувствовал. Удары более яростные, чем были раньше. Тишина стала резать уши, и Насци поднял глаза. Круга из людей уже не было. На него смотрели самые холодные глаза, которые он когда-либо видел. Стояли и смотрели с такой высоты, словно находились на расстоянии в два этажа от него.
- Нив… - шмыгнул Насци, и старшая сестра упала на колени, чтобы обнять его.
Платье растеклось по поверхности, и Нивалия словно вросла в пол, пустила корни, как прекрасное дерево.
- Папа учит нас любить людей, - сказала Нивалия безразличным тоном. – Но как их можно не ненавидеть?
- Не все такие…
- Абсолютно все. Все смотрят на тебя, как на… не равного. Они не знают, как к тебе относиться, и тут же все люди в округе объединяются, чтобы чувствовать разницу между собой и нами, а ты остаёшься в одиночестве. Словно… у тебя нет души.
Нивалия ещё никогда не говорила столько слов.
- Люди начинают друг другу доверять, только чтобы не доверять нам…
Насци обнял свою старшую сестру и почувствовал это – глубокий длинный шрам на спине. Мурашки шли по коже от того, насколько он был рельефным.
- Нив.
- Да?
- Блины ты сегодня приготовила великолепные.
Насци хотел бы увидеть хоть раз, как улыбается старшая сестра.

Не все были грубыми, но абсолютно все смотрели на них так, словно никогда бы не смогли привыкнуть. Нивалию это злило больше всего. Её бесило, что ей не доверяют никакую ответственность по классу, хотя она и училась лучше всех. Может, боялись, что она засбоит в ответственный момент? Вроде севших батареек или короткого замыкания? Нивалия коснулась груди – нет, всё ещё бьётся. Вместе с Насци она так и сидела на полу в коридоре школы, пока не прозвенел звонок.
- Знаешь, чего нам не хватает?
- Чего?- Насци почти успокоился.
- Отличий от человека.
- Вроде железных рук и лазеров из глаз?
- Да…

Веру редко кто и когда трогал в школе. Он был очень умным и без каких-либо негодований помогал одноклассникам во время контрольных. Его вечный сонный взгляд призван был создавать атмосферу безразличия, но до Нивалии ему было далеко. Он мог заснуть почти в любое время. На тех же контрольных, если допишет слишком рано. Или в столовой. Иногда присядет на скамейку в выжженном парке, моргнёт лишь раз, и уже снова в мире сновидений.
- Робот!
- Я – кукла, а не робот.
- Столько знать может только робот!
- Вовсе нет. Видели же мою сестру? – он говорил о Вите. Ко всем остальным в семье он обращался по имени (за исключением, разве что ещё и Отца), а Виту всегда называл сестрой. Может быть, думал Насци, они что-то вроде близнецов, хотя друг на друга не похожи. Однако, что-то их так сплотило, по сравнению с остальной семьёй.
А Вита-то сама была гнилой троешницей и хорошие отметки имела лишь по физкультуре и обществознанию. Вот как раз, она появилась на лестничном пролёте и поднялась к Веру на третий этаж.
- Братишка, мне удалось вырвать с прилавка два последних рулета!
- Спасибо, сестра, - сонно улыбнулся Веру и взял один из рулетов.
- Оказывается, очень просто найти места на теле человека, на которых не будут проступать синяки и… - она обернулась к остальным одноклассникам и приветственно помахала.
- Ну, Вита не робот никакой. Или… точно! Сломавшийся робот!
- Эй, я – не робот! Я – кукла! – сказала грозно Вита, а опирающийся о стену Веру утвердительно кивнул.
- Люди ленивы, - сказал он. – Мы тоже, конечно, не сильно энергичны, но умеем побеждать лень. Может, это что-то физиологическое? Может, вы чисто физически не можете быть не ленивыми? Поэтому вам и кажется, что все умные – это роботы…

Утро всегда сочно-оранжевого цвета. Днём по небу растекается алая кровь, а закаты лишь чуточку ярче ночи и принимают зачастую абсолютно произвольные цвета. Зелёный закат, синий, фиолетовый, бордовый. Ветер со времён последней войны ощутимо ослабел, да и осадков стало выпадать меньше. Словно сломали саму планету. За городскими границами почти везде пустыни. По пыльным истрескавшимся шоссе – венам цивилизации – циркулируют караваны. Сейчас никакому гражданину не разрешается покидать пределы города, если только он не собирается умереть в пустыне (для этого нужна справка у психолога). А в городах живут, да, возрождаются. Андроиды восстанавливают мегаполисы. Некоторые даже отдают своих личных слуг на нужды страны. В городах, правда, народу поубавилось, но для выживших есть один плюс – это лишь слегка потрёпанные постройки на окраинах. Все же теперь селятся, как можно ближе к центру, а то, что далеко от центра забрасывается, и местами пустуют даже целые районы. Вот только воду всё никак не отрежут от этих районов и электричество, а кварплату не взимают, а если и взимают, то ничтожную. Поэтому с доступным жильём после войны пока что проблем не было. В такой постройке и живёт бедная семья кукол в городе, который почти не был затронут войной.

- Сегодня на уроке литературы мы смотрели мультфильм. Пиноккио.
Теперь это был любимый фильм Насци. А Эссе и Вита засмеялись. Даже сам Отец немного похохотал. Вот только что было смешного? Ведь, Пиноккио – такой трогательный мультфильм.
Нивалия вновь вернулась к готовке за плитой, не сказав ни слова.
- Знаешь, что она сейчас думает? – шепнул на ухо Эссе. – Чёртов предатель!
Предатель? Насци? Или Пиноккио? Кого же он мог предать?

Вновь приходили люди, но на этот раз – с новым делом. Ни грозились сжечь дом (железный дом – как его можно сжечь, глупые люди?), ни проклинали, ни унижали. Пришли странные люди. Уже тогда, когда за их спинами померк закат, а это значит, что было не меньше семи часов вечера. Обычно люди боятся так поздно бродить по улицам.
- Какой любопытный экземпляр, - не шелохнувшись, сказал один из двух мужчин, стоящих на пороге, разглядывая Насци.- Расскажешь, из чего сделан твой блок памяти?
- Блок?
- А каким образом симулированы нейронные цепи?
- Цепи?
- Какая натуральная реакция! – восхитился мужчина, при этом лицо почти не изменило своего выражения. Стоящий рядом с ним коллега и вовсе был похож на каменную статую.
Из коридора шло эхо шагов, и в прихожей появился Отец, неуклюже жмякая тапками, совершенно не удивившись своим гостям.
- Мои давние друзья! Я ожидал вас встретить раньше месяца на два.
- Не зазнавайся Реус.
- Вы же в итоге пришли. Могу и похвастаться, - Отец опустил глаза и обнаружил Насци. – Больше не открывай незнакомым, ладно? Беги в спальню, сынок.
Насци так и подумал сначала поступить, но потом любопытство одолело, и он спрятался за стеной, вернувшись из спальни.
- …чего вашим роботам мозги? Вы же сами их за бездушные машины принимаете.
- Ум поднимает производительность и…
- Вы же пробовали уже давать своим творениям разум, – резко перебил их Отец. – До сих пор беженцев ловите.
- Ну, мы будем их … контролировать.
- Очень смешно, - Отцу было совершенно не смешно, это слышалось в тоне его голоса. – Я вам уже говорил, что разум нужно воспитывать – это я осознал много лет назад благодаря вам же. Однако вы опять пытаетесь с жиру побеситься.
- У тебя вон, аж шестеро роботов сидит, и ты же с ними справляешься…
- Эй! – голос Отца угрожающе завибрировал. – Не называй моих детей роботами! Андроидами, киборгами, машинами и тому подобными словами…
- В любом случае, одинокому старику шестерых детей не выходить! – взорвался внутренними противоречиями один из неизвестных. – Значит, их проще воспитывать. Значит, это не дети. Вот если бы ты вернулся и помог с нашими…
- Я тебе уже рассказывал об этой хитрости много лет тому назад. Ты с тех пор, кстати, потерял, смотрю, ресницы.
- Хитрости? Единственное, что ты мне сказал, что напоминало бы хитрость, так это фраза «они - куклы», да и то только потому, что ты говорил это с хитрым прищуром. Но… Куклы?! Те, что на прилавках девчачьих магазинов?! В которые играют маленькие девочки? Те самые куклы? Я других не знаю.
- Как я смотрю, ты так и не понял, - по голосу Отца было понятно, что он довольно улыбнулся. – Скорей всего, это даже к лучшему.
Отец прогнал их из дому.
Услышав, как незнакомцы поднялись с дивана, Насци тихо, словно мышка, убежал обратно в свою комнату. И там тьма поглотила его, когда он укрылся одеялом в своей постели.

Эссе говорит, что не всегда был человеком.
- Мы с Нивалией были первыми удачными попытками Отца в… ну… воскрешении… - старший брат закатил глаза, вытягивая слова, словно клещами. - … оживлении… пробуждении… ну, ты понял, да? В общем, в становлении нас, как кукол. Блин, точно! В «создании кукол» – вот так! Ему приходилось работать с ещё подающим надежды материалом… видать для того, чтобы понять, что такое смерть. Наши с Нивалией страшные шрамы говорят о том, что тогда совершающая первые свои шаги наука создания кукол была просто дико непродвинутой. Однако Отец требует, чтобы мы гордились своими шрамами. Эти шрамы делают нас более сильными, говорит он. И, знаешь, думаю, он прав. По крайней мере, я сильней тебя, это уж точно.
А вообще представляешь, каково мне было? Я очнулся в той белой комнате-мастерской, пол заляпан кровью, стены заляпаны кровью, потолок тоже недалеко ушёл от стен и пола. На моём теле куча глубоких ран, затянутых нитками, напоминающие отрезки рек, переполненные кровью. И на всём это фоне царствования алых красок стоит с каменным лицом черноволосая девочка примерно моего возраста. Именно холод её взгляда меня и напугал тогда больше всего. У неё было бледное лицо – а на фоне красной крови так и вообще белое, как у привидения – глаза воспринимают изувеченного меня, как данное и как совершенно обычное событие, а руки её под столом же! С её-то глазами она легко могла вытащить нож и добить меня. Или съесть, оставив лишь лодыжки. А потом перед глазами появляется Отец и говорит, чтобы я запомнил этот момент. Моё первое кукольное воспоминание. По прошествии лет это действительно кажется моим самым-самым первым воспоминанием, хотя я помню время, что было до него.
- А кем ты был раньше?
- Раньше? – Эссе на мгновение задумался, а потом улыбнулся, будто его посетили приятные воспоминания. – Я был никем. Простым бездомным, рыскающим по заброшенным районам в поисках еды. Война как раз заканчивалась, была стадия последнего рывка, когда воюющие стороны задыхались от каждого движения. Уже мало что происходило.
- А что произошло? Как ты оказался у Отца? В тебя случайно попали солдаты? Или…
- Меня избили, - прервал догадки своего младшего брата Эссе. – Избили так, что я… - Эссе запнулся. Создалось впечатление, что только сейчас он по-настоящему вспомнил, что с ним тогда произошло.
- Люди?
- Андроиды, - сказал Эссе. – Это был какой-то роботизированный отряд, что дезертировал с поля войны ещё где-то в самом начале. Я даже не представлял, что роботы умеют дезертировать.
- Дезертировать?
- Сбежать, - объяснил старший брат. - Они отказались выполнять то, на что их запрограммировали. Словно у них … был разум.
Эссе сказал:
- Уж лучше бы меня поймали люди, знаешь… Роботы не знают сострадания. Они смотрели на меня, как на помеху. Как на угрозу их существования. Без оружия они и могли только что избивать и избивать. Убить меня они либо не могли, либо не хотели. Я был похож на кусок мяса, когда меня спасли…
- Извини, - стыдливо пробубнил под нос Насци. – Я не знал…
- Вот если б знал, и всё равно попросил меня вспомнить это – вот тогда бы и понадобились извинения, братишка Насци! – Эссе легко потрепал своего младшего брата по голове.
Эссе сказал:
- Знаешь, люди тоже чувствуют боль. В первую очередь, почему я захотел стать куклой, так это чтобы убежать подальше от боли. Обидно, конечно, что от боли я не убежал, но с вами со всеми я её всё равно перестал чувствовать, - старший брат мило улыбнулся. – Поэтому лично тебе передо мной извиняться не в чем. А я просто обязан тебя поблагодарить…
Эссе сказал:
- Ради такой семьи распрощаться с человечностью – сущие пустяки.
А Насци думал, что значит «распрощаться с человечностью»?

Оранжевое утро – словно кислый апельсиновый сок вперемешку с акварелью растёкся по небу, окрасив края тёмных облаков и горизонт. Город наполнялся пробуждением и чуть заметным запахом машиностроения. Где-то, за тремя кварталами от дома, в котором жили куклы, протягивалась дорога, что никогда и нигде не заканчивалась. По ней беспрестанно сновали огромные грузовики, гремя разными товарами. Даже сейчас, когда всё вроде бы настолько тихо, словно и вовсе остановилось мгновение, появляются на свет новые люди и андроиды. Город неизбежно заселяется, пусть со скоростью меньше одного человека в сутки, но людей становится больше, а ресурсы добываются. Мгновение действительно остановилось. Мы созданы для того, чтобы это замечать.
Очень скоро, пообещал Отец, Насци узнает ещё одну правду о людях.

- А тебе Отец уже рассказал ещё одну правду о людях? – спросил Насци у своей сестры Наты.
В этот день Насци особенно сильно сиял, и даже сам не понимал, почему. Откровение Эссе было, в принципе, грустным, а обещание Отца скорей пугало, чем радовало. Возможно, потому что скоро у Нивалии будет день совершеннолетия, но всё же Насци – не настолько святой ребёнок, чтобы прямо сиять от этого события, ведь это всё равно всего лишь день, за которым ничего нового не последует.

Ната – пятый ребёнок в семье, предпоследний. Самая тихая, самая незаметная, вечно тупит виноватым взглядом в пол и старается говорить, как можно меньше. Она не на много старше Насци, а благодаря вечному выражению лица – готовности расплакаться в любой момент – больше похожа на младшую, а не на старшую сестру Насци.
- Нет, - сказала она полушёпотом.
Это было большим достижением, найти сестру Нату в школе – настолько она была незаметной. Однако те, кто всё-таки находил, в большинстве своём, обходили её стороной, словно проклятое существо. У неё была коронная фраза «Извините меня, пожалуйста, но я вас ненавижу» - именно от этого она такая незаметная. Ей стыдно быть мизантропом, и как бы она не старалась убить в себе это, но она просто безосновательно ненавидела всех людей. Поэтому всегда и тупила стыдливый взгляд в пол, и старалась не попадаться на глаза.
- Интересно, что собирается мне рассказать Отец? – Насци мечтательно засмотрелся в небо за окном. – Какую-то особенность их строения? Может, почему мы так на них похожи, или посвятит в тайны о зарождении человечества?
- А почему ты такой счастливый? – Ната на мгновение подняла глаза на своего младшего брата, и тут же вновь виновато их опустила.
- Да я сам не знаю! Просто, это очень хорошо, радоваться своей ж… своему существованию.
- Вчера тебя били. Здесь.
- Да… - вот тут сияние Насци потускнело. – Но я же не должен теперь убиваться по этому поводу, ведь так? Кстати, не говори Отцу об этом, пожалуйста. Я даже не знал, что ты знаешь.
- Ты должен сделать выводы.
- Ну, я же не для драки создан. Я люблю … рисовать, петь…
- Извини меня, - с неподдельным стыдом сказала Ната. – Но это мне уже наскучило…
И она ушла. Вот просто так ушла, и через несколько секунд затерялась в потоке школьников.
Из Наты получится отличный шпион, подумал Насци.

Насци даже не успел понять, как это случилось. Он всё же не извлёк выводы.
Под дверью поползли тени. В класс вернулась учительница и сказала, что к Насци пришли, и чтобы он вышел из класса.
Это были те самые люди, что навещали Отца. Короткие коричневые пальто, узкие квадратные очки. Острые туфли и чёрные брюки.
- Тебя же зовут Насци, да? – тот, что похудее и пониже, наклонился к мальчику, уперев ладони в колени. – Извини, что мы вот так вот, на последнем уроке тебя потревожили.
Насци молчал.
- Меня зовут Онклад, а это мой коллега Гряме.
Более … большой мужчина кротко кивнул мальчику. Насци молчал.
- Давай отойдём от класса, чтобы не мешать остальным… - он похлопал мальчика по плечу и подтолкнул, чтобы тот начал двигаться.
Двор рядом со школой искренне старался быть зелёным. После войны почти вся трава вырастала сразу пожухлой и очень быстро превращалась в сено. Редкие листочки на деревьях вызывали ещё больше сострадания, чем просто голые стволы. Порой кажется, что ветру просто не интересно дуть, потому что нечем шелестеть в мире.
- Хочешь шоколадку? – вернувшись из магазина рядом со школой, Онклад протянул мальчику плитку шоколада.
Насци молчал.
Разочарованно вздохнув, Онклад присел рядом с Насци на скамейку у парадного входа школы. С другой стороны сидел Гряме – человек с абсолютно голым лицом (в смысле, ни бровей, ни ресниц, а под шапкой он скорей всего скрывал лысину).
- Насци, ты же знаешь, кто твой отец?
Насци молчал. Онклад снова вздохнул и почесал чёрную бородку.
- Ну, скажи хоть слово, мальчик! – попросил он. – Разве мы с тобой грубо обращаемся? Можешь просто кивать, если не хочешь с нами общаться.
Насци сжалился над измученным лицом Онклада и кивнул.
- Значит, знаешь, да? Спасибо, что общаешься с нами Насци.
Онклад сложил руки в мольбе и подвинулся так, чтобы прямо видеть лицо мальчика.
- И ты знаешь, кем Отец был во время войны?
Насци кивнул.
- Отлично! – облегчённо улыбнулся Онклад. – И ты знаешь, что полумеханические протезы были его изобретением?
Насци кивнул. Об этом, как почти и обо всём, о чём не говорил сам Отец, ему рассказал Эссе.
- И ты знаешь, что андроиды были его изобретением?
Насци завертел головой. И удивлённо поднял брови.
- Правда, не знал? Но ты т-только не расстраивайся, - виновато затараторил Онклад. – Быть может, он не скрывал, а лишь просто не счёл это нужным, говорить такие вещи ребёнку твоего возраста. Ты и так знаешь много.
 Мальчик с немым удивлением смотрел на Онклада.
- Вот ты, и вообще каждый из твоих братьев и сестёр говорите, что вы – куклы. И при этом не можете найти ни единого от них отличия. А ты сам знаешь, чем вы отличаетесь от людей?

Мальчик задумался. Очень сильно задумался. Этот вопрос не в первый раз уже встаёт в его голове, но чтобы так ясно… чтобы была необходимая нужда в ответе. Насци боялся дать любой ответ на этот вопрос. Если он скажет нет, то в какой-то мере предаст убеждения Отца. Если ответит, что да, то пойдёт вразрез со своими моральными принципами. Ведь, ему казалось, что точно знать, чем человек отличается от куклы, значит смотреть на людей оценивающе – не как на равных. А Отец учил уважать людей и их стремления.
- Ведь, не знаешь, да? – Онклад ещё раз махнул своими, сложенными в мольбе, руками.
Насци ничего не ответил.
- А хочешь узнать? Узнать не просто со слов, а наверняка, благодаря исследованиям? – Онклад прямо вперил свои щенячьи глазки в Насци, от чего мальчику чувствовал себя крайне неловко.
- Послушай, мы же не звери. Мы – всего лишь скромные учёные, сражающиеся за знания, которые приносят людям свет и тепло. Мы боимся боли больше, чем большинство людей, и ни за что не причиним её кому-либо. Ты мне веришь?
Насци ничего не ответил.
- Конечно… - Онклад сокрушённо опустил голову. – У тебя нет никаких оснований нам доверять. Но всё же мы хотим лишь знать, как произвести на свет такое прекрасное, как ты, существо. Твой Отец ошибочно считает, что мы собираемся использовать эти знания в каких-то корыстных целях, но мы лишь хотим как можно быстрее оправиться от войны. Реус всегда был параноиком, особенно после того, как изобрёл своего первого андроида. А потом, так вообще с ума сошёл, когда они вышли из-под контроля. Разумность – он считает, что каждое движение должно быть осознанным, даже для машин – из-за этого когда-то и захлебнулись его исследования, - Онклад смотрел на догорающее небо. – Но что-то я в ненужные воспоминания углубился. Насци…
Он мягко положил руку на плечо мальчика.
- Насци, вот если бы ты обладал этим знанием, то поделился бы с нами им?
Насци пожал плечами.
- Конечно же. Ты ещё маленький, чтобы трезво об этом рассуждать, - Онклад, улыбнувшись, повертел головой. – А как ты считаешь, важна ли эта тайна? Вот лично для тебя.
Насци снова пожал плечами.
- Он меня с ума сводит! – не выдержал Гряме.
- Не смей даже повышать голос на мальчика! – Онклад пригрозил коллеге пальцем. – Так что, Насци, ты нам поможешь докопаться до истины? Обещаю, в помещении не будет ни одного острого предмета. Всего лишь мягкие пластинки и рентгены всякие. Никакого дискомфорта!
Насци завертел головой. Пусть Отец и не говорил ничего о них и не давал никаких указаний, но раз уж он им ничего не сказал, то и Насци ничего им не скажет.
- Ты нам не веришь?
Насци кивнул.
- Обидно… - вздохнул Онклад и достал белый платочек. На платочек он смотрел с досадой, как на уроненный на пол кусок любимого торта. – Ведь я абсолютно искренен и рассказал обо всём том, во что я сам верю. Но я не смею тебя осуждать. Вот, понюхай…

Насци понюхал протянутый платок и почти мгновенно обмяк. Онклад мягко подхватил уснувшего мальчика и опустил на свои колени.
- Ну, наконец-то ты его вырубил! – облегчённо выдохнул Гряме. Его голос трещал, словно коротнувший динамик, старающийся из последних сил издавать звуки.
Онклад взглянул на своего коллегу взглядом, полным сочувствия, а потом пригладил тёмные волосы на голове мальчика.
- Я даже почти не удивлён, что это на него подействовало, - с каждым мгновением ему становилось всё грустнее и грустнее. – Бедняга… Ведь, он не виноват в упёртости своего Отца.
Он сказал:
- Очень жаль, что ты нам не веришь, Насци. Жаль, что нам никто вообще не верит. Поэтому я отнесу тебя в наш исследовательский центр и докажу, что у нас нет корыстных целей. Что мы не причиним тебе и грамма боли…
Они поднялись со скамейки и исчезли прежде, чем прозвенел звонок с последнего урока.

Не увидев снов, Насци очнулся в кресле, похожем, как две капли воды, на мастерскую Отца. Большое белое ложе, сгибающееся в трёх местах. Из-за яркого неживого света большой лампы, что уставилась прямо на мальчика, он не мог разглядеть стены комнаты – они терялись во тьме. Полуголое тельце было облеплено всякими липучками с проводками, а на голову была надета какая-то тугая сетка. Мальчику стало страшно, он захотел встать и убежать, но был привязан ремнями к этому месту.
- Потерпи ещё немного Насци, мы почти закончили, - раздался голос Онклада.
- Отпустите!
- Чёрт, я ничего не вижу! – ругнулся Гряме. – Что же этот старый болван придумал?
Справа от мальчика стояла Ната. Стыдливо рассматривая ремни, она шептала:
- Извини... Извини…
Как такое случилось? Она была вместе с ними?
- Ната? – шепнул мальчик, не веря своим глазам.
- Я привела помощь, - шепнула девочка и робко ухватилась за ремень.
- Эй! – воскликнул Гряме. – Там посторонний!
- А то и несколько! – раздался в темноте знакомый голос. Это был Эссе! Старший брат пришёл спасти Насци.

До уха долетали многочисленные звуки борьбы, пока Ната копалась с ремнями. Насци слышал глухой звук труб, крошащихся стен и человеческих стонов и воскликов.
В свете лампы появились запыхавшиеся Вита и Веру.
- Насци, ты как? В порядке? Ничего не болит? – затараторили они в один голос и помогли Нате разобраться с тугими ремнями.

Освободившись, Насци первым делом оттолкнул острый свет лампы – она находилась в непосредственной близости от него. Вновь появились цвета, а тьма отступила от стен, и мальчику удалось увидеть полностью помещение. Мрачное помещение, с пожелтевшим кафелем, местами потрескавшимся, местами обвалившимся. Только лишь эти приборы, что были подключены к Насци, казались новыми и блестящими. Там, за спиной, двумя короткими лестницами пол поднимался на полметра и комната разделялась стеклянным окном. На лестнице стояли Онклад и Гряме, с поднятыми вверх руками. На них было направлено дуло ружья, которое держала Нивалия. С холодным безразличным взглядом убийцы, киллера. А рядом, прижавшись к стене, сидел Эссе, зажимая сломанный нос. Один глаз налился кровью, но он улыбался.
Насци тут же сорвал все липучки со своего тела и со стоном боли стянул тугую и липкую сетку с головы.
- Её осторожно… - подал, было, голос Онклад, но тут же поник, встретив взгляд Нивалии. - … осторожно её надо снимать. Она за волосы больно тянет…

В комнату вбежал Отец, и вот только сейчас Насци почувствовал в полной мере, что он в безопасности.
- Отец! – крикнул мальчик и бросился в объятия своего отца. Босой, прошлёпал по холодному грязному кафельному полу.
- Мы сложили одежду вон там, - Онклад виновато указал на комод в дальнем углу помещения.
- С тобой всё в порядке? – спросил у своего сына Реус.
- Ага! – закивал головой мальчик.
- Хорошо, - Отец облегчённо выдохнул и сильней прижал сына к себе. – Ладно, Нивалия и Эссе следите за этими двумя, а остальные пусть уведут Насци домой.
Младшие дети беспрекословно последовали приказу Отца, похватали все вещи из комода и увели Насци прочь из этого заброшенного здания.
- Итак, - Отец подошёл к старшей дочери, не спуская глаз с похитителей. – Вы что-нибудь нашли?
- Ничего, - выдохнул Онклад. – Если честно, вообще…
- Никаких болезней или дефектов тоже нет?
- … э, нет.
- Хорошо, - довольный Отец запустил руки в карманы.
- Ты так и не понял, да? – Онклад угрюмо прищурился. – Я сказал, что вообще ничего не нашёл.
- Ну, это было ожидаемо...
- Не издевайся! – перебил Гряме. – Ты нас водил за нос!
- Твои дети-то знают? – спросил Онклад, смерив взглядом Нивалию и Эссе, подошедшего к своей сестре. – Что их младший брат – вовсе никакая не кукла.
- Более того, - сказал Отец, разглядывая ложе, на котором анализировали его сына. – В моей семьей нет ни одной куклы. Сплошь настоящие человеческие детёныши.
Онклад заметно побледнел.
- Я говорил тебе, а ты не слушал. Никогда не слушал меня, хотя я тебя старше, а теперь у твоего коллеги нет ресниц.
- Хватит уже! – рявкнул Гряме.
- По сути своей любой человек на той войне, которому я заменял конечности протезами, превращался в куклу. В моём понятии, естественно, - подчеркнул Реус. – Так же и с этими детьми. Я подбирал их на улицах, тяжелоранеными, при непонятно каких обстоятельствах, и дарил им всё то, что у них отобрали или испортили. Сердца, кости, - Отец провёл ладонью по спине Нивалии, из-за чего у неё побежали мурашки. – Кого-то вообще по частям приходилось собирать…
- Это он обо мне, - подметил Эссе, улыбнувшись.
- Человек – это всё то, что ему удалось сохранить с самого рождения. Всё остальное превращает его в куклу. Очень жаль, что мне приходится тебе всё это объяснять, Онклад, ведь, мне казалось, что ты вполне способен был всё понять по намёкам и отстать от меня наконец. А дальше, что бы я ни говорил, ты сам уже возомнил моих детей совершенными машинами, что крайне оскорбляло мои чувства о них.
Старик обнял своих детей за плечи.
У него был один секрет, которым он не делился даже с самыми старшими своими детьми. А именно то, что избившие Эссе андроиды были первым экспериментом Отца по рождению разума в машине.
- Машины? – брезгливо спросил он. – Я как-то пытался дать машинам разум, но они вышли из-под контроля. И тогда я понял, что разум нужно воспитывать. Даже в машине. Понял я это, когда в полевом госпитале спас от смерти Нивалию. Ладно дети, оставьте давних друзей наедине…

- «Я теперь кукла, да?» спросила она тогда меня.
Нивалия всегда была красивой девочкой и шила для себя красивые пышные платья, прячущие полностью шрам на спине, и выглядела, как настоящая кукла. Всегда. Её холодный взгляд – самые красивые и яркие куклы обладали именно таким взглядом неприступной принцессы, чьё сердце холодней льда. А она получила такое лицо вместе с чувством ненависти к самой себе, к шраму на спине.
- Всё, чему я пытаюсь научить своих детей, родила когда-то Нивалия. Естественно, она знает, что она – человек. Она первой когда-то отказалась от этого слова.
- Реус, ты же лишаешь своих детей нормального детства.
- Я даю им нечто большее. Это превосходство над людьми. Способность выжить.
- Ты отрываешь их от общества.
- Я учу их понимать это общество, как науку.
Особенно после войны – Реус разучился сам понимать этот мир. Он был каким-то надтреснутым, дрожащим, пытался сам вспомнить, чем был когда-то. Законы были вроде всё теми же, но Реусу не удавалось войти в русло повседневной жизни. Вместе со своими двумя детьми, пытался искать работу, еду, новое место в жизни, но ничего не получалось. А потом, гуляя как-то с Нивалией по ржавому парку, он обратил внимание на слова своей дочери – она разглядывала людей, словно изучала их. Она говорила, как они себя ведут, и более того, к чему стремятся, что будет в следующее мгновение. Она не часто угадывала, но это были первые шаги.
- Это же больше не Земля, - Реус завертел головой. – Я живу словно на другой планете, и неизбежно вместе со мной на другой планете живут и мои дети. А в другом мире проще соблюдать правила, когда как в своём родном ты пытаешься их обойти, нарушить. Мои куклы вырастут и их представления о мире вырастут вместе с ними. Эволюционируют. Они научатся этому миру, как правилам какой-нибудь неинтересной компьютерной игры, единственной вещи, установленной на запыленном компьютере. Вот увидишь – они станут высокоуважаемыми людьми. Я даже готов с тобой поспорить. И всё потому, что они сумеют судить о человечестве со стороны гораздо лучше любого философа. Это даже не выдающиеся умственные способности – они просто обязаны будут судить о человечестве. У них это получится, когда они повзрослеют. Тогда-то они и сами поймут, что кукла – это слишком … эфемерное объяснение. Ты хотел услышать такое объяснение? – спросил Отец. – Лично мне кажется достаточным простого «Они - куклы».
- Мне надо закурить, - болезненно выдохнул Онклад. – А что же тогда с андроидами?
- Да чихать я хотел на андроидов, блин! – воскликнул Реус. - Я тут шестерых детей выхаживаю, а вы мне об андроидах заладили...

Чистый горизонт словно обрастал тёмно-зелёным закатом, и ветер сегодня дул чуточку сильнее, чем обычно, из-за чего Насци не по-детски дрожал, добираясь со своими братьями и сёстрами до дома. Вчетвером, почти вплотную прижавшись друг к другу, они медленно и неудобно волочились по освещённому фонарями тротуару, словно по туннелю. Нигде в окнах не горел свет, Ни стрекотали сверчки, ни гавкали собаки. Тишина. А город то пустел, то снова наполнялся. Светом и людьми. Разумом и болью. А где-то в центре даже впервые загорелась неоновая вывеска.

Worrytrain - The Thenches Choir


Рецензии