Косморадио

                З В Е З Д О П А Д,

                или

                « А БАЛЕРИНЫ ТОЖЕ ПУКАЮТ?»






Когда пятилетний сынишка моей знакомой  услышал ответ на этот вопрос, его постигло первое в жизни глубокое разочарование.

Его можно понять. Ведь все мы подчиняемся гипнотическому влиянию личности, завоевавшей широкую популярность. Талантливый исполнитель, кем бы он ни был, музыкантом или актером,  артистом балета или вокалистом, поэтом  или художником, способен подчинить себе массу зрителей, и, подобно сказочному герою, увести за своей волшебной дудочкой. Каждый из них окутан ореолом славы и таинственности и, вызывая в нас восторг, служит объектом  поклонения и подражания.

 Но иногда знаменитость, потеряв чувство меры, начинает ощущать себя небожителем и, не стесняясь, требует, чтобы ее называли «звездой».

В то же время, как все обыкновенные люди, этот «небожитель»  ходит по земле и дышит  одним с нами воздухом.  Достигнув любого уровня известности, он всегда будет проявлять способность  озорничать и дурачиться, шутить и участвовать в розыгрышах, которые в богемной среде балансируют на грани приличия, а иногда (чего греха-то таить?) и за ней.

Это становится стилем жизни. Иногда громкий скандал помогает «зазвездиться» рядовом исполнителю, но бывают случаи, когда незначительное происшествие заставляет померкнуть сияющему нимбу над головой по-настоящему популярной личности.

Кому как повезет...

Негаснущие звезды на небосклоне шоу-бизнеса загораются крайне редко, многие падают и, оставив яркий след быстро сгорают, а большинство из них, подобно новогодним «шутихам» громко и дымно лопаются, не успев даже разгореться...

Звездопад...












                «К О С М О Р А Д И О»




                Оперные басы, чтобы звук был ниже и «гуще»,
имеют обыкновение при пении пригибаться, чуть наклоняясь вперед, чтобы «шло из глубины».
        …Идет «Борис Годунов», актер выходит к краю сцены, принагибается и почти в оркестровую яму  рокочущим басом взывает:
        - Пррррра-во-слааааа-вны-ееееееее…
        Дирижер, не прекращая управлять оркестром, бросает  на него взгляд поверх очков  и, сильно картавя, сообщает страждущему:
         - Здесь православных нет… Пойте в зал… В зал пойте, пожалуйста…

(Из театрального фольклора)





В студенческий среде Кишиневский Государственный институт искусств  полушутя- полусерьезно называли институтом марксизма-ленинизма с музыкальным уклоном. Называли его так не только потому, что научный коммунизм  здесь преподавала жена заведующего отделом ЦК Компартии Молдавии  Даниленко Ревмира Владимировна, специалист, влюбленный в свой предмет и способный буквально опоэтизировать каждую свою лекцию. Просто кафедра марксизма-ленинизма   института искусств  считалась самой сильной среди   аналогичных кафедр всех вузов республики.

Вот только кафедра эта совершенно не имела отношения к тому, что  слышал  человек непосвященный, проходя по улице Садовой. Он мог  с полным основанием  подумать,  что за высоким решетчатым забором находится  если не сумасшедший дом, то, по крайней мере,  пункт временного содержания  умалишенных.

В теплую погоду из открытых окон института, с раннего утра до очень позднего вечера неслись звуки, по сравнению с которыми   какофония - это мелочное произведение. В маленьких  комнатках, иногда с концертмейстером, а чаще в одиночку, музыканты  терзали свои инструменты, вокалисты надрывались, пытаясь подчинить своему голосу сложнейшие оперные партии, а будущие служители Мельпомены, репетируя отрывки из спектаклей, оглашали окрестности воплями типа: «Они убили его!! Он захлебнулся в луже собственной крови!!!...»

Тем не менее среди выпускников  этого заведения предостаточно имен, чья известность, как принято говорить,  «перешагнула рубежи»… «покрыла неувядаемой славой»… и т.д. Мария Биешу, София Ротару, Светлана Тома – это  только начало длинного списка.

Однако я считаю, что необязательно обладать мировым именем для того, чтобы быть личностью заметной. Для этого достаточно яркой индивидуальности. А уж в институте искусств каждый студент, по определению, обязан быть  таковым.

Юрия Стадника  не заметить было невозможно. Хорошо сложенный молодой человек, ростом выше среднего,  разговаривал бархатистым, успокаивающе журчащим баритоном, а пение его было завораживающим. Когда в общежитии на улице Армянской раздавались первые звуки его утренней распевки, напротив, в окнах Дома одежды, появлялись гроздья портних, мечтающих хоть на мгновение увидеть в окне обладателя волшебного голоса.

Но не всегда его флюоритуры приводили слушателей в восторг. Частенько во время экзаменационной сессии  с алюминиевым чайником в руке он направлялся за кипятком  к титану, стоящему в конце коридора, и его «Кто может сравниться с Матильдой моей…» заставляло кого-нибудь  из нас, отшвырнув книгу, выскакивать в коридор и обещать ему устроить «темную». Но угрозы Юру ничуть не смущали. Иногда он подкрадывался к нашей двери и, бесшумно приоткрыв ее, подобно дьякону, провозглашающему ектенью, громогласно гундосил:

- Господи, помоги бездарям провалить экзамен...

В него летели комнатные шлепанцы, подвернувшиеся пачки сигарет и прочее подручье. Он без труда уворачивался и скрывался в своей комнате.

Это был нормальный парень и великолепный вокалист. О своих профессиональных данных  Юра был прекрасно осведомлен.

Однажды, когда он в седьмой раз не смог сдать экзамен по философии, преподаватель,  ректор института Александр Кириллович Суслов, уронив голову на ладонь, скорбно вздохнул и подвел итог:

- Стадник, ты – дурак…
- Да! – с достоинством ответил Юра. – А голос?

Голос служил молодому человеку индульгенцией. Ему многое прощалось, ему прочили большое будущее, и он этого заслуживал. А если и не заслуживал, то добиться сумел  очень многого...

К окончанию института Юра уже был женат и получил распределение в Кишиневский театр оперы и балета. Каких-то полутора-двух лет хватило для того, чтобы  имя  солиста оперы Юрия Стадника стало красоваться на всех афишах  главного театра республики.

Стала «налаживаться» и личная жизнь артиста. Со своей супругой Юра расстался, а через некоторое время  в мебельном магазине в районе железнодорожного вокзала, нежно обнимая лучшую, в то время, Чио-Чио-сан мира Марию Биешу, Юра присматривал огромную, как стадион, белую спальню. Не буду спорить, но у меня сложилось впечатление, что в их сближении немаловажную роль сыграл тот факт, что Мария Лукьяновна сдавала экзамен по философии восемь раз. Отношения с оперной дивой не прошли бесследно для целеустремленного вокалиста, и очередной театральный сезон Юра встречал  в Италии, на стажировке в прославленном театре  Ла Скала.

Это было в то время, когда поездка в Италию считалась командировкой за облака, а сочный апельсин - экзотическим фруктом из сказок Шахерезады.

- Проезд в общественном транспорте в Италии стоит бешеных денег, а цитрусовые  на рынках - практически бесплатно, - рассказывал Юра.- Поэтому я хожу пешком и ем апельсины.

Старик Суслов все-таки ошибался. Стадник оказался не таким дураком, как это показалось ректору, ибо у него была своя собственная философия, ничем не похожая на стандартную, марксистко-ленинскую. Согласуя с нею свои поступки, Юра после стажировки не вернулся к нежно любящей, с нетерпением ожидавшей его, заплаканной Чио-Чио-сан.  Он вдруг оказался в Москве в штате Большого театра СССР и, чего и следовало ожидать, по утрам  нежным поцелуем его будила ранее брошенная первая жена.

Все это будет потом, а сегодня…



Студент второго курса исполнительского факультета Юрий Стадник пребывал в прекрасном расположении духа.

Первые две пары переполненный сытой уверенностью, что психология и изобразительное искусство ему как вокалисту  не пригодятся, он пропустил, а до занятий по сольфеджио оставался еще целый час. Стоя  у окна, Юра, как будильник, накручивал пружину механической бритвы и неторопливо выполнял неприятный, но обязательный, чисто мужской ритуал.
 
После серой, бесцветной молдавский зимы яркое весеннее солнце радостными красками расцветило уютный дворик общежития. В окно тихо скреблась ветка буйно  цветущего персика.

- Сакура… Тоже мне! Много они понимают, узкоглазые. – Юра проверил ладонью качество бритья  и снова принялся натирать жужжащей машинкой правую щеку. – Вот красота так красота! Все дерево в розовой пене… Прям, словно  закипело! А дух какой! А? Восторг!

Словно аккомпанируя настроению студента, откуда-то пролилась  короткая музыкальная фраза. Прозвучала она очень тихо, словно за стеной кто-то небрежно пробежал пальцами по ладам гитары. Цепкая музыкальная память Юры безошибочно определила убойный шлягер  из кинофильма «Каникулы любви»:

                У моря, у синего моря… 

- Здорово! Не успел подумать о сакуре, как тут же, на тебе - музыкальный фон.
Эта незначительная деталь оказалась созвучной приподнятому настроению  будущего вокалиста. Неожиданно  та же музыкальная фраза прозвучала снова, но  на этот раз громче и ближе.

Музыка звучала в комнате!
         Стадник удивленно  обернулся. В комнате не было никого. Большущий, величиной со стиральную машину, радиоприемник «Октябрь», неведомо сколько лет стоящий на  столе, был выключен! Не успел ошарашенный студент подойти к нему, как музыкальный фрагмент зазвучал в третий раз. Юра был готов дать руку на отсечение – музыка звучала из выключенного радио. Сомнений быть не могло!
 
- Что за хрень?! – Стадник протянул руку  и повернул  включатель. Вспыхнула панель настройки, и из динамиков, прерываемый постоянным потрескиванием и хрипом,  перебивая непонятно откуда повторяющийся музыкальный фрагмент, раздался знакомый голос диктора молдавского радио.
 
- Странно! – Юра выключил радио.
Приемник замолчал, но через секунду из его динамиков раздался незнакомый, с характерным акцентом голос:

- Говорит Окинава! В эфире специальный канал «Косморадио»  Японии.
Незадачливого певца чуть удар не хватил.

 – Какая к черту Окинава? - Это было потрясение! Великовозрастный студент буквально оцепенел от ужаса.  Он ведь не школяр и прекрасно понимал, чем ему грозят подобные передачи. Ноги внезапно налились свинцом, а между лопаток пробежал противный холодок. -  Специальный канал…  Не хватало, чтобы кто-то узнал,  что я слушаю «голоса»! В два счета вылечу из института…  У комитетчиков руки длинные, а уши еще длиннее…

Испуганный Стадник заметался по комнате. Подняв крышку проигрывателя в верхней части приемника, Юра зачем-то заглянул внутрь. Нет, никакой пластинки нет, звукосниматель на месте. Ч-черт… Выдернуть сетевой шнур из розетки не составило труда, но  и это результатов не дало. Приемник продолжал негромко бубнить:

- Вы слушаете специальный выпуск передачи «Жемчужины мировой вокальной сокровищницы»... Наш очень специальный корреспондент Хоцуписи Хосюкаки-сан передает из Кишинева.

Крепко струхнувший студент понял главное: выключить невыключаемый «голос Японии» он не сможет. Однако он успокаивал себя тем, что весь мир знает, каких высот достигла  радиоэлетроника в стране восходящего солнца, следовательно,  вины его здесь нет… «Косморадио»… Почему бы и не послушать?  Тема передачи для будущего вокалиста была интересной, а кишиневский спецкор его просто заинтриговал. Юра проверил, хорошо ли закрыта дверь и, облокотясь на краешек стола, наклонился поближе к динамику.

Тем временем специальный корреспондент Окинавы коротко прокомментировал  недостатки либретто оперы «Сергей Лазо», готовящейся к выпуску в Кишиневском оперном театре, не без сарказма прошелся по нашумевшему эксцессу с натуральными дубленками, в которых должны были петь  оперные звезды, занятые в спектакле.

- Ни фига себе! – Юра был потрясен. – Откуда  им известно, что  в театре сперли шесть дубленок? Вот это да! Где живут, а что знают?!..
Еще парочка сюжетов из жизни  театра оперы и балета и Молдгосфилармонии окончательно убедили впечатлительного студента в том, что в мире хорошо известны подробности  жизни молдавского бомонда. И вдруг он услышал то, что заставило его выронить механическую бритву, корпус которой, ударясь об пол, раскололся, подобно яичной скорлупе.

- Настоящей кузницей кадров для оперного театра Кишинева, – вещал далее Хосюкаки-сан, - является исполнительский факультет Кишиневского института искусств. Здесь проходят профессиональную подготовку десятки молодых людей, способности которых ординарными не назовешь. Тем радостнее, что имя молодого, талантливого вокалиста Юрия Стадника на фоне  коллег сверкает бриллиантом особой огранки. Судьба этого одаренного студента, который в будущем может стать гордостью не только прославленного миланского Ла Скала, но и лондонского Королевского театра Ковент-Гарден, не может оставить нас равнодушными. Послезавтра, в 15.00 на нашем канале в эфир выйдет передача, посвященная восходящей звезде оперной сцены Юрию Стаднику. А сегодня «Косморадио» Японии прощается с вами. До новых встреч.

 Наклонив голову к панели утонувшего в гробовом молчании приемника, Юра стоял, окаменев в неудобной позе. Через минуту он медленно выровнялся, посмотрел на выдернутый из розетки шнур и несколько раз щелкнул выключателем. Нет. Приемник был мертв…

Окинава… Окинава… Господи! Никогда еще за всю двадцативосьмилетнюю жизнь Юры в его голове  не теснилось столько мыслей.

Как это?.. Что это?.. Почему?...
 Ну, в отношении «как?» тут все ясно. Японцы все могут… Но на вопрос «что?»  ответа нет. Может, провокация? Подстава? Нет… кому  я нужен? Да и что с меня взять?  Секретной информацией не обладаю. В армии служил в музвзводе… Ну, соблазнил жену замполита. Но когда это было… И при чем тут Окинава? В конце концов, почему я? Откуда они обо мне?.. Хоть, в принципе, ошибки нет. Все правильно…Голос есть, звучит, дай бог каждому! В прошлом году в Одессе второе место в конкурсе вокалистов… Да-а… Япошки… Всё знают!.. А про дубленки? А? Во дают!

Юра нервно ходил по комнате, пытаясь осмыслить происходящее. Чем дальше он углублялся в анализ случившегося, тем спокойней и радостней становилось на душе. Он уже забыл о том, что ему не удалось побриться. Сами собой из подсознания выползли позывные таинственной радиостанции, и вот уже будущий Карузо стал исподволь напевать:
                У моря у синего моря,
                С тобою мы рядом с тобою…
               
- Ну, что ж,  что бы это ни было, мне оно ничем не грозит. Все-таки приятно сознавать, что ты личность, что о тебе знают и тебя ценят… Оба-на…Чуть не забыл! Послезавтра в 15.00 передача. Тьфу, черт! У меня же индивидуальные занятия у Аксеновой. Придется отпроситься или заболеть.

В том, что он сможет отпроситься, Стадник не сомневался. Проректор института, доцент кафедры вокального мастерства Лидия Аксенова была очень требовательным преподавателем, но Стадник у нее был на особом счету.

                Прозрачное небо над нами,
                И чайки кричат над волнами,
                И солнце светит лишь для нас с тобой,
                Целый день поет прибой…

Два бесконечно долгих дня Юра был сам не свой. То он впадал в  непонятное заторможенное состояние: он пребывал в глубокой задумчивости, невпопад отвечал на вопросы, резко встряхивал головой, словно пытаясь избавиться от угнетающих его мыслей. То внезапно его охватывали необъяснимые радость и веселье. Сокурсников удивляли его глуповатые шуточки и неуместный, беспричинный смех. Но более всего их раздражал недостойный вокалиста вульгарный, дворовой свист, которым Юра исполнял набивший оскомину японский шлягерок:

                У моря, у синего моря…
И вот наконец 15.00!

Проверив, хорошо ли закрыта дверь, Юра выдернул штепсельную вилку из розетки, повернул ручку включения сети в положение «Выкл.», для чистоты эксперимента приподнял крышку проигрывателя и, установив рычаг звукоснимателя в нерабочее положение, закрепил его зажимом. Всё!

Без четырёх минут  три…
Юра зачем-то снял с руки часы «Командирские», положил их на стол перед приемником и, робко присев на краешек кровати, замер в ожидании…

Ровно в 15.00 (японцы это японцы!), ни секундой раньше, ни секундой позже, из оживших динамиков выключенного приемника очень тихо зазвучал долгожданный позывной.

 Сердце несчастного, измученного ожиданием студента остановилось. Запрокинув голову, он закрыл глаза и схватился рукой за грудь. Могло показаться, что еще секунда - и он упадет без чувств, но плотно сжатые губы певца вдруг зашевелились… Юра шептал…

                У моря…у…

Позывной, с каждым разом громче, повторился еще дважды.

- Говорит Окинава! В эфире специальный канал «Космо…
- Правда… Это правда… Я не брежу! – Двое суток напряженного ожидания, две бессонные ночи, восторг, охвативший его в преддверии мировой славы, и страх перед  недреманным оком «компетентных органов» настолько  истощили  несчастного, что он был готов поверить в собственное сумасшествие. Но нет!  Он не спятил!  Это не сон и не слуховые галлюцинации! «Косморадио» звучит! Оно есть, и все, что говорит с таким дурацким акцентом этот корреспондент,  ПРАВДА! Да, у него уникальный голос! Да, у него широчайший диапазон! Да, он способен исполнять самые сложные партии, и ему подчинится весь самый звездный мировой оперный репертуар! Боже, какое счастье, что где-то далеко есть такие  чуткие и отзывчивые люди, способные оценить по достоинству  чей-то талант!

Обессилев,  Юра медленно сполз с кровати и, оказавшись на коленях перед выключенным, но живым радио, молитвенно сложил руки. Каждое слово, доносящееся c далекой Окинавы болезненно ранило  трепетную душу вокалиста. Что можно возразить этому японцу, так честно говорящему о будущем певца? Ведь хороший голос - это поистине дар божий,  требующий особо бережного отношения. Но есть ли гарантии, что неумелое преподавание не убьет его, как бездарная огранка может угробить самый качественный алмаз? Может ли бесплатное здравоохранение уберечь уникальный голос от последствий банальной простуды? Какое будущее ждет талантливого  певца? Кто в оперном театре сможет, наступив себе на горло, уступить ему место на сцене? Максимум, что может сделать министерство культуры Молдавии, – предложить ему место в лекторской группе филармонии, где ему придется в сопровождении аккордеона с лекцией-концертом бороздить села республики…

Закрыв глаза, словно китайский болванчик у заднего стекла автомобиля,  Юра молча кивал головой. По его щекам текли слезы…

- Нам небезразлична судьба талантливого вокалиста, - продолжал кишиневский корреспондент Окинавы, - и мы не можем оставить его на произвол судьбы. Желая протянуть руку помощи, канал «Косморадио» принял решение выделить для поддержания  достойного уровня жизни студенту Кишиневского института искусств Юрию Стаднику стипендию в размере полутора тысяч долларов США ежемесячно. Мы будем принимать самое активное участие в   судьбе Юрия и добьемся его выхода  на  мировую оперную сцену.

Юра буквально задохнулся от услышанного. У него застучало в висках, сердце  было готово выпрыгнуть из груди. От радости он готов был потерять сознание, но желание дослушать передачу до конца не позволило ему этого сделать.

- Если Юрий, которого мы с этого момента считаем своим подопечным, слышит нас, мы приглашаем его на личную встречу с нашим корреспондентом, который будет ожидать его каждую субботу, в 17.00 у памятника Штефану чел Маре. Увидеть нашего специального корреспондента будет несложно. В руках у него будет саксофон. На этом передача «Косморадио» Японии окончена. До встречи…

Сколько пришлось ему просидеть на полу, какие мысли роились в мозгу,  Юра не помнил. К действительности его вернул громкий стук в дверь. Придя в себя, Стадник вскочил и  распахнул  её. На пороге стоял сосед по комнате.

- Сколько стучать можно? Ты что, спишь тут?
- Да. Вздремнул… Что-то  нездоровится.

«Нездоровилось»  Юре до самой субботы. Он не находил себе места. Обладая традиционно волчьим аппетитом, сейчас он не мог заставить себя  проглотить даже самый скромный бутерброд. Словно верблюжий караван  по раскаленной пустыне, издевательски медленно тянулось время. Даже минеральная вода текла из бутылки медленной, тягуче-вязкой кисельной струйкой. И наконец…

Юра стоял перед памятником. Да, именно перед… Он стоял и смотрел снизу вверх на суровое лицо государя, замахнувшегося на него метровой длины крестом. Взгляд  Штефана Великого и Святого, исполненный презрения, приковал несчастного студента, не позволяя сдвинуться с места. Этот взгляд подействовал отрезвляюще, и Юра вдруг почувствовал себя предателем. Да, он пришел сюда предавать! Предавать своих преподавателей, сокурсников, друзей. Казалось,  отвернись Юра от Штефана,  государь тут же огреет его крестом по голове. В толпе молодых людей, назначающих свидания у памятника, искать какого-то японца с саксофоном уже не хотелось. В мозгу всплыла сакраментальная фраза, прославившая его на весь институт:  «Стадник – ты дурак!».

Решение пришло мгновенно. Уходи! Юра резко повернулся и зашагал прочь.
 
Но не так просто отделаться от японских спецслужб. Не успев пройти и пяти шагов, Юра услышал знакомую, ставшую за последние дни навязчивой музыкальную фразу:

                У моря, у синего моря…

Музыка ударила сзади. Она вонзилась в спину, между лопаток, удар ее был неожиданным и болезненным.

 «Уж лучше бы Штефан!..» – подумал Стадник и повернулся.

К  своему удивлению, никакого японца он не увидел. Десяток молодых людей с цветами в руках расхаживали вокруг клумб в ожидании своих возлюбленных, куда-то торопились прохожие, стайка девушек пробежала в сторону кинотеатра.

Музыка продолжала звучать. Она нарастала, ширилась. К аккордеону присоединился саксофон, потом зазвучала ритм-гитара, и в конце послышался вкрадчивый звук металлической кисти,   шуршащей по латунной тарелке.

Юра увидел их.

За высокой чугунной оградой, полукругом охватывающей памятник со стороны парка, на ближайшей скамье устроился импровизированный оркестрик  и несколько зевак, которые сначала нестройно, потом все более слаженно запели  знакомый текст:

                И солнце светит лишь для нас с тобой,
                Целый день поет прибой…

 «Что за наваждение? Опять эта музыка!! Я, наверное, схожу с ума…» - Юра стал терять самообладание, но вдруг лицо аккордеониста показалось знакомым, и он направился в сторону оркестра. Уже через несколько шагов стало ясно -  на аккордеоне играет студент, живущий в соседней комнате общежития.

Стадник остановился. Мимолетной искрой в сознании вспыхнула догадка. Она еще не сформировалась окончательно, но предчувствие  чего-то нехорошего появилось. И тут музицирующая группа, ранее делавшая вид, что не замечает Стадника, повернулась к нему лицом и с аплодисментами направилась навстречу.

Группа сокурсников и хорошо знакомых по факультету ребят укатывалась со смеху.

И тут у Юры случился прострел».. Нет, не в пояснице… В сознании.
 
Это был розыгрыш! Обидный, банальный. Совсем не хотелось верить, не хотелось признавать, но…«Стадник, ты – дурак!..»


А розыгрыш был прост, как мычание коровы. Достаточно было из соседней комнаты, где жил инициатор злой шутки, просверлить в тонкой гипсовой перегородке отверстие на уровне плинтуса. Потом  по ножке стола протянуть тонкий шнур к приемнику и, сняв заднюю крышку, припаять его непосредственно к динамику. Старый ленточный магнитофон «Комета» и микрофон-мыльница в соседней комнате довершали техническое оснащение канала «Косморадио».

С кличкой «жертва Окинавы» будущему солисту Большого театра СССР пришлось смириться.