Кремлёвская стена

                К Р Е М Л Е В С К А Я     С Т Е Н А







Первоначально унитаз был изобретен в Италии известным скрипичным мастером Амати и являлся музыкальным инструментом, типа альта или, скорее, контрабаса. К открытой акустической камере (там, где у современного  унитаза находится бачок) был приделан гриф,  и такой инструмент издавал неземные, чарующие звуки.
Однажды к Амати заглянул его ученик, молодой Страдивари, и присел покурить на шедевр великого мастера. С первой же затяжки он сообразил, на что такая штука может сгодиться,  и цинично сообщил об этом  своему учителю. Амати обиделся и ученика своего непутевого выгнал.
А Страдивари, не будь дурак, пошел к сантехнику Феллини и продал ему гениальную идею за двести восемьдесят лир.



(Из рыночных новостей)






Скверик перед гостиницей «Молдова» некогда  был тихим и уютным.
Здесь стояла скромная колонна, увенчанная бронзовым бюстом буревестника пролетарской революции Максима Горького. На садовых скамейках рубились в шахматы пенсионеры, а отъезжающие в эмиграцию евреи спускали по дешевке  ловким скупщикам семейное золотишко.

Но ненавязчиво грянула  демократия, и всё переменилось.

Гостиницу «Молдова» проглотил банк.  Охраняемое львами здание органного зала, которое лет двадцать назад кишиневцы называли «Собором молдавской богодочери» (имея в виду дочь Ивана Ивановича Бодюла), не торопясь, стало превращаться в лавку антиквариата и почти забыло, как звучат органные трубы. В драмтеатре  М.Еминеску, как прыщ на заднице, выскочило, пардон, образовалось казино  «Imperial». В сквере все газоны вытоптали торговцы, увешав деревья и выложив скамьи, парапеты и бордюры работами мастеров прикладного искусства вперемешку с кичливыми образчиками  безвкусицы и халтуры.

Немногие кишиневцы заметили, что однажды утром Максима Горького на постаменте не оказалось. Может быть, ему не понравилось новое окружение, или он просто на кого-то обиделся, но он ушел. И, похоже, навсегда… Вместо него появилась  большая бронзовая, сплошь дырявая загогулина с человеческой головой, срочно покрывшаяся потеками яркой, светло-зеленой оксидной скверны. Большая скульптура Меркурия, венчающая портик над входом в органный зал, не смогла себя заставить привыкнуть к переменам и принципиально развалилась на части, оставив вместо себя несколько пышных букетов неведомого кустарника,  медленно разрушающего крышу.

В толпе торговцев, предлагающих прохожим купить «культурку, защищающую  штукатурку»,  частенько можно было увидеть пожилого, седовласого человека лет шестидесяти.  Полуметра парапета ему хватало, чтобы выставить на нем открытый, видавший виды потертый кейс. Внутри находилось десятка полтора свирелей, дудочек, флуеров, разной величины наев, а на откинутой крышке, с внутренней стороны, красовалась большая, привлекающая внимание всех прохожих, фотография широко улыбающегося президента США Билла Клинтона, пожимающего руку счастливому хозяину вышеупомянутого кейса.

 Весь музыкальный Кишинев хорошо знал и с должным уважением относился к этому прославленному музыканту, которого звали Любомир Йорга. Если быть откровенным, то  Любомир был не просто человеком известным, он был притчей во языцех. Достаточно того, что в походах по питейным заведениям города его преданно сопровождал беленький, кудрявый, почти библейский барашек. У каждой рюмочной преданный  друг  мог по часу ожидать своего хозяина-балагура.

 Чем закончилась их дружба, можно только гадать… Но что-то мне подсказывает, что финал их взаимоотношений был трагический.

В сквере у гостиницы «Молдова» Любомир торговал музыкальными инструментами, которые сам и изготавливал. Это был МАЭСТРО! Слава непревзойденного мастера музыкальных инструментов шагала далеко впереди его. Нередко первые лица «банановых» государств во время своих визитов, чтобы произвести впечатление на принимающую сторону, берут с собой  кто смышленую обезьянку, кто заклинателя змей.  Муаммар Каддафи, например, приперся в Москву вообще с бедуинским шатром, в котором и жил  подле Кремлевской стены. А вот первый президент Молдовы Мирча Снегур, собравшись на смотрины в Америку, взял с собой Любомира Йоргу, повергнувшего игрой на своих инструментах  42-го президента  Соединенных Штатов в глубокий культурологический шок.

Ну, что тут скажешь? Талантливый человек...  правильно - талантлив во всем! Свою карьеру Йорга  начинал в качестве танцовщика прославленного ансамбля танца «Жок», с которым объехал полмира. Протанцевав  в «Жоке» добрый десяток лет, Любомир, будучи  человеком увлекающимся  и музыкально одаренным, освоил игру на многих народных инструментах и через какое-то время уже играл в составе оркестра  народной музыки, сопровождающего выступления ансамбля.

Однажды во время гастролей в Париже, зайдя в этнографический музей  и рассматривая  музыкальные инструменты народов Европы, талантливый музыкант увидел странную дудку, рядом с которой красовалась надпись: «Кавал. Духовой музыкальный инструмент бессарабских цыган».  Любомиру, музыканту из Бессарабии, этот инструмент знаком не был.

Этого было достаточно, чтобы  на следующий день Любомир стоял в музее со штангенциркулем в руках. Скудного запаса французских слов, потрясающей общительности и обаяния было достаточно для того, чтобы через час Любомир вышел из музея  с подробным рисунком и точными размерами диковинного инструмента. Через полгода кавал не только зазвучал в оркестре «Жока», но и поступил в продажу  в музыкальные магазины республики.

Но, как говорится, укатали Сивку крутые горки! Долгие годы бесконечных гастролей утомили талантливого музыканта, и однажды он сказал:
- Почему какой-то  мастер по фамилии Сакс мог придумать  музыкальный инструмент и назвать его саксофоном, а я не могу?!

Взял и смог… К известному всем флуеру в качестве  резонатора он приспособил высушенную внешнюю оболочку грушеобразной тыквы и прекрасно зазвучавший  музыкальный инструмент назвал «Йоргафоном».
 
Производственный комбинат Министерства культуры выделил Любомиру мастерскую размером в два квадратных метра. В комнатенке негде было повернуться, отчего мастер практически весь день работал на скамеечке, установленной во дворе, у подслеповатого окошка своей мастерской. В замызганном брезентовом переднике и  очках в большой роговой оправе седой как лунь Любомир напоминал  Оле Лукойе. Нет, у него не было волшебного зонтика, шапочки и балахончика, но Любомир объездил весь белый свет, и его рассказы порой были  поинтересней, нежели у знаменитого сказочника.

Рядом с мастерской был вход в столовую комбината. В обеденный перерыв у скамеечки Любомира  образовывался плотный круг коллег, считающих своим долгом выкурить послеобеденную сигаретку  под аккомпанемент веселых баек Любомира.

- Как-то «Жок» пригласили в Москву для участия в концерте для делегатов 14-го съезда профсоюзов. – Любомир  говорил неторопливо, темы незаметно сменяли друг друга, и если рассказчику не мешали вопросами, повествование могло длиться бесконечно. - В те времена мы триста дней в году были в разъездах. Гостиницы, самолеты…самолеты, гостиницы… Дома у меня всегда стоял готовый к отъезду чемодан, и на сборы  хватало полчаса. Главное было – не забыть кипятильник. Без него на гастролях ты не человек, ибо он важнее, чем паспорт. За рубежом все суточные оставишь в продовольственном магазине, а без джинсов, хороших сигарет и жевательной резинки в Союз лучше не возвращаться. Вот и приходилось экономить на желудке.

 Рассказывая байки, Любомир не забывал о работе. Небольшим металлическим шомполом он выковыривал из трубочек ная излишки  залитого туда воска и, добиваясь правильного звучания каждой трубки в отдельности, настраивал инструмент.

- Помнится, в Югославии, в гостинице, прохожу я мимо номера, где жили музыканты нашего оркестра, и слышу лай. Громкий лай, заливистый. Лают две собаки. Одна басовитая такая, а вторая тенористая, вернее, даже фальцетистая… ну так старается!.. просто заходится! Откуда, думаю, в номере у ребят собаки? Открываю дверь, а там трубач и кларнетист  стоят посреди номера на карачках и кидаются друг на друга. Вот-вот кусаться начнут. Оказывается, на сербскую ракийку денег они выделили,  а на закуску пожалели. В целях экономии приобрели баночку собачьего корма. Под него-то ракийку и раздавили. Стало им весело и смешно. Чтобы настроению не пропадать, решили полаять всласть…

- А причем тут 14-й  съезд профсоюзов?
Любомир стряхнул с передника восковую крошку, снял тяжелые очки и, прикрыв один глаз, снизу вверх посмотрел на стоящего рядом нетерпеливого слушателя.

- Ты знаешь, почему молодая собака боком бегает?
- Нет…
- Потому что у нее задние ноги обгоняют передние… Не торопись и все узнаешь…

Незадачливого коллегу тут же оттерли на задний план, и Любомир продолжил:
- Вместо утренней репетиции  нас в очередной раз накачали инструкциями. «Москва, мол… столица белокаменная! Вы уж там ни-ни .. достойно… всякого такого – никак!.. а вот этого - ни за что!.. Мы все видим, мы все знаем, и, в случае, если вы… то мы вас!.. На себя потом пеняйте!» Словом, сделали из нас благонадежных и до самолета отпустили. Вылет в Москву был назначен на  десять вечера. В моем распоряжении еще было добрых полдня. На проспекте Молодежи я попытался купить парочку сувениров, но ничего хорошего не нашел и решил пройтись пешком. Я живу на Карманова... Там рукой подать…

Слушатели одобрительно загудели. Уж им-то не знать, где находился единственный в городе водочный магазин, где в бесконечных очередях толпились тысячи горожан, в едином порыве ответивших на призыв Егора Лигачева включиться в беспощадную борьбу со спиртным.

- В районе цирка какая-то тетка торговала мороженым, - живописал далее  мастер.- Сидит под большим зонтом, разомлевшая, толстая, потная  … Прямо повисла на своей тележке. Тележка-то прохладная. Смотрю, к ней девушка направляется. Стройная такая. Сарафанчик… Тут меня толкнуло что-то. Я наперерез… и прямо к тетке. Беру два пломбира и один из них девушке. «А это вам», - говорю. Она, конечно, сделала вид, что удивилась, а я сделал вид, что хорошо воспитан… В общем, очень хорошая девушка была! У меня слюни потекли, как у нее мороженое из вафельного стаканчика. Короче, не успела она доесть мороженое, как у меня дома оказалась.

- Чтобы ты, Люба, да не уболтал!
От реплик слушатели удержаться уже не могли…

- Неужели до самого вылета  в шахматы играли?
- Ага, в поддавки…
- Как порядочный человек, ты обязан был жениться!

- А вот это ты зря! – Любомир тяжело вздохнул. – Ты знаешь, сынок, сколько раз я был женат?
- Откуда мне знать? – Белобрысый парень, осваивающий премудрости изготовления  контрабасов, почесал штангенциркулем темя. – Судя по всему, раза три-четыре…
- Бери выше… Восемь! Это потому, что действительно женился, как порядочный…

Йорга поднес к губам най, несколько раз дунул в две соседние трубочки, прислушался к их звучанию и снова взялся за шомпол.

- От первых семи жен у меня  детей не было. А вот восьмая, актриса театра «Лучафэрул»,  смоталась в турпоездку в Германию и по возвращении родила. Мне это показалось странным. С тех пор я с женщинами живу на «общественных началах», то есть брака не регистрирую.

- А со съездом  профсоюзов что? – Опять высунулся нетерпеливый.

- Самолет взлетел по расписанию, –  на этот раз Любомир решил не замечать реплики. -  До Москвы-то всего час сорок… Дай-ка, думаю, вздрыхну маленько, и задремал. Дело к ночи, тихо. Двигатели урчат, убаюкивают. Минут эдак через сорок слышу из динамиков голос стюардессы:  «Наш, - говорит,  - самолет пролетает над столицей Украины, городом-героем Киев. Температура за бортом минус пятьдесят четыре градуса, высота девять тысяч восемьсот метров». Ничего себе, думаю, не зря в ушах щелкает. Поворочался я в кресле, устроился поудобней и хотел было посмотреть ещё пару снов, как вдруг…

Как опытный рассказчик, Любомир, нагнетая обстановку, сделал паузу, постучал наем по подошве собственной сандалии, выколачивая остатки восковой стружки, выдул из рождающегося инструмента несколько густых, протяжных звуков, внимательно прислушиваясь к ним.

- Загорелся двигатель? – слушатели пытались предвосхитить развязку.
- Нет, наверное, террористы…

- Можно и так их назвать, но мне кажется, это ещё страшнее. – Любомир отложил в сторону инструменты и, сложив руки на груди, горестно кивнул головой. – Я ведь до этого не знал, что у них эта, как её…  акрофобия… ну, боязнь высоты по-русски. Как только они услышали от стюардессы, что до земли девять с половиной километров,  вот тут-то и началось! Они просто взбесились! Вы не поверите, но они стали кусаться, как стая голодных собак.

- Господи, в самолете? Кто?
- Кто, кто.. Звери… Маленькие такие, подарочные звери. - Недоумение на лицах убедило Любомира в том, что слушателя он заинтриговал. – Спросишь, как они в самолете оказались? Так я же их с собой принес…Та девушка возле цирка… Я ей мороженое, хорошее обхождение, а она мне… хищников, которые в штанах водятся…

- В штанах?! Хищники? – Оказалось, что нетерпеливый оказался еще и непонятливым.
- Молодой ещё… Подрастешь - узнаешь.

Получив подзатыльник, непонятливый замолчал.

- Ну, Люба, ты даешь! А мы-то думали, действительно «звери».

- А я не обманываю. Настоящие… Они же меня извели. Как приехали, сразу же начались репетиции. Даже получаса свободного не было. Курбет гонял нас как Сидоровых коз. Он знал одно: на правительственных концертах «Жок» обязан затоптать всех конкурентов. С нами только ансамбль Моисеева мог тягаться. Так вот, в этот раз Курбет не мог мною  налюбоваться. Посмотрит, как я яростно ногами сучу, и говорит: «Молодец Йорга, хорошо  работаешь! Всегда бы так!»…  Ага, «всегда!»… Знал бы он,  с чего это я ножками так  дрыгаю. Но когда он мне сделал замечание, что я даже оркестр обгоняю, терпение лопнуло,  и мне пришлось отпроситься.

Прихожу я в аптеку. Смотрю девушка молоденькая за прилавком. Неловко как-то, но делать нечего. Подхожу так вальяжно и  небрежно, словно прошу стакан газировки, и говорю:
 
- Девушка, дайте, пожалуйста, серо-ртутной мази.

Она даже не посмотрела в мою сторону и заявляет:

- Мази нет…
- Как нет? - говорю. – Я что, не в Москве нахожусь?
- А причем тут Москва?
- Так если в самой Москве нет мази, где же её искать?
- Не знаю, – говорит.
А я не люблю, когда мной пренебрегают. Ну, тут меня и понесло:
- Так может ваше руководство знает? Где ваш директор?

Девушка, не поднимая головы, ткнула авторучкой в сторону какой-то двери. Захожу. Смотрю, за столом сидит лысый, похожий на Котовского, мужик. Пиджак на спинке стула, а сам в жилетке. Ни дать ни взять – приказчик.  Ах ты, крыса, думаю, аптечная! Сейчас я из тебя мазь сделаю. Подобрался весь, плечи расправил и говорю:

- Добрый день. Я артист из Молдавии. Мы приехали к вам на четырнадцатый съезд профсоюзов и привезли наших молдавских национальных м…вошек. Если вы не дадите мне мазь, я их так распложу, что будут они прыгать у вас по Кремлевской стене.

Мужик посмотрел на меня долгим таким взглядом и говорит:
- Ещё раз…

Чего, думаю, не понял, что ли? И ещё раз медленно, с расстановкой и слово в слово:
- Я артист из Молдавии…

Аптекарь дослушал до конца и серьезно так подытожил:
- Складно…

Он нажал кнопку и приказал вошедшей девушке принести две баночки мази. Значит, есть в Москве-столице все необходимое советскому человеку. Но я не удержался и спросил:
- А зачем две?

- К вашему приезду Москва оказалась не готова. Поэтому в целях профилактики намажешь мазью и  Кремлевскую стену.