Кисет
- А тут было про другое, ребятки, - произнёс дед Макар, выйдя из задумчивости.
Замечали мы, что после рассказанной истории, он замолкал на некоторое время глядя в даль, будто разглядывал там что-то. И казалось, что в этот момент мысли его были далеко, далеко.
- В сентябре дело было, в лес собрался я, за хворостом,- продолжил дед Макар.
- Деда, - встрял в разговор Ванька Пустошкин, - а про лес уже было…
- Про лес уже было, - эхом отозвались голоса детворы.
Дед улыбнулся: - Было про лес, было. Но это история другая, хотя тоже в лесу приключилась. Мы ж, рядом с лесом живём, полжизни в нём проводим. А он нас и кормит, и лечит, и кров даёт, и греет.
- Как это кров даёт и греет? - спрашиваем.
- А брёвна на избы по-вашему, откуда берём? Знамо из леса. И дрова, чтобы печь топить - тоже оттуда. Так-то, чижики.
Дед Макар немного помолчал будто мыслями собираясь и продолжил:
- Значит, в лес я собрался, за хворостом. Сам бы, конечно, не пошёл, да жена моя Марфа Петровна заладила: «Пойди, да пойди». Куда же, прикажите, деваться? Пошёл...
Денёк выдался на редкость хороший для осени, солнышко светит, на небе ни облачка, словно лето вернулось. Даже стихи на ум пришли:
- Осень в сентябре почти как лето,
Только по утрам уже туман,
И только резче слышен скрип калитки где-то,
Да отцвёл, давно, уже дурман…
читал где-то, правда, где - уже и не помню. Ну, да ладно, не об этом речь. Иду, такой весь из себя весёлый, погоде радуюсь, даже птаха какая-то голос подала: тью-и,тью-и, тью-и. Вот ведь: живое существо, птичка невеличка, а тоже, хорошему радуется.
Поле, которое простиралось между деревней и лесом я быстро прошёл. Вот и опушка. Думаю: «В глубь не пойду. Хвороста и здесь полно. А то опять забреду куда-нибудь не туда. Мне, что - заповедного леса мало было?»
Значит, хожу я по краю леса, хворост собираю, песенку себе под нос пою. Много хвороста насобирал. Уложил аккуратно, верёвкой всё связал. Пора бы и домой возвращаться.
- Ну, - думаю, - посижу немного, передохну, да и в деревню двину.
Глядь, а тут и пенёк, как специально для меня стоит. Присел я на него, отдыхаю.
- Дай, - думаю,- покурю, что ли.
Хвать, а кисета и нет! Видно выронил я его, когда хворост собирал. Жалко стало мне кисет. Нет, в нём ничего такого особенного не было, просто он мне дорог, как память, был. Марфа моя, когда я на фронте был, с посылкой его прислала. Мы тогда ещё даже и не женаты были, так: жених с невестой. С фронта она меня ждала, и слава богу дождалась.
Тут Славик подал голос: - Дедушка, а зачем же ты курить надумал? Это же вредно?
Дед Макар виновато развёл руками, - Что поделаешь, привычка. Нехорошая, конечно, вредная, но ничего сделать с собой не могу.
Немного помолчав, дед Макар продолжил, - Так вот, нет кисета. Стал искать, да, где ж его в лесу найдёшь. Расстроился я сильно. Сел опять на пень и думаю:- Сидишь старый пенёк на пеньке. Растяпа, тудыть твою, растудыть. Потерял, дубина, Марфушин подарок.
Ругаю себя, таким вот образом, а сам по сторонам оглядываюсь, в надежде, что может, отыщется кисет. Да куда там, в лесу-то.
- Эх, был бы рядом, сейчас, приятель мой из заповедного леса, то он этот кисет сразу бы отыскал, - мелькнуло у меня в голове.
И только я так подумал, как что-то мне на голову упало; шлёп, прямо на макушку. Не больно, просто неожиданно. Я рукой хвать, смотрю, а это он - кисет мой. Щупаю и чувствую, что внутри кроме табака есть ещё что-то. Развязал я завязки, заглянул внутрь. Что такое? Кроме самосада и бумаги для самокруток, лежит в кисете кусок бересты в трубочку свёрнутый.
- Интересно, как, это, он туда попал? - думаю. Пригляделся, а на бересте значки, какие-то. Даже не значки - буквы. Развернул я бересту и глазам своим не поверил. Береста эта, оказалась посланием от друга моего - лешего. Читаю:
- Что же ты, болезный, кисеты по лесу разбрасываешь?
Мне, что, больше делать нечего, как ходить за тобой и твои вещи подбирать?
Смотри, больше не теряй.
Прочитал я и говорю:- Ай, спасибо приятель, вот уж выручил, век не забуду.
Тут мне по лицу тёплый ветерок пробежал, и ветки у ближайших кустов всколыхнулись. Будто бы услышал меня леший и "пожалуйста" - отвечает. Что же вы хотите? Дитя природы.
- Не бывает такого, что бы лешие письма писали, - опять встрял Ванька, - врёшь ты всё.
У деда Макара от удивлённого возмущения брови вверх подскочили.
- Я мил друг никогда не вру. Ну, там приукрасить, это оно, конечно, есть. Но, чтобы врать - никогда! А, чтоб слова мои не были пустой болтовнёй, сейчас покажу вам кое-что.
С этими словами, дед Макар полез в карман, вынул кисет, развязал его и аккуратненько достал свёрнутый в трубочку кусочек бересты. Развернул: - Вот оно письмо, читайте.
Мы всей ватагой сгрудились возле деда и действительно увидели, что на этом кусочке бересты, чем-то острым были выдавлены слова.
Тут Ванька снова голос подал: - А, где, подпись? Нам если письмо приходит, так тот кто его посылает, всегда в конце подписывается:«Ваш Толя» или там, «Ваша тётя Клава».
Дед на Ваньку как-то с сожалением посмотрел и говорит:- Ты внучок совсем трудный али как? Он имени-то своего просто так не называет, а ты хочешь, что бы он автографы раздавал. Он же леший. У него своё понятие про жизнь. Так-то.
- Деда, а чем всё закончилось? - спросил я.
- Закончилось? - переспросил дед Макар, - да, хорошо всё закончилось, нашёлся кисет. И заметьте, опять мне леший помог. А то плетут про него небылицы всякие: с пути собьёт, в лесу заблудит. Хотя...Я так думаю, что если с любым существом по хорошему, то и тебе он добром отплатит.
Я, ребятки, когда в лес собирался, хлебца горбушку с собой взял - перекусить, если задержусь. Оставил я её на пеньке. Хоть какой, а гостинец приятелю моему лесному. Уж и не знаю, он забрал угощение, или зверьку, оно, какому, лесному досталась?...
Ну, вот, чижики, оставил я хлеб, взвалил на плечи вязанку хвороста, да и домой пошёл. Иду, рукой кисет в кармане трогаю. Вот он, родной и берестяное письмо внутри прощупывается.
Такие вот дела. Хотите, верьте, а хотите - нет.
Свидетельство о публикации №211050700047